Искатель. 2001. Выпуск №5

Андрей ШАРОВ АНГЕЛЫ СМЕРТИ ИЗ ПАЛАТЫ «D»

Обшарпанный, густо увитый плющом фасад напоминал декорацию из фильма ужасов, чем он, в сущности, и был. Не хватало только молний, озаряющих угрюмые бастионы, да грома, который распугивал бы бесплотных духов, бродивших по мрачным коридорам. Впрочем, не хватало и самих духов: по коридорам сновали существа из плоти и крови, и при взгляде на них в голову невольно закрадывалась мысль, что в этом доме творятся страшные злодеяния. Увы, такая догадка имела полное право на существование. Более того, она была верна.

Джулия Драпаль была истинной звездой. Актриса, певица, примадонна балета венского императорского театра, она выступала на всех прославленных сценах Европы и принимала восторженные рукоплескания переполненных залов как должное. Джулия танцевала для монархов и глав государств всех пяти континентов, запросто беседовала с ними, а у себя на родине, в Австрии, была живой легендой.

Но зритель капризен, а фортуна изменчива. И если в пятидесятых Джулию Драпаль обожали все, то в конце восьмидесятых уже мало кто помнил ее имя. А в феврале 1989 года жизнь некогда знаменитой певицы и балерины изменилась самым страшным и коренным образом. Уже давно исчезли лимузины с шоферами, рассеялись восторженные толпы на тротуарах, прекратились доверительные беседы с венценосными особами, закрылись двери лучших номеров в лучших гостиницах. Но, главное, не было больше искусства. Здоровье Джулии серьезно пошатнулось, и ей пришлось оставить сцену. С годами натиск недугов делался все ощутимее, и в конце концов любящий и преданный супруг был вынужден поместить Джулию в лечебницу, поскольку уже не мог самостоятельно ухаживать за ней.

Центральная больница Лайнц располагалась в громадном здании, возведенном в 1840 году и бывшем некогда частным особняком богатого венского промышленника. В то время дом и впрямь поражал великолепием лепнины, высокими готическими окнами, дивными резными колоннами у входа и шестеркой горгулий над тяжелыми чугунными воротами. Но за полторы сотни лет эта городская усадьба пришла в упадок, окна почернели и приобрели зловещий вид, лепнина осыпалась, горгульи заржавели. Короче, при всем великолепии этого строения, было видно, что никто никогда по-настоящему не любил его и не считал своим жилищем.

Впрочем, жилищем дом этот пробыл недолго, вскоре в него въехала больничная братия, и существование здания, наконец-то, обрело высокий смысл. Одно из его крыльев было отведено пациентам преклонных лет и называлось «пятым павильоном». Сюда-то и поместили престарелую экс-примадонну Джулию Драпаль, оказавшуюся, на свою беду, весьма «трудной» пациенткой. Долгие годы болезней, безвестности и прозябания не отучили ее от барских привычек, присущих капризным «звездам». Она была взбалмошна, своенравна и требовала, чтобы медсестры и сиделки неукоснительно исполняли все ее несуразные прихоти. При малейших признаках недовольства или неповиновении голосистая примадонна начинала во все горло выдавать словесные рулады, каких не услышишь ни в одной оперной арии.

Большинство сестер и сиделок не обращало на Джулию ни малейшего внимания: не первый год работаем, не такого наслушались. Но четверо медсестер ночной смены из палаты «D» не выказывали столь дивного невозмутимого долготерпения. По их мнению, хозяевами в больнице были не сами больные, а медики. Если пациенты вели себя тихо и неприхотливо, существовала вероятность, что с ними все будет в порядке. Зато для «буйных» и назойливых у ночных медсестер была особая услуга, которую они называли между собой «бесплатным путешествием к Богу». За десять лет самоотверженной работы на ниве здравоохранения четверо сестер милосердия спровадили на небеса несколько десятков своих подопечных.

Такое стало возможным, потому что в центральной больнице всем, по большому счету, было на все наплевать. Врачам уже давно наскучили долгие дежурства, во время которых приходилось изображать кипучую деятельность. Дошло до того, что по ночам в больнице вообще не было врачей, кроме, разве что, какого-нибудь неоперившегося интерна. Понятно, что и средний медперсонал заразился халатностью, особенно опасной, когда на тебе белый халат. Сестры тоже начали отлынивать от работы и убегать домой, оставляя вместо себя так называемых «вспомогательных» медработников – тоже сестер, только не успевших или не сумевших сдать необходимые экзамены и получить диплом.

Четверо таких «вспомогательных», составлявших ночную смену палаты «D», страдали не только невежеством, но и недостатком служебного рвения. Они работали исключительно ради денег, да еще потому, что хрустящие накрахмаленные халаты придавали значимости и достоинства этим ничтожным созданиям, давали власть над людьми, волею судеб оказавшимися менее везучими, чем они сами. По ночам в палате «D» четверка жалких полуграмотных австрийских баб превращалась в королев, и от этого жгучего ощущения их глупые головы шли кругом.

Бесспорной предводительницей шайки была Вальтрауд Вагнер. Невзрачная очкастая тридцатилетняя женщина с ладненькой фигуркой и стервозным нравом держалась степенно и важно, благодаря чему коллеги, сами того не замечая, выполняли все ее указания. Молодой необразованной медсестре это нравилось. А еще ей нравилось убивать. Вальтрауд приканчивала «капризных» престарелых пациентов так же легко, как прихлопывала мух. С той лишь разницей, что гибель мухи оставляла ее равнодушной, а созерцание смертных мук какой-нибудь несчастной старушенции доставляло неизъяснимое блаженство.

Ее «первой заместительницей» была 27-летняя Ирен Лайдольф, робкая тихоня, сумевшая снискать расположение самозванной, но строгой «начальницы». Ирен была единственной кормилицей большой семьи и, значит, наверняка держала бы рот на замке и едва ли ослушалась бы приказа Вальтрауд Вагнер.

Пятидесятиоднолетняя Стефания Майер поначалу не хотела вступать в союз душегубов, но после двух разводов решила, что с нее хватит треволнений. И если для облегчения жизни только и надо, что помалкивать да время от времени приканчивать какого-нибудь старикашку, так и быть посему, просто рассудила она.

И, наконец, последняя из четверки, двадцатипятилетняя Мария Грубер – крепко сбитая, дородная и глупая как пробка женщина с угрюмой физиономией, при взгляде на которую невольно начинаешь думать, что ремесло убийцы ей в радость. Однако Мария, как и Стефания, тоже поначалу не хотела никого умерщвлять. Но ее воля была подорвана житейскими неурядицами, и Вальтрауд не составило труда склонить толстую тупую сослуживицу к повиновению. Со временем все трое освоились и так привыкли помогать Вагнер в ее страшном промысле, что «работа» стала их второй натурой. Они убивали бездумно, бесстрастно, нимало не заботясь о последствиях, и даже считали, что оказывают престарелым пациентам услугу, отправляя их на свидание с Создателем и почившими близкими. В конце концов, рассуждала Вальтрауд, они на ладан дышат и сами жаждут смерти. Ну кого удивит их кончина? У кого возникнут подозрения? Кто будет тосковать по ним?

– Вам пора полоскать рот, Джулия, – сказала Вальтрауд Вагнер, твердым шагом приближаясь к койке, на которой дремала Джулия Драпаль. Было почти час ночи, холодной февральской ночи 1989 года, и Джулия не провела в больнице и месяца, но ее причуды и взбалмошность едва ли не в первый день навели четверку медсестер на мысль о необходимости «специального лечения», а участь экс-примадонны решилась несколькими ночами ранее, когда она отказалась принимать лекарства, прописанные врачом.

– Убирайся, шлюха! – громогласно ответила Джулия. Бедняжка не ведала, что с Вальтрауд лучше быть повежливее. Многие престарелые подопечные этой медсестры умерли за гораздо меньшие провинности. – Не хочу! – Примадонна отпихнула заляпанный стакан. – Пошла прочь!

Старушки на соседних койках встрепенулись и вытаращили глаза. Они знали, что Вальтрауд всеми правдами и неправдами вольет в рот Джулии пресловутую жидкость для полоскания и что после этого по какой-то неведомой им причине строптивая пациентка непременно умрет. Такое происходило всякий раз, когда кому-то из обитателей палаты предлагали прополоскать рот.

Но пациенты знали и другое: неумеренное любопытство опасно. Не ровен час, окажешься следующей. Поэтому старушки как по команде отвернулись и дружно засопели в свои подушки.

– Ирен, поди сюда! Эта карга упирается! – послышался свистящий шепот Вальтрауд, и беспомощные пациенты задрожали от ужаса. Ирен Лайдольф поспешила на помощь. Она и сама была напугана, поскольку знала, что сестру Вагнер не следует заставлять ждать, особенно, когда та дает больным полоскание для рта.

– Держи ее и не позволяй дергаться! – велела Вальтрауд. Ирен схватила балерину за плечи, прижала к койке и, отвернувшись, уставилась в пол, чтобы не видеть полных ужаса глаз старушки и отрешенного бездушного взгляда своей сослуживицы.

Вальтрауд снова поднесла стакан к губам Джулии, а свободной рукой зажала ей нос. Как только плотно сомкнутые губы старушки приоткрылись, медсестра отработанным движением опрокинула ей в рот содержимое стакана. Джулия попыталась было отхаркнуть прозрачную жидкость, но, разумеется, ничего не получилось.

Невероятно, но факт: содержимое грязного стакана было совершенно безвредным. H₂O, обыкновенная вода без каких-либо примесей. Наполнив ею горло Джулии, Вальтрауд попросту утопила старушку в стакане. На все про все медсестре понадобилось несколько минут. Привычная процедура, «ангелы смерти» проделывали ее уже не один десяток раз.

– Ладно, отпускай, – разрешила Вальтрауд, когда последняя капля воды перелилась из стакана в разрывающиеся легкие Джулии. – Готово дело.

Медсестры тихо удалились в тесную каморку в торце палаты, служившую им дежуркой. Ирен, по своему обыкновению, примолкла и ушла в себя, зато Вальтрауд пребывала в приподнятом настроении.

– Ну вот, еще одна отправилась на небеса, – удовлетворенно изрекла она. – Скоро встретится с Создателем. Подождем малость, а потом сходим, проверим, как она там.

Спустя три часа она вернулась в палату и с первого взгляда поняла, что бывшая балерина мертва.

Прошло еще полтора часа, когда, наконец, прибыл врач, «срочно» вызванный Вальтрауд. Он бегло осмотрел Джулию Драпаль, пробормотал что-то насчет «естественных причин» и, распорядившись переправить тело в морг, приступил к нудному занятию – заполнению всевозможных бланков.

Вскрытие было проведено наспех и выявило наличие воды в легких. Это никого не удивило: старики нередко насмерть захлебывались питьем. В свидетельстве о смерти было сказано, что Джулия Драпаль скончалась от естественных причин.

– Ну вот, а ты боялась, – сказала Вальтрауд напуганной Ирен. – Я же говорила: все будет в порядке.

Близились выходные, и Вальтрауд решила вывести свою шайку в свет. Местом отдыха был избран шумный венский пивной погребок, в котором все четверо убийц изрядно поднабрались. И произошло неожиданное. Пьяную Вальтрауд Вагнер потянуло на задушевную беседу. Алкоголь заставил ее на время забыть об осторожности. Оглядев угрюмые физиономии сообщниц, она громко спросила:

– Ну, чего скисли? Или вам не по нраву то, что мы делаем? Да поймите вы, – продолжала очкастая «атаманша», приложившись к очередной кружке, – мы оказываем этим слабоумным старикам услугу. За каким чертом им жить на свете? Они немощны, прикованы к постели, совершенно беспомощны и не имеют ничего, кроме воспоминаний о счастливой молодости. Только представьте, каково им день-деньской валяться на койке, не уметь даже умыться и во всем зависеть от чужих людей. Да еще вспоминать, как было раньше, какой веселой и полнокровной жизнью жили они много лет назад, какие планы строили, о чем мечтали. Нет, я вам точно говорю, мы делаем благое дело.

– А может, когда-нибудь и нам тоже окажут такую услугу, – задумчиво ответила Стефания Майер, но тотчас поняла, что сморозила глупость, и в страхе подняла глаза. Вальтрауд буравила ее испепеляющим взором. Стефания сразу догадалась, что сулит ей этот тяжелый гневный взгляд, и потупилась, снова уставившись на свою кружку.

– Может, сменим пластинку? – предложила не очень пьяная Мария Грубер. – А то еще услышит кто-нибудь.

– Никто не услышит! – злобно гаркнула Вагнер. – Кому мы нужны? У всех своих хлопот полон рот.

Но Вальтрауд заблуждалась. В зале питейного заведения был человек, который чутко прислушивался к беседе подружек, причем отнюдь не из праздного любопытства. За столиком неподалеку, навострив уши, сидел некто Людвиг Шотц. Гвалт и гомон мешали ему следить за разговором собутыльниц, но случайно услышанных обрывков было достаточно, чтобы Людвиг напрочь забыл о своем пиве. Он был потрясен, причем гораздо сильнее, чем любой другой выпивоха, которому случилось бы оказаться на его месте. Да оно и неудивительно: ведь этот человек занимал должность главного медицинского консультанта больницы Лайнц.

– Нелепость! – вскричал офицер венской уголовной полиции, к которому доктор Шотц явился наутро после похода в пивнушку. – Должно быть, вы просто ослышались.

Но сбить Шотца с толку было не так-то просто.

– Ничего подобного! – пылко воскликнул он. – Эти четверо говорили об умерщвлении престарелых пациентов. Нынче утром я изучил истории болезней всех, кто лежал в палате «D», и убедился, что пациенты там умирают гораздо чаще, чем в двух других палатах пятого павильона. Я убежден, там творится что-то ужасное.

– Ну, ладно, – неохотно согласился сыщик. – Возможно, в этом стоит покопаться. Я пошлю туда нашего работника.

– Что-то больно он молод для этого заведения, – сказала Вальтрауд Вагнер Ирен Лайдольф, глядя на мирно дремлющего на койке мужчину. Был воскресный вечер, и четверка медсестер уже почти забыла о посещении пивной. – Едва ли ему больше пятидесяти, – продолжала Вальтрауд. в голове которой недоумение уже сменялось подозрениями. – Что о нем известно?

Ирен не знала о новичке ровным счетом ничего.

– Похоже, его привезли вчера вечером. В записях говорится, что лекарства ему должен давать только врач. Если возникнут осложнения, нам надлежит вызвать одного из врачей, поименованных в этом списке, – Ирен подала сообщнице лист бумаги, и Вальтрауд ахнула: в списке были только светила, лучшие специалисты больницы, и самым первым в нем стояло имя доктора Людвига Шотца.

– Ну и ну! – воскликнула Вагнер. – Либо этот пациент – большая шишка, либо начальство почуяло неладное. Больших шишек в нашу палату не кладут, стало быть, кто-то что-то заподозрил.

– По-твоему, нас проверяют? – мгновенно впадая в панику, спросила Ирен.

– Успокойся! – прикрикнула на нее Вальтрауд. – У них нет никаких доказательств, иначе они не подослали бы сюда этого мнимого больного. Да и нас тут уже не было бы.

– Кто он такой? – всполошилась Ирен.

– Легавый, разумеется! – с досадой ответила Вагнер. Неужели эта дура Лайдольф вообще ничего не соображает?

– Что же нам делать?

– Ровным счетом ничего. Тогда и они не смогут ничего поделать.

Вальтрауд была совершенно спокойна. Она даже радовалась возможности ввязаться в борьбу умов. Хороши же будут эти высоколобые врачи и сыщики, если их облапошит какая-то жалкая сиделка! У Вагнер не было ни малейших сомнений в благоприятном для нее исходе этой битвы.

День за днем, ночь за ночью «прикованный к постели» сыщик бревном лежал на койке и впадал во все более черную хандру. Никогда еще не давали ему такого отвратительного задания. Здоровый сильный мужчина был вынужден пластом лежать на кровати в окружении дряхлых инвалидов и корчить из себя доходягу. Удивительно, как он не сошел с ума. И все же какая-то польза от него была: с прибытием сыщика уровень смертности в палате резко снизился, и пациенты заметно повеселели. Коварная Вальтрауд была слишком осторожна, чтобы убивать людей на глазах у соглядатая.

Несчастный полицейский совсем пал духом, и неизвестно, чем кончилось бы дело, если бы спустя полтора месяца его не сняли с задания и с осточертевшей койки. Доктор Шотц был возмущен, пытался возражать, но полиция исчерпала все свои возможности. «В больнице все хорошо, и мы не станем отвлекать офицера от более важных заданий», – заявил инспектор медконсультанту и с тем выпроводил его из полицейского участка.

Вальтрауд Вагнер распирало от гордости. «Нас никогда не поймают», – хвастливо заявила она своим пособницам. Но, как известно, зазнайство и самоуверенность – злейшие враги любого удачливого преступника. Едва полиция утратила интерес к палате «D», Вагнер тотчас принялась за старое. За шесть недель «воздержания» она вконец истосковалась по смерти, и вскоре ей предоставилась возможность разделаться с очередной жертвой. Разумеется, убийца без колебаний приступила к действиям.

Одна из престарелых пациенток, страдавшая жуткой мигренью и бессонницей, попросила у Вальтрауд болеутоляющую пилюлю. Эта старушка никогда не досаждала и не докучала ночной сиделке, ни на что не жаловалась, не капризничала и не оспаривала действий медперсонала. В отличие от покойной Джулии Драпаль, она была послушна, слаба, хрупка и запугана. Но таких пациентов Вагнер ненавидела еще больше. Ее бесили старики, трусливо забивавшиеся под одеяла всякий раз, когда в палату входила ночная сиделка. Они были жалки и, по мнению Вагнер, не заслуживали ни сочувствия, ни сострадания.

Короче говоря, Вальтрауд решила навеки избавить старушку и от мигрени, и от любой другой боли. Но такое дело требовало тонкого подхода.

В самом начале своей карьеры убийцы Вагнер отправляла стариков в райские кущи при помощи шприца с лошадиными дозами инсулина. Но этот способ умерщвления был далеко не совершенен. Инсулин действовал довольно медленно и, кроме того, мог быть обнаружен в крови жертвы при вскрытии. Собственно, это обстоятельство и вынудило Вальтрауд овладеть технологией «полоскания рта», гораздо менее дорогостоящей, более действенной и совершенно безопасной. У «полоскания» был только один недостаток: Вагнер не могла обойтись без подручного, который крепко держал жертву, пока сиделка топила ее в стакане воды.

Сыщика «выписали», но Вагнер опасалась, что полиция готовит ей новую каверзу. Кто знает, может быть, полицейские просто усыпляют ее бдительность, а сами продолжают дежурить в больнице под видом медсестер, санитаров и даже врачей. Или велели персоналу шпионить за сиделками из палаты «D». Вполне возможно, впрочем, что у Вальтрауд Вагнер просто начиналась паранойя.

Как бы там ни было, но убийца решила действовать со всей возможной осторожностью. Если за палатой следят, соглядатай скорее заподозрит неладное, увидев, как две сиделки вливают в рот больного лекарство. Одна медсестра, делающая пациенту укол, вызовет куда меньше подозрений. Кроме того, вода заполнит легкие жертвы только через несколько минут, а впрыснуть смертельную дозу снадобья – секундное дело.

Итак, в ход снова пошел инсулин. В этом и заключалась роковая ошибка злодейки. Вагнер считала, что продумала и предусмотрела все, но совершенно упустила из виду недавно изданное Министерством здравоохранения постановление, по которому в условиях стационара уколы пациентам могли делать только дипломированные врачи.

– Ей что-нибудь вкалывали? – спросил Вагнер дежурный врач, когда она сообщила ему о смерти пожилой пациентки из своей палаты.

Вальтрауд смерила его взглядом. Врач был молодой и, похоже, новенький. Во всяком случае, прежде она никогда не видела его.

– Нет, – ответила сиделка, – никаких уколов ей не назначали.

Врач и впрямь пришел в эту больницу совсем недавно и еще не забыл, что такое честь медика, а потому написал отчет, в котором изложил свои подозрения. По его мнению, пациентка умерла вследствие укола, сделанного в обход больничных правил, а медсестра Вагнер солгала ему. Последовавшее засим вскрытие подтвердило правоту молодого врача.

– Мы должны остановить их! – вскричал доктор Шотц, врываясь в кабинет начальника следственного отдела, и с размаху ударил кулаком по столу. – Одному Богу ведомо, скольких они уже убили за эти годы и сколько еще умрет, если мы не начнем действовать без промедления!

С этими словами он сунул инспектору под нос отчет о вскрытии последней жертвы палаты «D». Прочитав бумагу, полицейский изменился в лице.

– Что ж, отправляю следственную бригаду. Подготовьте мне истории болезней всех пациентов, умерших в палате «D» за время работы этой зловещей четверки.

– Ну, наконец-то сподобились! – выпалил Шотц и облегченно вздохнул.

Дальнейшее было делом техники. Четверых сиделок задержали, и Вальтрауд Вагнер, поняв, что ее песенка спета, выступила с заявлением, признавшись в содеянном и выдав троих сообщниц. Но даже она не смогла назвать точного числа убитых. Вальтрауд попросту потеряла счет своим жертвам.

В апреле 1989 года четверо убийц предстали перед судом в Вене. Их обвиняли в сорока двух умышленных убийствах, но доктор Шотц считал, что эти выявленные преступления – лишь верхушка зловещего айсберга, и общественность придерживалась того же мнения.

Целых три недели жюри из восьми присяжных внимательно слушало обвинителей, собравших многочисленные улики, а затем в течение двенадцати часов обдумывало свое решение. В итоге Ирен Лайдольф была признана виновной в пяти убийствах и двух покушениях на убийство и приговорена к пожизненному заключению.

Мария Грубер получила 15 лет тюрьмы за два покушения на убийство.

Стефанию Майер признали виновной в одном непредумышленном убийстве и семи покушениях на убийство. Выслушав приговор к двадцати годам заключения, она упала в обморок и была доставлена в тюрьму на носилках.

Ну, а что же Вальтрауд Вагнер, глава этого преступного синдиката, распорядительница страшного конвейера смерти? Ее признали виновной в пятнадцати убийствах, семнадцати покушениях и двух случаях нанесения опасного вреда здоровью людей. Когда судья Бригит Кайль объявила приговор – пожизненное заключение, – Вальтрауд последовала примеру Стефании и тоже грохнулась без чувств, поскольку никак не ожидала такой строгой кары. На суде она то и дело затягивала свою старую песню и твердила, что-де оказывала глупым старикам услугу, отправляя их в мир иной. Похоже, она и впрямь верила в то, что избавляет людей от боли и страданий. Однажды взбешенная этой демагогией судья Бригит Кайль не выдержала и гневно спросила Вальтрауд: «А знаете ли вы, что после ваших «процедур» жертвы испытывали многочасовые мучения? По-вашему, это называется «избавлением от боли и страданий»?»

И тогда недипломированная сиделка Вагнер впервые потупила взор и не нашлась, что ответить. Ведь по большому счету она была глупа и, естественно, плохо ладила с логикой.