Яна
Возвращаюсь в зал, ищу среди толпы Снежану, не нахожу, озираюсь вокруг, в глазах летают мушки, мне физически плохо, кажется, сейчас потеряю сознание.
— Яна! — слышу позади, подруга меня увидела первой. — У тебя все нормально? Что он хотел?
— Подходил попрощаться. Я еду домой.
— Может, тебя провести? Ты неважно выглядишь.
— Нет, не нужно. Я сейчас вызову такси и дома приду в себя.
Что тут скрывать, мое состояние на лбу написано.
— Ладно. Только напиши, когда домой доберешься, ладно?
— Угу.
Бреду меж пестрой массы на выход, никого не замечая, голоса сливаются в общий вибрирующий звук, я хочу выбраться отсюда, сбежать, спрятаться, забыться.
Вызываю такси, мне пишут, что ждать придется десять минут. Получаю в гардеробе пальто, накидываю и выхожу на улицу. Здесь подожду, внутри дышать нечем.
Холодный воздух оттого, что я глотаю его жадно и глубоко, отдается льдом в горле. Хоть бы не заболеть.
Машина приезжает еще на пять минут позже заявленного, сажусь на заднее сидение и, с облегчением, уезжаю.
Кровь стучит в висках, душа разорвана на части, а в груди плачет содрогающееся в рыданиях, сердце. А чего я хотела? Я поставила точку, резанула по живому и ушла.
Но реальность меня сегодня прибила рухнувшей на голову, истиной — Никольский не забывается, не лечится, он попал в кровь и течет по моим венам, не давая возможности свободно дышать.
Поскорее бы добраться до квартиры и прорыдаться. Может, станет хоть чуточку легче.
Но из сумки слышу звук смс. Достаю, Никольский. Открываю дрожащими, ледяными пальцами:
«Метрополь, номер триста двенадцать. В 9 у меня самолет».
— Отвезите меня в Метрополь, пожалуйста, — нервно прошу таксиста.
— В одну сторону?
— Да.
— Измените место назначения в приложении, — говорит он и поворачивает машину.
Холл прохожу на автомате, стуча каблуками по мрамору, дохожу до лифта, нажимаю кнопку и поднимаюсь. Тысячи иголок покалывают черепную коробку, адреналин топит на пределе.
Выхожу на этаже, иду по коридору и не испытываю ничего, кроме эйфории от того, что нас разделяют секунды. Хоть камнями меня забросайте, а я хочу его, морально и физически. И плевать, что снова пришла к нему сама.
Стучу. Сердце отбивает бит, в груди разливается жар.
Вадим открывает дверь. Он только после душа, в одном полотенце. Делаю шаг, повисаю на его шее и впиваюсь в губы.
Одной рукой он захлопывает за мной дверь, быстрыми движениями снимает мое пальто, прижимает к себе до хруста и набрасывается с варварским безумием.
Со стоном спускается по шее, целует, кусает, проходится по собственным укусам языком.
Утопаю в ощущениях, перед глазами плывут цветные круги. Все внутренние процессы напоминают калейдоскоп, который посекундно меняет рисунок, в зависимости от того, как Вадим меня повернет.
Он поднимает и усаживает на комод, устраивается между моих ног и стягивает платье с плеч, вместе с лифчиком. Соски ноют в предвкушении, внизу живота закручивается спираль, я дико его хочу. Он втягивает ртом сосок, я вскрикиваю и выгибаюсь от удовольствия. Он отрывается, тяжело дыша, смотрит на меня, раскаленным до предела, взглядом.
— Бл*дь, Яна, это самоубийство! Я ж завтра буду подыхать, после этой ночи.
— Не ты один, если тебе от этого станет легче.
Вновь притягиваю его голову и ловлю его губы. Громко дышим, пожираем друг друга, сходим с ума.
Вадим спускает меня на пол, спешно расстегивает молнию на спине и снимает платье. Тянет меня к кровати и опрокидывает на спину. Резким движением срывает трусы и откидывает свое полотенце.
Наваливается сверху, снова терзает грудь, яростно, безрассудно, словно одержимый. Я стону, царапаю его спину, трепещу от его близости, приходя в дикое возбуждение.
Он вводит пальцы во влагалище и я, с громким стоном, впиваюсь ногтями ему в кожу.
— Вадик, Господи! Кайф!
— Как же я соскучился! Ян… Моя сладкая девочка, любимая… моя…
Он орудует пальцами и кусает меня за плечо.
— Мм, — сквозь блаженство, морщусь от боли, там точно останется синяк.
— Яна, если будет слишком, останови меня. У меня крышу рвет, могу переборщить, — говорит он, хриплым от страсти, голосом.
— Делай, что хочешь, — отвечаю в тон.
Я сама сейчас, словно дикое животное в период гона.
Он направляет член в промежность и врывается с рычанием, прикрыв от удовольствия глаза. Вторю ему страстным стоном. Внутри все горит огнем, неистово требуя разрядки.
Вадим двигается грубо, доминирует. Резкие толчки вызывают острые приятные ощущения, насыщая организм знакомыми, сладкими спазмами.
Тело помнит, откликается и ликует. Наши рваные, жгучие звуки наполняют комнату звенящим эхом похоти и сладострастия. Воспаряю к самым звездам, забываю обо всем на свете.
Чувствую подступающий оргазм, быстрее двигаюсь навстречу, и взрываюсь в ошеломляющем экстазе.
— Ааа! Ммм!
Вадим выходит и кончает мне на живот. Вытирает своим полотенцем, скинутым на пол, ложится рядом, приводя в норму дыхание, а потом нежно касается моих в губ, и утыкается в предплечье.
Блаженная тишина накрывает обоих.
— Я люблю тебя, Вадик, — говорю спустя несколько минут обоюдного отходняка.
Он молчит. Мы лежим в умиротворении, каждый в своих мыслях. Мне хочется, чтобы время остановилось и застыло здесь и сейчас. Не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась, не хочу выходить за пределы этого номера и возвращаться в свою повседневную реальность.
— У тебя кто-то был за это время? — нарушает тишину он.
— Нет… У меня пояс верности, с гравировкой «Никольский».
— Хм, — ухмыляется Вадим, ложится на спину и притягивает к себе, уложив на плечо.
— Я с ума сходил все эти месяцы, думал двинусь, особенно ночами. Ты меня просто катком в асфальт закатала, казалось выжить в таком режиме невозможно.
— Выжил?
— Выжил. И даже показалось, что смогу дышать полной грудью. Только теперь все полетело к хр*нам собачим. Не смогу. Ни дышать, ни забыть, ни простить себе, что отпустил тебя тогда. Поздно понял, что нужно было двигаться дальше, а меня все устраивало, как есть. Прости, малыш, я должен был тогда подумать за двоих. У тебя не хватило опыта и ресурсов, а я тогда решил, что для тебя так будет лучше.
— Для меня?
— Да. Ты достойна самого лучшего.
— И ты решил, что это лучшее должно случиться без тебя?
— Мне тогда показалось, что ты хочешь вырваться из этих отношений. Знаю, что любила, но не всегда чувства граничат со счастьем.
— Мои граничили. Я была счастлива. Просто тогда накопилось много…
— Скажи, если бы я тогда позвал замуж, ты бы осталась со мной?
Короткое замыкание. Изумление. Почему он решил это спросить?
— Да.
— А если сейчас позову, пойдешь?
Поднимаю голову, смотрю в глаза. Они смотрят с сомнением, а еще я вижу в них надежду.
— Пойду.
— Только я не поменяюсь. Я все так же тебя люблю, все так же ревную, и все так же бешусь, когда вижу на тебе даже чей-то взгляд. Сегодняшний вечер тому подтверждение. Ты готова бросить здесь все, уехать со мной и жить с моими запросами?
— Да.
— Я не разрешу тебе работать, Яна. Если только займешься частной практикой, и то несколько раз в неделю, не больше, чтобы мозги не заржавели. Моей жене не по статусу ходить на работу с восьми до пяти.
— Я даже и не думала, что с тобой может быть по-другому. Я таким тебя и полюбила, Никольский. С твоими бзиками и понятиями, с твоей прямотой и категоричностью. И, наверное, мне нужна была эта пауза, чтобы понять, что только рядом с тобой моя жизнь имеет смысл, все остальное — имитация.
Он громко выдыхает, будто камень с души сбросил.
— Сколько тебе нужно времени, чтобы разорвать контракт и собраться?
— Завтра же воскресенье, вернее уже сегодня, — смотрю на часы на стене напротив. — Это только в понедельник.
— Хорошо. Я останусь до понедельника, полетим вместе.
Он переворачивается, нависает сверху и так вожделенно смотрит в глаза, нет не в глаза, в самую душу.
— И помни — ты исключительно моя.
— Я помню. Твоя, Вадик.
Горячие, желанные губы накрывают мои, язык чувственно проникает в мой рот, и я снова теряюсь в его ласках, только на этот раз с чувством полной компенсации за все пережитые за последние месяцы боль, страдание и одиночество.