Искупление

Глава 13

Элиза

Я попыталась открыть глаза, но все, что у меня получилось — это слегка пошевелить веками. Горло ощущалось сухим и стянутым. Я издала тихий стон, стараясь повернуть голову, но чьи-то мягкие руки остановили меня, опустившись на мои плечи.

— Тише, девочка, — голос казался мне знакомым, но я не могла разобрать его из-за шума в своих ушах, когда чужое касание вызвало волну страха из глубины моего тела.

Я задергалась сильнее, чувствуя боль во всем своем теле. Мне казалось, что у меня болят даже волосы. Разве волосы могут болеть?

— Доктор Карсон, — громкий голос резал мой слух, пока я тонула в темной воде, не имея возможности вынырнуть на поверхность, чтобы сделать глоток воздуха.

— Отключайте, — мужчина звучал немного взволнованно.

Что-то с силой стали вытягивать из моего горла, царапая внутренности. Я закашлялась, наконец глотнув воздуха полной грудью, но тут же застонала от боли.

Я чувствовала ее каждой клеточкой своего тела.

Мне казалось, что я сгораю заживо.

— Дыши, Элиза, — снова знакомый женский голос.

Я хотела поднять руки и протереть свои глаза, которые упорно не открывались, но не могла ими пошевелить.

— Сейчас я помогу тебе.

Мягкая влажная ткань коснулась моего лица, протирая глаза, после чего я, наконец, открыла их, пытаясь сфокусироваться. В моей голове царил полный хаос, и я не могла точно вспомнить что произошло, и где я нахожусь.

— Вот так, хорошо, — на кровати сидела Мелинда, помощница доктора Карсона. Сам доктор стоял рядом и взволнованно рассматривал меня своими серыми глазами, которые слегка блестели за линзами круглых очков.

— Мы начали волноваться, — чуть грубоватым голосом произнес доктор Карсон, — ты изрядно нас напугала, девочка.

— Где я? — мой голос казался чужим, а язык — слишком большим для моего рта.

— Ты в безопасности, — лицо доктора слегка смягчилось.

Я перевела глаза на стены и больничную кровать. Очевидно, что я в госпитале.

Моя нога была подвешена на невысокую планку и практически полностью перебинтована. Я слегка пошевелила пальцами, ощущая жгучую боль.

Мой лоб ощущался стянутым, и я подняла руку, касаясь пальцами повязки на своем лбу. Пальцы слегка дрожали, и я опустила руку, наблюдая, как несколько проводов отходят от моего тела к мониторам.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Мелинда, поправляя подушку под моей головой. Близость ее рук от моего лица ничего, кроме очередного приступа паники, не вызвала. Я шумно задышала и попыталась отстраниться, но я, блять, не могла пошевелиться, не испытывая дикой боли.

— Не касайся ее, — грубовато произнес доктор Карсон, утягивая Мелинду за локоть. Она встала на ноги, переводя взгляд между нами, пока понимание не озарило ее уставшие глаза. Только я до сих пор ни черта не понимала, и это начинало слегка нервировать.

— Что произошло? — наконец выдавила я, разлепив сухие губы.

В палате повисла тишина. Доктор Карсон хмуро разглядывал мою подвешенную ногу, в то время, как Мелинда теребила пуговицу на своем халате. Она дернулась вперед и схватила стакан с тумбочки, дрожащими руками вставив розовую соломинку.

— Попей, — хрипло прошептала она, начиная часто моргать.

Я слегка приподняла голову и вцепилась зубами в соломинку, жадно втягивая прохладную воду. Мое горло смягчилось, и я почувствовало некоторое облегчение, когда слова больше не царапали мне глотку каждый раз, когда я хотела что-то произнести.

— Я принесу новую капельницу.

Мелинда торопливо вышла из палаты, оставив стакан на тумбочке. Я выжидающе уставилась на доктора Карсона. Он нахмурил свои седые брови и сцепил руки за спиной.

— Что ты помнишь, Элиза?

Я слегка поморгала, пытаясь зацепиться хоть за что-то в своей голове. Вспышки мелькали яркими образами, но мне было трудно собрать их в одну кучу.

— Я, — мне пришлось слегка прочистить горло, — была на задании за стеной. Мы обрушили туннели, потом вернулись в город и …

Я нахмурила брови, вспоминая бойню, которая развернулась у меня под ногами. Моя голова стала нещадно пульсировать, от того, насколько сильно я пыталась сосредоточиться.

— Твари напали на наш город, и была большая битва.

— А дальше?

— Дальше, — я вздохнула, — все как-то слишком расплывчато и у меня начала сильно болеть голова.

— Тебе стоит отдохнуть.

— Нет, подождите, — запротестовала я, — скажите мне, доктор. Что, черт возьми, произошло? Мое тело чувствуется чужим. У меня болит каждый сантиметр кожи. И я не могу вспомнить, почему оказалась здесь.

— Ты сильно пострадала в той битве, и провела в коме две недели.

— Две недели?

Что вообще происходит?

— Сейчас ты немного поспишь, а после мы поговорим.

— Я спала две недели, можем поговорить сейчас.

— Я настаиваю, — доктор махнул рукой Мелинде, которая успела вернуться в палату с новой капельницей в своих руках. Она быстро поменяла раствор и ободряюще улыбнулась. Мои веки стали тяжелеть, и я снова провалилась в черноту.

Всполохи красного и желтого стали мелькать перед моими глазами. Мне казалось, что я чувствую жуткий запах горелой плоти, который вызывал тошноту внутри меня.

Я ничего не видела в темноте, но я чувствовала горячее дыхание тварей за своей спиной. Мой затылок покалывало, а дрожь все сильнее сотрясала мои внутренности.

Я знала, что они нападут.

Я чувствовала, как они присели в прыжке, готовые вцепиться в мое тело. В тот момент, когда это случилось, чей-то громкий крик врезался в мою голову. От этого звука кровь стыла в жилах, а страх плотным кольцом обвился вокруг моего сердца, сдавливая его холодными щупальцами.

Твари рвали на части мое тело, снова и снова, и снова.

Тошнотворная агония, казалось, длилась вечность, пока чужие руки не схватили меня за плечи, с силой выдергивая из кошмара.

Я чувствовала гнилостный запах, который заполнял мои ноздри, и от этого еле сдерживала рвоту.

Мое тело стало биться, пытаясь скинуть чужие руки, но давление лишь нарастало, как и крик в моей голове.

— Элиза!

Звонкий удар по щеке вывел меня из оцепенения, и я распахнула глаза, дико озираясь вокруг. Моя палата была заполнена людьми, и я чувствовала, что попала в ловушку. Стены вокруг меня начинали смыкаться, угрожая похоронить меня под собой.

Я тяжело дышала, пытаясь отползти от них как можно дальше.

На лицах окружающих застыло выражение сочувствия и сострадания, но я не хотела никого видеть.

Я боялась.

И я не могла понять причину своего страха.

— Выйдите все, — доктор Карсон ввел какой-то препарат в раствор и откинул шприц на тумбочку.

Палата медленно опустела, пока Мелинда нерешительно замерла около двери.

— Все, Мелинда. Оставьте нас.

Она кивнула головой, бросив на меня быстрый взгляд, затем вышла в коридор, прикрыв за собой дверь.

— Здесь только ты и я, девочка. Теперь начинай дышать. Вдох носом, выдох ртом. Давай.

Я смотрела на его морщинистое лицо и послушно сделала вдох носом, с шумом выпуская его ртом.

— Хорошо, — кивнул доктор, подтягивая стул к кровати. Он тяжело опустился на него и снял очки, протирая их подолом своего халата.

Я послушно дышала, чувствуя, как сердцебиение в моей груди начинает приходить в норму.

— Что произошло?

— Ты кричала, Элиза.

Очевидно, что крик, который я слышала во сне, был моим собственным.

— Что происходит? — прошептала я, чувствуя, как мои глаза начинают наполняться слезами.

— Я не уверен, что я тот, кто должен с тобой говорить. Но, как твой врач, я обязан проинформировать тебя о состоянии твоего здоровья.

— Моего здоровья?

— Твои раны достаточно тяжелые, Элиза. Ты лишилась мягких тканей на задней поверхности своей правой ноги. Это очень неаккуратные срезы, и мы ничего толком не могли сделать. Мы купировали воспаление, нам удалось избежать сильно заражения, но я пока не знаю, что мы сможем сделать, чтобы вернуть ей прежний вид. Так же у тебя повреждения внутренних органов, вероятно, от сильных ударов, но обошлось гематомами, без разрывов, хотя твоя селезенка вызывала у меня много вопросов.

Его слова звучали, как в тумане, и я слушала его, напрочь забыв про свою дыхательную гимнастику. Я перевела взгляд на подвешенную ногу и несколько слезинок скатились по моим вискам, теряясь в спутанных волосах.

— Я должен тебе сказать, — доктор сглотнул и кивнул головой, словно подбадривая себя, — у тебя довольно много внутренних разрывов, и нам пришлось наложить тебе швы.

— Но, откуда все это? — паника сжала мое горло, и слова с трудом покидали мою глотку. — Вы же сказали, что разрывов внутренних органов удалось избежать.

— Да, — он надел очки и сцепил руки в замок, — это случилось в результате изнасилования, Элиза.

Вот и все.

Воспоминания нахлынули на меня, и мне не хватало воздуха, словно огромная лавина скатилась с вершины горы, и похоронила меня в своем холодном плену.

Я вспомнила все настолько четко, что вновь испытывала животный ужас, который бился под моей кожей все то время, что я провела в пещерах.

Один за другим в моем сознании мелькали воспоминания, которые я бы никогда не хотела помнить. Я не осознавала, что по моим щекам стекают слезы, пока рыдания не прорвались на поверхность.

— Я бы хотел тебе помочь, — с сожалением произнес пожилой доктор, — но, боюсь, что здесь нужен специалист.

Я стиснула свой рот, зажмуривая глаза. Раз за разом я возвращалась в ту пещеру, прокручивая воспоминания вновь и вновь, словно надеялась найти выход, которого не было.

Слова доктора Карсона прорывались сквозь мои рыдания, пытаясь утешить, но он не сделал ни одной попытки, чтобы коснуться моего тела, продолжая крепко сжимать свои пальцы.

— Как я сказал, мы наложили тебе несколько десятков швов, но прогнозы положительные. Мы так же взяли анализы на различные заболевания, и все они отрицательные, так что здесь так же не стоит переживать.

— Вы думаете, что меня сейчас интересуют возможные инфекции? — хрипло прошептала я, убирая руки от своего рта.

— Я надеюсь, что тебя это будет интересовать, — он слегка наклонился вперед, всматриваясь в мою лицо, — ты должна прожить это, девочка, и не дать себе утонуть.

Я мрачно смотрела в глаза доктора, заметив свое отражение в стеклах его очков. Мое лицо было избитым, бледным и опустошенным. На лбу тугая белая повязка, опоясывающая мою голову.

Я ничего сейчас не чувствовала. Абсолютную, блять пустоту. Мне казалось, что кто-то отключил мои эмоции и чувства, просто повернув выключатель. Это могло бы быть странным, но сейчас я благодарна за эту передышку. Потому что от первобытного страха, который прочно вцепился в мои внутренности, мое тело сотрясалось неконтролируемой дрожью, а приступы тошноты становились все сильнее и сильнее.

— Бобби? — хрипло спросила я уже зная ответ на свой немой вопрос. Лицо доктора сделалось еще печальнее. Я закрыла глаза, давая возможность слезам свободно скатываться по своему лицу.

Я видела его глаза перед смертью. Он боролся до последнего, но силы покидали его, сменяясь ужасом на лице. И даже тогда он пытался меня успокоить, призывая своим взглядом не сдаваться, как не сдался он, пока они срезали с него кусок за куском.

Горе затопило меня изнутри, и я ухватилась за него, стараясь отойти от собственной боли.

Я плакала от несправедливости, которая забрала жизнь моего друга.

Я плакала от беспомощности, когда смотрела на то, как кровь вытекает из его тела, забирая свет в его глазах, превращая их во что-то мертвое и пустое.

Его сильное, полное энергии тело превратилось в груду окровавленной плоти на том камне.

И я хотела бы всего этого не видеть, потому что его крики до сих пор в моей голове, как и металлический запах крови, который, казалось, намертво въелся в мою кожу.

С меня хватит насилия.

Я больше не хочу ничего, что связано с кровью и смертью.

Мне вкололи сильное успокоительное, перед этим напичкав мое тело обезболивающим, так что теперь я просто смотрела в стену перед собой, молча оплакивая гибель одного из самых лучших стрелков, которого я знала.

Доктор Карсон удалился, проверив мои показатели, но пообещал, что еще зайдет позже, и попросил меня не делать глупостей. Я не могу встать с этой ебаной кровати, интересно, какие глупости он имел ввиду?

Прошло несколько дней, с того момента, как вся реальность обрушилась на мою голову. Я продолжала лежать, не имея возможности встать на ноги, или на одну целую ногу, раз уж зашел разговор о моих конечностях. Конечно, она все еще принадлежит моему телу, но ощущалась чужой и чертовски болезненной. Я слыша, как люди пытались попасть в мою палату, но каждый раз их настойчиво разворачивали обратно. Не уверена, что смогла бы сейчас отвечать на многочисленные вопросы, которые, уверена, появились бы у каждого, так что просто закрывала глаза, притворяясь спящей.

В один из таких дней в палату тихо проскользнула Джессика. Лежа с закрытыми глазами, я слышала, как она плакала у моей кровати, и это чертовски разбивало мое сердце. Я никогда не видела ее настолько подавленной. Ее откровения поразили меня в самое основание.

Конечно, я всегда знала, что она что-то скрывает, и теперь корила себя за то, что не попыталась копнуть глубже, чтобы оказать ей необходимую поддержку.

Каждый день я прислушивалась к голосам за дверью, одновременно надеясь и страшась услышать один единственный, от которого мое сердце замирает и сбивается с ритма. Несмотря на все пережитое, моя зависимость никуда не исчезла.

Но теперь я не уверена, что смогу быть полноправным членом этого общества. Я стала тенью самой себя.

Я стала кем-то, кого пугают чужие касания и кромешная темнота.

Потому что в темноте всегда прятались они.

Те, кто смог разрушить меня до самого основания.

Я так часто плакала, что мои веки ощущались опухшими.

Мне было больно.

Больно моему телу, больно моей душе.

Внутри моей груди все царапало, скручивало и трескалось.

Я хотела бы не чувствовать всего, что они со мной делали, но не могла.

Я бы хотела не помнить того, что они со мной делали, но, блять, тоже не могла. И это настойчиво зудело у меня под кожей, в моей голове и во всем моем чертовом теле.

Мне хотелось снять с себя кожу, потому что она ощущалась тяжелой и совершенно грязной.

В один из дней в моей палате Гектор появился, застав меня в врасплох, если можно так сказать, учитывая мое, прикованное к кровати, состояние.

— Элиза, — кивнул он, усаживаясь на стул, который подвинул от окна.

Я молча наблюдала за тем, как он провел широкой ладонью по темным волосам, взъерошивая их еще больше.

— Я задам банальный вопрос, — он немного помедлил, — как ты сегодня?

— Я не знаю, что тебе ответить, — прохрипела я, осипшим от постоянных слез, голосом, — наверное, лучше, чем вчера, но хуже, чем обычно.

— Разумно, — кивнул он, быстро скользнув взглядом по моему лицу, спускаясь к ноге, все еще подвешенной в воздухе.

— Ты не представляешь, как мне жаль, — тихо произнес он, пожевав нижнюю губу.

— Мне тоже, — прошептала я, чувствуя, как мои глаза вновь наполняются слезами.

— Они все сдохли. Каждый из этих ублюдков. Я не знаю, как это может помочь, но надеюсь, что это принесет тебе немного покоя.

— Вы их нашли?

— Их убили прямо на месте, когда вытаскивали тебя из пещер. Джек, Аврора, отряд Кристофера, все они отправились в туннели, чтобы вернуть тебя домой.

Кровь в моих жилах заледенела. Нет, блять, судьба не может быть со мной настолько жестокой. Мне меньше всего на свете хотелось, чтобы Пол видел меня в том состоянии, в котором я находилась.

— Но мне нужно знать, было ли еще что-то, что они могли упустить?

— Что ты имеешь в виду?

— Они насчитали пятерых. Был кто-то еще?

— Нет, — я прикрыла глаза, тяжело сглотнув ком в своем горле, — их было пять. Поэтому они смогли нас обезоружить. Они сказали Бобби, что убьют меня, если он дернется. Конечно, мы боролись, но у них оказалось наше оружие, так что силы были не на нашей стороне.

— Я ни в коем случае не виню тебя, Элиза, — Гектор вскинул ладонь в воздух, — в том, что случилось, нет твоей вины. То, что ты смогла выжить, уже большая, блять, удача.

— Вы забрали Бобби? — еле выдавила я из своего сжатого горла.

— Да, — хмуро кивнул Гектор, — мы похоронили его.

— Хорошо.

С моих глаз стекали слезы, теряясь в волосах, и я закрыла глаза, сотрясаясь в молчаливых рыданиях.

— Его крики до сих пор в моих ушах. Я смотрела, как они убивают его, и не могла помочь.

Гектор тяжело вздохнул и потер ладонями свое лицо.

— Ты не виновата. Запомни это. Это риск, на который мы идем каждый день.

— От этого не становится легче.

— Я знаю. Поверь мне, я знаю. Я бы хотел забрать твою боль, но не могу. Я могу лишь сказать, что мы отомстили им. Их убили, и убили настолько жестоко, насколько вообще возможно.

— Хорошо, — выдохнула я, облизывая губы, соленые от моих слез, — спасибо.

Гектор поднялся на ноги и немного задержался около моей кровати, словно хотел взять меня за руку, но в последний момент одернул себя и шагнул к двери.

— Поправляйся, Элиза, и ни о чем не сожалей. Я очень надеюсь, что ты найдешь в себе силы.

Я ничего не ответила, просто молча наблюдая за тем, как он вышел из палаты, прикрыв за собой дверь. Как я могу не винить себя в случившемся, когда я должна была бороться настолько, чтобы защитить и себя и Бобби?

Не успела я отойти от визита Гектора, как пришли мои родители. Я не была готова к нашей встрече, потому что всегда чувствовала неодобрение с их стороны, когда решила связать свою жизнь с охотой. Они особо и не скрывали своего недовольства, каждый раз напоминая мне, какую ошибку я совершила. Стоило маме переступить порог больничной палаты, как ее лицо исказилось, а из глаз полились слезы.

— Лиз, — прошептала она, роняя сумку на пол. Отец вошел следом, успев подхватить ее под руку. Его глаза выглядели покрасневшими, а лицо — бледным и слишком серьезным.

— Господи, — продолжала рыдать мама, приблизившись к кровати, на которой лежало мое бедное тело, — как ты, девочка моя?

— Я буду в порядке, мама, — выдавила я, прогоняя влагу со своих глаз.

Мама тяжело опустилась на стул, и схватила меня за руку, не замечая, как волна дрожи, сопровождаемая тошнотой, буквально сотрясла мое тело.

— Мама, — процедила я сквозь зубы, — ты можешь не трогать меня, пожалуйста?

— Что? — она непонимающе уставилась на меня, затем перевела взгляд на лицо отца.

— Она просит на трогать ее руками, — пробормотал отец, чуть оттягивая руку мамы от моего запястья.

— Боже, — мама прикрыла рот ладонью и зарыдала еще сильнее.

— Лорен, — одернул ее отец, нахмурив брови, — ты ей совсем не помогаешь.

— Я не могу, — рыдала мама, — я просто не могу.

Я закрыла глаза, стараясь абстрагироваться от ее рыданий. В моей груди сидел ком, размером с чертову Аляску. Я шумно сглатывала, стараясь протолкнуть его дальше.

— Я всегда знала, что чем-то подобным все и закончится, — вытирая лицо платком, произнесла мама, — ты чуть не умерла, Лиза.

— Перестать рыдать так, будто она уже умерла.

Отец сжал плечо моей мамы, глядя на меня покрасневшими глазами.

— Мама, — выдавила я, — прекрати. Я буду в порядке.

— Как ты себя чувствуешь? Тебе больно?

Она подоткнула простынь под мое тело, опять не реагируя на напряжение со стороны моих мышц. Я старалась дышать носом и расслабить свое оцепеневшее тело, уверяя, что это моя мама, но мой разум отказывался признавать очевидные вещи, воспринимая в штыки любую близость. Мне казалось, что теплая алая кровь начинает просачиваться через каждое отверстие в этой палате, пачкая мою кожу, заливая мое тело своим металлическим привкусом. Я шумно дышала, мысленно утонув в багряной реке из плоти и крови, слыша голос мамы, который доносился до моих ушей, словно в вакууме.

— Эльза, — громко позвал отец.

Я уставилась в его глаза, часто втягивая воздух носом, пока красная пелена не ушла от моего лица. Мама встревоженно стояла около отца, прижав руки к своей груди. Ее испуганные глаза были полны слез, а нижняя губа сотрясалась дрожью.

— Я, — она прочистила горло, — принесла тебе ужин, так как у тебя, судя по всему, уважительная причина пропускать воскресные вечера.

Мама потянулась к пакету и дрожащими руками вытащила из него несколько контейнеров с едой, осторожно оставляя их на тумбочке.

— Спасибо, — прошептала я, не испытывая абсолютно никакого желания пробовать еду.

— Мы говорили с доктором, но он отказывается давать нам какую-то информацию, ссылаясь на врачебную тайну, или еще какую-то чушь, — произнес отец.

— Но уже вся граница кипит слухами, и мы не знаем, какие из них правдивы, а какие — лишь домыслы.

— Не верьте им, — произнесла я, сжимая кулаки, — со мной все будет нормально. Я поправлюсь, и встану на ноги. Ничего настолько страшного, с чем бы я не смогла справиться.

— Хорошо, — выдохнула мама, но тело отца все еще оставалось напряженным.

Они некоторое время потоптались в палате, но вынуждены были покинуть ее, как только пришло время очередных лекарств.

Мой разум утопал в страхе, боли и скрытой ярости.

Но кроме этого, я чувствовала жгучий стыд. Мне было стыдно за все то, что произошло, и свидетелями чего могли стать другие команды. И я понятия не имела, как мне теперь смотреть в глаза любому члену отряда. Возможно, если бы я больше времени уделяла тренировкам на ринге, а не оттачивала свое мастерство в стрельбе, я бы смогла сопротивляться сильнее.

Что, если это снова повторится? Мое дыхание участилось, а перед глазами замелькали черные точки, вызывая новую волну тошноту из глубины моего тела.

Я не могу выйти за эти стены. Я, блять, не могу покинуть этот город, потому что там они — монстры из моих самых страшных кошмаров.

Так что же теперь мне делать?

******

Несколько недель спустя меня перевели в обычную палату и уже пару раз ко мне приходила абсолютно расстроенная и подавленная Аврора. Мне некого было винить в своем состоянии, кроме как себя, так что она совершенно напрасно съедала себя живьем, утопая в сожалениях.

Я видела, как ей плохо, но не могла настолько взять себя в руки, чтобы утешить ее.

Я медленно умирала внутри, раз за разом переживая каждую чертову секунду в руках монстров.

Вечером, когда уже стемнело, и большая часть больницы опустела, дверь моей палаты со скрипом приоткрылась, и темная тень проскользнула внутрь, вынуждая меня испуганно замереть.

— Надеюсь, ты не думала, что сможешь лежать здесь абсолютно без дела?

Выпустив воздух, который я задерживала в своей груди, я слегка покачала головой, рассматривая подтянутую фигуру Уилла.

Он приблизился к кровати и оглядел мое тело до самых кончиков ног.

— Выглядишь паршиво, — тихо произнес он, вызвал легкую улыбку на моем лице. Это же Уилл, черт возьми.

— А чувствую себя еще хуже, — грустно ответила я, наблюдая, как он осторожно опускается на сидение стула.

— Поэтому у меня для тебя кое что есть.

Он полез во внутренний карман и достал небольшой сверток, опуская его на кровать.

— Что это?

— Могу гарантировать, что это поднимет тебе настроение.

Я осторожно подтянула бумагу к себе и пальцами развернула шуршащую обертку. Мои глаза удивленно округлились, когда знакомые хвостики, утягиваемые спелыми плодами, оказались лежать поверх моего покрывала.

— Где ты это достал?

— Мне пришлось залезть в теплицы Второго центра, и, скорее всего, меня за это посадят, так что советую тебе съесть их поскорее, чтобы избавиться от улик.

Я медленно рассмеялась, складывая в ладонь спелую вишню, аромат которой уже распространился по палате.

— Тебе говорили, что ты сумасшедший?

— Ты улыбаешься, значит это стоило того.

Я смотрела на его лицо и мне хотелось плакать от того, что я не видела в Уилле кого-то большего, чем просто друга. Я любила его всем сердцем. Но этой любви было недостаточно, чтобы заставить меня сгорать.

— Как ты? — тихо спросил он, уперев свои локти в колени и уткнувшись подбородком в сцепленные руки.

Я неопределенно пожала плечами, не решаясь попробовать спелую вишню в своих ладонях. Она казалась мне чем-то фантастическим. Мы едим фрукты и свежие овощи, но их никогда не бывает в достаточном количестве, чтобы не задумываться о том, как бы раздобыть еще.

— Я не знаю, что тебе сказать.

— Правду, — Уилл тяжело вздохнул, выпрямляя спину.

— Наверное, не очень.

— Я могу тебе чем-то помочь?

— Нет, — покачала я головой, — не думаю, что кто-то вообще в состоянии помочь.

— Готов поспорить, что могу дать тебе пару уроков, как научиться собирать себя в кучу и выглядеть нормальным в этом мире.

— Не думаю, что я когда-то смогу стать нормальной, — я протянула фрукты Уиллу, и осторожно раскусила одну вишенку, наслаждаясь ее вкусом.

— Смотря что ты имеешь в виду, — он небрежно пожал плечами, — в этом мире понятия несколько искажены, так что никто не вправе судить тебя, милая.

— Не все такие, как ты, — из моей груди вырвался тяжелый вздох, — и меня это пугает, Уилл. Мне больно, страшно, мне чертовски некомфортно в собственном теле, но больше всего мне стыдно.

— Стоп, — Уилл поднял указательный палец вверх, — я не хочу слышать этого. Никогда ни при каких обстоятельствах не испытывай это отвратительное чувство. Тебе не за что стыдиться.

— Ты не понимаешь, — я покачала головой, рассматривая белый потолок над своей головой, — все знают, что там произошло, и остальные видели меня там.

— Я не видел, — Уилл развел руками в стороны, — так что уже не все. А если серьезно, они сострадают тебе, Элиза, но никак не винят в случившемся.

Я подняла ладони и потерла свое лицо, крепко зажмуривая глаза. Влага снова скопилась в уголках мои глаз, начиная стекать по вискам.

— Мне кажется, что моя жизнь закончилась, — прошептала я, крепко прижимая ладони к лицу.

— Я буду рядом, чтобы показать тебе дорогу обратно.

Его ладонь легла поверх моего локтя, посылая нервную дрожь по моему телу. Я отняла ладони от лица и шумно сглотнула, уставившись на его руку. Страх стал медленно расползаться по моим венам, скручивая внутренности в тугой узел.

— Не касайся меня, пожалуйста, — тихо прошептала я.

Он убрал руку с сожалением глядя на мое лицо.

— Ты же понимаешь, что это я?

— Это бесполезно, — покачала я головой, — оказывается, это так не работает.

Уилл откинулся на спинку стула и пожевал свою нижнюю губу, нервно постукивая кулаком по своей ноге.

— Мне хочется тебе помочь, но я в полном замешательстве.

— Какое чудное слово ты подобрал, — слегка усмехнулась я.

— Я хотел сказать немного другое, как ты догадалась, но решил проявить сдержанность.

Где-то в коридоре раздались шаги, и я испуганно уставилась на Уилла.

— Сейчас сюда кто-то войдет.

— И что? — он закатил глаза вверх. — Ты не в тюрьме, Элиза, к тебе можно приходить.

— Да, но уверена, что есть определенные часы посещения, и сейчас явно не они.

— Ладно, — он поднялся на ноги, поправив кобуру на своем боку, — но я еще вернусь.

— Звучит, как угроза.

— Если мне придется за волосы тащить тебя в этот мир, значит, так и будет. Мы поняли друг друга?

Он приподнял бровь, рассматривая мое лицо в сгущающихся сумерках.

— Мы поняли друг друга, — обреченно вздохнула я, чувствуя, как предательские слезы снова стекают по моим вискам.

Уилл шагнул к кровати и слегка наклонился вперед, осторожно целуя мой лоб. Я задержала дыхание и крепко сжала кулаки, пока он не выпрямился.

— Я вернусь, милая.

Он вышел из палаты, прикрыв за собой дверь, пока я шумно втягивала воздух носом, борясь с очередной порцией слез.

Мое тело было израненным и сломанным, а мой разум буквально разорван в клочья, но у меня все еще оставались друзья, которые, в отличие от меня, не готовы были сдаться.

Спустя месяц или около того, доктор Карсон предупредил, что вызовет для меня психолога из Главного центра, так как мое тело идет на поправку, а вот мое душевное состояние вызывает у него опасения. Мне было полностью безразлично, будет ли со мной работать психолог, или черт лысый, потому что я не уверена в том, как он может мне помочь. Это сидит внутри моей головы, и никакие разговоры не в состоянии исправить того, что уже произошло.

Мою ногу сняли с растяжки и теперь я могла осторожно вставать, чтобы самостоятельно добраться до туалета или душевой. Первые капли воды, которые попали на мою кожу, ощущались как нечто чужеродное. Я долгое время сидела на полу, подтянув ноги к груди, пока вода стекала мне на макушку. Но сколько бы часов я не проводила в душе, я не могла избавиться от ощущения грязи на своей коже, от чужих прикосновений, разрывающих мое тело на части, от зловония и терпкого запаха крови. Я стирала кожу до крови жесткой мочалкой, но каждый чертов раз выходила из душа с чувством брезгливости.

Стук в дверь палаты вынудил меня поднять голову от книги, которую я уже несколько часов держала на коленях, но не прочитала ни строчки.

— Здравствуй, Элиза, — молодая девушка приветливо улыбалась, — меня зовут Кэтрин. Ты позволишь мне присесть?

Она была очень красивой. Теплые карие глаза излучали доброту и сочувствие, длинные каштановые волосы вились крупными локонами до самой талии. Я кивнула головой, и она уверенно прошла в палату, закрыв за собой дверь.

— Вы доктор? — спросила я немного враждебно.

— Да, — кивнула она, — я психолог. Доктор Карсон позвал меня, чтобы я могла помочь тебе.

— Помочь мне? — невесело усмехнулась я, откидывая книгу на колени, — с чем вы мне поможете?

— Я могу помочь тебе вернуться к твоей прежней жизни, если ты позволишь мне.

— А если не позволю? — грубо перебила я, сама не понимая своей реакции. Ее легкость заставляла меня нервничать. Она думает, что можно изменить разум просто по щелчку пальцев или что, блять?

— Тогда ты застрянешь в своей голове, прокручивая случившее снова и снова. В конце концов это тебя погубит, Элиза, — ответила она ровным голосом.

— Я не знаю, как вы мне поможете. Это сидит у меня в голове, и я никак не могу заставить себя забыть об этом.

— Ты не забудешь, Элиза, — покачала она головой, — такое нельзя просто выкинуть из головы, как пригоревший ужин. Ты должна научиться жить с этим. Твои воспоминания не должны определять твою будущую жизнь. Ты сама хозяйка своей жизни, поэтому только тебе решать, будешь ли ты двигаться вперед или застрянешь в этом круговороте жалости и злости.

Я почувствовала, как мои глаза снова наполняются слезами.

— Я пытаюсь, я очень пытаюсь выкинуть это их головы и двигаться дальше, но я не могу, — я тихонько заплакала, прикрыв руками лицо.

— Поэтому я здесь, — мягким голосом заверила меня Кэтрин, — вместе мы сможем справиться со всеми твоими воспоминаниями.

Я шмыгнула носом и закивала головой.

— Что мне надо делать?

— Мы просто будем разговаривать. Если я посчитаю нужным назначить тебе дополнительное лечение, я его назначаю. Ты должна понимать, что на тебя никто не будет давить. Иногда я могу подтолкнуть тебя выйти за рамки, если посчитаю нужным. Но в основном, мы будем говорить.

— Говорить, — повторила я эхом, — хорошо, с этим я могу справиться.

— Вот и замечательно, — улыбнулась она и раскрыла свой блокнот.

Я всегда говорила о том, что разговоры по душам слишком переоценивают. После завершения часового сеанса мне казалось, что мой разум вывернули на изнанку. Мой лоб покрывала испарина, а над верхней губой выступили капельки пота. Я тяжело дышала, словно пробежала марафон по пустыне, и нервно теребила край своего покрывала, пытаясь просто чем-то занять дрожащие руки. Держать все это в своей голове было страшно, но куда страшнее оказалось проговаривать мысли вслух. Кэтрин ловко ухватилась за ниточку, распутывая тяжелый клубок, который поселился в моей грудной клетке. Тяжесть все еще давила на мои плечи, и мои страхи никуда не исчезли, но это первый шаг к тому, чтобы вернуться к жизни.

Мелинда отцепила капельницу от моей вены и выкатила стойку в коридор, оставив дверь открытой. Я встала на дрожащие ноги и ухватилась рукой за спинку кровати. Моя больничная рубашка спускалась почти до колен, частично прикрывая перебинтованную ногу. Я закрыла глаза и немного постояла, прогоняя головокружение, которое накатывало каждый раз, стоило мне подняться на ноги. Открыв глаза, я уставилась на Пола, который замер в коридоре и теперь рассматривал мое тело темными глазами. Его рот был сжат в суровую линию, а вокруг глаз собрались напряженные морщинки, пока он крепко сжимал руки в кулаки. Я застыла, как олень в свете фонаря, и, кажется, напрочь забыла, как дышать. Его лицо было красивым до боли, и где-то в груди я почувствовала острый укол от того, что теперь окончательно утратила шансы на то, что мы когда-то можем быть вместе.

Я не решалась что-то произнести, а он просто молча смотрел на мое лицо, пока кто-то в коридоре не окликнул его по имени. Я дернулась в сторону и медленно побрела в сторону душевой, разрывая зрительный контакт. По моим щекам стекали горячие злые слезы, и я даже не пыталась их стереть. Скинув рубашку на пол, я зашла в душ и включила горячую воду, яростно оттирая кожу мочалкой. Несмотря ни на что, я все еще хотела видеть себя рядом с Полом. Но он никогда не захочет видеть меня рядом с собой. В этом мире полно идеальных людей, таких, как Кэтрин, так зачем ему тратить свое время на что-то сломанное?

Швырнув мочалку под ноги, я закрыла лицо руками и разрыдалась от жалости к самой себе. Моя нога яростно пульсировала, пытаясь удержать мое исхудавшее тело, поэтому я прислонилась головой к кафелю, раз за разом царапая его обгрызанными ногтями.

Чем я заслужила все то дерьмо, что происходит в моей жизни?

Мои рыдания нарастали, пока не переросли в самый настоящий вой. Я крепко сжимала кулаки, свернувшись калачиком на холодном кафельном полу, пока вода поливала меня сверху.

Сколько может вытерпеть человек и не сломаться?

Насколько большой запас прочности у каждого из нас?

Судя по всему, не настолько большой, как нам кажется, потому что я чувствую, как силы покидают меня. Леденящий душу холод пробирает до самых костей, лишая тепла и покоя, забирая огонек света, который до этого момента все еще жалко горел внутри моего сознания.

Я практически сдалась.

Я устала.

Мне кажется, я плыву по темной реке, и никак не могу добраться до берега, раз за разом погружаясь в черную воду, втягивая ее в свои легкие.

В очередной раз выныриваю, отплевываясь и сильно кашляя для того, чтобы вновь уйти под воду, наблюдая, как слабый свет окончательно теряется наверху, пока мое тело все дальше и дальше опускается на глубину.

На сколько таких погружений меня еще хватит?

Потому что я официально признаюсь, что не вижу смысла бороться дальше.

Я захлебываюсь и тону каждую чертову секунду, и все еще никак не могу почувствовать твердую почву под ногами. Возможно, мне стоит просто отдаться на волю течения и перестать сопротивляться.

— Элиза, черт возьми, — чьи-то руки обвились вокруг моих плеч, вызывая внутренний протест со стороны моего тела.

Меня колотило крупной дрожью, а тело свело жуткой судорогой. Жгучая боль пронзила мои вены, пока кто-то вливал в меня лекарство. Я стиснула зубы, чтобы не закричать в агонии, и крепко зажмурила глаза. Тепло стало просачиваться внутрь моего оцепеневшего тела, принося небольшой покой измученному разуму. Голоса все дальше отходили на задний план, пока я плыла на волнах своего сознания.

Я очнулась в своей больничной кровати, когда солнце уже вовсю освещало мою палату, проникая в распахнутые окна. Поморщившись, я приподняла руку, прикрывая глаза от яркого света. Из моей вены снова торчал катетер, а опустевшая капельница стояла недалеко от постели. Последнее, что я помнила, — это поход в душ, после чего темнота поглотила мое сознание.

— Доброе утро, — произнесла Кэтрин, распахнув дверь палаты.

Я молча смотрела на ее жизнерадостное лицо, идеальную фигуру, и начинала тихо ее ненавидеть. Я никогда не стану такой же совершенной, как и она. Не после всего, через что пришлось пройти моему телу.

— Ты здорово нас напугала вечером, — продолжила она, не замечая реакции моего тела. Она уселась на стул, и закинула ногу на ногу, слегка покачивая черной туфлей на высоком каблуке.

— Мне жаль, — машинально ответила я, рассматривая узоры на покрывале.

— Ты говоришь это искренне, или для того, чтобы мне стало спокойнее?

Я неопределенно пожала плечами.

— Что вчера произошло, Элиза? Мне казалось, что мы нашли с тобой общий язык.

— Я не помню.

— У тебя был приступ. Тебя нашли на полу в душевой под холодными потоками воды, где ты, очевидно, пролежала несколько часов. Доктор Карсон опасается, чтобы на фоне истощения организма, у тебя не появилась пневмония.

— Я этого не помню. Я просто пошла в душ и все, дальше большой провал.

Кэтрин тяжело вздохнула и поправила очки в черной оправе.

— Что случилось перед тем, как ты отправилась в душ?

— Что ты имеешь в виду?

— Было ли что-то, что могло вызвать стресс в твоей голове?

— Нет, — покачала я головой. Мне не хотелось говорить ей о том, что я видела Пола, и это буквально подтолкнуло меня через край.

— Ладно, — протянула Кэтрин, — я выпишу тебе некоторые препараты, которые помогут справиться с твоей тревожностью и наладят сон.

Она торопливо что-то записала в своем блокноте, после чего встала на ноги и вышла в коридор, быстро улыбнувшись уголками губ.

Я потерла руки, которые покрылись сотней мурашек. Ощущение холода не проходило, поэтому мне пришлось подтянуть по своим ногам теплый плед и накрыться им.

Следом за Кэтрин приходил доктор Карсон, который недовольно ворчал, проверяя мои показатели, затем медсестра принесла целую гору таблеток, которые мне предстояло протолкнуть по своему пищеводу. Дни сменяли ночи, ночи — дни, и так по кругу. Я сбилась со счета от того, сколько дней или недель я провела в этой палате. Кэтрин каждый день приходила и садилась на металлический стул, вынуждая меня копаться в себе. И если поначалу это казалось сложным, то постепенно я стала ждать наших разговоров, поскольку могла говорить о том, о чем не могла рассказать никому другому.

— Ты хочешь жить, Элиза? — в один из дней Кэтрин ошарашила меня неожиданным вопросом.

Я уставилась на нее и поняла, что я не знаю ответа на этот простой вопрос. Когда я лежала в пещерах, я чертовски цеплялась за жизнь, но здесь, в безопасности, мне хотелось сдаться.

Чертов парадокс.

— Я хочу стать прежней, — мое сердце колотилось где-то в горле, пока я лихорадочно потирала пальцами кожу на своем запястье.

— Что ты подразумеваешь под этим словом? Прежняя — это какая? — Не такая, какой являюсь сейчас.

— Ты пережила события, которые наложили свой отпечаток на состояние твоей души, и твоего тела. Нам нужно научиться справляться с этим, а не искать возможность вернуть все, как было. Как прежде уже не будет. — Я знаю, знаю, черт, — я запустила руку в волосы, и с силой потянула за светлые пряди, — и это сводит меня с ума.

Глаза Кэтрин наполнились состраданием. Она переставила ноги, обутые в черные туфли на высоком каблуке, и уперлась локтями в собственные колени. — Мы многого добились, Элиза, не пытайся подтолкнуть себя к краю. — Что, если я хочу? — Мой шепот был едва слышен в гулкой тишине. Кэтрин несколько минут сканировала мое лицо, после чего покачала головой: — Нет, не хочешь.

— Как ты можешь знать наверняка?

— Кто действительно так думает, не говорит об этом. Если ты произнесла это на нашей беседе, значит ты хочешь, чтобы тебе помогли. И я помогу тебе. Сегодня мы поговорим о том, что ты чувствовала, когда прикрывала спину своих товарищей на той горе.

— Что я чувствовала? — переспросила я, — наверное ничего, это моя работа. Была моя работа.

— Почему ты поправила себя?

— Потому что я не уверена, что смогу снова выйти за эти стены.

— Ты можешь быть солдатом и тебе необязательно выходить за стены, ты же понимаешь это?

— Нет, — я тряхнула головой, — нет, я не смогу.

— Ты помнишь, как проводила время в отряде Авроры? Помнишь, что чувствовала, когда держала в руках винтовку и без раздумий спасала жизни своим друзьям?

— Да, и мне было хорошо. Я очень скучаю по тем временам.

— Ты можешь вернуться в строй, чтобы твои друзья могли рассчитывать на твою помощь.

— Как я могу помочь им, если не смогла помочь себе?

— Почему ты не смогла помочь себе, Элиза? Что ты чувствовала на той горе?

— Я чувствовала надежду, страх и беспомощность, — прошептала я, — их было пятеро, они смогли подобраться к нам абсолютно бесшумно и ударить Бобби по голове. Он рухнул, как подкошенный. Я не смогла выхватить пистолет, потому что лежала с винтовкой. Они заставили меня идти с ними, угрожая убить Бобби, а ему сказали, что убьют меня. Я надеялась, что кто-то сможет добраться до нас достаточно быстро, чтобы они нас не тронули. Или, что я смогу выбить оружие у кого-то одного и убить каждого. Но когда мы вошли сквозь проем в стене и оказались в каком-то большом гроте, я поняла, что никто не придет. Мы понятия не имели о существовании прохода. Кто нас будет там искать?

Я чувствовала, как снова погружаюсь под воду. Я тону, черт возьми, в своих воспоминаниях, и не могу сделать ни глотка свежего воздуха.

— После этого я стала чувствовать сильный страх. Мне казалось, что я сама шагаю к своей смерти. Бобби сильно разбили голову, лужа крови натекла в пещере, но они продолжали нас быстро тащить дальше. Уже наверху мы оказались в какой-то сети пещерных отсеков. Бобби начал шевелиться, но они снова стукнули его по голове. Я пыталась вырваться, я дралась, я кусалась, я царапалась, но ничего из этого мне не помогло.

Больше всего мне было жаль Бобби, который ни хрена не заслужил из того, что они с ним сделали. Я не говорю, что мне досталось по заслугам, но, черт возьми, он умер, как в самых страшных кошмарах.

— Они привязали его к большому камню и раздели. Их лидер несколько раз ударил Бобби по лицу, чтобы он пришел в себя. Бобби не понимал, что происходит, это было видно по его глазам. Он пытался развязать веревки, но ничего не выходило. Тогда он посмотрел на меня и сказал, чтобы я не боялась. А я боялась, — я покачала головой, и провела по лицу трясущимися руками, всхлипывая без остановки, — так сильно боялась. Мне было жутко находится в окружении этих мужчин, которые смотрели на меня, как на кусок мяса. Один из мужчин стал резать Бобби ножом. Его крики эхом отскакивали от стен. Я до сих пор слышу его крики, они в моей голове и я не могу их выкинуть.

Боже, мне казалось, что я снова и снова смотрю на растерзанное тело Бобби. Я закрыла уши руками и стала раскачиваться взад и вперед, корчась от рыданий.

— Когда ты почувствовала беспомощность?

— Когда лежала внизу, — я убрала руки от лица, — когда они стали бить меня, я еще надеялась, но когда они раздели меня и привязали, тогда я стала чувствовать беспомощность. Моей надежды больше не было, остался только жуткий страх и чувство собственной беспомощности от того, что я не могу ничего сделать. Мне оставалось только терпеть.

— Ты была в сознании, когда они резали тебя?

— Да, — кивнула я, мысленно отстраняясь от происходящего, — они сказали мне раздвинуть ноги, но я отказалась. Тогда они стянули мне руки веревками и бросили на живот. Один из них стал водить своими руками по моему телу, ощупывая каждый сантиметр, как будто выбирал место посочнее. Он ударил меня за то, что на моем теле было мало мяса. Тогда другой засмеялся и сказал, что мяса у них достаточно. Затем он поднял мешок и стал доставать куски окровавленной плоти. Я увидела татуировки на коже. Только тогда до меня стало доходить, что это части тела Бобби. Они забили его как свинью на том камне и последнее, что он сказал, были его слова о том, чтобы я не боялась.

— Они развели костер и стали готовить. Запах плоти въелся мне в ноздри. Я чувствовала тошноту наблюдая, как они едят. Когда один предложил разделать и меня, другой покачал головой и что-то сказал, что я не расслышала, но они все посмотрели на мое тело, и я поняла, что из этой пещеры я никогда не выйду.

Я на мгновение закрыла глаза и продолжила:

— Я не знаю, сколько прошло времени, но после того, как они насиловали меня снова и снова, казалось, что прошло несколько часов, я периодически теряла сознание. Тогда мужчина взял нож и сказал, что мое костлявое тело годится только для одной вещи. Сначала они хотели отрезать мне грудь. Они долго ее трогали и смеялись. И все же он срезал мне кусок ноги. Я никогда не испытывала такой боли, как в тот момент, когда лезвие его ножа срезало сантиметр за сантиметром. Я кричала, пока не охрипло горло, но потом потеряла сознание. Что было дальше, я смутно помню, но ощущение не прекращающейся агонии преследует меня. Тогда я больше ничего не чувствовала, я сдалась и молилась, чтобы все это поскорее закончилось.

Лицо Кэтрин выглядело шокированным, несмотря на всю ее профессиональную маску. Я могла понять, какие чувства сейчас бушую внутри ее головы.

— Аврора смогла тебя найти. Они прошли весь путь и вышли в эти пещеры.

— Да, я уже знаю, — шмыгнув носом, пробормотала я, — хотя я не помню этого, и очнулась уже в больнице.

— Они вынесли тебя из пещер и убили всех, кто там был.

— И хорошо, что убили, — мрачно ответила я, — я плохо сплю, но если бы они были живы, боюсь, что спать я бы вообще перестала.

— Ты не чувствуешь, что хочешь отомстить?

— Кому? Они мертвы.

— Но есть другие, — покачала она головой, — что, если такое произойдет еще с кем-то? Мы на границе, в опасной близости от тварей, которые каждый день истребляют ваши отряды.

— Я не могу, — затрясла я головой, — мне противны любые прикосновения к голой коже, я не смогу контактировать с командой.

— Сможешь, Элиза, — уверенно ответила Кэтрин, — поэтому следующим шагом нашей терапии, я назначаю тебе стрельбы.

— Что? — я уставилась на женщину перед собой, пытаясь осмыслить ее слова.

— Стрельбы, — повторила она, — ты будешь дважды в неделю ходить в зал и практиковаться в стрельбе. Тебе не обязательно с кем-то контактировать. Я попрошу командира подобрать для тебя время, когда там будешь только ты. Через неделю ты поделишься со мной своими впечатлениями. Если ты поймешь, что для тебя это слишком эмоциональная нагрузка, мы уберем этот пункт из лечения, но до этого момента я хочу, чтобы ты вышла из палаты и пошла на стрельбы.

Мысль о том, что мне предстоит покинуть палату, внушала дикий страх. Здесь, запертой в четырех стенах, я ощущала себя в безопасности, но стоит мне покинуть порог палаты, как накатывала жуткая тошнота, вызванная ужасом.

Но в тоже время, я чувствовала трепет внутри своего живота. Конечно, ничего не будет так, как прежде, но сделать что-то, что я делала до больницы, вызывало радостное возбуждение.