Исследование авторитарной личности

А. Предисловие

Наша работа выстроилась на специфическом исследовании антисемитизма. Однако по мере продвижения вперед центр ее тяжести постепенно смещался. В итоге это привело к тому, что нашу основную задачу мы видели не в том, чтобы анализировать антисемитизм или какое-либо другое предубеждение по отношению к меньшинствам как социально-психологический феномен per se (сам по себе). Наша задача в большей степени заключалась в том, чтобы исследовать враждебные по отношению к меньшинствам предубеждения в их отношении к более глобальным идеологическим и характерологическим конфигурациям. Таким образом, антисемитизм постепенно почти полностью исчез из наших опросных листов и стал в схеме интервью одной из многих других тем.

Ниже приводится перечень вопросов, задаваемых в интервью, которые относятся к теме антисемитизма. Интервьюируемым их задавали не в полном объеме, не всегда мы также обращали внимание на идентичность формулировок. Однако во всех случаях большинство из предусмотренных тем нашло свое отражение в вопросах.

С помощью дополнительных материалов интервью мы больше узнаем о доминирующих формах открытого антисемитизма, чем о его внутренней динамике. Детально разработанные вопросы оказались, во всяком случае, полезными для понимания связанного с предрассудками психологического конфликта[1].

Следующее важное наблюдение касается реакций интервьюируемых на предлагаемый им перечень дурных свойств евреев. В большинстве ответов интервьюируемые одобряли весь список, то есть имело место небольшое число различий. Лица, наделенные высокой степенью предубеждений, склонны принять любой упрек по отношению к евреям, если им не нужно высказывать от своего имени упрек по отношению к евреям, а можно принять его как общепринятый факт. Это можно интерпретировать по-разному — либо как симптом «внутренней консистенции» антисемитской идеологии, либо как выражение духовной закоснелости интервьюируемых с высоким количеством баллов, независимо от того факта, что сам метод и постановка вопросов с несколькими заранее заданными вариантами ответов может провоцировать на автоматические реакции. Если даже в самих анкетах явственно наблюдалось наличие антисемитской идеологии, то и это было едва ли достаточным объяснением того, что все предубеждения принимались списком. По-видимому, речь идет в этом случае об антисемитизме, однако поначалу остается неясным, вызвано ли данное впечатление ментальностью интервьюируемых Н, либо недостатками наших методов опроса. Предположительно, самые крайние антисемитские высказывания действуют, когда они произносятся таким образом, что не воспринимаются больше как хула, а как нечто, что можно логически объяснить, подобно антидоту (противоядию), успокаивающему свое сверх-Я и стимулирующему самого себя к имитации подражанию там, где «собственная» реакция опрашиваемого будет менее экстремальной. Это рассуждение может также прояснить тот феномен, что немецкий народ в целом принял радикальные антисемитские методы, хотя, вероятно, каждый в отдельности был не более антисемитом, чем наши наделенные предубеждениями интервьюируемые.

Из нашей гипотезы можно извлечь прагматический вывод о том, что следует всемерно избегать псевдорациональных дискуссий об антисемитизме. Антисемитские высказывания, основывающиеся на фактах, следует опровергать либо объяснять психодинамику, связанную с формированием антисемитизма. Однако не следует останавливаться на «еврейской проблеме». Тот, кто в наши дни — после уничтожения народов в Европе — говорит о «еврейской проблеме» (даже если это происходит в мягкой форме), способствует оправданию того, что сделали национал-социалисты.

Следует подчеркнуть, что здесь на первый план выходит субъективная точка зрения. Выбор наших примеров исключил исследование роли, которую играет «объект», в нашем случае евреи, в формировании предрассудков. Мы ни в коем случае не отрицаем, что в этом известная роль принадлежит также и «объекту», однако наш интерес сосредоточен прежде всего на реакциях, направленных против евреев, а не на причины этих реакций. В «объекте» — и именно на основе нашей исходной гипотезы о том, что антисемитские предрассудки имеют мало общего с теми свойствами, против которых они направлены[2]. Наше внимание сконцентрировано на четко выраженном типе Н среди опрашиваемых.

Концепция данной главы исходит из общего предположения, что вражда (по большей части неосознанная), которая коренится в несостоятельности и подавлении и в социальном плане отрывается от собственного объекта, требует заменителя объекта (эрзац-объекта), с помощью которого она обретает реалистичный аспект для субъекта, который должен избегать радикальных выражений нарушенного контакта с реальностью, то есть психоза. Для того чтобы соответствовать своей функции, этот объект неосознанной воли к разрушению, который, однако, ни в коей мере не следует понимать поверхностно, как «козла отпущения», должен выполнять определенные условия. Он должен быть достаточно конкретным, однако не слишком конкретным, чтобы не быть разрушенным собственной реальностью. Он должен быть исторически подкрепленным и выступать как неоспоримый элемент традиции. Он должен быть дефинированным в застывших и хорошо известных стереотипах и, наконец, он должен обладать признаками или по меньшей мере быть воспринимаемым и понятым как признак, препятствующий деструктивным тенденциям индивидов с предубеждениями.

Некоторые из этих черт, как, например, гипертрофированное групповое мышление, поддерживают рационализацию, другие, как неврастения или мазохизм, придают деструктивности психологически адекватный импульс.

Неопровержимым является то, что все эти условия в высшей степени наполнены феноменом «еврей». Это не означает, что евреи должны навлекать на себя ненависть, или что неотвратимая историческая необходимость делает их в большей степени, чем других, идеальной целью социальной агрессивности. Достаточно того, что они могут выполнять эту функцию в психике многих индивидов.

Проблему «самобытности» еврейского феномена, а следовательно, и антисемитизма можно объяснить лишь с помощью экскурса в теорию, которая выходит за рамки данного исследования. Подобная теория не стала бы перечислять многообразие «факторов» либо выбирать специфический фактор в качестве повода, скорее здесь разрабатывались бы закрытые рамки, в которых все элементы крепко связаны между собой, что привело бы не к чему иному, как к теории современного общества как целостности.

Сначала мы попытаемся определить «функциональный» характер антисемитизма, то есть его относительную независимость от объекта. Затем мы изложим проблему cui bono[3]: антисемитизм как средство, не требующее затрат сил для ориентации в холодном, отчужденном и во многом непонятном мире. Как и при анализе политической и экономической идеологии[4] здесь также обнаружится, что эта «ориентация» достигается с помощью стереотипов. Пропасть между такой стереотипностью, с одной стороны, с фактическим опытом и все еще признанными демократическими ценностями, с другой стороны, ведет к конфликтной ситуации, которая явственно обнаруживается в ряде интервью. Затем мы исследуем то, что является разрешением этого конфликта: выросший в недрах американской цивилизации антисемитизм, связанный с неосознанными или непонятными желаниями наделенного предрассудками индивида, проявляется в экстремальных случаях сильнее, чем совесть или официальные демократические ценности. Это приводит к доказательству деструктивного характера антисемитских реакций. В качестве остатков конфликта часто остаются следы симпатии или чаще «признания» известных еврейских свойств, которые, однако, при более внимательном рассмотрении также содержат негативные элементы.

Далее следуют некоторые специфические наблюдения о структуре антиеврейских предубеждений. При этом в центре внимания находятся различия, узнаваемые антисемитизмом с помощью социальной идентификации антисемита. Обзор антисемитской динамики мы дополним некоторыми замечаниями о поведении не обладающего предубеждениями индивида.

В заключение речь пойдет о более общем социальном значении антисемитизма: т. е. отрицании принципов американской демократии.

В. «Функциональный» характер антисемитизма

Динамика психических процессов, требующая «антисемитского вентиля», является, в сущности, как нам кажется, амбивалентностью авторитарных и мятежных склонностей, частично уже описанных в других главах этой книги. Здесь мы ограничимся разбором отдельных нетипичных, однако конкретных примеров того, что антисемитизм не так сильно зависит от природы объекта, как от психических потребностей и влечений субъекта.

В отдельных случаях «функциональный» характер предубеждений обнаруживается явственно. Здесь речь идет об индивидуумах, которые являются предвзятыми по своей природе, для которых в конце концов не важно, на какую группу направлены их предубеждения. Ограничимся двумя примерами. 5051, с высоким числом пунктов на всех шкалах, является предводителем бойскаутов. Он обнаруживает, хотя и подсознательно, сильно выраженные склонности к фашизму. Будучи антисемитом, он пытается смягчить свои предубеждения с помощью определенных полурациональных модификаций.

Он объясняет:

Это напоминает известную историю Э. По о двойном убийстве на рю Морг, где прохожие ложно истолковали дикие крики драгуна, как слова из различных иностранных языков, совершенно им незнакомые. Вдобавок ко всему драгун оказался иностранцем. Первичная враждебная реакция направлена на чужих самих по себе, воспринимаемых как что-то «нечистое». Лишь позднее инфантильный страх неизвестности «наполняется» представлениями об определенной группе, стереотипной и подходящей для этой цели. Любимым эрзацем «черного человека» являются евреи.

Однако перенос подсознательного страха на особый объект, вторичный сам по себе, всегда содержит нечто случайное. Так, наличие новых факторов может, хотя бы отчасти, оттянуть агрессивность от евреев и перевести ее в социальном плане на другие группы.

Нашему предводителю бойскаутов 5051 в значительной степени свойственны псевдодемократическая идеология и псевдоустремление активно содействовать претворению в жизнь американских идеалов, как он их понимает. Себя он воспринимает не как консервативно мыслящего индивида, а как «преимущественно либерала»; привлекая в своих рассуждениях третью группу, он тем самым ослабляет свой антисемитизм и вражду по отношению к неграм. Для доказательства своей непредвзятости он упоминает армян, однако использует формулировки, которые позволяют легко пользоваться обычными антисемитскими стереотипами. Даже когда он снимает с евреев упрек относительно их «хитрости», это является в действительности лишь средством прославления своей собственной группы: мысль, что «мы менее ловкие, чем они», вызывает его ненависть. Если антисемитизм по отношению к выбору объекта на более поверхностном уровне является функциональным, то его более глубинные детерминанты представляются гораздо устойчивее.

Экстремальный случай, если так можно выразиться, в отношении «подвижного» предрассудка представляет собой М1225а из морского училища. И хотя его опросный лист показывает лишь средние пункты, интервью с ним обнаруживает четко выраженные черты «манипулируемого» антисемита, о меньшинствах он высказывается следующим образом:

Его агрессивность поглощена неграми, и таким идиосинкразическим способом, какой можно наблюдать только у очень экстремистски настроенных антисемитов, вся агрессивность которых направлена на евреев.

Следует упомянуть, что другая опрашиваемая, будучи сама негритянкой, жаловалась на запах от евреев. Наш интервьюируемый ограничивается рассуждениями о неграх, хотя и сомнительным образом.

Также и здесь дескриптивно сохраняется антисемитское клише, в то время как перенос ненависти на негров модифицирует оценки. Примечательна при этом искаженная трактовка слова «проблема». Отрицая существование «еврейской проблемы», интервьюируемый сознательно становится здесь на сторону индивидов, лишенных предубеждений, но интегрируя выражение как «иметь трудности» и считая евреев «чересчур хитрыми», он, сам того не ведая, обнаруживает свое негативное отношение. Согласно «теории пронырливости», его проеврейские высказывания получают рационалистическое звучание, которое свидетельствует об амбивалентности опрашиваемого: вся расовая ненависть — это «зависть», однако он почти не сомневается, что у него имеются основания для такой зависти. Так, например, он принимает миф о евреях, которые контролируют немецкую промышленность.

Данное интервью указывает направление дифференциации нашего представления об этноцентризме. Даже при высокой степени корреляции между антисемитизмом и враждой в отношении к неграм (факт, в одинаковой мере выявляемый в наших интервью и в ответах на наши анкеты) нельзя сказать, что предрассудки представляют собой единственную компактную массу. Готовность признавать враждебные высказывания по отношению к национальным меньшинствам можно рассматривать как более или менее единую черту. Однако, когда (например, в интервью) интервьюируемым предоставляется возможность спонтанно высказывать свое мнение, то нередко какое-либо национальное меньшинство, в большей мере чем другие, выступает в качестве объекта особой ненависти. Этот феномен можно объяснить, сравнив его с манией преследования, которая, как уже неоднократно отмечалось, обнаруживает много свойственных антисемитизму структурных черт.

Если параноик охвачен общей ненавистью, то он склоняется к тому, чтобы произвольно «выхватить» своего врага, нарушить покой определенных индивидов, возбуждающих его внимание: он как бы влюбляется в негативном смысле.

Подобное характерно и для потенциального фашиста. Как скоро он развил определенный и конкретный антикатексис, необходимый для формирования социальной псевдореальности, он может зафиксировать агрессивность, обычно не привязанную к определенному объекту, и оставить в покое другие объекты возможного исследования. Несомненно, эти процессы легче наблюдать в ходе интервью, чем на основе анкет, которые оставляют интервьюируемому мало возможностей для свободного «самовыражения».

Следует также добавить, что опрашиваемые в нашей подборке находят множество других эрзац-объектов для евреев, как, например, мексиканцев или греков. Последние, как и армяне, щедро наделяются свойствами, обычно ассоциируемыми с евреями.

Достойным упоминания представляется другой аспект функционального характера антисемитизма: мы часто встречали представителей других меньшинств с четко выраженными «конформистскими» тенденциями, реакции которых носили выраженный антисемитский характер. В различных группах «чужих» не было и следа солидарности; более того, правилом становилось — «свалить груз» на других, бросить тень на другие группы для того, чтобы представить свой социальный статус в более привлекательном свете. Например, 5023, психоневротик, страдающий фобией страха, по рождению мексиканец:

5068 представляет собой, по мнению интервьюера, довольно распространенный тип переселенца в Америку во втором поколении, считающего себя итало-американцем. Его предубеждения имеют фашистскую политическую ориентацию, окрашены параноидными фантазиями:

Упомянем далее 5052, антисемита с ярко выраженными гомосексуальными наклонностями, испано-негритянского происхождения. Он — владелец ночного клуба, и интервьюер выражает свое впечатление о нем в замечании, что хотел бы сказать этот человек: «Я — не негр, я — владелец ночного клуба». Здесь мы встречаем случай, когда социальная идентификация парии формирует его предубеждения.

В заключение, в качестве курьеза упомянем интервью с турком, которое, впрочем, в силу его более высокого интеллектуального уровня мы не включили в текст. Он позволял себе сильные антисемитские выпады до тех пор, пока в конце интервью не выяснилось, что он сам еврей. Весь комплекс антисемитизма в группах меньшинств и среди самих евреев представляет собой серьезную проблему и заслуживает специального исследования. Даже беглого взгляда на материал достаточно, чтобы укрепиться в предположении, что социально угнетенные чаще склонны переносить давление на других, чем связывать себя со страдающими соплеменниками.

С. Воображаемый враг

Наши примеры, касающиеся «функционального» характера антисемитизма и относительной легкости, с которой предубеждение переходит с одного объекта на другой, показывают: предубеждение, в соответствии со своим содержанием, лишь поверхностно затрагивает специфическую природу объекта. Можно предположить, что данная гипотеза связана с такими каноническими категориями, как стереотипность, неспособность обретения опыта, проекция и фантазии о могуществе. Это подтверждается высказываниями, которые либо откровенно противоречивы, либо не согласуются с фактами, либо имеют явный воображаемый характер. Поскольку обычные «противоречия» антисемита часто объясняются тем, что они затрагивают различное отношение к действительности и различные стимулирующие структуры, которые еще согласуются с его целостным мировоззрением, то ниже мы займемся преимущественно доказательством конструкции фантазий. Они так широко известны в обыденной жизни, что их значение для антисемитизма не нуждается в дальнейшем комментарии, в нашем исследовании они лишь освещаются. Можно сказать, что такие фантазии возникают тогда, когда стереотипы полностью отрываются от действительности и начинают «дико блуждать». Если «освобожденные» стереотипы вынуждены вновь вступить в соприкосновение с действительностью, то появляются бессмысленные искажения.

В собранных нами примерах о стереотипных фантазиях речь преимущественно идет о представлениях об эксцессивном могуществе, приписываемом произвольно найденному врагу. Несоответствие между относительной социальной слабостью объекта и его кажущимся мрачным всевластием само по себе является доказательством того, что здесь действуют проективные механизмы.

Сначала приведем несколько примеров, иллюстрирующих омнипотентные фантазии, которые одновременно абстрактно проецируются на всю чужую группу, а затем покажем, каким образом использование таких идей ведет к реальному опыту, находящемуся на грани параноидных фобий.

5054, женщина средних лет с довольно высокими баллами на всех шкалах, очень занята собой и характеризуется как «авторитарный тип». Она объясняет, что всегда стремилась «видеть также и другую сторону» и «даже преодолеть предубеждения обеих сторон». Свою терпимость она мотивирует конфликтом с супругом, которого называет ярым врагом евреев, ненавидящим их всех без исключения, в то время как она сама готова делать исключения. Суть ее отношения зафиксирована следующим образом:

Распространенный стереотип о чрезмерном влиянии евреев на политику и экономику раздувается до утверждения об угрожающем мировом господстве. Легко догадаться, что те меры предотвращения, которые имеет в виду данная категория интервьюируемых, не менее тоталитарны, чем идеи об их преследовании, хотя они и не осмеливаются пояснить их более подробно.

Аналогичной является точка зрения интервьюируемой 5061а, выбранная для иллюстрации «смешанного» типа. Она показывает средние баллы на шкале Е, низкие на шкалах F и РЕС, однако, согласно результатам интервью, относится к выраженному этноцентрическому типу. Живость фантазий по отношению к всесильным евреям касается в ее высказываниях эквивалентной интенсивности ее чувства мести.

Иногда четко проступает проективный аспект фантазий об еврейском господстве. Те, чьи полуосознанные желания заключаются в надежде на устранение демократии и господство силы, называют его антидемократическим и полагают, единственный его шанс состоит в соблюдении демократических прав. 5018, бывший сержант морской артиллерии, 32 лет, с высокими баллами на всех шкалах, наделен некоторыми параноидными чертами. Он знает, что «евреев нельзя считать расой, однако все они одинаковы. У них слишком много власти, но в этом я вижу нашу вину». Далее он поясняет:

Отрицательный отзыв о дряблых демократических методах имплицитно проясняет антидемократические чувства этого опрашиваемого: упрек в отсутствии демократической кооперации евреев является, по-видимому, рационализированием.

Следует хотя бы упомянуть еще один аспект нереалистичного представления о евреях. Это утверждение о том, что евреи «повсюду». Иногда идея о всевластии евреев заменяется идеей о их присутствии всюду, возможно, это связано с тем, что в действительности нельзя утверждать о каком-то «господстве евреев», так что преследуемому бредовыми идеями индивиду приходится искать другой «вентиль» в идее опасной таинственной вездесущности. Этот аспект связан с другим психологическим моментом. Индивид с максимально предвзятыми предубеждениями пронизан идеей абсолютной правоты своей группы; он не терпит ничего, что «строго не вписывается» в эту идею и проецирует ее на евреев. Поскольку представители группы Н, очевидно, не терпят никаких «пришельцев», то это тотальное присутствие они видят в тех, кого ненавидят и кого считают вправе вытравить из памяти, так как, по их мнению, другим способом «от них не отделаться». Нижеприведенный пример, где идея о вездесущности евреев переносится на личный опыт, свидетельствует о близости к бредовой мании.

6070, сорокалетняя женщина со средними баллами по шкале Е, отзывается о евреях особенно резко:

Эта цитата не только примечательна как иллюстрация тезиса «евреи — повсюду». Здесь выражение слабости евреев — их «постоянное нытье» — переиначивается в их неотвязность. Беженец, вынужденный покинуть свою родину, предстает как незваный гость, стремящийся рассеяться по всему свету, и недалеким от истины будет предположение, что данное представление коренится в самом факте преследования. Кроме того, это высказывание порождает амбивалентность крайнего антисемита, так называемую «негативную влюбленность». Опрашиваемая, несомненно привлеченная громким именем знаменитого музыканта, пригласила его в свой клуб, однако использовала контакт, после того как он был установлен, лишь для того, чтобы персонифицировать свою агрессивность.

Еще один пример взаимодействия семипсихотической идиосинкразии с дикими антисемитскими фантазиями представляет 5004, двадцатишестилетняя женщина с высокими показателями на шкале F и средневысокими на шкалах Е и РЕС. На вопрос о религии евреев она дает ответ, разделяющий древнее представление о «зловещем»: «Я знаю очень немного, но я бы побоялась зайти в синагогу». Это высказывание следует оценивать в контексте с нижеприведенными словами о национал-социалистических зверствах:

Фантазии о преследовании, т. е. то, что евреи могли бы ей причинить, превращаются в аутентично-параноидную манеру как оправдание национал-социалистического геноцида.

Наши последние примеры относятся к искажениям, возникающим тогда, когда опыт рассматривается через призму застывших клише. М732с, бывший участник войны, с высокими баллами на всех шкалах, относится к данному типу с искаженным опытом в отношении как негров, так и евреев:

Утверждение об отношении негров к «кадиллаку» говорит само за себя. Замечание о студентке в персонализированной форме показывает аспект неизбежности, присущий враждебной стереотипности. Для человека с предвзятой точкой зрения негр является «тупым существом»; если же ему встречается особенно трудолюбивый негр, то это свойство приписывается сверхкомпенсации, т. е. исключению, подтверждающему правило. Безразлично, что представляет собой негр или что он делает, в любом случае отношение к нему будет негативным.

По еврейской проблеме опрашиваемый высказывается следующим образом:

По-видимому, эта история о парикмахере является регрессией на ранее инфантильное мышление.

F359, 48-летняя женщина-бухгалтер, занимает руководящую должность в правительственном ведомстве. Хотя, по мнению интервьюера, она является культурной и образованной женщиной, она не может удержаться от параноидных историй, как только речь заходит о практической сфере расовых отношений, которая одновременно служит и ареной для банальностей. (По баллам она занимает место в верхней четверти на шкале Е, однако имеет низкое число баллов на шкалах F и РЕС). Ее искаженные представления касаются как негров, так и евреев.

В качестве наиболее целесообразного средства для улучшения интеркультурных отношений часто предлагается усилить личные контакты между различными группами. В то время как ценность таких встреч в конкретных случаях антисемитизмом не должна оспариваться, примеры данного раздела говорят об известных модификациях, по меньшей мере там, где предубеждения принимают крайние формы. Не существует разрыва в чистом виде между стереотипом и опытом. Стереотип является искусственным приемом для удобства классификации вещей. Но так как эта тенденция «питается» из скрытых источников бессознательного, то искажения, следствием которых она является, нельзя просто исправить с помощью взгляда в действительность. Сам опыт в большей степени сформирован стереотипом. Индивиды, высказывания которых о проблеме меньшинств здесь приводились, имеют одну решающую, присущую всем им особенность. Даже если познакомить их с представителями групп меньшинств, наиболее удаленных от стереотипов, они будут рассматривать их через призму стереотипов и не признают их, так как эта тенденция встречается не только у лиц, которые действительно «имеют склонность к фантазиям» (весь еврейский комплекс представляет собой скорее своего рода признанную свободную зону узаконенных психотических искажений), не следует ограничивать это неумение приобрести опыт лишь индивидами описанного здесь типа, ее можно наблюдать и в менее четко выраженных случаях. Это следует предусмотреть в интересах взвешенных контрмер. Оптимизм по отношению к благотворному действию личных контактов неуместен. Стереотипы невозможно «скорректировать» опытом. Сначала нужно восстановить способность обретения опыта, с тем чтобы воспрепятствовать развитию представлений, которые в буквальном, клиническом смысле являются «злокачественными».

D. Антисемитизм — к чему?

Основополагающая гипотеза психоанализа звучит следующим образом: симптомы приобретают смысл лишь тогда, когда они выполняют особую функцию в психическом хозяйстве индивида. В соответствии с данной гипотезой их, как правило, нужно рассматривать, как эрзац-удовлетворение вытесненных инстинктов или как защитные механизмы от них. Предшествующие рассуждения вскрыли иррациональный аспект антисемитских установок и мнений. Так как их содержание не согласуется с реальностью, мы назовем их «симптомами». Однако речь идет о симптомах, которые едва ли можно объяснить на основе механизмов невроза, а антисемит как таковой, будучи потенциальным фашистом, конечно же, не является психопатом. Окончательное теоретическое объяснение полностью иррационального симптома, не нарушающего, однако, «нормальности» тех, у кого он обнаруживается, выходит за рамки данного исследования. Однако мы считаем себя вправе поставить вопрос: cui bono? Каким целям служит антисемитское мышление в жизни индивидуума? Окончательный ответ на этот вопрос можно найти, лишь исследовав стереотипы с их причинами, возникновением и укоренением. Направление для такого ответа мы наметили в предшествующих главах[5]. Здесь мы ограничимся исследованием относительно поверхностного пласта «я» и зададим вопрос: «Что дает антисемитизм субъекту внутри конкретной структуры его опыта?»

В определенном смысле антисемитские предрассудки, без сомнения, обладают рациональной функцией. Они могут возникнуть на конкретной основе из зависти экономического характера или из желания обогатиться за счет лишения прав более зажиточного меньшинства. Рациональным можно также назвать и поведение тех, кто стремится к фашистской диктатуре и рассматривает предрассудки как общую платформу, хотя в данном случае вопрос о рациональном подходе усложняется, так как такая диктатура, по-видимому, не служит интересам индивида, а коллективное автоматическое принятие заранее готовой формулы нельзя назвать рациональным. Однако в данный момент нас занимает другой аспект. Какое преимущество получают «разумные» в остальном индивиды, когда они становятся приверженцами идей, не имеющих реального базиса, и которые обычно связывают с ложной адаптацией?

Для того чтобы дать предварительный ответ на этот вопрос, мы рассмотрим результат опроса респондентов по шкале РЕС — это полная неосведомленность и растерянность опрашиваемых в случаях, когда затрагиваются социальные темы, выходящие за пределы их непосредственного опыта. Объективизация социальных процессов, в действительности подчиняющихся надындивидуальным законам, по-видимому, ведет к духовному отчуждению индивида от общества, воспринимаемому отдельной личностью как дезориентация и сопровождаемому страхом и неуверенностью. Политические стереотипы и персонализацию логично интерпретировать как средство преодоления этого неприятного состояния, шаблонные представления о политике и бюрократе — как ориентировочные маркеры и проекции вызванных дезориентацией страхов. Сходные функции, по-видимому, выполняет и «иррациональное» клише евреев. Для индивидов с крайней степенью предубеждений они максимально стереотипны и одновременно в большей степени, чем какое-либо другое пугало, персонифицированы, так как определяются не профессией или социальной ролью, а экзистенцией как таковой. По этим, а также историческим причинам они значительно более приспособлены взять на себя функцию «черного человека», чем бюрократы или политики, которые, впрочем, часто образуют лишь напрямую ощутимый эрзац собственного объекта ненависти, которым являются евреи. По-видимому, необычность евреев становится самой сподручной формулой для того, чтобы справиться с отчуждением общества. Приписывая евреям вину за все существующие беды, можно как бы с помощью прожектора, позволяющего быстро и всесторонне ориентироваться, объяснить темные стороны действительности. Чем меньше антиеврейские фантазии соответствуют реальному опыту, чем больше они сохраняются, так сказать, «в чистом виде» от загрязнения действительностью, тем меньше они подвергаются помехам, вызванным диалектикой опыта, которая в большей степени затрудняется закоснелостью стереотипов. Антисемитизм является универсальным средством, способствующим приобретению интеллектуального равновесия, антикатексиса и структурированию стремлений к переменам.

Теоретики-антисемиты и агитаторы от Чемберлена до Розенберга и Гитлера всегда утверждали, что существование евреев является «ключом» ко всему. Психологические импликации этого представления вытекают из разговоров с индивидами, склонными к фашизму. Их более или менее скрытые намеки часто выдают своего рода темную гордость, они говорят как посвященные, как будто бы они угадали доселе не отгаданную человеческую загадку (при этом безразлично, как часто эта разгадка уже высказывалась). Они буквально поднимают палец, иногда с улыбкой снисходительного превосходства; на все у них готов ответ, а перед своими собеседниками они предстают в образе совершенно уверенных индивидов, оборвавших все контакты, которые могли бы вынудить их к изменению своих взглядов. Возможно, это тот тип уверенности, который завораживает людей, чувствующих себя неуверенно. Именно благодаря своей некомпетентности, растерянности или полуосведомленности антисемит часто приобретает репутацию мудреца с глубокими знаниями. Чем примитивнее его грубые штампы вследствие их стереотипности, тем больший отклик они находят, так как сложное сводят к элементарному, не принимая при этом во внимание, какова логика этой редукции. Однако обретенное таким способом превосходство не ограничивается интеллектуальным уровнем. Поскольку клише, как правило, позволяют считать свою группу хорошей, а чужую плохой, то ориентированная на антисемитизм схема дает эмоциональное, нарциссическое удовлетворение, имеющее тенденцию к уничтожению барьеров рациональной самокритики.

Именно эти психологические инструменты постоянно используют агитаторы-фашисты. Вероятно, они не прибегали бы к ним, если бы читатели и слушатели не были восприимчивы к ложной ориентации. Нашей задачей является доказательство такой восприимчивости у индивидов, которых ни в коей мере нельзя причислить к явным сторонникам фашистов. Мы ограничимся тремя центральными пунктами псевдознания, с помощью которых антисемитизм завлекает своих сторонников — во-первых, это идея о том, что евреи представляют собой «проблему», во-вторых, заявление, что все они «одинаковы», и, в-третьих, утверждение, что всех без исключения евреев следует считать таковыми.

Аргумент, что евреи или негры представляют собой «проблему», регулярно выявляется в наших интервью с людьми, наделенными предрассудками. Приведем вырванный наугад пример и кратко поясним теоретические импликации этого аргумента.

Например, 105, студент, изучающий юриспруденцию, на вопрос «Что вы думаете о других группах?» дает такой ответ:

Слово «проблема», почерпнутое из научной сферы, опрашиваемый использует для создания впечатления убедительного и ответственного размышления. Тот, кто указывает на «проблему», имплицитно обозначает личную дистанцию от сомнительной темы, придает своим рассуждениям своего рода объективный характер. Это является превосходной рациональной мотивацией предубеждений, так как создается впечатление, что собственная точка зрения носит не субъективный характер, а является результатом напряженных раздумий и зрелого опыта. Прибегающий к такой уловке опрашиваемый стремится в ходе интервью к сохранению дискурсивной аргументации. Квазиэмпирически он подтверждает, что должен сказать и готов признать исключения, однако различия и исключения остаются на самой поверхности. Как только признается существование «еврейской проблемы», можно считать, что антисемитизм добился первой победы. Это становится возможным в связи с двусмысленной природой самого понятия (Problem), которое может обозначать предмет нейтрального анализа, а также предполагает и нечто негативное, что связано с нетерминологическим употреблением слова «проблематичный» для обозначения сомнительного дела. Без сомнения, отношение между евреями и неевреями представляет собой проблему в объективном смысле слова; если же речь идет о «еврейской проблеме», то акцент слегка смещается. В то время как сохраняется видимость объективности, на задний план молчаливо отходит тот факт, что проблему представляют сами «евреи», а именно проблему для остальных. Лишь один шаг отделяет эту точку зрения от взгляда, что данную проблему (в соответствии с ее собственными специфическими требованиями, то есть проблематичной природой евреев) нужно решать и что само собой разумеется ее решение выйдет за демократические рамки.

Кроме того, «проблема» требует решения, и пока на самих евреев навешивается ярлык этой проблемы, они становятся объектами, и не только для «судей» с их большей проницательностью, но также и для исполнителей акции. Еще не видя в них субъектов, с ними обращаются, как с элементами математического уравнения. В конечном счете призыв к «решению еврейской проблемы» означает унижение евреев, превращая их в легко манипулируемый материал.

Представление о «проблеме», глубоко внедрившееся в общественное сознание благодаря националистической пропаганде и националистическому примеру, присутствует также и в интервью Н, однако в них оно, как правило, принимает форму протеста. Мыслящие непредвзято индивиды пытаются восстановить объективный, «социологический» смысл выражения, при этом они в целом настаивают на том, что так называемая «еврейская проблема» в действительности является проблемой неевреев. Однако уже само употребление слова даже непредвзятыми индивидами показывает известную амбивалентность или даже индифферентность, как, например, в случае 5047 с низкой Е, однако с высокими F и РЕС по ценностной шкале:

Уже само выражение «проблема» как бы внушает наивное представление о само собой разумеющейся справедливости, которая в сферах, где точка зрения определяется лишь особенностями случая, идет по пути демократического компромисса.

Тот, кто говорит о «проблеме», испытывает сильное искушение сказать, что каждая проблема имеет две стороны, и вывести из этого, что поскольку евреев искореняли, то, по-видимому, они сделали что-то неверное. Эта конформистская «разумность» с легкостью дает импульс к защите различных видов иррационального.

Констатация того, что все евреи одинаковы, не только устраняет все препятствующие факторы, но при помощи грубого обобщения придает думающему подобным образом индивиду прекрасный флер личности, которая все видит и не дает себя сбить с толку незначительными деталями.

Одновременно идея о том, что евреи все одинаковы, рационализирует взгляд на частный случай до обобщения, которое опять-таки можно решить с помощью общих мер, которые будут тем рациональнее, поскольку не требуют исключений. Приведем лишь один пример, один случай, в котором еще обнаруживаются следы «лучшего знания», хотя представление о том, что евреи — все одинаковы, ведет к самым диким фантазиям. F116 со средним числом баллов по шкале F, когда речь заходит о еврейском вопросе, говорит следующее:

Нередко субъекты Н подают себя как «более осведомленные», они осознают, что им не следует так думать, однако остаются в тисках своих предубеждений, которые явно сильнее морального и рационального противовеса, имеющегося в их распоряжении. Помимо этого феномена едва ли имеется какой-либо аспект обсуждаемого здесь антисемитского синдрома, который нельзя было бы осветить с помощью этих слов «абсолютной» тоталитарной антисемитки. Она ничего не упускает. Ее ненасытность обнаруживает сильную энергию либидо, направленную на еврейский комплекс. Освобождение от комплекса антисемитизма означает для нее исполнение желаний как в отношении агрессивности, так и стремления к духовному превосходству, что и показывает ее участие в данном исследовании в «интересах науки».

В ее личном отношении есть что-то от чувства пагубного превосходства тех, кто считает, что осведомлен обо всех возможных мрачных тайнах.

Концепт «человека с чутьем на евреев», который, как показали результаты другого исследования, оказался наиболее дискриминируемым, мы использовали здесь в качестве дополнения. Однако, без сомнения, экстремистски настроенные антисемиты, как правило, необоснованно полагают, что могут определить еврея с первого взгляда. Это является наглядным выражением «механизма ориентации», который мы определили в качестве существенного признака в образе мыслей индивидов с предубеждениями. Одновременно можно достаточно часто наблюдать, что реальное, труднообозримое многообразие евреев чрезвычайно расшатывает критерий их идентификации. Однако оно не мешает «индивидам с чутьем» решительно утверждать свои способности. Для иллюстрации этого структурного типа достаточно одного примера. Его следует привести в силу присущего ему странного сочетания фантазии и точного наблюдения.

5039, двадцатисемилетний студент университета из Южной Калифорнии, участник войны с высокими баллами на шкале F, говорит:

Е. Два типа евреев

Описанные выше стереотипы интерпретировались как средство псевдоориентации в отчужденном мире и одновременно как прием освоения этого мира с помощью способности полно и точно классифицировать его негативные аспекты. «Проблематизированное» отношение приводит наполненного завистью и злобой индивида к позиции тех, кто рационально мыслит и различает утверждение о том, что евреи одинаковы, переводит проблему в сферу обдуманного и абсолютного знания, где нет больше так называемых «лазеек». Мнимая способность безошибочно идентифицировать еврея приводит в конце концов к притязаниям быть судьей в вещах, где приговор едва ли может быть окончательным. Наряду с этим есть еще один стереотип для «ориентации», заслуживающий более пристального внимания, так как он позволяет с большей точностью определить «топографическую» функцию и очень часто проходит в материалах опросов. Он преподносит «псевдорациональный» элемент в антисемитских предубеждениях более четко, чем рассуждения о «еврейской проблеме» — мы имеем в виду распространенное деление евреев на две группы — хороших и плохих. Чаще всего оно выражается в противопоставлении «белых» евреев и «кайков» (Kikes)[6]. Можно возразить — это деление объективно обосновано в связи с различной степенью ассимиляции евреев и поэтому не может рассматриваться как знак субъективного отношения. Мы можем показать, что это возражение не объективно, и в большей степени мы имеем здесь дело с типом поведения, независимого от структуры групп меньшинств, на которую оно направлено.

В предыдущих главах было установлено, что для ментального индивида с предубеждениями характерно мышление в застывшем контакте между своей и чужой группами. С помощью рассматриваемого нами в данный момент клише эта дихотомия проецируется на группу чужих или в крайнем случае на определенную группу. Вероятнее всего, данная тенденция частично связана с автоматизмом черно-белого мышления, которое имеет свойство «делить все на две части». Но это связано также с желанием сохранить видимость объективности при враждебном отношении, а может быть, даже с тайными оговорами наделенного предубеждением человека, который не хочет полностью подчиниться образу мыслей, которые продолжает считать «запретными». Этот стереотип «двух типов» можно, таким образом, рассматривать как компромисс между антагонистическими тенденциями, свойственными индивиду с предубеждениями. Это дает основание предположить, что индивиды, осознающие это различие, в своих предубеждениях редко доходят до экстремальной черты. С точки зрения нашей «теории ориентации» нам следовало бы ожидать, что представление о «двух типах» является крайним средством для преодоления пропасти между общей стереотипностью и личным опытом. В этом случае «хорошими» представителями в группе чужих были те, кого субъект знает лично, а к «плохим», напротив, относились такие, по отношению к которым он в социальном плане более дистанцирован, то есть речь идет о дифференциации, которая явно связана с различиями между ассимилированными и неассимилированными частями группы чужих. И это до известной степени подтверждается, хотя видно, что представление о «двух типах» во многих отношениях имеет такой неопределенный и абстрактный характер, что даже не совпадает с разделением на знакомых и незнакомых. Данное представление не может служить средством преодоления стереотипности, так как само по себе оно абсолютно стереотипно.

5007 (с высокими баллами на всех шкалах) замечает:

Здесь становится ясным, как универсальная стереотипность, обозначенная списком «неприятных свойств евреев», вступает в конфликт со стереотипом дихотомии, более гуманной в этом случае. Она конкретизируется противопоставлением известный-неизвестный, однако усложняется при помощи второго различия — дифференциации между евреями — представителями свободных профессий (предположительно с более высоким уровнем образования и более высокой моралью) — и «торговцами», которым приписываются нечистоплотность в денежно-деловой сфере и мошенничество.

Классическая форма представления о «двух типах» скорее обнаруживается у уже упомянутого руководителя бойскаутов 5051, включающего в свои рассуждения также армян:

Исследования об антисемитизме среди евреев, вероятнее всего, подтвердили бы эту его «любимую» идею. По меньшей мере евреи, длительное время живущие в Германии, дискриминировали беженцев и эмигрантов с Востока. Утешение для себя они часто находили в мысли о том, что политика национал-социалистов направлена исключительно против евреев с Востока. Разграничение такого рода способствует, по всей видимости, ступенчатому преследованию евреев (группа за группой) — с помощью приятной рационализации, что убрать нужно лишь тех, кто и так не свой. Это есть структурный элемент антисемитского преследования, когда вначале в этот процесс втягиваются лишь отдельные группы, затем он расширяется, и так без конца. Это и есть тот механизм, который с помощью клише о «двух типах евреев» приобретает свой угрожающий аспект. Различие между «белыми» евреями и «кайками», само по себе произвольное и несправедливое, обращено, в конце концов, также и против так называемых «белых» — «кайков» завтрашнего дня.

На примере M1222 т, курсанта матросского училища, с высокими баллами по всем шкалам, видно, что различие связано не с объектом. Он дифференцирует евреев так, как это делают другие жители южных штатов в отношении негров. Здесь, по всей видимости, происходит разрыв между общими расовыми предрассудками и относительно свободным личным отношением и опытом.

Такие исключения личного характера в высказываниях о евреях иногда выражаются следующим образом. Например, у 5003, автора радиопередач, с легким антисемитским уклоном:

О евреях он ничего не знает («Некоторые из моих лучших друзей — евреи»). Очевидно, клише о «некоторых из моих лучших друзей» приятным образом объединяет заслуги «человеческого интереса» — предположительно, личный опыт — с покорностью своему сверх-Я, серьезно не препятствуя при этом скрытой вражде.

Иногда уступки в отношении знакомых объясняются с помощью рассеянных в тексте замечаний расового характера, так что они получают слегка параноидный оттенок. Примером служит F109, девушка с высокими баллами на всех шкалах:

Эта студентка, для которой наиболее важным является идея «воспитания», относится к категории людей со следами нечистой совести.

Внутренняя слабость клише о «моем лучшем друге», хотя и стимулирующего человеческий опыт, но не претворяющего его в жизни, становится наглядной в следующей цитате, где линия между другом и «кайком» проходит таким образом, что и друг больше не признается в полной мере.

Особого внимания заслуживает утверждение этой девушки — интервьюер характеризует ее как «чрезвычайно скованную» — что присутствие евреев создает атмосферу напряженности. Есть основания предположить, что это ощущение довольно распространено, и его едва ли можно приписать подавленному чувству вины или «чужеродности». Необходимо более детально исследовать конкретные формы проявления этой «чужеродности» в социальном контексте.

Отважимся на гипотезу, что причиной является некоторое беспокойство и неуверенность самих евреев в обществе неевреев, а также в известной степени и исторически обоснованное их противоборство против «стимулирующего» общения и невинной самозабывчивости с ее тенденцией наслаждаться мгновением. Поскольку речь здесь может идти о конкретном, благоприятствующем формированию антисемитизма и независимом от традиционных стереотипов факторе, следует проанализировать этот комплекс в будущих исследованиях особенно тщательно.

Для иллюстрации нашего утверждения о том, что представление о «двух типах» евреев не связано с объектом, а в большей степени обусловлено структурой психики индивида, ограничимся двумя примерами: 5013 с высокими баллами на всех шкалах

Жители южных штатов часто применяют формулу о «двух типах» в отношении к неграм: негры с Юга заслуживают их одобрение, те же, что переселились на Север, подвергаются осуждению, так как требовали равноправия, на которое не имели права. Поскольку в глазах белых негры на Юге более покорные и представляют собой более благоприятный объект для эксплуатации, это отношение с присущим ему рациональным обоснованием патриархального и феодального толка можно назвать полуреалистическим. Однако конструкция «двух типов негров» часто приобретает совсем иное значение, как, например, в случае с F340 (женщина с высокими баллами на шкалах F и РЕС и средними на шкале Е).

Здесь идея о «двух типах», очевидно, переходит в манию преследования

F. Дилемма антисемита

Если антисемитизм является «симптомом», выполняющим в психике субъекта «экономическую» функцию, то можно предположить, что данный симптом не природного происхождения, а сформировался на основе конфликта. Его иррациональность возникла именно благодаря психическим силам, принуждающим индивидуума по крайней мере в некоторых сферах отказаться от принципа реальности. Предубеждения можно рассматривать как результат конфликта, однако здесь нас меньше заботят клинические доказательства детерминант конфликта, чем следы конфликта в самом явлении антисемитизма. Некоторые доказательства к этому пункту мы уже приводили выше. Представление «проблемы» и дихотомия, приложимая к группе чужих, представляют собой своего рода компромисс между собственными влечениями и враждебными стереотипами, с одной стороны, а также требованиями совести и весом конкретного опыта — с другой. Интервьюируемые, «обсуждающие» проблему евреев, обычно стремятся по меньшей мере в формальном плане сохранять известные пропорции, хотя содержание их рациональных рассуждений ничтожно, а сама мнимая благоразумность искажена инстинктивным началом, которое следовало бы контролировать.

Как правило, сами Н обозначают конфликт такой фразой: «Мне не следовало бы, но…», которая является результатом примечательного сдвига. Как мы уже отмечали, антисемит разрывается между негативным стереотипом и личным опытом, который находится в противоречии к этому стереотипу[7]. Как только он начинает анализировать свое поведение, отношение между стереотипом и опытом меняется, и он рассматривает терпимость как всеобщий закон, как стереотип, и персонализирует стереотип собственной вражды, представляя ее как неизбежный результат опыта или идиосинкразию, которая оказывается сильнее, чем он есть на самом деле. Частичное объяснение этому мы находим в официальной демократической идеологии, которая считает предубеждения чем-то неверным, частично в сверх-Я, которое, будучи психическим агентом общества в индивидууме, приобретает обычно некую универсальность, которая легко представляется субъекту, гонимому между его желаниями и удовлетворением инстинктов, как «застывший закон». Однако это едва ли дает исчерпывающее объяснение. Противоречие между стереотипом и опытом ставится на службу предвзятости. Обладающий предвзятостью индивид испытывает неясное чувство, что содержание стереотипа является воображением, а истиной становится собственный опыт, однако движимый глубинными психологическими причинами он держится за стереотип. Этого он добивается, превращая клише в выражение личного своеобразия, а антистереотипные элементы, напротив, превращая в абстрактные обязательства, причем потаенные убеждения помогают ему осознать, что мнимые клише терпимости в общественной реальности совсем не так сильны, как он себе это представляет. На самом деле он хорошо понимает, что, протестуя по якобы сугубо личным мотивам против таких ключевых понятий, как демократия или равенство, он в действительности движется в мощном общественном течении. Но тем не менее одновременно он хочет иметь репутацию искреннего и независимо действующего человека, не поддающегося влиянию чужого мнения. Помимо этого он ссылается на то, что собственные чувства всегда сильнее, чем все конвенции, что он просто должен им следовать и что его предрассудки одновременно являются фатальностью, бороться с которой бесполезно. По-видимому, в этой форме конфликтная ситуация антисемита часто рационализируется в пользу предубеждения.

Объективно она манифестируется в характерном противоречии: противоречии между общим требованием непредвзятости, с одной стороны, и предубеждением в высказываниях, с другой стороны, в случаях, когда нужно отвечать на специальные вопросы.

5056, 29-летняя домохозяйка с высокими баллами на всех шкалах утверждает,

Существующий конфликт едва ли можно выразить более аутентично, чем в противоречии последнего предложения. В отношении евреев опрашиваемая пытается высказать непредвзятую точку зрения:

Но когда речь заходит о ее «личном» отношении, она подчиняется стереотипу и разрешает конфликт его пассивным приятием, фактически приводящим к одобрению антисемитизма.

Субъективное отражение конфликта между стереотипом и опытом эксплицируется в высказываниях М1230а, (со средним числом баллов).

Дилемма антисемита резюмируется в следующих словах студентки 5005, с высоким числом баллов на шкалах F и Е и низким на шкале РЕС.

Здесь противоречие между суждением и опытом представляет интерес тем, что предубеждение можно объяснить лишь сильными психическими импульсами.

G. Обвиняющий в роли судьи

С идеологической точки зрения в конфликте антисемита заложены обычные культурно «апробированные» стереотипы предубеждения в споре с официально доминирующими масштабами демократии и принципом о равенстве людей. С психологической точки зрения это, с одной стороны, некие подсознательные или подавленные влечения Оно, а с другой стороны, сверх-Я, либо его более или менее выраженный конвенциональный суррогат. На основании представленного здесь материала едва ли можно предсказать или даже дать удовлетворительное объяснение тому, как разрешается конфликт в каждом конкретном случае, хотя все говорит о постоянно усиливающихся предубеждениях, как только они вообще могут в какой-либо форме внедряться в манифестированный образ мышления. Кроме того, в этих случаях мы можем ожидать такого исхода конфликта, в котором речь идет о потенциально фашистской структуре характера. Если конфликт в индивидууме направляется против евреев, то эта точка зрения почти всегда приобретает рационально-морализаторский характер. Похоже, что внутренние силы предубеждения, преодолев противоборствующие устремления, празднуют победу тем, что подчиняют себе противоборствующую энергию. Сверх-Я становится рупором Оно — впрочем, эта динамическая констелляция не совсем чужда психоанализу. Выраженные в антисемитизме влечения мы можем обозначить словом «обвинитель», а совесть словом «судья» в индивидууме, и можем сказать, что они связаны друг с другом. В полном предубеждений характере пародии евреи должны увидеть судебное разбирательство. Отчасти это психологически объясняет, почему столь малы их шансы успешно защищаться от наделенных предубеждениями индивидуумов. Этой схеме и следовала судебная практика Третьего рейха. У евреев никогда не было возможности защищать себя, ни в частных процессах, ни в целом. Позднее будет видно, что отчуждение сверх-Я с помощью фашистского характера, связанное с бессознательным чувством вины, которое любой ценой нужно заставить замолчать, в значительной степени способствует трансформации и «культурной дискриминации» в ненасытимую вражду, питаемую разрушительными инстинктами.

Существует однозначная улика, объясняющая, что сверх-Я подчинено антисемитской идеологии, — это утверждение того, что за все, что пришлось пережить евреям, в особенности за национал-социалистический геноцид, ответственность несут не убийцы, а жертвы. Антисемит пользуется клише, которое, вероятно, делает эту мысль раз и навсегда приемлемой: мысль о том, что «евреи сами навлекли на себя то», что «это» также стало возможным. M107, молодой человек (ответил на все вопросы с +3 или —3) является удачным примером, иллюстрирующим рациональный подход, подчиненный сомнительной логике, заключенной в поговорке «нет дыма без огня»:

О том, как моралистическая конструкция вины евреев ведет к полной подмене жертвы и убийцы, убедительно иллюстрирует 5064 (руководитель группы бойскаутов, по профессии мясник. Высокое число баллов по шкалам Е и F, при низком их числе на шкале РЕС). Официально вменяя немцам жестокость, он делает неожиданное предложение:

По-видимому, этот тип духовной перверсии использует идею из фонда традиционной либеральной мудрости: помоги себе сам, тогда тебе поможет и Бог. Евреи в опасности, и они сами должны позаботиться о себе. В культурной атмосфере, где успех стал главным масштабом всех ценностей, критическая ситуация евреев превратилась в аргумент против них самих. Близость этого отношения к идее «Нет сочувствия бедным», изложенной в главе о РЕС, нельзя проигнорировать. Близким к этому является образ мыслей другого руководителя группы бойскаутов, 55-летнего, родившегося в Австралии, 5044, с высокими показателями на всех шкалах:

Еще один пример. Н, М359, начальник цеха фабрики кожевенных изделий, один из тех, у кого «много добрых друзей среди евреев». Несмотря на высокие баллы на шкалах Е и PEC, хотя и более низкие на шкале F, в интервью он говорит:

В его псевдорациональных высказываниях о Палестине проявляется жестокость, сосуществующая с полуапологетическим отношением к националистам. Внешне он хотел бы «дать евреям шанс», однако в то же время не признает за ними право на успех в будущем, указывая на якобы их неизменно дурную предрасположенность.

Разъяснения, что евреи сами во всем виноваты, привлекаются для рационального обоснования деструктивных желаний, которые иначе бы цензура Я не пропустила. Некоторые из опрашиваемых представляют это утверждение в качестве факта. Например, 5012а, 21 года, бывший унтер-офицер военно-морского флота с высокими баллами на всех шкалах.

F103 (относящаяся к группе Н и перешедшая из сферы образования в области социального обеспечения в сферу архитектуры по интерьеру) выпускает кота из мешка:

Здесь отношение между желанием гибели и рационально-морализаторским объяснением принимает ужасающие формы. Хотя опрашиваемая и подчеркивает иррациональность своего отношения, однако это не мешает ей рационализировать врожденную, по ее мнению, порочность евреев. Признание того, что у нее не было отрицательного опыта в общении с евреями, высветляет важный аспект антисемитского экстремизма — фантастическую диспропорцию между «виной» евреев, даже если она наблюдается глазами антисемита, и провозглашаемым приговором. Мы уже упоминали, какую роль играет жажда возмездия у наделенных предубеждением индивидов. Люди часто жалуются, что никогда не получают того, что им причитается, их эксплуатирует каждый. Чувство, что ты обманут, сочетается с сильным желанием обладать и присваивать. Поэтому, когда опрашиваемые говорят о «справедливости» по отношению к евреям, то при этом в действительности они выражают свое пожелание той несправедливости, где обмен эквивалентами заменяется распределением на основе неожиданных и иррациональных силовых отношений. В негативном смысле это обращается против евреев: им следовало бы получить значительно более суровое наказание, чем они «заслуживают». Обычно даже очень агрессивному человеку не придет в голову мысль приговорить кого-либо к смерти за плохое поведение или даже за обман. Однако, если речь заходит о евреях, то, видимо, переход от обвинений, которые не только не обоснованны, но даже если бы и имели под собой реальную почву, и тогда были бы несущественны, к строгому наказанию происходит без помех. В этом проявляется одна из зловещих черт потенциального фашистского характера.

Логическое свойство стереотипа — обстоятельство, что ими все суммируется и не допускается никакого отклонения, не только благоприятствует определенным требованиям для лиц с предубеждениями, оно также является непосредственным выражением психической склонности, которую в целом, вероятнее всего, можно понять лишь в связи с теорией паранойи и параноидной «системы», которой постоянно свойственна тенденция впитывать в себя всю информацию и не относиться терпимо ко всему, что не покрывается формулой субъекта. Индивид с крайней тенденцией к предубеждениям склонен к «психическому тоталитаризму», являющемуся своего рода микроскопическим образом тоталитарного государства, к которому он стремится. Ничто не может оставаться незадействованным, все должно быть подчинено идеалу-Я в застывшей и гипостатической группе своих. Группа чужих, то есть избранный враг, представляет собой вечный вызов. Пока что-то в нем самом остается не таким, фашистский характер испытывает угрозу, независимо от того, каким бы слабым ни был другой. Кажется, что антисемит не может спокойно заснуть, не трансформируя весь мир в параметры параноидной системы, идеями которой он одержим. Национал-социалисты далеко вышли за рамки своей антисемитской программы. Это механизм полного несоответствия между «виной» и «наказанием»: экстремистский антисемит просто не может остановиться. Останавливаясь на присущей ему архаичной логике, которая в большей степени тяготеет к ассоциативным переходам, чем к дискурсивным заключениям, он от относительно сдержанных обвинений доходит до самых диких выводов, которые в конце концов выливаются в провозглашение смертного приговора тем, кого он в буквальном смысле слова «не может терпеть». Этот механизм встречается нами в материалах интервью в других исследованиях, где опрашиваемые часто «вступали в разговор» об антисемитизме. Схема наших интервью была слишком стандартна для того, чтобы понять этот феномен. Однако в отдельных случаях мы получили утвердительное доказательство крайнего несоответствия между виной и наказанием. Здесь «отчуждение» сверх-Я с помощью антисемитского морализаторства, требующего наказания, раскрывается во всей своей полноте. Оно отбрасывает последнее препятствие на пути к психическому тоталитаризму. Ничто не сдерживает ассоциативное крещендо деструктивных идей. Ненависть порождается и усиливается почти автоматическим и насильственным способом, абсолютно чуждым Я и безотносительно к эмпирическому объекту. С социологической точки зрения несоответствие между виной и наказанием показывает, что для экстремистского антисемитизма идея рационального закона стала несостоятельной, сколько бы он ни говорил о порядке и формалистических изощрениях. Он готов пожертвовать своей идеологией равных прав, добившись себе возможности отхватить львиную долю. С психологической точки зрения представление о извечной вине евреев можно понять как проекцию собственного вытесненного комплекса вины антисемита. С идеологической точки зрения оно является сопутствующим явлением, рационализацией в строгом смысле слова. В экстремальном случае основной задачей является желание устранить объект ненависти. Лишь после этого антисемит ищет причины, согласно которым евреи «должны» быть уничтожены, и эти причины никогда не являются достаточными для того, чтобы в полной мере оправдать фантазии, направленные на их искоренение. Однако и это не ведет к «излечению» антисемита после того, как ему уже удалось однажды достичь отчуждения совести. Несоответствие между виной и наказанием скорее принуждает его подчиниться своей ненависти для того, чтобы доказать себе и другим, что он «должен» быть правым. Это является конечной функцией таких представлений, как сформулированных в формуле «евреи сами навлекают это на себя» либо обобщения «в этом что-то есть». Экстремистский антисемит заставляет замолчать остатки голоса совести за счет экстремальности своей позиции. Очевидно, терроризируя других, он должен терроризировать и себя. Этот псевдосудебный процесс рационализации, осуществляемый индивидом с предвзятым взглядом в отношении евреев, иногда приводит к их своеобразной защите. Однако он сильно напоминает практику судов национал-социализма: допускается он лишь для удовлетворения формалистического и выхолощенного желания легальности, пустой оболочки отчужденной совести. Защита всегда должна быть бессильной; даже то доброе, что говорится о евреях, звучит как язвительный и лживый вариант стандартных обвинений. Так, например, частые ссылки на мистическую и складную семейную жизнь евреев, которые, хоть и в достаточно прозрачной форме, но скрывают в себе обвинения в их заговорщической солидарности. Они сопровождаются лицемерными заверениями, что эти черты евреев достойны зависти, однако по сути эти слова означают, что в жизни антисемиту гораздо хуже, так как благородство натуры не позволяет ему использовать свое преимущество. Другим наблюдаемым нами в интервью типом защиты евреев является утверждение, что они так умны, столь хитрее неевреев, поэтому и достойны восхищения. Лежащий в основе этого механизм включает в себя две системы ценностей, которые в современной культуре утверждаются параллельно. На одной стороне расположены «идеалы» великодушия, самоотверженности, справедливости и любви, которым воздается словом; на другой стороне — такие критерии, как успех, результат, социальный престиж, с которыми нужно считаться в практической жизни. Обе эти системы ценностей используются в отношении евреев как бы наоборот: евреев хвалят, поскольку они мнимо или на самом деле живут по масштабам, на которые антисемит ориентируется в действительности, одновременно они подвергаются проклятию, так как нарушают моральный кодекс, от которого он с успехом освободился. К фразеологии совести прибегают с тем, чтобы потребовать возврата морального кредита, предоставленного «избранному врагу» для того, чтобы успокоить собственную совесть. Воздаваемая евреям хвала служит еще и подкреплением доказательства их заранее установленной вины.

Следующий пример. 5039 (27-летний студент с высокими баллами по шкале Е и средними по шкалам РЕС и F), наряду с другими свойствами предубежденного типа мышления иллюстрирует вышесказанное: опрашиваемый характеризуется интервьюером как «довольно эгоцентричный тип»:

О том, что объективность рефлексии о так называемом реалистичном воспитании, стимулируемой религией евреев, всего лишь притворство, а реальность является только предлогом для безграничной вражды, свидетельствует ответ этого студента на вопрос о преступлениях Гитлера:

В то время как опрашиваемый открыто демонстрирует свою враждебность и ограничивается воображаемыми недостатками неевреев в соперничестве с евреями, иногда с видом ложной скромности преподносится идея о хитрости. Например, в случае с M104 (бывший студент технического университета, сменившего его на факультет правоведения).

Однако в самом великодушии заключительной части этого высказывания имплицировано нечто мрачное. Достаточно незначительного перемещения акцентов, чтобы трансформировать его в мысль о том, что благодаря своему пагубному уму евреи управляют страной «и нам нужно от них избавиться». Это возможно лишь насильственным способом, так как их хитрость делает легальные меры недейственными. Мысль, что идея о достигаемом хитростью всесилии евреев является не чем иным, как проекцией, с особой точностью выраженной в случае с F105 (женщина с высокими баллами на всех шкалах). Вследствие перенесенного в детстве паралича она стала инвалидом. Она завершает представление о хитрости евреев (о евреях, «которые прибрали к рукам деловую жизнь страны») предсказанием кровавого восстания против евреев, предсказанием, которое представляет собой лишь слегка завуалированную проекцию собственной жажды антиеврейских погромов:

Примечательно, что опрашиваемая не говорит честно о том, чья, собственно, кровь прольется. Она обвиняет несуществующих евреев-зачинщиков в желаемых ею беспорядках, однако оставляет открытой проблему, не сами ли евреи станут жертвами восстания. Но это не все. У крайних антисемитов идея о «пролитой крови», по-видимому, становится самоцельной. В глубине сознания они уже не делают отчетливого различия между субъектом и объектом. Скрытый здесь инстинкт разрушения в равной мере относится как к врагу, так и к собственной персоне: деструктивность поистине тоталитарна.

В качестве резюме, касающегося структуры антисемитского экстремизма, о котором речь шла в данном разделе, приведем довольно подробные высказывания единственного опрашиваемого, который открыто признает идею геноцида. 5006 — студент, медик-стоматолог, с высокими баллами на всех шкалах, страдает дальтонизмом и психогенной импотенцией, вызванной, по мнению интервьюера, сильно развитым эдиповым комплексом. Его сильное желание искоренить евреев является предположительно следствием тяжелых травм в раннем детстве — проекциями страха собственной кастрации. Чувство неосознанной слабости, по-видимому, сопровождает его гипертрофированную идентификацию с группой своих: он не хочет знать ничего иного, вероятнее всего потому, что считает это опасным.

По его мнению, потенциальная сила является характерным признаком меньшинств: «Сложности с евреями происходят оттого, что они слишком сильны». Сила групп выражается, по его мнению, в символах потенции, т. е. плодородия и богатства:

О причине своего антисемитизма он говорит следующее:

«У меня никогда не было положительного опыта общения с евреями». (Однако во втором интервью он смягчает это высказывание — он вспомнил, что однажды в колледже его как спортсмена прихватили с собой на личной яхте в Каталину «очень приятные евреи».) Они постоянно пытались обмануть его и его семью, беспринципны во всем. Он рассказал длинную историю, которую я не смог записать полностью, историю о меховом пальто, которое он хотел купить к Рождеству своей матери. Продавец-еврей неверно прочел чек и назвал цену на 100 долларов ниже правильной. Они оформили покупку, и после того, как продавец заметил ошибку, он настоял на том, чтобы взять пальто. С удовлетворением он заявил: «В этом случае я обманул еврея чисто по-еврейски».

Его ссылки на отрицательный опыт общения с евреями остаются довольно расплывчатыми, исключая случай, когда он обманул еврея «по-еврейски», и являются дальнейшим доказательством проективного характера темы «хитрость». Исключение составляет случай с богатым евреем, владельцем яхты, он свидетельствует о путанице в антисемитских взглядах студента, обусловливающей формирование его классового сознания. Национал-социалистам также требовалось какое-то время для того, чтобы убедить себя, своих сторонников и наиболее состоятельные группы евреев, что и они (последние) должны разделить участь бедных скототорговцев и иммигрантов с Востока.

Принципы индивидуализма он сам себе объясняет следующим образом:

Конечно, «каждый может определить еврея». Различия между группой своих и группой чужих получают почти метафизический смысл: воображаемая возможность исчезновения этой дихотомии исключается:

К проблеме соотношения вины, наказания и их следствий он находит не имеющую себе равных формулировку:

Н. Неприспособившийся буржуа

Анализ привел нас к крайнему выводу в отношении антисемитизма — неприкрытому желанию искоренения евреев. Сверх-Я экстремиста становится безудержной, агрессивной инстанцией. Мы видим, что эти выводы завершают присущую антисемиту иррациональность, устанавливая абсолютную диспропорцию между «виной» и наказанием избранной жертвы. Однако антисемитизм не исчерпывается старой формулой, сформулированной Лессингом в «Натане Мудром»: «Ничего не делайте, еврей будет уничтожен огнем». Еврей будет уничтожен огнем в любом случае, независимо от обстоятельств и оттого, что бы ни говорили в его пользу. Иррациональный и безжалостный, неограниченный во времени вердикт поддерживается с помощью небольшого числа предъявляемых евреям стереотипных обвинений, которые, поскольку они глубоко иррациональны, создают видимость оправдания для вынесения смертного приговора. Так как сущность евреев изображается как безнадежно скверная, испорченная с самого рождения, то ничего не сможет измениться и примирения не произойдет. Чем неизменнее выступают негативные свойства евреев, тем отчетливее становится единственный путь «решения» проблемы: искоренение тех, кто не хочет исправляться. Эта схема квазиестественной неисправимости для антисемита гораздо важнее, чем содержание его стандартных упреков, которые часто довольно безобидны и не имеют отношения к выводам, к которым они побуждают тех, кто ненавидит. Эти упреки так широко известны и распространены, что излишне приводить дополнительные доказательства их частотности и интенсивности, однако стоит разобраться в некоторых аспектах, которые выявились в материале интервью и высветили этот феномен.

Представляется полезным исследовать упреки с социологической точки зрения. Группа опрашиваемых состояла преимущественно из представителей среднего класса, сан-квентинская группа была единственным примечательным исключением. Принадлежность ее представителей к люмпен-пролетариату, а также их опыт пребывания в тюрьмах со свойственным ему акцентом «официального» морального кодекса не дают возможности противопоставить эту группу другим группам опрашиваемых в аспекте их отождествления с рабочим классом. Здесь у нас такое отождествление в целом даже среди рабочих не очень типично. Общий характер принадлежности наших опрашиваемых к среднему классу специфическим образом окрасил основные обвинения против евреев. Если наша основная гипотеза о глубоком проективном характере антисемитизма оказывается правильной, тогда в социальном аспекте евреев следует упрекать за те свойства, которые касаются уязвимых моментов в классовом отождествлении различных групп с антиеврейскими предубеждениями, как бы зыбко это ни было с социологической точки зрения. Для истинного пролетария еврей — это в первую очередь буржуа. По-видимому, рабочий видит в нем прежде всего посредника из сферы обращения, исполнителя капиталистических тенденций. Еврей, по их мнению, — это тот, кто представляет «финансовую сферу».

Несколько иное представление, по-видимому, проявляется у антисемитов, принадлежащих к среднему классу. В известной степени этот класс испытывает такую же угрозу своему экономическому существованию, как и евреи. Представители среднего класса сами вынуждены обороняться и отчаянно борются за сохранение своего статуса. Поэтому их точка зрения является полной противоположностью тому, что высказывают рабочие, а именно, что евреи не истинные буржуа, что они в действительности не относятся к этому классу.

Когда представители среднего класса наделяют еврея признаками неудавшегося отождествления с этим слоем, субъективно они, по-видимому, поднимают статус своей группы, существованию которого угрожают процессы, не связанные со взаимоотношениями между своей и чужой группой. Антисемит — представитель среднего класса, вероятнее всего, будет рассматривать еврея как неприспособившегося буржуа, как потерпевшего фиаско, который не в состоянии жить по меркам современной американской цивилизации, как устаревший, неудобный пережиток прошлого. Действительно, слово «неприспособившийся» (misfit) использовали в интервью некоторые из опрашиваемых с предубежденным отношением к евреям. Чем меньше евреи удостоверяют себя как законные представители среднего класса, тем легче можно исключить их из группы, которая в вакууме монополизации и без того склоняется к арьергарду. Если захватнический комплекс, который рассматривается в главе, повествующей о политике и экономике, действительно относится к общей идеологической схеме, то для потенциально-фашистского мышления еврей становится узурпатором par excellence[8]. Он — уличный торговец, нахально выступающий в маске респектабельного буржуа или делового человека.

Характерные антисемитские замечания в материалах интервью идут в этом направлении, хотя в них имеют место и мотивы «пролетарского» антисемитизма, как, например, идея о еврее-эксплуататоре или о евреях, уклоняющихся от тяжелого физического труда. Различие между пролетарским и буржуазным антисемитизмом не следует преувеличивать. Нередко черты, которые рабочие приписывают евреям, содержат аспект «неприспособившегося буржуа». То, что рабочему кажется симптомом эксплуатации, для среднего класса может легко превратиться в упрек в бесчестии, в вопиющее нарушение буржуазной морали, к важнейшим принципам которой относится хвала честному труду. Рассматриваемые здесь клише не связаны с классовыми барьерами, изменяется лишь их функция и результатом этого становится перестановка акцентов.

В представлениях «неприспособившихся буржуа» отчетливо выделяются три группы мотивов: слабость евреев и корреляты их психики; отождествление евреев со средним классом как сверхкомпенсация, которая в значительной степени не имела места: глубокая нелояльность евреев по отношению к классу, к отождествлению с которым они напрасно стремятся, — нелояльность, которая воспринимается как выражение неудавшихся попыток их отождествления и их природы, т. е. природы изолированной, нежеланной и закрытой группы. Первые два упрека нуждаются в известном объективном обосновании. Имеется достаточно доказательств мазохизма евреев — например, новейшие исследования Антона Лурье, — и основ мазохизма в психологии религии. Напротив, третий упрек, по-видимому, является преимущественно проективным и представляет собой одно из основных рациональных толкований желания «освободиться от всей этой банды».

Идея о слабости евреев обобщенно представлена в высказываниях F114, медсестры, частично еврейского происхождения, с высоким числом баллов на всех шкалах:

Возможно, типичным является то, что часто откровенно в таком роде о слабостях евреев высказываются сами евреи, или, в более позитивном ключе, интервьюируемые с низким количеством баллов. Опрашиваемые с предвзятой точкой зрения, чья ненависть вызвана слабостью, в большей степени склонны к тому, чтобы подчеркнуть сильную сторону евреев, которые «приобретают чрезмерное влияние» и «обладают всем». Примером такого отношения N к слабостям евреев является высказывание 5055, в остальном очень либерально настроенного 73-летнего старика с низким числом баллов на всех шкалах. Он находит,

У экстремистски настроенных людей знание о слабостях евреев иногда приводит к отождествлению: они сознательно сами принимают на себя роль евреев, чтобы противостоять своим враждебно настроенным к евреям знакомым, может быть, и неосознанно, для того чтобы искупить грех антисемитизма, так как по меньшей мере в символическом плане подвергаются тем же унижениям, которым, как им известно, подвергаются и евреи. Иллюстрацией этого может служить точка зрения 20-летнего, несколько неврастеничного декоратора интерьеров, 5028. Он открыто выступает против отца, однако сильно связан с матерью.

У лиц с предубеждениями в отношении евреев изображение их недостатков, поскольку оно связано с рационализацией их сильных сторон, иногда переходит в особую тональность, которая выделяется благодаря своей созвучности стандартной теме американских агитаторов профашистского направления. Это — образ еврея-беженца, который одновременно силен («отнимает работу у наших американских парней») и слаб («грязный отверженный»). С полным основанием можно поверить, что второй мотив является решающим. M105Н замечает:

Агрессивность по отношению к беженцам проявляется даже и в тех случаях, когда в остальном, по мнению опрашиваемого, антисемитизм слабо выражен. 5036, музыкант из джаз-оркестра, получающий в данное время пособие по безработице, показал высокие баллы по шкалам E и F, однако более низкие по шкале РЕС.

Психическое определение ненависти, которую этот опрашиваемый питает к приехавшим в страну конкурентам, позволяет на основе его признания с уверенностью заключить, что,

Этому противопоставляется лишь неопределенное стандартное обвинение:

Беженцев, как и объективно слабых, постоянно обвиняют в барских замашках и стремлении к власти. Если упрек в агрессивности и имеет основание в определенных институционализированных реакциях евреев, как, например, в их привычке «выступать за отстаивание своих интересов», то данное клише одновременно помогает смягчить недовольство антисемитов в связи с нарушением демократического права на получение политического убежища, поскольку не они сами не соблюдают законы гостеприимства, а евреи-беженцы. 5043, домохозяйка средних лет с очень высоким числом баллов на всех шкалах, объясняет:

Характерным признаком антисемитского мышления, которое проявляется в стереотипе об агрессивности евреев и которое нуждается в более детальном исследовании, является смешение обвинений по поводу грубых агрессивных действий с гипотезами преимущественно о психологической природе. Так, например, идея о «еврейской крови», страхе «запятнания расы» — причем «кровь» здесь следует понимать только в метафорическом смысле — вплоть до истерии по поводу «отравления кровью доноров-евреев». Сформировались также и представления об агрессивности евреев, которые в очередях расталкивают остальных локтями, до их якобы безжалостности в деловых отношениях. Это позволяет сделать вывод о регрессивной «мифической» черте, присущей антисемитизму. Духовные диспозиции переводятся в физическую реальность, с одной стороны, чтобы ослабить страх перед непостижимой «чужой ментальностью», и, во-вторых, чтобы придать проецируемому черты реальности. Вероятно, этот вторичный перенос объяснит, почему все без исключения антисемиты упорно утверждают, что евреев можно узнать по особым физическим признакам. 5067 (статная женщина с выраженными чертами материнства, выглядит на свои 48 лет) выбрана в качестве примера для иллюстрации смешанного случая с высокими баллами по шкалам Е и РЕС. Она совершенно не делает различия между физическим и психическим аспектами «агрессивности» евреев:

В других случаях к идее об агрессивности прибегают для того, чтобы истолковать ее исключительно в социальном смысле как «настырность»: иногда становится возможным бегло взглянуть на механизм, скрытый за этими стандартными упреками. Возможно, он связан со все пронизывающим чувством социальной изолированности, которая сверхкомпенсируется повышенной социальной активностью представителей среднего класса. На этом эмоциональном фоне евреи воспринимаются как классические представители сферы обращения, возможно, им даже завидуют, так как они не изолированы друг от друга, а, наоборот, повсюду имеют «связи». Эта идея тесно связана с родственной клановостью, которая также имплицирует представление о своего рода сообщности, из которой представители истинной группы своих считают себя якобы вытесненными. Последняя из интервьюируемых находит такие слова:

В завершение — в нашем материале имеются примеры, вытекающие из стереотипа об агрессивности на основе вытесненной сексуальности. Распространено мнение, что евреи не затронуты масштабами пуританской морали.

Если «пышные трапезы» евреев еще не подвергаются критике, то приписываемая им необузданность, а значит, и отталкивающая чувственность в сексуальной сфере встречают нетерпимое отношение. Представление об этой точке зрения дает интервью F118, 42-летней медсестры из сферы социального обеспечения, ненависть которой к чужим группам направлена скорее на рабочие организации, чем на меньшинства (имеет средние баллы на А-S и высокие на шкалах РЕС и F).

Примечательно, что сопротивление этой женщины не было связано с чертами характера ее знакомого, а единственно с его происхождением. Можно предположить, что этот стереотип оживил в сознании старые детские табу, направленные против сексуальности, и что лишь позже они стали направлены в сторону евреев как индивидов. Первоначальное притяжение становится причиной более позднего неприятия.

Тесная связь между общей идеей о клановой приверженности евреев и упреках в их агрессивности отчетливо проявляется в нижеприведенных примерах. Здесь достаточно констатировать, что приверженность клану появляется как оправдание для того, чтобы исключить агрессивного пришельца, так как он навсегда останется евреем, желающим омрачить жизнь тех, к признанию которых он стремится. Одновременно эта идея завершает образ сообщества евреев, как душевного, имеющего характер семьи, архаичного образования в рамках чужой группы, которая, по-видимому, кажется запрещенной для тех, кто прочно сформировался в традициях американской цивилизации и подчиняется правилам технологической рациональности.

Скрытая притягательная сила еврейского «клана» проявляется в высказываниях M102 (у опрашиваемой высокие баллы по всем шкалам):

Более патриархальная структура еврейской семьи, будь это в действительности, либо в воображении, в известном смысле, по-видимому, обладает сексуальным притяжением. Принято считать, что еврейские женщины «выполняют все желания мужчин; то есть то, что не ожидают от американских девушек нееврейского происхождения». Однако, с другой стороны, в американской культуре представление о сексуальном удовлетворении скорее уменьшает социальную значимость женщины, обещающей дать удовлетворение. И здесь также признание преимущества евреев оборачивается своей противоположностью.

То, как представление о тесной сплоченности семьи может принять черты одержимости, отягощенной чувством сильной вражды, показывает F113 (привлекательная, немного неврастеничная 26-летняя женщина с высокими баллами на шкале Е и несколько более низкими на шкалах f и РЕС). Ее возмущение вызывают еврейские фамилии, а также и те, кто стремится их изменить. О своих знакомых-евреях она говорит с особым акцентом, они «занимают ряд смешных домов», поскольку богаты, но пользуются несколько дурной славой. Некоторые из ее наблюдений о семейной жизни евреев, в которых есть доля правды, тесно связаны с параноидальными представлениями об эгоизме, определяющем такое поведение евреев, и с его жесткой оценкой, определяемой как «вина»:

I. Наблюдения над категорией с низким числом баллов

В этой главе мы сконцентрируемся на исследовании форм проявления антисемитизма и возникающих между ними структурных связей. Мы не затронули детальной дискуссии об отношении не антисемитов и «антиантисемитов» к проблеме меньшинств. Очевидно, легче, перспективнее анализировать наиболее специфические мнения и точки зрения, чем исследовать их отсутствие. Мы смогли, как нам кажется, нарисовать в исследовании в известной степени целостную картину в отношении типа N, охватывающую поверхностную идеологическую структуру и характерологические детерминанты. Однако полное равнодушие категории N к так называемым расовым вопросам ограничивает возможности сбора материала к данной проблеме. Помимо этого прагматический аспект нашего исследования естественным образом принуждает нас больше внимания уделять анализу зоны опасности, а не областям, которые, т. к. они являются потенциальными для фашизма, можно оставить без внимания. В целом точка зрения категории Н будет достаточной для того, чтобы е contrario определить точку зрения категории N, которая во многом полемически противопоставляется распространенным в этой культурной среде антисемитским представлениям.

Можно, однако, позволить себе сделать несколько замечаний о N, и не только для завершения общей картины, но и потому, что представители этой категории в своих ответах на вопрос о проблемах меньшинств выходят за рамки простого отрицания точки зрения лиц с предубеждением и проливают свет на нефашистский характер их мнений.

Общей характеристикой категории N в их отношении к евреям является подчеркнутая рациональность, проявляемая в двояком смысле. С одной стороны, общая, столь характерная для N склонность к интроспекции в особенности проявляется там, где речь идет о расовых проблемах, с помощью саморефлексии: в антисемитизме они видят проблему антисемитов, а не евреев. С другой стороны, они рассматривают расовые вопросы и вопросы, касающиеся особенностей меньшинств с точки зрения исторической и социологической перспектив, так что каждый становится доступным рациональному истолкованию и модификации, а не гипостазируется иррациональным образом.

Примером, иллюстрирующим саморефлексию в расовых вопросах, может служить М910, университетский священник с низкими баллами на всех шкалах. Он обладает выраженной склонностью к интеллектуальной деятельности и, подобно большинству N, обнаруживает тенденцию к нерешительности, сомнениям и дифференциации собственного мнения. Предубеждениям он предается с прямодушием, хотя и в несколько простоватой манере.

М203 (учитель с либеральными взглядами) дает точное объяснение роли динамических факторов по отношению к якобы врожденным свойствам. Он преподает английскую словесность в одном из колледжей и имеет низкие баллы на всех шкалах. Его жизненные воззрения носят позитивный характер, он имеет большой интерес к проблемам семантики, но не считает ее средством от всех болезней. Его отношение к проблеме меньшинств сконцентрировано в оценке японцев:

Когда речь заходит об антисемитизме, он в качестве объяснения выбирает исторический фактор: имена, навязанные евреям со злым умыслом. Произвольный выбор именно этого специфического фактора объясняется, возможно, его приверженностью к семантике:

Примечательным является его готовность подчеркнуть еврейское происхождение интервьюера. Для него слово «еврей» не содержит ничего магического, так же как и быть евреем — для него не позор. Поэтому и непринужденный тон в его разговоре с собеседником, к которому это слово относится. Однако трудно представить, чтобы N мимоходом обсуждал происхождение интервьюера, если бы не считал, что должен защищать себя или желал обидеть другого: «Вы ведь сам еврей, не так ли?»

Рациональность непредвзято думающего интервьюируемого выражается прежде всего в отказе от употребления оскорбительных для меньшинств клише. Часто отказ этот проявляется сознательно и отчетливо: понятие индивидуальности принимается со всей серьезностью. Еще раз сошлемся на М910. В его высказываниях явственно проступает чувство пропорциональности, даже в случаях, когда он отказывается от использования клише, не оспаривая существования физических признаков расы, он, однако, считает его несущественным:

Близким по содержанию к этому высказыванию является интервью 5030, 33-летнего выпускника Стэнфорда, который четыре года прослужил в войсках военно-морского флота и получил звание лейтенанта. Имеет низкие баллы на всех шкалах. Интервьюер характеризует его как очень умного и благополучного человека:

Крайний случай сознательно антистереотипной точки зрения представляет 5046, 40-летняя секретарша с одной киностудии, активно участвующая в рабочем движении, с низкими баллами на всех шкалах. Даже если некоторые из ее формулировок и указывают на «ticket N»[9], следует иметь в виду, что неприятие стереотипов оберегает ее от автоматического формирования проеврейских клише. Она не является «приверженцем евреев», однако представляется искренней, оценивая людей как индивидов. В самом деле, она недавно разорвала отношения с одним евреем:

Как уже подробно излагалось в главах, посвященных анализу специфики материала интервью, рациональность представлений группы N, их неприятие проективных функций и автоматизированных оценок не всегда свидетельствуют об их бесчувственности и безразличии. Хотя они и более рациональны, чем группа Н, так как их мнения и оценки менее зависят от вытесненных бессознательных факторов, однако в то же время в позитивном контексте и его выражении они менее скованны. Это относится не только к общей предрасположенности их психики, но также к особой точке зрения в отношении меньшинств. Предвзято настроенный индивид относится к евреям как к «объекту», в действительности же он их ненавидит. Непредвзято настроенный выражает им симпатию, даже если он претендует на объективность оценок. Связующим звеном между симпатией и рациональностью оценок становится идея справедливости, которая проявилась у некоторых индивидов спонтанно, почти инстинктивно. Группа N считает расовую дискриминацию нарушением основного принципа равенства людей. Основываясь на идее прав человека, представители этой группы склонны идентифицировать себя с теми, кто подвергается дискриминации, поскольку апеллируют к своему спонтанному чувству солидарности к притесненным.

Далее следует несколько примеров, иллюстрирующих эту специфическую констелляцию. М11З относится к «религиозной части в группе N», с достаточно высокими баллами по шкале F и еще более высокими на шкале РЕС.

Подобным образом проявляется у М320 (студент, изучающий ландшафтную архитектуру, с низкими баллами на всех шкалах) протест против несправедливого отношения как «рациональное выражение» эмоциональной идентификации.

F129, чрезмерно чувствительная молодая женщина с низкими баллами на всех шкалах, которую, по словам интервьюера, выводит из равновесия и даже провоцирует к слезам любая тревожная тема, включая расовые предубеждения.

Эти симптомы говорят о том, что аффектированное чувство справедливости класса N не относится только к поверхностной идеологии и не является средством нарциссического удовлетворения собственного чувства гуманности, оно представляет собой реальный базис структуры характера, лишь позднее зафиксированный в псевдотеоретической форме. Симпатия к попираемым приводит к действию, к попытке коррекции конкретных, личных ситуаций, которые воспринимаются как общая несправедливость. Наглядным примером этого является 5030 с низкими баллами на шкалах Е и РЕС и более высокими на шкале F. Это молодая женщина с приятной внешностью, наделенная фантазией, по словам интервьюера, она выражается очень понятным языком, обладает большим обаянием и юмором.

Изучает журналистику и заявляет, что, собственно, ее мечтой является «творческая работа».

Общее отношение представителей группы N к евреям явственно проявляется и в их оценке так называемых еврейских качеств. Группа Н (об этом мы уже писали выше и ниже) видит в евреях нечто совсем другое: даже для характеристики якобы «непосредственных» событий бытового плана в качестве системы отношений выступает организация их психики. Нечто подобное, хотя и в противоположном смысле наблюдается и у индивидов, лишенных предубеждений. Однако многообразие и неопределенность объективных «чисто еврейских свойств», рассматриваемых в комплексе, не в меньшей степени отражаются в точке зрения группы N, чем в различных проекциях группы Н. Можно считать, среди лишенных предубеждений индивидов существует в целом симпатия, однако нет единодушия. Иногда они пытаются толковать еврейские свойства, иногда они просто отрицают их существование, а порой они оценивают их положительно и чрезмерно ими восхищаются.

М202 пытается объяснить широко распространенное представление о сплоченности евреев. Ему 35 лет, по специальности он инженер-конструктор. Имеет очень низкие баллы на шкале Е, однако на шкалах РЕС и F имеет некоторые отклонения от типичных баллов группы N. По оценке интервьюера, он «консерватор, но не фашист».

В этом случае желание «объяснить», часто являющееся инструментом рационализации, становится посредником между терпимостью, с одной стороны, и мощным, враждебным по отношению к меньшинствам клише — с другой, присутствующим подспудно. На самом деле за извинениями перед евреями следует довольно недружелюбная по отношению к ним история о мнимом заговоре трех евреев, которые предлагали на торгах большие партии металлолома. Предположение, что попытки «объяснить» иногда маскируют амбивалентность, подтверждает М310. Он является руководителем отдела одного из рекламных агентств и имеет низкие баллы на всех шкалах. Тем не менее в основе его «теоретизирования» лежит стереотип об алчности евреев:

Опрашиваемые с самыми низкими баллами нередко склонны просто к отрицанию наличия каких-либо характерных для еврея свойств, иногда об этом говорится с такой резкостью, которая скорее связана с давлением собственной совести, чем с объективной оценкой меньшинств. Без сомнения, к этому могут добавляться «невротические черты», часто обнаруживаемые у индивидов с непредвзятой точкой зрения. Познание проекционного механизма и стереотипов, то есть субъективных факторов, порождающих антисемитизм, является медиумом, с помощью которого эти индивиды пытаются найти аргументы для отражения особых свойств евреев.

M112,18 лет, спокойный, сдержанный ученик старших классов, обладает хорошими манерами (с низкими баллами на всех шкалах), соглашается с теорией «зависти»:

5041, 59-летняя домохозяйка, по образованию пианистка, с низкими баллами; отрицание специфических еврейских черт она связывает с их прошлым и неприятием неприязненных обобщений:

Высшая степень отрицания наблюдается у «непринужденного» N, М1206а из группы студентов мореходного училища. Он «в высокой степени интроверт и подавляет в себе желание дурно отзываться о других индивидах или группах, даже опираясь на принципы, которые коренятся в реальности». У него низкие баллы на всех шкалах:

Иногда сильные эмоции, скрывающиеся за отрицанием еврейских свойств, находят в известной степени иррациональное выражение. F125 (низкие баллы на шкалах Е и F, невысокие на шкале РЕС) — студентка, в будущем хотела бы преподавать в театральном вузе. «Фильмы считает стереотипными». Наше исследование вызвало ее возмущение:

Если обладающие предубеждением опрашиваемые, исходя из конформистских причин или стремясь заслужить «социальное одобрение», часто подчеркивают, что практически каждый является антисемитом, то некоторые N заходят так далеко, что не только отрицают само существование еврейских свойств, но даже само понятие антисемитизма. Примером этого может служить несколько растерянный M115, которого можно считать типичным консервативным представителем идеи братства. У него низкие баллы на шкале F, средние — на шкале Е и высокие на шкале РЕС:

Для иллюстрации оценки специфических свойств и других национальных меньшинств ограничимся двумя примерами, которые помогут объяснить некоторые существенные моменты. F128, 17-летняя девушка с низкими баллами на шкалах F и РЕС и более высокими на шкале Е. Изучает социальные вопросы, интересуется проблемами детского социального обеспечения, однако «не стремится работать в этой области».

Интересным в данном высказывании является слово «эксцентричный». Оно означает то, что отличает эту группу от других, что с точки зрения конформистского сознания имеет отклонение от нормы, однако одновременно выражает индивидуальность, развитие человеческих признаков, которые, если можно так выразиться, не получили соответствующего оформления в условиях современной цивилизации с ее социальной механизацией. Этот опрашиваемый представляет себе именно эту «необычность» меньшинств, связанную со стереотипным единообразием современного высокоразвитого общества, как человеческое начало, которое отсутствует у «правильных людей». То, что евреи не дали полностью растворить себя в американской культурной среде, опрашиваемый причисляет к их заслугам, считает триумфом автономии и сопротивления нивелирующему давлению «плавильного котла».

5050, комментатор радио с прогрессивными политическими взглядами и низкими баллами на всех трех шкалах, отрицает наличие отличительных еврейских признаков. Однако он подчеркивает при этом тот аспект, на который редко обращается внимание, — терпеливое отношение меньшинств к преследованиям. Его одобрение, впрочем, содержит немного критики, которая, так как в ней в имплицированном виде присутствует понятие трусости, могла бы обозначить элемент скрытой неприязни. Меньшинства он осуждает по политическим соображениям, так как они, по его мнению, недостаточно энергичны по отношению к американской реакции:

Следует упомянуть и последнюю характерную черту, свойственную взглядам людей, лишенных предрассудков по отношению к меньшинствам, — это отсутствие какого бы то ни было фанатизма. И не только потому, что непредвзято мыслящие люди сознательно отрицают идеи о неисправимой и скверной человеческой природе или врожденных свойствах характера, но и на более глубинном уровне они также свободны от деструктивных маний и фантазий о наказании. Они в большей степени рассматривают вещи с исторической и социологической точек зрения, не гипостазируя существующее как нечто окончательно данное. Это обнаруживается также и в их представлении о взаимоотношениях между большинством и меньшинством в будущем. 5008 (с низкими баллами на шкале Е, средними на f и высокими на РЕС) — женщина средних лет; в прошлом — писательница, работавшая под псевдонимом, затем продавец в книжном магазине, в настоящее время — секретарь на радио. Как и другие представители группы N, она отклоняет стереотипы и видит решение проблемы антисемитизма, как ни наивно это звучит, в установлении личных контактов.

Однако такая позиция с ее акцентами на человеческой спонтанности и свободе действий, а не на застывших, авторитарных законах природы не приводит к «официальному оптимизму». Способность непредвзято мыслящих индивидов чувствовать страдания людей, сопереживание обостряют в них осознание опасности расистских преследований. Именно представитель группы Н должен был бы сказать: «это не может здесь произойти», и таким образом он как бы уходит от «объективного» хода истории, с которым он, собственно говоря, себя и идентифицирует. Представитель группы N, однако, знает, что «это может произойти» и хочет что-либо предпринять, чтобы это не произошло.

5058 (с низкими баллами на всех шкалах) — 29 лет, бывший участник войны, представитель высшего слоя среднего класса, сам причисляет себя прежде всего к «либералам» и «интеллектуалам»:

J. Заключительные замечания

Нередко утверждалось, что антисемитизм является оплотом антидемократических сил. Высказывание это звучит немного устаревшим и аполитичным: испытывающее непосредственную угрозу своему существованию меньшинство поспешно пытается завоевать помощь большинства утверждением, что сегодня на первом плане стоят собственно интересы его группы, а не интересы большинства. Однако, если вернуться к исследуемому в этой и других главах материалу, то явственно прослеживается связь между антисемитизмом и антидемократическими эмоциями. Разумеется, не все те, кто хотел бы сейчас искоренения евреев в дальнейшем, как это иногда утверждается, хотели бы сделать нечто подобное с ирландцами или протестантами. Однако ограничение прав человека, кульминацией которого становится идея особого отношения к евреям, в конечном итоге логически приводит к устранению демократических форм управления, а вследствие этого также и ликвидации легальной защиты индивида. Нередко у опрашиваемых группы N оно осознанно связывается с антидемократическими идеями. Эту главу мы завершаем двумя примерами, иллюстрирующими то, что можно обозначить как неотвратимое антидемократическое следствие антисемитизма. M106, несмотря на высокие баллы на шкалах Е, F и PEC, претендует быть демократом; однако не трудно догадаться, что у него на уме:

В то время как предложение об изоляции меньшинства противоречит основным принципам «демократического государства», которым опрашиваемый гордится, метафора о гнилом яблоке вызывает представление о порочном семени, к которому с пугающей последовательностью примыкает потенциальное желание об эффективном средстве для уничтожения этих бацилл.

Убедительным представляется извращенное представление так называемого демократа 5019, двадцатилетнего рабочего с высокими баллами на всех шкалах. Прежде всего его отличает слепое и авторитарное приятие своей скромной жизненной позиции. Тем не менее он «не переносит людей трусливых» и «восхищается настоящими вождями»:

Более умеренная точка зрения, изложенная во втором предложении, снимается убедительностью первого.