Исторические заметки о Литве

Павел Кукольник (1795-1884)

Исторические заметки о Литве

В продолжении 40-летняго пребывания в здешнем крае, старался я собирать всевозможные сведения о достопримечательных событиях, составляющих его историю. Желая на старости лет поделиться с читающею публикою приобретенными мною сведениями, я решился представить ей общее изображение судьбы всей Литвы сначала как народа, потом как государства, а наконец как области королевства, к которому оно присоединилось. Не имея возможности в кратком очерке представить все, что только входит в состав истории какого-либо народа, я обратил внимание на один предмет, а именно: развитие в Литве Русскаго элемента, и влияние его на судьбу государства. Остальные предметы описаны будут вкратце, только для сохранения исторической связи.

Имея в виду исключительно эту цель, я разделю Историю Литвы на три периода.

1) От появления литовского народа на историческом поприще до первого соединения его с Польшею, при Ягайле, то есть до 1385 года.

2) От Ягайлы до окончательного соединения с Польшею на люблинском съезде, в 1569 году.

3) От люблинского съезда до присоединения Литвы к России в 1795 году.

Первый период заключает в себе развитие сил литовского народа, направление, данное ему первыми князьями, постоянное и час-от-часу теснейшее сближение с Русью. Кто захочет без предубеждения следить за событиями этого периода, тот легко убедится, что могущество и благосостояние Литвы зависало именно от ближайшего соединения с Русью, и чем более ослабляема была эта связь, тем ощутительнее были потери Литвы. Изложенные ниже факты оправдают лучше это заключение.

Второй период представляет безпрерывныя усилия литовцев к уничтожению предначертания Ягайлы и освобождению себя от накинутаго им соединения с Польшею, пока непреклонная воля последняго из Ягеллонов не укрепила этого союза окончательно.

Третий период содержит в себе стремление Польши к уничтожению литовскаго, а в особенности русскаго элемента в пределах б. велик. княжества. В этот период не только изчезает самостоятельность великаго княжества, которой уже не видно на политическом поприще; но изменяется весь характер древней Литвы, нравы, обычаи ея жителей, порядок управления, чиноположение, и страна эта делается только частию государства, к которому присоединилась, как равное к равному. Русский элемент, составлявший существенную силу великаго княжества, подвергается преследованию и уничтожению. Раздоры между иноверцами, возбужденные насилием римско-католического духовенства, в особенности Иезуитов, возмущают спокойствие страны, а иногда оканчиваются кровопролитием. Переняв недостатки управления Польши, Литва делается жертвою честолюбия, алчности и фанатизма духовенства, насилия вельмож, своевольства шляхты, и вместе с Польшею клонится к падению.

Не обольщаясь мыслью, что сочинение мое может иметь какую нибудь особенную ценность в глазах просвещенной публики, я только смею уверить читателей, что собранные мною сведения верны, не искажены и не подвержены никакому сомнению. Излагая их, я не увлекался пристрастием, не руководствовался предубеждением, а заключения свои оправдывал только последствиями описываемых событий.

ВСТУПЛЕНИЕ

Руководствуясь преданиями, которые историки истекших столетий поместили в виде фактов в своих летописях — скажем несколько слов о предках литовскаго народа. От берегов балтийского моря на юг, между реками Неманом и Вислою, жило в древности племя, именуемое Ульмигерами. Оно вело жизнь полудикую, не имело ни городов ни правителей, занималось скотоводством, звериною и рыбною ловлею, частию земледелием и платило дань Мазовецким князьям. Воинственные Скандинавы, посещая Ульмигеров и видя слабость их, начали селиться на их землях, и в короткое время построили на ней множество укрепленных городов или замков. Два знаменитые Скандинава Вайдевут и Брутень прекратили возникшия ссоры между их соотечественниками и местными жителями, соединили их в один народ, освободили его от платежа дани иноземцам и образовали государство. <…> Впрочем собственная Литва и Жмудь составляли всегда одно племя, один народ, под общим названием Литвы. Разница в наименованиях происходила только от местоположения: южная Литва называлась Аукстоте, то есть верхнею, по течению реки Немана, северная же — Шомойть (Жемайтен, Жмудь), то есть нижнею. Нравы, обычаи, религия, язык были у них одни и теже. Жмудский язык в последствии несколько изменился от соседства с Латышами и Пруссами.

ПЕРИОД I.

От появления литовскаго народа на историческом поприще до перваго соединения Литвы с Польшею при Ягайле 1305 года.

От берегов Немана и Дубиссы на восток вдоль праваго берега Вилии простиралась область, именовавшаяся в древности Ставанией, известная еще Птоломею. На юг от левого берега Вилии находилась другая область Нерома, названная таким образом от реки Нерис (Вилия); область эта граничила к северу с Вшилий, к западу с Неманом, к востоку с дремучими лисами, отделявшими ее от земли Кривичей, а к югу с третьею областью, Пелузией. Эти три области населены были первоначально племенем, сделавшимся известным под названием Литвы. Нерома известна была Нестору, который причисляет ее к странам, платившим дань Варяго-русским князьям в IX веке, — следственно вскоре поели пришествия Рюрика. Таким образом Русское государство при самом начале своего существования приобрело уже права владычества над частью Литвы. Преемники Рюрика, обратив оружие свое против восточных и южных соседей, выпустили из виду дикую и бедную Литву, которая, в свою очередь, начала делать нападения на Кривичей и Полочан. В средине Пелузии, окруженной дремучими лесами и непроходимыми болотами, находились плодородные поля, а множество оставшихся памятников свидетельствуют о весьма древнем населении этой области. Там в древности находились три укрепленные пункта: в Мерече, Ейшишках и Радуне, бывшие средоточиями трех военных округов. Но всего достопримечательнее считаются уцелевшие до сих пор два городища, или огромные земляные окопы. Одно находится; близ Ейшишек, а другое в 3 1/2 верстах от Радуня, при деревне Городище. Одно от другого отстоит на 10 верст. Это два огромные земляные укрепления в виде четырехугольников, коих стены имеют до 600 футов длины и 16 вышины. Они окружены широкими и глубокими рвами. Поверхность земли внутри укреплений гораздо ниже внешней. Там видны следы погребов, углублений и колодцев. Видны также следы ворот или отверстий для вылазки с какими-то контрвалами. Толщина вала доходить до 20-ти футов и более.

Жители этих трех областей именовались Литвою от слова Летуви (дождливый). Может быть сырость климата в стране лесистой и болотистой подала повод к такому названию.

Народ литовский вел жизнь полудикую, питался звериною и рыбною и ловлею; земледелием занимались только в некоторых удобных для того местах, а преимущественное богатство жителей составляла добыча, награбленная в соседних странах. Литовцы были народ воинственный, часто выходили в поле, но целью их походов в древности были не завоевания, а только грабеж. Они разоряли селения в соседних странах, забирали все, что искушало их корыстолюбие и уводили толпами пленников, которых заставляли селиться в своем отечестве. Сказано было выше, что русские великие князья заняты были завоеваниями на востоке и юге. Славный Святослав проник с войском даже за Дунай. Пользуясь удалением главных русских сил и небрежностью пограничных воевод или правителей областей Смоленской и Полоцкой, Литовцы не только отказались от платимой дани, но сами делали набеги на земли Кривичей и Полочан и производили в них грабежи и разорения. Наконец, Владимир великий понял ошибку своих; предшественников и решился не только оградить русские земли от наездников, но и привести снова непокорных к повиновению. Россия находилась уже тогда на степени могущественного государства. Венчанный многими блистательными успехами на поле брани, Владимир приблизился с двух сторон к пределам Литвы <…>

Преемники Мейнгарда утверждена были в сане епископов, и для вернейшаго успеха в распространении христианства, прибегли к оружию. Третий из них, Алберт Буксгевден основал в 1200 году город Ригу, а в 1201 орден меченосцев. Папа Инокентий III дал им устав Рыцарей храма, белую мантию с красным крестом и подчинил их Рижскому епископу. По призыву Буксгевдена и благословению Папы безпрестанно отправлялись в Ливонию толпы вооруженных людей проложить себе дорогу к царствию небесному кровопролитием и грабежом, потому что скоро упущена была из виду главная цель учреждения ордена. Ненасытные меченосцы думали только о новых приобретениях и о своем обогащении. Вскоре они подчинили власти своей большую часть Ливонии и обратили мнимо-апостольские усилия свои против Литовцев; но в 1236 г. встретили сильное сопротивление и претерпели жестокое поражение от Рингольда.

Впрочем существование этого лица подвержено большому сомнению. Ни один из достоверных древних писателей не вспоминает даже имени его. Один только из русских летописцев говорит об нем следующее: “Княжилъ дзе на Новогородку Ринтольдъ, и кажутъ нецыи яко по Русской битве (при Могильне) трехъ сыновъ уробилъ, но неведомо каково дзело сичихъ сыновь было.” Вот все повествование о Рингольде, найденное в одной только из древних летописей. Стрыйковский, найдя эти несколько слов о Рингольде у летописца, которого сам называет хромым, темным и недостойным доверия, не только ввел этого государя в свою историю Литвы, но даже составил подробное повествование его царствования, основываясь якобы на сказаниях Меховиты, Кромера и Вановскаго, из коих ни один не вспоминает о Рингольде. Несмотря на столь недостаточные свидетельства о существовании этого лица, все позднейшие историки повторяют повествование об нем Стрыйковскаго, и единогласно приписывают ему подвиги, доставившие Литве новыя приобретения, порядок и могущество. По их словам Рингольд, сын Алгимунда, превосходя дарованиями и храбростью прочих князей, успел разделенную между ними власть в государстве сосредоточить в своем лице и сделался их главою, или великим князем. В 1230 году он перенес столицу в завоеванный русский Новогрудок, подкреплял единоплеменных Семигалов и Куронов в войне их против Рыцарей; а когда частые набеги его на Ливонию заставили магистра Вольквина предпринять с сильным войском поход в Литву и напасть на собственные владения Рингольда, великий князь разбил его на знаменитом сражении при Камене, в 1236 г., где большая часть Рыцарей и сам великий магистр погибли. Не задолго перед тем разбил он соединенные силы нескольких русских князей под Могильною и завладел Полоцком, которым с тех пор управлять наместник великого князя. Случившееся в это время нашествие Батыя, и последовавшее за тем ужасное опустошение России, облегчило литовцам распространение, завоеваний к югу и приблизило их владения к пределам княжества Галицкого.

Приобретение русских областей имело благотворное: влияние на весь Литовский народ. Входя в ближайшее сношение с Русскими, они переняли и усвоили себе их язык, письмена,, нравы и обычаи; начали вводить русское законоположение и образ судопроизводства: Теснимые и преследуемые Татарами жители русских областей переходили толпами в Литву, в которой находили дружеский и радушный прием, и передавали туземцам свое образование и вероисповедание. Русский элемент час от часу более распространялся и утверждался в Литве. Послушаем, что говорит об этом предмете один из польских дееписателей нашего века (Jaroszewicz, Obraz Litwy, Т. 1, str. 174 i 175.)

“Кроме торговли, которая, издавна сближая оба народа, ознакомила Литовцев с русским языком; кроме религии восточного исповедная, которая под покровительством княжеских жен, по большой части, русского происхождения, уже от начала XIII столетия делая в Литве значительные успехи, посредством духовных лиц и славянской литургии, осваивала Литовцев со всем русским; и еще более содействовали к тому политические сношения Литвы с более населенной и гораздо образованнейшей христианскою Русью. Еще прежде завоеваний Гедимина и Ольгерда, начали Литовцы вмешиваться в дела русских князей и городов; завоевания же эти еще более сроднили их с русским народом. В следствие этого многие из них, проживая долго между русскими, наблюдали их нравы и обычаи, старались приноравливаться к их образу жизни, учились их языку, принимали крещение и православное исповедание, и входили в родственные связи с русским народом; по возвращении же в отечество служили образцами к подражанию соотечественникам. Таким путем не только высшая тогдашняя цивилизация Руси могла, не в одном отношении, иметь влияние на Литву, но и русский язык, в особенности в высшем классе жителей, получил в последствии преимущество перед отечественным, до такой степени, что сделался наконец языком двора и судебных мест. Вместе с языком сделались общеупотребительными и письмена русские. А потому при таком перевесе руссицизма, не удивительно, что самые древние уложения, а потом все три статута литовские, многие княжеские привилегии и летописи, составлены были только на Русском языке, и что до сих пор не найдено ни малейшей даже частной сделки, написанной по-литовски.”

Этот ясный и убедительный вывод, совершеннее согласный с фактами, описываемыми историками прежних веков, представляет в полном свете отношения, в каких находились между собою оба народа, — что были Русские для Литовцев и Литовцы для Русских. Мы увидим ниже еще яснее, как скрепилась связь между двумя поколениями и сколько было естественного, нелицемерного сочувствия между ими. Теперь считаем нужным сказать несколько слов о судьбе Гродна до занятия его Литвою.

Город и земля, на которой он был построен, принадлежала неоспоримо русским князьям, даже прежде завоеваний Владимира и Ярослава. Самое название его явственно свидетельствуете, что он построен Славянами; но построение это произошло в столь глубокой древности, что ни в одной летописи об нем неупоминается. В первый раз название Гродна является в Ипатьевской летописи под 1128 годом, как о столице особенного удела. Спустя около шестидесяти лет после того, город истреблен был произошедшим от грома пожаром, от которого сгорели все здания и даже каменные церкви. В продолжении нескольких лет граждане гродненские отстроили снова город, но в 1241 году постигло его несчастье ужаснее пожара. Койдан, военачальник Батыя, приступил к нему с сильным войском. Последний гродненский князь Георгий Глебович с неустрашимостью встретил без сравнения многочисленного неприятеля, и защищаясь до последней крайности в деревянном замке, построенном на высоком берегу Немана, пал в ожесточенном бое со всеми храбрыми своими сподвижниками. Город и замок разрушены до основания, окрестности опустошены ужасным образом. Миндовг, преемник Рингольда, отомстил за то Койдану жестоким поражением войск его под стенами Лиды, а сын его Ердзивилл пришел с дружиною в опустошенную гродненскую область, занял ее и отстроил разоренный город. С тех пор область эта оставалась под властью литовских князей.

Первым достоверным литовским великим князем считается Миндовг, котораго Стрыйковский, неизвестно на каком основании, почитает сыном Рингольда. Правление его, а еще более первых его преемников, считается эпохою самого деятельного развития русского элемента в древней Литве. Этому много содействовали завоевания русских областей: Полоцкой, Смоленской, Витебской, также как и всей земли Кривичей, и занятие Гродненской области. При вступлении уже Миндовга на престол, русское население в великом княжестве превосходило числом без сравнения собственно литовское, селилось безпрепятсвенно в Литве, строило себе жилища и церкви, которые никогда не подвергались насилию и даже неуважению язычников. Племянники Миндовга Арвид или Довмонт, Товцивилл и Тройден управляли Смоленском, Полоцком и Витебском в качестве наместников дяди. Первые два приняли христианство и православное исповедание и сделались ревностными его защитниками в своем отечестве. Третий Тройнат остался в язычестве, но за то сын его Римунд не только принял христианскую веру, но даже постригся в монахи под именем Елисея, и был архимандритом в основанной им лавре св. Илии близ Новогрудка в нынешнем Лавришеве. С этих пор христианство и православие начали глубоко пускать корни по всей Литве. Примеру племянников и внука Миндовга последовали потом братья Тройдена Роумунтовича Наримунд, Гольша и Гедрус и множество лиц литовских княжеских фамилий, как-то увидим ниже.

Не смотря на ужасное опустошение России и тяготевшее на ней монгольское иго, один из русских князей успел не только охранить свое государство от разорения, но даже привести его в цветущее состояние. Это был Галицкий князь Даниил, сын знаменитаго Романа, одержавшего многие победы над Литовцами. Успехи Миндовга, перенесшаго завоевания на южный берег Немана, обратили на Литву все внимание Даниила. Пользуясь возмущением племянников его, управлявших Смоленском, Витебском и Полоцком и вошедших в союз с Рыцарями, Даниил вступил в пределы Литвы. Сначала счастье благоприятствовало Миндовгу. В 1249 году он одержал победу над князем Галицким и выгнал племянников из их владений. Но спустя три года, великий магистр

Стукланд разбил его войско в Курляндии и приблизился к берегам Вилии, а племянники его, соединясь с Даниилом, подошли к Гродну. Доведенный до крайности Мандовг примирился с Даниилом, уступил ему Слоним и Волковыск, выдал дочь свою за Шварна, сына князя Галицкаго, и дал ему в залог сына своего Войшелга. Он предложил также мир и Рыцарям; но великий магистр объявил ему, что по долгу звания своего, он не может входить ни в какие условия с язычником, разве только в таком случае, когда литовский государь примет со всем народом своим христианство. Вместе с тем требовал утверждения уступки ордену Курляндии, сделанной его племянниками, за что обещал исходатайствовать ему у папы королевскую корону. Миндовг, для восстановления мира принужден был на все согласиться.

В 1251 г. Миндовг принял со всем своим семейством крещение, и коронован на поле близ Новогрудка. Принятие им христианства не было искренно, а потому не могло иметь благоприятного влияния на преобразование народа. Оно не имело также собственно для него счастливых последствий, а потому не могло быть прочно, и действительно существовало не долго. Он должен был бороться внутри государства с упорным противодействием оставшихся язычников, а вне — с русско-литовскими князьями, смотревшими с негодованием на связь его с Римом. Все это умножало только число его неприятелей. Чтобы иметь возможность противиться им успешно, Миндовг принужден был почти вполне отдать себя в руки крестоносцев, которых ненасытная алчность требовала, за их покровительство, безпрерывных пожертвований. В продолжении 6-ти лет Миндовг отдал ордену Россиену, Бетыголу, Крожи, всю Карчевскую землю, половину Ейраголы и Понемуня, также Дайново и земли Сален и Ятвяжскую, а наконец в 1260 году завещал ордену все литовское королевство, в случае, если умрет, не оставя законных наследников. Такая неумеренная щедрость в отношении к ордену, довела подданных Миндовга до высочайшей степени ожесточения. Куроны и Жмудины, не обращая внимания на королевскую власть Миндовга, выступили в значительных силах против крестоносцев и разбили их на голову при реке Дурбе в Курляндии, в 1259 году. Общее возстание Пруссаков, почти покоренных крестоносцами, было следствием этого поражения. Вслед затем Тройнат, племянник Миндовга, явясь пред ним с жмудским посольством, ясно доказал ему, что он сделался игрушкой вероломства и происков Рыцарей и предложила возвратить под власть его всю литовскую землю, обещав содействие Куронов и Латышей. Тогда то Миндовг обнаружил настоящие свои чувства, отказался от христианской веры и королевской короны в 1260 году и выступил с Литовцами и Жмудью против крестоносцев. Быстрые и: блистательные успехи его над Рыцарями не имели благоприятных последствий для государства. Оно напрягло последние силы для борьбы с Немцами, которых потери скоро вознаграждены были прибытием из Германии новых ополчений, собравшихся под знамя креста. Счастье преклонилось на сторону неприятелей Литвы, которые в свою очередь истребили несчетное множество Латышей, Куронов, Пруссаков, Литовцев и Ятвягов и опустошили их земли. Наконец Миндовг за свои насилия и жестокости умерщвлен в 1263 году родственниками своими Тройнатом и Довмонтом.

Таким образом введенное в Литву на короткое время, усилиями крестоносцев, христианство не могло иметь того спасительного влияния на народ литовский, какого должно было ожидать от чистоты и святости его учения. Накинутое насилием, оно было принято по необходимости, и отринуто при первом удобном случае. Казалось, Провидение хотело просветить этим уроком литовский народ и показать ему опасность соединения с западом. К сожалению, урок этот вышел из памяти отдаленных преемников Миндовга, из коих одни для личных и временных выгод, а другие по причине недальновидности, вовлекли насильно народ свой в неестественный союз с Польшею, и приготовили ему одинаковый с нею жребий. Несравненно успешнее проникало христианство со стороны русских проповедников, путем кротости и убеждения. Учение мира и любви должно быть проповедуемо не иначе, как в мире и с любовью. А между тем оно распространяемо было крестоносцами огнем и мечем. Поступки их произвели в сердцах Литовцев такую к ним ненависть, что одно приведение им на память Рыцарей приводило их в ожесточение. Оттого то и самое римско-католическое вероисповедание сделалось для них предметом отвращения и ненависти. Русские же проповедники не употребляли никакого насилия, излагали в простоте высокие истины Завета, которые простые и чистые сердца принимали скоро и охотно. Выше сказано было о некоторых членах княжеских фамилий, обращенных в христианство русскими проповедниками. Но гораздо блистательнейший успех получило христианство в Литве после обращения Войшелга, который, находясь при дворе Даниила, и научась истинам Завита, не только принял крещение по восточному обряду, но даже постригся в монахи и был потом ревностнейшим поборником православия в своем отечестве. Узнав об умерщвлении отца, он немедленно отправился в Новогрудок. Строгия меры, принятые им для обличения и наказания виновников его смерти произвели большое волнение в государстве. 300 граждан, вероятно чувствуя себя прикосновенными к этому делу, с женами и детьми переселились в 1265 г. в Псков и приняли там крещеное. Многие из них, возвратясь по смерти Войшелга в отечество, принесли с собою принятое ими вероисповедание которое с успехом передавали соотечественникам. Спустя год после этой эмиграции, последовала другая. Знаменитый Довмонт, сообщник Тройната, с семейством и дружиною, числом в 500 человек, перешел также в Псков, где, также приняв крещение, посвятил жизнь свою на службу новому отечеству, и служил ему ревностно и верно до смерти защищая мужественно республику от ее неприятелей, в особенности от ливонских рыцарей. В свободное время он забавлялся охотою особенного рода. Собрав небольшой вооруженный отряд, выходил из Пскова, переправлялся через Двину и, наловив несколько десятков Литовцев, приводил их в Псков, обучал правилам христианской веры, потом, окрестив их, снабжал всем нужным на дорогу и отпускал в отечество, и ни в одной летописи нет следов, чтобы кто-нибудь из новокрещенных, по возвращении в Литву, перешел опять в язычество. Не явственно ли это убеждает, что ни Русские Литовцев, ни Литовцы Русских не считали чуждыми?

Но самое торжественное доказательство этого мнения состоит в том, что после смерти Миндовга, литовцы выбрали главою своего государства русского князя Шварна Даниловича, князя Хелмскаго и Дрогичинскаго. Утверждение его династии моглобы навсегда соединить два поколения: но к несчастию Шварн по вступлении своем на престол жил только два года. По смерти его Войшелг вышел из монастыря и занял престол своего отца. Воспитанный и утвержденный в христианской вере и православии, он всеми силами старался сделать его господствующим в государстве. Для этой цели сносился в 1266 году с новгородским князем Святославом Ярославичем, который обещал ему прислать священников из Пскова, как ближе освоенных с языком и обычаями Литовцев. Летописцы не говорят действительно ли прибыли в Литву обещанные проповедники, но и без них, как сказано выше, не только из ближайших, но даже из отдаленных стран Русси, лица как светские, так и духовные, теснимые татарами, толпами переселялись в Литву и под покровительством православного князя проповедовали беспрепятственно и успешно в ней слово Божие.

Этот блистательный период торжества православия в Литве, которое так непринужденно, так искренно принимаемо было туземцами и так быстро распространялось по их отечеству, которое подавало столько приятных надежд русскому населению и обещало нравственных выгод литовскому народу, — прекращен был вероломным поступком Галицкаго князя Льва Даниловича. Чтобы овладеть престолом своего брата Шварна, он умертвил предательски Войшелга, заманив его к себе под видом дружбы. Литовцы отвергли цареубийцу и выбрали великим князем Свенторога, ревностного язычника. Обстоятельство это отсрочило на 40 лет успехи православия в Литве, хотя русский элемент продолжал составлять в великом княжестве преимущественную его силу.

С 1267 по 1283 год восходили на великокняжеский престол шесть государей. погибавших по большой части насильственною смертию. Наконец выбран был великим князем Лютавор, князь Ейрагольский, котораго династия царствовала в Литве до прекращения ея существования как государства. Правление Лютавора, а в особенности сына его Витенеса, примечательно беспрерывными войнами с крестоносцами, которых силы возросли в это время до необыкновенного размера. В особенности Витенес вовремя 20-ти летнего своего царствования, каждый год должен был бороться с ожесточенными и страшными врагами. Крестоносцы беспрестанно нападали на великокняжеские земли, грабили и опустошали их и предпринимали несколько раз осаду Гродна, и один раз, в 1284 г., взяли его приступом и разорили до основания. Витенес вскоре отстроил город, и видя, что усилия крестоносцев обращаются беспрерывно на этот важный пограничный пункт, сделавшийся складом военных запасов Литвы, устроил в нем новые сильные укрепления, увеличил гарнизон и начальство над городом и областью поручил благоразумному и храброму старосте Давиду, сыну знаменитого Довмонта Псковскаго. Невозможно при этом случае не привести на память великодушного поступка Давида в отношении к Пскову, его родимому городу. Он свидетельствует не только о прекрасных качествах души Давидовой, но вместе с тем служит явственным подтверждением сказаний о тех дружелюбных отношениях, в каких находились русские к литовцам.

В 1324 году меченосцы, не уважавшее никаких прав и договоров, коль скоро дело касалось удовлетворения их корыстолюбия, не обращая внимания на существовавшей между ними и Псковитянами мир, перебили псковских охотников, рыбаков и купцов, занимавшихся своим промыслом на берегах озера Пейпус и реки Наровы. Псковитяне жаловались на нарушение мира и требовали удовлетворения, но рыцари смеялись над их требованием и угрожали новыми насилиями. Тогда Псковитяне вспомнили о сыне незабвенного своего защитника и обратились с просьбою о помощи к Давиду. Гродненский староста немедленно собрал охотников и устремился с ними к месту своего рождения. Псковитяне собрались толпами под его знамена. Давид вошел с ними в Эстонию, ограбил Дерптское епископство, собрал богатую добычу, взял 1,000 пленных, передал все забранное Псковитянам и возвратился в Гродно, не приняв никакого вознаграждения за свой великодушный поступок. Приведенные в ярость, рыцари решились отомстить за то не иначе, как разорением Пскова. На следующий год, магистр Иоцке приступил к городу с сильным войском, и громя пушками стены его 18 дней, сделал во многих местах проломы и готов был вороваться в самый город. Прибытие Изборского наместника, князя Евстафия, с свежим войском, которое ударило в тыл меченосцам, остановило на время их успехи. Но по отражении Евстфия они стеснили город более прежнего. Псковитяне, прося тщетно помощи у Новгорода, обратились снова к Давиду. В несколько дней по отправлении к нему гонца, сын Довмонта явился с войском под стенами города, разгромил силы меченосцев, отнял у них заграбленную добычу, знамена и военные снаряды, и принудил их заключить с Псковитянами восьмилетнее перемирие. Таких примеров дружбы и единодушия Литовцев с Русскими мы найдем множество в истории Литвы, если захотим только искать их прилежно и добросовестно.

Пока жил Давид, Гродно пользовалось совершенною безопасностью. Но по смерти его, меченосцы возобновили к нему свои приступы, и город этот несколько раз, переходя из рук в руки, был разрушаем и возобновляем.

Впрочем Витенес в продолжении 20-летняго своего царствования не оставался в долгу у рыцарей. За каждое их нападение, он платил им вторжением в принадлежавшие им области, которые грабил, опустошал, и с богатою добычею и множеством пленных возвращался в отечество. Таким образом он предпринимал 11 походов против тевтонских и ливонских рыцарей и 9 против Польши. Целью последних было одно только собрание добычи и пленников, которых он во множестве переводил в Литву. От основания литовского государства, до смерти Витенеса, Литовцы никогда не находились в дружеских сношениях с Поляками; напротив того, они чуждались их и ненавидели, тем более, что исповедуя римско-католическую веру, Поляки приводили им на память рыцарей, старавшихся жестокостью и насилием накинуть им это исповедание. Мы увидим в царствование Ольгерда безотчетную ненависть их к этому исповеданию в поступке с Францисканами. Они даже не дорожили польскими пленниками, на которых не могли много полагаться. Преемник Витенеса, Гедимин, вступил, в первый раз в союз с польским королем Владиславом Локетком против крестоносцев, и отдавая дочь свою Альдону за сына его Казимира, дал ей в приданое 24,000 польских пленников. В 1315 году, Витенес убит громом. Русские летописцы выводят его происхождение от Полоцких князей роду св. Владимира.

Со вступлением на престол Гедимина, сына Витенесова, началась новая эпоха для всего великого княжества. Берега Вилии сделались средоточием сил государства и постоянным местопребыванием государей, а нападения рыцарей, опустошавших одни пограничные области, заводили их нередко во внутренность великаго княжества и самая столица видела их не раз под своими стенами. Впрочем первые действия Гедимина против меченосцев увенчаны были блистательными успехами. Отразив русских князей, напавших на южные пределы государства, и собрав сильное войско, он отправился в 1318 году против рыцарей, которые завладели уже большою частью Жмуди. Встретив их под начальством Генриха Плоцке на берегах реки Жеймяны близ курляндской границы, он истребил многочисленное их ополчение и отнял у них завоеванную часть Жмуди. Непреклонный Плоцке, возобновив свои силы и нападение, вторгнулся с многочисленным отрядом во глубину Литвы и явился под стенами Медник, тогдашнего местопребывания великих князей. Гедимин, окружив его со всех сторон и завалив дорогу нарубленными деревьями, истребил весь его отряд, и Плоцке погиб на поле сражения. Фохт Самбийский Герард Роде сожжен был живой с конем своим в честь литовским богам. Урон, претерпенный орденом, удержал на два года неприязненные его действия против Гедимина, который в продолжении этого времени обратил все свои силы на завоевание южной Руси. В 1320 г. он приобрел княжества Владимирское и Луцкое, женив сына своего Любарта на дочери последнего князя Волынского, Владимира Львовича, а в 1321 году овладел Киевом и окрестностями его. Некоторые полагают, что Киевляне сами пригласили Гедимина, чтобы освободил их от татар, которые, взяв этот город в 1239 году, управляли им чрез своего наместника. Сказание это весьма правдоподобно. <…>

Период II

От первого соединения Литвы с Польшею до Люблинского съезда в 1569 году.

По смерти Людовика великого, терзаемая беспорядками и смятениями Польша, увидела себя наконец без короля. На престоле ее находилась молодая дочь Людовика, королева Ядвига. Выбор ее долженствовал дать Польше короля. Впрочем и этот выбор не зависел от собственной ее воли, а должно было утвердить его согласием народных представителей. Поляки не хотели соединяться с Немцами, которых не терпели. Земовит князь мазовецкий добивался рука Ядвиги, но Поляки боялись его жестокости и злодеяний. Также отринут был ими Владислав князь Опольский, по причине вероломного поступка его с Людовиком и пристрастия к Немцам. Вильгельм Австрийский обручен был Ядвиге в малолетстве воспитывался вместе с нею и более всех был ею любим; но он имел весьма мало приверженцев в Польше. Внимание всех обращено было на Ягайлу, владетеля обширного соседнего государства, который и Русские юго-западные области мог присоединить к Польше. Не менее того в пользу его говорили благочестивая идея распространения христианства между язычниками. Таким образом существенную нужду в этом соединении двух государств имели Поляки, а не Ягайло, для которого могли служить приманками только рука молодой прекрасной государыни и королевская корона. Правда, что Ягайло чувствовал недостатки язычества, видел ослабление власти и влияния жрецов и беспрестанно думал о соединении своего народа узами христианства с остальными частями Европы. Но для этого не было надобности вступать в соединение с Польшею, с которою народ его не имел ничего общего, и навязывать ему Римское исповедание, которое, приводя ему беспрестанно на памяти рыцарей, возбуждало в сердцах Литовцев ненависть и ожесточение. Несравненно благоразумнее было бы идти путем предшественников, ограничась одним покровительством православного исповедания, с которым Литовцы свыклись, и которое так непринужденно и быстро проникало и распространялось по их отечеству. Литва сделалась бы христианскою без всяких насильственных потрясений, а что еще важнее, спаслась бы от тех бесчисленных бедствий, кои были следствием продолжительной и ожесточенной борьбы между двумя исповеданиями, возбужденной и поддерживаемой римским духовенством.

Но жребий Литвы на этот раз был брошен. В 1385 году Ягайло отправил посольство в Краков, с предложением руки своей королеве Ядвиге. Предложение это было принято королевою и всеми польскими вельможами. Ягайло обещал принять крещение со всем своим народом и соединить оба государства. Он обещал даже более нежели мог привести в исполнение, а именно: обратить все русское население в великом княжестве в Латинскую веру. Неудивительно, что благочестивой королеве и польским сановникам было по душе такое намерение языческого государя, но удивительно то, что монашеский римско-католический орден противопоставил ему упорное сопротивление. Магистр Конрад Цольнер представил это обстоятельство западной Европе в виде самом неблагоприятном для христианства, предсказывая упадок его в самой Польши и гибель католической церкви. Он призывал со всех сторон рыцарей и ратников под знамя креста, для защиты угрожаемой опасности веры, при чем не щадил обещаний и даров. Многочианенное войско, прибывшее из разных государств, собралось в Кенигсберге 1385 года. Великий магистр повел его к Ковну.

Не обращая внимания на запрещение и даже угрозы папы, крестоносцы начали опустошительную войну с Ягайлою. Переправясь через Вилию близ Ковна, они ограбили и опустошили Трокскую область, и прошед мимо Вильна, приблизились к Медникам. Узнав, что Ягайло, Витовт и Скиргайло заняли своими войсками все места, удобные к переправе через Вилию, они поспешно обратились к Неману и найдя близ Румшишек оставленные ими суда, перебрались на левый берег и ушли в Пруссию, не получив никакой пользы от своего нашествия.

Освободясь от крестоносцев, Ягайло в сопровождении Витовта, четырех братьев и нескольких литовских сановников прибыл в Краков. 12-го февраля 1386 года он принял крещение. В тот же день произошло бракосочетание его с Ядвигою, а на четвертый день после крещения он коронован как польский король. В 1387 году он отправился с женою в Литву для распространения в ней той веры, которую сам исповедовал. Зная хорошо образ мыслей и наклонности Литовцев, он решился прежде всего убедить их в бессилии мнимых богов. Для этого велел ниспровергнуть языческие алтари и идолов, истребить священных змей и гадов, вырубить рощи и распустить жрецов. Потом собран был для принятия крещения народ, который, видя, что боги не мстят за нанесенное им оскорбление, не прекословил воле великого князя. Сам Ягайло переводил Литовцам слова польских миссионеров. Для возбуждения в народе желания креститься, Ягайло приказал выдавать всем новокрещенным по белому суконному кафтану и по красной обуви. Чтобы воспользоваться несколько раз этим даром, иные крестились по два и по три раза. Крестили вдруг целую толпу, и всем находившимся в ней давали одно имя. Совершая таким образом крещение, в короткое время окрестили 30,000 человек. Впрочем и в этом случае можно утвердительно сказать, что принятие в Литве введенного Ягайлою христианства не было вполне искренно. Простой народ, и то только в верхней Литве, повиновался воле великого князя и следовал его примеру. Жмудь еще более 50 лет с ожесточением противилась введению нового верования; наконец почти вся высшая литовская аристократия приняла христианскую веру по обрядам восточного исповедания и слушала литургию на славянском языке (Linde o stat. lit. str. 21).

В Вильне, на том месте, где во времена язычества горел неугасаемый огонь Зничь перед кумиром Перкуна, основан кафедральный костел св. Станислава. Ягайло основал виленское епископство и первым епископом назначен был Андрей Василло. Вместе с тем обеспечено было содержание четырех прелатов и восьми каноников. С этой целью Ягайло подарил капитулу несколько значительных имений в окрестностях Вильна.

С принятием римско-католической веры Ягайло последовал за стремлением свойственного ей духа нетерпимости. Еще не прошло года со времени крещения жителей Вильна, а уже начались первые предвестия тех преследований, которые, усиливаясь беспрестанно, терзали русское население, в продолжении нескольких веков. 22-го февраля 1387 года Ягайло издал манифест, в котором объявил, что дал клятвенное обещание привести все народонаселение великого княжества к одной римско-католической вере и подчинить папскому престолу. А потом лишил русских всех преимуществ, коими пользовались католики; запретил брак между лицами разных исповеданий, разве только если лице восточного исповедания примет западное. Если же такие лица вступят в брак, не переменив своего исповедания, то не разлучать их, а всеми силами склонять и принуждать не принадлежащего к римской церкви, непременно к ней присоединиться, употребляя для успешного достижения этой цели даже телесные наказания. Может быть издание этого манифеста внушило русским летописцам сказание о жестоком преследовании русских и насильственном обращении их в Латинство Ягайлою.

Впрочем этот манифест, как свидетельствуют неоспоримые исторические факты, был обнародован, но не приведен в исполнение. Множество русских князей и бояр, занимавших важные места на поприще государственного управления, и большая часть собственно-литовской аристократ, принявшая православную виру, защищали ее усердно и деятельно. Знаменитый Витовт, принявший в руки свои власть в Литве, при жизни Ягайлы, являлся более покровителем нежели противником православия. Свидригайло, явно благоприятствовал Руси и восточному вероисповеданию. В царствование потомков Ягайлы, хотя и обнаруживались следы нетерпимости и пристрастия к католичеству, но открытаго преследования не было, а пример великого князя, Александра, вступившего в брак с дочерью Иоанна III, которая осталась верною своему исповеданию до самой смерти, свидетельствует явно, как мало заботились о исполнении манифеста Ягайлы. Решительный перевес латинства и явное преследование православия начались с восшествием на престол Сигизмунда III и усилились со времени введения Унии.

По водворении католицизма в Литве, тотчас возникли споры и несогласия между двумя исповеданиями. Западные католики основывали преимущество свое на том, что исповедание их провозглашено господствующим, а восточные, что еще прежде 1387 года большая половина Вильна исповедовала христианскую веру по обрядам греческой церкви и имела своих мучеников Ольгердовых времен.

Ягайло дал городу Вильну, по образцу главнейших польских городов немецкое городовое право, вообще называемое Магдебургским. По этому праву выбираем был горожанами, из среды их, бургомистр и члены войтовских судов, которые судили исключительно одних виленских жителей. Поселившиеся на земле, принадлежавшей замку, капитулу, костелам, епископу, не пользовались магдебургским правом. Наконец на мещан возложена обязанность защищать оба виленские замка. Ягайло поместил в обоих замках польские гарнизоны и оставил наместником Литвы Скиргайлу.

Управление этого князя не представляло ничего благоприятного для Литвы. Сидя в Троках, он не обращал внимания на Вильно, не занимался распространением христианской веры, не поддерживал промышленности ни торговли, впрочем тайно благоприятствовал русским и их вероисповеданию. Но предаваясь часто пьянству употреблял во зло власть свою и по неосновательным подозрениям и доносам осуждал на смерть приближенных и друзей своих. Ягайло, не доверяя ему и опасаясь ссоры его с Витовтом, отправил для охранения виленских замков польский гарнизон под начальством Москоржевскаго.

С этого то времени Витовт составил предначертание овладеть Вильном и вступил в новую борьбу с Ягайлою. После разных неудачных предначертаний, он обратился к крестоносцам, которые рады были каждому случаю, доставлявшему им возможность грабить и опустошать Литву. Собрав огромную армию я соединясь с ливонскими рыцарями, крестоносцы взяли Ковно и сожгли Троки и приблизились к Вильну. Скиргайло, хотевший остановить их успехи, разбит был в кровопролитном сражении за Верками. Наконец Вильно было осаждено. Все народонаселение его скрылось в кривой город или нижний замок, в котором начальствовал Казимир Коригайло. Не смотря на отчаянное сопротивление, замок взят. Около 14,000 жителей и с ними Коригайло погибли от неприятельского меча. Витовт и крестоносцы приступили к верхнему замку. Москоржевский, отражая все их усилия, держался несколько недель. Недостаток в съестных припасах в стане крестоносцев и весть о приближении Ягайлы с польским войском, заставили осаждающих удалиться. Витовт отступил в Самогицию. Ягайло по прибытии в Вильно сменил неспособнаго Скиргайлу, дав ему в управление Киев, а начальство над замками поручил Яну Олесницкому. Москоржевский возвратился в Польшу.

Витовт не думал отказаться от своего намерения и на следующий год снова явился под стенами Вильна, соединясь с крестоносцами, коими начальствовал Конрад Валленроде. Олесницкий для удобнейшей защиты замков, сжег в городе и те строения, кои уцелели от разорения во время последнего нападения. Крестоносцы расположились огромным станом между францисканским монастырем и кривым городом. Удачная вылазка Олесницкаго, в которой он истребил великое множество крестоносцев, и приближение Скиргайлы с новыми силами, заставили Валенрода возвратиться в Пруссию. В Вильне не осталось ничего, кроме пепла и развалин, посреди которых возвышались почерневшие от дыму два замка.

Последния два нападения на Вильно вполне убедили Ягайлу в невозможности бороться с Витовтом. Еще в 1391 году, он отправил к Витовту в качестве посла Генриха, князя Мазовецкого, который предложил ему, от имени короля, Вильно с титулом великого князя, под условием, чтобы он навсегда прервал сношения с крестоносцами, не старался отторгать Литвы от Польши и оставался всегдашним ее союзником. Витовт принял эти предложения в Риттервердере (Ковне), где тогда находился, тайно ушел от крестоносцев, овладел нечаянно построенным немцами замком Меттенбургом на Немане, и истребив в засаде сильный Немецкий отряд, высланный за ним в погоню, прибыл в торжестве в Вильно. Вскоре сам Ягайло приехал с Ядвигою в литовскую столицу и подтвердил условия, предложенные Генрихом. В 1392 году Витовт вместе с супругою своею коронован был на великое княжество в костеле св. Станислава.

Витовт обратил в то время все свое внимание на возобновление разоренной столицы, дал новые преимущества переселенцам сбирал разбежавшихся жителей и оказывал им всевозможную помощь при постройке их жилищ.

Витовт, приняв в сильные руки свои управление великим княжеством, беспрестанно помышлял о том, чтобы сделать его могущественным и самостоятельным. Князья, управлявшие особенными уделами и не хотевшие ему повиноваться, выгнаны были из своих владений, в которые Витовт послал своих наместников. Крестоносцы, предпринявшие против него новый поход, потеряли около тридцати тысяч человек и принуждены были заключить с ним мир. Наконец Свидригайло, желая овладеть Витебском, увеличил только могущество своего соперника. Витовт, разбив и взяв его в плен, присоединил к великому княжеству Витебск, Друцк и Оршу. Таким образом он составил, себе обширную и сильную державу. Не смотря на договор с Ягайлом, Витовт, не оказывая ему явного сопротивления, управлял великим княжеством совершенно отдельно и независимо. Он принимал и угощал великолепно короля во время посещения им Вильна, посылал ему богатые дары, но в действиях своих не давал ему отчета и без его ведома предпринимал отдаленные походы, имея в виду собственную свою пользу.

В 1397 году, Витовт, разбив Татар под Азовом, перевел целый их улус в Литву и поселил их на реке Ваке в 12-ти верстах от Вильна. Он позволил им также поселиться в самой столице и выстроить мечеть на предвестии Лукишках. Войны и преследования значительно уменьшили число Татар в Вильне, остались только в нем памятники их существования — Татарские ворота и татарская улица.

Витовт, думая постоянно об отделении Литвы от Польши, хотел обеспечить себя со стороны восточной Руси. Для этого поддерживал дружелюбные сношения с князем Тверским и выдал дочь свою Софию за великого князя Московского Василия Димитриевича, наконец, полагаясь слишком много на свое счастие, предпринял исполинский подвиг, надеясь властвовать над Золотою ордою. Покровительствуя Тохтамыша, низверженного Тамерланом, он хотел возвести его на престол в Сарае. Но в 1399 году был на голову разбит Едигеем при Ворксле и убежал с остатком войска с поля сражения. 125 тысяч человек пало с обеих сторон на поле битвы; в числе их находилось 80 русских князей, так как самую многочисленнейшую часть Витовтовых ратников составляли русские. В том же самом году возник страшный пожар в Вильне, который истребил почти весь город. Сгорели кафедральный костел и дом великого князя.

Сколь ни чувствительны были такие несчастия для Витовта и его государства; но гений его в короткое время нашел средства загладить следы поражения и пожара, и сделал его снова грозным и опасным для соседей. С Тамерланом заключен мир. Монгольский владыка прислал Литовскому князю богатые дары, в числе коих находились 27 прекрасных лошадей и верблюд. Город был отстроен, так что не осталось следов опустошительного пожара.

В это время умерла королева Ядвига. Ягайло, опасаясь, чтобы со смертью ею не лишиться польской короны, решился укрепить, по крайней мере в глазах Поляков, соединение Литвы с Польшею. В 1400 году, прибыв в Вильно, он сделал новый уговор с Витовтом, по которому Литва и Польша должны составлять одно государство, обоим народам жить в согласии и исповедовать одну веру. Витовт объявлен только пожизненным владетелем, а по смерти его верховная власть должна была возвратиться к королю. Витовт согласился на эти условия единственно потому, чтобы этим новым договором навсегда уничтожить записи, сделанные им некогда в пользу крестоносцев. Впрочем он ценил и уважал одинаково как те так и другие условия, потому что ни тех ни других не исполнял буквально. Договор 1400 г. не утвердил соединения Литвы с Польшею. Много еще должно было устранить препятствий и одолеть сопротивления, пока последний из потомков Ягайлы не успел привести этого дела окончательно в исполнение.

В 1403 Витовт овладел Смоленском.

Наконец наступила эпоха решительного ослабления ордена, который с тех пор начал видимо клониться к падению. Свидригайло, удаленный от участия в управлении Литвою, старался подвигнуть снова крестоносцев против Ягайлы и Витовта. Последний, чувствуя, что существенную силу его державы составляют русские области, мало заботился о собственно литовских, в особенности отдаленных областях, а потому легко обезоружил своих противников, уступив им в 1404 году Жмудь и надеясь, также легко, при благоприятнейших обстоятельствах, отнять ее. И действительно, по прошествии шести лет, Немцы потеряли навсегда это приобретение по своей неосторожности и корыстолюбию. В 1408 году в Литве случился голод. Ягайло выслал из Польши 20 судов с хлебом для вспомоществования Литовцам. Крестоносцы, рассчитывая, что Литовцы будут покупать у них хлеб во время голода, захватили эти суда, под предлогом, что в них находилось оружие, и несмотря на требования Ягайлы, не хотели возвратить их; а вместе с тем задержали литовских купцов в Рагнете. С обеих сторон начали приготовляться к войне. Витовт, взбунтовал Жмудь, выгнал оттуда Немцев, а в 1410 году, соединясь с Ягайлою, разбил их на голову под Грунвальдом. Это был смертельный удар, нанесенный могуществу ордена. Магистр Ульрих фон Юнинген погиб; на месте сражения с множеством союзных князей и знатных рыцарей. Орден был бы доведен до высочайшей степени унижения если бы победители умели пользоваться победою. Но Витовт, опасаясь слишком усилить Ягайлу, и не желая гибели ордена, в котором мог найти, в случае нужды, помощь против Польши, оставил короля, под предлогом возникших болезней в войске, и возвратился в Вильно. В 1411 году заключен мир, по которому Жмудь присоедина опять к владениям Витовта.

Не смотря на частые посещения Вильна Ягайлою и деланные ему Витовтом великолепные приемы, между двумя государями существовало согласие только наружное, а в самом деле не было искренности и доверия. Поляки беспрестанно опасались, и не без причины, чтобы Литва совершенно не отделилась от Польши. Для укрепления соединения обоих народов положено сделать в Городле на Буге съезд, на который созваны были все литовские князья, бояре, и другие знатнейшие лица. На этом то съезде в 1413 году составлен был известный Городельский акт, коим даны Литве совершенно польские учреждения, литовские дворяне превращены в шлихту и поучили польские гербы. С тех пор, Польша набрасывала Литве все свое: законы, управление, обычаи, язык, не оставляя ей ничего отечественного, не сообразуясь с нуждами края, но заставляя ее соображаться с чуждыми для ней законами. Заведено новое чиноположение. Явились воеводы, каштеляны и проч. Первым виленским воеводой и старостою жмудским был Кежгайло.

Актом Городельским даны большие преимущества римскому духовенству. Епископы получили места в сенате, который вместе со шляхтою обоих народов имел право выбирать царствующего, с общего согласия. Учреждены земские суды по образцу польских. Общим сеймам надлежало собираться в Люблине или Парчеве. Право достигать высших степеней в государстве и даже занимать высшие государственные должности предоставлено было одним римским католикам. Эта последняя статья, как и все распоряжения Ягайлы по предмету нетерпимости, не была приведена в исполнение. Православные, составляя несравненно многочисленнейшую часть населения в великом княжестве, пользовались покровительством Витовта, который, подписывая уговоры с Ягайлою, вовсе не думал о их исполнении, в особенности если они были противны справедливости, пользам государства и его собственным выгодам.

По возникшему несогласию с Московским митрополитом Фотием, Витовт, созвав в Новогрудок на собор Русских епископов Полоцкаго, Черниговскаго, Луцкого, Владимирского, Туровского и Хелмского, в 1416 г. предложил им избрать особого митрополита западной Руси. В этот сан избран был Григорий Симвлак родом Булгарин, который избрал местопребыванием своим Вильно, и наименовал Церковь Пречистой Божией Матери митрополитскою. Этот смелый шаг доказывает, сколько Витовт старался о том, чтоб ничто не выходило из под его власти и влияния. Впрочем по смерти Симвлака в 1420 году, церкви Западной Руси опять перешли под ведомство Фотия, который после свидания с Витовтом, объезжал всю страну и делал распоряжения как митрополит.

Городельский акт не утвердил соединения с Польшею великого княжества; Витовт управлял им самовластно, не относясь ни в чем к Ягайле, а при наследниках его произошли явные противодействия этому соединению как то увидим ниже.

Устроив обширное и могущественное государство, Витовт решился открыто привести в исполнение давно-обдуманное им намерение утвердить его самостоятельность. Еще более желал отделения его от Польши император Сигизмунд и подал Витовту мысль искать королевской короны, обещая содействовать к тому всеми силами. Витовт принял с восхищением эту мысль и решился во чтобы то ни стало осуществить ее. Напрасно некоторые приписывают внушение этой мысли честолюбию или пустому тщеславно. Королевская корона не увеличила бы ни власти его, ни оказываемых ему почестей; к тому же он имел тогда уже 80 лет и не имел потомства. Желая приобрести королевский титул, он искал пользы государства, которому, обеспечив самостоятельное существование, мог бы, как король, назначить наследника по своему усмотрению. Для этой цели он назначил съезд в Луцке, на который прибыли Император, великий князь Московский, митрополит Фотий, Ягайло с семейством и множество иностранных владетелей и почетных лиц. Витовт принимал и угощал их великолепно. Все усилия, как Витовта, так и Императора клонились к тому, чтобы вынудить у Ягайлы согласие на коронование Витовта. Но Ягайло, подстрекаемый беспрерывно поляками, упорно противился этому намерению и наконец, не простившись с Императором, выехал из Луцка.

Сигизмунд, имея беспрестанно в виду войти в теснейшую связь с Витовтом, успокоил его, обещав ему, выслать в непродолжительном времени корону и грамоту на королевское достоинство. Витовт домогался еще согласия Польши на сеймах в Корчине и Сандомире, но, не получив желаемого ответа, самовольно назначил день своей коронации в Вильне 16 сентября 1430 года. Корона и грамота действительно высланы были ему Императором. Но поляки, не имея уже возможности преклонить убеждением Витовта оказаться от своего намерения, решились, прибегнуть к насилию. Познанский подкоморий Чариковский перехватил на дороге корону и грамоту. В Вильне все уже было приготовлено к коронации, на которую съехались великий князь Московский, князья Тверской, Одоевские и множество других князей Русских и Татарских, и также, магистр Пруссии. Но вдруг пришла весть о поступке Чариковского, а вслед за темь прибыл и Ягайло. Напрасны были все усилия Витовта, Ягайло остался непреклонен и не дал своего согласия. Огорченный этим Витовт впал в тяжкую болезнь и по прошествии 14 дней умер 27-го октября в Троках.

Витовт, приобрев и заслужив неоспоримо титло героя своего времени, распространила пределы своего государства и обогатил его; но не мог утвердить его самостоятельности и воспрепятствовать его падению, к которому видимо клонило его соединение с Польшей. Акт Городельский сделался источником величайших беспорядков в управлении, перешедших из Польши в Литву. Беспорядки эти, умножаясь постепенно, произвели наконец в Литве, также как и в Польше, настоящую анархию, которая вовлекла оба государства в неизбежную погибель. Витовт без сомнения постиг ошибку Ягайлы, и не имея возможности воспрепятствовать действиям Городельского съезда, старался по крайней мере в последствии, посредством приобретения королевской короны, положить основание отторжению Литвы от Польши. Не удивительно, что Ягайло, опасаясь лишить себя и потомков своих влияния на Литву, противился всеми силами намерениям Витовта. Но сопротивление это не доставило преемникам Ягайлы вожделенных плодов. По смерти Витовта несогласия между двумя народами возобновились. Благоразумные государственные люди в Литве, видя в этом соединении одно только угождение тщеславию поляков и предчувствуя пагубные его следствия для своего отечества, употребляли всевозможные усилия к ускорению и утверждению разрыва.

По смерти Витовта Свидригайло, поддерживаемый русскими, получил преимущество перед всеми соискателями и заставил Ягайлу венчать его на великое княжество.

Во время управления Свидригайлы обнаружились явственно настоящие виды поляков на Литву. Самые первые их действия доказали, что они подобно крестоносцам, желали не присоединения Литовцев, а присоединения их земель, владычества над их страною. Вскоре по вступлении Свидригайлы в управление Литвою, поляки, без ведома короля захватили крепости в Подольи и выгнали оттуда литовские гарнизоны. Раздраженный этим поступком, Свидригайло грозил Ягайле темницею, если он не возвратит Литве захваченных подольских городов. Ягайло обещал исполнить это требование и по возвращении в Польшу дал соответственныя тому приказания. Но поляки не слушали своего короля, а посланного Свидригайлою для принятия захваченных мест Михаила Бабу посадили под стражу. Тогда Свидригайло, собрав сильное войско, выступил против поляков и овладел Подольем. Поляки напали на Волынскую область, сожгли Луцк, и стеснили осадою замок. Спрашивается после этого: какое значение имел Городельский акт и вообще то соединение Литвы с Польшею, которое приписывают Ягайле, когда два по видимому соединившееся народа должны были прибегнуть к оружию, чтобы расправиться за неправедное похищение владений одним у другого? Мы будем иметь случай встретить не одно доказательство ничтожности Городельского акта и примеры решительного сопротивления Литовцев этому соединению, с каким они отстаивали самостоятельность своего отечества в продолжены 180 лет.

Удивительно, что польские писатели и прежних и нашего времени, имея эти неоспоримые факты перед глазами, решаются уверять публику, что соединение двух народов произошло добровольно, непринужденно, с согласия обеих сторон! Еще удивительнее, что нынешние просвещенные Литовцы, коих самые прозвания свидетельствуют явственно о их происхождении, верят этому сказанию, или стараются уверить и других и себя в истине его!!

Ягайло, опасаясь запальчивого нрава Свидригайлы, а еще более особенного его благорасположения к русским, которые содействовали ему всеми силами, решился противопоставить ему соперника. Он призвал Сигизмунда, брата Витовта, князя Стародубского, обещал возвести его на великокняжеский престол и прислать ему на помощь польския войска, чтобы выгнать Свидригайлу; но предложил ему следующие условия: возобновить соединение Литвы с Польшею, управлять Литвою только пожизненно, без распространения этого права на сына его, Михаила, не принимать королевской короны и отдать по смерти своей Волынь Польши. Напрасно Юрий Бутрим, богатый и благоразумный Жмудин, имевший большой вес в государстве, сильно противился соединению двух народов. Его заставили молчать и условия были подписаны.

С тех пор началась кровавая и опустошительная распря между двумя соперниками. Счастие клонилось то на ту, то на другою сторону. Города Вильно, Троки, Гродно, Ошмяна, Лида и другие погибли в пламени. В продолжении этой борьбы Ягайло умер в 1434 году, доведя упрямством своим Литву до самаго ужасного положения. Междоусобная война покрыла ее пеплом и развалинами и истребила многие тысячи жителей. Сигизмунд, чтоб утвердиться на престоле, должен был уступить полякам Луцк, и обязать присягой Виленскаго воеводу, что он, в случае смерти великого князя, никому не отдаст Виленских замков кроме короля или его законного наследника. Эти условия оказались в последствии также ничтожними, как и Городельский акт.

Сигизмунд одолел наконец своего соперника, но освободясь от него, обнаружил подозрительный и склонный к жестокости нрав, который принужден был скрывать во время борьбы с Свидригайлом. Будучи еще к тому корыстолюбив, он под самым ничтожным предлогом велел брать под стражу богатейших граждан, казнил их, и имущество их забирал в казну. Многочисленные его лазутчики и угодники, развеянные по всему государству, доставляв ли беспрестанно новые жертвы его корыстолюбию и жестокости. Никому не было пощады, на кого падало подозрение или подан был донос. Наконец разнеслась весть, что Сигизмунд намерен созвать на съезд в Троки всех знатнейших вельмож, и, умертвив их, отдать их места своим любимцам. Весть эта встревожила всю Литовскую знать, которая составила против него заговор. Князь Иван Чарторийский, сын Любарта Гедиминовича, с воеводами виленским и трокским, проникнув в Трокский Замок, в вербное воскресение 1440 года умертвили Сигизмунда. Сын его Михаил спасся бегством.

По смерти Ягайлы вступил на Польский престол сын его Владислав. Если бы Городельский акт и заключаемые с Ягайлою условия имели какую-нибудь силу, то назначение правителя Литвы зависело бы исключительно от нового короля. Между тем литовские епископ и вельможи, не относясь вовсе к Польше, встретили прибывшего в Вильно Казимира, брата Владиславова, с торжеством повели его в костел св. Станислава и провозгласили великим князем. Напрасны были жалобы прибывших с ним поляков, представлявших, что такой поступок противен акту соединения обоих народов. Никто не хотел их слушать, и они принуждены были вскоре оставить Вильно. Из этого ясно видно, какими глазами Литовцы смотрели на предначертания Ягайлы. В 1444 году Казимир издал привилегию, которою объявил Вильно главою Литовских городов, вероятно, чтобы сравнять его в правах и преимуществах с Краковом, столицею Польши. Это доказывает, до какой степени старались о сохранении самостоятельности Литвы сами великие князья, пока не были выбираемы в Польские короли.

В продолжении трех лет Польша и Литва управляемы были двумя особенными государями, независимыми друг от друга. В 1443 году Владислав погиб на сражении с Турками под Варною. Около двух лет Поляки не могли решиться на выбор короля, а Казимир, не заботясь о делах Польши, управлял самостоятельно и отдельно Литвою. Наконец в 1445 году прибыли в Вильно Польские послы, призывая Казимира на престол его брата. Казимир долго противился этому предложению, наконец, на собравшийся для этого предмета сейм в Пиотркове 1446 года, отправил шестерых послов, которые объявили, что Казимир довольствуется великим княжеством Литовским и не ищет Польской короны.

Опасаясь следствий продолжительного междуцарствия, Поляки решились отдать престол Болеславу князю Мазовецкому, если Казимир будет долее уклоняться от его принятия. Это обстоятельство заставило наконец Казимира решиться удовлетворить их желанию. Опасаясь, чтобы Болеслав, сделавшись королем Польским, не оказал помощи шурину своему Михаилу Сигизмундовичу, и не содействовал ему к достижению великокняжеского престола, Казимир принял Польскую корону.

Но Казимир, сделавшись Польским королем, поставил себя в весьма затруднительное положение. Став некоторым образом посредником и даже судиею между двумя враждовавшими народами, ему невозможно было угодить одной стороне, не оскорбив другой. Согласить же их притязания не было средства. — А потому царствование его представляет ряд беспрерывных распрей и ссор на сеймах, на которых, ничего не было решено определительного, и только умножалось неудовольствие обеих сторон.

В 1448 году на сейме, созванном в Люблине, произошли жаркие споры между Поляками и Литовскими уполномоченными. Первые домогались присоединения Подолия к Польше; Литовцы сильно противились этому. Наконец, для прекращения спора, Поляки предложили, чтобы Литву включить в состав Польского государства, и тем обладание Подолия сделать общим обоим народам. Это ожесточило Литовцев до высочайшей степени. Громко жалуясь на измену, послы разошлись, назначив для разрешения этого спора сейм в Новогрудке. Между тем в 1449 году напали на Подольскую область Татары. Поляки, полагая, что это сделалось по наущению Литовцев, обвиняли короля в бездействии и равнодушии к судьбе королевства, и на сейме в Пиотркове требовали от него присяги, что он не будет помогать Литве к возвращению Подолия и Волыни и не дозволит присоединять их к великому княжеству. Это открыло глаза Казимиру. Он явственно убедился, что Поляки хотят не присоединить Литву, а завладеть ею совершенно, а потому отказался от всякого содействия в этом деле, а предоставил его собственному разрешению обоих народов. Но разрешение это, откладываемое с одного сейма на другой, ожесточало только ненависть между Литовцами. и Поляками. Три года прошли в бесполезных спорах. На созванном в 1451 голу сейме в Вильне не сделано также никакого определительного постановления, потому что ни одна ни другая сторона не хотела сделать никакой уступки, а на предположенный сейм в Бресте Литовцы не явились.

В том же 1451 году в первый раз в Литве празднуем был юбилей, учрежденный в западной церкви. Множество народа прибыло со всех частей государства в столицу. Папа Юлий II дал право Кракову, Вильну и Гнезну пользоваться индульгенцией, сопряженной с празднованием юбилея, которого обряд совершаем был в костеле Св. Станислава. Там поставлен был сундук для собирания денег от тех, кои хотели удостоиться отпущения грехов. Каждый такой обязан был положить в сундук четвертую часть той суммы, какая нужна была на дорогу в Рим и пребывание в нем в продолжении 15 дней.

Вскоре после того, на созванном сейме в Парчеве, несогласия между послами Литвы и Польши довели вражду между обоими народами до высочайшей степени. Поляки хотели задержать Литовских послов и включить насильно Литву в состав королевства. Литовские послы, узнав о том, тайно выехали из Парчева. Негодование быстро распространилось по всей Литве. Гаштольд, Монвид, Кежгайло, Монгердович бросили гербы, данные их фамилиям на Городельском съезде, в знак совершенного разрыва с Поляками. Между тем в 1452 году умер Свидригайло, а Литовцы заняли удел его Луцк. Это с другой стороны ожесточило Поляков, которые осмелились даже оскорбить на сейме короля упреками, что он пренебрегает делами Польши, ездит только на охоту, забавляется и благоприятствует Литовцам более, нежели тем, которые избрали его на свой престол. Вслед за тем сзываемы были сейм за сеймом для разъяснения спора за Подолье и Волынь, но не принесли никакой пользы.

В 1454 году несчастная война с Орденом увеличила бедствие государства. Король, претерпев совершенное поражение в битве при Хойницах, с величайшим трудом спасся бегством. Воспользовавшись этим, Гаштольд, непримиримый враг Поляков, склонил Литву к явному восстанию. Король, желавший мерами кротости примирить обе стороны, возбудил против себя негодование обеих. Литовцы называли его Поляком, — Поляки Литовцем. Наконец Литовцы, негодуя на его нерешительность, хотели возвести вместо его на великокняжеский престол князя Киевского Симеона Олельковича. Заговор против Казимира составили Гаштольд, князь Юрий Острожский и некто Александр Юрьевич, возведенный Казимиром из низкого состояния на знатную степень в государстве. Прибытие короля в Вильно устрашило заговорщиков. Один только Гаштольд, не смотря на то, что был оставлен прочими, осмелился явиться к Королю в качестве посла народа, и требовать избрания особенного великого князя Литве. Брожение умов в великом княжестве было всеобщее; в особенности Русь, составлявшая самую большую часть его народонаселения, с горестно смотрела на привязанность короля к католикам, и равнодушие его к оказываемым ей притеснениям, по части вероисповедания. Король не решался принять строгих мер против Гаштодьда и его сообщников и оставил их вину без наказания, опасаясь всеобщего возмущения. Беспокойства в Литве и стремление к возведению на престол Симеона продолжались до 1459 года, то есть до смерти Гаштольда. Наконец в 1471 году умер и Симеон Олелькович, и Казимвр, опасаясь влияния его фамилии на Русь, удалить сына его Василия от наследования уделом, и послал в Киев Мартына Гаштольда в звании воеводы. С тех пор начинается ряд Киевских воевод, управлявших этим городом.

В продолжении этого времени несколько раз сзываемы были съезды в разных городах для разрешения вопросов о соединении двух народов и обладании Подолием и Волынью, но оставались также безуспешными, как и предыдущие.

В 1471 году, издано первое уложение в Литве, известное под, названием Судебника Казимира, написанное, как и все прочие государственные акты в Литве, на русском языке. Уложение это, конечно, было недостаточно для удовлетворения всех нужд государства; но Литва сделала уже первый, важный шаг на этом поприще, и преемники Казимира довершили похвальное его дело.

В том же году произошло событие, которое сильно польстило самолюбию Казимира, но ни ему, ни его государству не принесло никакой пользы. В Новгороде произошло памятное в Русской истории возмущение против Иоанна III Василевича. Известная посадница Марфа Борецкая, овладев умами своих соотечественников, внушила им мысль отторгнуться совершенно от Москвы и покориться Казимиру на тех условиях, на которых управляли ими великие князья Московские. Составлена была грамота с изъяснением прав и обязанностей Казимира в отношении к республике и отослана королю, который обязался присягою исполнить все в ней заключавшееся. Но как Новгородцы требовали вспомогательного войска для отражения Иоанна, решившегося силою обуздать их своевольство, а Казимир, занятый внутри государства волнениями умов, и несогласиями между двумя подвластными ему народами, а извне войною с Орденом, не имел возможности удовлетворить их желанию; то присланная к нему грамота обличила только неосновательность республики и бессилие короля. Быстрый и решительный в действиях своих Иоанн, двинув сильную рать к Новгороду принудил вече покориться на всю его волю, и оставил Казимиру один только стыд принятия несбыточного намерения.

Кукольник Павел Васильевич

1795-1884

Родился 24 июня (5 июля) 1795 года в Замостье, Австрия (ныне Замосць, Польша). Сын польки-католички и словака-униата (по другим сведениям, русина). Переехал в Россию с родителями в восьмилетнем возрасте, когда его отец В.Г. Кукольник был приглашен в 1804 профессором физики во вновь открытый петербургский Главный педагогический институт. В 1815 Кукольник защитил диссертацию “О влиянии римского права на всероссийское” на звание доктора права в Полоцкой иезуитской академии. Перевод Кукольника “Сокращенной всеобщей истории” французского историка и государственного деятеля Луи Филиппа де Сегюра (издан в 5 томах в Петербурге в 1818 -1820) обратил на автора благосклонное внимание влиятельных кругов. Вероятно, под впечатлением трагической гибели отца в 1821 Кукольник принял крещение по православному обряду. В декабре 1824 по рекомендации попечителя Виленского университета, влиятельного сенатора Н.Н. Новосильцева, был назначен в Виленский университет профессором всеобщей истории и статистики. Весной 1825 обосновался в Вильне. Административные должности в университете занимал его брат Платон Кукольник. У П.В. Кукольника поселился по окончании Нежинского лицея Н.В. Кукольник, который в 1829 -1831 преподавал в Виленской гимназии русскую словесность и издал на польском языке практический курс русской грамматики. С 1831 Кукольник заведовал университетской библиотекой и нумизматическим кабинетом. После ликвидации Виленского университета (1832) служил библиотекарем и преподавал русский язык в Медико-хирургической академии (1833 -1842); в католической Духовной академии (1834 -1842) преподавал всеобщую и русскую историю. Одновременно служил в 1829 -1841 цензором. В 1842 вышел в отставку в чине статского советника. В 1844 принял место члена правления Виленской римско-католической епархиальной семинарии, где преподавал историю (до 1851). Одновременно с 1849 служил чиновником особых поручений по исторической и статистической части края при виленском генерал-губернаторе в 1840 -1850 Ф.Я. Мирковиче, впоследствии состоял членом губернского статистического комитета.В 1851 вновь назначается цензором; в 1863 -1865 - председатель Виленского цензурного комитета. Заслужил репутацию снисходительного цензора. Поддерживал дружеские отношения с виленскими литераторами А.Э. Одынцем, А.Г. Киркором, Л. Кондратовичем, В. Коротыньским. Комиссия для рассмотрения польских и жмудских книг, продаваемых в г. Вильне, созданная в 1865 для расследования политических злоупотреблений в книжной торговле (под председательством генерал-майора А.П. Столыпина) обвинила Кукольника в разрешении печатать книги, служившие “латино-польской” пропаганде и способствующие восстанию 1863. Состоял действительным членом Виленской археологической комиссии (1855 -1865) со дня основания. С апреля 1864 до марта 1865 был председателем Виленской комиссии для разбора и издания древних актов (Виленская археографическая комиссия ).В 1865 окончательно вышел в отставку в чине действительного статского советника. Последние годы жизни безвозмездно преподавал историю в женском училище при Мариинском монастыре. Помимо перевода “Сокращенной всеобщей истории” де Сегюра, Кукольник перевел проповеди французского протестантского теолога Эжена Берсье. Своего рода публицистику представляют назидательная памятка “В знак памяти друзьям и знакомым, удостоившим меня посещения в день окончания пятидесяти лет со времени поступления мною на поприще государственной службы” (1862) и брошюра “Голос христианина по прочтении книги г. Ренана „La vie de Jesus“” (1864). Oпубликованные в “Русском архиве” полемически окрашенные мемуары “Анти-Ципринус. Воспоминание о Н.Н. Новосильцеве”, (1873) и “Анти-Фотий. Ответ очевидца на показания Фотия о Татариновой и ее союзе” (1874) призваны защитить память многолетнего покровителя всего семейства Кукольников Н.Н. Новосильцева и сыгравшую важную роль в биографии Кукольника руководительницы религиозного кружка 1817 -1837 в Петербурге Е. Ф. Татариновой. В юности увлекался театром и писал трагедии в духе Ж. Расина. Громоздкие трагедии и драмы в стихах на исторические и библейские сюжеты писались с оглядкой на каноны классицизма и отличались религиозной дидактичностью. Фабула трагедии “Гуниад” почерпнута в истории венгерского полководца XV Януш Хуньяди. Лежащая в основе проблема долга подданного и государя присуща драматургии классицизма. “Морской разбойник” проповедует верность христианским ценностям.Кукольник написал рассказы и повести в стихах “Мария”, “Друг”, “Враг”, “Дедушкино видение”. Они публиковались с 1834 (иногда под криптонимом П.К. или анонимно) отдельными изданиями и в трех сборниках, вышедших в Вильне “Стихотворения” (1861), “Стихотворения. Т. 2” (1872), “Последний кусок моей духовной жизни” (1882). Роман в стихах “Три года жизни” (1834) с дополнениями включен в сборник “Стихотворения. Т. 2” (1872), эпилог в книге “Последний кусок моей духовной жизни” (1882). Слогом и отдельными чертами напоминает роман А.С. Пушкина “Евгений Онегин”. В сборники, напечатанные маленькими тиражами для друзей и знакомых, вошли посвящения и стихотворения “на случай” (концерт в Вильне скрипача К.Ю. Липинского, принятие под покровительство цесаревича Николая Александровича виленского Музея древностей, пленение имама Шамиля, оставление должности виленского генерал-губернатора В.И. Назимовым, назначение А.Л. Потапова виленским генерал-губернатором). Отдельным оттиском к приезду императора Александра II вышло стихотворение “6-е сентября 1858 г. в Вильне”. Современники подчеркивали первооткрывательство Кукольника в освоении истории Литвы. Его немногочисленные историографические труды компилятивны. Кукольник, как правило, пересказывал работы Ю.И. Крашевского, Т. Нарбутта, М. Балинского, Л. Юцевича, А.Г. Киркора. Кукольник усматривал в истории действие Провидения, поэтому его сочинениям присущи дидактичность и религиозное морализаторство. В статье “Предания литовского народа” Кукольник представил литовские предания, поверья и обычаи, описал игры, танцы, свадебные и похоронные обряды, привел более полусотни песен, свыше трехсот пословиц и поговорок. К историко-краеведческим работам относится своеобразный путеводитель по древнейшей улице Вильны “Путешествия по Замковой улице в Вильне” (1860).В “Исторических заметках о Литве” и “Исторических заметках о северо-западном крае России”, вышедших после подавления восстания 1863, Кукольник доказывал, что благоденствие Литвы неизменно зависело от положения православной церкви и степени близости с Россией, а повороты к Западу, усиление польского влияния и католицизма приносили бедствия.

Умер Павел Кукольник 3 сентября (15 сентября) 1884 года в Вильно. Похоронен на православном Евфросиниевском кладбище в Вильне.