История безумия в Классическую эпоху

Мишель Фуко
История безумия в Классическую эпоху

Книга известного французского философа Мишеля Фуко (1926–1984) посвящена восприятию феномена безумия в европейской культуре XVII–XIX вв. Анализируя различные формы опыта безумия — институт изоляции умалишенных, юридические акты и медицинские трактаты, литературные образы и народные суеверия, — автор рассматривает формирование современных понятий `сумасшествие` и `душевная болезнь`, выделяющихся из характерного для классической эпохи общего представления о `неразумии` как нарушении социально — этических норм. В книге по — новому, освещены истоки психологического опыта безумия в XX в.: позитивизм XIX в., психоанализ Фрейда, философия Ницше и т. д. Дополнительный интерес представляет привлеченный Фуко обширный материал искусства и литературы (от Эразма Роттердамского и Себастьяна Бранта до маркиза де Сад, от Босха до Ван Гога).

Сокулер З. СТРУКТУРА СУБЪЕКТИВНОСТИ, РИСУНКИ НА ПЕСКЕ И ВОЛНЫ ВРЕМЕНИ

Первой работой Мишеля Фуко, появившейся на русском языке, была книга “Слова и вещи” (1969, русский перевод 1977). Она завершалась загадочной фразой: быть может, когда сменятся диспозиции нашего современного мышления, “человек исчезнет, как исчезает лицо, начертанное на прибрежном песке”.

Такая фраза не могла не привлечь к себе внимание. Книга “Слова и вещи” вызвала оживленную дисскусию. Надо, однако, учесть, что стоящая за этой фразой мысль принадлежит не только данной книге. Она является стержневой для всего творчества Фуко. Одним из подходов к ней стала предлагаемая вниманию читателя книга “История безумия в классическую эпоху”, вышедшая в 1961 г.

Непосредственным материалом для этой книги послужила история психиатрии. Фуко показывает прежде всего, что данная отрасль медицинского знания и соответствующий ей институт — психиатрическая лечебница — имеют сравнительно недавнее происхождение. Он доказывает это, раскрывая принципиальное отличие психиатрии и ее трактовки психических болезней от практики предшествующих столетий. Это весьма интересное исследование, которое, впрочем, лежит в русле традиций французской философии и историографии науки. В традиции, идущей от Леона Брюнсвика и Гастона Башляра, подчеркивалась историчность разума, тот факт, что познающий дух меняется в процессе познания. Башляр ввел понятия эпистемологического препятствия и исторического разрыва. С помощью этих понятий можно описывать качественное своеобразие различных исторических форм знания и обрывать фиктивные ряды предшественников. Ученик Башляра Жорж Кангийем развил подход своего учителя. В частности, он подвергал критике представление о влиянии, предполагающее однородность знания; в противоположность этому, он отмечал значение “разрывов” в истории науки. Кангийем критиковал “вирус предшественничества” в историографии науки, проявляющийся в том, что историк науки считает своим долгом для каждого концепта, идеи, открытия выстроить как можно более длинную цепь предшественников^[1].

В свете традиции, ведущей от Башляра через Кангийема к Фуко, предлагаемую читателю работу Фуко можно понять как четкое и обстоятельное описание исторического разрыва, отделяющего психиатрию, сформировавшуюся в XIX в., от предшествующих представлений и практик обращения с психически больными.

И, однако же, резюмировать таким образом содержание данной книги значило бы упустить ее самое глубокое и сложное содержание.

Ибо Фуко говорит не только о том, что в начале XIX в. происходит исторический разрыв в концептуализации психических заболеваний и обращении с психически больными. Нет, он высказывает гораздо более сильный тезис: до XIX в. не было безумия.

Это близко к признанному философией науки тезису о том, что наука сама конструирует свой предмет. Так, например, в мире самом по себе нет “физических”, “химических”, “биологических” и пр. явлений. “Физические” явления — это все те явления, которыми занимается физика. Сама физика в ходе своего развития определяет, какой круг явлений считается “физическим”.

Однако перенос подобного тезиса на медицинское знание вызывает некое внутреннее сопротивление. Представляется невероятным, что медицинское знание само конституирует своего пациента — больного. Поэтому тезис Фуко кажется поразительным по своей очевидной неправдоподобности. Казалось бы, совершенно очевидно, что, независимо от психиатрических или любых иных концептуализаций, человек обладает сознанием, а коль скоро есть такая функция, как сознание, то может быть и дисфункция — безумие. Именно против таких совершенно очевидных для здравого смысла представлений и выступает Фуко в своей работе. Он стремится показать, что психиатрия не просто стала по-новому изучать психические болезни, но что она создала их.

Интерес к истории медицины и психиатрии проходит через все творчество Фуко. Он обращается к этим темам в таких работах, как “Рождение клиники” и первый том “Истории сексуальности”. Обычно историком какой-то дисциплины становится специалист в этой области, интерес которого постепенно переключается на историю своей дисциплины. Поэтому было бы естественно, чтобы исследованием по истории медицины занялся человек с медицинским образованием, чтобы историей становления клиники заинтересовался практикующий клиницист. Но Фуко не был психиатром, как не был он врачом вообще. Он — по другую сторону, с теми, на чьем материале медицинское знание конституирует свой объект. Он — пациент. И поэтому, я думаю, его взгляд оказался особенно проницательным, и открылись ему неожиданные вещи.