История об игроках и играх

Глава 5. Искусство выеживаться

Юстас отреагировала мгновенно, я не успела даже понять, когда было движение — через секунду секретарша лежала на полу, придавленная к земле массой разведчицы. Мефистофель склонился над Ульяной, обхватив ее запястье большим и указательным пальцами и надеясь услышать пульс.

— Спит? — спросила я.

— Спит, — эхом повторил напарник. — И не видит снов, я бы почувствовал.

Очередным неуловимым глазом движением Юстас поставила секретаршу на ноги и скрутила ей за спиной руки. Преступница не сопротивлялась, она не хотела тратить силы на бесполезные занятия. Невысокая, чуть выше меня, с темно-русым каре и карими глазами, она была невероятно обычной. Мне казалось, что человек, провернувший такую операцию, должен выделяться из толпы: обаянием ли, внешностью ли, манерой одеваться ли… Черт возьми! Он просто обязан быть отличным от других, но, как я не силилась, я не могла найти в этой девушке что-то, что делало бы ее другой.

— Не для протокола, просто интересно, — я встала напротив нее, чтобы она могла меня видеть. — Для чего вы погружали людей в кому?

— Мне хотелось переиграть Артема, — спокойно ответила девушка.

Она оставалась серьезной и равнодушной. Мне было бы легче, если бы она начала плакать, кричать, как нас ненавидит, бояться за свое будущее, но ей было все равно.

— Вы были знакомы с Артемом Петровичем Ермаковым, до того как начали работать в «Апер»? — я задала новый вопрос.

— Нет, я пришла наниматься к нему, как и остальные. Он отказал мне в должности, поскольку я не стала играть с ним в рулетку, — на одной ноте ответила девушка. — Но им нужен был секретарь со знанием нескольких иностранных языков, такую работу он мне смог доверить. По его мнению, для простых поручений и нелитературного перевода можно использовать человека, не получающего удовольствия от игры.

Она говорила без вызова. Монотонно и устало.

— Почему вы погружали их в сон, это же долго и требует усилий. Почему вы их не убивали? — я смотрела ей в глаза. — Так ваша игра получилась бы куда эффектней.

— Я боюсь трупов, — она с достоинством выдержала мой взгляд.

Через людские крики и шум музыки мы услышали вой сирен.

Юстас молча потянула преступницу к выходу из палатки — та послушно пошла в нужном направлении. Мефистофель поднял Ульяну на руки. На земле оставался лежать коврик для йоги, тот самый, что я рассматривала в офисе «Апер».

Йога. Баба — Яга. Бабка. Оригинально.

— А вы молодцы, — раздался у выхода из палатки голос секретарши. — Не думала, что рискнете ловить меня «на живца». В некоторых играх нужно жертвовать, и вы это понимаете. Сильно.

Я почувствовала, как краска приливает к лицу, только этого никто не увидел: Юстас быстро повела девушку к выходу.

***

Я вышла из дома около девяти. Было холодно, пасмурно и накрапывал дождик. Я подумала о необходимости взять зонтик только оказавшись на улице, но подниматься наверх мне не хотелось.

Сережка ночевал на работе. Он отказывался разговаривать со мной, Юстас и Мефистофелем, обвиняя в произошедшем с Ульяной всех нас. В глубине души я соглашалась с ним, но мне было бы легче, если бы брат вел себя иначе хотя бы из вежливости ко мне. Когда я уходила домой, он продолжал сидеть за компьютером, исследуя показания своих датчиков, предпочитая не замечать всех вопросов, обращенных к нему, и не оборачиваться.

Я посмотрела на мерзкие капельки, которые оставались на ткани плаща темными точками. От бессонницы болели глаза и немного подташнивало.

— Ты опаздываешь, — открылась дверца большой белой машины, откуда показалась голова Ермакова.

— Я в курсе, — ответила я, разглядывая забавный рисунок из трех белых ромбиков на капоте.

— Почему не спешишь? — Артем вышел из автомобиля.

— А есть смысл? — мне пришлось запрокинуть голову, чтобы видеть его лицо.

— Если я предложу тебя подвезти, ты сядешь ко мне в машину?

— Сяду, если ты откроешь для меня дверь, — ответила я.

Ермаков послушно обошел автомобиль и распахнул дверцу автомобиля. Я без слов села и пристегнулась.

— Я думал, ты откажешься, — признал Артем.

— Смысл? — не поняла я.

— Ты не обижаешься на меня? — продолжал задавать вопросы Ермаков.

— Это не повод идти на работу пешком в дождь, — ответила я. — И я не уверена, чувствую ли я обиду.

Артем снова обошел машину, резко открыл дверь и сел рядом со мной. От влажности его волосы завились, что очень ему шло.

— Почему ты попросила меня открыть дверь? — Артем положил руки на руль.

Только сейчас я заметила, что у него кривые зубы. И отчего-то мое наблюдение поразило меня и разочаровало.

— Потому что у меня никогда не получается открывать дверь автомобиля с первого раза, — объяснила я. — И, если можно, я бы хотела ехать в тишине. У меня жутко болит голова.

Артем глубоко вдохнул, но больше не произнес ни слова. Он включил дворники, отчего аккуратные точечки капель размазались по стеклу. Я откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза.

— Ты винишь себя? — спросил Артем, после десяти минут молчания.

— В последнюю очередь, — ответила я, не открывая глаз. — Я вышла из того возраста, когда обвиняла себя во всех землетрясениях Африки.

— А кто виноват в первую очередь?

Я резко открыла глаза и повернулась к нему. Артем, не отрываясь, следил за дорогой.

— Ты, — ответила я, снова закрывая глаза.

Какое-то время мы ехали молча, только стук капель и уличный шум нарушили тишину. Когда автомобиль остановился, Ермаков не сказал ни слова. Я продолжала сидеть, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза.

— Тебе можно опаздывать? — он первым нарушил тишину.

— Нельзя, но иногда хочется.

Я услышала, как он усмехнулся и хлопнул дверцей автомобиля. Мне удалось открыть глаза как раз тогда, когда дверь с моей стороны распахнулась. Выйдя из машины, почти не касаясь его руки, я остановилась напротив него. Мы в тишине стояли друг напротив друга. Он внимательно смотрел на меня, в какой-то момент его взгляд показался мне невыносимым, и я отвернулась.

— Позвони, если будет нужна моя помощь, — попросил Артем, кончиками пальцев поворачивая мое лицо к себе.

— Обязательно, — пообещала я. — Если ты откажешь и в этот раз, тебя посадят.

— И ты допустишь? — вдруг оживился он.

— А как же, — пообещала я. — Лично прослежу. Правда, где-то в глубине души буду страдать.

Он, наконец, отошел с моего пути. Я вежливо махнула рукой ему на прощание и без удовольствия поднялась на крыльцо Федерального Бюро Добра.