История третья. Так не бывает

Глава 28. Пути расходятся

К тому времени, когда нас наконец пустили к Глебу, предварительно замучив его сбором анализов и прочими малоприятными процедурами, уже успел приехать Тим.

Мы все: я, Саша, Тим, примчавшийся вслед за Тимом Демон, улыбались друг другу, но взгляды то и дело сцеплялись вопросительными знаками.

Как встретит? Что помнит? Что говорить об Анне? О чем лучше на напоминать?

— В общем, так, — Демон взял на себя роль рупора, подытоживая все наши мысленные метания. — О Мусе лучше сразу рассказать, о работе позже, там пока ничего критичного. А о вашем, личном, уже решайте сами. Я в эти дела не собираюсь влезать, поэтому лучше без меня.

В палату нас пригласил Борис, предварительно выпроводив весь мед персонал, круживший над Глебом.

— В сознании, говорит разборчиво, воспринимает окружающее адекватно. Помнит все непосредственно до приступа, о сестре пока не спрашивал, но подавлен. Слабый, как котенок, но это нормально после длительной неподвижности и в текущих обстоятельствах. Если будет задавать вопросы, можете отвечать. Я буду в коридоре, если вдруг заметите какие-то отклонения, срочно зовите.

Я кивала, как болванчик, остальные слушали Бориса молча и не двигаясь

В палату заходили по очереди: Демон сразу устроился в ногах кровати, на которой полусидя расположился Глеб, предварительно выдав:

— с возвращением, дружище, ну ты и горазд корки отмачивать. — Глеб ответил на рукопожатие кривой ухмылкой и кивком.

Тим и Саша тоже по очереди совершили привычный мужской ритуал приветствия, но без слов.

Я же осталась стоять около стены, сразу возле входа. Не хотела маячить лишний раз перед глазами.

Глеб обвел всех, собравшихся около него мужчин, взглядом и уставился на меня. Не моргая, словно ждал чего-то. Я также молча стояла и смотрела. Смотрела, пока не задрожал подбородок и не начали кривиться губы в слабой попытке удержать рвущиеся рыдания. Во мне слишком многое уже не умещалось, котел эмоций бурлил, так и пытаясь сорвать крышку. Радость сплеталась с обидой, страх фантастическим образом перетекал в восторг, ожиданию надежда дарила цветные крылья ласки, нежности и, наверное, любви.

Не выдержав насилия над психикой молчанием и эмоциональной катастрофой в самой себе, бросилась к Глебу, пряча лицо на его груди и стискивая с силой руками, прижимая к себе. Только спустя минуту тихих завываний и причитаний поняла, что меня укачивают, прижимая одной рукой голову, а второй — поглаживая спину.

— А ты почему в больничном? — Сиплым голосом спросил человек, у которого вообще-то я должна интересоваться его здоровьем. От нелепости ситуации захихикала, вскоре ко мне присоединились смешки Тима и Саши. Демон же проронил весомое:

— да больные вы все потому что. Вот смотрю на вас и думаю, баб что ли не хватает?

Я опять засмеялась. Привычка Демона ворчать по поводу и без, беззлобно, а просто для порядка, лично меня — умиляла.

Подняла голову, только чтобы ее снова чуть не потерять от той нежности, что плескалась в знакомых до боли шоколадных глазах.

— В обморок упала, Борис сказал, что это нервное истощение и запер на сутки в палате, а потом тебя привезли… — Закончила, не зная как продолжить дальше. Какие слова подобрать, чтобы не вызвать всплеска агрессии?

Но Глеб все понял и без лишних слов:

— Где она?

Пока я мешкала с ответом, в разговор вмешался Тим:

— Сбежала, как только мы за тобой приехали.

— Спасибо. — Глеб посмотрел на каждого. Его веское "спасибо" поняли все и приняли без лишних стеснения и неловкости. Ему было за что благодарить.

— Ты педика поблагодарить не забудь, — Демон, как всегда, оказался самой "тактичностью". — Мы уже и не надеялись на благополучный исход.

— Обязательно кажу. — Серьезно ответил Глеб и, едва заметно скривившись, добавил, — прекращай его уже педиком называть, он же не…

Но Демон перебил его, с улыбкой от уха до уха:

— Неее, он так бесится, просто душа радуется.

От соседства понятий "демон" и "душа" все присутствующие расхохотались.

— Я смотрю, у вас тут весело, — Борис Константинович самолично вкатил в палату тележку с едой. Глеб оживился и потянулся к блюду с котлетами, и тут же, буквально в последний момент, успел отдернуть руку из-под опускающейся сверху карающей ладони Бориса Константиновича.

— Куда полез, вон твой бульон, его и ешь. Разогнался он на котлеты.

Глеб выразительно скривился:

— Во-первых, он даже без жира толком и его мало, во-вторых, я на тебя в суд подам за применение рукоприкладства.

— Ага, скажи еще, что я тебя избил и опозорься на весь Питер.

— У меня смягчающие обстоятельства — выход их комы и… Чем там меня сестренка, — слово "сестренка" Глеб произнес с нескрываемым сарказмом, — накачала?

— А с чего ты решил, что это сестра? — В наступившей тишине, нарушаемой только смачно жующим Демоном, прозвучал вопрос Тима.

— А, увы, больше некому. Или она что-то в чай подсыпала, или у меня аллергия на сахар вдруг случилась с отеком Квинке и последующей комой.

Рука, до этого расслабленно лежавшая на моем животе с силой сжалась, прижимая меня к телу Глеба.

— Надо ее найти раньше, чем…

Все переглянулись между собой. Демон же высказался:

— Белый, ты же понимаешь, что после того, как я узнал про наркоту, ноги ее больше в этом районе не будет?

Глеб кивнул, сжав челюсть.

— Я предупреждал. — Демон проявлял завидное упрямство во всем, что хоть как-то касалось наркотиков. "Пока я жив, этой дряни в клубе не будет" — Одна из его любимых формулировок.

— Дома она не появлялась? Точно? — Сидя спиной к Глебу, не видела его лица, но в голосе точно промелькнули нотки беспокойства.

Саша хмыкнул:

— Ты думаешь, что она совсем дура? Она в ближайшее время точно не появится там, где мы ее сможем найти.

— Саша прав, Аня хитра и изворотлива. — Добавил Тим.

— Хватит! — Глеб так гаркнул на ухо, что я зашипела, с гневом повернувшись к нему. — Извини, — добавил уже тише. — Я уже понял, что совершенно ничего не знал о человеке, которого называл своей сестрой. И не надо напоминать об этом через слово. И так чувствую себя полным лохом.

Все помолчали, уткнувшись в свои тарелки. А я пыталась в этой тишине уловить мысль, что так и крутила хвостом перед носом, и даже пару раз невесомо щелкнула по нему, веселясь. Вот оно! Точно!

— Я кажется знаю, где она еще может быть.

Все уставились на меня, кто с ожиданием, кто с удивлением, кто с начинающим разгораться азартом гончей. Под перекрестными взглядами почувствовала себя неловко.

— И где же? — Чрезвычайно вкрадчивым голосом спросил Демон.

— У Ирины.

Саша присвистнул, то ли в удивлении, то ли пораженно.

— Кто такая Ирина? — Демон озадаченно нахмурился.

— Подруга моя. Ну, я считала ее своей подругой. Конфеты, помните, ну те, — у меня опять от воспоминаний вспыхнули щеки.

— Помним-помним, — Саша отправил мне многообещающий горячий взгляд, за ним предвкушающе улыбнулся Тим и подмигнул. От чего я зарделась окончательно. Вроде и не девочка давно, а все равно стыдно.

— Что вы девушку засмущали? — Проказливо улыбнулся Борис, точно понимая о каких конфетах идет речь.

— Продолжай. — Демону, чующему жертву, было не до ухмылок и пошлых воспоминаний. Как, судя по напряженным рукам, и Глебу. Он тоже не шутил и не принимал участия в пикировке, хоть и являлся одним из действующих лиц. Черт, а он ведь и не знает…

— Только Ирина знала, какие я люблю и видела у меня букет Глеба. Она точно знала, что я на него подумаю.

Теперь присвистнул Демон:

— Глеб, ты что, цветы даришь?

— Демон, заткнись. — Глеб напрягался все больше и больше. — Вы сейчас хотите сказать, что наполнитель для конфет тоже поставляла моя сестра и вообще это ее идея?

Борис кивнул:

— У основного действующего вещества, которое попало в организм и Лены, и в твой — одна и та же основа. И, Глеб, его не так просто достать. Поэтому процентов девяносто восемь, что это именно твоя сестра. Которая по каким-то причинам выбрала в сообщники подругу Елены.

Тим откинулся на стуле, отложил в сторону вилку и провел рукой по волосам, отчего взгляд тут же прикипел к нему:

— Знать бы, на что она ее подловила? На какие точки давила и каким образом манипулировала?

У меня в голове на место встал еще один фрагмент пазла под названием “Анна Белова”

— Саша. — Практически выдохнула, тяжело сглатывая.

Три пары глаз уставились с недоумением и одна — серо-зеленая с грустью, стыдом и раскаянием. Я обратилась к нему, понимая, что это те вещи, которые, может и не стоит знать тому же Борису, но раз уже начала говорить, то надо заканчивать.

— Ирина стала изменяться сильно после знакомства с моим соседом, на тот момент только соседом. Странные намеки, грусть в глазах, ненависть к себе, что выплескивалась и на окружающих. Это ведь она у тебя была сразу после Анны? И она скинула тогда с лестницы? — Обратилась уже непосредственно к мрачному Александру.

Он молча кивнул, не отрицая, что был такой период в его жизни.

— Так это ты с ней устроил нам тогда "концерт"? — Теперь уже голос подал Глеб и непонятно, что в том голосе было, кроме “ну ты, чувак, и облажался”.

Саша зыркнул исподлобья на несколько злорадствовавшего друга. Глеба можно было понять, в какой-то мере не только он оказался подслеповат, но и Саша не видел одержимости им в Ирине. А на что способна отвергнутая или уязвленная женщина — никому рассказывать не надо, все взрослые люди.

“Боже, а я еще рассказывала, какой он нежный и заботливый, странно, что она меня вообще не убила”, - спрятала лицо в ладонях.

И только потом поняла, что сказала это фразу вслух. Оторвала ладони от лица — Саша так и не сводил с меня полный боли взгляд. Борис делал вид, что его тут нет, Демон морщил нос — ему вся эта Санта-Барбара вообще до задницы, но раз дело смешалось непосредственно с личной жизнью друзей — приходится вынужденно терпеть. На лице Тима по отношению к Саше присутствовало исключительно сочувствие.

— Ты! — Тим вздрогнул и чуть прищурил глаза, затаившись в ожидании.

— Глеб же говорил мне, что ты все выяснил! Кто именно приходит к Саше. Ты все знал и никому ничего не сказал! Не предупредил! Решил, что сам справишься?! Пока меня поливали грязью на работе, ты выжидал! Ждал, пока Анна попадется в свои же ловушки. И тогда, в парке, ты так спешил, потому что догадывался. догадывался, что следующим шагом будет грубая физическая расправа! Анна, — я запнулась, — ей нужен был слабый и беспомощный Саша, а его тогда держала только я… И к Глебу меня потащил, как на очную ставку, наперед зная, что он может взбеситься. И ты, ты..

Мне не хватало воздуха. А нужна ли я была кому-то из них вообще? Временный спасательный круг, не дающий опуститься на дно — для одного, развлечение — для другого, возможность сыграть в свою игру — для третьего. Сознание разрывалось на куски.

Я не ожидала. Не ожидала, насколько огромную подлость готовит мне жизнь. Розовые очки разлетелись, обнажая всю серость и неприглядность окружающего мира.

Все, что воспринимала, пусть и с опаской, за чистую монету, оказалось мыльным пузырем. Который лопнул, забрызгав грязью по самую макушку только меня.

Грудь судорожно вздымалась, но легкие не расправлялись, горло зажало так, что я не могла ни вдохнуть, но сглотнуть, только расширившимися глаза ми смотрела на встревоженного Тима.

Борис метнулся ко мне:

— Лена, Лена, смотри на меня, дыши, вместе со мной. — Он положил мою ладонь себе на грудь и начал нарочито глубоко и медленно дышать, не давая отвести взгляд от своего лица.

Тревога в небесной голубизне.

Горячие руки поверх моей, ледяной.

Глубокое ровное дыхание.

Сильно бьющееся сердце.

Я расслабилась и со свистом втянула в себя воздух, закашлявшись.

— Воот, так то лучше. Давай, пойдем со мной и вот это давай сюда. Она тебе больше не нужна… — Я опустила взгляд на ложку, зажатую в другой руке. Металлическая ложка оказалась согнута подковой. Сплошные нервы.

Борис, обнимая меня одной рукой, и продолжая журчать равномерной речью, успокаивая и вводя в своеобразный транс, вывел меня из палаты. Судя по направлению, которое я воспринимала отстраненно, как и все окружающие предметы и даже собственные эмоции, мы направлялись к нему в кабинет.

Уже знакомая кровать приняла в свои объятия. Меня всю трясло, но контролировать как-то дрожь в конечностях не получалось.

— Повернись, вот так, — Борис ловко начал стягивать пижамные штаны, на что я начала брыкаться и даже попыталась оттолкнуть его ногами, словно ребенок.

— Позовите медсестру… — Я прикрыла попу штанами и села, демонстрируя непокорность. Хватит с меня на сегодня. Еще и ему свою задницу демонстрировать не собираюсь. Похоже, я за это время перестала воспринимать Бориса, как врача, слишком близким выдалось общение.

— Я и сам неплохо уколы ставлю. Лен, не веди себя, как пятилетний ребенок. Давай, поворачивайся.

— И не подумаю! — Но война войной, но мне становилось все хуже и хуже, держалась на чистом упрямстве.

— Или задницу давай или я тебя сейчас поцелую. — Ровным голосом произнес мой лечащий врач.

— Зачем? — Я опешила.

— Для чего. В качестве отвлекающего маневра.

Я смотрела на него и понимала, что он не шутит, вот ни разу.

— Борис Константинович, Вы знаете, что Вы — неправильный врач? — Я все-таки развернулась "пятой" точкой. Борис открыл небольшой фрагмент обнаженной кожи, то ли не желая смущать, то ли и не надо было больше. Уколы он и правда ставил почти безболезненно.

Уже на выходе, когда я начала проваливаться в сон, Борис поинтересовался:

— Настолько противно было бы меня поцеловать?

— Нет, но мне бы с теми тремя разобраться, пока я окончательно не свихнулась. Четвертый мне просто ни к чему.

Глеб пришел на следующий день, когда Борис Константинович уже провел осмотр всех своих пациентов и предупредил, что завтра меня уже выписывает.

Я никуда не хотела выходить из его кабинета, он особо и не настаивал на переселении. Насколько я поняла из наших совместных разговоров, свободных палат на данный момент в его отделении не было, а сплавлять другим специалистам меня ему очень не хотелось. С тоской изучая по-осеннему унылый пейзаж за окном, пыталась разложить все свои мысли по полочкам. Может все-таки я слишком остро отреагировала на осознание того, что не все так прозрачно и душевно оказалось в нашем союзе?

Но даже мысли о том, что Саша крутил с моей подругой и ни он, ни она в этом не признались, а судя по всему, Ирина с ним пыталась помириться, когда мы уже были вместе, вызывала тупую неприятную боль в груди и ощущение собственной никчемности в принципе. А я, как дура, радовалась, что она стала чаще ко мне заглядывать. Ну да, нужна я им…

И Тим, нежный, заботливый Тим…

Я провела по щеке рукой, смахивая волосы с лица и поняла, что щека — мокрая. Судорожно вздохнула, с хрипом и стоном.

Да, больней всего оказалось осознать мотивы поступков Тимофея. Змей. Какой же он все-таки змей. Не зря ему досталось такое прозвище.

Он же просто забавлялся с Анной — кто кого переиграет. Что будет эффективнее, ее хитрость и готовность действовать или его умение выждать момент и только тогда нападать.

И к чему это все привело?

Теплая рука обвила талию и сзади прижалось знакомое тело, обдавая привычным запахом табака, но без примеси мяты.

— На языке вертится слово “прости”, но, почему-то мне кажется, что одного слова будет недостаточно… — Теплое дыхание согревало ухо, щекоча движением воздуха. Тихий шепот пробирал до внутренних органов тембром и раскаянием в голосе.

Я едва слышно хмыкнула, скорее выдохнула, но и это услышали и расценили по-своему. Губы сразу же переместились с уха на щеку, а затем и накрыли мои губы в нежном поцелуе.

Но этот мужчина не был бы самим собой, если бы тут же поцелуй не превратился в целеустремленное завоевание территории. То и дело его язык врывался в рот с силой, все более выравнивая ритм, превращая поцелуй в подобие сексуального акта.

— Нет-нет-нет, — я легонько оттолкнула Глеба, когда он всей своей несколько исхудавшей мощью навалился, прижимая к больничной кровати. — Борис Константинович запретил тебе любые физические нагрузки в ближайшие несколько дней. Подозреваю, что в это понятие он вложил в том числе и постельные игры.

— Много этот Борис понимает в постельных играх, — недовольно пробурчал Глеб куда-то в район левой груди, но все-таки оттолкнулся и уложил меня поверх больничного одеяла, а сам прилег рядом, то и дело страдальчески вздыхая.

— Ты только его потрогай, представляешь, какой у меня сейчас стресс? — Он направил мою ладонь к своему паху. — Борис просто отвратительный медик, признай это.

— Борис вытащил тебя с того света, ты ему в ножки должен кланяться и колени целовать. — Я оценила всю боевую готовность Глеба, но руку все-таки переложила на его живот.

Глеб фыркнул:

— ты хоть представляешь, что он может подумать? Будет потом меня во всех углах зажимать, требуя продолжения… — Мужчина резко нахмурился, словно ляпнул лишнее и покосился на меня.

С насмешкой взлохматила отросший ежик волос:

— Не боись, не спалил. Я все знаю…

— Лена, тебе не идет этот сленг, как и всякие муси-пуси, ты, если что, лучше матом. Красиво получается, просто загляденье, почти, как у Шнура.

— То есть я похожа на небритого мужика в растянутой майке-алкашке? — Усевшись сверху на Глеба принялась щекотать его под ребрами, от чего мужчина только посмеивался, прищурив глаза. Позволяя мне доминировать, но только позволяя… Его внушительного размера выпуклость терлась практически там, где и должна, вызывая трепет и прилив желания.

— Лен, а давай и правда наплюем на запреты Бориса, а? — Глеб посильнее прижал меня за бедра, стараясь максимально сократить расстояние между соприкасающимися телами. — На прощание…

Я бы уже и готова была согласиться, да только “на прощание” резануло слух и заставило трезвее смотреть на происходящее.

— Что значит на прощание?

— Ты не в курсе, да? — Глеб ощутимо напрягся всем телом, по-прежнему удерживая, не прижимаясь, а так, чтобы не смогла встать.

— В курсе чего? — Он опять это делал, опять распалял во мне злость.

— Лен, мы не будем больше видеться… — Мужчина с трудом выдавил фразу, не сводя с меня пристального и немного испуганного взгляда. Я понимала по его реакции, что он уже сам себя готов укусить за болтливый язык. И за то, что вообще поднял эту тему.

— Что значит не будем видеться? — Я не психовала, не истерила, но тело утратило практически всю подвижность, резко становясь деревянным. Мозг отказывался воспринимать происходящее, как бы наблюдая за двумя фигурами в кровати со стороны.

Он опять это совершает, опять растаптывает, едва я успела открыться. Что с тобой не так, Глеб? Зачем ты меня не отпускаешь сразу, а отрываешь по кускам?

— Лен, это тебе незачем знать.

— Ну, конечно, глупая женщина не заслуживает объяснений! — Я смеялась, с долей безумия, соответствующего ситуации.

Неуверенно, практически не контролируя конечности, сползала с кровати.

— Ты все не так понимаешь!

— Так ты потрудись объяснить!

Глеб закрыл глаза, ударяясь затылком о подушку, что в его исполнении соответствовало раздражению.

— Глеб, а знаешь, я ведь вас всех уже отпустила. После того, что поняла вчера, знаешь какое ощущение осталось? Что в меня просто игрались. Да если бы игрались ради получения новых ощущений эротического характера. Но нет, вам же надо было влезть в душу, чтобы потом в нее смачно плюнуть. Уходи!

— Лен, давай просто поговорим. Без секса, хорошо…

— Ты мне еще и одолжение делаешь, правда? Глеб, я не шучу, уходи. — Меня опять сбоило. И пробирало на смех. — Я устала, понимаешь? Устала.

Я с силой выталкивала мужчину с кровати, пытаясь ускорить его исчезновение не только из палаты, но и из своей жизни.

— Хорошо, я уйду. Пришел сказать, что мою сестру нашли по твоей подсказке, она и правда скрывалась у твоей подруги.

— И что теперь с ними будет?

— Твою подругу взяли по обвинению в пособничестве, но маловероятно, что она сидеть будет. Скорее всего, вынудят отпустить.

— Почему?

— Потому что обвиняемая по делу — моя сестра, но ее забрали и никаким судом теперь не достанешь.

— Кто? Кто забрал?

— Те, с кем мне пришлось договариваться. Теперь я в некоторой кабале у военных. — Он растянул губы в привычной кривой усмешке. — На ближайшие два года.

Я схватила Глеба за руку уже у двери и дернула, требуя остановиться:

— Ты опять это сделал да?! — Я кричала, не сдерживая себя. — Ты опять променял свою жизнь на комфорт этой ублюдочной стервы?

От жестокого захвата за плечи зубы клацнули и я почувствовала, как по языку растекается капелька с солоноватым вкусом крови.

— Не смей. Не смей так говорить. Никогда не смей ее так называть. — Глеб тряс меня, не давая даже слова сказать, затем отшвырнул и вышел из комнаты.

Я же осталась лежать на полу, понимая, что теперь уже точно — все.

Жизнь развернулась на 180 градусов. Лицом к кому угодно, но только не ко мне.

Я слышала хруст под ногами. Стеклянными осколками хрустело разлетевшееся доверие, казавшееся алмазным. Чувства застыли в кисель и только эти эфемерные осколки блестели, как слезинки, которые стали в горле комом и не хотели облегчить душевную боль, гася ее своей влагой.

Сознание стремилось в родные стены. Спрятаться в них, как в норку, завернуться в свою боль и баюкать до тех пора, пока не успокоится.

Нужную дверь я нашла сразу.

— Борис Константинович, можно к Вам? — Ольга уже ушла домой и пришлось стучаться в приемную к врачу без предупреждения. Хорошо, что он оказался на месте.

— Лена, что-то случилось? — Борис сам открыл дверь и с удивлением взглянул на меня в больничной пижаме.

— Выпишите меня сегодня, пожалуйста.

— А до завтра никак не подождешь? — Он еще раз оглядел меня с ног до головы, на этот раз с холодным интересом медика.

— Никак, пожалуйста, — взяла его оказавшуюся горячей ладонь в свои руки и чуть сжала. — Я очень хочу домой.

— Хорошо, заходи. Присаживайся куда-нибудь, я больничный выпишу и скажешь куда отвезти.

— Я и на такси могу, — кажется в кошельке еще что-то оставалось.

— Нет уж, я не хочу потом от Змея получать по первое число, за то, что отпустил одну. — Борис криво улыбнулся.

Нужна я тому Змею.

— Борис Константинович, Вы похудели за эту неделю… — Некстати ляпнула первое, что пришло в голову. — Что с моими анализами, все в порядке?

Мужчина закашлялся и наигранно спокойно поинтересовался:

— А почему ты про них спрашиваешь?

Я пожала плечами, разве это ненормально спрашивать о своем собственном здоровье:

— Интересно.

— Все в порядке, не о чем беспокоиться. — Он клацнул печатью о лист. — Твои вещи в палате? Я принесу.

Борис вышел из кабинета. А я поняла только одно: все вокруг от меня скрывали правду. Борис, скорее для приличия удивился тому, что я пришла, сам предложил принести вещи, понимая, что возвращаться не захочу. Значит именно такой реакции и ждал. Только на что? На то, что Глеб скажет, что мы видимся в последний раз? Или новость должна была быть другой, да только Глеб за языком не уследил?

Тут же вспомнился этот самый язык. И снова слезы. Тряхнула головой, нет уж, хватит.

Борис появился быстро, кинул на меня какой-то раздраженный и даже злой взгляд, и отрывисто приказал переодеваться и спускаться в холл.

Я откровенно не понимала смены его настроения и озадаченно молчала всю дорогу. Около подъезда вышла, сразу вытянув за собой сумку. Борис, не попрощавшись, выехал со двора и умчался в одному ему известном направлении.

А стояла и смотрела вслед давно уехавшей машине: что я сделала не так?

Квартира встретила несколько затхлым воздухом, в холодильнике тоже наверняка не самые приятные ароматы.

Но заниматься уборкой посреди ночи не хотелось. Доплелась до ванной и приняла душ, стараясь смыть с себя всю эту неделю. лучше конечно бы последние три месяца. Но они категорически отказывались смываться. Наоборот, становились ярче и в спокойной привычной обстановке пытались развешаться по петелькам и крючкам моего сознания.

Засыпала долго и тревожно. То и дело просыпалась, казалось, что слышу, как хлопнула соседская дверь. Уже подскочила — бежать к Саше, но вспомнила, что ни он, ни Тим так и не пришли за весь день, что я провела больнице, хотя бы просто извиниться и попрощаться, как это сделал Глеб.

Пусть и в своей манере, трахнуться на прощание. Но он все равно пришел. Боль захлестнула с новой силой. И снова сознание разделилось, боль ушла внутрь, снаружи осталась, наблюдающая за своими же метаниями я — другая. Трезвая. Собранная. Настороженная.

Иногда казалось, что дверь вскрывают отмычкой, и я вслушивалась в тишину квартиры, ожидая звука мужских шагов, что даже не пытались скрыться.

Не скрывала от себя — я их ждала. Ждала, что вернутся. Что подойдет Тим и заглянет в душу своими серыми глазами, улыбнется и прижмется доверчиво…

Доверчиво.

Доверие.

Боже, кого я пытаюсь обмануть? Саму себя? Этого слова вообще не было в наших отношениях.

Утро встретила без сна, но уже изрядно успокоившейся.

Ночь забрала силы, и вместе с ними и желание кричать и выть от тоски и безысходности.

Я выдержу. Выживу. Сначала сменю квартиру. Потом… А потом буду просто жить. Работать. Может когда-нибудь снова захочу отношений. Когда утихнет боль и я смогу окончательно вытравить из себя их глаза, их руки, их губы, их слова.

А, черт…

Слезы снова лились и капали в кофе.

Фу. Кофе лучше пить сладким, но добавить сахар не успела. На всю квартиру раздалась трель звонка.

Даже не пытаясь привести себя в порядок, метнулась в коридор и распахнула дверь.

Но за ней оказались совершенно не те, кого я подсознательно ждала.

Передо мной стоял коротко стриженный брюнет, среднего роста, но с широченными плечами и мышцами внушительных объемов. Принадлежность к военным выдавала выправка и цепкий взгляд.

А позади него с озабоченным видом топтался Борис Константинович.