История третья. Так не бывает

Глава 33. Встреча и ее последствия

— Привет. — Я улыбнулась, входя в палату. Борис, до этого изучавший потолок, приподнялся на кровати и улыбнулся, показывая всем своим видом, как он рад меня видеть. Но стоило появиться за моей спиной Тиму, как блондин напрягся и скривился, откидываясь на подушки.

— Все-таки помирились… — Протянул, даже не скрывая своего разочарования.

Я пожала плечами, поворачиваясь и выкладывая на прикроватную тумбу фрукты, но краем глаза все-таки успела заметить, как Тим весьма противно улыбаясь, показал Борису весьма популярную комбинацию со средним пальцем.

Детский сад на выгуле…

В ответ Борис подтащил меня за талию к кровати и уткнулся лбом в живот, сопровождая действия словами:

— Так голова болит, погладь, а?

И с таким страдальческим голосом.

— Может медсестру позвать? Пусть витаминчики проколет… Задница от головы и отвлечет. — Пробурчал Тим, подходя к кровати поближе.

— Так, я смотрю, Борис, тебе гораздо легче. Оставляю вас тогда, поговорите. Только без драк. — Потом обратилась к Борису, все-таки погладив его по голове, словно ребенка, — зайду еще после работы.

Затем чмокнула Тима в губы, от чего он опять разулыбался. наверняка, если бы не мое присутствие, заставлявшее держать марку, он опять повторил бы жесть в сторону Бориса… А то и показал язык.

Кто там говорил про взрослых состоявшихся мужчин?

День пролетел не только в работе, но и в воспоминаниях о ночи. Особенно о ней не давало забыть весьма сонное состояние. С которым не смогло бороться даже кофе.

Я вся рвалась в вечер, к Тиму. Хотелось до писка: обнять, завернуться в его запах из смеси пота, аромата кожи, дезодоранта и туалетной воды. Чувствовать его мышцы под ладонями, слышать его голос, его смех. Видеть в глазах нежность и отвечать на нее всем своим существом.

Я хотела за эту неделю получить то, что недобрала за все время пребывания в Германии.

Квартира встретила привычной тишиной и, если бы не тяжелая мужская обувь в прихожей и куртка на вешалке, можно было бы подумать, что в квартире никого нет.

Тим обнаружился у у окна на кухне, он пил, как ни странно для этого времени суток, кофе и мерно постукивал очередной зажигалкой по столу.

Когда я зашла и включила свет, он вздрогнул и перевел затуманенный мыслями взгляд на меня.

— Что-то случилось? — Вопрос вырвался сам собой вместо приветствия.

— Нет. Ничего, иди ко мне… — Тим усадил к себе на колени и уткнулся носом в шею. — Руки совсем холодные, опять перчатки забыла?

— Опять… — Согласилась со вздохом. — Так все-таки?

— Все хорошо, Лен. Поговорил с Борисом. Ты не против, если я сюда перееду… Жить?

Голос предательски дрогнул от обуявших чувств:

— Н-не против! А как же Глеб с Сашей?

— Буду наведываться раз в несколько месяцев. — Тим пожал плечами, словно говоря “взрослые мальчики, что с ними будет?”

— И когда ты переедешь?

— Как разберусь с делами, где-то через полгода…

— О! — Сказать, что я огорчилась — не сказать ничего.

— Долго? Раньше никак не получится, извини… — Тим все еще говорил, а рука его поднималась от колена выше по бедру, заставляя подаваться вперед.

— Ты ключи от квартиры где взял? я думала, ко мне зайдешь, — Выдохнула ему в ухо, одновременно раскрываясь для откровенной ласки.

— Борис дал запасные. — Жарко ответил Тим, стягивая второй рукой с меня блузку.

— Я и не знала, что у него есть запасные…

Дальше нам уже стало не до Бориса.

Неделя пролетела чересчур стремительно.

Стоя на вокзале и смотря вслед уходящему автобусу, я чувствовала себя самым обделенным человеком на свете. Слишком мало времени, львиную часть которого съела работа, оказалось в этих почти семи днях.

Сегодня Тим улетит из страны, когда вернется — не знал даже он сам.

Остаются только мессенджеры…

— Не раскисай, — дружеский тычок в плечо чуть не свалил в раскисшую от растаявшего снега клумбу.

— Тебе легко говорить… — Я совершенно неприлично вытерла слезы со щек тыльной стороной руки.

— Да уж, легко… — Хмыкнул Борис своим мыслям. — ну что, куда рванем?

Блондин потер руки, словно в предвкушении.

— Я — на работу, ты — домой, в кровать. У тебя еще две недели постельного режима, и никакой порнухи…

— Ты с ума сошла! Как это без порно? — Искренне возмутился Борис.

— А вот так, напрягаться нельзя. Ни телевизора, ни книг, ни компа, ни телефона.

— Да ты вообще тиран и деспот. Я же с ума сойду от скуки!

— А ты в доме убери, радио послушай. или аудиокнигу. Поспи, в конце концов, раз возможность такая предоставилась. — Ответила я, уже направляясь к стоянке такси.

— В доме, говоришь, убери? — Чему-то ухмыльнулся Борис.

— Да-да, чистота-залог здоровья и все такое… Ты ж врач, чего тебе прописные истины озвучивать?

— До вечера, Лена. — Борис извернулся и чмокнул в щеку. Увернуться не успела.

— До вечера? — Я очень удивилась, смотря ему вслед. — При чем тут вечер?

Сегодня с работы буквально приползла. И не потому что ее оказалось слишком много или что-то вышло за привычные рамки. Хотя, да, вышло. Сегодня уехал Тим. Уехал Тим. Тим уехал. У-е-хал.

Эта мысль не отпускала, то и дело царапая когтями по сердцу. Тоскливое состояние только усугубилось к вечеру. Ноги отказывались идти в квартиру, где за неделю все им пропахло. Увидеть вторую зубную щетку, не свою, в стакане, гель для душа, не дай бог, забытые вещи или неубранную грязную посуду, равносильно затяжной истерике. Как я буду спать, вообще не представляла.

Естественно, постельное никто не менял утром. Вся кровать пропахла нами. Да и стаскивать по приходу наволочки, простынь и пододеяльники даже не собиралась. Я еще немного помучаюсь, но буду вдыхать этот аромат еще и еще, пока он не выветрится окончательно, не скроется другими ароматами.

Собственно, именно из-за чувств, что бурлили во мне, домой не то, что не спешила, а делала все возможное, чтобы попасть туда как можно позже.

Заехала к Борису, но его почему-то не оказалось дома. Звонить, спрашивать где он, не стала. В конце-концов он взрослый мужчина, не хочет беречь здоровье сам — свои мозги не вставишь.

Но без него оказалось еще тоскливее. Я эгоистично хотела забыться им, отвлечься. Оказывается, уже привыкла к его постоянному присутствия. Привычка — не увлечение, и тем более не любовь, но не большинство ли семей этого мира живут по этой самой привычке? Печальные размышления привели к выводу: Борис все-таки добился своего, он стал неотъемлемой частью моей жизни. Вот только стало ли ему от этого легче? Лично я не хотела бы так жить, в ожидании, практически без надежды.

Как ни пыталась я оттянуть момент возвращения в пустую квартиру, но все равно рано или поздно поворачивала ключ в замке, морально настраиваясь на неизбежность.

Вопреки всем ожиданиям, квартира встретила не пыльной тишиной, а ароматами выпечки и светом.

На звук закрывающейся двери кто-то на кухне отреагировал грохотом посуды и поспешными шагами.

— Ты где была? — Рык, достойный ревнивого мужа.

— Гуляла, — скинула сапоги и занялась пальто, — а ты что тут делаешь? Кажется, в гости не приглашала.

— Домас кучно, — Борис с задумчивым видом покрутил в руке кухонное полотенце, — решил разнообразить быт.

— Странный ты, Борис. Впервые вижу, чтобы кто-то из мужчин добровольно занимался уборкой и готовил… Пирог? — Произнесла, потянув носом.

— Картошка с курицей… — Очень серьезно подтвердил Борис.

— Веди! Есть хочу до тошноты! — Именно с этими словами я обернулась к мужчине. И замерла. На лице Бориса застыла гримаса то ли боли, то ли недоверия. Возможно, эти эмоции просто смешались. В глазах же — нежность. И я поплыла. Собственное эмоционально-нестабильное состояние наложилось на проявленную заботу. Как бы там ни было, Борис, изначально даже не пытавшийся наладить со мной отношения, потом показал себя образцовым… Вот только кем? Я затруднялась ответить на этот вопрос. Другом он быть не мог, с учетом его чувств. Моим мужчиной тоже. Любовником — тем более. По-моему такого слова и не существует.

Не выдержав, подошла и обняла мужчину, удобно устроив ухо на его груди.

Он обнял в ответ.

Так и стояли. Не нарушая тишину лишними словами и признаниями. Я была ему благодарна за все. Очень благодарна. Но не могла ответить ничем, кроме признательности. И он принимал. Злясь, огорчаясь, отчаиваясь, раздражаясь, сопротивлялся. Сопротивлялся моему равнодушию, стараясь привязать. Принимал мою любовь к другим мужчинам. Я не видела нашего будущего. Но, возможно, его видел он?

За окном поезда мелькали деревья, подстанции, небольшие деревушки. Дорога заняла сутки и за эти сутки я уже не только успела тридцать три раза отчаяться, убеждая, что обманываю саму себя и столько же раз надежда на лучшее согревала ледяные от волнения внутренности. Конечно же физически они не были ледяными, в конце концов, я не труп, но ощущения складывались именно такие.

За окнами же во всю бушевала… нет, не весна. Она уже благополучно завершилась, как и лето, и осень. Декабрь в российской глубинке — вот что бушевало за окном. Снег, мороз и немного солнца, что по прихоти ветра, гоняющего облака, иногда появлялось из-за серого марева.

Погода полностью соответствовала и настроению, и общему состоянию.

О встрече, на которую я ехала, каким-то волшебным образом договорился Тим.

С того самого приезда в марте он так больше и не появлялся, по коротким и довольно редким разговорам в месседжере я узнала, что он полностью продал свой бизнес и потихоньку переводил активы Борису, чтобы открыть дело уже в Германии. Борис же метался в поисках нужного помещения и одновременно совмещал свою основную работу с оформлением части документов.

Судя по оговоркам, Глеб тоже постепенно передавал “дела” Демону. И только Саша о каких-то подозрительных движениях в работе не сообщал.

И, да, ехала я к ним, в небольшой поселок на границе с Финляндией, не так далеко от Питера, как мне хотелось бы. Но и на этот вариант “начальство” Глеба и Саши дало согласие с большим трудом. Сложно представить на какие ухищрения пришлось идти Змею, чтобы обо всем договориться.

Напротив меня сидел Борис, который, подписывая мне отгул, завил, что одну никуда не пустит. Можно подумать, без него за мной и присмотреть уже некому. Тем более, я не совсем представляла как остальные отреагируют на наши с ним непонятные отношения. За последние пол года, с того самого отъезда Тима, мы стали друг для друга гораздо больше, чем друзья. Но в горизонтальную плоскость отношения так и не перешли. Меня вполне устраивала забота, которой окружал Борис, то тепло, что возникало в груди, когда я наблюдала за ним на прогулках или дома. Он иногда даже ночевать оставался в своей квартире, то есть в той квартире, что я у него снимала. Но что-то большее, чем целомудренные поцелуи в щеку или лоб или не менее невинные прикосновения, Борис себе не позволял.

Я подозревала, что сексуальное напряжение он сбрасывал где-то еще, и совершенно не обижалась. Но ревность нет-нет, но впивалась в сердце своими когтистыми лапками, с каждым днем все глубже и глубже. Быв перед собой честной, уже давно признала, что постепенно увлеклась блондином. Но лгала ему и всем вокруг, по-прежнему держа его во френдзоне. Признаться — это одно, а что со всем этим делать дальше — не представляла. Окончательно повисла на обрывках собственных чувств, как сломанная кукла. И дергать кому-то за них уже не получится, но и управлять ими сама так и не научилась.

Как та собака на сене. Хотелось всего и сразу.

— Волнуешься? — Теплая рука накрыла холодные пальцы и внутреннее напряжение сразу же стало отпускать.

— Очень. Я их так давно не видела. Иногда кажется, что и зря Тим все затеял, а потом… снова хочется увидеть. Я так соскучилась.

— Все будет хорошо, вот увидишь. — Борис послал мне ободряющую улыбку. А я почувствовала себя невероятно гадко. Мужчина только и делал, что пытался обеспечить мне приятную, комфортную жизнь. И сейчас, он до последнего будет бороться с собой, чтобы не проскользнула и нотка ревности или недовольства. А чем ему отплатила я?

— Боря… — Попросила на грани слышимости. — Поцелуй меня.

Мужчина напрягся, гримаса не поддающаяся определению, застыла на лице.

— Давай не будем поддаваться моменту. — Наконец хрипло произнес он, отворачиваясь к окну, но так и не выпуская мои пальцы из своей ладони.

От осознания того, что я сделала только хуже, плечи опустились и настроение испортилось окончательно.

На небольшом забытом благами цивилизации перроне нас встречали двое в гражданском, но выправка и цепкие, изучающие взгляды выдавали мужчин с головой. Нас усадили в служебный автомобиль и после непродолжительной поездки по заснеженным улицам, мы остановились около небольшого двухэтажного домика. Здание ничем не выделялось на фоне окружающих строений. Обычный поселок из “новых”. Аккуратные улочки, практически одинаковые участки и только дома отличались формой и размером. Но все говорили об определенном достатке своих владельцев.

Нас встречали сразу же во дворе, все трое и еще двое в гражданском.

— Ну, привет… — Сказал Глеб, наконец, соизволив оторваться от моих губ, и тут же передавая в руки Саши. Вернее, пересаживая на его колени.

Снова поцелуй, на этот раз более искушенный, с привкусом шоколада и цитрусов.

Не успела сделать вздох, как мои губы накрыли сухие, пухлые губы, Тим прижал к себе и уже не отпускал до самого крыльца, прижимая к своему боку одной рукой и улыбаясь непривычно-радостной улыбкой.

Когда Тим, наконец, выпустил, я не успела даже ногу поднять на первую ступень.

— А теперь самое время. — И еще одни, непривычно-нежные губы оказались у моего рта, запечатлев почти невинный поцелуй, который обжег почти как раскаленное клеймо.

Тишиной замерло все вокруг. Даже люди в гражданском, несколько опешили, впрочем, это не мешало им сканировать взглядом окружающее пространство.

Я растерянно посмотрела на Бориса, он же насмешливо улыбался, и эта насмешка предназначалась отнюдь не мне. Все еще не выпуская из объятий, он смотрел поверх меня, взглядом всем давая понять, что он имеет право.

— Так и знал, что этим все закончится… — Зло сплюнул Глеб. — Хоть не беременна?

Уловив отрицательное движение головой, он рванул за руку и закинул к себе на плечо, не обращая внимание на возмущенные вопли и град мелких ударов, обрушившихся на его пятую точку.

Отплевываясь от волос, вскинула голову и заметила хмурое лицо Тима, несколько недоверчивое — Саши и все еще улыбающегося Бориса.

— Ты! Еще раз такое сделаешь! — Моему гневу не было предела.

— И что? — Глеб стоял передо мной, засунув руки в карманы джинсов и нагловато ухмыляясь.

Я подошла поближе и в выдохнула в наглую ухмылку:

— Накажу.

И затем уже я наблюдала с удовлетворением, как расширились от возбуждения его зрачки.

— Хватит в гляделки играть, там стол уже накрыли, предлагаю выпить и закусить. Ну, и поговорить, само собой. — Послышался голос Тима.

В довольно просторной гостиной и в самом деле оказался стол с закусками и несколько бутылок с вином.

Я оглянулась, в комнате оказались только мы впятером, все “гражданские” куда-то исчезли, предоставив домик в наше полное распоряжение.

Рассматривая мужчин, собравшихся за столом, улыбалась. Вечер, не смотря на выходку Бориса, прошел весело и спокойно. Немного горечи добавляло осознание, что это всего лишь до завтра. Всего лишь сутки нам дали.

Я старалась рассмотреть и запомнить каждого.

Вот Саша, показывает, что он теперь может довольно свободно передвигаться на костылях. Он не пил, как и Глеб, им запрещено. Я искренне радовалась его успехам. Он много рассказывал о программах тренировок, счастливо смеясь над случавшимися неудачами и доверительно сообщая, что руководитель проекта — милый старикан, с которым они быстро нашли общий язык. Среди испытуемых не только Саша, их пятнадцать человек с травмами позвоночника разной степени тяжести. И у всех за этот год сдвиги в положительную сторону.

Глеб ничего не говорил об испытаниях, но иногда темнеющие глаза, мурашки по коже, более рельефно обозначившиеся мышцы и осунувшееся лицо говорили сами за себя.

Ему приходится нелегко. И я, по никуда не исчезнувшей привычке, тянусь к нему, чтобы успокоить.

Поглаживаю его по бедру прижимаюсь и встречаюсь с глазами насыщенного шоколадного цвета.

— Кхм… Я все понимаю, но может подождете с нежностями? — Нервно интересуется Саша и я заставляю себя оторваться от Глеба, возвращаясь к разговору.

Как оказалось, они все собираются переезжать к нам, Глеб будет являться совладельцем клуба, но основное ведение дел берет на себя Демон.

Как Ирина? Как и предполагалось — отпустили, сделав внушение.

Анна? Анна в психушке. Да, психическое расстройство, опасна для окружающих, навряд ли когда-то выпустят.

За Ирину я, наверное, все-таки рада. Она светлый человек, а то что попала под влияние Анны — с любым может быть. Не хотелось бы, чтобы она из-за своей ошибки расплачивалась всю жизнь. А Аня… Надеюсь, что диагноз не фальшивый. Даже не знаю где хуже с трезвым сознанием — в психушке или в тюрьме. Хотя, в ее случае: в психушке или мертвой.

Застолье с разговорами продолжалось до поздней ночи. Вымотанная эмоциями и дорогой, с трудом доползла до выделенной комнаты и собралась уже ложиться спать, когда услышала щелчок открывающегося замка.

— Ты и правда думала, что кто-то позволит тебе заснуть? — Хрипловатые нотки попали в уши и нажали на нервные окончания вдоль позвоночника.

— Надеялась… Но, сам знаешь. — Я улыбнулась, садясь на кровать и отшвыривая в ближайшее кресло развратное подобие ночной рубашки, ожидавшее своего часа в закрытом чемодане всю дорогу.

Глеб подошел привычной, немного развязной, походкой. Похудевший, осунувшийся, он все равно подавлял своей аурой. По-прежнему казался опасным, загадочным, неуловимым. Самый не непростой по характеру. Я откинулась назад, опираясь на руки и смотря на мягкие, гармоничные черты лица снизу вверх.

Глеб одним движением колена раздвинул мои ноги и стал между них, продолжая говорить и одновременно стягивать с себя рубашку.

— Я припер целый пакет всяких штук. Только пока выбирал, чуть не обкончался.

Рубашка полетела в сторону, примерно туда же, где незадолго до этого приземлилось мое ночное одеяние.

— И где же он? — Я на всякий случай окинула взглядом пространство около двери. Может там что-то оставил?

Глеб улыбнулся, опрокидывая меня на кровать и пристраиваясь сверху.

— Передумал. Увидел тебя и понял, что просто хочу быть рядом, без всяких игрушек. Может когда-нибудь, когда мне надоест обычный секс, к ним вернемся.

— Ты меня удивил… — Глеб навис надо мной, опираясь одним коленом о кровать, эта поза позволяла видеть и его красивое тело, и возбуждение, что охватывало все сильнее и сильнее.

Только ночник горел слишком слабо, чтобы полностью оценить все достоинства открывающейся картины.

— Можно я включу свет?

— Нет! — И Глеб перекатился на кровать, притягивая к себе. — Никакого света. Просто сделай меня счастливым.

Коротко хохотнула:

— Без секса совсем несчастным стал?

— Кто тебе сказал, что секса у меня не было? — Сделал большие глаза Глеб и тут же расхохотался сам с моего выражения лица. — Змей вернулся от тебя таким счастливым. Иногда застынет в своих мыслях и улыбается. Так и хочется треснуть чем потяжелее.

— Ты думаешь дело в постели?

— Не думаю… — Глеб нежно прикоснулся губами к моей щеке. Навалившись всем своим весом сверху, от чего я почти задохнулась, он с трепетом целовал губы, не напирая сошедшим с ума тестостероном.

— А в чем же тогда? — Я догадывалась каков будет ответ, но мне очень хотелось услышать подтверждение догадки и от Глеба.

— В том, что ты отвечаешь ему взаимностью.

— А тебе нет?

— Не знаю… Саша сомневается, Борис тихо офигевает от собственной смелости…

— С ними я отдельно поговорю. Сейчас меня интересуешь только ты.

— А я… А я боюсь, что эти проклятые испытания окончательно подорвут мое здоровье. И ты просто утечешь, как песок, сквозь пальцы во время набегания волны.

Я фыркнула.

— Глеб, да ты романтик, песок, волна… — В ответ получила весьма болезненный укус за мочку уха. — Ай! Глупый ты. Мне твое здоровье очень важно, но это не значит, что я от тебя откажусь. Лишь бы ты только не сошел там с ума…

Я не стала добавлять, как твоя сестра, но образ Анны застыл между нами, добавив прохлады даже в раскаленный от страсти воздух.

— А похоже, что схожу?

— Ты бы видел себя со стороны, — я отпихнула Глеба и села рядом, — я не говорю про внешние признаки. Ты словно ушел в себя. И раньше особой разговорчивостью не отличался, а теперь вообще как устрица.

Глеб рассмеялся.

— А ты знаешь от чего устрицы раскрываются?

— От кислоты и при помощи ножа? Предлагаешь тебя местами надрезать и сбрызнуть уксусом?

— Еще их можно нагреть.

— Еще скажи, запечь. — Хмыкнула, оседлав Глеба сверху и сделав несколько волнообразных движений, от чего, уже чуть было увядшая выпуклость в джинсах, снова напряглась.

— Готовь меня как хочешь, только поторопись, пока я интоксикацию избытком спермы не получил.

Я расхохоталась. Глеб себе не изменял. Чуть пошловатые шутки в его стиле. Оказывается, мне их тоже не хватало, о чем я тут же и сказала уже с полной серьезностью:

— Я скучала за тобой, Глеб.

— И я за тобой… — Его голос чуть дрогнул. — Любимая.

— Что ты сказал? — Мне, наверное, послышалось.

— Люблю тебя… — Глеб прижал к себе, притянув, нажимая ладонями на спину. И тут же все испортил. — Все, сейчас яйца взорвутся. — Добавил со смешком.

— Ну ты и…

Вскоре возня в постели в попытках защекотать друг друга сменилась шорохом быстро сбрасываемой одежды и стонами.

Глеб вошел осторожно, словно я — хрупкая и нежная, как былинка, тронь — сломаюсь. Он был сверху, но я видела, что эта поза скорее доставляет ему дискомфорт, чем приносит полное наслаждение. Провела руками по плечам, опустила ладони на грудь и с силой сжала соски, от чего Глеб сдавленно всхлипнул, подаваясь вперед и закрывая глаза.

Чем жестче и болезненней для него становились мои ласки, тем сильнее и чаще он входил, вколачиваясь, вбиваясь, выгибаясь мне навстречу. Его тихие хриплые стоны вторили моим более громким и частым.

— Глеб… — От затянутого узлом ожидания развязки, что никак не хотела наступать, я уже сходила с ума, подтягивая руками к себе еще ближе мокрое от пота тело мужчины, зубами прикусывая его плечи и шею. — Не могу… не могу… сделай уже что-нибудь.

Глеб подхватил меня под ягодицы и перенес на широкий подоконник, не переставая целовать, врезаясь в мой рот своим языком, насилуя, жестко, заставляя задыхаться от возбуждения и удовольствия.

Глеб сделал несколько движений бедрами… И хмыкнул, словно остался чем-то недоволен. В отличие от него, я уже практически перестала что-либо понимать, полностью стремясь к удовольствию.

И тут взгляд Глеба упал на широкую тумбу для хранения белья.

Перенеся на нее, мужчина заставил откинуться и я недовольно зашипела, чувствуя спиной, хоть и вполне ожидаемый, но холод.

Глеб развел мои ноги в стороны как можно шире.

— Держи, — переложил мои ладони на колени, заставляя, принять позу то ли лягушки, то ли курицы на противне.

Поцеловал клитор, подразнив его языком, вырывая еще один нетерпеливый стон.

Затем дразняще провел членом по губкам, размазывая смазку, но не входя.

Он игрался, захватив член рукой и водя головкой около самого входа, то чуть больше надавливая, то едва касаясь.

— Глеб… Если ты сейчас же в меня не войдешь, я тебя убью, клянусь…

Послышался низкий горловой смешок, пославший вибрации во всему моему телу. Сразу же за ним последовало жесткое проникновение, Глеб придерживал меня за ягодицы и брал с такой силой, что, если бы не его руки, я бы слетела с этой тумбы.

Он брал еще и еще, входя с присущим только ему необузданным неистовством, пока я не выгнулась дугой в накрывшем оргазме. А он все продлевал удовольствие, не меняя темп и силу, пока я не начала расслабляться, уже не крича, а шепча его имя.

Притянув к себе, заставляя сесть и обвить его талию ногами, Глеб в несколько движений сам достиг пика, содрогаясь всем телом и сжимая меня в удушающих объятиях.

— Я с тобой просто схожу с ума, — тихо шептал, успокаиваясь сам и гладя меня короткими движениями по спине.

— Только ненадолго, ты мне нужен в трезвом уме и твердой памяти… — Я усмехнулась и отодвинула мужчину, — мне надо в ванную.

Глеб что-то хотел сказать, но не успел, я щелкнула находившимся рядом выключателем и повернулась к нему, все еще сверкая улыбкой удовлетворения и нежности. Но стоило мне увидеть Глеба без одежды и при ярком свете лампы, как вся радость схлынула, оставляя ужас и отголоски ненависти, смешанные с болью.

Все руки и внутренняя часть бедер Глебы были исколоты до синяков. На нем вообще живого места практически не осталось. Все тело в синюшных внутренних кровоизлияниях. Он не просто похудел, он усох.

Теперь стала понятна и новая привычка носить свитера под горло и рубашки, застегнутые на все пуговицы. Он обнажал только руки, немного, рукава не выше, чем на три четверти.

— Боже, Глеб, — я совершенно забыла, что голая и собиралась в ванную, даже не чувствовала, как по внутренней поверхности бедра стекает сперма. — Что они с тобой делали?

Из глаз брызнули слезы. Я не хотела для такой жизни. Пусть он и сам выбрал… Но такое состояние… Ужасно. Больше похоже на пытки.

Глеб чертыхнулся и провел рукой по отросшим волосам, подстриженным по последней моде, с длинным, густым верхом, переходящим в средней длины челку и в почти выбритые виски и затылок.

Он даже не старался прикрыться, понимая, насколько такое действие сейчас было бы бестолковым.

— Я не хотел, чтоб ты это все увидела. Не плачь. Выживу… Если переживу этот год. — Вроде пошутил. Но от шутки внутренности скрутило узлом и я заревела еще сильнее, прижимая его к себе. Остановило тихое шипение.

— Ох. Глеб, извини, ты же весь в синяках. Почему сразу не сказал? А я тебе еще… — И я снова разрыдалась.

— Не путай теплое с мягким. — Мужчина слегка встряхнул, — брысь умываться и приводить себя в порядок. Лен, это не самое страшное… Поверь. И уж лучше я, чем ты. Давай, двигайся. — Глеб, грубовато шлепнув меня чуть пониже спины и получив на это злой взгляд, улыбнулся и кивнул в сторону двери, мол, иди давай. Сам же начал одеваться, отвернувшись спиной. Увидев его с другой стороны с силой втянула воздух и, схватив запасную простынь, завернулась в нее и выскочила в коридор. Где-то там была ванная.

— Вы что, даже в ее комнате камеру повесили? — Русоволосый крепыш зашел в комнату, увешанную по всей стене экранами, с бутылкой воды и тарелкой с бутербродами.

— А что не так? — Еще один, высокий и жилистый, с цепким взглядом, развернулся в сторону вошедшего. Лена в нем сразу бы узнала одного из тех, в гражданском, что встречали на перроне ее и Бориса.

— А бабенка то ничего… Аппетитная. — Рыжеватый из охраны потянулся в своем кресле, не отводя взгляда от женской фигуры, что стояла около кровати и собиралась надевать нечто кружевное и воздушное. — Жаль, что ночник еле бздит. Ее бы при свете рассмотреть… Эх… — Он со вздохом сожаления подцепил бутерброд с колбасой и направил его в рот почти целиком. В сильных пальцах осталась едва четверть куска хлеба.

— О, гляньте, “подопытный” пришел. Значит все-таки с ним… А ты говорил, все трое, все трое… — Рыжий бросил насмешливый взгляд в сторону русоволосого, что отпивал воду прямо из бутылки, глядя при этом на экраны.

— Ох, еб… — На некоторое время в одной из комнат расположенного рядом с домом флигеля установилась тишина, нарушаемая редкими ехидными комментариями и смешками.

— Бля… Аж покурить захотелось, — выдал рыжий, когда в комнате зажегся свет. — Бля… Никак не привыкну к его виду… Ишь, как убивается… Сколько, говорите, не виделись, год? — Поинтересовался самый новый из охраны “подопытного”, как его называли между собой ответственные за сохранность объекта и заодно за сохранность информации, военные. — А такое ощущение, что каждый день видятся, так и фонит… как их там… флюидами.

— Рыжий, много болтаешь.. — До этого молчавший брюнет приструнил коллегу.

— Вернулась…

— Второй тайм? — Жилистый усмехнулся. — С такими темпами дрочить нам до утра. — Хохотнул сам своей несмешной шутке.

— Ага… — Прокомментировал рыжий, — Жаль, что без звука. Половина эффекта пропадает.

— О! У нас гости. — Вдруг воскликнул русоволосый.

— Где? — Подскочил брюнет.

— Да не дергайся, я про “хоум” видео.

— Идиот.

Все в гражданском зачарованно уставились на экран, транслирующий видео из одной из спален, впрочем, не забывая то и дело пробегать взглядами по остальным изображениям.

И только один, тот самый молчаливый брюнет, оценив обстановку и не увидя в ней ничего угрожающего, вышел, якобы в туалет, включил воду и набрал по памяти номер. На короткое “алле”, выдал:

— Первый. Между — где-то пол часа.

И тут же сбросил вызов, сразу удалив запись о нем.

В нескольких сотнях километров от поселка, где происходят события, мужчина в возрасте с довольной улыбкой откинулся в кресле за рабочим столом и, плеснув себе коньяка из графина, чокнулся с воздухом и выпил.

“Тоже мне, олухи в форме” — Подумал, бросая в рот кусок сыра. — “Заблокировать возможность размножения”. Словно перекривлял мысленно чье-то распоряжение.

Это как бабочке крылья оторвать и заставить летать. Вся работа насмарку.

Не важно, что будет с этим телом. Важно, что это тело может после себя оставить. Лишь бы все получилось.

Мужчина ослабил узел галстука и потарабанил пальцами по столу.

А то, что будет в другой стране жить — еще лучше, проще наблюдать в естественной среде. А то с этими вояками только угробить объект можно, а не изучить.

Лишь бы забеременела.

Какая лотерея.

Но от осознания, что эксперимент может получиться или не получиться в равном процентном соотношении, только больше распалялась его творческая натура экспериментатора.

Всем будет лучше, если никто не узнает чей на самом деле ребенок. Придется проследить, проконтролировать, но это все потом. Главное, чтобы сейчас все получилось. Не зря же он столько времени подделывал результаты тестов, рискуя работой и головой. И не мог пропасть втуне активизатор подвижности спермотозоидов, так заботливо вколотый подопытному лично им.

— Глеб, — после возвращения из ванной, мы лежали, обнявшись. Глеб уже оделся и опять ничего не говорило о его физическом состоянии, кроме осунувшегося лица. — А мы не предохранялись…

— Это не проблема…

— Ты не против. детей? — Я с недоверием посмотрела на мужчину.

— Не против… Если у тебя будут дети от Тима или от Саши. или, не дай Бог, от Бориса, я их приму, как своих.

— Прости? — Я нахмурилась, не понимая.

— У меня не может быть детей, Лен. — Глеб с трудом сглотнул, словно слова его душили. — Меня “блокировали”..как они это называют. Без возможности зачать когда-либо вообще. Часть договора. — Глеб прикрыл глаза, но я и без их выражения могла понять насколько ему тяжело. Лишить человека способности к воспроизведению потомства… Это как руку отнять. или ногу.

— Прости… Я не знала. — Мне и правда было жаль. Не то, чтобы я возомнила себя матерью-героиней и собиралась рожать ото всех. Но и саму возможность забеременеть не отрицала.

Глеб только вздохнул и прижал к себе, накрывая губы поцелуем, но продолжить мы не успели, замок на двери опять щелкнул и послышался приглушенный мат, зацепившегося за порожек костылем, Саши.