История третья. Так не бывает

Глава 34. Последствия “последствий”

— Какой козел позакрывал всех в своих комнатах? — Зло спросил Красавчик, обращаясь почему-то конкретно к Глебу и раздраженно сверкая при этом своими серо-зелеными глазами.

— Спроси у нашей охраны. Чтоб им… — Наполовину недоуменно, наполовину зло произнес Глеб.

— Точно не знаешь? — Саша подозрительно сощурил глаза и, бросив костыль, буквально рухнул рядом с нами. В моей комнате стояла стандартная двуспальная кровать, но для третьего “постояльца” пришлось нам с Глебом потесниться.

Глеб на Сашин вопрос только то ли саркастично, то ли скептически приподнял бровь, отвечая одними глазами, без слов.

— Понятно… — Протянул Саша и улегся на бок так, чтобы оказаться к нам лицом.

— Кто тебя отпер? — Лениво поглаживая меня по плечу поинтересовался Глеб.

— Тим. Сейчас Бориса освобождает. — Сашины глаза следили за движениями руки Глеба и загорались жаждой, темнея от возбужденно расширившихся зрачков. — Я даже не спрашиваю чем вы тут занимались, вы бы хоть проветрили.

Глеб склонился надо мной, проводя языком по шее, от чего пальчики на ногах подогнулись и дыхания участилось. Остроты ощущениям придавали смотрящие уже не на руку Белого, а на меня глаза Саши. Он не сводил взгляда от моих губ, постепенно уменьшая расстояние между нашими лицами.

— А ты не завидуй… — Выдохнул Глеб у самого уха, вызывая мурашки по рукам и неконтролируемую дрожь возбуждения, что расходилась волнами от затылка по всему телу.

— Чему завидовать, если у меня все впереди… — Красавчик говорил уже практически мне в губы, наконец сливаясь с ними в тягучем, словно патока, поцелуе. Так искусно умел целовать только он.

Когда Саша немного отодвинулся, я потянулась за ним, стараясь как можно больше получить от поцелуя. Мягкие губы Красавчика хотелось трогать своими губам и пить ту нежность, что он давал, пока она еще не успела перерасти в жесткую страсть.

Ощущение двух пар рук, изучающе скользящих самыми кончиками пальцев по коже постепенно стало восприниматься, как нечто естественное.

Саша все-таки отодвинулся, спускаясь ниже, на шею, проводя языком между грудей и ниже, до самого пупка, прикусывая животик. Одновременные, более горячие ласки второй парой губ — Глеба — спины, будоражили, заставляя выгибаться в руках мужчин.

Одновременно оказавшие у промежности пальцы, вызывали неловкость, стыд и, противоречиво, более яркое возбуждение. Во мне боролись два желания: оттолкнуть и принять.

О том, что что-то предпринимать уже поздно, я поняла, когда полностью обнаженная сидела на Саше, к нему спиной, оплетая его бедра своими ногами.

Сам он сидел, опираясь на низкую спинку кровати.

Когда я поняла, что Глеб даже не собирается раздеваться и перекатывается к краю постели, схватила его за руку, умоляя взглядом остаться.

— Лен, я тут, никуда не ухожу… — В тоне его голоса звучало удивление, он словно задавался вопросом “что случилось?”.

— Я… Я думала, что тебе неприятно будет… ну, еще один мужчина… — Совсем засмущалась я.

— Главное, что ты — тут, неужели думаешь, что добровольно лишу себя удовольствия? — Глеб почти рассмеялся, глядя шоколадными глазами, в которых плескались озорство и умиление.

И пока Саша медленно насаживал на себя, придерживая за талию, Глеб не раздеваясь и смотря мне в глаза медленно приближался лицом к моим бедрам, лаская короткими жалящими поцелуями. В его глазах было столько огня и в мимике лица столько голода, словно и не он не так давно вколачивался в меня со всей доступной ему мощью.

Когда его язык показался между губ и опустился в первом трепетном движении на уже пульсирующий от ожидания бугорок, я не выдержала и закрыла глаза, полностью отдаваясь ощущениям.

Саша медленно покачивал меня вперед и назад, растягивая обоюдное удовольствие, проворный язык Глеба между тем распалял, заставляя стонать и выгибаться, откидывая голову на плечо Саши и охватывать его шею руками. Поцелуй оказался таким же медленным и сочным, как и неторопливые движения члена внутри, в противовес становящемуся все более грубым напору языка.

Новые, не вписывающиеся в общий сюжет ощущения, заставили резко открыть глаза.

Встретившись с серыми и голубыми озерами, чьи владельцы увлеченно ласкали губами мою грудь, закрыла их опять.

Нет, я могла сейчас выгнать Бориса… или Тима с Борисом, или всех четверых. Испортив все.

Злость кольнула и пропала.

Я отпустила события на самотек, не желая становиться в бессмысленную позу “оскорбленной добродетели”.

Глаза мужчин и мимика их лиц говорили о многом. Я не нашла липкого сластолюбия, похоти, только чистую, незамутненную страсть, что сродни голоду, удовлетворение тем, что они видят, трогают, чем хотят обладать.

Желание отдавать раньше, чем брать.

Впереди еще целый год без них, не считая Бориса и, возможно, Тима.

Так к чему излишняя и никому не нужная стыдливость?

Я полностью отдалась ощущениям, тому трепету и солнечной нежности, обжигающей страсти, тягучему томлению, что вызывали мужчины. Отвечая настолько, насколько я могла ответить всем четверым.

Оставшиеся несколько часов до рассвета, мы провели вместе, то лениво лежа на руках-ногах друг друга, в сложной фигуре, на скинутых на пол матрацах.

То опять распаляясь и соединяясь в причудливом многоруком танце.

Оказалось, что заниматься любовью можно не только вдвоем. Мои мужчины творили волшебство губами, языками, руками, ласковым шепотом, рваным дыханием, хриплыми стонами.

Что поразило больше всего: никто не пытался склонить меня к оральному сексу или поиметь сзади… Совсем сзади.

Они брали меня по очереди.

Уделяя внимание всему телу, в том числе и гигиене.

Не знаю кто, но кто-то просто принес обычный таз с горячей водой и полотенце. Правильно, зачем время на пробежки до ванной тратить? С иронией думала я гораздо позже.

Тогда же мне оказалось совсем не до размышлений.

Если и существуют идеальные половинки, то, наверное, вот они. В нашем случае — пятые части одного целого.

Мужчины заснули, когда за окном начало сереть, они отключались один за другим. Последним уснул Борис, уткнувшись носом мне в макушку и невнятно рассказывая о том, что он счастлив и немного злорадствуя по поводу того, что он-то “там”.

Мальчишка.

Я улыбнулась и встала, решив посетить ванную и столовую. Сна не было ни в одном глазу, напротив, проснулся зверский аппетит.

В столовой сидел один из военных, угрюмый брюнет. Он с легкой насмешкой смотрел за тем, как я поглощаю еду, при этом старательно делая вид, что моя персона совсем его не интересует.

Уже на выходе из столовой застал его грубоватый голос:

— И как это — иметь свой гарем?

— А ты попробуй, узнаешь. — Подмигнула и тоже отправилась спать, в сопровождении хриплого смеха

— Все, мне надоело. — Борис, гневно сверкая глазами, ввалился в комнату, даже не пытаясь отряхнуть пальто от снега, а еще лучше — его снять. — Собирайся, поедем…

— Куда? — Безразлично уточнила, отвлекаясь от увлекательного занятия — разглядывания потолка.

Шел третий день как мы вернулись из России.

И третий день я не находила себе места, то и дело скатываясь в тихие истерики или апатию.

Прощание с Сашей, Глебом и Тимом вышло сухим и скомканным. Я боялась разреветься и тем больше сгустить и так напряженную атмосферу. Мужчины тоже прятали глаза. И только Тим сжал на прощание и тихим шепотом пообещал приехать в самом скором времени.

Знаю я его “скорое время”. Не меньше месяца, а то и двух.

На подобие вокзала нас отвезли те же в штатском. Хитроватое выражение лица рыжего, то и дело ощупывающего меня взглядом, напрягало и выводило из себя.

Борис бросал на мужчину косые взгляды, но молчал, успокаивающим жестом проводя то по руке, то по плечу. В какой-то момент уловила в его глазах злорадство, но так и не поняла к чему оно относится.

В Германии же на меня навалилась тоска.

Огромная. Всепоглощающая. Она поглотила мое хорошее настроение, надежду, радость и даже чувство юмора. Грозясь слопать и всю меня в самое ближайшее время.

— Да хоть просто пройтись. — Отрезал Борис, вытаскивая из шкафа теплые брюки и свитер. — На улице — сказка, снег валит огромными хлопьями и тишина.

— Борь, — внезапно мне вспомнился фрагмент разговора, еще там, когда мы лежали, утомленные, насытившиеся и ленивые, как котики на солнышке. — А как бы ты хотел назвать своих детей?

Борис с недоумением на лице и вопросом в глазах обернулся ко мне.

— Ну, Глеб бы хотел Марком или Кристиной, в зависимости от пола, Тим — Ладой или Семеном, Саша — Надей или Михаилом. А ты?

— А как хочешь назвать детей ты? — Вернул мне вопрос блондин, присаживаясь на подлокотник кресла.

— Никогда не думала над этим вопросом, — пожала плечами.

— Ты беременна? — Внезапно спросил Борис, с подозрением глядя на меня.

— Не знаю. Но мы не предохранялись, и с учетом того, что сперму в меня вы заливали чуть ли не литрами… — Я с улыбкой увернулась от шутливого подзатыльника Бориса и все-таки поднялась с кресла. А ведь и правда — все может быть… Так что прогулка и тортик…

— Борь, а давай зайдем куда-нибудь за тортом?

— Ты же сладкое так себе… Типа не любишь. — Борис все более и более выглядел подозрительным.

— Захотелось. И не смотри на меня так, сам же знаешь, с первой минуты ни у кого ни вкусы не меняются, ни истерики не начинаются, ни токсикоз не мучает.

Мой весьма познавательный монолог прервал звонок на месседжер. Абонент “Змей”.

— Я бы сказала, что вы хорошо выглядите, но, боюсь, ложь будет очевидной. — С некоторым недоумением и тревогой разглядывала три потрепанных лица с той стороны камеры.

— Да так, пришлось вступиться за честь и пробудить в некоторых совесть. — Потер фиолетово-желтый фингал Саша.

Борис отчетливо хмыкнул, но по глазам поняла — не скажет. Знает все, но делиться даже и не собирается.

Борис же смотрел на недовольство в глазах любимой женщины и понимал, что лучше вырвет сам себе язык, чем расскажет то, что они четверо решили держать в строжайшем секрете.

Это Тим утром обнаружил камеру в ее комнате и долго казнил себя, что не удосужился поискать ее накануне.

Хитро замаскированная в тяжелой портьере, даже его привычному взгляду попалась не сразу.

Глеб взбеленился до пены изо рта и только присутствие Лены и общее нежелание ставить ее в неловкое положение, связывало всем четверым руки.

Уезжая, Борис искренне надеялся, что ребята как следует объяснят пятерым засранцам, что не всегда можно лезть в чужую личную жизнь. Тем более в данном случае установка камеры не имела никакого смысла, кроме удовлетворения личного любопытства.

Тим связался с ним сразу по приезду, шепелявя разбитой губой с восторгом поделился самыми эпическими моментами мордобоя, в которых не раз фигурировали костыли Красавчика.

Если бы не Лена, Борис и сам бы с удовольствием навалял козлам.

Я решила не настаивать. Радость снова видеть своих мужчин перевесила обиду на нежелание делиться подробностями. Тем более должны же быть у них свои, мужские, дела. Главное — живы и целы, ну, относительно.

— Ты уверена? — Услышав вопрос практически без изменений в десятый, или около того, раз, молча закатила глаза. Всем своим видом показывая, насколько меня им уже успели утомить.

— Более чем. Еще раз повторяю. Мы с Борисом ждем ребенка

— А кого? — Саша высунулся вперед, а потом смутился, и отодвинулся назад вместе со стулом, издав ножками последнего неприятный, шкрябающий, звук. — Ах, да… На таком сроке..

Тут уже не выдержал Борис:

— Для “на таком сроке” существуют неинвазивные тесты. Если судить по ним, мальчик.

— А что с именем, еще не думали? — Вдруг осторожно спросил Тим. Вот хитрец, ничего никому не сказал, а ведь именно он, прилетев неделю назад на несколько дней, привез образцы, якобы для клиники.

Некоторое удивление вопросом сменилось в глазах остальных, что смотрели в камеру, осознанием. И только глаза Глеба загорелись и потухли, сделав безразличный вид, он отвел взгляд, но я успела заметить и тоску, и безнадежное отчаяние и, кажется, даже смирение.

— Уже даже решили. — Усмехнулась я, почувствовав руку на плече и ободряющее пожатие, которое оказалось так вовремя, впрочем, как и все, что делал Борис.

— И как? — Две пары глаз с безраздельным вниманием смотрели на нас с блондином.

— Марком. Мы решили назвать сына Марком.

Глеб вздрогнул всем телом. Шоколадные омуты смотрели с неверием и надеждой.

Не выдерживая эмоционального напряжения, мои глаза застлали слезы, еще не готовые скатиться. Я кивнула в ответ на произнесенное одними губами “Правда?”. И улыбнулась, закусив губу, на такое же беззвучное “Спасибо”.

Саша и Тим, не скрывая некоторой зависти, похлопали по плечам совершенно растерявшего свое напускное безразличие Глеба.

Мы смотрели сквозь камеру и сквозь пролегающие километры друг на друга с осознанием того, что жизнь легче не станет, даже когда мы все будем вместе. Ребенок. Его придется прятать. И еще вопрос: кого ставить в графе “отец”? Пока мы с Борисом не пришли к однозначному мнению. Я настаивала на биологическом отце, Борис, естественно, на своих имени и фамилии. Но еще придется учитывать мнение отца, не так ли?

Забегая наперед, мы многого тогда не знали. Ни о нашем то ли светлом, то ли темном ангеле, что дал возможность Глебу иметь детей и чей человек запер в нашу совместную встречу Сашу, Тима и Бориса в их комнатах, давай Глебу “фору”.

Этот несколько безумный ученый еще не раз появится в нашей жизни, проникая в нашу жизнь под всевозможными предлогами.

Пусть и не будет требовать многого: брать раз в полгода обычные анализы в “своей” лаборатории с формулировкой “Вам все равно их сдавать, так какая разница где?” и доступ к данным по развитию ребенка.

Но даже эти требования вносили элементы напряженного ожидания, нервозности и страха в нашу и без того неспокойную жизнь.

И малыша мы все-таки запишем на Глеба.

Но это будет потом. Через долгих полтора года.