Присцилла с головой ушла в книгу С. С. Ван Дайна «Злой гений Нью-Йорка», и чем дальше читала, тем больше ей хотелось бросить Каллиопу на произвол судьбы и попробовать свои силы в классическом детективе, с запертыми комнатами и преступлениями, совершенными при помощи духовой трубки и иглы, смазанной ядом какого-нибудь растения, растущего только в тропиках Папуа – Новой Гвинеи.
Пока она размышляла о самых ужасных способах убийства, напротив нее молодая пара держалась за руки и время от времени бросала друг на друга полные обожания взгляды.
Как эти двое встретились, гадала Присцилла, поглядывая на пару даже с восхищением. Как это вообще возможно? Это же настоящая магия. Узнавать себя, узнавать друг друга, довериться настолько, чтобы поднять взгляд и позволить прочитать в нем все чувства. Нет, правда, как такое возможно?
Рассеянно глядя на проплывающие за окном поля, Присцилла не в первый раз задавалась вопросом, как самое простое и естественное для всех вокруг для нее оказалось невозможным?
Ее последний возлюбленный пару лет назад просто исчез – без единого слова, без прощания. В среду он был, а в четверг – будто никогда и не существовало. Растворился, пуф! – и нет его, как призрак. Присцилла несколько недель думала, что сошла с ума. Как мог человек, с которым ее столько связывало, так поступить с ней? Она отчетливо ощутила длинную иглу, вонзившуюся в краешек сердца, чувствовала, как острие проходит внутрь, оставляя за собой разрыв, трещину вроде тех, что дети перепрыгивают на тротуарах.
С того момента для нее существовало «до» и «после», разделенные этой невидимой раной. А затем что-то в глубине ловко запустило гениальный защитный механизм, и все внутри нее заснуло. Вот так просто, как когда принцесса Аврора укололась веретеном, и весь замок погрузился в сон в тот же миг: служанка с метлой в руке, кот, лижущий лапку, повар на кухне над раскатанным тестом. Даже пламя в камине больше не дрожит, но и не гаснет. Все просто окаменело, и Присцилла вообще больше ничего не чувствовала, только в те редкие и неожиданные моменты, когда плакала. Она могла в супермаркете выбирать мандарины, как вдруг подступали слезы. Тихие. Несвоевременные. И предательские.
Острая заноза, оставшаяся на своем месте, слева внизу, вдруг запульсировала при воспоминании.
Так значит, она еще там. Неподвижная, вонзившаяся так глубоко; всегда готовая острой болью напомнить о своем существовании. Не все еще заснуло.
Лучше думать о смертельных ядах из Папуа – Новой Гвинеи, решила Присцилла, вновь берясь за Ван Дайна.
В это же время Чезаре вел машину по дороге в Тильобьянко, слушая Coldplay на полную громкость. Оставить за плечами все: мелкую месть, драмы, недовольство – на душе уже становилось легче. Деревушка, из которой он после школы бежал так, что только пятки сверкали, казалась ему ужасно скучной, а сейчас приобрела особое очарование, как и все, некогда утраченное. Для него это было путешествие в прошлое, место, где он был не профессором Бурелло, а просто Чезаре. Где все обращались к нему на «ты», и где он мог отдохнуть от лихорадочного темпа жизни. Какое облегчение. Какая свобода.
Настоящая свобода состоит из счастья, думал он, высунув руку из открытого окна автомобиля и глядя на дорогу сквозь солнечные очки. Или, может, наоборот, счастье состоит из свободы. Как бы то ни было, эта парочка друг без друга не может, вот что важно. Ему нравилось чувство влюбленности, и он умел отдаваться ему с энтузиазмом и определенной долей великодушия. Но все сопутствующие проявления его разрушали. И, как казалось Чезаре, решения здесь не существовало, поэтому он сделал песню Adventure of a Lifetime еще громче и с воодушевлением слился дуэтом с Крисом Мартином.