Из наблюдений над языком Реймсского Евангелия XI века (графика, орфография, фонетика)

Г. А. Николаев, Э. И. Биккинина

Реймсское Евангелие (далее — РЕ) — один из самых интересных и загадочных древних памятников, время и место создания первой его части, кириллической, до сих пор не установлено. Одни ученые считают эту часть РЕ подлинным памятником начала XI века, связывая его с именем дочери Ярослава Мудрого Анны, которая могла увезти рукопись вместе с остальным приданым во Францию, выйдя замуж за короля Генриха I. Другие исследователи видят в РЕ копию с оригинала XI века и датируют его не ранее, чем XIV веком. Именно к этому времени относится глаголическая часть РЕ, к которой приплетены 16 кириллических листов.

Уже с XVIII века этот памятник привлекал внимание множества ученых, стремившихся в первую очередь установить время и место его создания. Необъективное отношение к рукописи, а также три издания памятника[1] в которых встречается множество ошибок, послужили поводом для противоречивых мнений и вольных толкований текста. Большую роль в исследовательской судьбе этого памятника сыграла Л. П. Жуковская, опубликовавшая текст рукописи со вступительной статьей и считавшая РЕ очень древней восточнославянской рукописью[2].

Одним из первых российских исследователей памятника был профессор Казанского университета В. И. Григорович, который не сомневался в древности рукописи. Мнение ученого сохранилось в студенческих записях его лекций по старославянскому языку, которые мы здесь приводим (с некоторыми добавлениями в скобках) из архива Платона Заринского.

«Нечто о памятниках древнейшей славянской письменности. Реймское или Сазаво-Эмаусское Евангелие. Реймское Евангелие, как видно из послесловия его, писано рукою Св. Прокопия Чешского, жившего около 1053 года. Император Карл IV даровал его Эмаусскому монастырю в память Свят. Иеронима и Прокопия. Здесь к кирилловской части присоединена глаголическая часть, содержащая чтение первосвященническое. При аббате Павле II 16 окт. 1419 г. Евангелие взято было Гуситами и у них хранилось 40 л(ет). Около половины XV столетия, когда по взятии Праги Георгием Подебрадским определением Флорентинского Собора чехи-утраквисты объявлены были еретиками, снаряжено было посольство в Константинопль, а для лучшего успеха послано было в Константинополь и Эмаусское евангелие (= мысль Ганки). Палеокаппа, живописец константинопльский, привез его с другими драгоценностями на Тридентский собор в 1546 г. и вместе с другими сокровищами продал Кардиналу Лотаринскому, который за дорогой переплет с частицами Св. Мощей и блестящими драгоценными камнями принес его в дар Реймскому собору, на этом Евангелии присягали при венчании короли Франции. В этом виде Евангелие показывали императ. Петру I‑му в 1717, и он сказал, что оно на славянском языке. При Наполеоне I‑м Евангелие, как древняя рукопись, поступило в городскую библиотеку Реймса. Русский ученый (А. И.) Тургенев первый открыл ее, а Строев-Ястрембский ознакомил нас с содержанием Евангелия.

(Внешняя форма): Евангелие писано в малую 4‑ку и состоит из 47 листов; пергамен первых 16‑ти низшего качества, украшения букв неблестящи и относятся к искусству писания 9 и 10 века, буквы имеют большое сходство со старыми греческими рукописями упомянутых веков (курсив наш. — Авт.). С 17‑го листа пергамен лучше, буквы больше, их форма и почерк совершенно другой. Попадаются украшения и рисунки, обложенные золотом. Живопись груба, и вообще все украшения подобны находящимся в чешских рукописях XV века. Есть послесловие по окончании глаголич. части Евангелия…»[3]

Несмотря на достаточно широкий круг литературы о РЕ, сведения, представленные в отдельных статьях, разрознены и противоречивы, что заставляет большинство лингвистов деликатно обходить РЕ вниманием, а иногда просто умалчивать о нем, как о памятнике с сомнительной историей.

Безусловно, особенности языка эпохи, в которую создавалась рукопись, должны были отразиться и на материале этого памятника, в первую очередь, в его фонетике, графике и орфографии. В этом плане обращает на себя внимание окончание строк в рукописи. Известно, что в славянских памятниках с древнейших времен (начиная с Киевских листков) строка заканчивается в абсолютном большинстве случаев на гласную, что, по мнению специалистов, было связано со слоговым принципом переноса[4]. Согласные в конце строки встречаются крайне редко. Так, в Изборнике 1076 года из 3,5 тысяч строк согласной завершаются только 35. При этом, как правило, перенос разделяет сочетание консонантов, где вполне вероятна гласная вставка, которая не отразилась в графике[5], например: прѣд-станѹть (67 об, 1 св.), възд-вигнеть (176 об, 9 св.), ѹмрь-ши (248, 9 св.) и т. п. В древнейшей рукописной восточнославянской книге Путятиной Минее на более чем 4,5 тысячи строк приходится только 7 согласных концовок. Сюда не относятся те случаи, когда после согласного стоит паерок на месте исконного редуцированного: въскрꙿ-съшѫ (6 об, 7 св.), нашихꙿ (18 об, 2 сн.), мꙿ-ножьство (54, 4 св.), истьлѣнꙿ-ноѭ (134, 7 св.) и др.

Обилие согласных концов строки в РЕ бросается в глаза: 453 строки оканчиваются на гласную, 192 — на согласную. Например: изб-и вьсѧ (7г, 18—19), в-ьсѫ (2б, 15—16), ег-о (8а, 1—2), д-а изгонѧть (1а, 18—19), вьзд-родѹитесѧ (2г, 9—10), хожѧ-ста (9а, 9—10), ѿврьз-ьшасѧ (11г, 12—13), нарек-ѹть(с)ѧ (14б, 13—14), покл-онишисѧ (13а, 16—17), о нем-ь (6в, 15—16), ѿ н-его (11а, 5—6), п-оими отрочѧ (7г, 1—2), авр-амлѧ (3в, 17—18), кр-ьви (2а, 7—8), с-ьтвори (9в, 2—3), ст-регѫща (5а, 16— 17), вьсх-ыщаѫть (16б, 15—16), д(у)х-мь (9а, 6—7), иц-ѣлитисѧ (2в, 8—9), реч-е (11б, 12— 13), идош-а (8б, 15—16), ащ-е (3в, 4—5), дьщ-и (6в, 2—3) и др.

Мы привели здесь примеры, свидетельствующие о том, что окончание строки не зависело от качества согласного. Конечным мог быть шумный и сонант, губной и язычный, взрывной и фрикативный согласный. При этом, как видно из примеров, в РЕ наблюдается своего рода закономерность: в абсолютном большинстве случаев переносом разделяются согласный и гласный. Случаи переноса между согласными связаны с рефлексами сочетаний типа *tort или *tъrt, в которых, по законам восточнославянской фонетики, перед плавным находились гласные фонемы: ѹм-рьтвьѧ (7г, 10—11), п-рѣдь (16б, 2—3), ст-регѫще (5а, 16—17), в-льсви (6г, 14—15), възв-ратистасѧ (9б, 7—8). В речи древнерусского переписчика в этой позиции, безусловно, присутствовали гласные, которые под влиянием орфографии южнославянского подлинника не обозначены на письме. Как показал В. М. Марков, отсутствие обозначения редуцированного на письме не означало отсутствия его в языке[6]. В других случаях под перенос в РЕ попадают слова с титлами типа ерсл-мѣ (6в, 17—18), дх-мь (9а, 6—7), н-бсе (12а, 17—18) и тому подобные или с отсутствующим исконным редуцированным типа м-нѣ (12б, 9—10), правьд-наго (15в, 20) и т. д.

Объяснить такое обилие согласных концов строки можно неустоявшимися орфографическими нормами, что было вполне вероятно на ранних этапах освоения древними русичами письменной культуры. Сходную мысль высказывает и Л. П. Жуковская, предполагавшая серьезно заняться исследованием памятника: «…многочисленные окончания строк на букву согласного… свидетельствуют не столько о недостаточной грамотности писца, сколько о неупорядоченности самой орфографии»[7]. Исходя из этого и ряда других оснований, Л. П. Жуковская полагает, «что такая рукопись, как РЕ, могла быть написана на Руси не позднее первой половины XI века»[8].

Неустойчивое владение письменной культурой со стороны переписчика отразилось и в тех многочисленных описках, которые встречаются в рукописи. Л. П. Жуковская скрупулезно отметила их в подстрочных примечаниях и вступительной статье к изданному ей тексту Евангелия[9].

Другой яркой особенностью РЕ, свидетельствующей, по мнению Л. П. Жуковской (к которому мы присоединяемся), о глубокой древности памятника, является его одноеровость: в РЕ отсутствует буква ъ[10]. В истории русской письменной культуры имеется несколько одноеровых памятников. Т. Л. Миронова выделяет «группу рукописей типа РЕ»[11] из пяти памятников: РЕ, листок Викторова, Златоструй Бычкова, Житие Кондрата, Пандекты Антиоха Черноризца (фрагмент), в которых установлена одноеровая графика, и говорит об их родстве со старославянскими одноеровыми текстами системы архаической кириллицы: Листки Ундольского, Македонский кириллический листок, лист 67 из Супрасльской рукописи[12]. Собственно русские тексты (новгородские берестяные грамоты №109, 591, 778, недавно открытый Новгородский кодекс) говорят о том, что на Руси школы с одноеровой графикой существовали издревле[13]; вероятно, традиция эта была связана с системой архаической кириллицы. На новгородскую берестяную грамоту №109 ссылается и Л. П. Жуковская для объяснения одноеровости РЕ. Мы хотим привести еще один аргумент в пользу древности РЕ, связанный с одноеровостью памятника.

Исследуя историю редуцированных звуков в русском языке, В. М. Марков выделил в процессе падения глухих гласных период так называемой «недифференцированной гласности», отражающий определенную стадию фонемного неразличения ъ и ь перед их выпадением из фонетической системы языка[14]. Этот период, безусловно, характерен для древнего состояния языка. Не исключено, что и в РЕ мы наблюдаем отражение этого периода, хотя возможно и то, что протограф памятника был написан в системе архаической кириллицы, употреблявшей лишь один знак редуцированного.

Предположение о древности РЕ должно быть подкреплено фонетическими показаниями, а именно поведением глухих. В устоявшейся традиции исследование глухих осуществляется с учетом их позиций в префиксах и предлогах, суффиксах, корневых морфемах и окончаниях. Можно сразу же отметить, что в абсолютном большинстве случаев редуцированные в РЕ сохраняются во всех указанных позициях. Опущения их крайне редки. Обратимся к конкретным фактам.

В «еровых» приставках встречаем всего один пример отсутствия глухого в приставке сь‑, причем происходит это в «деэтимологизированном» сочетании ‑сьм‑ (смьрти) (6а, 11), что встречается уже в самых древних памятниках. «Безъеровые» приставки в РЕ не допускают вставки глухого, за исключением приставки от‑, где подобная вставка встречается 5 раз: о҅тьвѣть (7в, 9—10), о҅тькрыѫ҅тьсѧ (15б, 9—10), о҅тькрьвение (6б, 7; 15а, 16—17), о҅тьтолѣ (13в, 4). Как справедливо полагает В. М. Марков, возможной причиной появления здесь гласной вставки было стремление отграничить эту приставку от другой безъеровой приставки об‑, в которой, наряду с огласовкой, часто наблюдается опущение согласного[15]. Явление это довольно древнее и отмечается уже в Путятиной Минее.

Анализ суффиксальных морфем с редуцированными показал, что в тексте памятника встречается всего лишь один пропуск глухого на конце строки в суффиксе ‑ьн‑ и один пропуск в суффиксе ‑ьц‑ (в месяцеслове): правьднаго (15 в, 20—1), младенць (8 г, 6).

В корневых морфемах в сочетаниях с непроверяемым редуцированным РЕ допускает опущение глухого в следующих случаях (первая цифра означает число написаний с редуцированным, вторая — число пропусков): ‑дьв‑ — 4:3; ‑кьд‑ — 1:1; ‑кьм‑ — 0:1; ‑кьн‑ — 2:1; ‑кьт‑ — 3:7; ‑мьн‑ (мьног‑) — 1:15; ‑мьн‑ (мьн(ѣ)) — 4:4; ‑чьт‑ — 5:2. Как видим, с особой последовательностью опущение редуцированного происходит лишь в корне ‑мьног, что вполне закономерно, поскольку здесь отразилась самая ранняя стадия ослабления глухого между сонантами мн.

В сочетаниях согласных с редуцированным, проверяемым материалом русского языка, ‑дьн‑ пропускает глухой 1 раз из 2, ‑мьн‑ — 2 раза из 4, ‑сьл‑ — 1 раз из 8, ‑чьт‑ — 1 раз из 3. Редуцированный совершенно отсутствует в корневом ‑зьл‑ во всех трех случаях употребления этого сочетания — два раза в слабой позиции и один раз в сильной: зло (2г, 9), злословесити (3в, 2), зль (14б, 20). В Путятиной Минее в корне ‑зъл‑ тоже нередко можно встретить опущение ъ (зълы, з’ло, злобы). «Такие встречающиеся в памятниках написания… должны рассматриваться не только как явления графики, но и как свидетельство наличия гласности того же качества, что и в зъло, дьни, вьсе и под., т. е. гласности типа „о“, „е“, еще не подвергнувшейся возместительному продлению»[16].

Последовательно сохраняется глухой в сочетаниях типа *trьt.

О раннем создании РЕ говорит и отсутствие вокализации, а также употребление вставочных глухих лишь в заимствованных словах: каперьнаѹмь (3а, 11; 13б, 8—9), марьта (16в, 4) и др. Паерки в тексте используются исключительно редко, они заменяют исконный глухой в корнях два раза: дꙿва (6а, 2), дꙿвѣ (2а, 8); один раз значок стоит на конце слова: двьрꙿ (1в, 15), пропуск глухого в этой позиции наблюдается в трех случаях: принесѣт (11г, 7), сьтворит (6а, 15—16), храм (7в, 1). Значок на месте вставочного глухого в заимствованных словах встречается всего два раза: е҅р’дана (13б, 17), мар҅к҅а (3а, 9). Итак, сохранение редуцированных во всех позициях свидетельствует о древности рукописи.

Об этом же говорят и факты графического употребления юсов. В Реймсском Евангелии используются только две юсовых буквы — ѫ и ѧ. Это свидетельствует не только об архаической кириллице протографа[17], но и о древней школе письма, которой принадлежал переписчик, не употреблявшей букв ѭ и ѩ. По свидетельству древнейших исконно русских текстов (азбука на стенах Софийского собора в Киеве, Новгородский кодекс, берестяные грамоты и др.)[18], в первоначальной системе письма на Руси буквы с обозначением йотации не употреблялись или использовались в зависимости от школы. Об этом же говорит и отсутствие ꙗ в РЕ, исключительно редкое употребление ѥ и ю, использование ѹ в функции ю; эти буквы, вероятно, еще не были в широкой практике применения.

Буква ю в РЕ встречается два раза: в суффиксе действительного причастия настоящего времени мужского рода единственного числа в именительном падеже и в винительном падеже местоимения женского рода единственного числа: вьпрашаю҆щь (9б, 15); ю҆ (4в, 2. По увеличенной фотокопии рукописи видно, что писец выводит эту букву очень неуверенно, особенно в первом примере, что отразилось в далеко стоящем от овала знаке йотации и в нарисованном внутри буквы значке, напоминающем точку в О (широком). Вероятно, буква ю в тексте — введение переписчика. Используется она так редко и с такой осторожностью, может быть, потому, что знак этот мог только появиться в практике той школы письма, которой принадлежал писец, и употребление его еще не было нормой.

Знак ѥ в рукописи используется тоже достаточно редко — 13 раз: болѥ҆ (11б, 13—14), знаѥ҆ть (13г, 6—7), навечериѥ҆ (4г, 9), нбсноѥ҆ (14а, 19; 14б, 16), неб?сноѥ҆ (так в издании Л. П. Жуковской) (16б, 13—14), ѥ҆ (16в, 16), ѥ҆гда (15а, 3; 6а, 14), ѥгда (7б, 6), ѥже (2б, 13), ѥ҆зрома (3г, 3—4), ѥ҆устратиѧ (2г, 15—16). Это свидетельствует, видимо, об отсутствии этой буквы в протографе рукописи, однако переписчик, уже употреблявший ее в своей практике, применяет эту букву и в РЕ.

Специфической чертой РЕ является последовательное употребление надстрочного знака для обозначения йотации. Вероятно, это вызвано как протографом памятника, так и собственно системой письма, которой следовал переписчик. Для обозначения йота писец использует специальный надстрочный значок. С уверенностью говорить о природе его достаточно сложно. Возможно, нечто подобное переписчик видел в протографе рукописи, однако функциональную значимость надстрочного знака в рассматриваемых случаях переписчик тоже достаточно хорошо осознавал, поэтому и употреблял его с такой последовательностью. Над ѫ этот значок встречается 56 раз: ави҆ѫ҆ (3г, 16), братиѫ҆ (3г, 1) и в других случаях, над ѧ — 52 раза: авїѧ҆ (3г, 16—17), а҆наниѧ҆ (3а, 1—2), бж҄ьѧ҆ (6г, 6), васильѧ҆ (8г, 11—12), вьсиѧ҆ (13в, 3). Показательно, что значок никогда не используется над ѧ, не подразумевающим йотации, что говорит об осознанном его применении. Практически во всех примерах надстрочный знак как над ѫ, так и над ѧ ставится, если юсы следуют за гласной, стоят в начале слова или используются как отдельное слово, то есть в тех позициях, где йот слышался отчетливо.

Известно, что после согласных употребление йотованных букв по памятникам варьируется и часто зависит от места создания текста. «…В ОЕ известно… 43 написания с ꙗ, ѩ после р, л, н, с, з, обозначавших мягкие согласные… В Изб. 1073 г. также находятся в большом количестве…»[19] «Во многих рукописях XI века… встречаются случаи написания йотированных букв… и после согласных… обозначающих так называемые полумягкие»[20]. Исследователь приводит 13 примеров из Путятиной Минеи. То, что в РЕ значок йотации практически не ставится над юсами, следующими за согласными [встречаем только два случая — бывьшѫ҆ (16г, 19), крьстителѧ҆ (16б, 13—14)], возможно, говорит об отсутствии обозначения йота и в протографе РЕ. Известно, что «в Западной Болгарии произошло полное слияние йота с плавными… а на востоке *l и *n пережили йотацию, то есть отчетливое выделение неслогового глайда… что и явилось одной из внутренних языковых причин для введения в кириллическое письмо знака ͱ в Преславле. Обозначение в кириллических памятниках палатального плавного с помощью диакритических знаков… закрепленных за согласными, основано на западно-болгарском и македонском произношении, которое легло в основу глаголического письма, тогда как на востоке южнославянского ареала, в преславских памятниках, для обозначения палатальности по образцу греческой йоты стали писать знак ͱ»[21]. Возможно, протограф РЕ был связан с западно-болгарским ареалом. Об этом же свидетельствует и постановка значка над е после гласного, в то время как йотации после согласного в памятнике совершенно нет: море (1а, 3) и др. Известно, что в Изборнике 1073 года, в Остромировом Евангелии встречаются примеры употребления ѥ после согласного[22].

О том, что буква ѥ для переписчика РЕ была маркированной, говорит использование над ней в 11 случаях из 13 надстрочного знака. Значок встречается в рукописи и над всеми случаями употребления ю: ю҆ (4в, 2), вьпрашаю҆щь (9б, 15). Несколько раз значок стоит и над вторым элементом диграфа ѹ: доу҆хь (6а, 8), реченоуоу҆моу (6а, 1), оу҆бозни҆ (16а, 4). Однако это, скорее, чисто графическое обозначение, хотя ѹ в РЕ тоже несет особую звуковую нагрузку, достаточно часто выступая в функции ю.

Надстрочный значок в РЕ часто стоит над и. В начале слова или над отдельной буквой он употребляется более 60 раз: и҆ (2б, 3; 2б, 10; 3г, 2; 4г, 16), и҆де (7б, 16), и҆же (12б, 10—11; 16а, 6; 16в, 9—10), и҆зидеть (7а, 15) и т. п. Здесь мы не рассматриваем заимствованные слова, где значок мог быть обусловлен греческим оригиналом, хотя и в них он употребляется достаточно последовательно. Больший интерес для нас представляет использование знака в положении после гласного (58 раз), главным образом, после предшествующей и: альчѫщии҆ (2г, 1), боли҆и҆ (16б, 12), болии҆ (3а, 17; 16б, 8) и т. п. В заимствованных словах подобных примеров мы встречаем 6: исаи҆е҆мь (13б, 12—13), и҆саи҆ѧ҆ (10г, 12), и҆ѫ҆дѣи҆стѣ (6г, 13) и др. Вероятно, в этом положении и звучала особенно напряженно, что писец и пытался отразить в РЕ.

Однако и без йотации встречается в памятнике чаще. Так, в начале слова или в качестве отдельно стоящей буквы и используется около 390 раз: и (1а, 3; 1а, 3; 1а, 14; 1а, 17), и(ж)е (10а, 14), и(мь) (9а, 14), ищи (1в, 12; 1г, 19; 2г, 13—14; 3а, 7) и др. После гласной и без значка употребляется более 100 раз: бжии (10г, 4; 12а, 15; 2в, 13; 14б, 13), біжии (12б, 6), вьзлѹбленыи (11г, 16—17) и др. Среди заимствованных слов подобных случаев встречаем 15: галилѣискѫ (8б, 4), генадии (1г, 9), га(л)лѣискаго (11г, 9), гуриии (1в, 20—1) и др.

Материал РЕ свидетельствует о том, что надстрочный знак над и в РЕ ставится в ⅓ всех случаев. Вероятно, и в протографе рукописи имелось подобное обозначение. Так, в Супрасльской рукописи, памятнике старославянского языка, встречаются похожие, хотя и не такие частотные примеры.

Йотованное е, как уже было показано выше, лишь 13 раз передается через соответствующую букву ѥ. В остальных случаях йот либо не обозначается совсем, либо для йотации используется все тот же надстрочный значок. Так, йот не обозначается в начале слова и в отдельно стоящей букве более 120 раз: е (5г, 11), евуньгельѧ (10а, 9), егда (2г, 6; 5г, 6; 5г, 11; 9а, 13), его (1а, 4; 2в, 8; 2г, 16; 4а, 7; 4б, 14) и др. Надстрочный знак употребляется над е в этом же положении более 140 раз: е҅ (3б, 3; 6а, 18; 7г, 7; 16а, 20; 16б, 16), е҅гда (2г, 5; 5а, 8; 8г, 18—19), е҅го (2а, 16; 2а, 18; 2б, 7; 2в, 3; 3а, 11; 3г, 1) и др. Как видим, примеры с надстрочным знаком преобладают.

В случаях с е после гласного написания без йотации встречаются 30 раз: абие (2а, 19), а҆бие (2б, 2), біжие (11а, 3), бгоѧвление (11г, 5) и др. Надстрочный знак над е҆ в рассматриваемом положении встречается в два с половиной раза чаще (72 примера): а҆би҆е҆ (12а, 12), а҆бие҆ (11г, 6; 12а, 12), архие҆рѣѧ (7а, 5), арьхие҆рѣи (10г, 2), бж҄ие҆ (2в, 20) и др.

Показательно, что именно над буквой е, как функционально наиболее ясной для переписчика, йотация проводится наиболее последовательно.

Использование надстрочного знака в функции йота — явление, отличительное для переписчика РЕ, поскольку ни в одной русской рукописи этот знак не употребляется так последовательно и с такой повторяемостью, как в нашем памятнике. Удивительная однородность надстрочных знаков как по форме, так и по функциям, с нашей точки зрения, может говорить о древности текста. А. А. Майков применительно к Остромирову Евангелию пишет, что «значки, являясь в первой поре своего развития, отличаются последовательностью и разумностью употребления. Писец знал, где их ставить»[23]. Эти слова, на наш взгляд, можно применить и к РЕ.

О раннем времени написания памятника говорит также правильное употребление ѣ в абсолютном большинстве случаев. Именно картина «поведения» ѣ в рукописи является одним из наиболее показательных аргументов восточнославянского происхождения памятника, о чем в свое время писал А. И. Соболевский. Свидетельство этому находим в замене старославянского ѣ на русское е в южнославянском неполногласии (12 случаев при почти 50 примерах с ѣ): древо (11а, 18—19), среды (1г, 19), средѣ (3б, 4; 9б, 12—13), стрегѫще (5а, 16—17), чрев(ѣ) (5г, 10), чревѣ (4б, 18; 4в, 17; 9а, 4—5), чреслѣхь (9г, 18—19; 10б, 13—14), но: брѣмѧ (13г, 19), дрѣва (11а, 17) и др. Здесь фактически мы имеем дело со смешением южнославянского написания и восточнославянского произношения соответствующих слов. Этот факт необычайно ярко подтверждает то, что РЕ было переписано на Руси, поскольку подобную замену мог произвести только русский переписчик.

Об этом же говорит использование на месте старославянского ѧ русского ѣ в окончании существительного в родительном падеже единственного числа *ja-основы [(пользѣ (2а, 12)] и в винительном падеже множественного числа местоимения вьсѣ (2в, 16), а также стяженные формы имперфекта: бѧхѹ (5а, 15), бѧше (6г, 6; 9а, 9; 10б, 10; 15в, 19) и др.

Показательны преобладающие (26 случаев) написания русского ж на месте старославянского ‑жд‑ (7 примеров): жѧжѫщеи (14б, 5), охожѧше (6в, 10), прѣ(ж) (3в, 11; 10а, 7), но: рожденыихь (16б, 7), рождь(с) (4г, 9), рождьшее (4в, 8—9) и др. Интересно, что как рефлекс сочетания *tj мы встречаем только южнославянское щ: болѧщаѧ (1б, 11), бьдѧще (5а, 16), владѹщѫ (4г, 15), владѹщѹ (10в, 17) и др. Вероятно, такое неравное употребление жд и щ вызвано тем, что щ могла употребляться в древнерусских текстах самостоятельно как общеславянский рефлекс праславянских сочетаний *stj, *skj, в то время как сочетание жд на русской почве требовало либо вставки глухого, либо опущения смычного согласного и замены жд на ж.

Частое а с протетическим йотом (передаваемое в виде ѧ), ѹ в начале слова тоже могут говорить о древнерусском происхождении памятника: ѧзь (7б, 8), ѧвисѧ (4в, 5, 7в, 20; 8а, 14), ѹже (11а, 16), ѹтриѧ (7в, 15), ѹтрьѧ (8г, 4; 8г, 7), ѹтрьни (6г, 7) и др. Об этом же свидетельствует и встретившаяся форма ростѧшє (6г, 2—3), наряду с растѧшє (9а, 5—6 и др.) и другими образованиями, включающими приставку раз(с)‑.

Последовательно проведенные II и III палатализации, вероятно, свидетельствуют о написании РЕ в Киеве (возможно, в скриптории Ярослава Мудрого): вьстоцѣ (6г, 19— 20; 7б, 12), агньць (12б, 6) и др. Об этом же говорят и формы, содержащие эпентетическое л. В РЕ l‑epentheticum встречается во всех случаях взаимодействия соответствующих согласных с ј: аврамлѧ (3в, 17—18), бгоѧвление (11г, 5), боѧвл(е)ні (12в, 14), боѧвле(н)хь (9г, 3) и др. Известно, что «очень широко отражается в памятниках письменности XI века упрощение неначальных сочетаний [блʼ], [плʼ], [влʼ], [млʼ], происходившее в ряде южнославянских говоров»[24]. Встречаем примеры без л в Саввиной книге, Супрасльской рукописи, Мариинском Евангелии, Зографском Евангелии, Ассеманиевом Евангелии. «В древнерусских рукописях утрата <лˮ> обнаруживается только в сочетании с <в> …извѣчесѧ (рядом — извлѣчесꙗ), ѹмрьщвь, суꙗзвенѫю в ПМ…»[25] Приведенные примеры из РЕ сохраняют сочетания вл, как и в других случаях взаимодействия губных с йотом. Возможно, здесь сохраняются особенности старославянского протографа памятника.

Стремление следовать старославянскому протографу вообще характерно для изучаемой рукописи, как, собственно, и для других наиболее древних рукописей XI века (см., например, Остромирово Евангелие). Об этом говорят многие факты: 1) постановка редуцированного в сочетаниях типа tъrt только после плавного: грьличища (6а, 2), дрьзаи (2б, 17), испльнѧѧсѧ (6г, 4) и др.; 2) исключительное употребление щ как рефлекса ‑*tj, формы с южнославянским неполногласием в сочетаниях типа tolt, telt, tort, tert: благо (13г, 19), града (4г, 20), дрѣва (11а, 17), облѣчена (16а, 15) и др.; 3) достаточно последовательное сохранение юсов на исконном месте и другие графические особенности рукописи. К последним относится использование некоторых графем в Реймсском Евангелии.

Так, греческие буквы ѯ, ѱ в РЕ употребляются достаточно редко, соответственно 1 и 11 раз: а҅леіѯаньдриѧ /ѕіс!/ (1г, 13—14); наѱание҅ (4г, 14), наѱати (4г, 13), наѱатисѧ (4г, 17—18), ѱано (5г, 16; 7а, 10; 10г, 10—11; 12г, 7; 12г, 17; 13а, 15; 14г, 4; 16б, 1). Как видим, ѱ употребляется только в словах с корневым ‑пьс‑, что, вероятно, может говорить об особенно раннем отсутствии редуцированного в данном сочетании. В памятнике встречается исключительное написание с ѱ в этом корне.

Буква ѕ в РЕ употребляется только в числах: і҃ѕ (13в, 12), ѕ҃ (1в, 2; 2б, 19; 15г, 5), ѕі҃ (1г, 2), ѕ҃к (2г, 20). Известно, что употребление ѕ в древних текстах имело свои отличия. А. И. Соболевский в свое время писал о том, что кирилловские ѕ и з находятся не во всех церковно-славянских памятниках. Из них Ассеманиево Евангелие, Синайская псалтырь, Листки Ундольского и Хиландарские листки строго отличают ѕ от з, и ѕ является в них только в известных сравнительно немногих словах и формах, там, где оно образовалось на славянской почве из г. Другие памятники: Зографское Евангелие и Мариинское Евангелие, Клоцов Сборник, употребляя и ѕ и з, не делают между ними строго различия. Третьи памятники: Саввино Евангелие, Синайский Требник, Супрасльская рукопись, Остромирово Евангелие почти совсем не знают ѕ, они употребляют эту букву только в ее цифровом значении. Как видим, РЕ относится к последней группе памятников, вероятно, в протографе рукописи эта буква тоже почти не употреблялась.

Еще одна черта РЕ проявляется в использовании ѳ и ф. В тексте встречаются обе греческие буквы. Буква ф употребляется 45 раз, причем из них на месте греческого ф — 28 раз: е҅уфумиѧ (13г, 2), 17 раз происходит замена греческой θ на ф: афанасиѧ (13в, 18—19), вифлео҅ма (5в, 5). ѳ в РЕ используется 27 раз на месте греческого θ в словах и 5 раз для обозначения чисел: ноаТѳ(а)ма (4а, 1). Итак, в памятнике достаточно часто ѳ заменяется на ф, однако обратная замена нам встретилась только 1 раз. Очевидно, буква ѳ функционировала во время написания РЕ, замена же ее на ф, встречаемая в древнерусских текстах, и практически полное отсутствие обратных замен может говорить о специфике восприятия писцом этой буквы, вероятно, ф для него была ближе и более употребительна. Интересно, что в РЕ мы сталкиваемся со своеобразным колебанием исконного написания с ф и заменой его на ѳ в слове нефѳалимлѧ (13б, 15).

В то же время в РЕ встречаются некоторые своеобразные черты, которые можно отнести к особенностям письма переписчика. В этом плане обращает на себя внимание использование букв ѡ и О — широкого. Знак ѡ в памятнике встречается почти только в составе лигатуры ѿ. Позиции с использованием этой буквы отдельно менее разнообразны, чем в дошедших до нас древних текстах: один раз ѡ употребляется после гласной в заимствованном имени собственном, что было традиционно для древних памятников: іѡ(анна) (14в, 13), два раза омега встречается в начале слова: ѡнї (1г, 19), ѡтидоша (7в, 13). Омега в составе лигатуры ѿ употребляется 15 раз в начальном сочетании, передающем приставку от‑. Предлог ѿ употребляется без исключения 104 раза в виде лигатуры. Вероятно, здесь мы имеем дело со спецификой школы переписчика, поскольку для исследуемого нами памятника характерно использование омеги почти только в лигатуре. Так, в древнейшей берестяной грамоте №778, в азбуке Новгородского кодекса используется ѿ[26]. Показателен, на наш взгляд, и тот факт, что там, где в древних памятниках (Путятина Минея, Остромирово Евангелие и др.) встречается омега, в РЕ выступает О, что, возможно, тоже говорит об особенности школы. О используется в РЕ с высокой частотностью и последовательностью. Знак этот встречается в памятнике более 170 раз. Прослеживается закономерность в применении этой буквы:

1. О писец употребляет практически всегда в начале слова: Оба (3а, 18), Обидите (11б, 19) и т. п.

2. О используется в заимствованных именах собственных после гласного (24 раза): вифлеОма (5в, 5), вифлеО҅ме (7а, 11—12) и т. п.

3. Предлоги о, об исключительно употребляются с О (30 раз): О҅ (1в, 1; 2а, 14).

К особенностям школы переписчика РЕ, вероятно, следует отнести 19 случаев использования знака ї.

1. Заканчивает строку: а҅вї-ѧ҅ (3г, 16—17), анастасиї (14а, 2), бж҃иї (12г, 11), ї-дѧа҅хѫ (4г, 16—17), ї-о҆сафата (3г, 17—18), послѫжишї (13а, 18), пр(д)чї (15г, 10) — или только слово: ѡнї (1г, 19).

2. Находится после и или ы: и҆ їа҅нѣ (15г, 1), роди їе҆сеѧ (3г, 11), роди їе҆хониѫ҅ (4а, 6—7), и҆ їжденѹть (14б, 18—19), и҅їань (12б, 18), куриниїѫ (4г, 16), лутр҅ьгн(ї) (6г, 11), при(ї)мь (8б, 2), таковыїхь (3б, 6).

3. Употребляется в начале строки или как отдельная буква: бо҃ѧвл(е)н҅ї (12в, 14), ї (14в, 13; 15а, 3), їзвѣстьно (7б, 4), їо҆сеи (3г, 12). В слове чьстївь (6а, 7) ї объяснить трудно, возможно, это как-то связано с тем, что после ї (видно по фотокопии) стоит пробел, где очень неясно читается буква и.

Знак і используется почти только для обозначения чисел или в случае сокращения слов под титлом: аі҃ (1г, 9; 3а, 7), г҃і (1в, 13), д҃і (1в, 17; 2г, 18; 4б, 7).

Таким образом, на основании языковых особенностей рукописи можно со всей определенностью отметить, что Реймсское Евангелие написано на Руси на ранних этапах становления восточнославянской письменной культуры. Учитывая ряд экстралингвистических факторов, можно предположить, что Евангелие было написано, скорее всего, в Киеве, в скриптории Ярослава Мудрого и хранилось в библиотеке князя, откуда оно через Анну Ярославну попало во Францию.