Из современной голландской поэзии

Я пришел домой, было

часов восемь и редкостно

тепло для этого времени года,

садовая скамейка ждала меня

под яблоней

я сел и стал смотреть

как сосед у себя в саду

еще перекапывает грядку, ночь

поднималась от земли

синеватый свет висел между

ветками яблони

а потом потихоньку снова стало

так красиво, что не поверить, все

дневное исчезло, налетел

запах сена, в траве снова

были раскиданы игрушки, в доме

смеялись дети в ванне, смех

доносился дотуда где я сидел

под яблоней

а потом я услышал шум крыльев

гусиных в небе

услышал как тихо и пусто

становится вокруг

к счастью рядом со мной

кто-то сел, это ты

была рядом со мной

под яблоней, редкостно

тепло и близко

для наших лет.

Злачные пажити, тихие воды[1]

я их искал и правда

нашел, они были еще лучше

чем мне обещали,

прекрасные.

И в этом дивном краю сын

творца, пригвожденный к дереву,

но ни следа насилия или

сопротивления только

мир, покой.

Его пустые глаза смотрят на природу,

вокруг рта играют вечные вопросы,

почему же, кто ты,

где ты был, и т. п.

Без упрека, он наверное знал

что произойдет.

У меня нет ответа.

Им правда пора было жить отдельно, я видел

это по их лицам, превращавшимся

из детских в лица друзей,

из таких, как были раньше, в такие, как теперь.

Я чувствовал по прикосновению и по запаху

щек и волос, когда они меня целовали, это

не для меня, не как раньше,

когда все было впереди.

В нашем доме вырос целый мир желаний,

счастья, боли, горя, в их комнатах,

где они собирали все то

что возьмут с собой, воспоминания.

И вот уехали, а я смотрю из их окон и

вижу ровно все то же, ровно

тот же мир, что и двадцать лет назад,

когда мы здесь только поселились.

Скульптуры он не ваял, он их лишь

«высвобождал из мрамора», точно они там

были всегда,

(где-то, июнь, безветрие, белый

необитаемый остров в голубо-зеленом море)

и правда, он нашел прекрасный камень,

под его кожей идеальный механизм

из мозга, мышц и сердца,

и никакой напряженности, никакого движения

которое когда-то было или будет, только

статность, равнодушная сила,

миллиарда кристаллов, идеальная

копия молодости.

allegretto

когда распахивают двери лоджии

сандаловый аромат дачи смешивается

с воздухом со двора — веранда

подает себя к финалу нашего воображения

храбрым садом народных артистов

в этом саду одобрены и задуманы

предводителем пролетариев

находятся достойные называться

славнейшими экземплярами

всеобъемлющего вечно стремящегося ввысь

царства цветов вот полюбуйтесь

прошагайте уверенно не спеша вдоль

всех цветов шествие движется

как вам эти оптимистические пестики

как вам этот простой мощный куст

стойкая масса пластиковых цветов

начнем перекличку

присутствуют

гортензия

* сталинская премия первой степени

рододендрон

* 1-й секретарь союза цветов РСФСР

и плетистая роза (заметьте, как они машут и кланяются)

* народный цветок башкирской АССР

так же присутствует с ликующим корневищем

ракитник!

* вице-президент отдела растений союза

объединений по поощрению

дружбы народов

* сталинская премия второй степени

а вот и товарищ эвкалипт Ганна!

* почетный член сербской академии искусственных

деревьев

а вот и товарищ одуван!

* трудовая премия 2-го международного фестиваля

дольных в готтвальдове чехословакия

* сталинская премия первой степени

а вот и подруга фуксия!

*народный хлорофилл РСФСР

затем обоняю

резанец!

*диплом и медаль советского комитета защиты мира

обоняю

акантус!

* член комитета по присуждению ленинских премий

отделу цветка и флоры

тюльпан!

*ленинская премия

товарищ анютины глазки!

* доктор цветочных наук СССР

коммунистка лиственница!

*государственная премия глинки первой степени

*сталинская премия первой степени

товарищ edelweiß.

* председатель австрийско-советского объединения и

союза объединений по поощрению

дружбы народов

коммунист бирючина!

* второе место за вторую процессию живых

изгородей на конкурсе кустов в честь 10-летия

октябрьской революции

*сталинская премия второй степени

товарищ трава!

*член комиссии по декоративным цветам, лесам и

бобовым

и, наконец, да, наконец —

товарищ картофель!

*герой социалистического труда

*председатель союза клубней РСФСР

*депутат верховного совета УССР горьковского

района

*großer stern der völkerfreundschaft DDR (золотая)

*сталинская премия первой степени

вас приветствуют проходящие массы!

из громкоговорителей раздается песнь лесов

здесь аромат лесных троп там эссенция полей и

повсюду

повсюду мускус!

скрытые в грядке опрыскиватели брызжут на всю

катушку

каждый распространяет родной запах отмеренными

тройными дозами всеобщее торжество!

тычинки сворачиваются

о мускусные друзья

все цветы обратятся в усы!

и в этом заслуга великого гения Кавказа

садовода садоводов!

настал великий день!

шампиньоны и грибы топайте! мурлычьте мелодию!

вы будете услышаны

маршем борцов за мир, нашей родиной!

нашей стальной!

пластиковой родиной!

а вот мои стихи, милости прошу

не пугайтесь гулкого эха

давайте начнем в пустоте

пожалуйте в мой кратер света

когда-то мы с вами собирались, помните

прохладно оживлялись при блеске бокала

наши тени прозрачнее хрусталя

наша слава мимолетнее луча, озарившего

письмо в руках штильной женщины

мы были все в золотой пыльце

полупрозрачные, светящиеся любовью

обменивались томными взглядами

и обожали каяться

на вопрос, как у нас дела

правдиво отвечали

умираем от стыда, уважаемый

мы были свято убеждены, что когда-то

засекли нашего кровного господа

распяли собственноручно

апокалипсис заведомой карой

был выжжен у нас на сетчатке

мы отвлеклись на пару столетий

и что же произошло?

я собирался показать вам страну

прочную, чистую, со сбывшимися метафорами

вылепить стихи о нас, но едва начал

как у меня на глазах один здешний народ

взялся за чистку другого

прямо как две несоединимые республики

как это мы вдруг из ничтожества скатились в скотину

из радужных отсветов в повальную воплей лавину

как пошло от бережливых гусениц хамло на

хаммерах

есть мнение: это оттого, что бог исчез — отче наш

решил стать незримее прежнего

попытаться, а вдруг получится, ан нет, не вышло

и пропал бог

и в этом натюрморте с великим

отсутствующим

остались пораженные Нидерланды

а на устах все та же преходящесть

та же ветреность и всеми любимая жажда смерти

вся их суета обернулась суетой

всю их показуху, презренный металл, этот

зеркальный дворец

когда-то слывший бесконечностью

объявили нежилым

треснула затянувшая их души наледь

и из этого отверстия — тут мы и родились

кевин, рамсей, дунья, дагмар, роман и черити

возникли, как по мановению волшебной палочки

на тарзанках, с надувным оранжевым молотом в

руках

визжащие, орущие, антидепрессивные

либо молча гэнг-бэнгнутые за бризер

добро пожаловать в Нидерланды — страну каникул

оно и понятно, этот народ вывели

путем выколачивания из нас вины

заполняем полость лоснящейся пустотой

сия страна есть возмездие предков

бушующих в нас иконоклазмом

но она реальна, как связь

между детским стрингом и паранджой

кефиром и буханием до отключки

так мы и складываем столетия, полное к полому

мы сильны сведением друг друга к нулю

у нас природная тяга к пустоте

как влечение к глубине у циклопа

поймите, я хотел показать вам отечество

а не эту пустыню бескрайней свободы

но живем-то мы здесь, и хорошо бы

какое-нибудь подержанное божество

рифма за рифмой возвело страну

для этого безнародного народа

дабы из зияющей рытвины нашей души

именно из нее что-то величественное восстало

быть может, стихи — неплохое начало

Обогнул угол, выйдя из гостиной в коридор,

и съежился, стал ребенком: откуда ни возьмись,

на фоне матового стекла двери в холл темнеет

фигура отца; ключи в руке, медлит, замявшись.

Помню, его велосипед неизменно опережал мой

на полколеса, как бы я ни жал на педали.

При виде его драпового пальто вспомнился его

запах,

белые манжеты выглядывают из обшлагов. В комнате

шум, возня моих поглощенных видеоигрой детей.

Отцы всегда так — доводят сыновей, чтобы те поняли,

что

всегда найдется кто-то, кого тебе ни за что не одолеть;

Эва зовет меня, надо ей в чем-то помочь, но я я не

могу

мне всего одиннадцать крикнул бы но лишился языка

и не отвожу глаз, чтобы снова не потерять отца.

что и у тебя пропадет охота смеяться, как пропала

у него в свое время. Сейчас я бы его шутя обставил.

«Извини, но —» «Мы заново отделали ванную

комнату,

мама тебе та…» «— я должен идти в ногу с моим

временем». —

произносит он характерным для него нетвердым

голосом.

Вот что я хочу знать: я хочу знать, о ком он думал. Тогда.

Он разворачивается, как ни в чем не бывало

проходит сквозь обе двери

и бесследно вступает во веки веков. «Знаю я, знаю,

почему на обед всегда

была тушеная морковь, если мы накануне ставили

ботинок[4]!»

кричу я ему вслед.

Быть может (мне броситься к двери? бегом?), пора

«Что ты там вопишь, иди помоги мне гирлянды

развесить; ты хоть за молотком сходил?»

заговорить

о том

о чем не

заговаривали

до сих

пор.

Заговорить о том, о чем не заговаривали до сих пор.

На витрине выставлен торт,

большой белый торг.

Как мне быть?

Надо раздобыть деньги,

надо швырнуть камень в это самое окно,

надо быть именинником,

надо устроить так, чтобы барышня там, внутри,

вон та, с алыми губами,

влюбилась в меня —

я закрываю глаза,

прилипаю носом к стеклу,

бормочу заклинания:

торт, большой белый торт, пролети невредимым

через стекло…

или надо самому стать пекарем, непревзойденным

кондитером?

Один человек додумался до смысла жизни,

выбежал на улицу,

кидался к прохожим, говорил: «Послушайте!

Все не так, как вам кажется!»

и, путаясь в собственных словах,

объяснял это

всем и каждому,

и все и каждый были поражены —

вот оказывается, в чем смысл жизни…

надо же, кто бы мог подумать…

качали головой,

сбивали с себя языки пламени,

прыгали в канавы, реки, звали на помощь

либо удалялись в раздумий.

Правда круглая и потому

Умеет петь прямолинейно

И угловато и на все четыре стороны

И в крапинку

И высоко

И глубоко

Правда не круглая и потому

Умеет трогать

И быть совсем тихой

Ты живешь здесь поблизости?

Ходишь в гимнастический кружок?

Иногда я листаю журнал

Но не запоминаю

Ни цветов, ни букв

Помню только, что листал журнал

И пил воду, молоко или пиво

И вспоминал даль вдали

И ничто и вещи и ходьбу

И осла

Осел не круглый

Но осел красивое животное

Потому что осел красивое животное

Ведь осел красивое животное

Ест нечищеный арахис и фисташки

И все запоминает

В этом его притягательность

Надо бы узнать который час

У меня нет часов, нет списка

У меня нет прошлого нет нужды

У меня нет лодки нет уверенности

У меня нет луны, нет солнечного света

Даю себе время

Собери свои сентименты

Тоску по одиночеству

Тоску по гомону в просторных помещениях

Фантазию всевозможных сладостей

Фантазию всевозможных облаков

Может быть, у тебя не пропадет любопытство

Может быть, у меня не пропадет любопытство

К перемене и краскам

К голосам и материалам

Трубящим словам

Пышущему сердцу

Кто ты вообще?

В какой местности прошла твоя юность?

На какой улице в какой комнате?

Я рисовал ковбоев и индейцев

Помню они ни на что не были похожи

Ни на ковбоев

Ни на индейцев

Ни на испанцев на палубе

Ни на моих бабушку с дедушкой

Собери свои сентименты

Потому что они на что-то похожи

Даю себя времени

И вижу движение глиняных дюн

Даю себе время

И прохаживаюсь туда-сюда

Даю себя времени

Любишь дельтапланеризм?

Нам притягательность придает тоска

Она же мечта

И любопытство

Прочти все научно-популярные книги

Прочти все кулинарные книги и все книги без

рецепта

На руке как правило пять пальцев включая большой

Рассмотри все формы несоответствия

Рассмотри все формы представляющие собой все

либо ничего

Почти все люди королевской крови

И ты тоже

Даль накаляется даль шипит

Даль дышит близостью вдали

Даль накаляется даль шипит

Дыхание возможностей

Дыхание шума и смуты

Дыхание безмолвного и может быть

Даль брызжет слюной даль жужжит

Даль дышит испариной и сухой пылью

Даль брызжет слюной даль жужжит

Вот тебе моя рука

Давай потяни как следует

Самая что ни на есть настоящая рука

Не отвлекайся на линию жизни

Вот тебе ухо

Можешь обойтись без крика

Вот тебе глаз

Можешь обойтись без значимости

Приветствуй детей

Приветствуй мужчин и женщин

Моя задача мне ясна

Я говорю не облекая вещи в слова

Почка гребень бусина перо ковер пасть

Пойду с тобой

Без мыслей о свете и темноте

Без мыслей о высоте и глубине

Пойду с тобой

Ты отправляешься в путь

Расскажи песчинкам кто ты есть

Расскажи деревянным сооружениям кто ты есть

Расскажи переменам температуры кто ты есть

Расскажи запаху цветов кто ты есть

Расскажи цвету камней кто ты есть

Расскажи звуку инструментов кто ты есть

Расскажи буквам алфавита кто ты есть

Расскажи ослу и телеге кто ты есть

Расскажи солнцу кто ты есть

И ложись спать когда придет время

Продолжай в том же духе рассказывай без остановки

Продолжай в том же духе слушай без остановки

Продолжай в том же духе мечтай без остановки

Потому что правда круглая и не круглая

Потому что правда прямолинейная

И не в порядке вещей

Свет и темнота разбудят тебя снова

Высота и глубина подадут тебе одежду

Свист и тишина омоют руки и запястья

Мухи и бабочки тепло примут твой рот

Вспоминаю церкви и музеи

Вспоминаю концертные залы

Вспоминаю киоски

Могло быть так

Могло быть и так

Согни руки, выпрями ноги

Может, что-то вспомнишь?

Откуда у нас притягательность?

Откуда у нас время?

Секунды непонимания

Минуты знания

Часы неистовства

Дни ливня

Недели засухи

Месяцы барабанной дроби

Годы дали

Собери сентименты

Из полости и из угла

Из линии и из цвета

Из суффикса и из списка

Из плода и из тростника

Из меди и из приветствия

Из бумаги и из губы

Из струны и из времени

Вспоминаю что могло быть так

Да я живу здесь поблизости

Мы уже почти все ощипали. Птицы лежат, лоснясь

на нас

голой голубизной, — они и под перьями по-прежнему

куры.

Если бы мы могли отведать друг друга, то были бы на

вкус

уже не такими, как в одежде, — мы с тобой гораздо

лучше их

умеем быть тем, что носим, так давно и хорошо,

что нам от нее больно, от этой наготы.

Поглядим еще на лежащее перед нами, раз за разом

они собирают сами себя напоказ нам, все эти ладные,

существенные кости, узнаваемые останки, все это

обглоданное хозяйство, неизменно

сводящееся к чему-то, чем нам хотелось бы быть:

всегда

узнаваемому, как одно и то же лицо

при постоянной смене голов.

Сегодня утром мне позвонила дама и осведомилась,

Ричард ли я. Такого еще никогда не случалось.

Многим хотелось видеть меня кем-то, иногда кем-то,

кем я была раньше, иногда кем-то, кем мне

полагалось быть

— прикинься испуганной, говори как монашенка,

попрыгай на месте,

хоть бы раз короткую юбку надела —

но Ричарда с меня еще не спрашивали.

(Между тем тишина шуршит в ухе с обеих сторон.)

Повременю с ответом — существует иная, полная

возможностей жизнь,

материал, из которого я сделана, с таким же успехом

мог бы выглядеть и называться иначе.

Да, это я — Ричард. Это вы, мама?

Сколько зим, сколько лет.

Сумею ли я, став Ричардом, быть Ричардом, вплоть

до тела,

дыхания, тайн, манеры завязывать

шнурки по утрам? Любит ли он пастернак, к

примеру?

Повесит его мать трубку или окажется

такой настойчивой,

такой одинокой,

такой общительной,

что примет меня на веру?

Жив ли еще Ричард, или она каждый раз набирает

новый номер

и спрашивает его в надежде, что кто-нибудь да

скажет:

Ричард? Как же, есть такой. Наверху он.

Только бы ей не сообщили, что Ричард утонул, что

он

заблудился, попал в заложники, в аварию. Может, и

была какая-то

вечеринка, встреча? Может, я не просто виделась,

но и целовалась, разговаривала с Ричардом,

что он там пил, вино? Нам было весело вместе?

Сейчас как раз тот момент, когда можно промолчать,

повесить трубку или похрустеть пакетиками — якобы

дом

завалило снегом, вот незадача, вас совсем не слышно.

Мне представляется женщина в темной комнате, в

глазах вопрос.

А как же я? Где я ей в такую рань возьму Ричарда?

Уважаемая, я вынуждена признаться,

что я не Ричард, никогда им не была

и в лицо его не знала, хотя наши номера

мало отличаются друг от друга, между нашими

судьбами

пролегла восьмерка, четверка, двойка.

С другими у меня бывают зазоры ничтожнее цифры,

но их матери меня не знают, не станут сюда звонить.

Вы тратите время впустую, я — всего лишь полголоса,

пол-лица,

недостойные Ричарда, от меня и собаке еще ничего

не перепадало, кроме неубедительного присутствия.

(Из трубки доносится непреклонная тишина.)

Уважаемая, сама не знаю кому, но молюсь вместе с

вами,

чтобы у кого-то это получилось.

Получилось быть Ричардом.