Осторожно выбираюсь из своего укрытия и подхожу к зеркалу.
Бледная. А какой мне еще быть после всего пережитого? Но уж никак не моль.
И вот вряд ли мужчина, я имею в виду взрослый самодостаточный мужчина, такой, как Сивард, обсуждал внешность своей невесты с любовницей. Я конечно мужа знаю мало… Но то, что ему не характерный инфантилизм — а иначе, как инфантилизмом склонность к распространению сплетен я назвать не могу — это точно.
А вот в том, что Марика была его любовницей, тут сомнений нет. Слишком уверенно и раскованно она обсуждала с подругой моего мужа. Слишком собственнические нотки проскакивали в ее голосе, когда она упоминала имя Сиварда. Так может говорить только влюбленная женщина, имеющая право на этого мужчину.
Прислушиваюсь к своим ощущениям, всматриваясь в глаза собственного отражения. Обида. Вот что я чувствую. Обида и легкая жалость. Я ведь и правда на какую-то малую долю секунды верила в красивую сказку о счастливой семье. Как будто не знаю, что у аристократии принято заводить любовниц и содержанок. Что на Земле, что тут…
Впрочем, в верности мне никто не клялся. Может, Кассия и не смогла затронуть сердце собственного мужа… я не смогла… Теперь уже не узнаешь… Но разобраться в том, что с ним случилось, я обязана.
Не приложил ли к этому руку Каор? Хотя как? Сферы деятельности колдуна и лорда Эзерта не пересекаются. Только бывший опекун тоже ведь не лыком шит. Маг он сильный, богатый, влиятельный. И найти способ убрать конкурента, ручаюсь, ему не составило бы труда.
Стоит ли рассказать о своих подозрениях королю? Посмотрим…
Брызгаю в лицо прохладной водой. Беру из стопки чистое полотенце, аккуратно промакиваю кожу и, кинув в корзину для использованного белья, выхожу из уборной.
Думаю, меня должны вот-вот позвать. И вначале стоит разобраться со своими проблемами, а потом уже на мужнины переключатся. Как ни крути, а своя сорочка ближе к телу. Как и тех, кто остался в Отгрифе.
В приемную попадаю как раз во время. Нервный секретарь уже нетерпеливо расхаживает по кабинету, то и дело косясь на часы.
— Леди Кассия, наконец-то, — одаряет меня осуждающим взглядом. — Прошу за мной.
Киваю Тенте и Уораху, решив, что при необходимости их можно будет позвать, и ступаю вслед за Пипином Гардушем.
Кажется, сердце в груди замирает и пропускает удар. В своей жизни мне немало приходилось встречаться с разными людьми, бегать по инстанциям, выбивая какие-то льготы или решая проблемы. Один раз я даже на прием к нашему меру попала…
Но тут… Это ж как президент… Или еще выше… Понятно, отчего ноги ходят ходуном и подкашиваются. Его власть безгранична. А, почитывая исторические романы, я не раз сталкивалась на их страницах с описанием проявлений монаршего гнева и скорой расправы. «Голову с плеч!» — звучит, словно наяву возглас Червонной королевы из книги об Алисе. Нервная дрожь прокатывается по телу. А вдруг и мне… голову с плеч. Вдруг и король считает, что я стала причиной гибели колдуна…
Даже не смотрю на его величество, почтительно замерев в поклоне и ожидая, пока он позволит подняться.
Да … ну… глупости в голову лезут. Точно нервы виноваты. Максимум, что мне грозит, новое замужество. Марика со своей болтовней напрочь выбила из меня здравый рассудок. Нужно себя в кучу поскорее собрать и перестать волноваться.
— Встань, милое дитя, — звучит уверенный мужской голос.
Только тогда осмеливаюсь поднять глаза. И сразу же натыкаюсь на заинтересованный взгляд сидящего за столом монарха. Эх, знал бы он, что это самое дитя младше его самого всего лишь десятка на два…
Король не стар, но прожил немало. О чем свидетельствуют и щедро посеребренные сединой некогда черные волосы, и глубокие морщины вокруг глаз, и складки, прорезающие высокий лоб. Но пышная борода по прежнему цвета воронова крыла, а взгляд голубых глаз ясен и проницателен.
— Доброго дня, ваше величество, — брякаю, растерявшись.
Как принято здороваться с монаршими особами? Память тела подсказала изобразить поклон, а вот мысли по привычке удалились восвояси. Учили ли Кассию придворному этикету? Наверняка… Только я, позаботившись об организационных моментах, напрочь забыла о пробелах в своей памяти.
— Ты знаешь, для чего я тебя вызвал? — улыбается монарх.
Улыбка у него хорошая, благосклонная. Это успокаивает. С такой улыбкой точно никаких «голову с плеч» не будет.
— Догадываюсь, — немного осмелев, скромно улыбаюсь в ответ.
— О, дитя не только милое, но еще и умное, — заявляет его величество и кидает взгляд куда-то в сторону.
Я тоже невольно перевожу туда глаза и испуганно замираю. В темном углу, притаившись, словно упырь в норе, в глубоком кресле восседает не кто иной, как Эзерт Каор собственной персоной. Он, небрежно закинув ногу на ногу и откинувшись на удобную спинку, буравит меня голодным пронзительным взглядом.
В горле комком замирает возмущенный возглас. Что понадобилось ему тут?
Но ответ на вопрос я знаю и так. Вряд ли его величество Олеальд без помощи бывшего опекуна обратил бы внимание на свою ничтожную провинциальную подданную. У него таких провинциальных «ледей» вагон и маленькая тележка.
— Моя скорбь по Сиварду так же глубока, как и твоя, милое дитя, — говорит король.
И я снова поворачиваюсь к нему. Издевается? Испытывает?
— Неужели нет надежды, что мой муж жив? — выдавливаю из себя.
Внутри все покрывается коркой льда. Ощущение пристального взгляда, коим продолжает сверлить меня Каор, заставляет чувствовать себя неуютно.
Монарх сочувственно качает головой.
— Поверь, Касси, если б Сивард был жив, он нашел бы способ нас поставить в известность.
И я буквально кожей чувствую волну удовлетворения, исходящую от бывшего опекуна. Радуется, гад. Радуется, и даже не пытается это скрыть!