Так и стою, пытаясь вернуть самообладание, пока в комнату не входит Кадир. Как всегда бесшумно. Словно крадущийся хищник.
— Ты в порядке? — тихо спрашивает.
— Почти, — горько улыбаюсь. — Если считать в порядке то, что я буквально несколько минут назад дернула за усы одного очень опасного тигра.
— Главное понимать, зачем ты это сделала, — глубокомысленно заявляет друг.
Кидаю на него задумчивый взгляд. Да, в этом-то и вопрос.
— К тому же у нас завелся шпион, который сливает информацию колдуну и Каору. Нужно всех аккуратно расспросить. Так, чтоб не спугнуть доносчика. Мало ли. Может, нам пригодится…
Кадир коротко кивает.
Проблем становится больше. Казалось бы, только разобрались с одними, нашли выход, ну… может, не выход, а хотя бы тропу к нему. Едва заметную, тонкую, пролегающую сквозь терновник и жгучую крапиву, но, по крайней мере, идущую в правильном направлении. Как на тебе! Новые подводные камни…
Шпиона мы так и не находим. Осторожные расспросы приводят в тупик. Один за другим отметаются все, и так немногочисленные, подозреваемые: конюх, старая птичница, Фрира, ее мать, даже малыш Лоил… Несчастные могли попросту не подозревать, что выдают врагу нужные сведения, но… но никто в последнее время не покидал пределов Отгрифа. Работы было под завязку, и две недели все трудились, не покладая рук. Лишь Кадир ездил за бобинами с лентами в лавку на улице Шиповников. Только его подозревать я уж точно не стану.
А дней до ярмарки остается все меньше и меньше.
Настырные кавалеры, к счастью, на время оставляют меня в покое, и появляется возможность полностью погрузиться в подготовку товара к продаже.
Вначале, как и полагается, ковры подстригаем.
Неровные концы нитей выглядят неопрятно и коряво, портят картину. Тщательно, до миллиметра, конечно же, каждую ворсинку не измеряем, но стараемся подрезать ровненько и аккуратно.
К тому же, обратная сторона изделия лучше всего показывает возможные ошибки в цвете. И пока нити не закреплены, можно легко их удалить и заменить нужным оттенком. Поэтому, скрупулезно проверяем изнанку и вылавливаем огрехи.
Потом наносим клейкую патоку, которая хорошо фиксирует узелки. Я уже основательно так поднаторела в магии и вполне могу пройтись по влажной от клея поверхности теплым воздухом, чтоб он быстрее высох.
Затем край основы подшиваем плотной лентой? за ней как раз и ездил Кадир. И я, держа в руках бобину, снова кидаю осторожный взгляд в сторону друга. Он удивленно смотрит в ответ, не понимая, чем обязан такому вниманию. Извиняюще улыбаюсь. Становится стыдно. В самом деле, Кася, дожилась. Подозревать, Кадира!
Встряхнув головой, гоню глупые мысли. Сейчас важно сосредоточиться на работе.
Самая интересная часть впереди. И маленький Лоил от нетерпения уже подпрыгивает на месте, словно резиновый мяч. Потому что с самого утра в большой бадье нагрели воду и развели неимоверное количество мыла. Теперь огромная белоснежная шапка пены грозит вылезти из своего убежища на радость маленькому мальчугану. Подумать только, сегодня будут купать совсем не его, а ковры!
Мне смешно и умильно, пока наблюдаю, как малыш, сосредоточенно нахмурив бровки, водит мягкой щеточкой по разноцветному ворсу.
— Так, Касси? — поднимает большие голубые глазенки.
— Да милый, — киваю. — У тебя отлично получается!
И мальчик, преисполнившись собственной значимостью, с еще большим энтузиазмом принимается за дело.
Рядом такими же щетками скребут остальные ковры Фрира, Тента, Чоульфа и Нотен. Раньше девушка служила посудомойкой. Но после того, как пришлось сократить штат, ее должность повысилась до помощницы кухарки. А готовит у нас теперь мать Фриры.
Чоульфа оказалась превосходной поварихой, я нарадоваться на нее не могу.
Жизнь Отгрифа в принципе кардинально изменилась. Это даже если не брать во внимание наше дело.
Большая часть особняка по-прежнему закрыта. В услужении осталось не больше десятка людей, которых с недавних пор я искренне начала считать своей семьей. Трудно не проникнутся чувствами к тем, кто остался с тобой в трудную минуту и готов делить последний кусок хлеба.
Но живем мы тихо-мирно и со всем справляемся. Единственное, что нависает над нашей маленькой семьей — это финансовый вопрос. Но и его я надеюсь решить с помощью ярмарки. А после и с личными проблемами придет время разобраться.
— Теперь пускай сохнут, — командую, когда вся пена смыта, и влажная шерсть блестит в лучах заходящего солнца.
Можно было бы высушить с помощью все той же магии. Но теплом воздействовать, как я делала с клеем, боюсь, вдруг повредится ворс.
Мы просто максимально удаляем влагу полотенцами и оставляем просыхать, проследив, чтоб доступ воздуха был ко всем участкам изделия.
А когда до ярмарки остается не больше суток, от моей деловой холодности не остается и следа.
И ведь еще сама себе удивлялась — сплю, как убитая, ем за троих и работаю, работаю, работаю… Ни разу сомнений и тревоги не возникало. Даже о Сиварде и Каоре не думала, так уставала к вечеру.
Но последняя ночь все расставляет по местам. Беспокойные мысли словно специально копились все это время, намереваясь ударить волной в последний момент.
Я ворочаюсь на кровати, сгребая под себя шерстяное одеяло, перекладываю снова и снова прохладной стороной подушку, а сон все не идет и не идет. Так и маюсь до утра, пока горизонт не прорезает светло-янтарная полоса рассвета.