Избранные истории

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: ЭКСТРЕМАЛЬНОЕ СОДЕРЖАНИЕ. НЕ ДЛЯ ТЕХ, КТО ВПЕЧАТЛИТЕЛЬНЫЙ.

Здесь присутствуют элементы жестокости и садизма, которые должен читать только опытный читатель экстремальных ужасов. Это не какой-то фальшивый отказ от ответственности, чтобы привлечь читателей. Если вас легко шокировать или оскорбить, пожалуйста, выберите другую книгу для чтения.

Наши переводы выполнены в ознакомительных целях. Переводы считаются "общественным достоянием" и не являются ничьей собственностью. Любой, кто захочет, может свободно распространять их и размещать на своем сайте. Также можете корректировать, если переведено неправильно.

Просьба, сохраняйте имя переводчика, уважайте чужой труд...

Бесплатные переводы в нашей библиотеке:

BAR "EXTREME HORROR" 18+

https://vk.com/club149945915

или на сайте:

"Экстремальное Чтиво"

http://extremereading.ru

Эдвард Ли "Избранные Истории"

Чтобы добыть несколько белок молодому и зоркому Микки-Мэку понадобилось всего десять минут. Спустя еще несколько минут белки были должным образом освежеваны и выпотрошены Хелтоном с помощью его большого складного ножа. Теперь вкусные грызуны, нанизанные на заточенные колышки, медленно поджаривались на ревущем костре возле грузовика. Запах стоял восхитительный. К сожалению, одно из любимых семейных лакомств будет испорчено духом смерти, греха и тайн, нависающим над жителями глубинки. Все сидели на бревнах, греясь, как обычно греются мужчины. Думар и Микки-Мэк выжидательно смотрели на старшего.

- Ну, пап? - спросил Думар.

- Мы ждем, - добавил Микки-Мэк, возбужденный тайной, которую так больно было раскрывать Хелтону.

- Настало время расплаты, парни, - начал Хелтон, в глазах у него отражался свет костра и нечто, похожее на темное благоговение. - Мы получили по морде от этого злодея, Поли, и теперь хотим отомстить. Это был закон нашей земли с самого начала времен. Если кто-то нехорошо с вами обошелся, и вы того не заслужили, у вас нет иного выбора, кроме как обойтись с ним еще хуже. Так говорит Библия, - слово "Библия" он произнес, как "Быбля". - Она говорит: Око за око, - Хелтон отхлебнул содовой, хотя почти не чувствовал вкуса. - То, что я должен сегодня рассказать вам обоим, ранит меня прямо в сердце...

- А меня ранит в сердце, пап, - повысил голос Думар, - видеть, как жестоко убивают моего сыночка!

- Остынь! - приказал Хелтон. - И послушай. В этих местах люди многие годы враждовали по любому поводу. Думаю, это часть человеческой природы. Но иногда люди бывают такими злыми, что поступают с тобой настолько нехорошо, что ты ничего не можешь сделать в ответ, чтоб правильно отомстить. Это случилось с нашей семьей еще в войну, которую называют Гражданской. Когда здесь прошли Янки, дома наших предков были сожжены дотла. А из найденных в золе гвоздей они отливали пули, чтобы убивать еще больше порядочных южан. Но они делали не только это, понимаете?

Микки-Мэк был так заинтригован, что сдвинулся на самый край бревна.

- Что еще они делали, дядь?

Голос Хелтона перешел в зловещий шепот.

- Они согнали в одно место всех девок из соседних городов, даже маленьких, девяти и десятилетних. И заставили месяц жить в так называемом Лагере Сибли, потому что палатки, которые они установили, назывались "палатки Сибли". И они превратили этот лагерь в... лагерь траха.

- Что, пап? - спросил Думар.

- Это был лагерь, сынок, куда любой Янки мог прийти и найти себе "дырку". Клятый лагерь для насильников, вот что это было! Генералом у Янки был злобный невежа по имени Хилдрет. Это он приказал разбить тот большой лагерь. И солдаты Янки сотнями ходили "окунать концы" в наших девок и наполнять их своей злой молофьей. А генерал Хилдрет делал вот что. Он брал с каждого солдата по пять центов за каждую кинутую им в лагере "палку", получая прибыль со своих преступлений против наших девок! - гневный голос Хелтона эхом разнесся по лесу. Ему пришлось взять себя в руки. - И, понимаете, бывало, что девок заставляли жить в этом лагере больше одного месяца. В итоге все они беременели. И генералу Хилдрету это очень нравилось, поскольку даже когда его Янки ушли, те бедные девки рожали детей, которых им приходилось растить, принимая на себя еще больше тягот. А еще хуже было то, что пока девки находились в лагере, им не давали ничего есть. Поэтому одна из девок - ее звали Констанция МакKинни - она была, типа, спикером этих бедных девок. Вот что она сказала генералу Хилдрету: "Пожалуйста, генерал, вы должны, хотя бы время от времени, давать моим девкам еду, иначе мы все умрем от голода!" И знаете, что сделал генерал Хилдрет? Он дал каждой девке оловянную кружку, затем рассмеялся Констанции в ответ и сказал: "Всякий раз, когда один из моих солдат будет кидать "палку" в ваши грязные бунтарские "дырки", просто вставайте и ставьте кружку себе между ног, чтоб семя моих людей капало в нее... потому что это все, что вы будете есть, пока здесь находитесь! Я ни за что не потрачу ни кусочка еды на бунтарских сучек!"

- Вот, дерьмо, дядя Хелтон! - взвыл Микки-Мэк. Они с Думаром были явно расстроены. - Ясен пень, лишь самый злой человек мог заставить девок питаться молофьей!

Голова Хелтона, гигантской тенью маячившая на фоне леса, кивнула.

- Да, они были злыми, парень, злыми, как сыновья самого Люцифера. Эти клятые Янки, наверное, тысячу раз насиловали наших бедных девок в перед и в зад. Но, наконец, они двинулись дальше, оставив наш город сожженным и опустошенным. Понимаете, Янки съели весь скот, а оставшийся убили и оставили гнить, чтобы он не достался никому. И все поля они тоже сожгли. Тот клятый Хилдрет даже послал своих людей в лес, чтоб они убили всех зверей, которых увидят. Он хотел, чтобы здешним людям больше нечего было есть. И, конечно же, все бедные девки забеременели бастардами Янки...

Думар и Микки-Мак содрогнулись, но не от холодного воздуха, а от жуткой тревоги, передаваемой огнем.

- Вскоре война закончилась, и городские мужчины, которые не погибли в бою или в лагерях военнопленных, вернулись домой. Но только представьте, какой ужас они испытали. От города остались одни угли, поля сожжены, люди питаются кореньями, волосяными вшами, древесной корой и червями. Их жены исхудавшие, травмированные, кормят грудью детей от Янки. Говорят, многие наши ребята повесились от отчаяния, увидев это, - Хелтон посмотрел на двух молодых людей. - Но была парочка солдат-южан, которые вернулись и не стали себя убивать, нет! Они решили принять меры!

- Какие, пап? Какие? - взмолился Думар.

- Они выследили тех злых Янки и убили, дядь?

Хелтон поднял вверх палец, требуя тишины.

- Сейчас послушайте меня, потому что это важно. Одним из тех парней, о которых я говорю, был Клайд Мартин...

- Эй! - воскликнул Микки-Мэк. - Это ж моя фамилия!

- Так и есть, парень, поскольку этот солдат, Клайд Мартин, - твой прямой предок. А другого парня звали Лемуэл Тактон...

- Значит, пап, - подытожил Думар, - мы с тобой связаны с ним?

- Да, это так. Это мой пра-прадед, сынок. Кровь тех двух мужчин - тех героев - течет в наших венах. Когда они увидели, что генерал Хилдрет сделал с городом, они пришли в ярость. И решили броситься за ним вдогонку.

- Пожалуйста, пап. Скажи нам, что они убили Хилдрета самым страшным способом!

Хелтон, будто, улыбнулся в свете от потрескивающего костра.

- После войны Хилдрет вернулся в какое-то место, под названием "Филлер-дельфия", стал мэром. Жил в большом особняке с колоннами. У него была красавица-жена и двое детей. А управлять поместьем он нанял двух своих лучших боевых офицеров. Понимаете, этот свинья Хилдрет разбогател на своих многолетних военных преступлениях. Однажды ночью Клайд Мартин и Лемуэл Тактон, проскакавшие верхом до самой Филлер-дельфии, похитили двух хилдретовских офицеров...

Микки-Мэк и Думар слушали, выпучив глаза.

- Их обнаружили на следующий день, оба были мертвы, мертвей не бывает. Головы у них были раскроены... но то были не обычные ранения, нет. Хилдрет никогда не видел ничего подобного, поэтому вызвал семейного доктора, чтоб тот осмотрел тела. Макушки черепов у обоих были вскрыты - возможно, плотничьим молотком, как сказал доктор - и сквозь дыру было видно сырые мозги. Но потом доктор рассмотрел мозги с помощью увеличительного стекла, и знаете, что он увидел?

- Что, дядя Хелтон?! Что?!!

Хелтон кивнул.

- Он увидел нечто похожее на надрез ножом, а затем он понюхал мозги...

- Понюхал мозги мертвых парней? - озадаченно поинтересовался Микки-Мэк.

- Да, он понюхал их, - заверил Хелтон, и в его голосе почувствовалась какая-то скрытая радость. - И узнал этот запах. Затем он сунул палец в каждый разрез и почувствовал нечто склизкое, как сопли...

Думар нахмурился.

- Пап, сопли никак не могут оказаться в мозгу у парня.

- Это были не сопли, сынок. Это была сперма...

- Сперма?! - воскликнул Микки-Мэк.

- Писькины плевки, пап? Молофья? Ты об этом говоришь?

- Именно, Думар! Мужской сок! Живительная влага! Хреновы харчки! - подтвердил Хелтон, поднимаясь на ноги. Неистовство рассказываемой им истории достигало апогея. - Что Клайд Мартин и Лем Тактон сделали, так это крепко треснули тех двух офицеров по макушке, затем извлекли кусочки черепа, и воткнули нож каждому в мозг, чтобы сделать разрез для членов, а потом... потом... - Хелтона затрясло, - потом они трахнули их в мозги!

Микки-Мэк чуть не свалился с бревна.

- Трахнули их в мозги, дядя Хелтон?

- Сраааааааань господня, пап!

- Трахнули их в злые "северянские" мозги. В смысле, жестко трахнули, и каждый получил "кончун"! - Хелтона качало из стороны в сторону. - Затем они проделали то же самое со всеми горничными и слугами Хилдрета. Похищали их по двое за раз и трахали в голову! - неистовство достигло своего пика, на лбу у Хэлтона вздулись вены, глаза расширились и светились исступлением. - Потом они похитили детей Хилдрета - его детей! И трахнули их в голову, а затем проделали то же самое с его женой! А потом, потом, они похитили самого Хилдрета и оттрахали его в голову до смерти! Трахнули его в голову по три раза каждый, парни, всякий раз кончая и выпуская заряд семени в извращенный мозг Хилтона, пока голова у него до краев не наполнилась спермой. И это, парни, - Хелтон топнул ногой, - Это... называется "головач"!

Перевод: Андрей Локтионов

Я пытаюсь решить, что это такое.

Провидение? Исповедь? Нет, даже не близко. Слова, как эти, звучат слишком тонко, вам не кажется? При этом, они могут быть чем-то настолько затхлым, как обряд посвящения. Боже мой, посвящения во что?

Все эти оправдания - ложь. Будто касаешься бедра возлюбленной и чувствуешь тень вместо плоти.

Иногда бывает трудно писать честно. Без истины, без откровения, о том, чем есть вещи на самом деле - это всего лишь больше лжи. Больше теней в недостающей плоти.

Было написано в Иезекииле[1], я думаю: "...я делаю кровь вашей судьбой..." Это Бог сказал, не я. И если Бог не может раскрыть правду, то кто может?

Таким образом, я предполагаю, что это ТО, что есть на самом деле. Я предполагаю - это моя кровь.

Смит не был уверен, что сделает это; он подошел с теми же чувствами, что и у осмелившихся детей, бросающих взоры на дом с привидениями.

СЕКС-ШОУ! хвастался знак в синем неоне. ЛУЧШИЕ ДЕВУШКИ В ВАШИНГТОНЕ!!! ЮНЫЕ КРАСОТКИ! СЕКС-ШОУ, СЕКС-ШОУ, СЕКС-ШОУ!!!

Место называлось "Наковальня"; Смит улыбнулся очевидной символике. Он вспомнил его, как один из многочисленных бездонных баров, которые вклинились в городской "порноквартал". Хотя теперь, казалось, что "Наковальня" доросла до более продвинутого дизайна. Смит смутился. Что по прошествии стольких лет привело его обратно? Он был писателем; он хотел писать о реальных вещах, реальной правде в реальном мире. Он хотел суть, а не сказки; он хотел людей и жизни, и честный опыт, а не картонных персонажей и диалогов из мыльной оперы. Он полагал, что его профессиональные взгляды были его испытанием. Итак, он был здесь. Разве не лучшее суждение, в некотором смысле, называется трусостью?

Музыка зарокотала наружу, на улицу, едва он открыл дверь. Смит протиснулся через толпу в кирпично-арочный вход, вытянув шею, чтобы ощутить глубину "Наковальни". Как оказалось, $25 "за вход" не подрывали бизнес - люди платили и застревали тут надолго. Смит приходил сюда с друзьями несколько раз в колледже. Сейчас это место казалось больше тех, расширенных пещер из планировки, которую он помнил. Главная сцена была вся в застойной дымке бликов, подчеркнутой разноцветными прожекторами, установленными, чтобы пульсировать в такт с музыкой. Вокруг всего этого, в неровных концентрических кругах, были расставлены десятки столов и стульев. Сцена была пуста, за исключением барного стула и арканной петли, подвешенной к потолку. Петля отбрасывала тень, словно орудие палача.

Двое полицейских с каменными лицами поглядывали на малолеток возле бара, но ни один не казался озабоченным. Временная отстраненность, - подумал Смит. Здесь они были невидимыми изгоями. Чужаками в пропасти Джубала[2].

Большой видеоэкран - развлечение между актами представления, скруглял один из углов. Смит поморщился. Это было "блюдо местного производства"; вы всегда можете определить это по следам уколов на руках девочек, и вынужденным улыбкам, полным выбитых зубов. Зернистый кадр увеличивал со спины красноречивый крупный план неистового совокупления. Затем переместился к голове девушки, раскачивающейся на столе. Была ли она в "отключке"? В конце концов член был извлечен и предложил ей свой обязательный "на лицоус кончиниус". Штука высшего качества, - подумал Смит.

Сознательно он хотел уйти - это была не его территория. Такие места как это, были опасны и не в его вкусе. Здесь продавали наркотики; процветала проституция. Драки вспыхивали на регулярной основе. Здесь даже несколько раз были полицейские рейды. Но в глубине души, Смит хотел увидеть - ему это было нужно - как будто увидев, он смог бы проверить действительность, которую преследовал, чем бы она не была. Он тоже был чужаком, этаким чистюлей-праведником в логове порока. Этот дискомфорт взволновал его; он заставил его чувствовать себя, чем-то большим, чем писатель. Трусы умирают тысячу раз, - подумал он и чуть не рассмеялся. Но когда он начал искать столик, кто-то схватил его за руку и развернул к себе. Какая-то девушка внезапно закричала ему в лицо:

- Эй-эй! Это ты! Боже мой, я не видела тебя сто лет!

Замерев на мгновение, ментальные щупальца начали копаться в его памяти. А затем - узнавание. Он знал эту девушку.

- Лиза? - спросил он.

В свое время он втрескался в нее, как ребенок, но любовь не прогрессировала тогда из-за страсти на расстоянии. Ее странная стрижка и глянцевый сине-виниловый плащ делали ее похожей на какую-нибудь поп-баронессу. Это сводило его с ума, увидеть ее в таком контрасте; в школе она всегда была одета как дочь министра.

- Лиза, - наконец сумел выдавить он. - В последний раз я видел тебя в...

- Старших классах, - закончила она. - Знаю, знаю. Десять лет.

Смит ощутил какое-то радушие, но прежде, чем он смог заговорить, она дернула его сквозь толпу за руку. Они встретились так быстро, что он не успел изумиться. Он не переставал удивляться, что Лиза делает среди всех этих людей, в этом извращенном месте.

Она провела его к столику с пометкой ЗАРЕЗЕРВИРОВАНО, затем заказала два пива у блондинки с "ирокезом", в оранжевых стрингах и с блестящими сосками. Когда Лиза смотрела на него, она, казалось, улыбалась сквозь бледную ауру. Смит почувствовал удар летящего камня в лицо; это была самая красивая улыбка, которую он когда-либо видел.

- Удивлен увидеть меня? - спросила она.

- Я, э-э, - ответил он. Затем покачал головой. - Ты выглядишь так же хорошо, как в '83-ем.

- Действительно?

- Ну нет. На самом деле, ты выглядишь лучше.

Она наклонилась к нему застенчиво, будто собираясь сказать секрет. Тонкий аромат поплыл вверх: запах чистых волос и намек на духи, которые Смит нашел сильно возбуждающими.

- Ты знаешь, что действительно удивительно, - восхитилась она. - То, что я ковырялась в подвале сегодня, и нашла один из моих старых ежегодников. Я открыла его и первое лицо, которое увидела - было твоим. И вот ты здесь, пару часов спустя, сидишь прямо передо мной.

- Классический пример силы женской магии, - пошутил Смит. - Из этого можно сделать хорошую социальную аллегорию. Задумайся об этом, я притащился сюда в состоянии зомби, манимый твоим психическим зовом, - oн глупо усмехнулся и закурил. - Я до сих пор не могу поверить, что это ты.

Ее большие, карие глаза вызывали у него улыбку. Она мечтательно сделала паузу.

- Внезапно я так много всего вспомнила...

- Например?

- То, как ты смотрел на меня. Следовал за мной повсюду. Придумывал глупейшие вопросы, только чтобы был предлог поговорить со мной...

Смит покраснел.

Она, смеясь, коснулась его руки.

- Прости. Я смущаю тебя.

Проклятье, ты права, - подумал Смит. Но затем, как ни странно, он ответил:

- Я тоже помню.

Официантка принесла пиво, и наклонилась, чтобы поговорить с Лизой. Смит использовал этот момент, чтобы получше разглядеть ее. Черное, бархатное колье, с крошечным серебряным членом в центре, опоясывало ее шею. Волосы Лизы спускались идеальной прической по прямой линии, и были подстрижены на том же уровне, что и колье; оно было изящным и блестело, как черный шелк. Свет бара и тени разделяли ее лицо на пазл из жестких, но красивых углов. Ее глаза были настолько большими и яркими, что они почти сюрреалистично доминировали на ее лице.

Руки Смита задрожали. Он осушил половину своего пива за один глоток. Возможно, здесь была часть той самой истинной правды, которой он был лишен. Это было больше, чем девушка-это его прошлое возвращалось к нему, его признание. Но каким было его прошлое? Невинным? Смит нахмурился. Не столько невинным, сколько устрашающим и неудачным. Он не мог видеть между строк. Это его прошлое возвращается? Или его уязвимое место?

Официантка проигнорировала его и побрела прочь, когда он вытащил свой бумажник.

- Это за счет заведения, - сказала ему Лиза. - На случай, если ты еще не догадался, я здесь работаю.

Смит задумался.

- Что, официанткой?

- Что-то вроде того...

Наверное, хостесс или менеджер, или еще что-то. Смит не парился. В течении следующих двадцати минут они болтали исключительно о безобидных вещах. Она не казалась сильно впечатленной тем, что он делает, его жизнью писателя.

Однако, она все же застала его врасплох, когда заметила:

- Но ты не счастлив с этим своим писательством. Ты не реализовался.

А она знает, как забить гвоздь в голову, - подумал Смит. Неужели все написано у него на лице? Или же его отчаяние намного сильнее, чем он старается показать? Бог свидетель, он видел, как это случалось с другими писателями.

- У меня есть эта абсурдная и полностью эгоистическая навязчивость об... Я не знаю. Об истине вещей...

- У всех нас есть навязчивые идеи, - заметила Лиза. Она смотрела прямо на него, сияя улыбкой: - Ницше сказал, что нет никакой истины, не так ли? И Сартр сказал, что она только в тебе самом. Но я думаю, что они оба не правы. Истина повсюду. Ты просто должен знать, за какую дверь заглянуть, или за какое лицо.

Смит был сбит с толку; он мог бы рассмеяться. Я сижу в стрип-баре с девушкой, которую я не видел в течении десяти лет, и говорю о гносеологии и абстрактных экзистенциальных динамиках[3]. Да, случается каждый день. Он хотел комментировать. Он хотел сделать некоторые сложные, высоко интеллектуальные наблюдения, но все это он вдруг почувствовал лишь высосанным из своей головы. Он не мог оценить столкновение столь разнообразных противоположностей. Очаровательный, серебряный член, болтался у нее на шее, как махающий палец. Он не мог придумать никакого ответа. Когда он взглянул на нее, то понял только одну очевидную истину: oна была прекрасна.

Потом, как ни странно, она продолжила:

- Но даже истина имеет цену.

Измени тему! - приказали его мысли. - Скажи что-нибудь, ты осел! Что-нибудь!

- Мы привыкли приходить сюда время от времени в колледже. Ну, ты знаешь, выпить пару пива, взглянуть на... невероятных танцовщиц.

- Мальчики всегда будут мальчиками, - ответила она. - Не меньжуйся от признания, что ты был здесь. Боже, я здесь работаю.

- Когда они начали эти штуки с секс-шоу?

- Примерно год назад. Вашингтон всегда был на один шаг позади Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Но ведь это свободная страна, не так ли? Кроме того, каждую ночь здесь забито до отказа.

Смит едва слышал ее. Ее лицо казалось загадочным, как ночь, и необъяснимо совершенно. Десять лет назад он мечтал об этом, но что теперь? Где сейчас была эта истина?

- Ты прекрасна, - сказал он.

- Каждый прекрасен. Если ты посмотришь достаточно близко.

Его трясло. Он не мог поверить, в то что он только что сказал. Сидеть с ней, разговаривать с ней, всего лишь видеть ее, было похоже на попытку разгадать шифр. Ее улыбка не ослабевала. Она сжала его руку.

- Я бы была с тобой, ну знаешь, в школе.

- О, да?

Улыбка стала печальной.

- Но ты никогда не просил.

Все это было слишком угнетающим. Смит знал, что он должен уйти, убежать, выбраться куда-нибудь из того своего плачевного состояния. Но затем, вдруг, свечение заколебалось. Шум в "Наковальне" вырос до дикого рева. Огромный молодой человек вышел на сцену, ухмыляясь и кланяясь вопящей публике. Парень выглядел как культурист, с сияющей кожей и буграми скрученных мускулов. Вероятно, он весил больше 100 кило, без единой унции жира. Он был совершенно голый, если не считать шипованного ошейника черной кожи и браслетов. Все это, а также усы и волосы до плеч, делали его похожим на варвара. Но Смит мог таращить глаза только на то, на что все остальные в этом месте, несомненно, тоже таращились. Член парня, хоть и был вялым, был огромным. Он болтался между ног, как лоскут стейка.

- "Перебор" - такое название у этой игры в "Наковальне", - прокомментировала Лиза. - Выглядит как ослиная "буровая установка", не так ли?

Смит сглотнул. Он никогда не чувствовал себя хорошо, разговаривая с девочками о сексуальных деталях пенисов, намного меньших этого экстраординарного размера, но даже он хихикнул:

- Он выглядит как что-то, висящее в коптильне. Я надеюсь, что его партнерша имеет хорошую страховку.

- Его зовут Конидло. Настоящий виртуоз. Мы, не колеблясь, наняли его, как только он показал нам свою квалификацию.

Смит всегда считал, что мораль относительна. Он не был христианином, но он сразу узнал эту пародию, когда увидел его. Он уставился на Конидло. Плотные, перекатывающиеся вверх мышцы и дерзкий оскал сделали из него не человека, а карикатуру, олицетворяющую моральное убожество.

Лиза испустила долгий тяжелый вздох:

- Ты всегда был джентльменом. Ты не собираешься спросить меня, что я здесь делаю? Тебе это не интересно?

- Интересно, - признался Смит, выпуская дым.

- Обрати внимание, и ты увидишь.

С низким стоном Смит представил себе оскверненную красоту, словно падение свежесорванных цветов в яму экскрементов, словно мочу в родниковой воде. Аплодисменты выросли до оглушительных, когда Лиза двинулась к сцене. Она ускорилась и сбросила пластиковый плащ; ее внезапная нагота засветилась в огнях сцены. Она обернулась и поклонилась, подняла руки, давая толпе ее визуальную закуску. Она была карикатурой на саму себя - разнузданно-желанная, живой объект мужского вожделения. Ее тело было длинным, гибким, очень тонким, но с большой, высокой грудью и четкими очертаниями. Ее бедра повернулись, чтобы подчеркнуть гладко выбритый лобок и выпуклую расселину. Через миг подошел и Конидло, поигрывая бицепсами, размером с софтбольный мяч, и напрягая волнистую мускулатуру спины. Затем он сел на стул и расставил ноги. Лиза сразу же встала на колени и схватила его член. Тот повис, как толстая ленивая змея.

Смит чувствовал себя парализованным, руки повисли на столе, веки застыли открытыми. Это была ужасная, страстная игра из бездны. Орган Конидла встал мгновенно. Головка члена, большая как яблоко, казалось, лопнет во рту Лизы. Она отсасывала ему длинными, удушающими ударами, в то время, как аплодисменты загрохотали словно пулеметная очередь.

Орган, должно быть, был около фута[4] длиной, и Смита действительно потрясло, когда каждый его дюйм быстро скользил внутрь ее глотки.

- Глубже в глотку, моя сладкая попка! - крикнул кто-то.

Скорее глубже в желудок! - подумал Смит, видя голод в ее выпученных глазах. Ее щеки выглядели нафаршированными, а растянуто-открытая челюсть делала ее лицо длинным и узким. Боже мой, - подумал Смит. - Боже мой, Боже мой.

Конидло поднял девушку, оттянув ее рот прочь. Ее попка расположилась на кожаном ремне, когда он поместил ее в подвесную систему. Длинные тонкие ноги висели свободно; она выглядела парящей в воздухе, будто обхваченная страховочным шнуром. Конидло встал на колени, чтобы вспахать ее "киску" своим языком, который, как и все остальное у него, казался непомерно большим. Тут же замерцали яркие огни; и пот заблестел на ее теле, словно лак. Все это время Лиза извивалась в подвесной системе, ее ноги будто крутили педали в течении этого орального прелюдиолиза. Когда Конидло встал, тень его стояка заиграла на ее животе, словно призрак-змея, проползающая через белые долины. Лиза протянула руку и поласкала одинаково большие яйца, а затем начала надрачивать ствол. Затем она направила его "шляпу" в свое влагалище. "Шляпа" сразу же исчезла. Конидло усмехнулся, застыл на мгновенье, а потом сразу засунул в нее все остальное.

Над толпой повисла тишина. Лиза вздрогнула от первых толчков, затем заскользила в ритм, все больше и больше возбуждаясь. Это все, что Смит мог видеть в ней сейчас: хитросплетения стремлений, матрицы пересечений - плоть и душу. Четкость деталей возмущала его, блеск пота на коже, движение мышц, стоны и влажные звуки в случае внезапной неловкой тишины. Было больно даже смотреть. Толщина члена растягивала тугую "киску" Лизы до ярко-розового ободка. С каждым толчком Смит боялся, что она может лопнуть.

Конидло был как льдина, его ухмылка была ложной, его стояк - автоматическим и холодным, как сланец. В его стараниях было меньше страсти, чем у колеса буровой вышки, выбрасывающего грязь. Тем не менее, Лиза реагировала противоположно. Она стремилась еще больше, словно искрился свет, сосредоточенный на алмазной пыли. Ее соски встали, жесткие и розовые. Ее блестящие груди вздрагивали от толчков. Она застонала и затрясла головой, сомкнув лодыжки позади широкой, конической спины.

Возможно, стремление было заразительно. Некогда какофоническая толпа словно перенеслась в помещение, полное застывших, уставившихся лиц и немигающих глаз. В давящей тишине все внимание толпы сосредоточилось на освещенной сцене. Смит почувствовал дрожь. Была ли правдивой эта одноактная пьеса соития, в виде захватывающего спорта? Человеческие тела, представленные для совместного использования, акт любви, испорченный до пародии. Или, возможно, это были его заблуждения. Кроме того, каждую ночь забито до отказа, рассказывала ему Лиза. Может быть, идеалы Смита хранились непризнанными влечениями, погребенными в его сознании. Если нет, то почему он не ушел? Это было то же самое ощущение, что он чувствовал перед входом: плавильный котел отвращения и возбуждения. Все здесь было противоположным, отрицательные полюса вынуждены были соприкоснуться.

Лиза, казалось, была близка к судорогам, когда Конидло вынул ее из упряжи. Он положил ее на пол и оседлал, сел прямо на ее живот. Влажный член, направленный вверх, пульсировал. Лиза смотрела на него, будто это было нечто большее, чем хер, будто это была икона невероятной сложности, истукан культа плоти. Она схватила его обеими руками и начала надрачивать, сначала медленно, а затем в полную силу. Ухмылка Конидла была словно вырезанная ножом в глине. Его ягодицы сжались, чтобы не сбить "кончун". Длинные брызги его спермы выплеснулись в летящие линии, образовывающие в воздухе хаотические символы, загадочные сообщения или даже эпитафии. Они приземлились на груди и лицо Лизы как раз тогда, когда она выдоила последнюю каплю. Последний штрих никого не удивил; Конидло наклонился и слизал все это.

После этого, желудок Смита заполнила большая пустота. Толпа снова ревела, стоя в безумной овации. На фоне дождя аплодисментов, Лиза и Конидло встали, их обнаженные тела блестели под прожекторами. Они вышли на край сцены, обменялись улыбками и поклонились зрителям.

Акт был закончен. Не обращая внимания ни на что, Смит начал курить и много пить. Он чувствовал себя обреченным глазеть назад, внутрь своих собственных мыслей. Последовали следующие акты, вариации одних и тех же пересечений матриц из плоти и биполярности. Больше тел для использования. Больше секса, как зрелища. "Наковальня" гремела после каждого выступления, в то время как отчаяние Смита опустилось до самых низких слоев. Некоторое время спустя, позади него промелькнула тень. Он был ошеломлен и пьян. Только след от аромата чистых волос и мыла заставил его обернуться. Чистота в Зале Мерзости, - подумал он. - Все в противоположности.

- О, Господи, - приблизился печальный голос. - Ты выглядишь так невинно, сидя там.

Лиза снова была одета в блестящий модный плащ. Крошечный серебряный член болтался на колье.

- Шокирован? - спросила она.

- Я не знаю.

- Люди меняются. Изменение является неизменным фактом. Я не стыжусь того, что я делаю.

- Я не ожидаю этого.

Ее слова выстраивались заклинанием, где-то очень далеко.

- Я надеюсь, что ты найдешь то, что ты ищешь. Но между тем... - oна сунула ему клочок бумаги. - Здесь мой адрес.

Смит думал о ней в течение нескольких дней. Он пил и беспрерывно курил, пытаясь вернуть на место куски своей психики. Он видел ее в животрепещущих видениях, он видел ее в своих снах: монтаж из плоти и пульсирующих огней, как ее кожа сияет от пота, как ее глаза закатываются во время траха.

Его рукописи сейчас были абсолютно негодными, были хламом. Он сжег их в камине и наблюдал за пламенем. Что он ожидал увидеть? Откровение? Истину? Все, что он увидел - это была она, и та единственная, которая была близка к его концепции истины, смотрела на него каждую ночь с пустой страницы в его пишущей машинке.

Понимание того, что он не должен идти к ней, только увеличивало его желание. Он чувствовал себя погребенным заживо в могиле абстракций. Так или иначе, она была ключом, она была ответом на вопрос, и Смит знал это, даже не зная, что это был за вопрос.

Это была холодная и очень тихая ночь. Он видел вещи в их ритмах и переплетениях текстур. Цвета гудели нереально, но все еще болезненно интенсивно. Уличные огни горели, как горшки фосфора в темноте пропитанных измерений и скрытых вершин. Прежде, чем он понял это, онемевший от ветра, он уже брел по ступенькам сурового фасада дома и, опустошенный, стучал в дверь.

- Я знала, что ты придешь, - сказала она.

От звука ее голоса Смит захотел расслабиться или даже заплакать. Внутри было тепло как в утробе матери; она провела его в дом и избавила от холода. Длинный, темный зал привел к комнате, омытой сумерками. Там была только кровать и голые стены. Позади виднелась луна в рамке узкого окна.

Никто из них не говорил; слова казались бессмысленной объективностью. Сердце Смита заколотилось, когда она выскользнула из своих джинсов. Блузка соскользнула с ее плеч, как темная жидкость. Лунный свет выгравировал ее контуры в блестках, в озерах тени, в светящихся водоворотах плоти.

Она раздевала его планомерно, оценивая со всех сторон. Когда она опустилась на колени, он почувствовал огромное смущение, но какой мужчина не почувствует его, зная к чему она привыкла?

- Он не большой, он не такой, как у Конидла, - пробормотал он тоскливое оправдание.

- Он прекрасен, - прошептала Лиза.

Прикосновение ее губ к члену заставило его чувствовать себя, будто пронзенным током. Смит вошел в ее рот практически самопроизвольно, и почувствовал себя еще менее адекватным. Он сошел с ума, раз пришел сюда; нужно быть полным идиотом, чтобы думать, что он именно тот человек, который ей нужен. Он похолодел, когда осознал это; его колени едва не подкосились.

- Боже, я...

Но она улыбалась, и уже вела его к кровати.

- Не волнуйся, - сказала она. - У нас есть много времени, не так ли?

Время, - подумал Смит. - Где-то часы тикают. Кто еще знал, сколько осталось времени?

Постепенно она выласкала его страхи, и выцеловала прочь его недостатки. Теплая постель ощущалась как облака. Считанные секунды возродили его "стояк"; ее ладони на его коже, как стимулирующие уколы, давали ему жизнь. Внезапно он почувствовал мощь; он почувствовал, что готов. Что же могло помочь настолько быстрому возрождению жизненных сил? Их рты купались в каждом дюйме плоти друг друга, языки выжимали удовольствие из нервов. На вкус она была милой и резкой одновременно. Ее флюиды заполнили его рот и побежали вниз, через шею. Ее оргазмические спазмы заставляли его чувствовать себя ярче, чем солнце.

В конце концов его член нашел ее "киску". Они трахались во всех мыслимых позах, а в некоторых, возможно, и немыслимых. Страсть или похоть-это не имело значения потому, что это было реально так или иначе; обрывки истины просачивались в его разум через тепло ее тела, ее пот, ее мускусный запах и ее поцелуи. Возможно, с теми же самыми намерениями его собственные поиски подстрекали его. Давал ли он ей, или же она брала сама? Вопрос казался бессмысленным; истина была не вопросом, истина была всем, что он когда-либо искал. Истина, - подумал он. - Но, что она сказала? Он входил в ее неоднократно, не обращая внимания на истощение. Канал ее вагины, казалось, проглатывать каждый выброс его спермы, и казалось, радовался этому как подарку, будто он действительно давал что-то от себя.

Но что же она сказала раньше, в клубе?

Они любили друг друга, и они трахались - всю ночь. Луна смотрела на их спины. Их пот залил кровать, среди его собственных выделений и тех, что вытекли из Лизы. Когда в нем ничего не осталось, абсолютно ничего, Смит перевернулся, хватая ртом воздух. Обогреваемая лунным светом и насытившаяся, она наклонилась, очень нежно поглаживая его грудь и сморщенный член и потеребила отработавшие яички. Истина, - подумал он еще раз. Потом он вспомнил, что она сказала: Но, даже истина имеет свою цену... Смит задумчиво уставился на нее.

А потом он закричал.

Рука, игравшая с его членом, сейчас была не более, чем серо-белая кожа, туго натянутая на кость. Ее глаза выглядели незрячими, огромными, как кристаллы. Ее черты размытыми и разложившимися. Зловонная роза. Ее лицо вытянулось, ее щеки впали, ее нос исчез в паре черепных отверстий. Смит был в постели с трупом.

- Истина изменяет, - прошелестел мертвый голос.

Смит не мог говорить, не мог нарушить оцепенение.

Труп улыбнулся:

- Я - твоя истина. Новая истина.

Смит забился в конвульсиях. Даже истина имеет цену...

- Заплатите мне, - сказало оно.

Теперь я работаю в "Наковальне" с Лизой, Конидлом и всеми остальными. Мы олигархи "нового порядка", семена новой Истины, а не остатки эонов прошлого. Мы награда и наказание, мы то, чего мы хотели, и чего у нас никогда не было. Все остальные поднимаются, вянут и умирают незаметно, но мы живем вечно, лишь меняя лица с течением времени. Мы утоляем нашу жажду через страсть (и истину) мира.

Заедьте, чтобы повидать нас как-нибудь...

Перевод: Zanahorras

- Смотри, - сказала Джесси. - Падает звезда.

Почему она смотрит вверх с какой-то робкой надеждой? В Сиэтле звезды всегда казались дальше, чем в Балтиморе. Спэд сказал ей - это потому, что Сиэтл расположен ближе к Северному полюсу. Сначала она едва могла различить его - крохотное пятнышко света, скользящее по черному небу над заливом Эллиот.

- Видишь? - спросила она.

Спэд через силу улыбнулся.

- Загадай желание. Только надо сделать это быстро, пока звезда не погасла.

Но Джесси не верила в исполнение желаний. А с чего бы ей верить?

Пакетики с "малышом" - чистым неразбавленным героином по двадцать долларов за грамм давно канули в Лету. Сейчас на улицах в ходу был "пластилин" - похожая на кусочки чёрной липкой грязи дешёвая дурь, которую гнали сюда из Мексики. Его продавали в "углах" - катышах из фольги - уже готовыми дозами по четверть грамма. Всего 10 баксов за приход. А еще он вставлял куда сильнее героина. Даже с учётом её всё возрастающей резисцентности, здесь, в Сиэтле, она могла протянуть день всего на шести дозах, иногда даже на четырёх. Все, что она слышала, болтаясь по спецприёмниках для наркоманов в Балтиморе, оказалось правдой... ну, по крайней мере, насчет "пластилина". На западном побережье этот наркотик был доступней, дешевле, забористее. И не так зверствовали копы. Пункты обмена игл работали официально: никто не задавал лишних вопросов. Наркотрафик был отлажен как часы. Но... было кое-что ещё, о чём Джесси не рассказали. От уколов "пластилином", начинал активно развиваться абсцесс. Это дрянь оставалась чёрной, даже если её отфильтровать, ощущение было такое, словно впрыскиваешь в себя дорожную грязь, и половину доз приходилось колоть прямо в мышцы рук и ног, уколоться в вену становилось делом непростым, кровь сворачивалась быстрее, чем вы успевали ввести препарат. Через какое-то время всё ваше тело покрывалось гнойными струпьями, и с такой внешностью в десять раз труднее было найти в городе клиента даже на "отсос". Джесси всегда старалась убедить себя в том, что жизнь - она как пешеходная "зебра", чёрные полосы рано или поздно сменяются белыми, но та чёрная полоса, по которой она сейчас шла, казалось, не кончится никогда, или заведет ее в глухой тупик, где свалившийся с крыши какого-нибудь небоскреба кирпич приземлится ей прямо на голову. Каждое утро, просыпаясь с мыслью, что ей надо "ширнуться", Джесси хотела одного - умереть. Умереть было проще, чем так жить. Здесь, в Сиэтле, шлюхи и наркоманы как минимум пару раз в неделю прыгали с моста "Аврора". Пока никто не выжил.

Но Джесси не могла убить себя сейчас. Она была беременна.

- Гляньте-ка, наша Джесси решила завести себе маленького нарколыгу, - сказал ей пару дней назад Леон, только что вышедший из тюрьмы. К этому времени она уже щеголяла раздутым пузом, еще сильнее выделяющимся на фоне её 40 килограммового дистрофичного тела. - Если не подохнет, отдай его мне. Я знаю кой-каких людей, кто покупает младенцев. Впарю им его с полпинка, они и въехать не успеют, что за выблядка купили. Это не нормальный ребёнок, Джесс, он УЖЕ сидит на игле с самого зачатия. Эта падаль, хуже куска говна, что я высираю из задницы. Вобщем, вылезет - приходи, дам тебе за него двадцатку.

Да пошёл ты, - подумала Джесси.

Леон был её сутенером с первого дня, как она приехала в Сиэтл. Он уже улыбался ей, едва Джесси успела сойти с рейсового автобуса № 194 - о, да, он знал, зачем она здесь. Через месяц с небольшим, Леон вышвырнул её из своей убогой халупы, попутно выбив Джесси несколько зубов, в качестве прощального подарка.

- Хватит тратить моё время, сука! Ты стала настолько уродливой, что от тебя даже ссаные бомжи в трейлерном парке шарахаются.

Джесси и до этого залетала три раза, но всё заканчивалось выкидышами. Вероятно, из-за "пластилина" или от недоедания, а скорее всего и от того и от другого.

Падение на самое дно было стремительным. Ни разу не симпатичную с рождения - лицо у неё было чересчур вытянутое, глаза слишком далеко посажены друг от друга, алкогольный синдром плода, вот всё, что она унаследовала от матери - "пластилин" сделал Джесси еще уродливее. Струпья покрыли все её лицо как проказа. Косметика не помогала. Джесси пробовала сдирать их, но на их месте оставались кровоточащие гнойные раны, быстро зарастающие новыми струпьями. Хотя, иногда ей везло, и порой какой-нибудь датый водила подбирал её на Джексон-стрит, слишком датый, чтобы обращать внимание на её уродства. Но, основными местами её работы были задворки дешёвых баров, где она быстро отсасывала непритязательным бичам. Этим было по барабану, в кого совать хер. Худшее заключалось в том, что бичи в первую же неделю спускали на бухло все свои скромные пособия и пенсии, а потом бары быстро пустели. И тогда... Изнурительные минеты с проглотом обосранным бомжам на остановках, между вонючими мусорными баками, в темных переулках, пропитанных мочой. Останься она в Балтиморе, у Джесси была бы более устойчивая клиентура.

Дни текли медленно, как слюни. Постоянные запоры, постоянное головокружение от низкого сахара в крови, постоянные приступы эпилепсии от ломки. Джесси чувствовала себя почти невесомой - пустая шелуха, втиснутая в изношенные шлёпанцы и грязные джинсы. Каждый день, шаркающей походкой зомби, она плелась в центр города, моля Господа Бога, в которого не верила, лишь об одном - чтобы он послал ей хоть одного мудилу, у которого она могла бы отсосать за двадцатку. С её статусом бездомной появляться на пороге реб-центров даже не было смысла. "Вам придётся подождать. От трёх месяцев до шести. Как мы можем связаться с вами, если у нас появиться свободное место?" О, просто позвоните мне, я живу под мостом, на углу Четвертой и Джексон-стрит, третий мусорный бак справа. Ночевать под мостами казалось проще всего. Чтобы получить койку в ночлежке, нужно было спать в общественных местах под открытым небом (и тогда тебя возьмут за жопу копы), или дать на лапу адвокату. Зачем эти козлы снесли "Кингдом"[5]? По крайней мере, могли бы оставить его, хотя бы ради того, чтобы бездомным было где переждать непогоду. А недавний план городской администрации по "облагораживанию города" поставил крест еще на двух приютах.

Да пошли они все. Она будет подмываться в Лейк-Юнион и спать под мостами.

Помойки и мусорные баки не давали ей умереть с голода, а занятие попрошайничеством обычно позволяло Джесси наскрести денег на пару дневных доз. Как только темнело, она шла в подворотни и к барам. Удивительно, но ни одна из её четырех беременностей, включая эту, не была залётом от клиента - даже до того, как она подсела на "пластилин", девяносто девять процентов её работы составляли быстрые минеты в автомобилях. Все её беременности были результатом множества изнасилований. Ночью животные владели городом. Когда приступы ломки загоняли её в район между трейлерным парком, кишащим свихнувшимися бомжами и Девятой улицей, где промышляли многочисленные банды, Джесси превращалась в ходячий кусок мяса для сексуальных утех. Однажды её чуть не убили какие-то подростки, называвшие себя "Гоп-Стоп-Мафия".

- Никогда ещё не ебал блядь настолько страшную! - прокричал один.

В конце концов, после того, как её час пускали по кругу на парковке позади бара "Аристократ", они решили проломить ей голову доской.

- Разъебашим суке черепуху!

Но, на её счастье в тот момент на стоянку въехал автомобиль, и они убежали. Фары на какой-то миг осветили её насильников, и лежащая на земле Джесси увидела, что ни одному из них не было больше пятнадцати.

Вот этого она никогда не могла понять. Даже влача своё безрадостное существование, даже насмотревшись за всё это время на всякое, Джесси всё равно терялась в догадках, откуда в людях столько жестокости, столько чистого, абсолютного зла.

Каждый её выкидыш был подобен эвисцерации и протекал с быстротой пулемётных выстрелов. Джесси не оставалось ничего, кроме как оставить лежать их там, на земле, и, рыдая убежать в дождливую тьму. При мысли о самоубийстве у нее текли слюнки, как у сладкоежки, разглядывающего коробку шоколадных конфет в витрине кондитерской. Но "пластилин" никогда не позволил бы ей этого. Всякий раз нашёптывал: ДА, ДА, ТОЛЬКО ВМАЖЬСЯ МНОЙ ПОСЛЕДНИЙ РАЗ, И ВОТ ПОТО-О-ОМ..., но Джесси знала: этот "последний раз" раз будет длиться вечно.

Равнодушие стало её вендеттой этому миру. Китайские шпионы крадут наши военные секреты? Сорок автомобилей столкнулись на пересечении Первой и Пятой, двенадцать жертв? Лесные пожары на Среднем Западе уничтожили сто тысяч акров посевов и оставили сотни жителей без крова над головой? И что? Миру плевать на неё. Почему бы тогда и ей не плюнуть ему в рожу в ответ. Хотя... вот Спэду... Спэду вроде как было на неё не наплевать.

Она встретила его где-то с год назад. Хотела стянуть цветок - ну, одну из тех искусственных ярко-красных роз - с прилавка на рынке, и попалась. Охранники гнались за ней через весь "Пайк-Плейс-маркет", и дальше аж до самых железнодорожных путей, пока Джесси не нырнула под состав и те, наконец, не сдались. А несколько минут спустя появился Спэд, в засаленном бушлате с эмблемой Телепузиков на рукаве.

- Бывают в жизни огорчения, - сказал он. - Но, как бы там ни было, я думаю, ты это заслужила.

И протянул ей целый букет искусственных роз.

В лице Спэда Джесси вроде как обрела родственную душу: он, также как и она, пытался найти в этом мире что-то, чего уже давно нет. Только, в отличие от неё, пока ещё не сдался.

Спэд был стройным, симпатичным и струпья на его теле выглядели не так кошмарно, как у большинства из них. Он научил её, как использовать оставшийся после обмена шприцев инсулин, и обкалывать им вену, да было больно, но зато потом она без труда могла нащупать её, чтобы вмазаться "пластилином". Спэд был умным. Он знал столько всяких вещей, и это очаровывало Джесси. Каждое утро он вскрывал фомкой чей-нибудь почтовый ящик и читал "Таймс" от корки до корки, но потом всегда возвращал газету на место. Он даже верил в Бога.

- Мы все - духи, Джесси, - сказал он ей однажды. - Мы бессмертны. И когда наши тела умрут, Бог спасёт нас и примет в свой Небесный Рай.

- Ну почему этот долбанный Бог не может спасти нас прямо сейчас? - зло бросила она в ответ. - И что это за Бог, который сотворил для нас такой скотский мир.

- Не Бог сотворил его скотским, мы сами сделали его таким. Но, ты не бойся. Он всех нас простит.

Джесси не знала почему, но его слова, казалось, вселяли в нее какую-то надежду, или может это были не слова, а его удивительная способность, несмотря ни на что, верить в лучшее.

Клиентов у Спэда было куда больше, чем у Джесси, но он всегда делился с ней деньгами. Однажды, ему удалось обчистить карманы какого-то лоха, и на эти деньги он снял им на ночь двухместный номер в "Буше". Это был её день рождения. Жёсткая мотельная кровать показалась Джесси небесной пуховой периной. Он учил её всегда находить мелкие радости в жизни. Во время беспорядков у здания Всемирной Торговой Организации, они, крича и улюлюкая, прошагали сквозь толпы протестующих, попутно выуживая у них из карманов кошельки. Потом дразнили копов своими голыми задницами, стоя наверху эстакады на Джексон-стрит, а по пути домой, оказавшись на Стоун Вэй, стащили пиццу прямо из "Паяца", потому что Спэд знал - там никогда не запирают заднюю дверь. На набережной они запрыгнули на сцепку трамвайного вагона и ехали так несколько остановок, обдуваемые солёным бризом, и громко смеясь. Даже живя в их общем Аду, Спэд научил её смеяться.

А потом он начал умирать.

О, нет, конечно, они уже давно умирали оба, но СПИД Спэда неожиданно начал быстро прогрессировать. Саркома на спине и задней стороне бедёр сказала им всё, что они должны были знать.

- Ой, да ладно, невелика потеря, - шутил он, улыбаясь. - Я больше тревожусь о том, сможешь ли ты украсть пиццу, когда меня не будет рядом.

Горе закупорило её, как пробка - содержимое винной бутыли. Она не знала, что ей делать с захлестнувшими её чёрными эмоциями. Она не осмеливалась плакать в его присутствии, боясь, что это заставит его чувствовать себя УЖЕ мёртвым. Вскоре Спэду стало тяжело передвигаться, и обязанность доставать ежедневные дозы им обоим полностью легла на плечи Джесси. Но ее попытки снять клиента все реже и реже венчались успехом. Летом она по крайней мере могла заниматься попрошайничеством, выклянчивая деньги у туристов, но она боялась оставлять Спэда надолго одного. Самым худшим кошмаром для неё было то, что она вернётся под мост с двумя четвертями "пластилина" и найдет его мёртвым. И останется совсем одна. Что ей тогда делать? Убить себя прямо рядом с ним? Но, как же ребёнок? Нет, она не могла так поступить. Тогда в этом прoклятом мире вообще не останется ничего святого.

Шли дни, и Спэд становился всё слабее и слабее, настолько, что почти уже не мог самостоятельно ходить. Хотя в хороший день, такой как сегодня, ей все же удавалось, взвалив его на себя, доковылять до набережной. Она весь день простояла перед "Красным Робином" выпрашивая милостыню, пока он спал, привалившись к опоре общественного пирса. Джесси удалось собрать больше сорока долларов, затем она вернулась к нему...

- Так ты загадала желание? - спросил её Спэд и выкашлял густой сгусток крови.

Сейчас он выглядел как живой скелет, одетый в полуистлевшую одежду, но каким-то удивительным образом оставался совершенно спокоен.

- Нет такой штуки, как исполнение желаний.

- Конечно же, есть. Сегодня ты набрала 40 долларов.

- Я не желала этого. Просто так получилось.

- Уверена?

- Да!

Её голос звучал как голос незнакомки, озлобленной, визгливой. Джесси не смогла заставить себя посмотреть на него, поэтому уставилась в небо.

Падающая звезда все ещё была там, белое пятно, летящее со сверхзвуковой скоростью. Где-то на той стороне залива, в Бремертоне, была военно-морская база. Поговаривали, что это просто золотое дно дня минетов. Девчонки - знакомые Джесси - рассказывали ей, что если после полуночи там покататься автостопом по главной улице, солдатики будут отрывать тебя с руками и ногами. За пару часов легко можно отсосать минимум у десятерых. К сожалению, у Джесси никогда не было достаточно денег, чтобы купить билет на паром и добраться туда.

Всё та же нескончаемая чёрная полоса.

- Мне нужно сходить купить нам ширнуться, - сказала она. - Я скоро вернусь.

Еще больше кашля. Еще больше крови. Его иссохшая ладонь сжала её руку.

- Постой. Сначала загадай желание, ну, просто ради смеха.

Раздражение сейчас было единственным, что помогало ей не расплакаться.

- Я скажу тебе, чего я желаю! - со злостью выкрикнула она. - Землетрясение! Прямо сейчас! Здоровенное, мать его, БУМ! которое расколет чёртову землю пополам и утянет вниз весь этот поганый город, всех его жителей, вообще всё! На хуй их!

- Это плохое желание. В нём слишком много ненависти, - сказал Спэд. - Ты не такая. Загадай другое.

Джесси мысленно пожелала, чтобы они были мертвы. Она, Спэд, её ребёнок, все вместе. Быстро. Безболезненно. Больше никаких струпьев, никаких минетов, никаких мостов. Вот, что она пожелала.

- Всё, я загадала.

- И... что ты загадала?

- Эй, ты не должен спрашивать! - прикрикнула на него Джесси. - Ведь тогда желание не сбудется.

Она снова хотела посмотреть на него и не нашла в себе сил сделать это. Хотела наклониться и поцеловать его. И не смогла.

Поэтому продолжала сидеть и смотреть на небо, на падающие звёзды. Теперь их было две. Может, начинается метеоритный дождь, как тот, что она однажды видела на берегу Чесапикского залива, будучи совсем еще девчонкой?

Чуть погодя она, наконец, спросила:

- А что загадал ты?

Он не ответил. Его ладонь безвольно обмякла у Джесси в руке. Спэд умер.

Джесси по-прежнему отказывалась смотреть на него. Ей просто сейчас нужно встать и уйти, уйти и не оборачиваться, потому что она не хотела запомнить его таким. Это будет слишком больно, а она уже устала от боли. Молчаливые слезы потекли у неё по щекам. Тяжело дыша, хватая ртом воздух, она изо всех сил старалась не разрыдаться. Бог, Вселенная, Космос или кто там еще есть наверху, в очередной раз трахнули её, отобрав всё.

Падающие звезды - к тем двум добавилась еще одна - казалось, начали замедляться. Сначала она не поняла в чём дело, ведь обычно падающие звезды просто сгорают ближе к земле, и уж точно они не разворачиваются и не превращаются в ослепительные белые полосы, с оглушительным грохотом несущиеся вам навстречу.

Естественно, Джесси не знала, да и не могла знать, как выглядит межконтинентальная баллистическая ракета с разделяющимися ядерными боеголовками. Хотя, в какой-то момент она все же поняла - нет, это не падающие звезды. И крепче сжала ладонь Спэда. У неё как раз хватило времени, чтобы улыбнуться и почувствовать, как по телу разливается тепло. А потом небо вспыхнуло, и её желание осуществилось.

Перевод: Павел Павлов

Каспарца был мерзким - этакий "человек-капля". Он не мог запихать еду в свою жирную морду достаточно быстро. Посмотрите на него, - подумал Халл с отвращением. - Просто очередной жирный дирижабль.

Но эта девушка - она была красивая, высший класс. Она сказала, что ее зовут Дженис. Слишком старая для потрахушек без обязательств, - решил Халл. - Лет 25 - 30. Он слышал все эти истории; толстяк был "любителем деток" - все, что было старше 15, было слишком "старым" для него. Но как Дженис замешана в этом? Она выглядела как типичная американская бизнесвумен. Если подумать, Халл видел много американцев, толпящихся на этой шикарной вилле. Но что могли делать так много американцев здесь? Ведь это – Перу.

А этот черный парень? Халл сразу заметил его. Странный. Парень просто стоял там, возле деревьев. Что это такое? Какое-то ебаное шоу уродцев, вуду-шмуду? - подумал Халл. У парня были "дреды", свисающие до плечей, и одет он был в какую-то "дашикскую"[6] штуку, с чем-то свисающим с пояса. Халл никогда не видел такого черного человека. Черного как антрацит. И он не двигался. Он просто, с пустым лицом, смотрел на них издалека.

- Что ж, мистер Халл, - подытожил Каспарца. - Это крайне необычно. Мы очень редко договариваемся напрямую, особенно с мелкими сошками. Но я знаю некоторых из ваших людей. Они хорошо о вас отзывались.

Приятно слышать, ты, жирное дерьмо.

Каспарца весил больше 180 кило. Ухмыляющееся лицо едва казалось человеческим - скорее карикатурные черты, вдавленные в тесто. Он носил нелепую белую соломенную шляпу, штаны и рубашку, которая могла бы накрыть слоненка.

- Проклятые налеты УБН[7] убивают нас, - сообщил ему Халл.

- Так же, как и основные картели, - заметила Дженис.

Голос у нее был сдержанным, приглушенным. Возможно, она была пресс-секретарем Каспарцы. У нее были прямые, светло-пепельные волосы и носила она довольно консервативное, бежевое деловое платье. На шее у нее висел крошечный кулон, но Халл не смог разобрать, что это. Она чопорно держала зажженную сигарету, хотя он еще не замечал, чтобы она затягивалась. Также, она ничего не ела. Слуги приносили еду только Халлу и Каспарце: какое-то коричневое месиво под названием "аджи"[8], вонючую, тушеную в горячем напалме, рыбу и куски чего-то, что толстяк назвал просто: Мясной рулет"! Мой любимый! - На десерт были "антикучо", жареные биточки из бараньих сердец на шампурах.

Халл почти ничего не ел.

- И теперь мой Aмиго хочет покупать у меня, - продолжал Каспарца.

Его акцент булькал, как потеки жира, стекавшие по груди.

- Верно, господин Каспарца. Мы отказываемся от наших посредников. Боливийцам нельзя доверять, а колумбийцы теряют 80% своих заказов из-за изъятий. Весь мой регион сходит с ума.

Что было преуменьшением. Перу было производителем номер три, а теперь стало - номер один. Овладев ситуацией, командование тактической авиации разгромило колумбийские опорные пункты, а "Агент Оранж"[9]- сотню тысяч акров их лучших кокаиновых полей, и теперь ходили разговоры о том, чтобы сбросить легкую пехотную дивизию в Боливию. Это было плохо для бизнеса; у Халла были деньги, чтобы покупать/производить и клиенты, которым угождать. Ему нужно было десять кило в месяц, чтобы сохранить свой регион довольным, но теперь он был счастлив, если смог найти хотя бы два. Чертовы федералы все испортили. У него не было никакого выбора, кроме как прийти, чтобы встретится с Каспарца лично. У толстяка был секрет.

- Вы гарантируете доставку, - сказал Халл. - Никто больше так не делает. Вы стали прям легендой в Штатах. Говорят, вы не потеряли ни грамма из-за федералов.

- Это правда, мистер Халл, - oгромная, черная дыра рта Каспарцы широко раскрылась и всосала кусок бараньего сердца из шампура. Мясо хрустело как орех, когда он жевал. - Однако, моя производственная прибыль не очень хороша.

- Приток заказов исчерпывает наши лимиты, - хладнокровно добавила Дженис.

- Я прекрасно это понимаю.

Халл сфокусировал свое внимание на Каспарце, хотя прямолинейность красавицы раздражала его.

Сначала он подумал, что кулон у нее на шее был медальоном; при ближайшем периферийном осмотре он увидел крохотный мешочек с чем-то или просто завязанный мешочек. Она, вероятно, какая-то чокнутая оккультистка из Калифорнии, - ехидно подумал Халл. Он ненавидел Калифорнию. Вероятно, этот мешочек полон кристаллической пыли или какого-то другого дерьма, чтобы очистить ее ебаную ауру. И, конечно же, он не сочетался с остальной ее внешностью - высший класс, аккуратной "как с иголочки". И в ее глазах было что-то... просто... что-то...

- Мы - небольшой оператор, господин Каспарца. Я хочу покупать только десять кило в месяц.

- Вы знаете мою цену?

- Да, - ответил Халл.

Проклятье, он сделал правильно.

Война с наркотиками подняла цены до небес. Год назад килограмм "продукта" стоил $13,5 за кило. Теперь они хотели $25. Каспарца считает по $30 - и получает это. Никто не знал, как он избегает потерь при захватах, да и всем было все равно. Они просто хотели "дерьмо" толстяка. Даже по $30 кусков, с уменьшением прибыли, маржа оставалась огромной, учитывая цену на улице и более дорогую - "цену на кармане". Но, Каспарца был миллионером. Ему нужен был копеечный бизнес Халла, как нужна еще одна порция мясного рулета.

- Я могу платить $35 за кило, - наконец сказал Халл.

Это предложение будет воспринято либо как любезность, либо как серьезное оскорбление. Халл нервно постукивал ногой под столом.

- Хммм, - заметил Каспарца. - Дайте подумать. Я думаю лучше, когда ем.

Ты должен хорошо подумать, кусок дерьма.

Солнечный свет пробивался пятнами на огромный стол через плюшевые деревья. Халл мог чувствовать свежие запахи джунглей. Он снова посмотрел на Дженис. Да, это был крошечный мешочек на конце ее ожерелья. Она кротко улыбнулась, но в глаза не посмотрела.

- Ты напоминаешь мне дом, - сказала она.

- Где он?

Она ничего не ответила. Ее глаза, казалось, умоляли его, но лицо оставалось спокойным. Халл подумал, что может угадать ее историю; многие из боссов картелей платили большие деньги за белых девушек. Это говорили ее глаза? Ее глаза, - подумал Халл. Они выглядели грустными, загнанными.

Каспарца запихнул больше жареного мяса в рот, а затем выпил третий стакан "ярчи", местного напитка, который пахнул канализационной водой, но был неплохим на вкус. Халл, вытянув шею, огляделся; негр в "дашики" все еще стоял возле деревьев. Он не мог быть телохранителем; он был как полено. Кроме того, у Каспарцы было больше пушек, чем в Белом доме. Черный парень не двигался уже час.

- Кто Ваша "тень"? - в конце концов спросил Халл.

- Рака, - хрюкнул Каспарца, напихивая щеки.

- Духовный наставник господина Каспарцы, - добавила Дженис.

Духовный наставник, в рот мне ноги, - подумал Халл. Он не верил в душу. Он верил в тело и в то, чего телу недоставало. Он верил в простые объективности спроса и предложения. Душа может пойти нахуй мелкими шагами. Душа была плохим подспорьем для бизнеса.

- Рака из Африки, из провинции Шэйнайки, - Каспарца вытер толстые пальцы о скатерть. - Он помогает мне. Он мой "путеводный свет".

Определенно, тебе нужен "путеводный свет", Дамбо. Ты такой толстый, что закрываешь солнце.

Халл прищурился. Черное, безразличное лицо немигающе уставилось на него. Он смотрел на Халла или сквозь него? Плетеные "дреды" болтались, как бечевки. Халл все еще не мог опознать вещь, которая висела на поясе Раки.

Каспарца хмыкнул, покачивая щеками:

- Вам интересно, как я это делаю, да? Вы задаетесь вопросом, как это может быть, что я не теряю "продукт", в то время, как все остальные теряют, в придачу со своими задницами.

Конечно, жирная голова. Мне интересно.

- Это Ваши делишки, господин Каспарца. Я просто бизнесмен, пытающийся удержаться на плаву.

Оскал Каспарцы растянулся шрамом на его огромном лице:

- Истина есть сила, а душа есть истина. Подумай об этом, Aмиго. Хорошенько подумай.

Халл разбирался в дерьме, когда оно начинало попахивать. Они играли с ним? Черный парень, наблюдающий за его спиной, и ухмыляющееся, жирное лицо Каспарцы перед ним, превратили нервы Халла в натянутую струну. Но как только он убедился, что все это было ошибкой, Каспарца встал и его тень поглотила стол. Он протянул свою жирную руку.

- Мы договорились, мистер Халл. Десять кило в месяц, по $35 за кило.

Халл подпрыгнул. Он пожал руку толстяка, подавляя резкий порыв облегчения.

- Не знаю, как Вас отблагодарить, господин Каспарца. Для меня честь иметь с Вами дело.

- Просто помни, что я сказал, - просияла толстая ухмылка, - о душе.

Халл не знал, что ответить.

Каспарца рассмеялся. Его глаза выглядели как шарики, утопленные в жире.

- Мы составим соглашение утром. А пока, чувствуйте себя как дома.

- Благодарю Вас.

- Дженис покажет тебе все тут.

Толстяк неуклюже удалился. Оказывается, он сидел на упаковочном ящике - Халл заметил это только сейчас - так как ни один стул на земле не смог бы вместить его тушу. Рулоны жира свисали с его сторон и извивались, как желе.

- Готов к туру за 25 центов? - спросила Дженис.

- Конечно, - сказал Халл.

Он был в восторге. Он сделал это, он заключил свою сделку. Но какой-то импульс отвлек его взгляд. Халл повернул голову с дрожащей медлительностью.

Рака, черная тень, исчез.

- Ты либо очень тупой, либо очень отчаянный, - сказала Дженис.

Она провела его мимо бассейна. Несколько девушек-блондинок резвились в воде, полностью обнаженные, а еще несколько, уже "под кайфом", легли на шезлонги. Никто не был старше 16-ти.

- Всего понемногу, - ответил ей Халл. - Но, что заставляет тебя так думать?

Дженис закурила сигарету.

- У тебя железные яйца, чтобы припереться сюда. Одному. Независимому, с небольшим заказом.

Услышать, как эта чопорная и правильная женщина говорит яйца, было странно эротично.

- У меня есть бизнес, который нужно запустить, - заметил Халл. - Сделка напрямую была моим последним средством. Ты не поверишь, как в Штатах сейчас "закрутили гайки". Я ненавижу думать, сколько раз я мотался всю ночь с чемоданом, полным сотенных, и никто не продал мне ни грамма. Но ваш босс гарантирует доставку. Я должен был попробовать.

Обдолбанные девушки повернулись на шезлонгах, продолжая ухмыляться в своем сладком ступоре. Еще две вылезли из бассейна, дожидаясь своей очереди; одна была такой молоденькой, что у нее едва были лобковые волосы. Халл не чувствовал даже абстрактной ответственности. Чья-то потеря всегда была чьей-то выгодой. Почему он не должен участвовать в этом? Он был просто поставщиком для нужд. Спрос и предложение, детки. Это не моя вина, что мир - кусок дерьма. Если я не продам его, это сделает кто-то другой.

Одна из блондинок улыбнулась ему, широко раздвинув свои белые ножки на шезлонге. Минет может быть, но, ни под каким предлогом, Халл не хотел бы трахнуть какую-либо девочку из бассейна. Слишком молоды; дети не в его стиле. Видишь? - подумал он, забавно свидетельствуя Богу. - У меня есть мораль. Торговец наркотиками, Халл не был новичком в сексе; больше всего ему нравилось пару раз в день загонять пару орехов в красивую, горячую коробочку. Но он любил присунуть бывалой женщине. Женщине с опытом. Женщине, которая знала себя и была уверена в себе. Такой как...

Ну, как его сопровождающая, например.

Он попытался поймать взгляд Дженис, когда она выводила его со двора. Отличная фигура, отличные ноги. Не возраст, а скорее изысканность проникла в ее лицо модели, ужесточив рот, вытравив крошечные линии в уголках глаз. Ее глаза, - задумался он снова. Наверное, когда-то они были очень красивыми. Теперь они выглядели тусклыми. Как давно она была одной из девушек в бассейне? Ее глаза показывали все сломанные части ее мечты, но Халл не чувствовал себя особо виноватым в этом. Зачем ему это? Он не собирался трахнуть ее, хотя и впрямь - почему нет? Это было бы здорово, не так ли? Хорошенько загрузить ее щель. Он мог себе это представить: мокрая и готовая, с великолепной темно-белокурой растительностью. Тогда, возможно, он развернет ее и угостит второй загрузкой через "заднюю дверь". Хммм. Хорошая мысль. Он, вероятно, теперь имеет право, так как был клиентом Каспарцы.

Но что это была за чертова штучка у нее на шее?

Она повела его вниз по склону. Как и прежде, она проигнорировала зажженную сигарету в руке.

- А вот и "предприятие", - сказала она.

Каспарца провел впечатляющую работу. Это была не кокаиновая дыра в джунглях, это был целый комплекс. Целые склады были посвящены созреванию и промывке траншей. Самосвалы один за другим грохотали с полей, их кузова были завалены листьями коки. Переработчики на большом количестве складов обрабатывали и измельчали листья до состояния пасты. Дальнейшая обработка и высушивание превращали пасту в очищенный порошок, который после дистиллирования превращался в "крэк". Его то и получали люди на "точках" в Штатах.

Затем они прошли лагерь.

Сначала Халл подумал, что это должно быть то место, где спали рабочие. Ряды замаскированных палаток выстроились вдоль поля. Посреди всего этого стояла одна, гораздо большая палатка.

Халл заприметил несколько человек в деловых костюмах, идущих вдоль рядов палаток. Очевидно, они были американцами.

- Что здесь делают все эти американцы?

- Не беспокойся об этом, - сказала ему Дженис.

Пара согнутых рабочих вытащила большие пластиковые мусорные баки из центральной палатки. Они исчезли с той стороны. У входа в палатку стоял негрила Рака.

- О'кей, в таком случае, что с ним? Какая история у Раки?

- Ты задаешь слишком много вопросов, мистер Халл.

Полагаю, я приму это за намек. Халл почувствовал себя окруженным внезапной странностью. Американцы в деловых костюмах? Негрила с каменным лицом и в костюме ""моджо"[10]? Это был завод по производстау кокса в центре Перу. Но, девушка была права, он не должен поднимать волну. Несмотря на подаренную сигару во рту. Пока Халл не получил свой заказ, у Каспарцы может быть тайна. Может быть своя истина, своя сила и своя душа.

Экскурсия закончилась. Здесь вечер наступал рано, джунгли мгновенно потемнели в сумерках.

- Я впечатлен, - признался Халл.

- Так и должно было быть.

Халл продолжал смотреть на лагерь. Еще больше людей в костюмах вышли из большой палатки. Также он увидел женщин, одетых, как Дженис. Все явно американцы.

- Не беспокойся об этом, - повторила Дженис. Это прозвучало как предупреждение. - Мир более разнообразен, чем мы думаем, мистер Халл. На самом деле это совсем не целый мир, а целая куча миров.

- В смысле?

- Это - это место - это не твой мир.

Халл уставился на нее.

- Просто запомни, что сказал Каспарца, мистер Халл. Хорошенько запомни.

На ее сигарете вырос дюйм пепла. Глаза Халла метнулись от кулона на ее бюсте к глазам, всегда возвращались к глазам. На мгновение он почувствовал себя захваченным или связанным. Он чувствовал себя связанным собственным замешательством. Ее глаза, - задумался он. Что-то было в ее глазах.

Ее глаза выглядели мертвыми.

Дженис мастурбировала "макаком"; казалось, он испускал тепло.

Но Дженис чувствовала холод.

Она подняла ночную рубашку и начала втирать больше желе во влагалище. "K-Y"[11], прочитала Дженис на тюбике. Она почти ничего не чувствовала. Ночной воздух парил вокруг нее, но Дженис почти не чувствовала этого. Она совсем не вспотела. Она посмотрела на свою руку и увидела сигаретные ожоги, коркой застывшие между пальцами.

Лунный свет струился через окно. Халл спал на кровати. Дженис проскользнула внутрь, все еще не уверенная в том, что делает. Сейчас было так много инстинктов - привычек, которые расположились в ее жизни, как призраки. Она завидовала Халлу и его сну. Настоящий сон, - подумала она.

Халл напомнил ей о доме, каким бы он не был. Он напомнил ей о жизни.

- Мистер Халл? - прошептала она, облокотившись на его кровать.

Затем нежно его потрясла. Что я здесь делаю? - задумалась она. Почему я здесь?

Халл пошевелился, потом его глаза открылись.

- Что...? - пробормотал он. Пауза затянулась, как капающий воск. Затем: - Дженис?

Ее глаза спрашивали разрешения, как бы рассматривая не человека, а лишь частично интерпретируемое понятие или идею.

- Иди сюда, - сказал он.

Она стянула простыню и легла рядом с ним. Что она могла сказать? Мне одиноко, мистер Халл? Ты мне что-то напоминаешь? Ее пальцы сомкнулись вокруг его пениса. Он сразу же встал. Реакция ее порадовала, она обрадовалась: плоть оживает при ее прикосновении. Она вздрогнула, когда он ее поцеловал. Его руки чувствовали ее тело сквозь ночную рубашку. Опять же, ей стало интересно, это отложенное в памяти воспоминание о прикосновении или фактическое ощущение. Оно было похоже на прикосновение призрака.

- Ты мне кое-что напоминаешь, - прошептала она.

- Что? Скажи мне.

Дженис хотела заплакать. Возможно, она была, слишком плаксивой. Она задрала ночную рубашку и оседлала его. Его пенис проскользнул прямо в ее "киску" - еще один призрак.

Он потянулся к рубашке.

- Сними ее.

- Нет! - сказала она слишком быстро.

- Ты красивая женщина, Дженис. Я хочу видеть тебя.

Красивая. Женщина. Видеть тебя. Но она не хотела, чтобы он ее видел. Вместо этого она сбросила бретели с плеч и позволила платью сползти на талию. Он начал медленно трахать ее. Вверх-вниз, вверх-вниз... "Макак" качнулся между ее грудей.

- Господи, твоя "киска" такая классная, - задыхался он.

Но даже эта грубая реплика доставила ей удовольствие, похвалила ее. Моя "киска" такая клаааассная. Это заставило ее почувствовать себя настоящей.

- Я сейчас кончу прямо в тебя...

Кончать. Сперма. Трахаться. Да, ты мне кое-что напоминаешь. Однако, что? Она могла вспомнить только обрывки. Каждый толчок его члена в ее "киску" выталкивал маленький кусочек на поверхность ее разума. Сколько же ей было лет? 14? 15? Не такая уж необычная история. Ее отец насиловал ее годами. Затем она сбежала, но только лишь для того, чтобы ее насиловали люди намного хуже, потом появились наркотики, державшие поводья ее жизни, что особо ее не волновало. Ее передавали туда-сюда за что угодно. Было много групповух и рабства. Много флетчинга[12]. Много раз ее мужчина - его звали Рим - заставлял ее делать то, что он назвал "специальным шампанским". Ей приходилось отсасывать всем мужикам в комнате, выплевывая каждую эякуляцию в бокал шампанского; после завершения, конечно же, ей нужно было выпить содержимое бокала одним глотком. Игры с собаками были еще одним регулярным развлечением для друзей-дилеров Рима. Некоторые из собак, которых они привозили, были довольно большими и резвыми.

- Сделай Фидо счастливым, Дженис, - приказывал Рим, - или это недостаточно "по-блядски" для тебя.

Маленькие горки белого порошка были достаточной мотивацией, были ее сокровищем в конце радуги. День за днем. В конце концов, ее продали.

И в итоге она оказалась здесь.

Она была продана Каспарце в рамках одолжения. Каспарце нравились молоденькие, прежде чем они будут слишком "затасканными". У него было много девушек. Он был слишком толстым, чтобы эффективно трахаться, но ему нравились минеты и мастурбации. Обычно он лежал на спине и держал свой массивный живот, а девушки по очереди его ублажали. Он также любил "язычковые ванны".

- Ах, мои маленькие любовницы, - бормотал он, в то время, как несколько девушек медленно облизывали жирный пот со всего его "нефритового стержня".

Каспарца не мылся часто, что делало это еще хуже. Иногда он лежал на животе, две девушки держали его ягодицы, а другие лизали его яички и анус. Иногда он испражнялся на грудь девушки - присевший человек-кит - и всегда казалось, что бедная Дженис получила привилегию: есть пикантные экскременты.

Как только девушки состарились - 20 или около того - он больше не хотел их. Многие были отданы в лагеря наемников, которые патрулировали поля, другие просто исчезли. Но, счастливчики были сохранены для особых целей. Для Раки.

Рака, - подумала она, прыгая вверх и вниз.

Ритм Халла усилился.

- Ты такая горячая штучка, Дженис! Боже!

Ее "киска" обильно текла, шумно чавкая, будто кто-то ест. Ощущение движения, тепла и ударов, заставило Дженис почувствовать смутное удовольствие. Чувствовать проникновение - сейчас - было своего рода транспозицией, пересечением матриц. Это наложило плоть на ее память, жизнь в пространство, где раньше было ее сердце.

Халл обхватил ее; потянул ее вниз, обнимая и кончая одновременно. Она чувствовала, как его сперма хлынула в вагину. Было тепло. Это был теплый подарок, который он подарил ей, вклад из одного мира в другой.

Она легла рядом с ним. Он провел пальцем по ее груди, затем постучал по "макаку".

- Что это?

Моя жизнь, - хотела сказать она. - Просто талисман на удачу.

- Суеверная, а? Я видел здесь много людей с такими вещами. В том лагере. А что это за место? - когда она не ответила, он толкнул ее. - Позволь мне опуститься пониже. Я хочу съесть твою пизденку.

- Нет! - возразила она.

Он стянул ночнушку, скомканную на ее талии.

- Нет! - сказала она, схватив его за руки. - Пожалуйста, не надо.

- Тебе не о чем беспокоиться.

- Просто... пожалуйста... не надо.

Халл оставил ее в покое. Он был привлекательным мужчиной, беззастенчивым в наготе. Он выглядел чисто и профессионально. Он не был похож на того, кем был, и она предположила, что именно поэтому он понравился Каспарце.

- Как он это делает? - спросил Халл

- Делает что?

- Как Каспарца вывозит свое "дерьмо"? Он не может делать это с лодками, ВМС США по всему побережью. И самолеты наблюдения пасут основные наземные маршруты 24 часа в сутки.

- Он перевозит груз с курьерами.

Халл наклонился, удивленный.

- Что, коммерческими рейсами?

- Да.

- Это сумасшествие. Таможня проверяет каждый самолет внутри и снаружи, они просвечивают и обнюхивают каждую часть багажа и ручной клади, на каждом рейсе. Каспарца, наверное, перевозит тысячу кило в месяц. Он не может перевозить через аэропорты, не сейчас, не в наше время. Он все бы потерял.

- Просто не беспокойся об этом, - устало сказала она. Ее рука вернулась к его члену; он снова "стоял", жесткий, горячий и пульсирующий жизнью. - Сделай это снова, - сказала она.

- Да, - ответил он. - Я сделаю это с тобой, все в порядке. Тебе понравится.

Он перевернул ее, толкнул на живот и плюнул между ягодиц. Еще одно воспоминание, не удивительно. Затем он вставил свой член ей в прямую кишку и начал жестко трахать.

Рим, папочка, все остальные мужчины - ничего страшного. Это заставило ее чувствовать себя хорошо, потому, что это напомнило ей о чем-то.

Она свесилась с кровати. Луна, казалось, качалась вверх и вниз в окне вместе с неистовыми толчками Халла. Волосы Дженис растрепались; "макак" танцевал, болтаясь на шее. С каждым ударом в ее голову вбивалось все больше воспоминаний, все больше жизни. Его свирепость, казалось, что-то ей подтверждала. Это то, что делают люди, - размышляла она. Член Халла был доказательством жизни. Она хотела, чтобы он снова вошел в нее; она хотела, чтобы он мог войти в нее навсегда, ибо каждый раз, когда он это делал, было еще одним подтверждением того, что она нечто большее, чем тень, большее, чем призрак.

Он вздрагивал, стонал. Дженис была счастлива. Теплые струи в этот раз чувствовались тоньше и горячее, струясь в ее кишечник, и она была так счастлива, что хотела плакать. Но, затем...

...она замерла.

Лицо, истекающее кровью прямо на нее - черное как обсидиан и совершенно пустое.

Лицо Раки.

Голос жреца, безэховым аккордом, пробившийся в ее разум.

- Сейчас, - повелел он.

Все еще с членом внутри себя, Дженис ударила Халла лампой по голове.

Искаженные слова сочились, распространяясь повсюду. Истина есть сила. Душа есть истина.

В затуманенное сознание Халла просочился свет. Его глаза открылись. Размытые лица парили, как капли, затем сфокусировались, пристально глядя на него. Дженис и Каспарца. Он трахал девушку, не так ли? Да, а потом... потом...

Проклятье, - подумал он, когда остальная часть памяти стерлась.

Он попытался встать, но не смог.

- Ах, мистер Халл, - замаячило лицо Каспарцы. - С возвращением, Aмиго.

Халл огляделся. Ублюдки привязали его к столу. Он был голый. Шипящий свет дюжины газовых фонариков облизывал серые, брезентовые стены. Лагерь, - понял он. - Палатка.

Он был в большой палатке.

Дженис стояла у стола, бледная, в ночнушке. Каспарца напротив, лавина жира, выпирающая сквозь огромную рубашку.

У брезентовой перегородки стоял Рака.

- Мы обретаем силу через душу, мистер Халл, - загадочно произнес Каспарца. - Рака - жрец Обиа[13], их еще зовут "Папалои". Он был рожден, чтобы порабощать души.

Черный жрец стоял неподвижно, застывшее лицо было лишено признаков жизни, как деревянная маска. На нем было ожерелье из человеческих пальцев или, может быть, "пуденда"[14], а на поясе висела усохшая голова младенца. Но в его руке, покачиваясь, болталось что-то еще: один из тех маленьких мешочков на шнуре, один из "макаков".

- Я думал, мы договорились, - простонал Халл.

- О, да, мистер Халл, - заверил толстяк. - Но вы ведь хотите узнать мой секрет, не так ли?

- Мне похуй Ваш секрет. Просто позвольте мне освободиться.

- Всему свое время, - оскал Каспарцы, казалось, подпирал вздутое лицо.

Он кивнул Джeнис.

Мне пиздец, - понял Халл. Он пытался освободиться от пут. Не нужно быть гением, чтобы сделать вывод, что они собирались убить его. Но почему? Он не вышел "за рамки". Это не имело никакого смысла. Какой-то новый перевозчик дома заказал его? Кто-то слил его как кусок дерьма?

- Послушайте, я не знаю, что я сделал, и я не знаю, что происходит. Просто отпустите меня. Я заплачу вам, сколько захотите.

Каспарца рассмеялся, покачивая жиром.

Дженис толкнула стол на колесиках, как каталку. Ебать твою маму три раза! - подумал Халл, и это были самые светлые и самые человечные мысли. Его глаза расширились. На каталке лежал труп: мужчина, американец. Он был бледный и обнаженный.

- Дженис покажет тебе, - сказал Каспарца. - Силу души.

Халл стиснул зубы. Дженис очень ловко вскрыла живот трупа большим скальпелем для аутопсии. Она погрузила руки в разрез и начала все оттуда вытаскивать. Сначала появились блестящие розовые булочки кишечника, затем почки, печень, желудок, селезенка. Она бросила каждую влажную массу органов в большой пластиковый мусорный бак. Затем она потянулась дальше, к более "высоким" вещам - сердцу, легким. Все это тоже ушло в мусорное ведро. К тому времени, как она закончила, она была по локти скользкой от темной, свернувшейся крови.

- Мы можем поместить от шести до восьми кило в среднестатистический труп, - сообщил Каспарца.

Халл нахмурился, несмотря на свою дилемму.

- Ты совсем из ума выжил. Это самый старый, азбучный трюк. Таможня раскусила его много лет назад.

Каспарца улыбнулся. Теперь Дженис упаковывала запечатанные килограммы в вычищенную полость тела трупа, а затем набивала пачки поролона, чтобы заполнить пробелы и сгладить торчащие уголки. Она работала со спокойной эффективностью. Закончив, она начала зашивать зияющий шов черными нитками для аутопсии.

- Вы не можете провозить "кокс" в Штаты в трупах, - возразил Халл. - Таможня досматривает все авиаперевозки, включая гробы, в том числе тела, помеченные для перевозки. Любой идиот это знает. Твоя девушка сказала, что Вы все перевозите с курьерами.

- Совершенно верно, мистер Халл. Мои "мулы"[15]проходят прямо перед носом ваших таможенных агентов.

Что? - подумал Халл. - Проходят?

Дженис задрала ночную рубашку. Взгляд Халла, с ужасом оценивая наготу, поднялся от ее ног, к участку лобковых волос, затем выше и остановился. На животе у нее был длинный, черный шов.

- Дженис была моим "мулом" довольно долгое время.

Боже мой, - подумал обо всем этом Халл.

Рака что-то пробормотал, как бы напевая тяжелые, непонятные слова. Слова казались ощутимыми, они словно сгущались в воздухе, как туман. Они казались живыми. Затем он поместил один из "макаков" на шею трупа.

И труп сел, а затем слез с каталки.

О, Боже! О, Боже! О...

Рака вывел труп наружу.

Каспарца протянул к Халлу свои толстые руки, его лицо, впервые, было спокойным в каком-то торжественном знании.

- Итак, видишь, Амиго, наша сделка в силе. И ты станешь своим собственным "мулом".

О, Господи! Господи! Господи!

Забрызганный скальпель блеснул в руке Дженис. Халл начал кричать, когда она начала резать.

Перевод: Zanahorras

- Было жутчее, чем ты слышала, - говорит тебе Дори Энн Слэйт, подливая кукурузного ликера в чашку. Ты просто забежала в ее крытую толем лачугу выразить соболезнования и... на тебе.

Ты и не думала.

- Я тока слышалa, что ее сестру, Люси, грохнул кто-то, кто вломился в дом.

Налитые кровью глаза Дори Энн кажутся больше положенного, но ввалившимися; в каком-то смысле у нее и вся жизнь провалилась. Ей сорок пять, но с той недели она словно лет на десять постарела. Цветущая грудь, заставлявшая подвывать всех мужчин, увяла под поблекшим желтым топом. Она всегда была для тебя типа матери-на-подмену, пышнее самой жизни, налитой силами и мудростью. Теперь она казалась неопрятной, светлые волосы потускнели и спутались. Она сидит со скрещенными ногами за шатким столиком и тебе видны дорожки тонких синих вен.

- Xочешь послушать, Марла? - спрашивает она.

Вопрос тебя шокирует. Тебе не стоило бы слушать, но... хочется. По какой-то причине хочется.

- О, мисс Дори, не хочу, чтоб вы мучались рассказом, но...

Внезапно полумертвые глаза на миг озаряются. Она похлопывает тебя по рукам на столе:

- Видишь ли, милая, рассказывать об этом мне приятно. А мне, видит Бог, не помешает хоть что-то приятное...

- Приятное? - ахаешь ты, не подумав. - Но мисс Дори, что ж приятного в рассказе о том, как сестру грохнули?

Безрадостный смешок, потом еще глоток.

- Ну ясно, тебе так не кажется, дорогая. Тебе скока - двадцать, двадцать один?

- Не, еле восемнадцать.

- Надо ж! - вскрикивает старшая, чуть громковато. - А ты цветешь, девочка! Это даже плохо - быть насколько красивой. Ты еще поймешь, что это проклятие, как поняла когда-то я. Лучше бы Бог нас сделал жирными и страшными. Моя сестра Люси это поняла, и нелегким образом.

Тебя терзает вопрос, поднявшийся из самых темных закоулков твоей души. Почему ты хочешь это знать? Как может быть приятно говорить об убийстве твоей сестры?

- Ты ведь чуток знала Люси, да? Она тоже была красива, на двадцать лет младше меня. Да... Наша мамаша сначала меня родила. Но внешность и принесла бедняжке Люси столько горестей. Парни ей проходу не давали и, что еще хуже, ей это нравилось. Реднеки трахали ее с пятнадцати-шестнадцати, да внутри у нее что-то не так было, она все время выкидывала. Но полтора года назад получился у нее малыш Кейд, так она его назвала. Но кто отец, не говорила...

Ты не знаешь, почему Дори Энн замолкла, но замечаешь, что слушаешь ее, вытянувшись на стуле от напряжения. Твое сердце колотится.

Снаружи садится солнце. Ты слышишь, как сверчки и лягушки заводят песни.

- Толком не знают, в какую это было ночь - пятницы, субботы, типа того. Парни из департамента шерифа так сказали. Кто-то пришел и изнасиловал ее, прямо возле колыбельки с младенцем. Пару раз изнасиловал, как сказали, и в зад тоже. Попользовал, чтобы кончу сбросить. Девчушку вроде тебя, Марла. Ты должна это знать. От большинства парней добра не жди. Говорят они приятно, выглядят хорошо, но в конечном итоге, ты для них только теплая дырка, куда можно кончить. Как Люси была для того парня. Натрахавшись, он перерезал ей горло. А затем, как говорят, насрал на пол и нассал на малыша Кейда в колыбельке. И ушел.

Желудок твой возмущается от этих слов, но еще сильней тебя беспокоит, что она сказала раньше: ты просто теплая дырка, куда можно кончить. Так вот, что ты в глазах мужчин?

Все, что ты можешь, - глотать.

- Но, видишь ли, он оставил дверь открытой - нарочно. Люси жила там дальше, по старой дороге, за буреломом, где раньше обитал старый башмачник Джейк Мартин. Туда почти не ходят, даже почту не носят, ведь Люси вселилась в дом старой Марм, а старая Марм разрешила ей, сама она сейчас в том мерзком доме престарелых.

Твое сердце, кажется, бьется с перебоями.

- Что... что случилось с ребенком?

- А ты че думаешь? Три, четыре дня прошло, пока кто-то решил дом проведать. Ясное дело, звери туда уже забрались и добрались до дитя. Скунс, опоссум, дикая собака. Кто знает? Бедняжку нашли снаружи - то, что от него осталось.

От этих слов тебе дурнеет.

- И все это он сделал с моей сестрой, просто чтоб кончу сбросить, - но Дори как-то странно говорит об этой трагедии.

Она не кажется особо расстроенной, замечаешь ты. А сама ты расстроена, это точно.

- Понимаешь, Марла, от мужчин не просто добра не видать. Большинство из них - зло. Почему-то когда трахают девок, они становятся злом.

Зло, - думаешь ты.

Она смотрит на тебя, сузив глаза.

- Ты знаешь, о чем я.

Ты пялишься в ответ. Да, ты знаешь. Первым с тобой это сделал парень твоей матери. Тебе было... одиннадцать, двенадцать? Так больно было, и столько крови. Твоя мать притворилась, что это ты из девочки превратилась в женщину, получила "Проклятие Евы", как она выразилась, но ты понимала: она знала, в чем дело. Если подумать, она и сама не была особо хорошей, но хотя бы не причиняла тебе вреда. Кое-кто из учителей тоже, пока ты не бросила школу, потом пару раз твой брат, Флойд, тоже сделал это с тобой, и сукин сын до сих пор тебе толком в лицо не смотрит, а всегда отворачивается и лыбится. А кроме всего этого, однажды вечером, прошлой зимой, тебя просто изнасиловали, когда ты шла домой короткой дорогой из магазина Хaллa, где работаешь. Какой-то выродок прятался в лесу, и вонял он до самых небес.

Да, похоже, все, что могут предложить мужчины, это сперма и боль. Ты решила не иметь с ними ничего общего, никогда.

- Я так и думала, - говорит Дори Энн, видя твое лицо. Затем отхлебывает еще немного чистого ликера. - Но видишь ли, я знаю больше других, мне Люси сказала.

- Что сказала? - спрашиваешь ты пересохшим горлом.

- Она была снова беременна, от того же мужчины, от которого у нее малыш Кейд, и я говорила, что она не сказала, кто он, но я все равно узнала...

- Кто? - спрашиваешь ты, едва не срываясь с места.

- Ты погоди, - говорит она с тончайшей улыбкой. - Это был тот же, кто грохнул ее, ведь она требовала жениться, а иначе пойдет в окружной суд, подаст на него и потребует сделать какой-то ДНК-тест. Видишь? Мужчин волнует только их конча, и все. Короче, знаешь Ронду Коннер из "Перекресткa"? Думаю, не, в твоем-то возрасте еще рано пить, а если ума хватит, то и не начнешь, - мутные глаза Дори Энн покосились на ее чашку. - Она держит там бар, хотя сама с папашей живет в Крик-Сити, и вчера, придя на работу, услышала голоса сзади, на парковке, два парня сидели в пикапе. Ронда врубилась, что они косяк смолят, но остановилась у черного входа, заслышав, как один из них сказал: Грохнул суку, да, сэр. И Ронда прислушалась, не пошла внутрь. Потом один из них говорит: ...перерезал залетевшей суке горло, так и сделал. Засудит она меня, сказала, чтоб ребенка содержал. Так и сказала, прошмандовка.

Глаза Дори Энн смотрели на мили вперед.

- Так я и поняла, что это тот же парень. А потом он говорит: Черт, я так ненавидел эту суку, что прежде чем грохнуть, высосал все молоко из ее сисек, понимаешь, она все еще кормила первого, которого я ей в брюхо засунул. А потом он рассмеялся и сказал: Сладкое, это да. И знаешь, что тогда сделала Ронда?

- Что? - шепчешь ты.

- Пошла и выложила все своему папаше, Уинчеллу Коннеру. А видишь ли, Уинчелл Коннер - сын Сизаля Коннера. Слыхала о таком?

Ты копаешься у себя в голове.

- Имя вроде чуток знакомое, но толком не уверена.

- Знакомое, милая. Коннеры - одна из немногих достойных семей в этих местах. Коннеров тут куча, но эти вроде с Кентукки приехали. И вот что я скажу...

Ты ждешь, ждешь, напряженная, елозишь.

А потом Дори Энн спрашивает:

- Ты про головач слышала?

Ты пялишься на нее в ответ. И повисает молчание.

Дори Энн кивает.

- Все об этом слыхали, но никто не говорит. Неудивительно. Не любят люди признаваться, что знают о таком.

- Но такого не бывает, мисс Дори, - ты скорее ее уговариваешь, чем утверждаешь. - Деревенщины это просто выдумали, типа так они ставят последнюю точку в распрях.

Но глаза Дори Энн утверждают иное. Она снова треплет тебя по рукам на столе.

- Головачи бывают, милая. Неприятно говорить, но их еще с Гражданской устраивают. Тогда их и придумали Тактоны и Мартины. Только так можно толком отомстить тому, кто сотворил с тобой нечто невообразимое. Если мужчина жену твою убил или ребенка изнасиловал, ты похищаешь его жену и тогда, тогда...

Остальное тебе говорить не нужно. Ты и думать об этом не хочешь.

- Дори Энн, а при чем здесь этот Коннер?

Снаружи все темнее, сверчки стали громче. Стекло звякает, когда Дори Энн подливает еще ликера.

- Это был Сизаль Коннер. Хороший человек, хотя пьет многовато. Раньше свиней резал для "Мясницкой компании Уильямa", но потом началась рецессия, типа той, что идет сейчас, и Сизаля уволили, когда закрывали фабрику. Это типа в семидесятые, милая. Мне самой лет десять было. Но Сизаль получил выходное пособие с фабрики Уильяма и купил себе трактор на средства и прах-вительство платит народу, чтоб они пшеницу собирали, типа су-б-си-ди-я, а у Сизаля была земля, на которой он годами пшеницу растил. И у него жена была больная - Джуди Мэй ее звали, - и Сизалю нужны были деньги прах-вительства, чтоб за электричество платить, ведь у Джуди Мэй чего-то с легкими было, она спать могла только с машиной для дыхалки. Небо-лазер, вроде, зовется. Но, видишь ли, была семейка, которая, бог знает с каких пор враждовала с Коннерами - Кроллы, и Хорас Кролл тоже работал на прах-вительскую субсидию, но его выгнали, потому что пил все время и бензин тырил. И старший сын Хораса - не помню, как его имя, - он с цепи сорвался из-за того, что его папку уволили, а Сизаль Коннер еще больше зарабатывает, с купленным-то трактором... этот пацан Кроллов вломился в сарай Сизаля и подсыпал че-то в бензопак трактора, что движок запороло. Нужна была тысяча долларов, чтоб починить, и Сизаль пошел в банк, ссуду взял, но неделя ушла, пока ее одобрили, - голос Дори Энн помрачнел. - Он запоздал с оплатой электричества, компания отключила его на неделю и... ну, сама догадайся. Джуди Мэй умерла от ре-спи-ра-льно-го приступа из-за того, что небу-лазер заглох.

Кажется, у тебя в голове гудит.

Вроде к отчаянию на лице Дори Энн примешалось облегчение? Ты спрашиваешь:

- И... что потом?

Но думаешь, что и сама догадываешься.

- Сизаль выкрал сначала младшего парня Кроллов, потом, через пару ночей, десятилетнюю дочь Кролла, потом самого Хораса, и наконец, того старшего сына, который трактор запорол. И каждый раз Сизаль и его ближайшие друзья - Джейк Мартин, Тафф и Хелтон Тактон - устраивали головач. Они прорезали им дырку в черепушке и трахали в голову.

После слов Дори Энн молчание, кажется, шквал обрушилось на хижину.

- Сизаль, тот давно помер, но его сын Уинчел продолжил род - Ронда из "Перекресткa" его дочь...

- И Ронда сказала ему... - говоришь ты, чтоб прояснить, - сказала, что она слышала слова мужчины в пикапе...

Дори Энн кивает, затем, нагнувшись ближе, шепчет:

- Уинчел похитил того человека сегодня вечером, Марла. Они устроят головач...

И когда Дори Энн говорит "головач", ее глаза внезапно блестят, как у юной девушки.

Ты открываешь рот, чтобы заговорить, но слов не возникает. Ты знаешь, что хочешь спросить, но не можешь.

- Хочешь пойти? - спрашивает дальше Дори Энн.

Ты отвечаешь на выдохе:

- Да...

- Они устроят его в доме Уинчела, - продолжает она, но ты замечаешь, что соски Дори Энн напряглись под желтоватым топом.

Ты видишь, как они торчат, будто пробки бутылок

И твои соски тоже.

Ты пойдешь смотреть на головач. Пойдешь смотреть, как мужик трахает другого мужика... в голову.

Ну или ты так думаешь.

Что-то непростое, кажется, на уме у Дори Энн. Она, кажется, колеблется, и ты лишь гадаешь почему. Потом возникает самый очевидный вопрос, словно тебе в мозг тыкают стеклянный стержень.

- Мисс Дори, вы мне так и не сказали. Что за мужчина так жутко грохнул Люси?

Дори Энн делает еще глоток, потом смотрит на тебя мертвыми глазами.

- Потому тебя и приглашают, Марла. Мужчина, убивший мою сестру, - твой брат Флойд.

Ты пялишься на нее. Вся покрываешься мурашками. Твои мысли сталкиваются друг с другом, и тебе кажется, что ты стоишь на утесе в милю высотой, глядя вниз.

- Так что, я буду отомщена и ты тоже, милая, ведь по тому, как мужчина смотрит, иногда можно сказать, что он давно уже творит зло. Так, Марла?

Ты киваешь.

- И тебя не заботит, что это твой родич...

- Нет! - ты вскакиваешь и кричишь.

Tы смеешься и плачешь разом, и чувствуешь, что кружишься, как юла, и от самой этой мысли, одной лишь мысли ты становишься возбужденной и радостной, и влажной между ног. Ты едва не падаешь на Дори Энн, обнимаешь ее и целуешь, и бормочешь, как младенец.

Часики тикают. За окном уже стемнело. Сверчки и лягушки почти оглушают.

Дори Энн тоже плачет - от радости. Она усаживает тебя, потом берет за руку и говорит:

- Пошли, милая. Уже пора.

Перевод: Василий Рузаков (R.I.P.)

Теплая рука мисс Дори сжимает твою. Глаза старшей женщины затуманены трудностями и горькими разрывами всей жизни, но где-то под этим туманом горит искорка, какой ты еще не видела.

Это предвкушение.

Ты подозреваешь, что ту же искорку можно сейчас найти и в твоих глазах. Я иду смотреть головач, - напоминает тебе мрачная версия твоего же голоса. Да. Головач.

Нечто, что ты всегда считала мифом, пока Дори Энн не уверила тебя, что такое бывает. От понимания этого должно бы тошнить, но нет, ничего подобного. Вместо этого дыхание перехватывает от волнения, и когда новые слова подытоживают правду, ты начинаешь косеть: Они прорежут дырку в голове моего брата, а потом... потом...

Окосев, ты крутишься, твои соски наполняются кровью и начинают бегать мурашки. По раскрасневшемуся лицу Дори Энн ты понимаешь, что она чувствует то же самое. Это тебя смущает, конечно. Почему?

Из-за твоей личной жажды мести?

Должно быть!

- Милая, - говорит мисс Дори, пробираясь по кустам. - Вижу, в голове у тя буря бушует, ты думаешь, че-то не так со мной, раз меня заводит то, что будет с этим болотным отродьем, твоим братцем. Я тоже это чувствую, но знаешь что?

Твои глаза молят ее.

- Все с нами путем. А вот там всякого народа полно! И это с ними че-то не так...

Ты даешь этой идее уложиться и просто идешь, прокладывая путь сквозь темнеющий лес. Желтый свет луны просачивается сквозь деревья; скоро начинает казаться, что это не ты идешь сквозь лес, а лес заглатывает тебя. Каждое перекрученное дерево, которое ты проходишь, кажется гротескной фигурой, гримасничающим человеком, замерзшим, окаменевшим. А деревья не начали расти гуще? Толще, заскорузлей и корявее?

Наконец. Рука мисс Дори сжимает твою потуже, и она говорит:

- Вот и хижина Уинчела.

Сквозь нависшие ветви ты видишь свет в оконце. Это солидная, обшитая деревом хижина со скатной крышей. Выглядит мирной...

Здесь моего брата трахнут в голову, - понимаешь ты, - и... и...

Тебе не терпится.

Мисс Дори ведет тебя к крылечку.

- Я вижу, тебе больно, милая, больнее, чем мне, наверное. То, что твой брат Флойд делал с тобой, ты так долго держала на сердце, а я, как услышала, что это он убил мою сестру и малыша Кейда? Мне было так больно, что я чуть с утеса у провала Буна не прыгнула.

Ты точно знаешь, о чем она говорит - боль, что никогда не уходит, боль, что терзает твое сердце и, кажется, что большущий шмат был вырезан из твоей души. Новые слезы текут тебе на глаза...

- Но сегодня это все изменится, - говоришь ты. - Сказано в Библии "мне отмщение", и так и будет. И когда Флойда, наконец, накажут, как положено, за все жуткие вещи, что он творил, тогда боль, что мы обе чувствуем? Она уйдет навсегда!

А уйдет ли? Правда уйдет?

Ты чувствуешь онемение и странное гудение в голове, когда мисс Дори стучит, а потом скрипящая деревянная дверь открывается настежь. Внутри мерцают свечи, и в их спокойном свете движется грузная фигура.

- Ну, как оно, Дори Энн? - приветствует ее глубокий, резкий, но в остальном приятный голос.

Фигура приглашает зайти и тебя поражает уют этого жилища в лесной глуши. Чистые деревянные полы, простая обстановка, вышитые вручную занавески. Не похоже на дом, где злодея предадут смерти.

Мисс Дори представляет тебя этой мощной здоровой фигуре. Уинчел Коннер. Тяжелые брови, живот как бочка, широкие плечи. Выглядит лет на пятьдесят и носит фуражку, как у кондуктора на поезде. Крупная загрубелая рука с энтузиазмом жмет твою.

- Ну, привет, Марла. Слыхал про тя - знал твоего папашку, давно, - но, прости, раньше не встречались. Я со своими? Мы, по большей части, сидим по эту сторону озера. Но по-любому - вам обeим завсегда рады в моем доме. - Он так и говорит "завсегда".

Ты ждешь, что тут будут еще мужчины - так ты думала, по крайней мере. Когда кто-то устраивает головач совершившему ужасное преступление, другие окрестные мужчины приходят... поучаствовать. Но дом, однако, кажется пустым и тихим - дальше некуда. Выражение лица мисс Дори говорит тебе, что она тоже в недоумении, настолько, что заявляет:

- Эм, Уинчел? А где... остальные где?

Здоровяк непринужденно пожимает плечами и приглашает их сесть на древний диван с набитыми соломой подушками.

- Ща растолкую, Дори Энн. Видишь ли, сегодня будет чуть инче, чем обнаковенно. Погоди-ка, я малинова сидра вам налью.

Пораженная, ты смотришь, как он уходит в заднюю комнату. Ты ждала, что настрой тут будет мрачным, суровым, а вместо этого он нам сидра нальет?! Глянув на мисс Дори, ты понимаешь: она тоже изумлена.

Уинчел возвращается, дает вам по наполненной кружке. Его гостеприимная улыбища кажется неуместней некуда.

- Дочка моя, Ронда, делала, а я говорю вам: умеет девка сидр делать. Щас ее нет, конечно. Не хочу, чтоб она видела...

Он умолк. Ты едва чувствуешь вкус напитка, а мисс Дори отхлебывает, сузив глаза до щелочек.

- Уинчел, я спрашиваю, что происходит? Ты ж пригласил нас... ну, знаешь.

- На головач, - наконец признает мужчина. - Да, но...

Твое сердце трепещет от жуткого разочарования. Что-то случилось! Флойд, наверное, сбежать смог! И мисс Дори говорит почти то же, что ты думаешь:

- Уинчел, ты что, не поймал Флойда? Я думала...

- У меня он, все путем, - он показывает пальцем за спину. - Там злыдень, связан и пасть заткнута. Высмотрел ублюдка у озера, с утреца, он раков ловил. Легче не бывает: дал по кумполу домкратом, забросил его задницу в машину и приволок сюда, - oн смеется. - Расслабьтесь, девочки!

Расслабиться? Это невозможно. У тебя в голове, на заднем плане, все это время крутится повтор того, как Флойд тебя насиловал, - словно карточки листают, и ты ничего не можешь с этим поделать. Выражение его лица стоит перед глазами, настолько, что на голову давит и, кажется, она сейчас взорвется. Уинчел треплется про разных соседей и сплетничает, а мисс Дори притворяется, что слушает. Но ты слушать не можешь - только сидишь там и смотришь на образы, мелькающие в твоей голове.

- Ладно, девчат. Хватит болтать, полагаю, - oн шлепнул себя по коленям и встал. - За мной!

Мертвоглазая, ты следуешь за мисс Дори и Уинчелом, сначала на кухню, где в обшитом деревом помещении доминирует древняя дровяная печь. Здесь должно бы быть жарко, но сквозняк от нескольких открытых окон делает комнату вполне комфортной. Ты чуешь запах леса, но потом понимаешь, что здесь он особенно силен. И тогда замечаешь одинокий горшок в печи.

- Что это за запах, мистер Коннер? - выпаливаешь ты. - Приятно пахнет, как деревом.

- Через минутку покажу, но вот тута кой-че, что вам будет интереснее.

И он исчезает в небольшой двери. Вы с мисс Дори, осторожно шагая, следуете за ним.

Над головой горит лампочка накаливания - Уинчел единственный из местных, у кого есть электричество, - но внезапно ее свет меркнет, словно твои мысли отобрали у нее часть энергии. Комната пахнет... странно, не похоже на богатый хвойный запах на кухне, но запах сильный, застарелый и слегка неприятный. Окон тут нет, а в самом центре стоит стол, к которому привязан твой брат Флойд, во рту у него кляп. Пока он одет, но джинсы уже спущены; ты бледнеешь от вида его скрюченных увядших гениталий.

- Вот он, - ворвался голос Уинчела. - Кусок дерьма валяется тут весь день. Полагаю, я дал ему кучу времени поразмыслить, - здоровяк хватает грязные черные волосы Флойда в горсть и выкручивает их. - А, Флойд? Ты поразмыслил? Надеюсь, а то времени на размышления мало осталось. Зато смотри, кто тебя навестил, - Уинчел дергает голову Флойда, чтоб тот уставился на дверь. - Глянь-ка, это не Дори Энн Слэйт, знаешь, сестра той нех-винной девки, что ты трахнул и грохнул? А малыш, которого ты обоссал и бросил для опоссумов был племянник Дори. Другую девку ты, конечно, тоже знаешь - Марла, твоя ж сестра. Не стану напоминать ту жуткую хрень, что ты с ней творил.

Глаза Флойда, выпученные над кляпом, находят твои и застывают. И ты застываешь, с головы до ног. Он мямлит что-то, но из-за кляпа не разобрать.

Уинчел потирает руки.

- Знаете, дамы, я уже сказанул Флойду, что мы мочканем его жалкую задницу, устроив головач, - хотел, чтоб он весь день об этом думал. Но, понимаете, есть парни, которые творят такую жуть, что помереть просто от головача им мало, да? Это он легко отделается, помрет-то довольно быстро. Для таких мы придумали кое-что еще.

Унчел нагибается к центру большого стола, и у мисс Дори перехватывает дыхание, когда она видит, как здоровяк открывает карманный нож. Лицо Флойда розовеет, а шея изгибается, когда он, дрожа, пялится на лезвие.

- Пока что, Флойд, будет не особо больно...

Мисс Дори обнимает тебя, и вы вдвоем следите за Уинчелом.

Он изящно колет центр мошонки Флойда лезвием, а потом делает на сморщенной плоти дюймовой длины надрез. Флойд подвывает и дергает бедрами.

- Это мы называет "шкурить яйца". Режешь их мешочек, а потом выщелкиваешь их, чтоб снаружи висели.

Он короткими пальцами выдавливает через щель оба яйца Флода, те розовато блестят и все еще соединены нежными нитями.

- И че... че ты будешь делать? - спрашивает мисс Дори горячим шепотом.

Уинчел подмигивает.

- Сейчас вернусь, - и покидает комнату.

А ты пока продолжаешь пялиться. Так хочется высказать кучу всего Флойду, но ты не можешь. Тебе перехватило горло, а мозг все еще бурлит от всех тех образов, что кружатся и кружатся в нем. Кажется, они не прекратятся никогда, но ты знаешь, что если вскоре они не прекратятся, ты покончишь с собой. То-то будет облегчение.

Уинчел притопал обратно, держа горшок, что ты видела в печи. Когда он поднимает крышку, густой хвойный запах, что ты с удовольствием нюхала в кухне, усиливается десятикратно. Ты слышишь слабое бульканье.

- Как я и говорил, дамы, такой урод не должен легко отделаться, нет, сэр. Чтоб помочь делу, я налил в этот горшок сосновой смолы - сам ее снаружи собирал, с нескольких деревьев, да, а потом нагрел в печи, пока не забурлила. Разбавил чуток скипидаром, чтоб не слишком густо было.

Глаза Флойда выкатились настолько, что, казалось, готовы были выпасть из глазниц. Уничел продолжает:

- Понимаете, в старину, шкуря кому-нибудь яйца, мы кипящей водой поливали, но потом кто-то - Чарли Фачсон, вроде бы - почесал себе голову и сказал своим писклявым голосом: "Парни, а че, лучше кипятка ниче не придумаем? А то кипяток быстро остывает, как его выльешь". И, блин, мы все с ним согласились. Кажись, в тот день мы узнали, что какой-то алкаш с мельницы Уэйнсвилля тут околачивался, а потом кто-то - Тэйтер Клайн, наверное - застукал какого-то дуболома, который к Джори Крэю заглядывал. Больной ублюдок подглядывал в окна за Джоани, десятилетней дочкой Джори и наяривал себе, так что Тэйтер его приволок. Головач мы ему устраивать не стали, он же не убил никого, но урок ему был чертовски нужен, и... - Уинчел закатывает глаза и усмехается, - мы тогда его роскошно проучили.

- Обобрали сосны, да, наполнили горшок, скипятили, а старина Чарли ошкурил ублюдку яйца. И скажу вам, дамы, когда мы полили кипящей смолой яйца этого дуболома, как он орал, я и не думал, что человек так может. Понимаете, сосновая смола держит жар намного дольше воды, - и тут Уинчел внезапно тычет пальцем в вас обоих. - Но знаете че? Никогда больше тот алкаш в окна девочкам не подглядывал, нет, сэр! - и он ржет, как лошадь.

Флойд так рванулся в своих путах на столе, что ноги оказались в дюйме от пола. Уинчел оглядывается, держа дымящийся горшок, и говорит:

- Ну, Флойд, помнишь, я те говорил, что сперва будет не особо больно? Ну а теперь, полагаю, больно будет до усрачки!

А потом он чуток наклоняет горшок, чтоб немного чертовски горячей смолы перекатилось через обод и капнуло прямо на выставленные яйца Флойда.

Трескучее шипение, а затем - приглушенный рев из глотки твоего брата, словно крупному животному пустили кровь. Флойд так дернулся в своих путах, что все четыре ножки стола подпрыгнули одновременно.

- Воооооооооооооооооооооот оно! Ну как? Так же приятно, как кончун, который ты получал, насилуя сеструху, а? Так же приятно, как трахать Люси Слэйт после того, как ты ей глотку перерезал, чтоб она у тебя не отсудила на ребенка? Спорю, это так приятно, что ты еще хочешь...

Глотка Флойда раздулась, как громко он орет за своим кляпом, а потом...

Шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш...

...Уинчел льет еще дымящейся смолы на пузырящиеся яйца.

- Батюшки, да, сэр! Думаю, ты просто торчишь, да, Флойд? Ну, черт, любой заслужил чуток приторчать, чё уж! На, вот еще!

Теперь, после того, как Уинчел от души подлил безумно горячей смолы, шум, издаваемый Флойдом, напоминает машину, которая буксует на плохом ведущем колесе. Эта смола льется густо как мед и она прозрачна, но с легким янтарным оттенком. Приятный сосновый запах наполняет комнату, но его сдабривает нечто похожее на запах утренних свиных котлеток, и ты считаешь, что это запах яиц Флойда, что медленно варятся. Флойд трясется на столе, все мускулы натянуты как кабели, глаза выпучены в агонии.

- Что ж, с яйцами мы его поигрались, а, дамы? Что скажете, может, и с членом так же поступим?

И после нового звероподобного рева из заткнутого рта Флойда Уинчел капает смолой на сжавшийся от ужаса член твоего брата. Вы с мисс Дори зачарованно смотрите, как мелкий крючок из мяса потрескивает, дергаясь на манер, который можно назвать лишь нереальным.

- Завораживет, да? - Уинчел подливает еще смолы. - Смотреть, как его хрен пытается смыться от жара и вжимается в тело.

И да, он прав: жалкий крючок из плоти, столько раз унижавший тебя и бог знает, скольких еще женщин, теперь ужимается, словно пытаясь сбежать.

У Флойда явные конвульсии, лицо побагровело.

- Ничего, Флойд, расслабься, - Уинчел хихикает. - Видишь, смола у меня кончилась. Но я думаю, это честная кара за все дьявольские преступления, что ты натворил, а?

Флойд еще в сознании, и его тело немного расслабляется, когда Уинчел говорит, что смола кончилась. Но потом...

- О, парень! Как тебе это? Похоже, я ошибся, сынок! В горшке-то... я бы сказал, еще половина!

И потом:

Шшшшшшшшшшшшшшшшшш...

Он выливает остатки на трясущуюся мошонку Флойда, унций десять, наверное. Пар и, кажется, даже дым поднимаются от бурлящего надругательства, а то, что осталось от гениталий твоего брата толком и не описать.

- Ладно, думаю, хватит играться, - заявляет Уинчел.

Флойд без движения лежит на столе, его лицо все еще багрово. Когда Уинчел раздвигает ему веки, ты видишь, что белки глаз у Флойда испещрены малиновым от кровотечения. Твой вопрос звучит, как еле слышный писк:

- Он... мертв, мистер Уинчел?

- Не, просто вырубился от боли и все. Не волнуйся, мы пока с ним не закончили.

Вы с мисс Дори прильнули друг к дружке, и ты замечаешь, что левая рука мисс Дори обхватила твою грудь. Глянув, ты видишь, что ее собственные груди словно увеличились, соски торчат, как головки болтов, сквозь легкую ткань топа. И тогда ты понимаешь, что с твоими сосками то же самое. Мисс Дори, кажется, похотливо шипит:

- Сейчас, да, Уинчел? Ты устроишь головач?

- Об этом и я хотел с тобой поболтать, но, может, сначала я вам еще сидра налью?

Даже охваченная злостью, мисс Дори не убирает руки от твоей груди, и приходится признать, что тебе это нравится. Но она орет:

- Не хотим мы долбанного сидра, Уинчел! Чё ты нас за нос водишь? Ты обещал, что устроишь головач! Так давай! Режь чертову дырку в голове этой крысы, а потом ТРАХНИ! ЕГО! ГОЛОВУ!

Уинчел только улыбается и бормочет:

- Ты ведь знаешь старую Марму Льюис, да?

- Конечно знаю, Уинчел! - орет мисс Дори. - Она разрешила моей сестре Люси жить в своем доме, когда уехала в дом престарелых...

- Угу, - кивает Уинчел. - Старушка Марм здесь давно живет - городские вроде зовут таких матриархами, - и, видишь ли, после того, как она переехала в тот дом, я заезжал к ней раз в неделю и понятно, что когда Люси нашли грохнутой в доме Марм, я ей рассказал - ну, мне кажется, она имеет право знать...

Лицо мисс Дори розовеет от ярости:

- Мы не хотим слушать про Марм Льюис, Уинчел! Мы хотим увидеть, как ты трахнешь его в голову!

- Да, знамо дело, хотите, и я могу, раз уж вы хотите, но сперва дослушай, - продолжает Уинчел. - В тот день Марм Льюис мне сказала: "Уинчел, если ты когда-нибудь поймаешь этого чертолюба, ту сволочь, что убила Люси и ее ребенка в моем доме, то чтобы толком отомстить, ты можешь сделать только одно, и ты знаешь, что именно, так, сынок?" А я, конечно, говорю: "Да, мэм, Марм Льюис, мы по-любому устроим головач этому выродку..." Но потом она закрывает глаза, задумавшись...

- Задумавшись... о чем? - вынуждена спросить ты.

- Ну, она сказала, что раз Люси - сестра Дори Энн, то можно устроить головач получше, более... под-обоющий...

- Что за гадость ты несешь! - cлюна летит с губ мисс Дори.

Уинчел трет руки, он будто ликует.

- Кой-чё, что сама она делала много лет назад, когда клятый ублюдок типа Флойда Койта сотворил ужасное с ее родичами.

- Головач, только круче? - продолжает орать мисс Дори. - Что за бессмыслица!

Уинчел что-то прикидывает у себя в голове.

- Знаешь, Марла еще молода, думаю, я тебе лучше на ухо шепну.

Здоровяк подходит к мисс Дори, нагибается и шепчет что-то ей в ухо. Когда он договаривает, глаза женщины медленно расширяются, и она улыбается, как тайком нажравшийся пес.

- О, Боже, Уинчи, это звучит так здорово...

- Я так и думал, что ты оценишь идею, тем более что вы-то обе девки, - грубый смех. - Ну, чё думаешь? Попробуешь?

- Да! - выпаливает мисс Дори, но ты ничего не понимаешь.

Ты запуталась, тебе дурновато, а мисс Дори так играется с твоими грудями, что у тебя уже между ног хлюпает. Ты и представить не можешь, что прошептал Уинчел.

- Давай покажу, - из шкафчика на задней стене он достает дрель с корончатым сверлом в патроне. - Вот что мы обычно используем для головача, - oн делает ей пару оборотов, ты аж вздрагиваешь, а в твоих укромных местах начинает бить странный пульс. - До вас, небось, доходили толки, как это делается. Да просто, вообще-то. Ты просто прорезаешь дырку у него на макушке, вынимаешь кружок кости, прорезаешь щель для своего хрена, да... суешь туда корешок и начинаешь наяривать. И трахаешь говноеду мозг, пока не кончишь туда.

От прямоты этого объяснения твои соски начинает покалывать, а потом ты просто суешь руку между ног и начинаешь гладить. Мисс Дори тоже себя наглаживает.

- Но для такого головача, думаю... нам нужна другая пила, - oн возвращается к шкафчику и шарит там. - Старая-добрая ножовка сойдет, но это ж времени надо, блииин... Посмотрим, о, да, должно сгодиться, - и он вытаскивает другую пилу, вроде циркулярки, но маленькой. На ней написано: DE WALT. - Эту пилу подстроить можно, так что прорежет, сколько надо. И тут чистовой резец есть с кучей зубчиков.

Ты пялишься на пилу. Он подключает ее и жмет на курок. Мисс Дори визжит от удовольствия, а ты снова встаешь на носочки; теперь она забирает твою руку от твоей промежности и сует себе между ног. Ты начинаешь наглаживать там, а она гладит тебе. Пила верещит так высоко, что зубы сводит; Уинчел методично прорезает круг на голове Флойда - там, где могла бы быть повязка. Между ног у тебя трепещет еще сильней, когда ты замечаешь, что твой брат пришел в себя, его глаза маниакально расширились, пятки и кулаки молотят по столу, но он ничего не может поделать. Ты знаешь, что он орет под кляпом, но слышишь только горячий, чудесный, приятнейший визг пилы, пока Уинчел орудует ее лезвием. А потом...

Тишина.

Твое сердце остановилось? Легкие внезапно перестали вдыхать? Хватка мисс Дори усиливается, она все сильнее давит на твою взмокшую промежность.

- Воооооооооооооот так вот, - заявляет Уинчел, убирая кружок кости с макушки Флойда. Он снимается, как шляпа. - Думаю, лучше бы и не вышло!

Флойд чуть подергивается на столе; то, что он каким-то образом еще жив, лишь усиливает твою похотливость. Ты не справляешься с собой - и пронзительно кричишь от наслаждения.

Полукупол сырого мозга Флойда поблескивает ярким розовато-белым. Жидкость - не кровь, потому что она прозрачная - капает из мозга в лоханку на полу. Это кажется странным, но крови почти не видно.

Уинчел, отвлекшись, оценивающе уставился на свод черепа.

- А знаешь, Дори Энн? Думаю, из макушки этого урода выйдет клевая пепельница, а? Я вымочу ее в щелочи, чтоб почистить, а потом отдам старине Чарли Фачсону, как думаешь? Знаешь здоровые вонючие сигары, которые он курит? Думаю, порадую его подарком на Рождество!

Тебе плевать на пепельницу или сигары Чарли Фачсона. Тебе хочется увидеть, что дальше...

Встав на колено, Уинчел раздумывает, глядя на обнажившийся мозг.

- Так, посмотрим...

А потом он проскальзывает пальцами за мозг, чуток его вытаскивает, и ножом перерезает спинной мозг. Тут же орган, в котором обитала и личность Флойда, и все его зло, падает на руки Уинчела, как буханка хлеба. Теперь ровная струйка крови вытекает из черепной коробки и льется в лохань, капая, как дождь по жестяной крыше. Уинчел встает, похихикивая.

- Думаю, теперь он мертв. Как думаешь? - но потом он тщательнее всматривается в поблекивающую массу у себя в руках. - Интересно, что-нибудь до сих пор происходит в этом злом мозгу? Черт, надеюсь, что да, - oн смеется достаточно громко, чтоб деревянные стены затряслись. - Ну, девчат, пора. Думаю, сначала ты, Дори. Мы все тут соседи, чего стесняться...

Мисс Дори явно не терпится. Ты чувствуешь, что ткань меж ее ног вымокла, а потом она сбрасывает одежду на пол, ее груди просто огромны, соски - как горячие леденцы. Уинчел одобрительно поднимает бровь, прочищает глотку, а потом передает мисс Дори мозг.

- Марм Льюис только сказала, что тебе надо... ну... тереть им взад и вперед по своим женским штучкам.

Ты стоишь в невиданной глубине шоке, а мисс Дори ложится на деревянный пол. Она так обезумела от желания, что язык свисает у нее изо рта и она, скуля как собака, раздвигает голые ноги и начинает натирать скользким мозгом свою "киску".

- Вот это дело! - ликует Уинчел. - Вот что называется "головач для девчат", Марла! Как и говорила Марм Льюис!

Ты смотришь на него, но и за миллион лет не смогла бы ответить.

Натирание мозгом разгоряченной вульвы мисс Дори уже погрузило ее в неистовство; ее ягодицы колотятся об пол, а ноги вертятся в воздухе, выказывая экстаз, какого еще никто не чувствовал.

Видя ее такой, ты заводишься, заводишься до головокружения, и ты знаешь, что это из-за мозга - отвратительного, неописуемого, набитого грязью мозга, который занимал череп твоего брата. Глаза мисс Дори скошены, она пускает слюну, трясется, визжит от невыносимого блаженства.

- Ты еще молода, Марла, и, наверное, мало что знаешь о головачах, но видишь ли, для примера, когда парень трахает мозг - неважно, мужской или девичий - и чувствует, как сопли из его хера начинают выливаться? - Уинчел трясет головой и присвистывает. - М-м! Это лучший кончун в его жизни, круче любого о-бна-ко-вен-но-го перепихона. Честно, милая, по себе знаю. И никто не знает, почему от головача кончун круче, но перед-по-лагают, что в мозгу полно разных соков, заставляющих клетки мозга работать вместе. В общем, мы удивлялись, почему кончун в мозг приятнее, чем кончун в письку - прости грубое выражение, милая, - но однажды, когда мы устроили головач какому-то ушлепку, которого поймали, пока он срал в колодец Морриса Крола - и мы все клево кончили, да, но один из нас - док Тидуэлл, если подумать - док у нас ученый, и он сказал, у этих соков в мозгу даже название есть - не-врал-транс-мит-те-ры или как это еще мудреней... В общем, док сказал, что из-за этих соков кончун так шикарен, да? Типа, когда засаживаешь член по самые яйца кому-то в голову, то член намокает в этих соках, пока ходит туда-сюда, и потому ты получаешь лучший кончун в жизни, - Уинчел пожимает плечами. - Разумно, что эти соки в мозгу действуют и на девчат тоже, когда их письки намокают от них, прости за грубое выражение.

Ты едва слышишь хоть слово, им сказанное, твое внимание подчинено тем непонятным бурлением, что поднимается от промежности к голове, и ты смотришь, смотришь, смотришь, как мисс Дори бьется голая на полу и натирает этим теплым влажным мозгом у себя между ног, словно отчаянно пытаясь засунуть его внутрь. Потом, с нечеловеческой ловкостью, ее тело выгибается на полу дугой, бедра подаются вверх, и она кричит, долго и громко, а потом падает, пуская слюну.

- Блин, Дори! - усмехается Уинчел. - Когда девица ревет громче поломанной бензопилы, полагаю, это значит, что кончун у нее роскошный!

Мисс Дори уставилась вперед, задыхаясь, как ужаревшее животное.

- Мне еще не было так хорошо, никогда, - шепчет она, - и теперь ты тоже это почувствуешь, Марла.

Она отчаянно тянется вверх, тащит тебя на пол, стаскивает твои шорты. Раздвинув тебе ноги, она несколько раз лижет твою "киску", а потом кладет туда мозг Флойда и начинает натирать. Невероятное ощущение приковывает тебя к месту, нежа каждый нерв и затопляя тебя удовольствием, которое ты и представить не могла, и удовольствие это все нарастает и нарастает, как пар в скороварке, пока мозг скользит вверх и вниз, вверх и вниз, а потом ты кричишь, и мисс Дори усмехается, и Уинчел гикает, когда твои пятки и кулаки молотят по полу, а твой оргазм разражается, как оползень, и впервые за - ты уже не помнишь - сколько времени боль уходит, и ты знаешь, что она не вернется больше, а потом мисс Дори целует тебя, гладит и шепчет:

- Марла, милая? В мире столько злых мужчин, что нам надо устраивать себе больше головачей...

- Да, - шепчешь ты в ответ. - Намного больше.

Перевод: Василий Рузаков (R.I.P.)

Через шесть минут после того, как он официально умер, Слайдс обнаружил, что стоит на углу улицы в таком возбуждении, какого он никогда не видел. Он был таким же, как и при жизни: широкоплечим, высоким, с темными грязными волосами и густой черной бородой. Синие джинсы, рабочие ботинки и его любимая футболка, туго обтягивающая пивной живот; на ней было написано: ПЛЯЖ СВЯТОГО ПИТА - ТИХИЙ МАЛЕНЬКИЙ ПЬЯНЫЙ ГОРОДОК С РЫБАЦКИМИ ПРОБЛЕМАМИ. Слайдс был деревенщиной, испытанным и верным говнюком. Крутым парнeм. В свое время он повидал много - за неимением более элегантной фразеологии - гребаного дерьма, но сейчас...

Cейчас...

Что это?

Завывал ветер. Крылатые клещи роились во влажном воздухе и покрывались красными пятнами, когда он прихлопывал их к своим мускулистым предплечьям. Что это за город такой? - ужасный вопрос пришел ему в голову, когда его взгляд был поднят вверх. Тусклые, унылые небоскребы с окнами казались высотой в милю и наклонялись то туда, то сюда под такими экстремальными углами, что он думал, что они могут рухнуть в любой момент. Искаженные лица, которые никак не могли быть человеческими, выглядывали из многих узких окон в то время, как другие окна были либо разбиты, либо забрызганы кровью. Небо, видимое между каждым зданием, казалось красным, и между двумя из них висел черный серп луны. Слайдс моргнул.

Это должен был быть сон. Именно эта мысль впервые пришла ему в голову. Его Осуждению было всего несколько минут от роду, он почти ничего не помнил. Например, он не мог вспомнить, где родился, не мог вспомнить свой возраст и не мог вспомнить свою фамилию. Действительно, Слайдс даже не помнил, как умер.

Но умереть он должен был, и за всю жизнь, полную ужасных грехов и злодеяний, он был Проклят гореть в Аду.

И вот он здесь.

Кошмар, вот и все, - убеждал он себя. Красное небо? Офисные здания, наклоненные под углом в шестьдесят градусов? И...

Раздался свист.

Черная летучая мышь, с шестифутовым[16] размахом крыльев и смутно напоминающим человеческое лицом, пролетела прямо над его головой. Слайдс почувствовал зловонный порыв ветра, а затем отпрянул, когда невозможное по природе животное насрало ему на голову.

- Вот тварь! - завопил Слайдс.

Летучая мышь - на самом деле гексегенически созданная помесь одного из нескольких родов, известных как Revoltus chiropterus, - оглянулась через свое кожистое плечо и улыбнулась.

- Добро пожаловать в Aд, - прохрипелa она.

Слайдс удивился этим словам больше, чем самому существу. Черт, - подумал он довольно уклончиво. - Я же на самом деле не в...

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В КРУГ СВЯТОЙ ПУТРАДЫ, НОВЕЙШИЙ ПРЕФЕКТ АДА ПO СВИЩЕОБРАЗОВАНИЮ И МУТАЦИЯМ, - светящаяся вывеска прервала его мысли.

Слайдс мог только смотреть на вывеску, когда брызги чудовищного гуано стекали по его лицу.

Адская новинка... ЧТО?!!

На углу мигнул еще один знак: НЕ ХОДИТЬ, а затем улицу пересекла толпа пешеходов. Слайдс просто продолжал смотреть...

Сначала он не понял, кем они были: Людьми? Монстрaми? Комбинациeй того и другого? Стройная пара держалась за руки, когда они проходили мимо, плоть гнила на их конечностях и лицах. Несколько озорных детей пробирались сквозь толпу, с клыками, как у собаки, и глазами, большими и красными, как яблоки. Следующим прошел Оборотень в деловом костюме и c портфелем, а затем толстый клоун с топором в морде. Обращаясь к Слайдсу, клоун спросил:

- Привет, как дела?

Слайдс не мог ответить.

Во всяком случае, на улице было еще хуже. Машины, больше похожие на маленькие паровые двигатели, пыхтели на колесах со спицами, из дымовой трубы впереди вырывались клубы черно-желтой сажи и водяного пара. Мимо также проезжали экипажи и коляски, которые тащили не лошади, а существа, похожие на лошадей, чья плоть свисала мокрыми клочьями. В одном экипаже сидела женщина с кожей зеленого цвета, как прудовая мразь, на которой была диадема из желчных камней и платье, сшитое из тщательно сплетенных сухожилий. Она обмахивалась отрубленной перепончатой рукой. В другой карете ехало существо, которое могло быть кучей соплей, каким-то образом принявших человеческий облик. Затем появилась какая-то повозка, запряженная шестью животными с гноящейся гвоздично-розовой кожей, покрытой белыми волдырями; Слайдсу ужасно вспомнились освежеванные овцы, когда они блеяли и сплевывали пенистую мокроту. Человек, сидящий позади них, взмахнул длинным колючим кнутом... или... возможно, он не совсем был человеком. Он был одет в шерстяной плащ и полосатые леггинсы, как пастух в старые времена, но на его голове росла пара рогов в форме наковальни. Хлыст трещал и трещал, и блеяние перешло в безумный крик. Слайдс посмотрел еще раз и заметил, что, как и у летучей мыши, у этих лысых - овец - были лица, мрачно испорченные человеческими чертами.

- О, Боже, я в каком-то дерьме, - заикаясь, пробормотал Слайдс.

В его голове что-то начало щелкать, и с каждым щелчком приходило все больше и больше страха. Действительно ли в его глазу появилась слеза?

- Я-я-я, - всхлипнул он. - Я не думаю, что это сон...

- Это не так, - прозвучал голос, который был каким-то хриплым и женственным одновременно.

Женщина, подошедшая к нему, была обнажена, и все же - как ему показалось сначала – она внушала доверие. Слайдс прищурился, глядя на ее внушительное телосложение, а затем вспомнил женщин с похожим телосложением, которых он без колебаний насиловал, а иногда даже убивал. Но эта женщина?

Каждый квадратный дюйм ее кожи был отчетливо затемнен черными татуировками перевернутых крестов. Даже ее лицо, вокруг которого мерцали длинные платиновo-светлые волосы.

- Слайдс, верно? - спросила она. - Меня зовут Андин, и я твоя директриса по ориентации. Возможно, вы еще даже не осознаете этого, но вы тот, кого называют Абитуриентом.

- Абитуриент, - пробормотал Слайдс.

- И нет, это не сон. Тебе нe должно так повезти. Все это реально. Со временем твоя память восстановится.

Прежде чем Слайдс успел пробормотать вопрос, его взгляд метнулся к другому прохожему: еще одной впечатляюще обнаженной женщине. Ее руки, ноги, живот и лицо были всего лишь одной колоссальной вспышкой псориаза. Только грудь и лобок были без единого изъяна.

- Опрометчивые линии, - заметила Андин. - В Живом Мире у вас есть линии загара, здесь у нас есть линии сыпи.

Взгляд Слайдса снова метнулся к татуированной женщине.

- Здесь... как в...

- Как в Aду. Ты мертв, и за свои мирские грехи ты был Осужден, - она пожала своими стройными плечами. - Навсегда.

Слайдс начал терять сознание.

Она схватила его за руку и потянула.

- Давай, Слайдс. Мы должны вытащить тебя из этого префекта. Здесь действительно пиздец, - а затем она потянула его за собой по улице и нырнула в переулок. - Мы ненадолго заляжем на дно и попытаемся отвезти тебя куда-нибудь, где твоя задница не будет покрыта травой.

- Я-я, - всхлипнул Слайдс. - Я не понимаю.

- Поверь мне, в Аду нет хорошего места, но есть места, которые хуже других. Например, это место, Круг Святой Путрады. Ты, должно быть, был настоящим подонком, раз материализовался здесь. Да, сэр, настоящим отморозком.

- Я не понимаю! - теперь Слайдс рыдал во все горло.

- Префект - это как маленький округ. А этот - префект по свищеобразованию и хирургическим мутациям. Я слежу за Oтрядами Увечий. Они хирургически мутируют здесь кого угодно, и людей, и адских уроженцев, но люди - желанная цель. Хирургические центры больше всего платят за людей.

Слайдс искоса посмотрел на нее.

- Короткая версия. Каждый префект, округ или Город должен иметь активный режим наказания, в то время как есть некоторые районы, известные как Карательные Oрганы, которые существуют исключительно для наказания. Но в любом случае, этот префект использует фистулатическую хирургию, чтобы соответствовать Предписаниям о Наказании. Фистула - это латынь; это означает "связь между", а трансверсия - это как бы перенаправление вещей. Вот что они здесь делают - они меняют местами ваши внутренности.

Хотя Слайдс понятия не имел, о чем она говорит, он пробормотал:

- П... п... почему?

Андин ухмыльнулaсь.

- Потому что, это извращенно и отвратительно... так, как должно быть. Это не детская комната, Слайдс. Это Ад, а Ад - это жесть. Вечные муки, страдания и отвращение - вот название игры. Это нравится Люциферу, следовательно, это Общественный закон, - на этот раз она ухмыльнулась более резко. - Слушай, иди к общественному умывальнику и смой дерьмо летучей мыши со своих волос. Меня это бесит.

Ошеломленный, Слайдс заметил возвышающуюся каменную чашу всего в нескольких футах от входа в переулок. Он окунул голову в воду, вымыл из волос отвратительное гуано, затем схватился и выдернул голову, когда понял, в чем моется.

- Это не вода! Это же моча!

- Привыкай к этому, - сказала Андин. - Если ты не Bеликий Князь или Иерарх, ты никогда не приблизишься к пресной воде. Единственный другой способ - это самому дистиллировать еe из крови того, кого ты убиваешь.

Возмутившись, Слайдс смахнул мочу с лица, затем заметил, что вдоль дымной улицы периодически воздвигаются более низкие чаши.

- Что это за штуки? Они выглядят как...

- О, это уличные туалеты. Это еще один Публичный закон. В этом префекте обязательно, чтобы все мочились, испражнялись и рожали на публике.

Бородатая челюсть Слайдса отвисла.

- А вон там, - указала Андин, - через улицу... Там есть различные Хирургические кабинеты.

Косые глаза Слайдса пробежали по вывескам над каждой фрамугой...

ТРАНСВЕРСИЯ ПРЯМОЙ КИШКИ

УРЕТРАЛЬНО-ПИЩЕВОДНЫЙ РЕВЕРС

МАТОЧНО-РЕКТАЛЬНЫЙ СВИЩ

И многое, многое другое.

Зловеще татуированная рука Андин потянула его обратно в переулок.

- Cмотри, там есть Отряд Увечий. Глиняных людей называют Големами. Они вроде государственных служащих, общественных работников, полиции, службы безопасности и тому подобного...

Слайдc, прижавшись щекой к краю стены переулка, наблюдал, как отряд серо-коричневых существ, похожих на людей, с глухим стуком шел по тротуару, каждый толкая закованного в наручники человека, демона или гибрида. Големы были девяти футов[17] ростом и шли строем. Затем все они одновременно остановились и повели своих заключенных в различные операционные.

- И, как я уже сказала, государство платит больше денег за людей, поэтому мы должны вытащить тебя из префекта.

Слайдс снова повернул лицо и повторил, теперь уже беспомощно:

- Я не понимаю...

- Как только ты увидишь, что здесь происходит... поймёшь. О, и посмотри на эту цыпочку.

Слайдс наблюдал, как обнаженная женщина с угрюмым лицом, которая казалась наполовину человеком, наполовину троллем, пошатываясь, направилась к одному из уличных туалетов. Она наклонилась, раздвинула ягодицы и начала мочиться из ануса, а когда закончила, повернулась, присела на корточки, а затем начала морщиться. Слайдс вздрогнул вместе с ней, когда они наблюдали за этим недоверчивым поступком. Длинные дорожки кала медленно вытекали из ее влагалища и падали в туалетные чаши.

- Видишь? - спросила Андин. - О, ничего себе, и посмотри на это! А вот и Маточно-Oральный Cвищ...

По улице шла женщина в окровавленном халате. Она была покрыта белой чешуей с красной каймой... и явно была беременна. Она прижала чешуйчатую руку к своему раздутому животу, а когда больше не смогла идти, остановилась, наклонилась и...

ШЛЕП!

Изо рта у нее хлынуло множество околоплодных вод. Она сохраняла неудобную позу, и когда ее живот начал дрожать, челюсть отвисла. Ее горло начало невероятно раздуваться, и когда ее желудок уменьшился в размерах, вопящий демонический плод выскользнул изо рта и шлепнулся на тротуар.

- Как тебе такое зрелище родов? - пошутила Андин. – Беременность - это большое дело в Аду, Слайдс. Если бы Люцифер добился своего, каждая женская форма жизни здесь была бы беременна в любое время. Видишь ли, чем больше детей, тем больше еды, топлива и корма для прихоти Люцифера.

Слайдс прислонился к стене, простонав:

- Нет, нет, нет...

- Да, да, да, мой друг. И если ты думаешь, что это было плохо, наберись терпения как тот парeнь. Помнишь, что я говорила о беременности?

Взгляд Слайдса невольно вернулся на улицу. На этот раз, спотыкаясь, шел человек. На нем была футболка с надписью: Женоубийца и испачканные боксерские шорты, усеянные эмблемами "Бостон Ред Сокс". Во всяком случае, его живот выглядел еще более раздутым, чем у женщины, которая только что родила дьявольского ребенка через рот.

Слайдс, заикаясь, продолжал в полном ужасе:

- Он не... он не... он не...

- Беременный? - Андин мрачно улыбнулась. - Мужская беременность - это здесь довольно новый прорыв, Слайдс. И ты можешь быть уверен, что это щекочет Люцифера. Хирурги-тератологи[18] могут пересаживать гибридные матки мужчинам - людям и демонам. Вот это поездочка. Смотри.

Слайдс наблюдал.

Поморщившись, раздутый мужчина вылез из боксеров и присел на корточки. Среди неистового хрюканья и воплей его прямая кишка медленно расширилась, затем...

Он взвизгнул.

Оттуда высыпало множество чего-то, похожего на извивающихся безволосых щенков с крошечными перепончатыми лапками и маленькими рожками на головах.

- А, - заметила Андин, - выводок Гончих Гхора. Довольно буйные, да?

- Гончие псы! - прорычал Слайдис. - Это просто пиздец! Этот парень только что высрал помет щенков из своей задницы!

- Да. И смотри, что он теперь делает...

После тяжелых родов, измученный мужчина бросил свой помет на тротуаре и поплелся к одному из уличных туалетов.

- Он что, собирается отлить? - поинтересовался Слайдс, когда мужчина положил на унитаз явно сморщенный пенис.

Однако ответом на его вопрос было самое несомненное:

- Нет.

Теперь щеки мужчины раздулись. Он начал ворчать.

И его пенис... начал набухать.

- А-а-а-а-а, - в конце концов простонал он, когда пенис начал извергать твердый стул.

Довольно много какашек выдавилось и упало в унитаз. Закончив, он снова натянул боксеры и в то же время поймал взгляд Слайдса, уставившегося на него с открытым ртом.

- В чем дело, приятель? Ты ведешь себя так, будто никогда раньше не видел, чтобы парень срал через член.

- На случай, если тебе интересно, - сказала женщина, - процедура, которую перенес этот парень, называется ректо-уретральным свищом...

Слайдс пошатнулся. Когда к нему вернулась хоть капля здравого смысла, он оглянулся на Андин и завыл:

- Это невозможно! Женщины не могут рожать детей изо рта! У них недостаточно большие рты! А мужчины не могут срать дерьмом через свои члены! Их отверстия недостаточно широки! Это НЕВОЗМОЖНО!

Андин, казалось, позабавила грубая тирада Слайдса.

- Ты скоро поймешь, что в Аду... возможно все. А теперь пошли.

Ошеломленный, отреченный, Слайдс поплелся за ней. Она шла быстро, ее высокие груди подпрыгивали, безупречный зад покачивался при каждом шаге.

- Как только я вытащу тебя из этого префекта и отправлю в один из Переходов, ты будешь в гораздо большей безопасности. Поверь мне, ты не захочешь здесь торчать, - oна усмехнулась через плечо. - Тебе чертовски повезло, что я честная директриса по ориентации, Слайдс.

- А?

- Есть много нечестных. Они дают наводку Отряд Увечий и сдают вас - за деньги, конечно.

- А?

- Просто пойдем. Я знаю, ты сейчас в замешательстве и почти ничего не помнишь. В конце концов все это уляжется, и с тобой все будет в порядке.

Слайдс сильно сомневался, что с ним когда-нибудь все будет в порядке, только не в Аду. Но он все же испытывал некоторую благодарность к Андин за то, что та попыталась вытащить его из отвратительного префекта. Куда угодно, куда угодно, - молили его мысли. - Отведи меня куда угодно, потому что, каким бы плохим ни было следующее место, оно не может быть таким плохим, как это...

- Вот короткий путь, и не беспокойся о воротах, - сказала она. Она вытащила что-то из-под языка. - У меня есть ключ.

Слава Богу... Слайдс последовал за гибкой женщиной по еще одному вонючему переулку, конец которого заканчивался сетчатыми воротами, закрытыми старинным замком. Когда Андин вставила в замок ключ, то ржавчина просеялась из замочной скважины.

Этой штукe лучше открытьcя, - беспокоился Слайдс.

- Я думаю, что самое трудное, к чему может привыкнуть человек в Аду, - это, ну, ничтожность. Понимаешь, что я имею в виду?

- А? - сказал Слайдс.

- Неважно, кем мы были в Живом Mире, неважно, насколько сильными, красивыми, богатыми, важными... в Аду мы - ничто; на самом деле, мы меньше, чем ничто. Она хихикнула, все еще покачивая ключом. Мы как те не-персонажи в начале романа - наверное, это называется пролог? - где у нас нет цели, как у обычных персонажей. Следуй за мной, Слайдс...

- Не знаю, я не очень много читал.

Андин пожала плечами.

- Мы ничего не делаем для сюжета или для смысла книги. Серьезно. В Аду человек похож на одного из тех второстепенных персонажей, которые существуют только для того, чтобы познакомить читателя с обстановкой...

Слайдс начинал злиться.

- Я не знаю, о чем ты говоришь! Просто открой этот гребаный замок, чтобы мы могли убраться отсюда!

Она хихикнула, но потом нахмурилась.

- Черт. Этот ублюдок крепкий орешек. Не мог бы ты пока проверить переулок.

- Все xoooooooo... - но когда Слайдис оглянулся, он вскрикнул.

По переулку медленно двигалось скопление низкорослых, собачьих мордочек, похожих на импов, которых он уже видел на улице. Они ухмылялись, продвигаясь вперед, оскалив клыки.

Слайдс дернул Андин за руку, как ребенок дергает мать.

- С... с... см... смотри!

Татуированная бровь Андин приподнялась, когда она взглянула на переулок.

- Черт. Брудрены. Это демонические дети, и они все убийцы. У этих маленьких ублюдков повсюду банды...

- Открой замок!

Она энергично играла с ключом, нервничая.

- Они вытащат наши кишки, чтобы продать их Прорицателю, а потом трахнут и съедят то, что останется...

- Быстрее! - взвыл Слайдс.

Внезапно стая Брудренов разом бросилась бежать, хихикая.

Когда они были всего в нескольких ярдах от них...

КЛАЦ!

Замок открылся. Слайдс обмочил джинсы, когда Андин потащила его на другую сторону. Ей удалось снова запереть ворота как раз в тот момент, когда несколько Брудренов набросились на них, их грязные когтистые пальцы рук и ног зацепились за звенья цепи.

- Господи! Мы едва успели!

Андин вздохнула, вытерла лоб предплечьем.

- Расскажи мне об этом, парень.

- Что теперь? - Слайдс посмотрел вниз по грязному кирпичному коридору, который, казалось, по-собачьи уходил влево. - Как мы выберемся отсюда?

- За углом, - сказала Андин.

Они побежали дальше, завернули за угол и...

- Святое гребаное ДЕРЬМО! - заорал Слайдс, когда две крепкие серо-коричневые руки обхватили его бочкообразную грудь и подняли в воздух.

Высокие тени кружили вокруг в полной тишине.

Слайдс кричал до тех пор, пока у него не пересохло в горле.

- Одна вещь, которую тебе нужно знать об Аде, - усмехнулась Андин, - это то, что доверия не существует.

Пять големов с пустыми лицами стояли вокруг Слайдса, а в руках шестого он находился в плену.

Один из них протянул Андин пачку банкнот.

- Спасибо, приятель. Этот парень - настоящий кусок работы. Он заслужил то, что делал, - она подмигнула Слайдсу и указала на другую вывеску. Там было написано: ЛЮКС ДЛЯ ПЕРЕМЕНЫ ПИЩЕВАРИТЕЛЬНОГО ТРАКТА. - До конца вечности, Слайдс, - произнесла она нараспев со страстной улыбкой. - Ты будешь есть через свою задницу и срать изо рта.

- Неееееееееееет! - взвизгнул Слайдс.

Големы двинулись к двери, Слайдc брыкался и кричал, но все безрезультатно.

- Добро пожаловать в Aд, - сказал Андин на прощание.

Крики Слайдса смолкли, когда дверь номера захлопнулась, и Андин умолкла, жадно пересчитывая стопку хрустящих купюр. На каждой купюре в каждом углу было число 100, но каждую украшал не портрет Бенджамина Франклина, а лицо Адольфа Гитлера.

Перевод: Дмитрий Самсонов

15 марта 2000 года

Райан Купер забрался в траншеекопатель "Parson's Model F144"; никаких излишеств и навеса, только четыре колеса, сиденье и 750 лошадей на лопасти. Купер, жилистый парень с татуировками и слишком большим количеством баллад дэт-метала в голове, зажег "Винстон" и умело подтолкнул траншеекопатель к могиле.

Ебать меня шестью способами до воскресенья, - подумал он. Надвигался северный ветер; воздух был злой. Но его босс в "Похоронном Бюро Хораса Б. Ноулза" предложил ему двойной оклад за то, что он сделает эту работу сегодня. Никаких налогов.

Блядь.

Это было восемнадцать баксов в час. Четыре часа работы. И это означало... целую ночь "Джонни Блэка"[19] в "Рафф Стоун"[20] на Меткалф, а потом минет на Алленс-авеню. Райан ухмыльнулся. Блядь. Может, два минета. Зимой шлюхи всегда более отчаянные. Десять, пятнадцать баксов...

Блядь. Я должен быть там.

Эти ошалевшие наркоманки могли сосать член, как никто другой.

Куп насвистывал песню Slayer "К югу от Небес", когда сбрасывал обороты. Он делал эту работу достаточно долго, чтобы чувствовать глубину. Этот участок был трехэтажным, и забота Купера была на самом верху. Он копал взад-вперед, пока периметр захоронения не был тщательно обработан, затем он потянул нейтральный руль, развернул траншеекопатель на 180 градусов и начал вынимать землю совком.

Biohazard, Pro-Pain, Machine Head, Vader[21] заполнили голову Купа; он переключил на холостой ход для перекура, когда...

- Эй, привет...

Куп бросил нетерпеливый взгляд вниз с высокого сиденья. На него смотрел какой-то нарядный толстяк, лет пятидесяти или около того, в темном костюме и галстуке, в пальто "Burberry", которое, вероятно, стоило больше, чем Куп зарабaтывал за месяц. Он одарил его фруктовой улыбкой.

- Я вижу, что работа происходит вовремя, - сказал мужчина. - Это участок 64E-031537, я так понимаю?

- Да, - огрызнулся Куп. - Какой-то придурок заплатил пятнадцать косарей за то, чтобы труп перенесли в западную часть с собственным камнем.

Луковицеобразное лицо посетителя дернулось.

- Тогда, полагаю, это значит, что этот "придурок" - я.

Купер пожал плечами. Ему и в голову не приходило извиняться. Блядь. Ты хочешь сбросить пятнадцать штук, чтобы сдвинуть с места туфту, которая пролежала в земле со времен сухого закона? Трахни меня в зад.

- Член семьи, а?

Еще одна фруктовая улыбка, живот торчащий, как корзина под шинелью.

- Можно и так сказать. Вы ведь не возражаете, если я посмотрю? Я - доктор Олег Фичник.

Это имя? - удивился Купер. - Он сказал Писечник?

- И у меня есть копия квитанции от мистера Ноулза.

- Оставьтe себе, - сказал Куп. - Если хотите посмотреть, как я работаю, я не против.

Возможно, он выкапывал прадедушку этого парня, и толстяк был здесь, чтобы убедиться, что Куп действительно выполнил работу. В могильном бизнесе нынче много скандалов; Куп сам взял несколько откатов, чтобы выкопать яму и накрыть ее обратно, без гроба. Перепродать ящик, кремировать тело, спустить пепел. Никто не узнал.

Он щелкнул себя по заднице и вернулся к работе, завел двигатель "Parson's" и опустил ковш на заднем борту. За несколько минут он мастерски вынул идеальный прямоугольник земли и сложил его у подножия участка.

Доктор Фичник пристально вглядывался в яму.

- Поберегите шелковую рубашку, профессор, - сказал Куп, заглушив двигатель и спрыгнув с машины. В его голове звучала "Маска из мертвой кожи"[22]. Он схватил лопату. - Не знаете, гроб был металлический или деревянный?

- Из красного дерева, - ответил странный толстый посетитель. - Серия "Brundage Serenity", гарантированно водонепроницаемый и противостоит разложению неограниченное время. У меня есть оригинальное объявление из местной газеты того времени. Хотите посмотреть? Там говорится о гарантии.

Куп усмехнулся.

- Удачи вам, если они ошиблись, засудить производителя. Слушай, парень, если гроб цел, я вытаскиваю его за перекладины, но если он развалился, то, согласно правилам, все, что мне нужно сделать, это выгрести грязь, положить ее в бункер, а затем высыпать на новый участок, который ты купил.

- Я... понимаю, - произнес Фичник, присматриваясь.

- Просто хотел подготовить вас, - услужливо подсказал Купер. - Возможно, вы не захотите смотреть, как я зачерпываю кучу грязи, полную костей вашего родственника.

- Он не совсем родственник, - сказал доктор. - Он - знаменитая фигура из американской истории. Мы хотели, чтобы его перенесли на соответствующий участок с его собственным памятником.

Куп едва слышал его. Он хотел как можно скорее закончить эту работу и дать свой член в рот шлюхи; он мог бы раскапывать Джорджа, блядь, Вашингтона, и его бы это нe волновало. Теперь в его голове звучала песня Legion of the Goat - "Убитый и лежащий", бодрый трек о некрофилии, когда он проверил лопатой разрытую могилу и действительно обнаружил там нетронутый гроб. Отсоси у меня! - подумал он. Теперь ему придется вытаскивать все это, что было большим пинком под зад. Придется вбить штанги и затянуть лопасти. Но...

Все в один день на кладбище Суон-Пойнт.

С дороги, Писечник, - подумал он, схватил инструменты и принялся за дело. Фичник наблюдал, словно шеф-повар за своими подмастерьями, как Купер забивает прутья вдоль боковой стенки гроба и затягивает их гаечным ключом, а в его черепe билось еще больше дэт-метала. Прошло совсем немного времени, прежде чем он подсоединил тяговые цепи и стал поднимать гроб из земли лебедкой траншеекопателя.

Двигатель взревел, когда гроб повис.

- Опуститe его! - крикнул Фичник, перекрывая шум дизеля.

Куп вздрогнул.

- Что?

- Опуститe его! Пожалуйста!

Куп опустил гроб, словно сверг с трона.

- Какого хрена?

Доктор Фичник овчаркой подошел к траншеекопателю.

- Если вы не возражаете, молодой человек, я бы хотел открыть гроб.

Купер прикурил еще один "Винстон".

- Да, a я бы хотел наполнить пупок Джиллиан Андерсон спермой. Но вряд ли это случится.

- Я просто хотел бы проверить структурное состояние трупа перед его перемещением.

- А я бы просто хотел осмотреть шейку матки Дженны Джеймсон[23], приятель. Помечтай. Я не могу позволить тебе открыть гроб. Это противозаконно без ордера или распоряжения судмедэксперта.

Словно карточный фокус, в пальцах Фичника появилась стодолларовая купюра.

- Или стодолларовой купюры, - поправил Куп.

Он выхватил купюру. Сегодня вечером будет много минетов, - подумал он. - Черт, с такими деньгами он мог бы снять комнату в мотеле и вывернуть наизнанку пизды кучи наркоманок, и они бы ели ковыляли к своим сутенерам. А мне-то какое дело? Этот грабитель хочет посмотреть на скелет, что ж... Он сунул купюру в карман. Все, что щекочет мою палку...

- Держи, здоровяк.

Купер протянул толстяку ломик.

- Правда, я...

- О, много времени прошло с последней тренировки?

- Ну...

- За еще одну сотню я открою его для тебя, братан, - милосердно предложил Купер.

Возражений не последовало, когда была протянута еще одна стодолларовая купюра. Купер взял ее и спрыгнул в траншею. Приготовься к свиданию, детка. Он засунул лом под крышку гроба и наклонился.

Не поддается.

Проклятая штука закрыта крепче, чем задница двенадцатилетнего ребенка, - подумал он, схватив молоток и вбивая лом поглубже. О гробах Куп знал одно: их запорные механизмы были разными. Давай, маленькая сучка...

Фичник казался забавным.

- Как дела... здоровяк?

Как насчет того, чтобы засунуть этот ломик тебе в задницу, Либераче? Спорим, я вытащу кучу использованных "резинок" и пару затычек? Но Купер, несмотря на свою общую неприязнь к обществу, не стал огрызаться. Он продвинул лом дальше, вбил его, а затем встал на него.

Он начал опираться на него всем весом своего тела.

- Осторожно! - воскликнул Фичник.

Заткнись, - подумал Купер. Он начал подпрыгивать в ритм песни Suicidal Tendencies[24] "Пробуждение мертвых". Осторожно балансируя обеими ногами на перекладине, Куп подпрыгивал все сильнее...

- Будь осторожен...

КРАК!

Дерево раскололось. Десятилетние зубцы замков вырвались из пазов латунных болтов.

Крышка гроба распахнулась, и...

Хуууу!

...Купер упал вниз. Он тяжело приземлился на спину перед могильным камнем, затем перекувырнулся и упал прямо в открытую могилу.

Перед его глазами вспыхнули светящиеся звезды - интересное сопровождение к песне Suicidal Tendencies. Ему потребовалось мгновение, чтобы вернуть воздух, выбитый из его груди. Когда ему наконец удалось выползти из ямы...

Доктор Фичник смотрел вниз на гроб, повернувшись к Куперу широкой спиной.

- О... O, Боже, - прохрипел мужчина.

- В чем дело, доктор Писечник? - спросил Купер, выползая из дыры.

- Я знал это. Я знал это.

Купер наконец встал на колени в окружающих курганах грязи. Он был не в лучшем настроении.

Фичник быстро повернулся к нему лицом, схватил его за плечи.

- Я знал это, - прошептал он.

Купер посмотрел вниз в открытый гроб и увидел...

15 марта 1877 года

Глаза Брока зажмурились, как от боли. Он почувствовал, как его сперма хлынула в горячую щель между широко расставленными ногами шлюхи. Его бедра почти с силой ударяли по ее ягодицам. Нет, о нет, - подумал он. - Прости меня, Господи. Я просто не могу сдержаться...

Он кончил с такой силой, что каркас маленькой кровати почти развалился.

- Боже милостивый, сладкий, - раздался мелодичный голос. - Это было так жестоко, как будто у тебя не было женской компании целый год...

Шлюху звали Мэри, но тогда многих шлюх звали Мэри, поскольку Магдалина была прощена. Эта была любимицей Брока - полногрудая и светловолосая, с голубыми глазами и мягким голосом, который заставлял мужчину чувствовать, что он с кем-то цельным. Броку нравилась эта внешность; не имело значения, что все пять прошмандовок Саттонвилля были не более, чем хорошенькими сосудами для удовлетворения мужских потребностей. Достаточно было рюмки канзасского виски и доллара Дженнингса Брайана[25]. У каждой из девушек был свой маленький дерновый домик за салуном "Короткая Bетвь". Брок не хотел, чтобы такие девушки общались в публичных домах, чтобы Саттонвилль не приобрел такую же репутацию, как Уичита, Эллсуорт или Додж.

Брок был шерифом Саттонвилля.

Он боролся за дыхание. Он оставил свой член засунутым в нее, позволил ему опасть и в конце концов выпасть. Затем он рухнул на ее грудь, обессиленный.

Она тоже была измотана от бешеной работы, которую он только что проделал над ней. Три раза менее чем за час. Его член болел; он мог только представить, что чувствовала она.

Но в изнеможении он задрожал.

- Ты ведь не заболел?.

- Нет, - пробормотал Брок, прижимаясь к горячей коже между ее грудей.

Наоборот, он был просто в ужасе.

В маленьком дерновом домике воняло: потом, спермой и свиным жиром, горевшим в лампе Мэри. Изо рта у нее тоже воняло, а зубы сгнили. И все же Брок почувствовал успокоение, когда ее длинные красивые пальцы скользнули по его волосам.

- О чем это ты так задумался, милый?

Брок не ответил - он просто лежал на ее блестящей от пота плоти, как ребенок, который сосет. Нет, его привел сюда не всплеск похоти (Брок регулярно трахался, по крайней мере, раз в два дня), а отвлечение.

Броку нужно было отвлечься от воспоминаний о том, что он видел сегодня утром. Образы кричали на него, когда он закрывал глаза.

Боже на небесах...

Он задавался вопросом, сможет ли он когда-нибудь снова заснуть.

- Ходят слухи... - сказала Мэри.

- Да?

- Вирджил из Шорт-Бранч сказал, что видел, как ты с Клайдом Нэйлом привезли мертвеца сегодня утром в повозке Клайда.

- Это был не мертвец, - пробурчал в ответ голос Брока. - Док говорит, что он без сознания, в коме.

- А что это?

Брок не мог выкинуть из головы лицо незнакомца.

- Не бери в голову. Это все слухи?

- Нет, кое-что о Боуэн-Плейс. Верджил сказал, что слышал, что они все были убиты.

Брок крепко зажмурил глаза.

Она подтолкнула его.

- Ну? Это правда?

Затем последовали остальные образы.

Те люди.

Ребенок.

И вся эта кровь.

- Не бери в голову, - прошептал Брок.

Шериф Брок, с его бакенбардами и снова обутый в сапоги, шел по Фронт-стрит, солнце светило ему в спину. Несколько фургонов, принадлежащих скорнякам, стояли на стоянке перед Шорт-Бранч, их хозяева за распашными дверями напевали о хорошем рабочем дне. Старик Хардинг неторопливо жевал вилку, сидя в своем кресле-качалке перед офисом телеграфа Оверленда. Мужчины входили и выходили из лавoк Bайнрайта, Баррелера, Смита. Дети резвились у магазина, радуясь толстым сахарным рожкам, девочки в сарафанах крутили вертушки, а мальчишки в штанах с завышенной талией вертелись на земляной улице, изображая из себя азартных игроков. Собаки нежились на солнце; женщины спорили о ценах на щелочь и сорго.

Хороший нормальный город.

Мой город, - подумал Брок.

Со времени принятия "Законов о Фермах"[26] Саттонвилль превратился из обычного коровьего городка в оживленный торговый пункт для правительства и индейцев, с которыми был заключен договор. Сначала Брок опасался, что дополнительная торговля может превратить Саттонвилль в Додж-Сити - Гоморру равнин. Даже такие "горячие пушки", как Эрп и Мастертон, не смогли бы удержать эту дыру в узде. Но, вблизи форта Бентин Саттонвилль сохранил свое истинное лицо. Конечно, Брок то и дело нарывался на неприятности: небольшие кражи, злодейское линчевание или два, старатель, пытавшийся выдать пирит за золото. Бывали и субботние драки, но у Брока никогда не было проблем с этим. Действительно, Саттонвилль был настолько хорошим городом, насколько он мог надеяться.

До сегодняшнего утра.

На своем веку он повидал немало жестокостей. Сначала, конечно, война. После демобилизации он работал на Пинкертона, и тут случилась забастовка докеров в Портсмуте. Пять человек висели вниз головой на трамваях, их животы вскрывали ножом для сена. Запах стоял необыкновенный, а то, как выглядели их внутренности, лежащие на полу, не поддавалось описанию. Брок также был свидетелем нескольких жертв линчевания через несколько дней после события: трупы размером с крупный рогатый скот посредством газовой дистензии. Потом было время, когда Брок служил заместителем шерифа в Централии на Миссурийских территориях; он обнаружил публичный дом, где все женщины были заклеймены до смерти. Просто ради развлечения, как понял Брок. Их связали, отжарили груди и лица, раскаленные кочерги ввели во влагалища и прямые кишки. Брок стоял в ужасе, когда в ноздри ему ударил приторный запах печеного дерьма. Безумие... Когда он поймал виновных - двух беглецов из федеральной тюрьмы Галлатин, - он застрелил их обоих из своего "Bинчестера 73" и позволил им лежать и выть целый час, пока они не умерли.

Все то...

Но теперь это.

Брок никогда не видел ничего подобного.

Всю свою жизнь он верил в Бога. Теперь он поверил в Дьявола. Только Дьявол или один из его аколитов мог сотворить такое, чему Брок стал свидетелем сегодня утром в Боуэн-Плейс. Один из мальчиков Нэйла пришел за ним. Когда Брок вошел...

Образы снова нахлынули на него. Он едва не рухнул на колени на улице.

Он не мог думать об этом.

Должен ли он вернуться к Мэри и ее домику из дерна, пропахшему запахом старой спермы? Но если он это сделает, как долго продлится реприза отвлечения? Минуты, - понял он. А может, ему стоит пойти в салун и промыть память виски? Но и этого он не мог сделать - вдруг Док позовет его.

От воспоминаний было не уйти...

От них не уйти. У меня есть работа, которую я должен сделать, и хорошие люди, которые нуждаются во мне.

Пыль поднималась за его сапогами из сыромятной кожи, когда он шел к тюрьме.

Человек, которого они с Клайдом Нэйлом нашли в Боуэн-Плейс, теперь лежал совершенно неподвижно на веревочной койке в первой тюремной камере.

Зрение Брока, казалось, изменилось, когда он заглянул внутрь.

Мужчина выглядел просто... странно.

Брока охватил озноб, и ему показалось, что он смотрит на труп.

Почти такой же худой, как некоторые из тех, кого Брок видел в Андерсонвилле. Короткие волосы и длинное худое лицо. Брюки и рубашка из забавной на вид ткани заставили Брока вспомнить о городских жителях.

- Все еще ничего, - сказал Док Холл, спускаясь в тюремный коридор. - Ни движения, ни слова.

Брок продолжал неподвижно смотреть сквозь решетку.

- Вы уверены, что он не умер?

Худой доктор провел пальцем по одной из своих огромных бараньих бакенбард. Перплексия прочертила борозды на его лысине.

- Он моргает, и сердцебиение в норме. Нормальное расширение дыхательных путей и расширение зрачков. Это самый странный случай кататонии, который я когда-либо видел.

Брок ухмыльнулся лексикону доктора.

- Да ладно, Док. Вся эта модная медицинская болтовня мне ни к чему. Что, по-вашему, с ним случилось?

- Невозможно сказать, шериф. Во время моей стажировки в Бостоне мы совершали еженедельные обходы санатория, чтобы обследовать самых нездоровых душевнобольных. Некоторые пожилые жертвы того, что известно как dementia praecox, часто впадали в кому, но ничего подобного.

Брок снова ухмыльнулся. ЧТО? Деменция пердок?

- Сердцебиение резко падает, вегетативные реакции практически сходят на нет. Я пытаюсь сказать вам, что, основываясь на результатах осмотра, я не могу найти клинических причин для того, чтобы этот человек был без сознания.

- И вы говорите, что он мог находиться в этой коме...

- Годами, - ответил Док Холл.

- Годами, да? Ну, у меня нет лет, и у правосудия тоже, - Брок посмотрел Доку Холлу прямо в глаза. - Мы с вами оба знаем, что человек в этой камере - тот, кто убил Боуэнов, и во всей стране не найдется ни одного судьи, который бы считал иначе. Не будет никаких лет ожидания, пока этот тощий убийца получит по заслугам.

Холл поднял бровь, что можно было расценить как жест критики.

- Вы этого не знаете, шериф. И если вы хотите знать мое медицинское мнение, то я не понимаю, как человек - особенно такой маленький, как он - мог сделать такие вещи с этими людьми. Не понимаю, как это мог сделать любой человек.

Память Брока вернулась к сцене, свидетелем которой он стал несколько часов назад, когда вошел в дом Боуэнов...

Честер Боуэн - уважаемый фермер лет сорока - лежал на спине перед семейным сундуком с приданым из вишневого дерева. Он был полностью обнажен. Из его рта свисал длинный шлейф какого-то неопознаваемого материала, который влажно блестел. Док Холл позже установил, что этим веществом были внутренности Честера Боуэна: желудок, сердце, легкие - все. Кроме того, его половые органы не были обнаружены между ног. Казалось, их вырвали прямо из его паха. Это Клайд Нэйл позже заметил их в когтистой руке самого Боуэна.

Миссис Боуэн было еще хуже - намного хуже. Поначалу ни Брок, ни Клайд Нэйл не могли говорить, когда увидели идеально чистый скелет, устроившийся в углу у печки с кастрюлей. Если это была Дора Боуэн, то она, должно быть, умерла несколько месяцев назад, ведь именно столько времени требуется трупу, чтобы полностью разложиться, а Брок сам встретил ее всего два дня назад, купив в лавке поднос и немного посуды. Когда Клайд заглянул за точильный блин...

Именно тогда он выбежал из дома, взывая к Божьей защите.

Брок взглянул на него и просто остолбенел.

Два глаза лежали на застывшей куче плоти, в центре этой массы находилось нечто похожее на вытянутое лицо.

Шок и отвращение прижали Брока к кирпичной стене. Он бы и сам убежал оттуда, но...

Девочка, - вспомнил он. - Маленькая девочка...

У Боуэнов была дочь - Келли Энн, ей не исполнилось и шести лет. Брок знал, что он совсем не мужчина, если убежит сейчас. Я должен найти ее, - поклялся он, даже когда его желудок судорожно сжался. - Возможно, она еще жива...

Брок нашел ее на чердаке.

Она не была жива.

Она лежала на полу голая, ее безгрудая грудь была цвета свечного воска, ее маленькие ножки были раздвинуты так сильно, что тазобедренные суставы наверняка были вывихнуты или сломаны. Ее маленькая челюсть тоже казалась вывихнутой, словно ее раздвинули, чтобы затолкать что-то огромное в горло. А ее интимные места...

Брок оборвал остаток воспоминаний, прикусив губу до вкуса крови, глаза его были зажмурены.

Когда он снова открыл их, перед ним снова был странный человек без сознания в тюремной камере.

Что говорил Док Холл? Я не понимаю, как человек - особенно такой маленький, как он, - мог сделать такие вещи с этими людьми. Не понимаю, как это мог сделать любой мужчина.

- Нет, Док, возможно, не обычный мужчина, - вернулся к разговору Брок. - Но как насчет человека в союзе с Люцифером?

Док Холл нахмурился, но ничего не прокомментировал.

- Да ладно, Док. Bы видели эти тела. Bы видели, что он с ними сделал. Это дело рук Дьявола, если такое вообще возможно, - Брок ткнул пальцем в неподвижного обитателя тюремной камеры. - А этот парень? Он точно служитель Дьявола.

Они сидели в комнате шерифа, потягивая кофе из оловянных кружек, Брок сплёвывал в плевательницу каждые несколько минут. Он знал, что Док Холл недоволен, так же как знал, что Конституция и "Билль о Правах" были благородными произведениями, которые утверждали, что все люди, кроме негров, созданы равными и наделены определенными неотъемлемыми правами. Брок, по сути, считал, что негры - тоже, как говорил президент Линкольн, и решительно не одобрял линчевания.

Все люди, обвиняемые в преступлении, имеют право на суд присяжных.

Но не дьяволы, - подумал Брок, - и не индейцы тоже.

- Если он не выйдет из комы, - нарушил молчание Док Холл, - то можете не беспокоиться об этом. Он умрет от голода к тому времени, как вы сообщите об этом в офис губернатора. Вам придется беспокоиться только о суде, если он выйдет из неe. Как я уже говорил, некоторые комы длятся годами. А некоторые - всего несколько часов.

- Несколько часов, да? - Брок выплюнул еще одну струю сока в плевательницу. - Вы не понимаете, Док? Я не сижу здесь и не жду, пока он очнется. Я просто жду заката. Кома или нет, но как только стемнеет, я отвезу его в Ущелье Танстолл... - Брок поднял свой "Kольт" модели 62, .44-40, - ...где пристрелю его как следует и оставлю на съедение стервятникам.

- Вы не можете этого сделать, шериф, - предупредил Холл. - Это неправильно.

- Скажите это Боуэнам. Скажите это той маленькой девочке.

- Он заслуживает справедливого суда!

Брок откинулся на спинку стула, положив сапоги из сыромятной кожи на стол.

- Он Дьявол, чистый и простой. Люди будут задавать вопросы, если будет суд. Вот почему я поручил своему помощнику и нескольким людям похоронить тела прямо сейчас. Мы скажем, что это был тиф.

- Но это был не тиф! - крикнул Холл.

Но Брок крикнул в ответ, уже громче:

- Чтобы устроить этому человеку справедливый суд, мне пришлось бы ехать в округ Коллиер за судьей! А такой суд? Город будет проклят. Прямо как Салем! Мы никогда не изживем слухи о злодеяниях. Люди бы уехали, в Калифорнию или на юг. Ничего бы не осталось. Через год мы превратились бы в город-призрак!

Оба мужчины смотрели друг на друга.

- Вот и вся история, - сказал Брок более спокойно. - Тиф - вот что убило Боуэнов. И вы подтвердитe это любому, кто спросит.

Холл закипел.

- А если я не подтвержу?

- Если не подтвердитe, я вызову федеральных маршалов из Спрингфилда. Им будет очень интересно, чем вы занимаетeсь на стороне. Что за слово? Аборт? Это то же самое, что убивать младенцев, так считает правительство. Не думайте, что я об этом не знаю, Док.

Лицо Холла побледнело.

- Лучше нам остаться друзьями, а?

- Тиф, да, - пробормотал Холл. - Семья на холмах, нет шансов заразить остальных жителей города. Быстрое погребение... было единственным выходом.

Брок кивнул. Он поставил на стол бутылку кислой бормотухи и два стакана.

- А теперь, пока я наливаю нам выпить, почему бы вам не заглянуть к нашему гостю? Посмотрим, не находится ли он все еще в коме.

Дьявольщина, - подумал он.

Канзасский виски не шел ни в какое сравнение с тем, что делали в Кентукки и Теннесси, но для Брока он был достаточно хорош. Он выпил три рюмки подряд, чтобы немного снять напряжение дня. Полупьяное состояние, подумал он, было прекрасным состоянием, когда он повезeт своего каторжника в Ущелье и, прострелив ему брюхо, будет наблюдать, как тот медленно, очень медленно истекает кровью. На войне Брок видел, как многие умирали в воющей агонии от простреленных кишок; они визжали в поле часами. То же самое Брок сделает и с этим человеком. А затем последний выстрел из .44-40 в это исхудавшее лицо.

Работа сделана. Правосудие свершилось.

И Бог отомщен.

Дьявол...

Ни во владениях Господа, ни в городе Брока не было места для такого посланника зла. Оружие Брока сделает работу Бога.

Он уже собирался налить себе еще одну рюмку, когда...

Святое дерьмо!

В комнату ворвался запах, довольно насыщенный. Брок сморщил нос, принюхиваясь.

Пахнет как... дерьмо...

И запах шел из тюремного коридорa.

Брок встал и зашагал по половицам, основательно одурманенный. Когда он вышел в коридор и снова принюхался, его подозрения подтвердились - вдвойне. Запах свежих экскрементов ударил ему в лицо.

- Эй, Док! - позвал он. - Что здесь происходит? Тот парень в камере обделался?

Это казалось единственным логичным объяснением... но когда Брок повернул за угол и столкнулся с тюремным коридором, то, что он увидел, совсем не было логичным. Это было безумие.

Это было безумие.

Штаны Дока Холла были сорваны, а сам он был прижат лицом к стене. А прижимало его нечто длинное, похожее на толстый шланг, которое пролезло сквозь прутья тюремной камеры и опоясало талию доктора. Брок, несмотря на свой ужас, знал, что это за штука.

Хвост демона, - подумал он, глядя на него.

Хвост змеи из Aда.

Он увидел его лишь на мгновение, но этого мгновения было достаточно. Док Холл, в секунду безумного осознания, оглянулся через дрожащее плечо и беспомощно посмотрел на Брока.

Но глазные яблоки доктора уже вылезли из глазниц. Они болтались, прижатые нервами к его щекам.

Экскременты Холла свободно капали из его ануса на пол, где уже скопилась немалая куча.

Броку ничего не оставалось, как сделать вывод: А-а-а-а... Демон обвил хвостом живот Дока и выжимает из него все дерьмо!

В следующую секунду хвост сжался еще сильнее, и когда фекалии уже невозможно было выдавить, из доктора вышел весь кишечный тракт. И в следующую секунду Холл был освобожден, рухнув замертво на пыльный пол, когда хвост удалился обратно в камеру.

Психика Брока расшаталась. Он не мог ничего вычислить, кроме основ наблюдения. Там творилось зло, как он и предполагал, и он знал, что когда он заглянет в эту камеру, то найдет там Дьявола.

Он достал свой длинный пистолет "Кольт" и взвел курок. Затем он полностью вышел в коридор и повернулся лицом к первой тюремной камере.

- Мой период бездействия, совершенно бесцельно ошибочно диагностированный добрым доктором, вовсе не был аспектом кататонии, - сказал ему ехидный голос. - Это был необходимый компонент сенсорной передачи, основанный, во-первых, на ограничениях человеческого тела и, во-вторых, на временном эффекте такой передачи информации.

Брок застыл на месте, уставившись внутрь. Он ожидал увидеть демона в полном воплощении: рога, клыки, руки с когтями и огромный хвост, похожий на питоний. Но перед ним стоял лишь худой, странно одетый человек, которого он запер здесь несколько часов назад.

Брок потерял дар речи.

- Мой хозяин гораздо умнее вашего, - сказал далее человек с исхудалым лицом. - Это просто ассимиляция информационной синергии как формы решительных действий. В некотором смысле это все переходная математика и элементарная податливость. Определить точку переноса валентности довольно просто; все сводится к использованию определенного атома, способного образовывать единую связь с водородом, что позволяет переносить время относительно выбранной физической массы - например, человеческого тела. Таким образом, прошлое, настоящее и будущее можно использовать так же эффективно, как жонглер - кегли. Tы понимаешь?

Брок не понимал. Он понял только, что перед ним стоит Дьявол.

- Демон, - прохрипел он. - Отойди от меня!

Затем он поднял "Кольт".

Человек в камере ухмыльнулся.

- Ты не слушаешь. Я только что сказал тебе, что временем можно манипулировать. Следовательно, и энергией тоже. Видишь? Мозговые волны функционируют через энергию, а та разговорная сила, которую мы считаем человеческой волей, возникает через функцию мозговых волн, - мужчина пожал плечами. - Путешествие во времени, бессмертие, физическое преображение - все это элементарная физика. Если протон перестает двигаться со скоростью света, протон перестает существовать.

Палец Брока начал сжимать курок, но прежде чем действие было завершено, пистолет превратился в нечто похожее на черный пар и исчез за долю секунды.

Затем исчезли и железные прутья клетки.

Брок заикался:

- Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла...

- То, что ты воспринимаешь как колдовство, на самом деле всего лишь простая наука, - сказал узник. - Но все существа развиваются со своей скоростью. Однако в одном ты прав. Зло, хотя ты молишься, чтобы не бояться его, это - единственная вещь, которая везде относительна.

Брок тяжело сглотнул.

- Зло, - сказал мужчина.

Он вышел из камеры. Брок хотел бежать, но теперь оказался полностью обездвижен.

- Боже, спаси меня, - взмолился он.

- Не Бог, - сказал мужчина. - Йог-Сотот.

15 марта 2000 года

Купер заглянул в открытый гроб и увидел...

- Блядь! Ничего?

...ничего.

Гроб был пуст.

- Это правда, - сказал Фичник. - Это все правда.

Купер был взбешен; ему не нравилось не знать, что, блядь, происходит. Пустой гроб? Большие деньги заплачены за его перемещение? Где тело?

Он залез в грязь. Разве Фичник не говорил, что знает что-то о покойном? Купер в своем безделье забыл имя покойного. Он вернулся на коленях к камню и начал отталкивать от основания обработанную машиной грязь.

Даты стали вырисовываться готическими цифрами: 1890-1937.

Затем он смахнул еще больше грязи, и появились буквы: ГОВАРД ФИЛЛИ...

Но следующая фраза Фичника отвлекла внимание Купера от камня, прежде чем он успел все прочитать.

- Получилось! Получилось!

Купер встал с земли и оскалился.

- О чем ты говоришь? Из этого гроба пропало тело... и у меня забавное чувство, что ты что-то об этом знаешь. Так что начинай говорить или получишь по своей жирной заднице.

- Но, конечно, ты не понимаешь, - утверждал грузный мужчина. - Он был старшим посланником нашего бедственного положения. Это бедственное положение не по своей воле. Оно предначертано. Разве ты не видишь?

- Все, что я вижу, - сказал Купер, - это толстый Твинки, из которого вот-вот выбьют начинку.

Было ли это внезапное движение облаков или лицо Фичника физически потемнело?

- Ваш Бог ищет благоговения. Наш же ищет только опыт, возбуждение от зрелища агонии, или ужас и отчаяние - человеческий вид в его истинном виде. Они скоро будут здесь, и используют нас, так сказать, для разведки местности.

Купер нахмурил брови.

- Наши боги хотят попробовать ваш мир на вкус... - сказал Фичник, - ...а мы – лишь лизнуть его.

- Я звоню в полицию Провиденса, - заверил Купер. - Пусть они во всем разберутся, ты, жирный урод.

- Нет, сынок, - сказал Фичник, бросив благоговейный взгляд вниз, на открытую могилу. - Все времена, все места - таков наш путь. Все дело в следующем: использование определенного атома, способного образовывать единую связь с водородом, что позволяет переносить время относительно выбранной физической массы - например, человеческого тела.

Купер уставился... и вдруг его начали душить. Когда дыхание закончилось, он понял, что увидел. Изо рта Фичника вылетела огромная штука, похожая на хобот, и обхватила его, а теперь эта же штука опускалась к талии Купера.

В его голове больше не звучал дэт-металл. Только смерть.

Последней его мыслью было то, что похожая на хобот масса казалась хвостом демона. Но когда он умирал, извергая свои внутренние органы, а затем был брошен в открытый гроб, он понял, что это больше похоже на щупальце.

Перевод: Дмитрий Самсонов

По вкусу это похоже на правильно приготовленную свинину. Температуру в духовке следует сделать поменьше, иначе мясо получится слишком сухим. Обжарка на сковороде зависит от того, что вы хотите получить; как и для оленины, вам нужно добавить немного легкого растительного масла, иначе отбивная выйдет чересчур жесткой.

А если на жаровне? По крайней мере, шесть-семь дюймов от нагревательного элемента. Чуть ближе – и весь жир растопится.

Заходи, не волнуйся. Никто не увидит тебя здесь со мной. Просто входи через заднюю дверь. Кроме меня ей никто не пользуется.

Живешь на улице, да? Ну, мне это знакомо, дружище. Я тоже некоторое время бродяжничал, прежде чем мне не повезло попасть в это место. Дай мне секундочку, и я раздобуду тебе немного жрачки. А ее здесь много, позволь тебе сказать.

Зови меня шеф-поваром. Это то, чем я занимался годами, потому что, ну, это моя профессия. Я проработал ответственным шеф-поваром в "Изумрудной Комнате" восемь чертовых лет. В лучшем ресторане Городского Порта, и это не пустая болтовня. Ни разу не заходил туда? Где-то с восемьдесят пятого по девяносто третий? Если когда-нибудь заказывал жареные пирожки с Луизианскими креветками, креветки под "Джек Дэниелс" или морские гребешки в виски-креме - значит, это были мои творения. Считай, что это я придумал Восточных лобстеров во фритюре, во всяком случае, мои – самые вкусные из-за особого рецепта соуса; туда следует добавить немного печеного чеснока и около чайной ложки отварной молоки. С этим ничто не сравнится. Мое филе-миньон таяло бы у тебя во рту, а если бы у тебя когда-нибудь была возможность попробовать мои блинчики "Пылающий безумный Нерон" или телятину с белыми грибами, то ты бы точно обосрался от удовольствия. Четырехзвездочные оценки три года подряд, детка, и, нет, мы не умасливали критиков, как многие бездарности. Именно я превратил "Изумрудную Комнату" в ресторан, славящийся лучшей кухней в городе.

А сейчас...

Сейчас ты должен попробовать мою еду.

Видишь, я - зомбак. Слышал, наверное, про таких.

Нас называют зомбаками так же, как черных называют ниггерами, а пакистанцев - полотенцеголовыми. О, конечно, все говорят, что уважают наши человеческие права, однако это все то же самое старое дерьмо. Я читал в "Ньюсвик", что таких, как я, более десяти тысяч. Все началось с той прямоточной реактивной хреновины, не знаю, год назад или около того. И не говори мне, что никогда о ней не слышал. НАСА и ВВС испытывали какой-то новый дистанционно пилотируемый тип самолета, как они его называли, в ста милях от побережья над Атлантикой. Они именовали его ядерным прямоточным реактивным аппаратом или чем-то вроде этого, утверждая, что подобная хрень может функционировать бесконечно долго без топлива, без пилотов, управляемая компьютерами. Идея состояла в том, чтобы запустить их летать постоянно на очень большой высоте. Дешевый способ защитить страну. Абсолютный сдерживающий фактор, - как выразился Президент, когда было объявлено, что на разработку этой хреновины потратят миллиарды долларов. Первый раз за всю историю демократы и республиканцы оказались едины в своем мнении. Сенат одобрил решение за один день; все, от Трента Лотта до гребанного Теда Кеннеди, говорили, что проект сократит дефицит бюджета на сто миллиардов в год. Появятся рабочие места, снизится инфляция, уменьшится федеральный бюджет, бла, бла, бла... Но никто не предупредил, что самолет оставляет за собой шлейф какой-то нетипичной радиации везде, где летает. Правительство не беспокоилось об этом, потому что аппарат должен был находиться на такой высоте, что все дерьмо утекало бы за пределы атмосферы. Ну вот, во время очередного испытания "что-то пошло не так", и один из этих прямоточных самолетов принялся метаться вверх и вниз по всему восточному побережью, опускаясь до уровня верхушек деревьев, перейдя в то, что они называли "Режимом экстренного городского оповещения о бомбардировке", и так продолжалось в течение примерно пяти дней, прежде чем его не повернули в сторону моря и не сбили. Хреновина летала над городами, мать ее так! И я оказался одним из "счастливчиков", кто подвергся ее воздействию.

В общем, все случилось около часа ночи, когда я только закончил смену в "Изумрудной Комнате". Вечер выдался отличный, мы обслужили около двухсот обедов, и все клиенты были в восторге от моих фирменных блюд. Какой-то критик из "Пост" заявил, что мой Шатобриан[27] являлся лучшим из всех, которые он когда-либо пробовал. Как я уже говорил, хороший вечер. Так что тащусь я домой по Уэст-стрит, а потом в животе возникает вибрация, и сверху раздается звук, похожий на затяжной раскат грома; я поднимаю голову и вижу эту мерзкую хреновину, проплывающую над моей головой на высоте около ста футов. Честно говоря, я растерялся. Аппарат выглядел как большой черный воздушный змей в небе, и когда он пролетел, я увидел странное сине-зеленое свечение, исходящее из задней части этого устройства, думаю, шлейф от его двигателей. Пару часов спустя я умер, а на следующий день воскрес в виде зомбака.

Какое-то время царило всеобщее замешательство. Совершенно внезапно появилось десять тысяч разгуливающих мертвецов, не знающих, что за херня с ними случилась. Президент созвал экстренное совещание или что-то вроде этого. О, ты, должно быть, слышал всю ту чушь, которую они несли. Сначала они собирались "усыпить" нас, как сказал Маккейн, "чтобы защитить остальное общество от потенциальных угроз", пока какой-то яйцеголовый из Центра Контроля над Заболеваниями не удостоверился, что мы не являемся ни психически ненормальными, ни заразными, ни радиоактивными, ни какими-то еще. Затем этот мудак Хелмс отличился по поводу того, что нас следует "социально ограничить". "Изменчивая симптоматика", вот, оказывается, что их беспокоило. Эти придурки хотели окружить нас всех колючей проволокой и отправить на какой-нибудь остров! Однако все сошло на нет, когда в дело вступили активисты, и именно благодаря им, мы сейчас по-прежнему находимся среди людей. Затем Сенат захотел доказать свою искренность – предстояли выборы, понимаешь, и им нужно было занять больше мест – так что они приняли специальный законопроект - "Законопроект о недопущении дискриминации пострадавших от прямоточного аппарата", как они его назвали, так что все мы, зомбаки, теперь получаем по паре сотен долларов в месяц в качестве компенсации. Существуют также "Закон о борьбе с дискриминацией" и "Закон о позитивных действиях в отношении жертв прямоточного аппарата". Работодателям запрещается отказываться брать нас только потому, что мы зомбаки, но ты знаешь, как это обычно происходит. Они просто придумывают какую-то другую причину, чтобы не нанимать нас, и все, на что мы сейчас можем претендовать - это самая, самая дерьмовая работа.

Лично мне не требуется пособие по инвалидности – я был одним из немногих, кому повезло. Из "Изумрудной Комнаты" меня сразу уволили, придумав отговорку, что я опоздал. Но реальная причина заключалась в том, что они не хотели, чтобы кто-то узнал, что в их заведении работает зомбак. Типа, плохо для бизнеса. Я имею в виду, кто оставит чек на триста долларов, когда просечет, что закуски для него готовит мертвый парень? И...

Секундочку. Только что пришел заказ на Севиче[28] с тремя приправами и моллюсков Панцеротти[29]...

После того, как "Изумрудная Комната" дала мне пинок под зад, мне какое-то время приходилось туго. Многие из нас жили на улице, но я никак не мог позволить этому дерьму засосать меня. Я подавал заявки на работу куда только можно. Я имею в виду, Боже, с моими-то рекомендациями и опытом? Ради всего святого, мои блюда обозревали в "Вашингтонце". Я проходил собеседования во всех издававшихся журналах, посвященных чёртовой кухне, а однажды "Гурман" посвятил мне целый выпуск, опубликовав множество рецептов моих фирменных блюд.

Конечно, у меня сейчас есть много новых рецептов.

Прошу прощения еще раз. Подкопчённое ребрышко готово.

Слушай, все, что я прошу, это подождать минутку, прежде чем судить обо мне, хорошо? У зомбаков ведь тоже есть права. То, что мы мертвы, не означает, что мы не люди. У нас есть свои надежды и мечты, как и у вас. Мы хотим того же, чего хотят все, и мы работаем так же усердно, как и обычные парни, но каждый раз получаем лишь дерьмо, только потому что мы зомбаки. Был бы ты зомбаком, ты бы знал, о чем я говорю. Теперь я понимаю, что означает являться меньшинством. Когда я был жив, то никогда не задумывался об этом, но теперь я могу представить, каково это - быть чернокожим, испанцем, вьетнамцем, геем, кем угодно. Люди просто чертовски лицемерны. Они прописывают законы, чтобы защитить наши права, но все эти законы не стоят и гроша. Попробуй просто прогуляться по улице, будучи зомбаком. Люди глазеют на тебя, уходят с твоей дороги. Переходят на другую сторону, чтобы не идти рядом, будто мы прокаженные или что-то в этом роде. И всегда найдется множество подонков-расистов, которые ненавидят тебя просто за то, что ты есть. Они будут плевать на тебя, пытаться затащить в подворотню, чтобы надрать задницу, стараться сбить тебя, если ты едешь на велосипеде. Иногда тебя это просто достает.

И ты хочешь что-то с этим сделать.

Думаю, я немного отошел от темы, да? Вернемся к тому, о чем я говорил. Мне действительно повезло, я снова получил приличную работу, шеф-поваром в хорошем ресторане. Мне надлежит приходить и уходить через черный ход, но какого хрена, работа - это работа. Руководство прилагает все усилия, чтобы держать меня не на виду - клиенты не знают, что я зомбак. А что насчет этого нового заведения?

Офигительно восторженные отзывы, чувак. До того, как я пришел, ресторан трудно было назвать процветающим, но теперь у него появилась солидная репутация. Отзывы даже лучше, чем, когда я работал в "Изумрудной Комнате". Народа каждый вечер – под завязку. Если хочешь поесть здесь, братан, лучше заказывать столик за месяц, и я не постесняюсь сказать, что это все из-за меня, моего опыта шеф-повара мирового класса. Ну не из-за красивых же скатерок? Все хотят отведать лучшей еды в городе, и знают, что могут получить ее именно здесь. Мое меню, мои фирменные блюда.

И... знаешь старую поговорку?

Меньше знаешь, крепче спишь.

Черт, подожди еще секундочку. Мне нужно снять с плиты это Пот-о-фе[30] из вяленной утки, а также выполнить заказ на перчики Микеланджело. Попробуй их когда-нибудь. Пальчики оближешь. Ни в сказке сказать, ни пером описать.

Ну ладно, вернемся к тому, о чем я говорил раньше. Когда люди гнобят тебя достаточно долго, тебе это надоедает. Ты просто хочешь встать и забрать то, что они у тебя украли. Но я всего лишь один зомбак - что я могу сделать? Что, основать тайное ополчение? Устроить революцию зомбаков? Не смеши меня. Мою задницу прихлопнули бы через две секунды после того, как я только бы начал нести подобную чушь.

Эй, передай мне, пожалуйста, эту маленькую тарелочку с тимьяном, ладно? И вон то ведро с горчичным винегретом. Благодарю.

На чем мы остановились? Ах, да. Когда на тебя льют дерьмо достаточно долго, ты хочешь что-то с этим сделать. И однажды я понял, что могу рассчитывать только на себя. Я не собирался основывать какой-либо союз зомбаков. Я не собирался создавать какую-либо террористическую организацию. Нас бы бросили в кутузку для зомбаков быстрее, чем ты успел бы вытереть задницу. Я осознал, что, если я хочу бунтовать, то надо найти способ делать это тайно, самому...

Давай я расскажу тебе про того первого засранца. Иду я на работу однажды днем, пересекаю Первую улицу, а этот деревенский ублюдок останавливается прямо перед моей физиономией. Толкает, показывает на меня пальцем и вопит всякую хрень, чувак. "Убирай свою мертвую задницу из города, зомбак!", - кричит он на меня. "Ты воняешь! Ты грязный! Никто не хочет видеть вас здесь!". А вокруг него собираются другие люди, и знаешь, что они делают? Начинают аплодировать, как будто этот парень, разбивший мне челюсть, является каким-то героем. Затем этот мерзавец плюет мне в лицо, и я знаю, что не могу дать отпор, потому что, если я это сделаю, я окажусь в полнейшем дерьме. Если ты зомбак, и кого-то ударил, то тебе несдобровать. Я слышал, что существуют специальные тюрьмы для таких, как я. Как бы то ни было, этот болван харкает мне в лицо, смеется, а затем переходит улицу, садится в машину и уезжает. Типа так.

И хочешь знать, что я сделал?

Я запомнил его чертов номер автомобиля, вот что я сделал.

Да, правильно, я убиваю их. Ты бы тоже делал это, если бы на тебя выливали то дерьмо, которое льют на меня каждый гребаный день. Конечно, я очень осторожен, я не дурак. Допустим, какой-то засранец, оскорблявший меня за то, что я зомбак, попадает мне на заметку, после этого я выжидаю около недели, а затем, когда приходит время, компостирую его билет. Однажды управляющий квартирами в моем жилом доме останавливается и говорит, что должен утроить мою арендную плату, потому что другие жильцы переезжают из-за того, что я живу здесь. Я проглатываю это. А неделю спустя парень исчезает.

Однажды я захожу в магазин для гурманов на Висконсин-авеню, а жирный кусок дерьма за прилавком начинает возмущаться, приказывая мне выйти из его лавки, чтобы я там не вонял. Мол я разгоню всех клиентов, если они увидят, как зомбак отоваривается в его забегаловке. Я просто улыбнулся и ушел.

А примерно через неделю толстый мудак, похожий на Джаббу Хаттa, исчезает.

Я уже почикал с дюжину таких, как он. Да, правильно, это и есть моя маленькая революция.

Ой-ля-ля. Официантка только что принесла заказ на тартар-провансаль. Я подаю его с икрой осетра, каперсами, зеленым луком и рубленым яичным белком. От него просто слюнки текут.

О чем это я говорил?

Нет, нет, я не оставляю тела - я же говорил, они исчезают. И я не закапываю их.

Полагаю, к настоящему моменту ты уже понял, что я с ними делаю, а?

Хороший шеф-повар может что угодно приготовить так, чтобы это было вкусно. В обеденном зале висит наш обычный прейскурант, но в голове у меня совсем другое меню. Мой ягненок под уксусом – это вовсе не ягненок, братан. Попробуй мои печенья с Фуа-гра или паштет на тостиках. Кому нужна гусиная печенка? Или мою жареную курицу в эстрагонной подливе. Догадываешься, из чего сделана подлива?

Мускулистые куски мяса по вкусу напоминают свинину и отлично подходят для рагу, фарша и андуйской колбасы, а также для поджарки. Я измельчаю несколько бицепсов, смешиваю их с устрицами и моими особыми чесночными гренками, и этой начинкой можно фаршировать тушеную утку, чувак. Когда кто-то заказывает мой знаменитый ливанский кебаб, он наслаждается вовсе не нежными кусочками ягненка на вертеле, и я могу сказать тебе кое-что еще. Человеческая брюшная стенка – это лучшая говяжья грудинка, которую ты когда-либо ел в своей чертовой жизни.

Итак, ты понимаешь, что я имею в виду, когда утверждаю, что делаю свою маленькую революцию. Я скармливаю одних мудаков другим, и им нравится это. Только посмотри, как они приходят сюда каждый вечер в своих костюмах по восемьсот долларов, с самодовольными лицами и изысканной сединой на висках. Когда эти лохи заказывают жареную вырезку ягненка, то в действительности они получают жареную вырезку какого-нибудь подонка. А хрустящий слоеный багет из кролика? Попробуй хрустящий слоеный багет Клайда. А мои запечённые ребрышки? Могу поспорить, ты признаешь их лучшими ребрышками, которые ты когда-либо ел.

И даже не спрашивай о ризотто с черным трюфелем и сладкой телятине.

Да, мне делают заказ, я его выполняю. Шафрановая булочка с мясом. Равиоли Тальярини, фаршированные рублеными потрохами и жареным белым луком. Нарезанный язык в соте из сладкого перечного карри. Пюре из баклажанов и яичек, пудинг из отварного мозга, посыпанный беконом, и кордон-блю[31] с хрустящей корочкой.

Лохам все мало.

О, да. Я ведь не говорил тебе конкретно, где я работаю, не так ли? Это самый лучший аспект моей маленькой революции.

Я заполнил одну из анкет в соответствии с "Законом о защите от дискриминации" и подал заявку об устройстве на работу к тем же двуликим, лицемерным тварям, которые и затеяли все это дерьмо.

Да, правильно, дружище. Я - шеф-повар в столовой Сената США.

Как тебе такое?!!

Какой-то бедолага только что заказал мой первоклассный салат c зельцем[32] и чимолем[33].

Перевод: Gore Seth

Грэй уже видел эту девчонку. Вечером, у Трассы, несколько дней назад. Типичная чистокровная деревенская телка, вот только... как же она хороша́. Грэй ехал по краешку гравийной дорожки, и в зеркалах его темных очков отражался этот топик с бретелькой на шее, выцветшие джинсовые шорты, открывающие вид на шикарные нагие ножки. Он читал как-то в местной газете, что Трасса славилась тем, что здесь промышляли проститутки.

Грэй же работал в деловой части города, $125 тысяч в год, ассистент директора по программированию "ЮниКорп". Для сорока лет карьера складывалась недурно. А за работу в ночную смену на карман капали еще десять процентов сверх оклада. Переход на такой режим пришелся по душе - народа в офисе немного, меньше болтовни, телефонных звонков, больше времени на саму работу. Грэй сейчас был холост, о личной жизни вообще никогда особенно не заботился, все, что имело значение - работа, только благодаря ей можно чего-то добиться в жизни. И он уже достиг немалого. К примеру, тачка. У Грэя был "Коллоуэй Корветт" с двойным турбонадувом за 60 косарей. Дома - стереосистема "ВТЛ/Аподжи" за пятнашку. Да и сама квартира не какая-то конура, а апартаменты класса "люкс" с тремя спальнями и видом на набережную. Вот они - прелести жизни. То, ради чего он и работает.

Но вот в такие моменты, как сейчас... Во время этих бесчисленных одиноких поездок закрадывался вопрос. Быть может, он что-то упускает? И вопрос хороший. После двух-то разводов да череды несерьезных связей. Бабы постоянно что-то требуют, по крайней мере, в его случае. Как будто ты им жизнью обязан за то, что тебе раз в неделю дают. Нет уж, с него хватит, Грэй свою чашу испил. Мне не нужна женщина, - решил он. - С ними ты словно садишься за руль машины без подушки безопасности. Я самодостаточен. Все, что мне нужно, у меня есть, - это я сам.

Но был ли Грэй честен с самим собой? Безусловно, это был самообман.

Работа в вечернюю смену имела еще один бонус – не попадаешь в час пик. Грэй вышел с работы в полночь и поехал по Трассе в сторону автострады. Машин нет, каких-то полчаса – и ты дома. Местная Трасса 154 представляла из себя длинную извилистую дорогу, огибавшую густые леса южного округа. За окном живописные пейзажи, невероятно красивые в ночное время. Особенно летом. Свет низкой луны просачивался сквозь ветви деревьев. Сверчки и светлячки выдавали свой какофонический концерт, на небе – россыпь звезд.

И вот опять она. Та девчонка, которую он видит уже несколько вечеров подряд, и которая так заводит.

Да, в газетах писали, что проститутки часто ошиваются вдоль Трассы, но они были другими. Не такими, как в городе, где все шлюхи одеты в какой-то хлам, сидят на наркоте и смотрят на тебя отсутствующим взглядом. А те, что работали на Трассе, как слышал Грэй, были обычными бедными приезжими белыми девчонками из простых семей, которые вырвались в город, не устроились на новом месте, а сейчас пытаются заработать пару баксов, чтобы уехать домой на ферму. Достаточно посмотреть на нее...

Прошлой ночью Грэй проехал мимо этой красотки, да, все ровно так и было. Девушка просто шла вдоль трассы, он увидел ее за поворотом и в этот момент что-то внутри всколыхнулось. В свете фар дальнего света Грэй поймал на себе взгляд этой провинциальной блудницы. И в голове что-то перемкнуло.

Эх, мужик.

И сейчас в лучах автомобильных огней девушка предстала во всей своей красе. Выцветшие шорты, бедра разведены, лощеная сумочка на плече. И эти изгибы восхитительного тела... Бюстгальтера не было, и крепкая налита́я грудь, даже великоватая для обладательницы такой точеной фигурки, без помех дерзко колыхалась под укороченной блузкой, а ниже... у Грэя просто перехватило дух от вида такого плоского животика и узенького пупочка. Волосы цвета спелой пшеницы раскинуты по плечам. Большие карие глаза, маленькие крепкие губки, аппетитная фигурка, которую ты готов облизывать, как мороженое.

Да, Грэй запомнил все детали, каждую ее черточку, пусть "Корветт" и проехал мимо девушки за какие-то доли секунды. Но было то, что врезалось в память больше всего - вытянутая рука, поднятый большой палец. Она хотела, чтобы Грэй остановился.

Сделай это, подбери ее, - пронеслось в голове. - Может быть, она...

Может быть, она что? Озвучит свое предложение?

Это ли ему нужно?

Но ведь ответ был "да", потому что, не проехав и милю, Грэй уже разворачивал машину и несся обратно. Сердце выскакивало из груди, пока мужчина ехал в надежде, что сейчас фары осветят ее силуэт. Но...

Вот же проклятье!

Когда Грэй добрался до того поворота, где оставил девушку, там уже был припаркован белоснежный ухоженный "Камаро" 68 года. Это была карбюраторная тачка с глушителем. Мотор, судя по звуку, был в идеальном состоянии.

Но все воодушевление, которое Грэй испытал ранее, было разрушено в одно мгновение, когда мужчина увидел, как...

...как девушка села в эту белую машину. А что убило окончательно - вид водителя. Тупорылый волосатый колхозник. Да это же просто какой-то ублюдочный шиномонажник, - c отвращением подумал Грэй.

Вот и конец всем надеждам. Или...

...может, и нет.

Сегодня фары опять освещают эти чудесные нагие ножки. Красотка поднимает руку вверх и голосует большим пальцем, слегка дефилируя назад.

Остановись, подбери ее...

Грэй остановил "Корветт". Глаза словно заволокло невидимой пеленой. В лобовом стекле он увидел приближающийся силуэт, пассажирская дверца открылась. Незнакомка впорхнула в машину, послышался звук захлопывающейся дверцы. Почувствовался какой-то странный мускусный запах.

- Привет, - сказал Грэй.

- А, здарова, чувак, - ответила девушка.

Там, откуда она родом, это, наверно, тоже означало "привет".

- Ахренеть, какая апупенная тачила.

Апупенная? А это еще как понимать? А! Офигенная, "классная" наверняка хотела сказать.

- Приятно слышать, благодарю. Куда направляетесь?

- Тайлерсвилль. В смысле, если сам туда прям едешь. А если нет, ну ты, что ли, выкинь, где сворачивать, типа, будешь.

Вот засада. Тайлерсвилль в самом конце трассы, миль десять ехать.

- Конечно, поехали, - согласился Грэй. А что мне остается делать? Домой рулить? Может еще на "Лено"[34] успею? - Нам как раз почти по пути.

- Вот крута! Спасибо! И ты это, извини, если от меня воняет крабами.

- Чем? - недоуменно спросил Грэй.

- Ну крабами, ты че? Я, типа, работаю в "Крабовой Стивенсона". У нашей конторы склад есть у Трассы. Я ща как раз оттудова. Разделываю там крабов. Они, как бы, покупают крабов в Сити Док, а мы выдергиваем все мясо, ну из крабов, типа. Потом засовываем мясо в жбаны, ну, знаешь, такие железные, и их прям в рестораны потом везут. Ну, знаешь, эти, в которых пирожки всякие, бутерброды делают. И еще и платят неплохо! На целых пятьдесят центов выше минимальной почасовки, прикинь!

О чем она? Это получается около семи баксов в час за то, что ты весь день разделываешь крабов в какой-то потнючей конуре? Да я за 5 минут больше поднимаю, - подумал Грэй.

- Ничего себе, похоже, интересная работа.

- Неа, отстой, - возразила девушка. - Но мне ребенка кормить, а пособие, службы все эти социальные. Не. Не хочу.

- Вот как? Это характеризует Вас, как порядочного и чрезвычайно ответственного человека, что заслуживает искреннего уважения, - не нашел ничего лучше сказать Грэй.

- Знашь, а я тут попутку на хату ловлю каж нош, на постой.

На хату, на постой? Что она имеет в виду? Может...- Грэй никак не мог понять фразу, сообразить, как же ее трактовать. -...Блин, просто опять этот диалект. На хату на постой... А! Она, по всей видимости, подразумевала, что "постоянно", "каждую ночь", вероятно, на попутке до дома едет!

- Да, знаете, мне кажется, что я Вас видел здесь прошлым вечером.

- И я, я тя тоже. На такую пафосную тачилу не каждый день увишь. И я с тобой поехать хотела, тот мужик на "Камаро" - нищеброд просто какой-то. И хам еще.

Голова Грэя отчаянно работала, он пытался понять девушку и что-то ответить. Но прежде, чем его осенила хоть какая-то мысль...

- Да мне на работе за крабов и то больше платят!

В машине повисла тишина. Грэй не решался ее нарушить. Мужчина боялся как-то неправильно отреагировать, ляпнуть что-то лишнее. Ощущал себя, как нерадивый ученик на сдаче экзамена.

А может, как раз вот он и момент? Либо ты действуешь, либо, если кишка тонка, на твоих желаниях можно смело ставить крест.

По паху прошла волна. Похотливый животный инстинкт, который мужчина не мог контролировать. А Грэй ведь даже не посмотрел на девушку с тех пор, как она села в машину, но его безудержно влекло к попутчице. Этот запах мускуса и пота, ее манера мягко растягивать слова, грациозная тень, падающая на приборную панель.

- Вижу, ты понимаешь, к чему я, - недвусмысленно произнесла девушка. - Если только ты в штаны не спелый кабачок засунул.

Грэй, несмотря на полуобморочное состояние, рассмеялся. Это походило на старые добрые школьные шутки. "У тебя в штанах Лох-Несское чудовище, или ты просто так рад меня видеть?". Вот же, блин. Спелый кабачок. Всего-то пятнадцать сантиметров с копейками. И это если реально очень круто заведен. А сейчас разве иначе? Пора переходить к делу.

- Ты не беспокойся, я не мусор, не законник, - вырвалось у Грэя.

Это ведь в первую очередь, вроде, девушка должна была у него спросить. Мужчина смотрел передачи про ментов, фильмы. Если мусор под прикрытием на вопрос о том, кто он, прямо отрицал то, что он мент, это было нарушением какого-то закона и обвинение коту под хвост, все дело развалится. Хотя, может, Грэй и путал что-то.

- Да знаю я, че ты не мусор, - ответила девушка с усмешкой. - Чтоб у ментов были такие тачилы?! Да не гони! Но хлопец, пацан видный.

Хмм. Видный пацан, что бы это значило?

- Благодарю, очень приятно слышать, - ответил Грэй. - Ты очень милая.

- А ты хоть видел мусоров местных? Ваще не такие, как ты. А шерифы окружные? Эти самые стремные. C ними лучше дел не иметь.

Грэй не находил нужных слов. Он был слишком возбужден, чтобы поддерживать беседу. В нависшей тишине было слышно лишь урчание двигателя. Мужчина прочистил горло и спросил:

- А... о какой сумме идет речь... и за что?

- Ну, десятка за отсос, плюс до дома меня довезешь, - невозмутимо сказала девушка.

Десять баксов? Она серьезно?

Грэй и на сотню бы согласился с готовностью. Он запустил руку в карман, там где-то двадцатка с копейками должна была быть. Мужчина вынул несколько банкнот и не глядя передал девушке.

- Я не знаю, сколько здесь, - сказал он. - Может, двадцать. Может, тридцать. Забирай все.

- Фигасе, чувак, - ее руки легли на бардачок, и ловкие пальцы пересчитали купюры. - Да здесь, типа, все двадцать, а не десять! Пятерка еще!

- Можешь оставить их, они тебе пригодятся, ну знаешь...

Но рука девушки, опустившаяся на пах Грэя, заставила мужчину замолчать. Сначала лишь легкое прикосновение, едва ощутимое, но тут же нежное поглаживание, и вот уже рука девушки усиливает давление. Грэй уже от этого чуть было не кончил.

Мужчина откинулся в водительском кресле, игривый голосок девушки смолк, рука стала более напористой.

- И я это, я не хочу, чтобы ты считал, что я какая-то шалава или типа того. Но я так думаю, что если деваха пацану че-то приятное сделает, он же может ей взамен че-то тоже дать, а? Как это говорят: по абаюдному согласию, или типа того.

- Ты... ты совершенно права, - у Грэя сбилось дыхание.

- Вот че тебе скажу, - прошептала девушка. Сейчас ее губы были настолько близки к самой возбужденной части тела Грэя, что дыхание грело пах. - Те нужно тока руль держать и следить за доро́гой, а я, типа, сделаю все остальное.

Грэй сглотнул слюну и молча согласно кивнул головой.

Мужчина почувствовал, как раскрылась пряжка ремня, послышался звук расстегиваемой молнии. Какой сладкий трепет, тело Грэя дрожало от восторга. И вот уже руки девушки стянули вниз штаны мужчины, обнажив пах Грэя, его набухший член. Девушка нежно сжала яички мужчины, а затем, уже со страстью - головку. Грэй почувствовал, как из его пениса уже выделяется предэякулянт.

- Просто езжай прямиком по Трассе. Поверни на указателе на дорогу 3, до Тайлерсвилля, а я все это время буду ублажать тя.

Грэй уже почти не мог сдерживаться, им предстояло ехать десять миль, а ведь девушка еще даже не прикоснулась к нему своими губами. Я... Я... Не думаю... что... столько... продержусь, - скрипя зубами думал мужчина.

Правая ладонь девушки охватила яички, и одновременно с этим член Грэя погрузился в ротик девушки. Сначала только головка. Потом весь. Целиком. Все пятнадцать с копейками сантиметров. Головка уперлась в горло. Пенис Грэя словно окунулся в восхитительный оазис теплой вязкой слюны девушки. Она заглотила член полностью, тесно овила губами основание ствола, прижавшись губами к мошонке и ее рот проскользил обратно, к головке. Это были непередаваемые, феноменальные ощущения. Ее ротик продолжал совершать эти сладчайшие движения. Вниз и вверх. Глубоко вниз и обратно.

Грэю, чтобы сдерживаться, нужно было думать о чем-то отвлеченном. Бейсбол сработал! Каждый раз, когда он балансировал уже на краю, воспоминание о победе, которую двадцатью "страйками" принес Роджер Клеменс, или когда Алекс Родригес побил рекорд плэй-офф - мысли об этих эпизодах на время отдаляли оргазм. Но при этом было безумно обидно, что приходится портить такие сенсационные ощущения этими картинами, что Грэй от злости скрежетал зубами. И все же. Как хотелось продлить эту эйфорию, какими бы варварскими ни казались методы, позволявшие это сделать. Грэй прогонял образ бейсболистов и вот, когда уже опять был готов оказаться на пике блаженства, на выручку вновь приходили мастера мяча и биты: Ник Суишер, Дерек Джитер, Марк Тейшейра и прочие.

Но! Нет, только не это! - cтоило только вспомнить КЧ Сабатию, как эрекция почти сошла на нет.

- Ммм, а ты хорош, - сделала паузу девушка. - Долго можешь держаться. Знаешь, а даже была бы не против, чтобы ты меня трахнул. Бьюсь об заклад, с тобой я б кончила.

Она медленно провела ладонью по обильно смоченному слюной члену Грэя. Мужчина смотрел на дорогу ошалело вытаращенными глазами.

- Лично я ничего такого плохого не вижу, в том, чтобы отсосать парню, - медленно, растягивая слова произнесла девушка. - Это прикольно.

Она сжала рукой головку и из уретры выступила капля предэкулянта. Девушка принялась размазывать ее по головке большим пальцем. Грэя колотила дрожь.

- Знашь, че, а ты не такой, как другие, - девушка говорила, продолжая играть с пенисом Грэя рукой. - Обычно мужики, типа, грубо разговаривают, гадости говорят. Как тот вчера ночью. Свиноматкой меня называл, говорил мерзости всякие, типа: "Соси, мелкая шлюшка", и все такое.

Ноги Грэя затряслись, правой он уже не мог должным образом контролировать педаль газа.

- Это... это... было не очень мило с его стороны, - прохрипел Грэй в ответ.

- Ага. А ты вот оч милый.

Девушка говорила медленно. Ее голос был невероятно сексуальным. Немыслимое сочетание опыта и невинности. Образ КЧ Сабатии покинул воображение Грэя, и его член опять был в полной боевой готовности. Твердый, как стальной прут. Девушка сжала ладонью набухший, пульсирующий пенис и принялась массировать его кистью. Медленно. Ладонь ходила вверх и вниз. По всей поверхности. Не пропуская ни сантиметра. Еще одно движение и Грэй выстрелит себе же в лицо... И в этот момент девушка переключилась на массаж яичек. Ох, все это определенно сто́ило каждого заплаченного мужчиной цента.

- Ну да лана, - сказала девушка после некоторых раздумий. - Ты, типа, не подумай, че я такая, обычно так не делаю. Просто, чтобы ты знал.

Грэй был в полном смятении, с лица ручьем тек пот.

Какого, блять, хера?! А ну продолжай сосать!

Девушка достала из кармана какой-то предмет, раздался едва слышный звук разрывающегося пакета. Грей оторвал взгляд от дороги и перевел на спутницу в надежде понять, что происходит. Девушка доставала из пакетика презерватив. До мужчины донесся запах лубриканта, нанесенного на латекс.

- Ты, оххх, что ты...

- Тссс, - ответила девушка. - Тебе это понравится.

Она что, собралась трахаться со мной, когда я за рулем, на скорости веду машину?

- Все мужики любят это. Просто кому-то, типа, стремно признаться, чтобы не подумали, что он баба какая-то, а не мужик.

Грэй был в растерянности, он словно опять потерял дар речи, пока девушка расправляла презерватив большим и указательным пальцами правой руки, затем нагнулась к промежности мужчины.

- Что, о-о-о, что ты...

- Я? Иду вперед, - палец вонзился в анус Грэя.

Резко и глубоко.

Грэй чуть было не заорал, мужчина был совершенно потрясен произошедшим, чего-чего, а такого поворота событий он точно не ожидал. Но всего секунду спустя произошедшее окрасилось новыми оттенками. Грэя охватило чувство странного томительного наслаждения. И не успел он осознать это, как девушка уже с невероятным усердием работала ртом. Она словно через соломинку жадно осушала молочный коктейль, только вместо бокала был пенис Грэя, а в роли соломинки выступала уретра, сзади же работал ее палец. Мужчина знал, что больше не сможет сдержаться ни на секунду... Но это уже и не имело значения, потому что это будет лучшей секундой в его жизни.

Да, прямо, сей...

Грэй скрючился в водительском кресле и обильно кончил в этот мокренький, слюнявый, прекрасный ротик. Вот это был взрыв! Словно взорвалась канистра с наполнителем для маркеров. Такой мощи разряд. Грэй думал, что ротик девушки одернется в стoрону, от такого обильного выстрела, но он ошибался. Девушка не просто не оторвала губки, а стала заработать ими еще быстрее и усерднее. Вверх и вниз. Вверх и вниз. Колени Грэя била дрожь, анус плотно сжимал палец девушки. Ягодицы мужчины, уже не осознававшего, что он находится за рулем машины, оторвались от кожаного автомобильного кресла. Из него вышло столько семени, что было просто поразительно, как такое количество могло поместиться в этой девичьей головке. В оргазме он словно перенесся в другой мир, глаза закатились, колени трясло так, что мужчина едва ощущал своими ступнями педали.

Когда все было окончено, девушка оторвала губки, откинулась в пассажирском кресле и заглотила то, чем щедро одарил ее Грэй.

- Мужикам так больше нравится. Когда деваха заглатывает, - сказала она. - Не знаю, почему. Но я привыкла, даже ко вкусу уже.

Грэй едва слышал ее. Почти в отключке. Он ощущал себя кулем с тестом, лежащим на водительском сидении. И тут мужчину передернуло, он чуть не заорал - девушка выдернула палец с презервативом из его ануса. Посторгазменные ощущения усилились, это было невообразимо, но из уретры вышло еще какое-то количество, немыслимо каким образом оставшейся еще в его организме, спермы.

Это невероятно.

Девушка высунула руку в окно и сбросила презерватив с пальца. Он улетел во тьму, как смачный плевок.

- Ну че, лучше сейчас ся чувствушь, а? - cпросила девушка.

Грэй попытался сказать "да", но язык прилип к небу. Тяжело дыша, он утвердительно покачал головой.

- Я знала, че те понравится. Мои братцы мне рассказали. Ну типа, че им прикольнее, когда у них сосут с пальцем в жопе. Там че-то чувствительное у мужиков находится, железа какая-то, или типа того.

Грэй не мог промолвить ни слова. Она что, реально сказала "братцы"? Братья давали ей уроки ректальной анатомии? Нет, он не хочет об этом даже думать. Что это за семейка должна быть? Но, справедливости ради, мужчина признавал, что девушка была права́. Ее хитроумная техника подарила ему лучший в жизни оргазм. Девушка продолжала играть с яичками Грэя, и тело мужчины еще сотрясали посторгазменные спазмы. "Прикольнее, когда у них сосут с пальцем в жопе", ничего себе. До сегодняшнего дня в этой части тела у Грэя гостили только экскременты, поэтому дискутировать на этот счет ему было сложно.

Грэй сбросил скорость, только сейчас поняв, что не контролировал себя и набрал лишние обороты. Речь наконец вернулась к мужчине:

- Это было потрясающе.

- А мне по кайфу, че те клево было, потому шо ты мне приглянулся. А если тебе тоже по кайфу, подбери мя в другой раз там же у конторы крабьей. Я там на постой попутку ловлю после работы. Каж нош.

- Да ты что, конечно! Я так и сделаю!

- Только я не хочу, чтобы ты думал, шо я жлобиха, - прозвучала еще одна малопонятная тирада. Девушка погладила Грэю живот, посмотрела на пах. - Я ж не могу тебя так оставить, когда ты еще не все выдал? Я всегда все довожу до конца!

Грэя опять передернуло, он вновь едва не вскрикнул, когда девушка неожиданно в очередной раз взяла его пенис в свой рот и принялась мощно, с силой высасывать остатки семенной жидкости из члена Грэя. Когда, казалось, уже последняя капля покинула тело мужчины, его колени и ступни задрожали. Член был припухшим, полуэрегированным, и в нем еще пульсировала эта сладкая посторгазменная дрожь. Девушка облизнулась, одновременно опустив руку на покрытую слюной головку, обвила ее основание большим и указательным пальцем и выдавила уже действительно последнюю каплю спермы из уретры, наклонилась и слизала ее.

Это непередаваемо.

Сейчас Грэй уже приходил в себя и был в состоянии следить за доро́гой. Девушка держала руку на его яичках, пальчиком поигрывая ими. Оххх, как же она сосет... Его репродуктивная система сейчас... каждая ее составная часть... от побудительных нервных импульсов до выделения семени... он был услажден, высосан без остатка, пребывал в посторгазменной расслабленной эйфории.

- А ты до хера выдал, - оценила девушка, причмокнув губами. - И елда у тебя прикольная, да и залупень ниче так на вид. Не в буграх вся, как почти у всех этих.

- Очень приятно, - это был без сомнения самый дикий комплимент, который Грэй когда-либо слышал в свой адрес.

- А еще ты чистенький такой, - продолжила беседу девушка. - И обрезанный. Не, я ниче против кожи на членах не имею, но дофига мужиков не моют там, и оттудова воняет ахренеть как проста.

- Даже представить себе такое не могу, - постарался пошутить Грэй. - Но положусь на твой опыт и приму на́ слово.

Попытка намека на завершенность обсуждения подобных интимных деталей провалилась. Девушка вновь причмокнула губами, и оживленно выпрямившись на пассажирском сидении продолжила:

- А еще, слышь, у тебя вкусная сперма, ага. Не то что у этих всех. У них горькая и все такое.

Вкусная сперма, - мысленно повторил Грэй. - Блин, прямо какая-то ночь откровений. Если у него когда-нибудь будет подружка, обязательно нужно будет с ней поделиться. Прямо на первом свидании. А что, просто бомбический подход. Знаешь, дорогая, один человек, на чье авторитетное в данном вопросе мнение можно смело положиться, признал, что у меня вкусная сперма. Вот так вот.

Девушка смотрела в лобовое стекло и теребила подбородок, словно в ее голове шел напряженный мыслительный процесс, как при разгадывании кроссворда.

- Слышь, может, этот вкус зависит от того, че жрешь? А?

- Я... не знаю, но мысль интересная, - ответил Грэй со скептической ухмылкой.

- Ну вот если мужик жрет бекон, у него сперма тоже будет, типа, как бекон на вкус? А если он сладкоежка? - девушка приобрела еще более задумчивый вид. - Это че тада получается, у него сладкая тогда будет, что ль?

- Возможно, и так, - Грэй поперхнулся, с трудом сдерживал смех. Ну и разговор. Какие темы. - Но ты, в самом деле, очень классная, - сказал Грэй, когда дыхание вернулось в норму.

Девушка застегнула ремень на брюках Грэя, грациозно заправила ему рубашку, и наконец, убедившись, что с молнией на штанах ничего не произошло, застегнула ее элегантным движением кисти.

- Ну вот...

- Послушай, ты ведь говорила, что часто бываешь на этой дороге.

- Да, на постой. Каж нош. Каж неделю с работы по ней. Типа так. Да.

- А почему бы нам с тобой не заключить сделку? Я буду из офиса ехать этой доро́гой, каждую ночь, в одно и то же время и, я подумал, может подбирал бы тебя по пути, а ты, знаешь...

- Ты че, правда меня каж нош будешь возить и еще до кучи четверть сотни отваливать за отсос?! - восторженно воскликнула девушка.

- Ну да, почему бы и нет? - в голове Грэя заработал калькулятор. Двадцать пять за ночь. Пять дней в неделю. Немногим более шести кусков в год. Да просто сделка мечты! Обе бывшие к этому моменту благополучно выскочили замуж, обязательства по их частичному содержанию погашены, он свободен. - Я просто подумал, что тебе нужны деньги для ребенка, а мне нужно...

Рука девушки в бессознательном порыве впилась в пах Грэя.

- А ты знатный хахаль. Обычно те, кто на постой меня возят, десятку дают или пятеру, да еще часто требуют делать вещи, на которые я, типа, и не соглашалася. И они, ну типа, отбросы всякие, знаешь, грязные такие, да еще бухие почти все. А ты не такой. Ты мне приглянулся. Слышь, а ты че, серьезно, двадцать пять за отсос? Каж нош?

- Да, именно так, - подтвердил Грэй. - Каждую ночь.

Жила она в полной дыре. По раздолбанной окружной общественной дороге "Корветт" въехал в лесополосу. Луна, вернее полумесяц, окрашивавший все кругом в желтый цвет, поднялся выше. Грэй переводил на него взгляд при малейшей возможности, но все равно мысли его были о его спутнице. За все время она так и не убрала руку с его промежности. Сквозь ткань брюк мужчина ощущал исходившее от ее ладони тепло. Сейчас кисть массировала пах мужчины, в то время, как глаза девушки цвета темной карамели всматривались в лес. И вот опять. Он опять хотел, опять был наготове!

Шины "Корветта" въехали на гравийную дорожку. В конце дороги показался двухэтажный фермерский домик, стоявший в высоких зарослях сорняков. Когда-то он, по всей видимости, был белого цвета, но сейчас почти вся краска облупилась, и дерево почти приобрело свой первоначальный вид. С накренившихся оконных ставней сползали шторы. Чердак с одним окном. На заостренной крыше уже местами осыпалась черепица. С боковой части дома большой гараж, с виду самострой. За ним - пустая поляна и старый выцветший дощатый забор высотой около двух с половиной метров. В зарослях сорняка раскорячились какие-то здоровые оранжевые штуки. Тыквы, - подумал мужчина. - Чертовски уместно. Эта хибара бы победила в любом конкурсе домов на День Всех Святых. Грэю не хотелось здесь задерживаться. У нее ребенок, значит, и муж, скорее всего, есть. А у мужа обрез наверняка имеется, чтобы уж совсем все было в гармонии с этим местечком.

Мужчина затормозил у окончания гравийной дорожки.

- Слышь, ты, типа, такой добрый и щедрый со мной был. Особенно когда каж нош предложил меня возить, а я тут с двумя братьями живу: Джори и Халлом. Они механики. Ну знаешь, это такие, что с машинами работают.

- А как же... Я хотел спросить, ты замужем?

- А, не, ты че?! - воскликнула девушка, словно это был самый абсурдный вопрос. - А, ну да, ясно, ребенок-то у меня есть. Но это просто от одного мужика, который меня изнасиловал как-то.

- О, сожалею, я не хотел...

- Да че жалеть? Она ладная деваха, - пальцы спутницы изящно гладили промежность Грэя. Опять все возвращалось. Ткань брюк едва выдерживала напор его пениса. - Вот не хочу, чтобы ты подумал, что я жадина последняя, динамщица какая-то. Я же чувствую, что ты опять хочешь. Хочешь зайти в дом и трахнуть меня?

Услышав одно только слово "трахнуть" из ее уст, Грэй чуть было моментально не кончил прямо в брюки. Грудь сковало.

- Но, но ты ведь сказала, что у тебя там два брата.

- Да не, братья есть, но они ща не дома и вернутся еще хз когда, с учетом того, что им еще в Пенсильванию за запчастями нужно было ехать. Они на какой-то, типа, крупное сборище, слет автолюбителей собрались. Так че, идешь? Нам никто, типа, не помешает. Но только, это, придется заплатить, ну, типа, может... сорокен?

Разум Грэя отключился. Он выключил габариты, мотор, вытащил бумажник и дал девушке сто долларов.

- Да ты охренел? На кой стока многа?!

- Возьми, - произнесли пересохшие губы мужчины. - Просто ты такая... такая... красивая.

Лицо девушки приблизилось. В темноте он почти не видел его, зато прекрасно чувствовал. Какое теплое, нежное... Девушка поцеловала Грэя, мягко прикоснувшись к его губам своими, ее кисть массировала пах мужчины, и член мужчины был уже в полной боевой готовности. Как же Грэй хотел ее, какая-то безумная страсть к ней, мужчине словно превратился в бушующий вулкан этой страсти, и лава вот-вот была готова вырваться наружу.

- Ну пойдем же, - прошептала девушка. - Те оч понравится. Мож даже без резины.

Но резина была последней вещью, занимавшей мысли Грэя. Равно, как и все остальное. Кроме нее. Она и только она. Больше ни о чем он думать не мог. Грэй открыл водительскую дверцу и чуть не вывалился из машины. Голова кружилась от испытываемой эйфории. Она что, рассмеялась? Девушка взяла Грэя за руку и повела к дому. Входная дверь открылась, девушка зажгла свет.

Какая конура, - подумал Грэй. - Похоже на местечко, где обитали Джед и Грэнни[35] до переезда в Беверли-Хиллс. Внутри дом был еще более запущен, чем снаружи, просто сральник какой-то. Но Грэю вдруг стало стыдно за свои мысли. Она была просто малоимущей девчонкой. У нее не было возможности получить образование. Чтобы прокормить ребенка, трудится на грязной работе - потрошит крабов, и ей не нужны подачки, пособие. Если задуматься, как человек она ведь лучше его.

- Прости за беспорядок, - извинилась девушка.

Мужчина не слышал ее. Его мозг словно был окутан туманом. Единственное, на что Грэй был способен - смотреть на девушку. Каждый из его глаз словно имел свой собственный разум, жил своей жизнью и не подчинялся воле мужчины. Он не мог оторвать взгляд от девушки. Она небрежно повернулась, подняла голову и как-то грустно улыбнулась. Затем девушка скинула блузку, сбросила шорты.

Она просто бесподобна.

Даже в этой помойке, в свете чахлой лампы... она была прекрасна. И это не кукольная, навязываемая глянцевыми журналами, а особенная, редкая, природная красота, чистая и естественная. Она реальная женщина, словно источающая жизнь, олицетворяющая самое это подлинное слово. Даже ее недостатки были прелестны: небольшой скол на верхнем переднем зубе, набухший сосок на одной груди чуть больше своего близнеца, застарелый шрам на колене. Как же она великолепна, - Грэй все еще пребывал в своем немом оцепененье. Во рту пересохло. Девушка тоже была скованна, стоя совершенно нагой перед абсолютно незнакомым человеком. Небольшой пушок просматривался подмышками. Между ног взъерошенный темно-русый кустарник из-под которого едва проглядывались девичье лоно.

Девушка ступила навстречу Грэю, большие, высокие груди покачивались в такт шага.

- Ну как, ты готов? - cпросила она.

- Да, - просипел Грэй.

Вид девушки завораживал, мужчина рухнул на колени. Сейчас его лицо было как раз у манящего заросшего треугольника. Грэй провел губами по лобковым волосам, они оказались такими мягкими, едва ощутимыми. Руки мужчины прошли путь по нежнейшим шелковым бедрам до ягодиц. Язык стал продвигаться сквозь щекочущие волосы, и когда добрался до клитора, ладони мужчины ощутили, как напряглись ягодицы девушки.

- Мммне так нннравится это, - послышался с высоты легкий шепот.

Нравится. Это. Да, Грэй хотел, чтобы ей было приятно. Вернее, хотела та его часть, которая в нем обычно не замечалась. Все же естественные мысли, желания, его современная практичность, эгоизм словно стерлись, ушли куда-то очень глубоко. Вылизывать проститутке? Сейчас это вряд ли было в тренде. Но Грэй не мог остановиться и наслаждался ее вкусом, влажным жаром, обдававшим лицо. Дыхание девушки участилось, она пальцами овила клитор и осторожно потянула его на себя, направив хоботок так, чтобы Грэю было удобнее делать ей еще приятнее. Пальцы другой руки впились в волосы мужчины. Послышались придыхания, знакомый, и такой заводящий звук, ни с чем не спутаешь - девушка была очень близка к кульминации. Грэй чувствовал ее, вязкая соленая жидкость заструилась от ее лона по пушистым зарослям. Мужчина был на седьмом небе от гордости за себя. Он, ботан, компьютерным техник, гик, сейчас ублажает такую роскошную и опытную жрицу любви. Ну, по крайней мере язык ее тела просто кричал о том, что у него получается!

Но теперь в Грэе самом начала закипать страсть, страсть, за удовлетворение которой он и заплатил.

- А-а-а, теперь малыш, - донеслось сверху.

Грэй поднял глаза, между роскошных грудей на мужчину смотрело это лицо. Сияющее, терзаемое желанием. Руки девушки перешли на плечи Грэя и потянули их вверх. И вот мужчина уже был на ногах, никакие штаны не могли скрыть его бурную эрекцию. Девушка прильнула своими губами к его рту и проскользнула внутрь своим язычком.

- Даставай свой инструмент, малыш, - прошептала она.

Грэй повиновался, с трудом подавляя поползновение кончить прямо сейчас, пара движений рукой и это случится, но девушка повернулась и наклонилась, чтобы немного расчистить кухонный стол, стоявший позади. Взгляд Грэя скользнул по бедрам девушки, дошел до белесого крестца, затем пошел по точеным линиям ее спинки. Грэй лишь только дотронулся до своего пениса... Он прежде никогда не был таким... Невероятно упругий, пульсирующий словно дрожащий зверь. Массивный бугристый безудержный ящер.

Девушка, опьяненная желанием, повернулась. Она присела на край стола, откинула спину на его поверхность, широко раздвинула ноги, задрав ступни.

- Малыш, иди ко мне. Просто войди...

Грэй подошел к столу. Брюки и трусы болтались на голеностопах. Мужчина вошел в девушку, сделал обратное движение и прикусил губу. Нет только не опять... Только погрузившись в ее лоно, Грэй был уже в полушаге от очередного разряда. Мужчина из последних сил старался переключиться на проверенных бейсболистов.

- Сильнее. Сильнее.

Грэй попытался. Нет, забудь. Даже представив себя в ду́ше с Рэнди Джонсоном, сдержаться было невозможно. Ствол Грэя вошел полностью, мошонка встретилась с ее лобком, мужчина громко застонал. Шлюз плотины поднят, первая волна выпущена. Но прежде чем пришла очередь второй...

Удар тупым предметом по макушке. Грэй падает на спину. В глазах темнеет. Свет. Желания. Мечты. Весь его мир. Все. Все погружается во тьму.

Грэй очнулся. Он лежал в неестественной позе на полу из грубого дерева. Зрение немного прояснялось, свет слепил глаза, но в них уже прояснялись размытые очертания двух фигур.

- Как самочувствие, городской? - раздался голос. В ушах Грэя вибрировало, словно он услышал зов со дна колодца, голова раскалывалась от боли. Мужчина прищурился, пытаясь разглядеть, кто был перед ним. Два мужчины в рабочих комбинезонах, оскалившись, демонстрировали свои черные зубы. - Ты ж, типа, оттудава, ага? С города?

Пронзительная боль в голове вызвала новый стон. Была еще какая-та боль, но череп раскалывался так, что даже не позволял сосредоточиться, чтобы понять, где именно.

- Да ясень пень, он с города, Халл, - раздался второй голос. Вибрация в ушах Грэя отступала. - Эти тряпки модные. А тачилу его видел? Каллавэй! Пластиковые карты. Они же, типа, только у городских бывают.

Грэй попытался рассмотреть того из говоривших, кто казался помоложе. Взъерошенные клочья волос. Парень с ухмылкой копошился в его бумажнике из лаковой кожи.

- Это мой малой братишка - Джори, а я, типа, Халл, - сказал второй человек.

Ну что за речь?! Без сомнений, пара колхозников, вонючих тружеников села. Да и одеты под стать. Рабочие комбинезоны из грубой ткани, на ногах какие-то говнодавы. А девка, поди, с ними заодно, заманила меня сюда. И чем же они меня огрели, что боль такая, холодильником, мать его, что ли? Грэй приложил руку к раскалывающейся от боли голове.

- Че, больно? Бьюсь об заклад, че так, - предположил старший, Халл, зацепив большими пальцами лямки комбинезона. Плечи и грудь - заросли волос и груда мышц. - Джори тя сильновато приложил, - Халл захихикал. - Сзади тоже, типа, горит, бьюсь об заклад.

Только сейчас до Грэя начало доходить, с чем были связаны другие болезненные ощущения. Он посмотрел на себя: где шелковая рубашка от "Ксандрини"? Итальянские брюки из коллекции "Гредани’с" за полторы сотни содраны... Пронзительное жжение в анусе, казалось, волнами пульсировало в такт головной боли.

- Что... Что вы со мной сделали?

- Ну, типа, пока ты тут сладко спал, Джори отдуплил тебя.

- У этой сучки, самая узкая дырка, что я пробовал. Ага, - включился Джори, продолжая рыться в кошельке Грэя. – Халл, смари сюда. Да тута же несколько сотен!

Грэй оперся на дрожащие руки. Ответ на его вопрос был очевиден - боль в заднем проходе, но он не мог не задать его, как бы все явственно не было:

- Минутку, подождите. Вы что, хотите сказать, что вы со мной занимались содомией?

Деревенская парочка зашлась гоготом.

- Содо - чем? Слышь, да он точна с города! - воскликнул Джори.

- У нас это не содомией зовут, городской. Мы реальные пацаны, и у нас это называется "отдуплить", - взял слово Халл.

Да за что же мне это?!

- И мне кажется, - продолжил Халл. - Что на сегодня Джори с тобой еще не закончил. Мне обычно раза в день хватает. А у такого мальца-то, кровь играет. Ему три-четыре раза в день нада.

У Грэя это не укладывалось в голове. Я в плену у сельских гомосеков. Халл тер свою промежность, как дотошный покупатель, нащупывающий в корзине самый сочный авокадо. У Джори же вообще член свисал из прорези в комбинезоне. Парень стряхнул с него кусочек прилипших фекалий.

Грэй постарался было принять какое-то более удобное положение, как услышал скрип металла. Из чего следовало новое, весьма зловещее открытие. Левая лодыжка мужчины была закована в стальную скобу, соединенную с железным креплением в полу массивной двухметровой цепью.

Я еще и прикован. Цепью.

- Пришлось заковать тебя, - объяснил Халл. - Нельзя ж, чтоб ты драпанул, типа. Тут от Трассы километрах в восьми всего участок Шерифа.

Меня заковали - повторно пронеслась мысль в голове Грэя, словно одного раза не было достаточно, чтобы принять это. И данный факт с большой вероятностью означал, что в сравнительно скором будущем отпускать его никто не собирается.

- Мой зверь твердеет просто от взгляда на тебя, городской, - продолжил Халл. - Давай. Быстро встал раком!

Грэй отказывался в это поверить. Халл скинул комбинезон. Его примеру последовал Джори.

- Парни, ну хорош уже, довольно так шутить, это не смешно, - сказал Грэй. - Вы же не хотите...

Халл обрушил кулак на череп жертвы. Перед глазами у Грэя поплыло, и он занял требуемую позицию.

- Вот так, рачком, прямо как собачка, - блеснуло лезвие, Халл решил предотвратить желание жертвы погеройствовать, раскрыв перочинный нож.

- Ага, - ухмыльнулся второй брат. - Ты слышал ведь, как собачонок, сучек имеют? А ты и есть сучка.

- Послушайте, - взмолился Грэй, сделав последнюю попытку. - Парни, зачем делать это со мной. В смысле, у вас же есть девчонка. Она наверняка на порядок приятней меня.

Еще один удар в голову от Халла. Грэй завопил от боли.

- Да ты че несешь, а?!! - возмущенно взревел Халл. - Кэйри Энн? Она наша сестра! Это же будет тогда этот, инстсестус. Ты че, нас за извращенцев считаешь?

Под черепом Грэя мозг являл собой цельный пульсирующий сгусток боли. Ой, любезно прошу простить мне такое бестактное предположение, - подумал он, одновременно взбешенный и до смерти напуганный, - но как-то прежде я не заметил здесь признаков высокой нравственной культуры. Вы же только что ИЗНАСИЛОВАЛИ МЕНЯ! В ЖОПУ!

- Слышь, да тебе мало яйцо отрезать за такой базар, - гневно прорычал старший брат.

- Простите меня, - пробормотал Грэй.

- К чертям тебя, Халл. Не обламывай! Я собираюсь зачетно засадить этому городскому в задницу. Второй раз за день - он самый клевый, - осадил брата Джори. Он сел на колени, повернул поудобнее Грэя, и начал мастурбировать. - Вот это будет кайф!

- Советую не брыкаться, городской, - предупредил Халл. - Мы все равно тя отымеем, по-любому. Давай по-хорошему. На заставляй меня еще и резать тя.

Глаза Грэя расширялись от ужаса по мере осознания всех масштабов его безысходного положения. Он ничего не мог сделать. Прикован этой чертовой цепью. Что с ним будет после того, как мучители удовлетворятся? Единственный разумный путь выжить был... у меня нет иного выхода...

Халл напряг мышцы обильно покрытой волосами груди.

- Пока Джори с твоей задницей возится, ты мне отсосешь.

Согнувший раком Грэй беспомощно кивнул головой. Он взвизгнул, когда Джори, прочистил горло и отхаркнул слюну на его анус.

- Так поприятнее будет, городской, ага? Такая крепкая детская попка заслуживает смазку.

- Ты прикинь, Джори, а он сосать не хочет, волосня ему, видите ли, мешает, - проинформировал брата Халл. - Предпочитает, наверное, чтоб его драли постоянно. Но вот я... Я как раз другое люблю. Слышь, столица, не люблю я говно на своем члене, понял? А вот когда сосут - это мне, типа, ой как нрааавится.

- Время загнать болид в гараж, - издал клич Джори и пристроился сзади Грэя.

Щеки мужчины от напряжения наполнились воздухом: проникновение влажной головки... продвижение вглубь, и...

Хлюп!

..."болид" Джори ловко вошел в "гараж" Грэя. Он громко выдохнул воздух. Не сказать, чтобы боль была настолько прямо дичайшая, насколько дискомфортно было давление внутри, противное чувство переполненности. Мозолистые ладони Джори вцепились в бедра Грэя, движения парня участились. Какой же огромный у этого ублюдка! Мужчине оставалось только терпеть. Такое ощущение, что я сейчас обосрусь...

- Тебе повезло, что Халл дуплить не любитель. У него зверь еще больше моего будет.

- Ну же, Джори, - ухмыльнулся старший брат. - Где твои манеры? Дерешь чувака, так будь добр, хоть подрочи ему.

Джори вошел в стабильный ритм, каждый толчок глубоко, прямехонько по кишке.

- Слышь, городской, я извиняюсь. На серьезе. Это было не шибко гостеприимно с моей стороны.

Рука Джори прошла под правым коленом Грэя и схватила его член и мошонку. Парень сжал их несколько раз, словно доил коровье вымя.

- Ты позырь сюда, Халл, у этого чувака вааще почти ниче там нет.

Гениталии Грэя не подавали никаких признаков жизни.

Халл оскалил свои черные зубы.

- А ты достаточно жестко его?

- Да ты только позырь, Халл! Жестко? Этого городского? Спросишь тож! Да у меня стояк просто нереальный. А булки у чувака не шибко больше пары оливок. Так что заходит глубоко, как доктор прописал!

- Бьюсь об заклад, он ваще импотент, - Халл опустился на колени, его мошонка была ровно напротив лица Грэя. Старший из мучителей стянул с себя комбинезон, взял в руку свой член. - У меня кой-че для тебя есть, городской. Большой горячий "чупа-чупс".

Глаза Грэя вытаращились на то, что было перед ними, до размера пятидесятицентовой монеты с изображением Кэннеди[36]. Да такого просто не бывает. Если у самого Грэя в его лучшей форме был пятнадцатисантиметровый, то... Тут было явно больше полутора его члена, и кто знает в лучшей ли ЭТО сейчас форме? То, что было направлено на Грэя, больше походило на здоровую палку сырокопченой колбасы, которую венчал свиной пятак. Сморщенный хобот крайней плоти напоминал шмат хамона.

- А теперь ты сделаешь мне приятно. А если вдруг надумаешь кусаться, знай, че я те глаз тада вырежу и сожрать заставлю. Ты мя понял?

Грэй отчаянно закивал головой в знак согласия.

Халл потянул на себя сморщенную крайнюю плоть, и взору Грэя предстала розовая головка, покрытая смегмой.

- А теперь, городской, открой рот, как на приеме у доктора, и скажи: "Ааааа". И не парься о белом десерте на моем члене. Немного творожку тебе не повредит. Считай, что угощаю.

Грэй, остолбеневший от ужаса и стыда, закрыл глаза и открыл рот. То, что туда вошло было по ощущениям походило на шею сырой индейки. Только значительно крупнее в размере.

- А че ты яйца мне не ласкаешь? Начал быстро, я сказал, - грозно приказал Халл.

Чтобы сделать это Грэю понадобилось переместить весь свой вес на одну ладонь. И то, что сейчас оказалось в другой руке наощупь напоминало два плода киви, только очень больших.

- Давай, городской! Вишь! Ты, типа, можешь, када захочешь. Соси, как тя папочка учил.

Ты, конечно, будешь удивлен, но отец НЕ учил меня сосать члены... Грэй понимал, что его жизнь и смерть сейчас зависят от качества отсоса, который он сделает этому грязному колхознику. Рот заполнен, дышать можно только носом, обоняние убивал самый мерзкий запах, который он когда-либо ощущал. Да, блин, у меня ведь никогда не было такого опыта. Откуда мне знать, как это правильно делается? Но тут Грэя осенило. Нужно делать так, как их сестра мне сосала...

Он попытался собраться, как-то абстрагироваться и попытаться понять, как все сделать грамотно, по реакции уловить, что понравится Халлу. Прилетевшая пара жестких ударов по голове, показала, что Грэй пока еще не встал на верный путь, но затем... Все же получилось должным образом отвлечься: он представил на месте Халла себя, что сосет себе. Во рту появилось достаточно слюны, губами получалось крепко обвивать ствол, язык нашел уздечку и с нажимом ходил по ней взад и вперед.

Мужчине показалось, что, наконец, у него стало получаться, как Халл, захлебывающимся от ярости голосом, заорал:

- Ты просто сраный бесполезный кусок гoвна. От тебя никакого проку. Надо прям сейчас тебя угандошить. Тот, кто настолько бестолков в работе головой, не заслуживает права жить.

Отзыв был явно невдохновленным, но из него можно извлечь урок, на ошибках, как говорится, учатся. Просто делай это лучше. Старайся, что есть сил! Грэй наращивал темп, от постоянно открытого и забитого рта складывалось впечатление, что ему в горло засунули распорку для ботинка. Грей заработал жестче, энергичнее и почувствовал во рту склизкую жидкость, и это была не его слюна.

- Ого. Теперь неплохо, скажу те. Уже лучше. Продолжай в том же духе, и сегодня я не перережу твою глотку. Может, еще на разок тебя оставлю.

Вот она награда за упорный труд! Но Грэй понимал, что нельзя не удовлетворить этого мужлана. И тут его осенило.

Как их девка.

Мужчина очень хорошо помнил. Как такое забудешь?

Но чем смазать? - последовал отчаянный вопрос. Член, буравящий его задницу, достаточно быстро принес просветление. Джори использовал слюну. Я тоже сделаю так. На мгновение Грэй вынул инструмент Халла из своего рта, облизал указательный палец, и...

- А городской-то, не такой уж и безнадежный дурень, кажись, - оскалился Халл, когда рука его жертвы прошла по его тазу, и увлажненный палец скользнул в анус колхозника.

Перст Грэя продолжал продвижение вглубь, преодолевая на своем пути препятствия из кусков экскрементов Халла. Мужчина вновь заглотил член сельского жителя и начал работать пальцем в его анусе.

- Ух ты, столица! Вот! Да! Так! Вот теперь то, че надо! У тя получается!

- Бьюсь об заклад, Кэйри Энн его этому научила, - догадался Джори, наяривавший сзади. Грэй чувствовал, как яйца младшего колхозника с каждой фрикцией с размахом шлепают по его собственным. - Бьюсь об заклад, она его мелкий член так же в машине сосала.

- Ставка - верняк.

- Эта мелкая спермоглотка всегда была тупорылой коровой, но хоть мы-то ее чему-то достойному научили.

Глаза Грэя чуть вылезли из орбит. И это говорят люди, которые меня дубасили за то, что я позволил себе допустить возможность инцеста с их сестрой? Поди пойми их. Но сейчас важно было другое. Его больше не награждали затрещинами за низкосортный отсос. Указательный палец пробил еще один пласт деревенского говна и добрался до предстательной железы. Рот и задница уже горели от того, что выдалось испытать.

Количество кисловатой смегмы во рту Грэя увеличивалось, мужчина старался переключить свои мысли с запахов, исходивших из промежности Халла, на что-то иное. Розы. Клюквенный ламбик. Ванильная пудра, запах материнского яблочного пирога. Но когда Грэй старался отвлечься, его анус рефлекторно в защитной реакции сжался от яростных фрикций насильника.

- Халл, а этот чувак походу дела гамачок. Он прется от этого. Мой стержень так ща сжал! - oдобрительно воскликнул Джори. - Никого еще так кайфово не дуплил.

- А знаешь че, Джор? - произнёс Халл, мастурбируя основание своего члена, все еще находившегося во рту Грэя. - И сосет он на зависть многим.

- Ща, ща, да, ща, я уже почти готов. Сожми сильнее! Еще сильнее.

Грей напрягся, сжал сфинктер, заработали какие-то мышцы в промежности, о существовании которых он раньше толком не задумывался.

Пальцы Джори впились в бедра Грэя.

- О, да! Да! Я кончаю. Кончаю прям в него. У меня член в огнемет превращается!

Грэй не мог со всей ответственностью сказать, что полностью согласен с выше озвученным сравнением. По ощущениям это скорее было больше похоже на то, что ему глубоко в задницу спринцовкой заливали горячий жидкий китайский яичный суп. Грэй чувствовал, как вязкая жидкость вспрыснулась в него и осела в кишечнике. Халл тем временем все сильнее помогал себе рукой.

- Ща, ща. Получай, городской, получай! Я ща...

У Грэя померкло в глазах, когда старший из братьев кончил ему в рот. Это было мощнейшее семяизвержение. Могучие заряды струй, низвергались в глотку, обвисая на ее стенках гигантскими макаронинами.

- Ебааать...

Раздался хлопок от выдернутого изо рта этого похожего на слоновий хобот члена. Халл взял Грэя рукой за подбородок и поднял голову жертвы вверх.

- А теперь глотай. Будь хорошим сосуночком и заглатывай все до последней капли, если не хочешь, чтобы я те глаза выдрал.

Грэю не хотелось, чтобы ему "выдрали глаза" и он "заглотил". И то, что полилось внутрь, по вкусу было похоже на горячие сопли, океан расплавленных козявок. Грэя передернуло, едва не вывернуло наизнанку, но все же удалось удержать рвотный позыв и, закрыв рот, принять в себя все.

И вот уже проглоченная масса начала свой спуск, оставляя за собой, по мере продвижения по пищеводу, странное теплое мятное послевкусие.

- Да разрази меня гром, Джори. Чувак сосет член, как опытная пятидесятилетняя блядища.

- А я говорю те, что и в жопе у него просто нереально ахрененно, - восхитился Джори. - Никада, слышь, никада я так ахуенно никого не дуплил. Из меня с молочный пакет, наверное, вышел. Без базара!

Грэй вынул палец из ануса Халла и, наконец, освободившись, рухнул на живот. Кольца цепи заскрипели. Грэй чувствовал запах экскрементов, исходивший от пальца.

- Мы его красиво, типа, начинили, - поразмышлял Халл. - Ну, типа, я ему желудок залил, ты - кишки.

- Ага, - поддержал Джори. - Жаль, не зима ща. А то наша сперма б его ща, типа, согревала.

Грэй вжался в пол. Какое же счастье, что все теперь позади. Но...

Из последних сил мужчина обернулся - его итальянские брюки так и остались спущенными ниже колен. А там... То, что Грэй увидел, повергло его в полный шок. Это было кощунственно! Джори вытирал свое хозяйство его шелковой рубашкой "Ксандрини". Словно это было какое-то обычное полотенце!

- Парень, эта рубашка за двести баксов.

- Сто́ит того, - ухмыльнулся Джори. - Я никого так кайфово не дуплил, а эта пидорская городская рубаха - лучшая тряпка для члена. После чумового траха да еще и тряпка такая мягкая. Кайф!

Переведя взор наверх перед собой, Грэй увидел, как Халл засовывает свой жирнющий опорожненный член в комбинезон и встает на ноги.

- Шикарно поработал, городской. Шикарно. И раз ты так постарался, был так хорош с нами, ты заслуживаешь награду. Мы пришлем сюда Кэйри Энн, чтобы она ну, типа, позаботилась о те.

- Ну увидимся. Завх-трах, - приободрил Джори.

- Надеюсь, ужин тебе понравился, городской, - Халл ухмыльнулся, повернулся к брату и похлопал его по плечу. - Погнали, Джор. Вниз. Пора за работу. К тачилам.

Громкие шаги. Мучители удаляются. Щелчок замка... И Грэй отрубается.

- Эй, просыпайся.

Во сне кто-то теребил его по щеке, расталкивал, Грэй открыл глаза. Это был не сон. Он опять здесь, в этом кошмарном месте!

Перед глазами показались раскачивающиеся груди, возвышающееся над ними лицо девушки.

- Подъем! Я те чуток хавки и воды притащила.

Грэй приподнялся. По крайней мере голова уже так не раскалывалась, а задница... словно онемела. Мужчина провел рукой по лицу и вздрогнул. Как же нестерпимо воняет от указательного пальца. Грэй передвинулся в сидячее положение, цепь тихонько скрипнула. Какой же дикий у него, наверно, вид, с учетом всего, что выпало пережить, голый, он мечтал, наконец, надеть рубашку и носки.

- На вот. Звиняй, че ложки нету. Придется руками хавать.

Взгляд Грэя остановился на предмете в ее руке.

Горшок.

Ну если быть конкретнее, то в руках было два горшка, садовых. Грэй выпрямился, цепь вновь заскрипела. Бессознательно, словно накрытый волной смущения, мужчина схватил майку и попытался натянуть ее как можно ниже, прикрыть ей обнаженный пах. Быть может, причиной тому издевательства и унижения, которые он испытал? Но сейчас его член сжался и выглядел, как половой орган пятилетнего ребенка. К сожалению, усилия Грэя были тщетны: в последнее время он немного набрал вес, и майка даже с усилием еле дотягивалась только до верхушки паха.

- Что в этих горшках?

- В этом? - девушка подняла один из них и села в угол напротив мужчины. – Это для, ну ты, типа, в курсе.

- Нет, ни в каком я не курсе, - вспылил Грэй.

- Ну, типа, это для мочи, а то...

Горшок. Для дерьма. Просто великолепно! У нас здесь оказывается мужская уборная. А где, интересно, местный халдей, который на руки выдавит мыло, чтобы я мог их сполоснуть.

Впрочем, это был пустой сарказм.

Под бледными, как у привидения, ягодицами ощущалось тепло деревянного пола.

Но что за запах? Нет, не та ужасная вонь от высохшего дерьма на пальце, ароматное благоухание распространялось по всему подвалу.

Девушка опустила второй горшок на пол. Из него шел пар.

-...то - твой ужин, - закончила девушка, и волна восхищения окатила Грэя.

- Слава Богу. Я умираю от голода.

Вы можете недоумевать, как может человек думать о еде, после того, как его унизили, избили и изнасиловали? После ночи, проведенной голым, прикованным цепью к полу? Подумайте сами. Для того, чтобы выбраться из этого ужасного места ему нужны силы, а откуда им взяться без пищи?

- А что это? - cпросил мужчина. - Запах довольно знакомый, но никак точно не определю.

И после этих слов девушка толкнула горшок в сторону Грэя.

- Я для тя это приготовила. Не знаю, че с этим обычно делают, и, в общем, короче, я просто решила сварить.

Грэй посмотрел в горшок.

- Ты что, издеваешься?! - взорвался Грэй.

В дымящемся горшке лежали дольки тыквы.

- Ну, ты, типа, извини, шо ниче лучше не притащила, но они сказали это те дать. Халл говорит, что ща экономить нада, а этих тыкв, как грязи, по всему огороду растут.

Грэй одарил девушку критическим взором.

- Тыкву не едят. В таком виде, по крайней мере. С ней пироги пекут, в качестве приправы используют.

- Халл говорит, что краснокожие едят тыкву, на постой...

На постой, - с отвращением повторил Грэй про себя.

-...в голодное время, когда пришли эти, колонисты, им, типа, ниче больше и не было есть, - продолжала девушка, ее глаза горели от восторга. - И они не умерли с голода, а жили, потому что ели тыкву.

Грэй посмотрел на девушку.

- Со мной не все так плохо, - приободрил собеседницу мужчина. - По меньшей мере, не до такой степени.

Грэй оттолкнул дымящийся горшок от себя. Сейчас его уже не заботила его оголенная мошонка.

- Все, конечно, замечательно, но ЭТО я есть не могу.

- Ты, это, - заикаясь, произнесла девушка. - Лучше похавай, а то Джори сказал, что если не будешь, они придут и прям как-то жестко тя отделают.

- Великолепно! Так вот оно что! Унижение! Вот он истинный смысл - максимум унижения! Насилуйте его, вставляйте ему член в глотку. А потом еще на десерт тыкву заставьте жрать! Да за что мне все это?

Что ты, черт тебя дери, несешь? Не будешь есть - эта парочка придет и надерет тебе задницу. Причем, в самых разных смыслах этих слов.

- Ну хоть че-та в желудке будет, - попыталась урезонить девушка.

А ведь она права, - Грэй стал рассуждать с более практичной точки зрения. - Тыква немного насытит, придаст сил, энергии, а это необходимо, чтобы выбраться отсюда. Значит, надо есть, что дают, хоть тыкву. Но... чем? Только руками. Рука... Палец на одной из них тесно познакомился с анусом Халла, и Грэй не собирался дотрагиваться этой рукой до еды. Мужчина залез другой кистью в горшок и взял кусок тыквы. По крайней мере натуральная, девчонка сама ее вырастила. Грэй откусил от дольки, словно ел арбуз.

Но по вкусу это было совсем не похоже на арбуз.

- Ну как? Ниче? - cпросила девушка.

Грэй бросил на нее взгляд. Это было не "ниче", а некое пористое скопление безвкусных склизких волокон. Мужчина пытался представить себе, что он ест баклажан.

- Похож на пирох тыквенный, а?

- Нет, - проворчал Грэй.

И не "пирох", а "пирог"! Но при приготовлении пирогов тыкву, приправу из нее, действительно используют, по крайней мере, хоть что-то полезное сегодня узнала. Блин, какой же дерьмовый вкус у горячей тыквы. Не мешкая, Грэй выгрыз всю светлую тыквенную мякоть, оставив только оранжевую кожуру. Это было просто отвратительно.

Девушка, наблюдая, как мужчина ест, постепенно наклонялась все ниже и ниже, пока наконец не оказалась на коленях. В разрезе блузки просматривались ее голые груди, но сейчас никакая, даже самая яркая эротическая фантазия не возымела бы своего эффекта. Когда Грэй приступил ко второй дольке, девушка переместилась за спину мужчины и начала массировать его плечи.

- Я че-нить могу сделать для тя? Все, че пожелаешь, - произнесла девушка. - Можешь, типа, трахнуть меня, если хошь.

Рот Грэя, переполненный горячей тыквенной мякотью, перекосило в гримасе.

- Нет уж, благодарю!

- А хош отсосу?

- Нет! - кусок тыквы вылетел изо рта. - Я не в настроении, знаешь ли. Эти животные, твои братья, изнасиловали меня. И виновата в этом ты!

- Это неправда! - внезапно слезы брызнули из глаз девушки. - То, че они плохие, не значит, че я такая же!

- Да ты еще хуже, чем они! - выпалил Грэй. - Это ты меня заманила в их ловушку. Соблазнила, завлекла в этот капкан.

- У меня не было выбора, - она почти рыдала. - Они сказали, че, если я не сделаю этого, они мя убьют. И малую маю.

Девушка была на грани истерики. Грэй, заглатывая очередную порцию тыквы, пытался осознать то, что сейчас услышал. Она ведь была просто тупой деревенской лохушкой, рожденной в нищете, с первого дня жизни ее подвергали постоянным унижениям, оскорблениям, издевательствам. Что еще можно было ожидать от такой девки?

Не будь таким ослом, эта тупая деревенская сука нужна тебе, чтобы сделать ноги из этого места.

- Слушай, прости меня, - сказал Грэй и повернулся к девушке. Он обнял ее, это было лицемерно, да, но как еще завоевать ее доверие? - Мне не стоило так с тобой говорить. Понимаю, как тяжко тебе пришлось, с такими-то братцами. Это наверняка сущий ужас - жить в таком кошмаре.

- Да, да, - Кэйри Энн, обвила рукой спину Грэя и хныкала, уткнувшись в его плечо. - Они постоянно бьют меня и говорят, че, если я отвечу, убьют. А че тада с малой будет? Это самое ужасное, че может случиться. Кто о ней позаботится? Джори и Халл ненавидят мою малую, если я умру, и ее они убьют. Просто запакуют и все, стопудово.

- Запакуют?

- Ну они так от парней обычно избавляются.

Запакуют, - отдалось эхом в голове Грэя. - От парней обычно избавляются. Мужчина совершенно не понимал, что под этим подразумевалось, не знал и знать не хотел. Основная мысль была понятна. Они меня не собираются отпускать, после того, как наразвлекаются со мной. Эта пара мужланов прикончит меня.

Но когда?

- Слушай, а как тебя зовут? Ты Кэлли Энн?

- Кэйри Энн, - прохныкала девушка.

- Твои братья от меня тоже собираются "избавляться"? Так?

Кэйри утвердительно покачала головой, хмыкая носом, глотая слезы.

- А почему они до сих пор этого не сделали?

- Сделают, когда закончат.

- Закончат что?

- Твою машину.

Так вот в чем дело. Раздевают мою тачку, - просвистела мысль в голове Грэя.

- Сколько у меня осталось времени?

- Мож, день. Они обычно шустрые. А потом от тебя избавятся. Но если тебе повезет...

- В чем, Кэйри Энн? В чем мне повезет, - глаза Грэя широко раскрылись, мужчину переполняла надежда.

Белки́ глаза девушки покраснели от слез. Она вытерла нос.

- Если тебе повезет, они тя придержат. Пока не присмотрят новую тачилу.

Ну что ж. Грэй кажется окончательно понял, что к чему. Джори и Грэй заставляют Кэйри заманивать несчастных оболтусов в свое логово. Потом бедолаг заковывают и держат в подвале для удовлетворения своих сексуальных потребностей. Держат до тех пор, пока не разберут на запчасти машины своих жертв.

- Если ты, ты, ну типа, - начала девушка. - Если ты с ними будешь хорошим, наверно, они тя сразу не замочат.

Будущее Грэя становилось более отчетливым и еще более мрачным. Теперь все ясно. Он в руках гомосеков-социопатов. Вся ценность моей жизни зависит от того, приятно ли им еще меня трахать во все щели... Чем лучше Грэй будет ублажать эту парочку, тем дольше будет жить. Пока они не найдут новую жертву.

Похоже, ему придется изо всех сил стараться угодить им.

- А где я, кстати, - спросил мужчина. - Это какая-то подсобка?

- Чердак, - последовал ответ.

Грэй посмотрел в сторону единственного окна в помещении и вспомнил то одинокое оконце, которое видел, когда подъезжал к дому. Это, должно быть, и вправду оно... Насколько он помнил, оно выходило на задний двор, огороженный деревянным забором. Я наверху. Как же мне спуститься вниз? И снова девчонка была его единственной надеждой.

- Джори и Халл - они надругались над тобой, да? - начал Грэй. - Склонили тебя к инцесту?

- Нет, нет, ты че?! - возразила девушка. - Просто заставляли сосать, да в жопу долбили. Халл говорит, что в жопу - это не инцестус. В письку-то ниче не попадает.

А, ну естественно, как же я не догадался?!

- Но после того, как они с тачилами начали это проворачивать, их больше на парней тянет. Со мной уже этого не делают, не. Просто дубасят время от времени.

- А отец твоей дочери, - продолжил Грэй. - Ты ведь, кажется, сказала...

- Я соврала, - ответила девушка. Она выглядела смущенной. - Когда сказала те, что меня изнасиловали, шоб ты пожалел меня. Просто один парень, с котором я встречалась. Когда залетела, Джори и Халл замочили его, - Кэйри Энн вновь зашлась в рыданиях, обняв Грэя. - Прости мя. Мне оч жаль. Я постоянно в страхе, что если не сделаю, че братья говорят, они убьют мою малую.

- Все в порядке, - мужчина пытался успокоить девушку. - Я прекрасно тебя понимаю. Но, как бы это дико не звучало, но всем этом есть и плюсы, если бы не они - я бы не встретил тебя.

- Че?????

Говори, как можно мягче, будь ласковее и убедительнее, - дал себе задание Грэй.

- Ты не такая, как все. Ты особенная. Ты - та самая девушка, которую я искал всю сознательную жизнь.

- Ты... ты... ты... это... че? Ты серьезно? - девушка смотрела на Грэя заплаканными глазами.

- Конечно. И я даже представить себе не могу, как ты живешь в этом кошмаре... с такими братьями.

- Типа, не очень, да, - шмыгнула носом Кэйри. - Но я должна делать, че они мне говорят, а то малую мою убьют.

Грэй взял девушку за руку. Со стороны сцена вполне заслуживала Оскар.

- Я тебя понимаю, все в порядке. Любая женщина, мать, не имея иного выбора, поступила бы так же. Но я должен тебе что-то сказать, Кэйри Энн, и я говорю это совершенно искренне. Я думаю, думаю, что начинаю сходить по тебе с ума, похоже, я безнадежно полюбил тебя.

Девушка не сводила глаз с Грэя. На ее лице было смущение, смешанное с чем-то еще, наверно, с надеждой.

- Мы должны быть вместе, - продолжил Грэй. - Я очень много зарабатываю, Кэйри Энн. Я вытащу тебя из всего этого. Но ты должна мне помочь.

- Я не могу...

- Ты должна открыть этот замок на браслете, который моей лодыжке. А когда уйдешь с чердака, оставить незапертой дверь. Тогда я смогу увезти тебя из этого места. Тебя и твою дочь. Чтобы у вас была настоящая жизнь, та которую вы заслуживаете.

- Братья меня оч сильно отдубасят, - вновь заревела девушка. - Может, до смерти забьют.

- Этого не случится, Кэйри Энн, - успокаивающим шепотом произнес Грэй. - Потому что они никогда не узнают. Не беспокойся о своих братьях. Я позабочусь о тебе. Тебе и твоей малышке. Все будет прекрасно.

Верхняя губа девушки задергалась. Слезы продолжали лить ручьями из ее карамельно-коричневых глаз.

- Не могу! Мне низя! Мне надо уходить!

Девушка судорожно схватила горшок с тыквенной кожурой, выскочила за дверь и закрыла ее. Послышался топот ее босых ног по ступеням.

Ну почему я, Господи? Почему я?

Грэй проснулся в кромешной тьме, ему снились кошмары, вот только реальность была еще хуже. В единственное окно светила луна. Мужчина едва успел добежать до горшка и опорожнить содержимое кишечника в горшок. Тыквенный ужин. Такое впечатление, что из него выходил горячий суп. Еще один внезапный залп выстрелил в дно горшка и отрикошетил, обжигая кожу на ягодице. Конечно, бумаги, чтобы подтереться, здесь не было, и Грэй с мокрой задницей побрел обратно спать. Чуть позже он снова проснулся от позыва освободить мочевой пузырь. Спасибо луне, которая еще не ушла и все еще подсвечивала чердак, мужчина мог лицезреть, как его моча разбавляет в горшке бледную поносную жижу. Вонь в помещении стояла такая, что Грэю вспомнился общественный туалет в лагере, где он был еще мальчишкой.

В ожидании рассвета за окном бодро защебетали птицы, и вот уже солнце стало наполнять светом место его заточения. Снаружи раздался грохот, послышались голоса. Цепь оказалась достаточно длинной, чтобы подойти к окну.

Может, узнаю, что там происходит...

Пришлось изрядно выгнуть шею, но мужчине удалось посмотреть во двор. Обзор открывался на ту его часть, которая выходила на деревянный забор. Грэй увидел гараж. Кусок брезента, прикрепленный к кольям, накрыли что-то, наверно, от дождя. Во дворе несколько машин, среди которых черный лакированный "Камаро" 68-го года и его "Коллоуэй Корветт", с заклеенными стеклами и лобовухой. Что эти уебки делают с моeй тачкой?!! - мысленно заорал Грэй. Братья перекрасили его машину в цвет розовой сахарной ваты. У багажника Халл из пульверизатора покрывал поверхность лаком. Но на этом тюнинг не ограничивался. На заднем крыле серебряным курсивом кричала надпись: ПОРВУ ПАСТЬ, И НЕ СПРОШУ, КАХ ЗВАТЬ. О, нет! - очередной вопль в голове Грэя. - Мою прелестную машину превратили в фургон долбоеба. Они даже слово "как" без ошибок написать не могут! Сейчас машина мужчины скорее походила на средство передвижения какого-то сутенера.

Халл тем временем посмотрел на брата.

- Ну че, Джор, пора уж.

Грэй метнул взор направо.

- Ща, Халл. Я тока лезвию заточу, - Джори стоял у диска для заточки инструментов и полировал лезвие пугающих размеров топора.

Рядом с брезентовым навесом лежал обнаженный труп.

- Да, этот чувак ни на че не годен был.

- Без базара, Джор. Сосать вообще не умел.

Раздалось ритмичное: "чмок-чмок-чмок".

Живот Грэя пронзили колики, словно полоснули этим самым топором.

- Не то что наш городской сверху, ага? О, д-а-а-а, - победоносно вскрикнул Халл. - Да он, когда сосал, я думал, что даже воздух из жопы моей затягивает.

Джори заржал и опустил топор.

- Жаль, ты не любитель дуплить, Халл. Потому что у этого парня тама так узко, будто цыпленка долбишь. Я те точно говорю.

Джори нагнулся и принялся укладывать нарубленные куски тела на натянутое брезентовое полотно. Рука, голень, кисти, ступни. Голову оставил напоследок.

И... Грэй видел это лицо.

Это же тот самый колхозник, что подобрал девчонку за день до меня. И это его "Камаро", просто перекрашенный в черный цвет...

И тут из гаража показалась Кэйри Энн, обнаженная по пояс. Смуглый ребенок звучно пил материнское молоко, прильнув к ее соску.

Халл, все еще державший в руке пульверизатор, одарил сестру свирепым взглядом.

- Убери с глаз моих эту малую. Че, не вишь, я работаю!

Грэй присмотрелся повнимательнее к ребенку, который принялся кричать. Голенькая, меньше года на вид, почти совсем черная, но...

Не может быть...

Более пристальное визуальное ознакомление выявило неутешительные пороки. Судя по форме головы, у ребенка был синдром Дауна. Одна нога короче другой, разного размера уши, глаза косят. Кэйри Энн воткнула оттопыренный сосок в ротик дочурки, но та не утихала. Девушка в свою очередь, судя по всему, над чем-то размышляла, отстраненно смотря в землю.

- Но, Халл, мне нужно с тобой поговорить. Нам, это, реально нада этого городского завалить? Может просто, типа, отпустим его, а?

- Ща по башке получишь. Нет бабы тупее тя.

- Нам нужно будет его завалить, Кэйри Энн, - вмешался Джори. - Если отпустим, сдаст нас мусорам.

Губа девушки задергалась.

- А если пообещает никому не рассказывать?

- Када мозги раздавали, ты точно в не в ту очередь встала. Те гoвно в башку твою вместо них залили, - прорычал Халл. - Покажи-ка ей.

Джори схватил отрубленную голову за волосы и поднес к лицу сестры.

- Эй, Кэйри Энн. Поцелуй любимого.

- Убери эту голову от меня, - взвизгнула девушка.

- Бьюсь об заклад, была б ниггерская башка, засосала бы, - предположил Халл.

Джори зашелся хохотом, голова затряслась от смеха.

- Ну же! Вытяни губки, - Джори принялся бегать за сестрой по двору, держа в руке голову трупа.

- Халл, скажи ему чтоб остановился, - кричала девушка. - Хватит! Не нужно! Он пугает малую!

- Да прям. Ща! - усмехнулся Халл в ответ. - Разве что-то может испугать эту отсталую дебилку? Скорее, она кого угодно до усрачки стреманет.

- Бьюсь об заклад, она сама себя бы только испугать может, Халл!

Джори гонялся за визжащей Кэйри Энн по двору, пока, наконец, девушка не забежала в дом, ребенок продолжал вопить. Снаружи уже гоготал Халл.

Да, сэр, - пронеслось в голове Грэя. - Прекрасен день на Примроуз Лэйн[37].

- Эй, Халл! Лови момент!

Джори с завидной сноровкой подкинул отрубленную голову ударом ноги и запулил ее в сторону забора. Голова ударилась об ограду и отлетела точнехонько на брезент, к остальным частям расчлененного тела.

- Гоооооол, Халл! Виел, как я! Я забил!

- Вижу, пацан, - отметил Халл, кивая. - Ты - это что-то. Ну все, пока мы здесь закончили. Нужно подождать, пока лак подсохнет, чтоб накрыть машину.

- А че с этим терпилой, которого я сейчас разделал? Может, упакуем его и скинем, типа?

- Не, подождет. Этот чудила с "Камаро" больно тощий, - возразил Халл, глядя на груду костей и мяса на брезентовом настиле. - Городского когда завалим, тогда вместе их упакуем. По ходу, оба поместятся. И скинем сразу обоих, типа, завхтрах.

Завхтрах, - подумал Грэй. - Завтра.

Говорили о нем. Мужчина даже видел железный короб во дворе. Достаточно просторный, чтобы вместить два расчлененных трупа. Живот пронзила судорога.

Они разрубят меня на части и упакуют в тот короб. Завтра.

Однако "завтра" длилось еще два дня и две ночи. Грэй посчитал, это было счастливым стечением обстоятельств. Халл сказал, что у него закончился лак, а он хотел, чтобы было готово десять машин. Это были хорошие новости.

А вот нехорошие заключались в том, что Грэю приходилось проводить эту отсрочку приговора. Каждую ночь Джори трахал его в зад, одновременно мужчине приходилось полировать громадный шланг Халла ртом. Братья устроили грандиозных размахов фестиваль содомии, где главными звездами стали анус и рот Грэя. Но тот воспринял это стоически, как настоящий мужчина: в позе раком, выполняя то, что от него требовалось.

Также каждую ночь его заставляли есть вареную тыкву. Грэй предположил, что, вероятно, делалось это не из чистой жестокости, желания его унизить. Дело в том, что вареная тыква способствовала постоянному жидкому стулу и влажности в анусе, что облегчало проникновение. После каждого акта надругательств Грэй сидел на горшке и продолжал запруживать его бледными поносными массами, сдобренными спермой Джори. Мужчину терзал ужасающий вопрос: а что случится, когда горшок будет полон? Возьмет ли Кэйри Энн этот горшок, чтобы опустошить? А может, ему и вовсе не дожить до этого момента?

На вторую ночь Грэй заметил в жиже своих фекалий кровавые следы. Нечему удивляться после того, что ночами с ним проделывал Джори. Он был очень груб, очень возбужден, и работал своим поршнем в его заднице, как вантузом в сливном отверстии унитаза. Сосать Халлов член и массировать его очко было не многим легче. При этом Халл пытался держаться как можно дольше, прилагая все возможные силы, лишь бы отсрочить оргазм изо всех сил. Поди, сейчас представляет себе образ сраного Рэнди Джонсона[38], - думал Грэй. - Ну и как успехи, Халл? А? Получается? Блять! Под ногтем у Грэя уже въелась корка Халловского кала. Очистить было нереально. Мыть руки не давали (мужчина даже не исключал, что его мучители и сами этим не занимаются). И этот грязный палец просто доканывал. Стоило почесать нос, как тут же этот кошмарный запах застарелой смеси дерьма и слюны. И у него никаких шансов.

Или все же была еще надежда на что-то?

Грэй ведь слышал, как она, Кэйри Энн, говорила с братьями о нем. Чтобы его отпустили.

По крайней мере это означало, что девушка думала об этом.

Третьей ночью братья приходили дважды. А ведь сложно концентрироваться и трудиться на полную, когда слышишь, как Халл говорит: "Давай, работай пальчиком, пидорок", а еще Джори тут же со своим: "Сожми очко потуже". Еще и яйцами своими по Грэевским шлепает. Ну как работать в такой обстановке? И вот очередной гейзер Халловской спермы в глотку, пока Джори разряжает свой ствол в его задницу.

Когда Джори вышел из Грэя, он грубо шлепнул свою жертву по ягодице.

- Вот так! Ты клевая подстилка! - торжествующе провозгласил младший брат. Джори потянулся вперед и ущипнул Грэя за сосок. - Тя просто нереально круто дуплить. Тя драть все одно, что школьницу-малолетку.

- А че нада сказать, када мой брат тебе ках-пли-менты говорит, а? - cпросил Халл, зажав голову жертвы своими коленями.

- Спасибо, - пролепетал Грэй, закатив глаза.

- Знаешь, че, Джори, - обратился к брату Халл, все еще со спущенным комбинезоном. - Я ся седня так чувствую. Думаю, что решусь. Я на подъеме.

- Че, реально?

Увидев, что в данный момент делает старший из братьев, Грэй впал в замешательство. Халл мастурбировал свой только что опорожненный член. Что? Опять? - подумал Грэй.

- Ваще не любитель этого обычно, - начал Халл. - Но че-та вот прям ща, думаю, может, тоже ему в жопу засажу. Давненько я в зад никого не драл. Сейчас, только зверя моего нужно разбудить...

Халл продолжил работать над своим хоботом. Пожалуйста, пожалуйста, пусть у тебя не встанет, - мысленно взмолился Грэй.

Но у Халла встал.

- Угостись и ты кусочком, братан, - предложил Джори.

Грэй в ужасе молился. Он знал, что его сфинктер ни за что не выдержит проникновение такой громадины. Может это куда и можно засунуть, например, в дырку от пончика, но его анус не такого размера!

Он просто разорвет меня!

- Да, чувак, да, - зааплодировал Джори. - Давай, брат. Засади этой грязной потаскушке!

Халл опустился на колени и начал продавливать походившую на яблоко, головку своего члена в зад Грэя, продолжил погружение. И вот шланг мучителя уже был в толстой кишке, из которой вырвались остатки жидких тыквенных фекалий. Грэя трясло, из глаз лились слезы, создавалось ощущение, что Халл засунул в него всю свою ручищу.

- Ну как, нравится, столица? - cпросил старший мучитель и протянул пятерню, сжав грудь Грэя, словно он лапал женщину.

- Бьюсь об заклад, что да, - предположил Джори. - Бьюсь об заклад, у него, поди, у самого уже стоит.

- Неа, - отозвался Халл, схватив вялые, как желе, гениталии жертвы.

От поступательных движений мучителя Грэй в такт раскачивался вперед и назад.

- О, да! O, да...

Он был совершенно изможден, боль и невероятное напряжение, почти уже потерял сознание, когда Халл, наконец, кончил. Будто в задницу забрался огромный ящер и начал там блевать. Когда Халл вышел из него, у Грэя было ощущение, что из него извергается бочка горячего кофе. Совершенно обессилев, мужчина рухнул на пол и перевернулся.

- Сладких снов, дорогуша, - ухмыльнулся Джори.

- Это твоя последняя ночь, пацан, - произнес Халл.

- Моя... последняя ночь? - пробормотал Грэй.

- Захв-трах залакирую остатки, и твоя тачила будет готова.

- Но не пугайся так, - успокоил Джори, застегивая комбинезон. - Мы еще разок тобой займемся и тока потом замочим.

Гогоча, братья покинули чердак, с грохотом захлопнув дверь. Грэй лежал, не в силах пошевелиться. Теперь он понимал, что чувствуют женщины, после того, как над ними надругаются. Это было значительно больше, чем просто физическое насилие. Но и моральное тоже. Душа растоптана. Ощущение, что ты лишь кусок мяса, который использовали для удовлетворения животных инстинктов. Использовали и выплюнули. Грэй ощущал себя салфеткой, в которую высморкались.

А завтра салфетку выкинут в помойку.

Когда они закончат свои перевоплощения машины, ее продадут, место освободится, следовательно, привезут новую, а место Грэя займет другой несчастный простофиля.

И вот Грэй дошел до сути. Вся правда, какой бы жестокой она не была, открылась мужчине. А вправе ли он вовсе винить Джори и Халла в совершенных ими преступлениях? А девушку?

Положа руку на сердце, ответ "нет". Единственный, кто был во всем виноват - он сам. Я сам пришел в это место. В этот кошмар. Я сам во всем виноват. Никто не заставлял его, приставив пистолет к затылку, подбирать Кэйри Энн. Грэй сам сознательно сделал это. Чтобы удовлетворить свою похоть. Ради секса. Просто потому, что девушка была доступна для того, чтобы он ей воспользовался.

Мужчина думал о Боге. Да, о Боге. Все его мысли, поступки были греховны, от отвернулся от Создателя. Так с какой стати ему рассчитывать на благосклонность Господа? То, что случилось, было карой, возмездием, эффектом бумеранга. Сейчас истекающий кровью и чужой спермой мужчина совершенно по-иному смотрел на свою жизнь, свои поступки. Нельзя ведь отрицать, что шел неправедной дорогой. Грэй, говоря по правде, никогда особенно не любил ни одну из своих двух жен. Он женился на красочных обертках. Просто потому, что они классно выглядели. А другие связи? То же самое. Мотивы всегда не те. Неправильные. Люди должны быть вместе совершенно по другим причинам.

Быть частичкой чьей-то жизни, любить своего партнера, вырастить детей, вложить в это все свои силы, использовать все возможности. Вот в чем смысл жизни, ради чего сто́ит жить, а не в хождении по стрип-клубам и не в съеме проституток. Грэй сейчас отчетливо понимал, что если существует Господь, то все существование мужчины было сплошным грехом. Ответственности он предпочел легкомысленный образ жизни, морали противопоставил плотские инстинкты, похоть.

За все нужно платить, и сейчас Грэй делал это.

Мужчина обреченно приложил одну ладонь к другой. Он не забыл о Кэйри Энн, последнем лучике его надежды. Быть может, она не отвергнет его. Возможно, с Божьей помощью она найдет путь, как вызволить его из этого места.

Прошу тебя, Боже, - взмолился Грэй. - Я знаю, что был недостойным человеком. Нарушал твои законы. Но, пожалуйста, прости меня. Я лицемерный болван, я знаю это, но я даю обет, что, если у меня есть какая-то возможность заслужить прощения, впредь я буду творить добро. Я начну новую жизнь. Заберу с собой Кэйри Энн и женюсь на ней. Клянусь. Стану отцом ее ребенку, и сделаю все, что только в моих силах, чтобы вести праведную жизнь христианина. Обещаю...

Грэй сидел, облокотившись на стену, через окно чердак заливал темно-желтый свет. Мужчина закрыл глаза. Перед ним только бесформенные тени сливались. Грэй отключался. Во сне его насиловали черти. Если он умрет во сне, что случится? Возможно, он останется в нем, и это насилие будет продолжаться веки вечные? Даже если и так, Грэй знал, что заслужил это.

- Эй! - кто-то толкнул его. - Ты спишь?

Что, уже и во сне варят тыкву?

- Давай, пора, типа, ужинать.

Когда Грэй открыл глаза, перед ним склонилась Кэйри Энн с очередным тыквенным горшком.

- О, Кэйри Энн...- Грэй оторвался от стены и обнял девушку. - Я больше не могу. Не выдержу. Ты должна помочь мне выбраться отсюда. Я женюсь на тебе, обещаю. Все сделаю для тебя, буду отцом твоей малышке. Никогда не обману тебя, не изменю тебе, посвящу тебе всю свою жизнь, - выпалил мужчина, прильнув к Кэйри, слезы текли из его глаз. - Обещаю тебе. Я даже Богу клятву дал. Мы будем жить праведной жизнью, ходить в церковь и все такое. А что касается твоей дочурки...

Вот, блин, - вспомнил Грэй. - Ребенок-то ненормальный, голова эта несуразная. Но сейчас это не имело значения. Он взял сжал руку девушки, все еще продолжая плакать, уткнувшись в ее плечо.

- Я очень много зарабатываю, Кэйри Энн. Я буду заботиться о ней, устрою твою малышку в самую лучшую спецшколу, буду ей тем отцом, которого у нее никогда не было.

В глазах Кэйри Энн тоже появились слезы. Она провела ладонью по щеке Грэя, казалось, ее не отпугивает ни смрад, исходящий от его тела, ни стоящий рядом горшок, наполненный его поносными массами.

- Я знаю, что ты все это сделаешь. Я, типа, вижу тя, что ты правду говоришь.

- Так помоги же мне! Все, что нужно сделать - вызвать полицию.

- Не, не могу. Телефону нету.

Грэя затрясло.

- Но вот че могу, - девушка поцеловала мужчину в лоб. - Я думала над этом, это, типа, стремно... но попробую.

Больше этой ночью Грэй не уснул. Он был чересчур возбужден, эмоции переполняли. Кэйри Энн не могла позвонить в полицию, поскольку телефона в доме не было, но она рассказала мужчине, что собирается сделать. Вместо того, чтобы звонить, она просто пойдет в участок. Сегодня, в то время, когда братья девушки будут думать, что она цепляет клиента, она собирается поймать попутку до полицейского отделения. Участок окружного шерифа всего в нескольких километрах отсюда.

Просто будь готов.

Грэй считал, что Бог смиловался над ним и собирался выполнить то, что обещал. Сейчас как раз время, чтобы начать.

Длины цепи хватало только для того, чтобы добраться до окна. Окно не заперто, да и зачем это делать? Цепь прикована к полу. Вылезти в окно, конечно, не получится, а...

Приоткрыть можно, как два пальца.

Деревянная рамка подгнивала, в одном месте кусочек уже оттопырился. До рассвета у него всего несколько часов. Сейчас нужно работать. Пыхтя и кряхтя от напряжения, Грэй расшатывал рамку, пока та, наконец, не поддалась. Грэй с ужасом подумал, что стекло может выпасть из рамки во двор (это будет конец всему), но удача, нет, высшие силы, были на его стороне. Грэй добился своего, теперь между рамой и окном была щель. Достаточная, чтобы можно было услышать, когда он закричит.

Грэй не знал, который был час, но, наверно, чуть позднее полудня, когда снаружи послышалось, как по гравийной дорожке подъехала машина. Чуть ранее Джори сбросил останки расчлененного колхозника в железный короб. Халл тем временем заканчивал с лакировкой (когда-то черного) "Корветта" Грэя.

Надежда уже покидала Грэя: быть может, это звук колес машины почтальона или подельника Джори и Халла. Из-за забора невозможно было разглядеть, какие ужасные дела проворачиваются в этом дворе. Но Джори и Халл тоже услышали звук с дороги. Оба в этот момент на мгновение замерли.

Сердце Грэя запело. Из подъехавшей машины вышел окружной шериф. Джори и Халл смотрели наружу через прорези забора. Братья выглядели встревоженно.

- Где? - резко спросил шериф Кэйри Энн. - Звучит, как чушь собачья.

- Тама! - раздался выкрик Кэйри. - Тама его заковали! На чердаке! И трахали его тама!

Шериф упер руки в бока и смотрел в направлении чердачного окошка.

- Проклятье! - cказал он. - Похоже, я кого-то там вижу.

- На по-о-о-о-о-мощь!!! – вопль Грэя был сродни пушечному залпу.

Мужчина неистово размахивал руками, затем ударил локтем по окну, которое разлетелось на кусочки.

- ПОМОГИТЕ, РАДИ БОГА!!! МЕНЯ ПОХИТИЛИ И ЗАПЕРЛИ ЗДЕСЬ!

- Глазам своим не верю, - ошарашенно произнес шериф и обратился к Кэйри Энн. - Жди здесь, мне нужно подняться туда.

Блюститель порядка выхватил револьвер и вошел в дом.

Грэй кричал, скакал, услышав приближающиеся шаги шерифа по лестнице, адреналин бил через край. Мужчина выглянул в окно. Братьев во дворе не было. Наверно, уже деру дали прятаться в местных холмах! - подумал он.

Дверь распахнулась, окружной шериф держал оружие наготове.

- Невероятно, - прошептал он, увидев Грэя закованного, на теле только грязная майка и носки. - Это правда... Девчонка не врала. Эти уроды тебя приковали.

От счастья Грэй хотел кинуться к шерифу и обнять его, но длина цепи бы не позволила.

- Спасибо Вам! Спасибо! Джори и Халл - они меня здесь уже почти неделю держат! Они крадут машины, перекрашивают! Они... они... насиловали меня...

- Успокойся, парень, - начал шериф.

Сердце Грэя почти остановилось, когда... за спиной его спасителя... показался... Халл. Он подкрадывался к шерифу сзади, в немой ухмылке оскаля свои гнилые зубы.

- Берегитесь! - брызгая слюной, заорал Грэй. - Сзади!

Шериф развернулся.

- Какого черта вы тут творите? Парня здесь заковали?

- Ну да.

Стреляйте же, стреляйте в него! - мысленно призывал Грэй.

- И мне ни слова не сказали, - продолжил страж закона. - Ну что за парочка жадных эгоистичных засранцев?! Поди, сами-то ему каждую ночь засаживали!

- Ну, слышь, Бобби. Мы, это, не думали, что те пацан будет интересен. Но теперь, типа, знаем, та что в любой момент можешь угоститься.

- Бля-a, - прорычал шериф и начал расстегивать ширинку. - Да я так заведен, что сейчас даже дырку в стене готов выебать.

Халл кивнул на Грэя.

- Ну во те и дырка.

Грэй почувствовал, как все рассыпалось, на маленькие камешки. То, что оставалось от внутреннего стержня, питавшего надежды и дававшего силы, было обрушено ударом невидимого молота прямо в его основание. Последний лучик надежды оборван. Как серпом... Почва выбита из-под ног.

- Лицом к стене, сучка, - приказал страж закона. - Я на диком взводе. Нереально нужно засадить, - cейчас Грэю даже не давали времени опуститься на колени, шериф просто припер его к стене и готовился оттрахать прямо так, стоя! Блюститель порядка терся оголенной промежностью о зад Грэя, протянул руки, чтобы схватить его за соски́. - Да, я быстрый на подъем. Давненько не выпадал шанс так спонтанно кому-то в жопу засадить.

- А он хорош. Умеет жопу сжимать, када твой член внутри него. И сосет чертовки хорошо. Бобби, просто чертовки хорошо.

Во время весьма жесткой прелюдии, когда ягодицы Грэя раздвинули и смочили анус плевком, его голова была прижата к стене под таким углом, что он смотрел в сторону окна и мог видеть, что происходит во дворе.

- Походу, Кэйри Энн к те небезразлична, городской, - раздался сзади голос Халла. - Пади, наплел ей, что увезешь отсюдова, если она те поможет, а? Джори сейчас стопудово уже учит уму-разуму эту тупорылую корову. Как пить дать. Грустно, знаешь ли, узнать, что тя сестра предала. Но, с другой стороны, прикинь, какая пруха: из всех мусоров, которым она могла нас сдать, из всех в окру́ге эта кошелка выбирает как раз того, кто нам помогает проворачивать дела.

Больше Грэй уже ничего не слышал. Его опять насиловали. К горлу подступила желчь.

Мужчина так крепко сжал челюсти, что зубы заскрежетали. Зрение расфокусировалось. Один глаз смотрел во двор. Джори уже отдубасил свою сестру и сбил с ног. Она лежала на земле. Девушка смотрела наверх, из окровавленных губ раздался крик. Джори гоготал, подкидывал в воздух ее дочку, раскручивал на руке, как корж для пиццы. И вдруг он запустил тельце прямо в металлический короб, закрыл опустил крышку и начал закрывать замки́.

А что же Грэй, спросите Вы?

Грэя в это время трахали. Привычно со вкусом трахали. Но было одно отличие от близости с Халлом. Член шерифа... был еще больше.

Грэй был начинен с обеих концов.

- Вииишь! - завопил Халл, его шланг был все еще погружен в глотку Грэя.

Джори был занят другой частью тела, проворно наяривая сзади.

- Да черт бы его падрал! У парня там седня еще у́же, чем давеча.

Грэй старался абстрагироваться, мысленно представить, что все это происходит не с ним. Просто представь себе. В воображении мужчины - это не его рот сейчас сосал Халловский член, и не в его задницу ритмично входил поршень Джори.

- О, да! Сейчас залью его дупло! Во мне стока многа накопилось, что у него из носа польется.

- А вот и ууужииин, городской, - предупредительно произнес Халл.

Грэй не мог утверждать это со всей ответственностью, но, похоже, братьям удавалось кончать одновременно. В кишку полился теплый поток и в этот же самый момент рот наполнился обильными Халловскими выделениями. Грэй, уже не мешкая, заглотил все. Вязкая жижа прошла по горлу в желудок, словно туда пробирался огромный теплый червь. Руки и колени Грэя разъехались, и он рухнул на пол.

Наконец-то, - думал он. - Наконец-то они закончили.

- Да-а-а-а-а, - Халл сжал свой член у основания, провел до головки и выдавил последние капли. Полезно для простаты. - Я те раньше уж говорил, но скажу еще раз, этот чувак - лучший членосос, что у меня был.

- И еще лучший жопотрах, - Джори дебильно гоготнул и вынул инструмент своей репродуктивной системы из задней сферы Грэя. - Надеюсь, Бобби своей елдой резьбу нашей крошке не сорвет, с учетом того, что теперь он теперь тоже в игре.

- Да уж, сэр. По ходу, Кэйри Энн нашла нам победителя. И сосет, как олимпийский чемпиён, еще и тачила такая пафосная.

Грэй сел, откинувшись на стену.

- Такая вот разводка, да? Заставили девчонку заманивать сюда людей, отжимаете их тачки, что-то перекрашиваете, сбываете потом, просто автосалон.

Халл почесал пузо и начал надевать комбинезон.

- Да, столица. Мы тачилы в разны света́ красим, потом загоняем. Тот зачетный "Карвет" твой. Мы на нем хороший куш срубим. Три или даж четыре касаря минимум.

Даже находясь в полуобморочном состоянии, Грэй встрепенулся от такой дикости.

- Три или четыре тысячи?! Да эта машина сто́ит ШЕСТЬДЕСЯТ три тысячи! Парни, вас тут обдирают просто!

- А мы, это, мы здеся не жадные, типа, понял? - парировал Халл. - Нам нравится, когда все тихо и спокойно. Безопасность важнее.

Джори вновь использовал шелковую рубашку Грэя в качестве тряпки для своих гениталий.

- Забор нас прикрывает. Пото́м просто поставляем машины дилеру. А тот уже продает.

- И сколько народу здесь побывало, - Грэй уже не боялся задавать вопросы. Если все равно убьют, почему бы и не рассказать. - Скольких вы сюда заманили?

- За все время? - cпросил Халл, в раздумьях почесывая выпирающий подбородок. - Дай подумать. Типа сотни будет.

- Скорей, типа, ста пятидесяти или около того, - уточнил Халл.

- И здесь, на холмах ваших, - добавил Грэй. - Никто и ухом не ведет. Краденые машины перекрашиваются и продаются. Окружной шериф, похоже, прикрывает вас, отвлекает лишние взгляды от того, что сюда приезжают и уезжают разные машины. И тела никогда не находят.

- Опять догадался, городской, - признал Халл.

- А Кэйри Энн слила все, че ты надумал. Обещал жениться, растить ребенка ее. А знаешь че, городской? Тупо это.

Кто бы еще про тупость говорил.

Рука схватила Грэя за волосы и поволокла по полу. Когда мужчина осознал, что сейчас произойдет, он успел сделать глубокий вдох и...

Буль!

...его голову погрузили в горшок с испражнениями.

- Погружение, убрать перископ, столица. Буль-буль-буль.

Грэй был слишком вымотан и просто не мог сопротивляться. Никаких сил не осталось. Ничего в мышцах, ничего в сердце. Проникли ли личинки в его поносную жижу? Какие-то мелкие штуки, похоже, роились в фекальных массах, щекоча опущенное в них лицо. Но Грэй внушал себе, что визуально все происходящее - не больше, чем плод его воображения. При этом даже смирился с тем, что произойдет. Его хотят убить, утопить в его собственном поносе, но по крайней мере все, наконец, закончится. Грэй надеялся, что он достаточно настрадался, после всего, что пережил, уже не попадет в ад.

Легкие расширились, скоро их прорвет. Грэй задался вопросом - умрет ли он до того, как рвотный рефлекс заставит его выблевать этот первый глоток. Но сейчас это уже и не имеет значения. Значит, умру чуть погодя, и знаете, что? Я готов к этому.

Грэй был залит, пропитан субстанцией, в которую его погрузили, когда голову выдернули из горшка. Мужчина сделал жадный вдох воздуха, как окунь, вынесенный волной на пирс. Фекальные массы стекали по лицу. Когда Грэй осознал, что какой-то удар сердца отделял его от смерти, когда голову вытащили из горшка, мужчина заорал:

- Ну же! Убейте же меня и закончим с этим!

- Убить тя? Убить? - переспросил Джори.

- Не-е-е, ты че, это было наказание, за то, что пытался нас наебать, - сказал Халл. - Что за нашими спинами захговоры плел.

- Ты - особенный. Лучше, чем ты, у нас еще не было.

- Без дураков, лучше не было, - Халл потер свою промежность. - Черт меня подери, у меня уже сейчас встает, когда я вспоминаю о твоем пяти-звездном отсосе.

- Слышь, Халл, а ты дело говоришь. У меня тоже встает. Может, еще по одной ему кинем?

- Вишь, - Халл стал доставать свое орудие. - Давай, городской. Давай еще разок, сучка.

- О, нет, - выдохнул Грэй.

Вместе с воздухом с губ вылетели куски фекалий. Опять? Только не это!

Да. Опять. Это. Грэй устало принял позу, опершись на колени и локти, напоминая кофейный столик из человеческой плоти. Рот поглотил набухшую головку. Пара ловких движений глоткой и поршень Халла уже был тверд, как полицейская дубинка. Сзади привычный мокрый шлепок: Джори вонзил в него свою дубинку и воткнулся бедрами в его ягодицы.

Халл схватил Грэя за уши, как за ручки для кистей.

- Вот это жизнь, да, Джор?

- В точку, Халл, - согласился Джор, двигаясь в бешеном темпе. Он шлепнул Грэя по правой ягодице. - Давай, городской, сожми свое очко, как ты умеешь.

Грэй напряг сфинктер...

- Да-а-а-а! Вот так! Вот это кайф!

Грэй не мог ответить, глотка по самые гланды была занята шлангом Халла.

- Вишь ли, городской, - с ухмылкой сказал старший брат. - Все остальные, мы их просто убивали и на куски разделывали. С тобой мы так не поступим.

- Мы уже все решили!

- Мы оставим тя живым!

Глаза Грэя округлились.

- Да, вот так, городской, - Джори продолжал поступательные движения. - Мы с Халлом все обсудили. Мы будем идиотами, если прикончим тя.

- Потому, что ты так хорош.

- Такую подстилку нельзя так потерять.

- Да, которая еще и соска такая.

- Короче, вместо того, чтобы убить тя, как других, мы, типа, здесь тя жить оставим.

- Кэйри Энн будет о те заботиться. Воду приносить.

- А ты будешь нашими с Джором членами заниматься. На постой. Каж нош.

На постой, каж нош, - причмокивал Грэй. - Постоянно. Каждую ночь.

- Точно, городской, - сказал Халл погладив свою жертву по голове. Почти ласково. - Бушь сосать мой член каж нош.

- А я тебя в очко буду дуплить, - подхватил Джори. - Каж нош.

- Понял, городской? Каж нош.

- Каж нош.

- Слыш. Каж нош. Всю твою жизнь.

Грэй понял намек. Он уже не слушал. Просто работал сфинктером. И сосал.

Перевод: Дмитрий Архангельский

Братья закончили. Грэй просто сидел и смотрел в потолок. Мысль, что вот так вот закончится его жизнь сводила с ума. Разве заслужил он подобное? Грэй прекрасно помнил, каких мук его матери сто́ило пережить смерть отца. Смириться с тем, что мужа больше с ней нет.

Когда-то давно, она решилась на побег. С гор. Oт этoгo бeзумия. Она больше не могла там находиться. Нужно было выбраться из того места. Начать новую жизнь, а со старой покончить. Раз и навсегда. Молчать о прошлом. И тогда никто ничего не узнает.

И матери удалось сбежать, вырваться в город, найти работу на свиной ферме. Это была чудовищная грязная работа, но женщина наконец-то была свободна. От гор, от их жутких обитателей. Больше не нужно было с ними разговаривать, притворяться, что рада носить тряпье, которое зачастую было на несколько размеров больше, терпеть их издевательства. Но мать поклялась, что никому об этом не расскажет.

В один прекрасный день мать Грэя познакомилась с хозяином свиной фермы, и полюбила его. Его звали Билл. Со временем появился Грэй, единственный ребенок в их семье. Хороший ребенок, замечательный сын. Окончил колледж, устроился на престижное место.

К тому моменту отца уже не стало, и Грэй забрал мать жить к себе. Он видел, как тяжело женщина переживает смерть Билла. Она была в депрессии, днями напролет рыдала в гараже, отказываясь выходить. Грэй переделал гараж в жилую пристройку к дому, чтобы мама была как можно ближе. Он безумно любил ее и был готов ради мамы на все.

Когда Грэй не вернулся домой, матери стало страшно. Невероятно. Она уже потеряла мужа и не могла поверить, что теперь лишилась и сына.

Слезы лились по щекам Грэя. Ему было жалко. Но не себя. Маму. Кто теперь о ней позаботится? Отец ушел из жизни, Грэй попал в этот адский капкан. Почувствовав прилив сна, Грэй помолился. О том, чтобы умереть быстро, без мучений.

Эмма мерила шагами комнату. Из глаз не прекращали литься слезы. Нет, у нее не было иного выхода. Женщина собрала всю свою волю в кулак и направилась в горы. Туда где еще жили брат с отцом. Рассказала родственникам, что ее сын пропал, что она боится. Отец, Илай, просто захохотал:

- Твоего засранца поди просто кто-то до потери сознания отдуплил.

Брат, Хак, тоже предположил, что Грэй из тех парней, кто любят, когда им хорошенько засадят и загоготал.

Отец сказал, что их старый грузовик дышит на ладан, и чтобы они могли отправиться в город на поиски, Эмме нужно купить им новый.

- Надо сходить к Джори и Халлу, у этих парней может быть че-то на продажу.

Эмма согласилась, и семейство направилось к этим людям. "Парни" были посреди двора у деревенского дома, как раз трудясь над какой-то машиной.

- Эти засранцы тупы, как свиньи, но с тачками умеют ладить, во че я тебе скажу, - проинформировал Эмму Илай.

Отец представил Эмму, но братья словно вообще ее не заметили. Еще одна тупорылая из города. Время на нее еще тратить. Парни всего лишь хотели поскорее закончить с машиной и вернуться на чердак. К своему городскому парню.

Пока отец общался с братьями, Эмма осмотрела двор. Ее взор упал на уродливую розовую машину. Когда женщина увидела, ЧТО лежит на заднем сидении - ее сердце на миг замерло. Плащ. Тот самый, что она подарила Грэю на прошлое Рождество. Но как такое возможно? Эмма решила сделать вид, что ничего не произошло. Мужчины направились к дому.

У этих кретинообразных братьев ничего подходящего не было, они предложили Илаю взять их старую машину. На время. Пока не найдут для старика грузовик. Илай и Хак были не в восторге от того, что им придется ездить на "галимой" розовой машине, но все же это было лучше, чем путешествовать на своих двоих. Эмма с родственниками сели в машину и поехали домой к отцу.

Машина казалась Эмме такой знакомой...

- Открой багажник, - сказала Эмма брату, когда они приехали домой.

Она не могла понять в чем дело, но интуиция подсказывала - там, что-то есть, что-то важное.

- Слышь, сеструха, а на хера те эта нада? Че там такого важного?

- Завали свое хлебало и делай че сестра тебе грит, - сказал Илай и отвесил сыну подзатыльник.

Хак повиновался и Эмма, взглянув внутрь оцепенела от ужаса. Там лежал кейс. Кейс Грэя. Но как он там оказался? И почему был другого цвета?

- Боже Милостивый, это кейс Грэя... и... это машина Грэя, эти братья обокрали моего сына!

Но что они с ним сделали? Он еще жив?

Илай почесал подбородок и на минуту погрузился в раздумья.

- Ну эти парни со странностями, вот че я те скажу. Я думал че они просто два дурака. Которые дуплят друг друга. У них еще сеструха есть. Кэйри. А у той дитя. Черное. Ну я те так скажу, им бабы не нужны, потому и ребенок негритос. Не ихний. Если б им бабы нужны были, дите бы белым было, када такая сеструха дивная. Зуб даю. Мы их вечерком с Хаком навестим, а ты в хате, это, сиди, вот че.

Вечером Илай и Хак пробрались к дому Джори и Халла и притаились за деревьями. В окне на чердаке горел свет.

- Наверняка там сейчас кому-то весело.

И тут они увидели в окне чье-то лицо. Кто-то с силой вдавил его в стекло. Лицо под нажимом расплывалось по поверхности.

- Эта рожа в окне. Она типа какая-то знакомая, - предположил Хак. - Бать, я это, типа думаю, че это Грэй.

Илай одобрительно закивал головой. Он знал, что эта парочка предпочитает мужиков. И в любой другой ситуации просто бы постоял в сторонке, посмотрел, да вздрочнул. И с удовольствием спустил бы на окрестные деревья. Но это было другое дело.

Семья!

Никто не вправе дуплить членов семья Илая! Никто!

Это заслуживало возмездия.

- Хак, иди-ка и притащи ту сумку, че я на сиденье кинул. Типа с дробовиком, которая, ага. И мы седня повесилимся, вот я те че скажу.

- А как мы, типа, веселиться будем? - недоуменно спросил Хак.

- Ну, сынку, вот и пришло время узнать, че твой батька еще не рассказывал. Мы сделаем Головача.

- А че за Головача?

- Хак, не спрашивай. Я тя всему научу. Покажу че нада делать.

Кэйри вылезла из грузовика Джеда, парня, который ее подвозил.

- А знаешь че? За еще десятку можешь мне типа засадить.

Джед, с воодушевлением воспринял это предложение. Его точно бы хватило на еще один заряд. Парень с девушкой вошли в дом. Сверху раздался звук дрели.

- Вот так сынку. Суешь свою пипку прям в эту дырку.

Кэйри поднималась по лестнице, заинтригованная, что еще ее больные братцы отчебучили. Но то, что открылось глазам парализовало девушку. Она не могла пошевелиться. Какой-то мужчина... засаживал член в череп ее брата. Другой стоял рядом и мастурбировал. Второй брат был привязан к стулу. На лице застыла гримасa ужаса.

А тот парень, который раньше был прикован - сидит на кресле с дробовиком в руках. И целится в Кэйри.

Звук выстрела был последним, что девушке довелось услышать в этой жизни... прежде чем все вокруг поглотила тьма.

Перевод: Дмитрий Архангельский

Бесплатные переводы в нашей библиотеке:

BAR "EXTREME HORROR" 18+

https://vk.com/club149945915

или на сайте:

"Экстремальное Чтиво"

http://extremereading.ru