Избранные произведения. Том III

Глава 1

По старой дороге на Денкер брели беженцы, уходившие когда-то от войны прелатов Гудрофа и Илкнера. Теперь война закончилась, и крестьяне возвращались со своим нехитрым скарбом, кто пешком, катя тележку, а кто верхом на тихоходных дромах, увешанных узлами с пожитками.

Рулоф стоял, облокотившись на каменный забор, и смотрел на возвращавшихся крепостных прелата Гудрофа. Что забыли они в этом краю? Неволю и клочок заболоченной земли, с которой господин взимал половину урожая? Почему не остались в диких землях среди прибрежных кочевников и как поступил бы на их месте он сам?

Так получилось, что отец Рулофа со своим братом построили на земле прелата водочерпалку, поскольку серная вода была нужна в его большом хозяйстве. После смерти отца смотрителем водочерпалки прелат назначил Рулофа, и вот уже тридцать лет он исправно поставлял серную воду в замок Гудроф, латая ковши, чиня зубчатые колеса и раз в неделю смазывая их жиром.

А еще нужно было следить за невольниками. До появления Молчуна они сменялись примерно раз в полгода, на большее никого не хватало. От едких испарений серной воды люди начинали харкать кровью и умирали, но ослы держались еще меньше, а дромы для работы на водочерпалке были слишком медлительны.

Так бы и маялся Рулоф и каждые полгода выпрашивал у прелата нового раба, но тут появился невесть откуда взявшийся новый невольник прелата, прозванный Молчуном. Рослый, светловолосый и сероглазый, среди здешних людей он заметно выделялся, однако увидеть его посторонним было непросто. Молчун работал за высоким забором, не говорил ни слова и питался тем, что давал ему Рулоф, а если тот забывал дать еды, невольник об этом даже не напоминал.

Ходил он в юбке, скроенной Рулофом из мешка, чтобы раб своим непотребным видом не смущал посещавшую водочерпалку дочь прелата Гудрофа — интрессу Амалию. Она часто приезжала на своей подрессоренной карете в сопровождении дюжины телохранителей и рисовала у водопада по белому шелку. Об этом таланте интрессы в округе знали все — и крепостные, и благородные господа.

Дождавшись, когда мимо проедет последняя повозка, Рулоф сладко почесался и вернулся на ярус, возвышавшийся над двориком футов на десять. Именно эта высота и постоянный ветерок со стороны водопада спасали надсмотрщика от ядовитых испарений сернистой воды, гулявших по круглому, вымощенному камнем дворику.

В том месте, где рабы упирались голыми пятками в мостовую двора, круг за кругом сокращая свою невольничью жизнь, камень потемнел и сделался блестящим, в других же местах он все еще был как новый, сохранив следы каменотёсных инструментов.

В углу дворика находился сколоченный из досок большой ящик, служивший Молчуну жилищем. Этот несчастный ходил под себя, не понимая, что делать такое негоже, и помимо едкого запаха серной воды из дворика разило так, что проходившие к водопаду путники старались обойти водочерпалку по дальней тропинке.

Рулофу самому приходилось вычищать ящик косматого Молчуна и посыпать полынью от блох, а еще окатывать работника водой из кадки, когда вонь становилась совершенно непереносимой даже для самого смотрителя. Но, несмотря на свою неухоженность, длинные, отросшие за три года космы и совершенно пустой, бессмысленный взгляд, Молчун оказался необыкновенно выносливым, и Рулоф готов был сам убирать за ним, лишь бы тот не подцепил какой-нибудь заразы.

Вот и сейчас, налегая на ворот так, что вздувались мышцы, Молчун продолжал вращать колесо, добросовестно снабжая господина едкой серной водой. Вода шумела в ковшах, бежала по лоткам в оловянную трубу, проходила через гору и выбиралась на виадук длиной в четыре мили, тянувшийся до самого замка Гудроф.

Прежде невольников приковывали цепью к вороту, для этого на нем имелось большое железное кольцо, но Молчуна Рулоф не приковывал с тех пор, как убедился, что ни о какой свободе тот не помышляет. Неизвестно, думал ли он вообще о чем-нибудь, и поначалу, подталкиваемый любопытством, Рулоф пытался расспрашивать раба, выясняя, кто он и как попал к прелату, но ни на какие слова и даже звуки новичок не реагировал, сам ничего не говорил, за что и получил свое прозвище.

Несколько минут Рулоф наблюдал за Молчуном с яруса и прислушивался к скрипу ворота. Деревянная ось колеса со временем истиралась и, сколько ни подбивай под нее клиньев, нуждалась в замене.

Где-то неподалеку зазвенел колокольчик, Рулоф распрямился, прислушиваясь, уж не показалось ли? Но нет, он узнал колокольчик кареты интрессы Амалии.

Боясь опоздать, Рулоф стал торопливо подниматься по лестнице, чтобы вовремя выбежать за ограду и поприветствовать интрессу. Она хорошо к нему относилась и, случалось, одаривала парой серебряных монет, особенно если они виделись в праздники.

Еще будучи ребенком, Амалия приходила на водочерпалку, чтобы рисовать работавших за воротом рабов, но после появления Молчуна, по понятным причинам, находиться поблизости от него она не могла — такой запах мог вынести только Рулоф.

Глава 2

В свои семнадцать лет интресса Амалия была состоявшейся красавицей, впрочем, это никого не удивляло, ведь и ее мать, и прелат Гудроф также были людьми незаурядной внешности и осанки. Вот только характер Амалия имела совсем не девичий. Слуги боялись ее за строгость, а телохранители, напротив, обожали.

Когда Рулоф выбежал на дорогу, возница уже разложил ступеньки кареты и интресса Амалия ступила на дорогу расшитым золотом сапожком.

— Какая радость, ваша светлость! — воскликнул смотритель и, сдернув шапку, быстро поклонился.

— Здравствуй, Рулоф. Как ты поживаешь? — спросила Амалия, расправляя складки на зеленом, расшитом золотом плаще.

— Все так же, ваша светлость, хорошо и сытно, — ответил Рулоф, не переставая кланяться.

— Вот тебе два хенума, возьми…

На заскорузлую ладонь смотрителя упали две серебряные монеты.

Капризный жеребец одного из охранников вдруг заржал и затряс головой. Всадник резко осадил его шпорами, виновато косясь в сторону хозяйки, но она сделала вид, что не заметила этой оплошности.

Двое пеших охранников стояли за спиной интрессы, ожидая приказа бежать к водопаду, чтобы разведать, все ли там безопасно. Лишь после этого ее сиятельство могла отправиться туда пешком.

Еще один слуга — мальчик лет десяти — держал ящик с шелковыми рамами, углем и чернилами. Его пожилой коллега ведал перьями для прописи, кистями и канифолью, двое других слуг переносили раскладные стул и стол, а также треножник, куда ставились рамы с шелком.

— Сегодня не слишком хорошая погода…

— Да, ваше сиятельство, осень почти, — согласился Рулоф.

— Вот мне и взгрустнулось. — Амалия вздохнула. — И я решила порисовать у водопада.

— Порадуйте нас, ваше сиятельство, своим великим дарованием. Будем счастливы!

Амалия улыбнулась. Когда в ней только начал проявляться этот талант, именно Рулоф стал первым ценителем ее рисунков, родители же относились к ее занятиям как к баловству. Ну зачем девочке ее положения кистью возить, как какому-нибудь затейщику из балагана? Да, иногда они выбивались в люди и расписывали дворцы самых знатных господ, но какой смысл в этом занятии для девушки из рода Гудрофов?

Рулоф же с полной серьезностью обсуждал с юной Амалией ее первые рисунки, и она этого не забыла.

— Я хочу взглянуть на этого урода, который крутит твою черпалку, — внезапно заявила Амалия.

— Но, ваша светлость, он смердит! Крутит хорошо, работает без передышек, но пахнет так, что за милю обходить нужно!

— Ничего, мой брат днями сидит в волоке с лошадьми и дромами, хочет вывести тяжелого скакуна. А дромы воняют ничуть не меньше твоего урода, и одежда моего братца тоже… Так что давай заглянем, я давно не видела твой дворик.

— Как будет угодно вашей светлости, — ответил смотритель, не ожидая от визита интрессы ничего хорошего. Она была скора на выводы и резкие суждения.

Сметая шапкой с тропы даже самые незаметные камешки, Рулоф семенил впереди Амалии, а она шагала, высоко подняв голову, как и подобало девушке, чьи предки правили когда-то всем Ансольтским краем.

Двое пеших телохранителей двигались следом, держась в пяти шагах позади госпожи. Подходить ближе им запрещалось, это мешало ее светлости обдумывать сюжеты для новых картин.

— Видел ваших крестьян, ваша светлость, хвала океанам, они возвращаются назад.

— Возвращаются, да не все. Лазутчики доложили, что несколько сотен остались среди поморников. Отец уже думает послать отряд, чтобы вернуть их да высечь, чтобы впредь неповадно было.

Перед небольшой канавой Амалия подобрала подол шерстяного платья и легко преодолела препятствие. Ее телохранители оказались не такими ловкими, один из них споткнулся.

Амалия обернулась и, выждав паузу, сказала весомо:

— Сегодня будешь бит. Я прослежу, чтобы тебе было больно.

— Воля ваша, госпожа, — произнесли оба телохранителя и низко поклонились.

Глава 3

Едва они оказались на смотрительском ярусе, Амалия прикрыла нос платочком, уже жалея, что решилась подвергнуться такому испытанию. Из круглого дворика несло так, что куда там дромам…

Рулоф опасливо на нее косился, видя, как сверкают в глазах интрессы колючие искорки.

— Он что же, совсем не говорит? — спросила Амалия, немного гундося.

— Не говорит, ваша светлость. И не мычит даже. Но если чего покажешь — тотчас выполняет.

— Несчастное существо. Он давно потерял человеческий облик, и самым правильным будет убить его из сострадания.

— Да как же убивать, ваше сиятельство, ведь он работает исправно! — не сдержался Рулоф, ужаснувшись одной этой мысли.

— Но ведь до него у тебя другие работали?

— Работали, ваше сиятельство, но больше полугода никто не выдерживал…

— А этот как же? — Амалия ухмыльнулась, глядя на грязное, заросшее волосами существо. — Он что же, двужильный?

— Он не двужильный, он троежильный, ваша светлость, — подсказал Рулоф, надеясь, что этим заступится за своего работника. Однако мысль убить неказистого раба засела в голове интрессы прочно.

— Сегодня же скажу отцу, чтобы его убили. А тебе пришлют двух других рабов, будешь менять их хотя дважды в неделю, и я прослежу, чтобы тебя никто не обижал.

— Как прикажете, ваша светлость, — деревянным голосом произнёс Рулоф и поклонился. В его глазах стояли слезы.

Не в силах больше терпеть этот запах, Амалия развернулась и пошла прочь, а смотритель опустился на мостовую яруса и тяжело вздохнул.

За последние три года он привязался к Молчуну, и тот для него значил никак не меньше хорошей собаки. А тут — убить и никаких разговоров. Разве это правильно?

Шаги интрессы и ее телохранителей давно затихли, а он все сидел и сидел, не понимая, как вместо Молчуна за ворот встанет другой невольник, со злобным взглядом, заранее винящий Рулофа в своей несчастной доле. Ведь именно он для рабов являлся воплощением неволи, а прелата Гудрофа подчас они даже не видели.

Рулоф уже забыл, что такое перемыкать замки в кандалах и оставаться настороже, не поворачиваясь к невольнику спиной, ведь, удавив его цепью, раб мог попытать счастья и сбежать.

Не успел надсмотрщик свыкнуться с одной горькой мыслью, как ему послышалось приближение новой беды. Это были двое мальчишек: двенадцатилетний племянник прелата Гудрофа Марк и его «оруженосец» — сын прелатского садовника.

Марк был своенравным мальчишкой, пятым сыном в собственной семье, а потому ненужным и отправленным к более знатному и богатому родственнику, чтобы когда-нибудь стать лейтенантом в его войске и отработать собственное содержание.

Иногда Марк наведывался к водочерпалке, чтобы совершить очередную гадость — помочиться с изгороди на ярус или забросать работника камнями. Пользуясь полной безнаказанностью, он и его помощники кричали Молчуну «вонючка!» и швыряли в него камни, покуда не надоест.

Вот и сейчас Рулоф не сомневался в намерениях Марка, тот неспешно спускался с горы, а его сподвижник нес корзину с собранными на склоне горы булыжниками.

— Вонючка, пришел твой последний час! — ломающимся голосом объявил Марк, выбирая из корзины камень поздоровее.

— Сговорились они сегодня, что ли… — пробормотал Рулоф, вставая под защиту стены яруса. Разойдясь, Марк бросал камни не только в раба, но и в смотрителя.

— Снять стопор, заряд в цель! — скомандовал Марк и вместе с помощником принялся швырять камни в ходящего по кругу Молчуна.

Булыжники запрыгали по мощеному двору, высекая искры, но работника пока миновали.

— Ваша светлость, вы испортите собственность господина прелата! — подал голос Рулоф.

— А-а, ты еще здесь, старый пес? Сейчас прибью твоего вонючку, а потом возьмусь за тебя! — пригрозил Марк, и несколько камней упало на ярус.

Рулоф сел на пол и, обхватив голову руками, стал ждать, когда господскому племяннику наскучит это занятие и он уберется.

Один из камней угодил Молчуну в спину, но он и не подумал бежать, только втянул голову в плечи.

Этот меткий бросок вызвал у хулиганов бурю эмоций, они стали бросать чаще, и несколько камней угодили в ворот, потом один проломил доски жилого ящика Молчуна, и снова это вызвало мальчишеский восторг.

На какое-то время подростки прекратили свое занятие, и Рулоф подумал, что на этом безобразия закончатся, но неожиданно в воздух взвился особенно большой булыжник и, описав дугу, ударил Молчуна в лоб.

Звук удара был таким громким, что Рулоф невольно вскрикнул и вскочил на ноги, а подростки засмеялись и побежали прочь.

— Ну все… — упавшим голосом произнёс смотритель, глядя на распластавшегося на мостовой Молчуна. Такого удара не мог перенести никто, будь он хоть трехжильный.

— Вот и все, — повторил Рулоф и стал спускаться во двор.

Оставшееся без тяги колесо остановилось, вода перестала шуметь и литься в желоба. Впрочем, ничем серьезным это не грозило, поскольку в замке имелся трехдневный запас серной воды, а за это время можно было и ремонт провести, и поставить на ворот подходящего раба. Но где взять такого, как Молчун?

Уж если не ядовитые пары, так злоба глупых подростков доконала его.

Рулоф подошёл к Молчуну ближе. Грязные космы разметались по каменному полу, и впервые за долгое время он увидел лицо невольника — прямой нос, обострившиеся скулы и высокий, рассеченный булыжником лоб.

Вот и не стало того, кто и так никем не был.

— Какие крепкие руки… Он мог бы служить мне десяток лет, если не больше, — шмыгнув носом, произнёс Рулоф. — Но, видать, закатилась твоя звезда, парень, раз интресса и Марк этот вместе захотели твоей погибели.

Рулоф утер накатившуюся слезу.

— Ну зачем им знать, кто работает на водочерпалке?! Господское ли дело совать свой нос в эту зловонную яму?!

Рулоф покачал головой и был уже готов разрыдаться, когда вдруг заметил, что Молчун уже сидит на каменном полу и смотрит на Рулофа.

— Эй, да ты живой! — обрадовался смотритель и хотел дотронуться до спутанных волос раба, но тот отвел его руку в сторону и произнёс:

— Ти… куто?

Глава 4

Услышав впервые за три года голос Молчуна, Рулоф сам едва не лишился дара речи.

— Эх-ма, великие реки, да ты никак заговорил! — воскликнул он, вскакивая на ноги.

Молчун тоже вскочил и стал осматриваться с таким видом, словно впервые видел этот двор.

— Пачиму так… пахниет? — спросил он, потом дотронулся до рассеченного лба и увидел на пальцах кровь.

Рулоф испугался, что пришедший в себя раб обвинит его в нанесении раны, и поспешил объяснить ее возникновение.

— Это мальчишки! Марк и дружок его, Бульмарт, они из замка прелата Гудрофа! — громко произнёс он, как говорят для глуховатых людей. — Там — замок прелата Гудрофа, — добавил Рулоф и махнул рукой, показывая примерное направление, однако Молчуна больше интересовало другое.

— Пачиму пахниет? — снова спросил он.

— Дык гадишь под себя, вот и пахнет! Ходи на горшок, и пахнуть перестанет.

— Ти куто? — повторил Молчун свой первый вопрос, продолжая настороженно озираться.

— Я — Рулоф, смотритель здешний.

— Смотрител дешни… — по-своему повторил Молчун.

— Вот именно, — подтвердил Рулоф, опасаясь как-то обидеть невольника. Прежде он не представлял опасности и потому был не закован, но теперь его следовало бояться — с такой силой никто не сладит.

Рулоф достал из-за пазухи грязный платок и протянул Молчуну.

— Возьми, приложи ко лбу… Кровь остановишь.

Невольник взял платок, удивленно на него посмотрел, как будто не догадываясь о предназначении этой вещи, и вдруг спросил:

— Смотрител дешни… а кито я?

От такого вопроса Рулоф даже вспотел. Он снял овечью шапку и, разведя руками, признался:

— Я не знаю, кто ты, мил-человек. Тебя ко мне люди прелата Гудрофа доставили.

Молчун кивнул и, казалось, только сейчас заметил свисавшие почти до пояса длинные космы.

— Мине нада… — Он взял в руки свалявшую прядь. — Мине нада убарать…

— Постричься? — догадался Рулоф.

— Да, — кивнул невольник.

Между тем кровь из раны на его лбу перестала течь, но на этом месте появилась огромная шишка.

— Постой-постой, я сейчас все принесу! — засуетился Рулоф. — У меня и ножницы есть хорошие, правда, они овечьи, но тебе сгодятся.

Подхватив с мостовой оброненный Молчуном платок, он побежал к лестнице и стал быстро подниматься — сначала по ступенькам, потом по тропинке в гору, заскочил в свою хижину, схватил с полки ножницы, пару новых мешков и большую иголку с клубком ниток.

Вернувшись во дворик, смотритель помог невольнику состричь его колтуны, и на каменном полу образовалась целая копна спутанных прядей. Пока Рулоф его стриг, Молчун не переставал принюхиваться, ему не хотелось быть источником такого зловония, и сразу после стрижки он потребовал воды.

— Хорошо, я все тебе принесу, только ты отсюда никуда не уходи, — попросил Рулоф, собирая состриженные волосы.

— Да, — отчетливо ответил Молчун, и Рулоф ему поверил. Этот круглый двор с воротом посередине был единственным домом невольника, другого он не знал.

— Я взять… — сказал Молчун, указав на лежавшие в стороне пару мешков и клубок суровых ниток с воткнутой в них большой иглой.

— Это хомутовка — ею хомуты шьют. Я вернусь и сооружу тебе какие-нибудь штаны, понимаешь?

— Я могу, — уверенно заявил Молчун.

— Ну хорошо, попробуй, — нехотя согласился Рулоф, полагая, что Молчун испортит новые мешки.

«Ну и ладно, невелика потеря — пара мешков. Зато делом будет занят и не сбежит», — рассудил смотритель и поспешил за водой.

Пару ведер пресной воды он мог выделить из своего запаса. Ее приходилось возить в бочке от самого водопада, но для такого случая не жалко.

Пока Рулоф носил воду, рвал горькую полынь на склоне и собирал с зольного отвала щелок, Молчун сосредоточенно кромсал мешки овечьими ножницами. В результате, когда все уже было готово для промывки и уборки в зловонном ящике, у невольника в руках оказались жилетка и штаны, сшитые быстрыми стежками.

— Эй, да ты никак портной? — удивленно произнёс Рулоф, вытирая с лица пот.

Молчун не ответил, но в глазах его смотритель приметил какую-то скрытую радость.

— Вот тебе вода и щелок в чашке. Иди к стоку и мойся, а потом займемся чисткой твоего ящика — вон сколько я полыни собрал!

— К стоку — мойся, — повторил Молчун, взял ведро, полынь, щелок и пошел к стоку, а его обновка осталась висеть на вороте.

Пока невольник мылся, Рулоф еще раз осмотрел сшитые за каких-то полтора часа обновки. Впрочем, ничего особенного — широкие стежки, где-то прихвачено внахлест, но ведь это сделал человек, три года бывший растением.

«Вот и думай, ругать Марка за эту подлость или благодарить?» — размышлял Рулоф.

— Спина! Нужно, чтобы спина! — позвал Молчун, и Рулоф понял, что тот просит потереть ему спину.

Смотритель пришел ему на помощь, скрутил большой пучок полыни и стал растирать широкую спину Молчуна, впервые заметив на нем несколько давнишних шрамов. Это не были следы от плети, которые часто оставались на телах непокорных рабов, скорее рубцы были оставлены ранениями.

Кто же его работник? Наверняка не портной, чтобы орудовать иголкой, такие мышцы не нужны.

Глава 5

Помывшись и переодевшись в обновки, Молчун окончательно преобразился, и теперь, видя его лицо, скрываемое прежде длинными космами, Рулоф воспринимал работника как равного. А глядя на то, как умело Молчун разбирает на доски зловонный ящик, смотритель невольно проникался к нему уважением.

Пока Рулоф уносил старые и приносил свежие доски, Молчун оставшейся водой и пучками травы выскреб участок мостовой дочиста, так что теперь во дворике пахло лишь горькой полынью и от прежнего зловония не осталось и следа.

— Я строить тепиерь… новый, — сообщил невольник.

— Ну… — Рулоф положил очередную стопку досок и выпрямился. — Попробуй, парень, только гвоздей у меня нет, дорогое это удовольствие.

— Гвоздей… не хотеть…

— Хорошо, сейчас принесу ящик с инструментами. — Рулоф вытер со лба пот и засмеялся. — Загонял ты меня, парень!

Уже ближе к вечеру, когда пришло время ужинать, Рулоф решил устроить небольшой пир в новом домике Молчуна. Теперь это было настоящее жилище — просторное, пахнущее сосновой стружкой и собранное на одних шипах, без единого гвоздя.

Рулоф уже не знал, что и думать о своем работнике, ведь тот хорошо управлялся не только с хомутовкой, но и с лучковой пилой, коловоротом и молотком.

На небольшом столе, сбитом из обрезков досок, дымились кружки с заваренной мятой, рядом лежали кукурузные лепешки, засахаренные кусочки белой моркови и несколько полосок острой вяленой баранины.

Для Молчуна, которому полагалась лишь кукурузная лепешка да холодная вода, это должно было показаться настоящим пиром, однако ему не с чем было сравнить, ведь своего обычного рациона он совсем не помнил.

— Хороший сарайчик, светлый, высокий, — не переставая нахваливал Рулоф новое жилище работника.

— Мне нужно… этот трава, — сказал Молчун, указывая на источающую аромат кружку.

— Этого у нас хватает, на склоне под кустами ее полно…

— И камней… Белый мягкий…

— Мягкий белый камень? — переспросил смотритель. — Мел, что ли?

— Да-да, — закивал Молчун. — Нужен мел.

— Мел тоже имеется, завтра все тебе принесу, — пообещал смотритель и, прихлебывая ароматный отвар, мечтал о том, чтобы интресса Амалия забыла о своих жутких планах.

Разумеется, теперь, когда с Молчуном произошли большие перемены, его едва ли можно было назвать уродом и вонючкой, однако Рулоф хорошо знал нравы господ: сказав однажды глупость, они ни за что от нее не откажутся, чтобы не потерять лицо перед слугами.

Вся его надежда была лишь на молодость Амалии, на то, что за своими девичьими заботами она забудет об ужасном намерении.

— Откуда же ты родом, тоже не помнишь? — осторожно спросил Рулоф, когда они съели по лепешке.

— Нет. Но мине… трутно говориять на вашем езыке.

— Дык я вижу, что трудно. Но хорошо хоть так.

— Я всигда это хадиль? — спросил Молчун указывая на ворот.

— Да, все три года. Это твоя основная работа, другую я делаю сам.

— Я… в неволье?

— Да, парень, так получилось, — со вздохом подтвердил Рулоф.

Глава 6

Напрасно Рулоф надеялся, что Амалия забудет о своем намерении убить раздражавшего ее раба. Наутро рядом с водочерпалкой послышалось ржание лошадей, а когда смотритель выглянул из-за каменной ограды, он увидел четырех всадников, накидывавших поводья на вкопанный столб.

Это были гвардейцы прелата Гудрофа — в одинаковых бордовых мундирах, в стальных шлемах и с гербами в виде белого грифона.

— Эй, где тут урод вонючий? — спросил один из них, поправляя ножны.

— Уже два часа, как работает… — упавшим голосом ответил Рулоф. Он понял — это конец.

— Да нам плевать, сколько он работает, — отозвался другой гвардеец и встал к забору, чтобы помочиться.

— Здесь убивать будете? — глухо спросил Рулоф.

— Зачем здесь? Сказано отвести к водопаду и там сбросить. А ты не рад, старик?

Гвардеец справил нужду и, приведя в порядок штаны, широко зевнул.

— Приведут тебе чистого работника, и не будет больше никакой неприятности, — сказал он.

— А может, он к дерьму этому принюхался? — предположил высокий с крючковатым носом и сам засмеялся своей шутке, но остальные его не поддержали.

— Ладно, показывай, где твой работник, — сказал первый, самый широкий в плечах и самый старший.

— Чего показывать? Вон он, воротом скрипит… — сказал другой.

Пройдя через калитку, гвардейцы вышли на смотрительский ярус и, посматривая на вращавшего ворот работника, стали спускаться во дворик.

Чужих Молчун заметил сразу, но работу не прекратил, только бросил на Рулофа быстрый взгляд, но тот сразу отвел глаза.

— Чего-то он на урода не больно похож, ладно скроен, — сказал старший.

— Такому коня хорошего и меч — будет добрый гвардеец для прелата, — заметил другой.

— Это не нашего ума дело, — возразил им высокий. — Сказали — в воду, значит, в воду. Эх, даже в нос шибает!

— Это от воды серной, — пояснил Рулоф. — Если долго ею дышать, для здоровья вредно будет.

— Ну, тогда мы по-быстрому.

Когда гвардейцы спустились во дворик, Молчун прекратил работу, отошел от ворота и стал смотреть на приближавшихся непрошеных гостей.

— Пойдем с нами, дружок, тут недалеко… — сказал старший, держа руку на рукояти меча. Раб был высок и крепок, ожидать от такого можно было чего угодно.

— Я не пойти, — четко произнёс невольник, отступая на шаг.

— Да он говорит, Гигрут! — поразился один из четверых.

— А нам говорили — немой, — удивился высокий. — Эй, старина, а у тебя нет другого раба?

— Нету, — сдавленно ответил Рулоф.

— Значит, этого резать надо.

— Пошто сразу резать? — вскинулся старший. — Тебе бы резать только!

— А как ты его возьмешь? Видишь же — сам он не пойдет!

— Ну так ты и режь…

Старший отступил назад, а высокий выхватил из ножен четырёхфутовый меч и двинулся к Молчуну.

— До пояса разделаю! С одного удара! Спорим, Крич?

— Не разделаешь. С одного удара не получится, здоров он больно.

— Сколько ставишь против? — уточнил высокий, поудобнее ухватываясь за рукоять меча и наступая на невольника.

— Два полных серебряных маркеция!

— Ха, четырнадцать хенумов? Принимаю, Крич, теперь можно и постараться!

Рулоф отвернулся, а три гвардейца внимательно следили за происходящим, четырнадцать хенумов не шутка, это жалованье за месяц.

— Готовься к смерти, вонючка! — произнёс высокий, видя, что отступать выбранной жертве уже некуда.

«Ыхх!» — выкрикнул он и ударил что было сил, однако неподвижный невольник вдруг сместился в сторону и ударом ладони изменил направление клинка.

Сталь врезалась в мощеный пол, брызнули искры, и в следующее мгновение меч оказался в руках раба, а гвардеец получил тычок в грудь и отлетел ярда на четыре.

— Вот и распрощался ты со своим серебром, Бакрут! — обрадовался выигравший пари гвардеец.

— Ладно орать, что делать будем? — забеспокоился старший, доставая меч.

— Рубите его, чего тут думать?! — закричал принявший бесчестье Бакрут.

Старший сделал полшага вперед, затем провел пробный выпад, но невольник легко отбил удар.

— Это не тот вонючка, старик, ты обманываешь нас?

— Ничего не обманываю! — радостно закричал Рулоф. — Парень вчера будто переменился, заговорил, постригся и одежку сварганил! Так что теперь это другой раб, и он вам сейчас бошки-то пооткручивает!

— Я за арбалетом… — сказал Бакрут, и в этот момент Молчун рванулся вперед, отразил пару направленных на него выпадов и перекрыл выход на лестницу.

— Та-а-ак, — протянул старший, выбирая новую позицию. — Крич, Бакрут, Лихарь, работаем две пары. Крич, со мной. А ты, Бакрут, бейся кинжалом. Начали.

Двое гвардейцев одновременно атаковали Молчуна, растягивая его защиту на два фронта, но тот справлялся, отбивая удары то мечом, то снова ладонью, звонко щелкая по плоским сторонам клинков и ухитряясь не пораниться.

Гигрут и Крич выкладывались в полную силу, чередуя удары мечами и быстрыми кинжалами, однако это не принесло результатов и в дело вступила свежая пара, сразу взвинтив темп. Однако теперь невольник стал защищаться иначе, он подсек ногой Лихаря, и тот рухнул на каменный пол. В следующее мгновение жало трофейного меча коснулось горла упавшего, однако добивать его невольник не стал и, посмотрев на замерших гвардейцев, отошел.

— Это колдовство! — закричал Бакрут.

— Какое колдовство? — возразил старший. — Я же понимаю, что он делает, только повторить не смогу…

— И что теперь? — спросил Лихарь, поднимаясь.

— Едем к прелату, пусть он решает, что делать с этим… невольником, — принял решение Гигрут и убрал меч в ножны. — Мы уходим, невольник, вернешь Бакруту оружие?

Молчун помедлил мгновение, а затем бросил владельцу его меч.

Бакрут поймал его и, покачав головой, сказал:

— Вот каналья, кучу серебра из-за тебя продул…

Когда посрамленные гвардейцы вернулись к лошадям, у Гигрута мелькнула мысль вернуться с арбалетами и покончить со строптивым рабом, однако он сам попросил невольника вернуть меч Бакрута, а значит, дал слово. Еще одного бесчестия для себя Гигрут допустить не мог, да и не верил он, что сведущий в драке невольник даст просто так подстрелить себя.

«Нет, к прелату, немедленно к прелату. Пусть его светлость сам решает, как быть дальше».

Глава 7

Прелат Легвос Гудроф в хорошем расположении духа вышел из псарни, где любовался новым приплодом породистой суки, купленной два года назад. Щенки обещали стать звездами одного из будущих охотничьих сезонов, а стало быть, прелат мог их выгодно продать или преподнести в качестве подарка особо влиятельным чиновникам имперских департаментов.

Подобные подарки очень ценились, поскольку щенки этой породы уже с рождения имели зубы, а по достижении двухгодичного возраста в одиночку справлялись с вепрем.

«А еще подарю по щенку прелатам Корвелю и Дакстеру — их советы помогли в войне с Илкнером…»

Война закончилась замирением, и император лично выступил посредником, чтобы прекратить разорение крупнейшего края империи. Для Гудрофа это оказалось весьма кстати, он успел продемонстрировать Илкнеру свою решимость и силу своей армии. Пока тот жег деревни противника, армия Гудрофа уничтожала ирригационные сооружения в приграничной провинции Илкнера, и этот ущерб куда значительнее.

Теперь крестьяне из разоренных деревень вернулись, и Гудроф приказал выдавать им по десять серебряных хенумов на восстановление хозяйства, рассчитывая, что через год-полтора они снова будут в порядке, а вот Илкнеры свою ирригацию будут восстанавливать не менее десяти лет, и все это время кукурузу и злаки им придётся возить из земель Гудрофа.

Вот она, цена войны для обоих противников. Вряд ли в ближайшие пять лет Илкнер решится объявить соседу новую войну, а за это время его старший сын Сборстьен достигнет зрелости и, возможно, попытается испробовать на прочность армии соседей.

Прелат поднял голову и посмотрел на редкие облака. Сегодняшний день обещал быть погожим, а значит, еще один плюс для сбора урожая. Гудроф принадлежал к тем прелатам, которые не полагались на своих управляющих полностью и лично занимались делами края, выручая благодаря этому в разы больший доход. Вот и теперь прелат отслеживал каждый день сбора урожая, прикидывая возможные денежные поступления и цены на местных рынках.

Картофель и сахарная морковь были уже убраны, но злаки запоздали с созреванием — лето выдалось прохладным, однако оставалась надежда, что и их уберут без потерь, хотя месяц дождей был на подходе.

Гудроф топнул ногой, проверяя качество мостовой нового замка, однако все было сделано на совесть, ни один камень не пошевелился.

Прелат не жалел денег на мастеровых, прибывавших к нему на заработки из самых дальних земель. Стену из камней они вязали так искусно, что ее потом не брало гранитное ядро, а вот малый замок Илкнера, который удалось разрушить солдатам Гудрофа, был слеплен задешево, на скорую руку каменщиками из разорившихся крестьян.

— Кубилон!

— Я здесь, ваша светлость! — поклонился секретарь, повсюду следовавший за прелатом и готовый записывать указания своего господина.

— Запиши — заменить водосток на третьей башне, вода попадает на стену и точит раствор…

Кубилон торопливо заскрипел грифелем, записывая, для скорости, на деревянной дощечке. Позже все свои записи он переносил на бумагу пером и чернилами, проставлял даты и убирал в архив.

— Записал? — уточнил прелат, поправляя складки на простом мундире.

— Так точно, ваша светлость.

— Тогда запиши еще: вызвать из города сапожника, да не того, что в прошлом году приезжал, а другого — из Рулля. Записал?

— Уже… почти… Уф, записал!

— Так оно дешевле обойдется, если прямо сюда вызвать, — вслух продолжал размышлять прелат. — И запиши, чтобы все несли чинить свои башмаки, а то потом ноги натирают и работать не хотят.

— Так точно, ваша светлость…

— Сколько в прошлом году пар башмаков починили?

— Восемь сотен пар, ваша светлость.

— Значит, сберегли сотен пять людей для работы. А то придумали моду, чуть что, в поле не выходить. Записал?

— Так точно, ваша светлость.

— Ну и ладненько.

Прелат еще раз осмотрелся. Строители доделывали стены, достилали мостовую и белили флигель. Все основные работы были уже закончены, но доделки могли тянуться не один год, прелат Гудроф хорошо это знал.

Продолжая обдумывать свои дела, он вышел через ворота по новому мосту и, заглянув в недавно обложенный камнем ров, остался доволен. Вода в нем стояла чистая и совсем не пахла. Оно конечно, грязная вода для противника куда неприятнее, зато при чистых рвах люди в замке болеть реже будут, а если запустить рыбу, так еще и дополнительный доход снимать можно.

За рвом прелата дожидались его телохранители, двадцать отборных гвардейцев на гнедых лошадях, но неподалеку, верхом на вороных, ожидали четверо гвардейцев из другой роты.

Заметив прелата, сержант Гигрут соскочил на землю и поспешил навстречу господину.

— Ваша светлость, нижайше прошу прощения! Не справились мы!

— Постой-постой, с чем не справились? — на ходу спросил прелат. Он не сразу смог вспомнить, куда посылал сержанта.

— Не смогли мы урода угробить, ваша светлость!

— Ах, вон оно что! — Гудроф вспомнил, что Амалия просила его столкнуть зловонного раба в водопад. — Как же так получилось?

— Он воспротивился, ваша светлость!

— Да как же могла воспротивиться эта бессловесная скотина? Он ведь даже говорить не может и ходит под себя.

— Непохоже на то, ваша светлость! Смотритель ваш сказал, что он изменился. Да мы и сами видели — чисто одет, лицо выбрито и на всей черпалке ничем, кроме серной воды, не пахнет.

— Да ты сказки какие-то рассказываешь, — обронил прелат, садясь в седло. — Он же немой просто!

— Никак нет, ваша светлость, теперь говорит. Не пойду с вами, сказал, а как зарубить его пытались — меч отнял и бой принял! Мы его никак захватить не могли, ваша светлость, такой боец, что и в гвардию не жалко!

Прелат с удивлением посмотрел на раскрасневшегося сержанта, которого знал как хорошего солдата и человека рассудительного.

— Заговорил, говоришь?

— Собственными ушами слышал, ваша светлость!

— Так-так. — Прелат задумался, быстро меняя свои планы. По деревням он мог проехаться и позже, пока день длинный, многое успеть можно, а теперь хорошо бы на черпалку съездить и убедиться, что все сказанное сержантом правда. Если этот невольник действительно заговорил, от него можно ждать важных новостей.

— Ладно, Гигрут, давай в казармы, а я до черпалки прогуляюсь. Тут на лошадях — полчаса лету.

Глава 8

Проводив взглядом всадников до поворота, Рулоф вернулся на водочерпалку и увидел, что Молчун, как ни в чем не бывало, снова вращает ворот.

«Хороший человек, — подумал смотритель. — И строить, и рубить мастак, с таким я не пропаду. Нужно только к прелату поехать и в ноги упасть, попросить оставить Молчуна в покое. Он же переменился, он теперь совсем другой!»

Не останавливаясь, Рулоф поднялся по лестнице к своему жилищу и вывел из небольшого хлева разъездного осла — Лумбария.

Предчувствуя разминку, Лумбарий заплясал на месте, пытаясь вырвать повод, но Рулоф ударил его по спине, и осел успокоился, позволив проводить себя на ярус.

— Я поеду к прелату и паду ему в ноги! — сообщил Рулоф Молчуну, но тот только кивнул.

— Ты не думай, просто так я тебя в обиду не дам — такой хороший работник! Я мигом обернусь!

Рулоф потянул за повод, таща осла к калитке, но тот заупрямился. Неожиданно Молчун остановился, шум воды в колесе прекратился.

— Скажи, зачем крутить я, а не он? — спросил невольник и указал на осла.

— Дык вода парит ядовито, осел и двух месяцев не протянет — издохнет.

Едва Рулоф произнёс эти слова, Лумбарий взревел и повалился на бок.

— Вставай, сволочь, брось притворяться! — начал браниться Рулоф, дергая за повод, но осел довольно правдиво имитировал обморок и не подавал признаков жизни.

Между тем Молчун оставил ворот, взобрался на ярус, а затем и на забор, послюнил палец и поднял над головой.

— Ветер всегда там? — спросил он, указывая на север.

— Иногда с севера, а иногда с северо-востока, — ответил Рулоф, не понимая, к чему клонит работник.

— Я делаю читний воздух.

— Чистый… — поправил Рулоф.

— Да.

Невольник спустился во двор, снова впрягся в ворот и стал накачивать воду.

— Вставай, скотина, мы должны отправляться к прелату! — закричал в отчаянии Рулоф, дергая за повод лежавшего на ярусе осла, однако Лумбарий в ответе лишь громко икнул и выпустил газы. Он прекрасно понимал слово «прелат» и связанные с ним двенадцать миль пути по холмам. Удаляться от кормушки более чем на полсотни ярдов осел не намеревался и из-под прикрытых век следил за поведением хозяина — когда же тот поймет, что сегодня добраться до прелата ему не удастся?

И Рулоф сдался. Он бросил поводья и сел на ярусе, свесив ноги во дворик.

Ну что он скажет прелату? Чем он удивит его, ведь гвардейцы и так доложат о своей неудаче и его светлость обязательно захочет взглянуть на эдакое чудо — чтобы немой вдруг заговорил.

Поразмышляв так с полчаса, Рулоф поднялся и направился к себе в хижину, чтобы выпить мятного отвара.

Почувствовав изменение в планах хозяина, Лумбарий встряхнул головой, поднялся на ноги и громко заорал, демонстрируя удивление такому неожиданному чуду.

— Эх, бессовестная ты скотина, обманщик, — сказал ему Рулоф, возвращаясь. Затем взялся за повод, повёл осла обратно в хлев, а Молчун продолжал толкать ворот, и по его виду нельзя было понять, о чем он думает и думает ли он вообще о чем-нибудь.

Глава 9

В полном одиночестве и великой грусти Рулоф кружку за кружкой пил мятный отвар, а его коварный осел тем временем наслаждался свежим овсом.

Рулоф ждал появления прелата и то и дело выходил на крыльцо лачуги, чтобы послушать — не едет ли прелат со своей многочисленной свитой? Но несмотря на такое усердие, появление господина Рулоф все же пропустил. Лишь ржание осаженных у забора разгоряченных лошадей стало ему знаком, что Гудроф уже прибыл.

Забыв, что собирался помочиться — полдюжины кружек мятного отвара уже просились наружу, Рулоф бросился по лестнице вниз, не боясь упасть и разбиться о каменные ступени.

— Ваша светлость!.. Премного благода… рен! — сбивая дыхание, вопил Рулоф, намереваясь выскочить за калитку прежде, чем прелат сойдет с седла на землю. Но к тому времени, как он, теряя шапку, выскочил за забор, прелат уже направлялся к калитке.

— Ваша светлость!

— Не кричи, Рулоф, я же рядом. Что у тебя за новости? — спросил прелат и, отстранив смотрителя, деловито прошел на территорию водочерпалки.

— Дык заговорил, ваша светлость! Заговорил! — воскликнул смотритель и побежал следом за прелатом, опережая устремившихся за хозяином телохранителей.

Выйдя на смотрительский ярус, прелат Гудроф пошел медленнее, он сразу приметил изменения во внешнем виде невольника, хотя последний раз видел его полгода тому назад. Приготовившись к зловонию, поднимавшемуся прежде из круглого дворика, прелат, к своему удивлению, ничего не почувствовал, зато сразу отметил добротно сколоченный из новых досок домик.

— Кто это построил? — спросил он, останавливаясь на ярусе.

— Дык сам, ваша светлость.

— А одежку, что на нем, ты скроил?

— Нет, ваша светлость, вчера он сам все и поделал.

— Чудно звучит. А что у него на лбу за шишка? Упал?

— Не хотел говорить, ваша светлость, но это ваш племянник озорничали — булыжником его приложили, он и упал, а как поднялся и в себя пришел — заговорил и стричься попросил.

— Прямо так и попросил? По-ансольтски? — Прелат недоверчиво покосился на Рулофа.

— По-ансольтски, ваша светлость, только он пока не шибко может, но все говорит понятно — я разобрал.

— Прямо не знаю, как и верить… Одежку, говоришь, сам пошил, ящик собрал тоже сам?

— Да еще и на шипах, ваша светлость, без единого гвоздика!

— Чудно.

Прелат задумчиво поскреб короткую бороду, он уже не ждал от этого раба никакого прока, кроме работы на водочерпалке, — и вдруг такие перемены. А было время, когда он возлагал на чужеземца большие надежды.

— Ты спрашивал у него, кто он, откуда?

— Спрашивал, ваша светлость, не раз спрашивал, но он не помнит…

— А как вел бой с моими гвардейцами, видел?

— Видел, как не видеть, думал, сам не переживу такой картины… — Рулоф вздохнул. — Сначала испугался, что они его порубят, а потом — что он их…

— М-да… — Прелат покачал головой. — Удивительные вещи происходят в наши времена. Ты вот что… Ты следи за ним, есть давай вволю, пить, если чего построить захочет — способствуй.

— Понял, ваша светлость.

— И еще — его ведь заковать теперь требуется?

— Полагаю, он теперь не сбежит, ваша светлость… — осторожно заметил Рулоф.

— С чего такая уверенность?

— После драки с вашими ему самое время бежать было, а он остался. Ну а ежели что, места у нас пустынные, далеко не уйдет. С вашими собаками, ваша светлость, беглого из-под земли достать можно.

— Это ты прав, собаки у меня хорошие.

Прелат вздохнул и, посмотрев на небо, проследил, куда гонит ветер отяжелевшие осенние облака. Для завершения сбора урожая требовалось совсем немного ясной погоды. Совсем немного.

— Ладно, посматривай тут. Я через недельку наведаюсь, посмотрю, как у него дела, а ты при случае продолжай выпытывать, кто он и откуда.

— Всенепременно, ваша светлость, — с поклоном заверил прелата Рулоф. — Всенепременно.

Проводив прелата до лошади и еще раз поклонившись ему и его свите, Рулоф надел шапку и поспешил назад.

Молодцевато пробежав по ярусу, Рулоф спустился во дворик и, забежав перед вращающим ворот работником, радостно закричал:

— Молчун, стой! Да брось ты эту оглоблю!

Работник остановился, разогнул спину и сделал несколько разминочных движений.

— Его светлость отменил твою экзекуцию, ты теперь живой будешь!

— Я панимаию, — с акцентом ответил работник и посмотрел куда-то в сторону водопада. — Тепиерь мы можна строить…

— Чего строить?

— Я гавариэть тибе, чтобы тут делал животный. Где делал животный — люди делать не нада.

— Дык я ж тебе пояснял — скотина дохнет быстро, пары тут, чуешь? Это в тебе пять жил, вот ты и тянешь, а другой бы еще когда скопытнулся, всегда так было. А скотина и два месяца не выхаживает.

— Я проветриваю воздух чис-тый… Скоатина мочь делать много.

— Понятно. Так тебе доски нужны?

— Всякие крепки материал. Кожа, холстые, клейный.

— А холст какой?

— Парус.

— Парус?

— Да, я проветриваю воздух, как парус.

— Ага, — кивнул Рулоф. — В пристройке у меня полно всякого материала, для ремонта черпалки что только не идет в дело.

Он посмотрел на свою хижину, а потом на мышцы Молчуна.

— Ну так это… пойдем, сам выберешь.

— Да. Как далеко я мочь ходить, чтобы воды было?

— А-а, ты о запасе? Можешь не беспокоиться, там в замке озерцо дня на три имеется. Это еще отец мой предвидел, для ремонтов и других перерывов.

— Идием?

— Идем, только… — Рулоф вздохнул. — Ты пообещай, что не сбежишь, а то меня за такое не помилуют.

— Мне негде сбежать, я буду делать пользу проветривать здесь.

— Ну, хорошо, — не слишком уверенно ответил Рулоф и снова вздохнул.

— Я даже не слышать, кто я… — добавил невольник.

Глава 10

Они поднялись к хижине, и в просторной складской пристройке Молчун стал отбирать нужный для работы материал.

Доски, веревку, пару рулонов плотного холста и забитый деревянной пробкой кувшин, в котором, по утверждениям Рулофа, находился самый наилучший клей, какой только можно было представить.

— Это я сам завариваю, точно по списку своего отца. Даже зубья на шестеренках по полгода держит, железо точится, а клею хоть бы что.

Собрав выбранный Молчуном материал, они вместе принесли его во дворик, и невольник без задержки принялся размечать принесенное куском мела, определяя места будущих распилов и кройку холста.

Пока Рулоф ходил за инструментами, разметка была закончена.

— Откуда же в тебе столько премудрости, Молчун? — в который раз поразился смотритель. — Я не удивлюсь, если ты и в кузнечном деле понимаешь…

— Я понимать железо, понимать дерево. Я везде понимать… Но кто я быть — я не понимать, — ответил Молчун, не прерывая работы.

— Но это ж невиданное дело, другие и одно ремесло годами постигают, а ты все разом умеешь. Даже солдат прелата отвадил, а ведь мог их и вовсе порешить! Ведь мог?

Рулоф даже взмок от таких открытий и, сняв шапку, вытер ею лицо.

— Удивительное дело!

— Не очень удивительное, — ответил Молчун, подкручивая винт на лучковой пиле. — Я стар-мастер.

— Стар-мастер? — переспросил Рулоф.

— Да.

— А что это означает?

Молчун выпрямился и немного удивленно посмотрел на Рулофа.

— Этого я не понимать, — признался он.

— Но ты же сам сказал — я все могу, потому как стар-мастер…

— Я говорить, но я не понимать. Это далеко у меня назад, будем ждать.

Молчун вздохнул и сделал пилой на сосновой доске наметку.

— А ты говорить — побежать…

— Ну ладно. — Рулоф решил сменить тему. — Работай. Ты чего хочешь собрать-то, просвети меня темного?

— Я хочу собрать сюда ветер и дать воздух, чтобы чистый. Чтобы скоатина мочь делать много.

— Ага… — кивнул Рулоф и чуть было не спросил: а ты тогда что делать будешь?

Но Молчун продолжил и сам ответил на незаданный вопрос:

— Пока скоатина мочь делать много, я мочь строит еще машина…

— И что же это будет за машина?

— Чтобы ветер крутить. Здесь крепкий ветер. — Молчун махнул куда-то на северо-запад и основательно взялся за дело, принявшись пилить, строгать, делать коловоротом дырки и готовить шипы.

Оставив его, Рулоф отправился по своим делам, а когда вернулся, Молчун уже прилаживал на каменный забор первые детали большой рамы.

Пока что конструкция выглядела для Рулофа непонятной, но он решил подождать с расспросами и посмотреть, что же из этого выйдет дальше.

Готовясь к обеду, он зарубил старую, переставшую нестись курицу и из ее потрохов сварил похлебку — для себя и Молчуна. О том, чтобы кормить такого ценного работника брюквой или кукурузой, не могло быть и речи.

Трапеза происходила в полной тишине тут же, на строительной площадке. Ворот оставался недвижимым, и серной водой во дворике почти не пахло. Молчун доел похлебку, вычистил куском хлеба свою плошку и, вернув ее Рулофу, благодарно кивнул. Затем поднялся с каменного пола, посмотрел на раму и без раскачки взялся натягивать на нее выкроенный холст.

Рулоф собрал посуду и стал подниматься по лестнице. На самом верху у самой хижины он обернулся и посмотрел на дворик.

Если бы он женился лет в двадцать пять, у него уже мог быть такой сын. Может, не такой высокий и сильный, но все же хоть какая-то поддержка на старости лет. Что толку быть вольным, если ты одинок?

Глава 11

С дороги донесся звон колокольчиков, и Рулоф узнал «голос» экипажа интрессы Амалии.

Поставив посуду на крыльцо и подхватив шапку, он сбежал на ярус и помчался к калитке, чтобы встретить важную гостью.

Теперь уже Рулоф не радовался визиту Амалии, поскольку последний ее приезд принес ему много неприятностей. Не знал смотритель, чего от нее ждать и в этот раз, а вдруг она уговорила отца уничтожить Молчуна? Что тогда?

Экипаж Амалии и ее свита остановились ярдов на пятьдесят дальше обычного места, и Рулофу, подхватив полы халата, пришлось бежать им навстречу, чтобы продемонстрировать молодой хозяйке свое уважение.

Соскочивший с козел слуга не успел разложить выдвижную ступеньку, и Амалия обошлась без нее.

Опоздавший слуга замер, ожидая гнева госпожи, та фыркнула и ударила его по голове коротким стеком. Сегодня ее раздражало абсолютно все, и, не дожидаясь телохранителей, она зашагала навстречу Рулофу, начавшему кланяться ей издалека.

— Здравствуйте, ваша светлость! Очень рад вас видеть!

— Ну что, старый интриган, тебе удалось переубедить моего отца?

— В чем переубедить, ваша светлость? — сыграл испуг Рулоф, останавливаясь и прижимая руки к груди.

— Я попросила уничтожить эту вонючую гадость, эту зловонную яму, и отец согласился со мной, а ты его отговорил!

— Я никого не отговаривал, ваша светлость. Утром здесь были гвардейцы и пытались увести Молчуна, но он им не дался. Вот и все. Неужели вы думаете, что я, нижайший из ваших слуг, почти что раб, дерзну о чем-то спорить с его светлостью прелатом Гудрофом?

— Вот и знай свое место, а то пожалеешь! — прошипела Амалия, заставив Рулофа содрогнуться. Та ли это девочка, которую он знал столько лет и вместе с которой радовался ее первым успехам в росписи шелковых рамок?

— Его светлость сам принял такое решение! — воскликнул Рулоф, обгоняя телохранителей и забегая перед интрессой.

— Я знаю, — ответила та и щелкнула стеком по перчатке. — Я встретила его по дороге сюда, и отец сказал мне, что убивать вонючку больше нет смысла, якобы он поправляется и больше не пахнет. Как такое возможно: сегодня одно мнение, завтра другое? А ведь я уже приготовила для тебя двух крепких рабов, Рулоф!

«Да что же ей так взбрело-то?» — мысленно сокрушался Рулоф, снова обегая вокруг звенящих амуницией телохранителей.

Оттеснив Рулофа, Амалия первой прошла на ярус и сразу увидела стоявшую на каменной ограде конструкцию из свежеструганных балок.

Молчун, не обращая внимания на пришедших, продолжал выпиливать очередную деталь. Не узнав его, Амалия повернулась к подоспевшему Рулофу.

— А где же вонючка?

— Это он и есть, ваша светлость, — ответил смотритель.

— Да нет же, это другой человек! — не поверила Амалия.

— Тот самый, ваша светлость, просто он пострижен, помыт, да и домик себе новый построил.

— Так это он построил?

— Собственными руками, без единого гвоздя и на одних шипах.

— Поразительно. — Амалия недоуменно покачала головой. — А почему он больше не пахнет?

«Далось тебе это — пахнет — не пахнет!» — мысленно возмутился Рулоф, ему казалось странным, что все уделяют этому так много внимания.

— Ваша светлость, этот парень пришел в себя после долгой хворобы, поразился тому, как выглядит, и попросил постричься и помыться. Сломал старый сарайчик, построил новый и пользуется отхожим местом, как и любой другой житель нашего края. Потому и не пахнет.

— М-да… — Амалия осторожно потянула носом. — Пахнет сосновой стружкой и полынью. Удивительно.

Интресса подошла к краю яруса и облокотилась на невысокую ограду.

— Какой же он огромный, раньше за грязными космами его роста и видно не было, а теперь… Что он строит?

— Я не знаю, ваша светлость. Он пообещал мне впрячь сюда осла.

— Но ведь животные умирали здесь, не выдерживая паров серной воды, правильно?

— Именно так, ваша светлость, я ему все так и объяснил, а он сказал, что может сделать в яме хороший воздух и осел сможет выжить.

— И ты полагаешь, что он сумеет сделать это с помощью вот этих деревяшек? — с усмешкой поинтересовалась Амалия.

— Ваша светлость, после того как он сам скроил и пошил себе одежду и собрал домик, я ему вполне доверяю. Мало того, не знаю, можно ли говорить это вашей светлости, но утром он поколотил гвардейцев вашего батюшки…

— Что значит — поколотил гвардейцев? — спросила Амалия, выпрямляясь.

— Ну… — Рулоф был не рад, что затронул эту тему. — Одним словом, утром гвардейцы приходили его зарезать…

— Не зарезать, а сбросить в водопад, — поправила Амалия. — Это я так распорядилась.

— Вам лучше знать, ваша светлость, но он гвардейцам не дался, и они его прямо здесь зарубить хотели.

— И что ж не зарубили? — спросила Амалия, следя за тем, как невольник прилаживает очередную деталь.

— Не смогли, ваша светлость, он проворнее их оказался. Так ни с чем и уехали, а затем уже ваш батюшка наведался…

Амалия молчала, недоуменно хлопая ресницами. Произошедшие с невольником перемены никак не укладывались в ее голове. Он строит, он шьет, он прогоняет гвардейцев, а еще пару дней назад он напоминал растение.

— Я хочу спуститься к нему, мне нужно увидеть его вблизи.

— А вот этого делать не стоит, ваша светлость! — Рулоф загородил собой выход к лестнице. — Кто знает, что придет ему в голову при виде вас, ведь это молодой мужчина! А ваши телохранители, при всем уважении, едва ли лучше гвардейцев.

Охранники угрожающе двинулись к Рулофу.

— Пст! — произнесла интресса и сделала рукой останавливающий жест.

Охранники подались назад.

— Хорошо, Рулоф, ты меня убедил. Сегодня я не стану беспокоить твоего работника… Но и на водопад я сегодня тоже не поеду — мне расхотелось. Прощай, Рулоф, провожать меня не нужно, сегодня ты меня раздражаешь.

Смотритель молча ей поклонился и оставался на месте, пока Амалия и ее свита не удалились.

Глава 12

Гости ушли, Рулоф покачал головой и вздохнул. С выздоровлением Молчуна история водочерпалки начала развиваться слишком быстро, и это было непривычно для смотрителя. За много лет работы он привык к определенному ритму жизни, неспешной смене работников, не слишком частым визитам Амалии и совсем редким — самого прелата Гудрофа. А тут — какое-то нашествие хозяев, только успевай кланяться.

Чтобы развеять свои тревоги, Рулоф спустился к Молчуну, который уверенно заканчивал свою работу. Для завершения рамы ему оставалось поставить лишь пару деталей.

— Ну, как дела? — спросил Рулоф, останавливаясь рядом.

— Завтра работать скоатина, — заявил Молчун. Затем приложил очередную деталь к раме и, сделав отметку, принялся коловоротом высверливать отверстие.

Через минуту новая деталь была скреплена шипом.

— Зачем приходил эта девочка?

— Это не девочка, Молчун, это молодая госпожа — интресса Амалия.

— Она ушла совсем недовольна.

— Замуж ей нужно, тогда успокоится, — угрюмо заметил Рулоф.

— Ты умеешь печить пирог?

— Что? — удивился Рулоф.

— Печить пирог. Неправильно?

— Нужно говорить — печь пирог. Да, я могу сделать пирог с рыбой и перцем.

— Сделай. Я заканчиваю и помочь тебе. И, пожаливайста, больше говори ко мне. Я хочу быстро учиваться гаварить по-ансультские.

— По-ансольтски.

— Да.

— Ну хорошо, буду говорить с тобой чаще… И пойду готовить пирог.

Оставив Молчуна, Рулоф стал подниматься по лестнице, пытаясь осознать, что же происходит на водочерпалке, если ему, смотрителю всего механизма, раб предлагает приготовить ужин.

Рулоф усмехнулся. Странное дело, но ему было приятно услужить Молчуну. С тех пор как тот «проснулся», стало ясно, что это человек особенный, раз им интересуется сам прелат.

«Не задержится он здесь, ох, не задержится, — подумал Рулоф и зашагал быстрее. — Но ничего не поделаешь, большому каравану — длинная дорога».

Едва Рулоф замесил тесто и занялся нарезкой маринованной сикши — мелкой рыбешки, которую ловил в тихой заводи неподалеку от водопада, заявился Молчун.

Пригибаясь, чтобы не удариться головой о притолоку, он улыбнулся Рулофу и показал большие вымытые ладони.

— Я могу помогать. Где тесто есть?

— Вон, доходит. А ты потолки перец и порежь лук…

Вдвоем они быстро приготовили начинку, и Рулоф не уставал поражаться тому, с какой легкостью Молчун умеет управляться со стряпней, как будто занимался этим долгое время.

— Есть ли такое ремесло, в котором ты не смыслишь, Молчун? — спросил он наконец, когда пирог был поставлен в печь.

— Стар-мастер должен понимать все, на куда направленый человеческий глаз.

— Опять «стар-мастер». Ты еще не вспомнил, что это такое?

— Нет, — покачал головой Молчун. — Но я обязательно вспомнить. Это близко.

Глава 13

Утром вся конструкция с натянутым на раму полотном была готова, Рулоф увидел ее с крыльца хижины. Свежий утренний ветер заставлял полотно подрагивать, а Молчун вращал ворот, улыбаясь первым лучам солнца.

Рулоф широко зевнул, посмотрел на горизонт и спустился во дворик, где теперь гулял свежий, подаваемый новой снастью ветерок. Никакого ядовитого испарения серной воды здесь больше не чувствовалось, и можно было впрягать в ворот осла.

— Тебе это удалось, Молчун.

— Да, — ответил невольник. — Тебе обязанность делать ремни…

— К обеду сошью, дело-то знакомое. Вот только осел, боюсь, начнет упрямиться. Зажрался он у меня, сказать по правде.

— Я его уметь убедить, — заверил Молчун, наваливаясь на ворот.

Вода в желобах журчала, как прежде, но сколько Рулоф ни принюхивался, запаха во дворике он ощутить не смог, только свежий ветерок.

— Ну, я и не удивлюсь, — сказал он, пожав плечами.

Молчун остановил ворот, сделал несколько разминочных движений и спросил:

— Ты сегодня пить чай?

— Нет еще. Но я понял, куда ты клонишь. — Рулоф улыбнулся. — Давай, крути ручку, а я за полчаса сделаю завтрак. Ты кутью кушаешь?

— Я все кушаешь, — в тон ему ответил Молчун, и они рассмеялись.

К обеду, как и обещал Рулоф, упряжь для установки осла к вороту была готова. Рулоф показал ее Молчуну, и тот одобрил его работу, что было немалой похвалой от умельца всех ремесел.

Пришло время выводить Лумбария, но, почувствовав неладное, осел запротивился. За годы, проведенные в резерве, он лишь переводил овес и изредка возил хозяина до ближайшего селения, а тут Лумбарий почувствовал запах новой упряжи и решил бороться.

— Ну иди же, каналья, пришло время поработать! — требовал хозяин, но Лумбарий не сдавался. Он свалился в навоз и закатил глаза, показывая, что тяжело болен и совсем не годен к работе.

Рулоф в сердцах хлестнул его раз-другой вожжами, но Лумбарий все вытерпел и продолжал самозабвенно играть, мелко подрагивая ногами.

— Ну что же, ничего тут не поделаешь… — сказал Рулоф и повернулся к дверям, чтобы уйти ни с чем.

Лумбарий тем временем приоткрыл один глаз и следил за глупым хозяином, которого так легко было провести.

— Придется заколоть его, пока совсем не издох, — продолжил свою мысль смотритель. — А зимой куплю нового — помоложе.

Для Лумбария это было как гром среди ясного неба, ведь до сих пор он считал, что все вокруг живут только для того, чтобы делать его жизнь приятнее. Брехливая собака — чтобы охранять хлев, старый хозяин — чтобы вовремя приносить чистую воду, овес, а иногда ржаные сухари. И вдруг — такое!

Лумбарий вскочил, ударил копытом о землю и вылетел из хлева следом за Рулофом, едва не сбив его с ног.

Громко заревев, осел принялся нарезать круги по склону, прыгая через булыжники и лихо проходясь иноходью, показывая хозяину, что с ним все в порядке, что он еще ого-го какой осел и всегда готов к работе.

— Ты смотри, и этот оклемался! — поразился Рулоф и хлопнул себя по бедрам. — Ну что ж, пойдем впрягаться, Молчун обещал тебе свежий воздух, а я, так и быть, стану снабжать тебя сухарями.

Услышав волшебное слово «сухари», Лумбарий подскочил к Рулофу и принялся тереться об него мордой.

Спустя четверть часа он уже покорно семенил по кругу, волоча непривычно тяжёлый ворот, а довольные собой люди подбадривали его пустыми, ничего не значащими для осла словами.

— Давай, не ленись! — сказал Рулоф и безо всякой боязни вдохнул свежий, подаваемый парусом воздух. — Если не будет справляться, я попрошу прелата купить второго осла, чтобы они менялись.

— Это не нужно. Ветер уметь делает работу сам. Я сделать такое колесо… — Молчун раскинул руки, пытаясь объяснить Рулофу, что будет представлять из себя это удивительное колесо. — Ветер вращать колесо и накачивать вода. Будет быстро.

Рулоф пожал плечами. Звучало это чудно, но у Молчуна слова с делом не расходились, сказал — значит, сделает.

Глава 14

С момента последнего посещения прелатом Гудрофом водочерпалки прошло две недели. Несколько раз властитель края порывался навестить очнувшегося раба повторно, прелату было интересно и даже важно, что может вспомнить о себе этот человек, однако текущие дела не давали Гудрофу расслабиться. Богатый урожай на его землях оказался большой проблемой для крестьян и для него самого. Амбаров для зерна, хранилищ для картофеля и брюквы не хватало, а скоро должны были пойти осенние дожди, и тогда сваленные в кучи плоды тяжкого труда могли пропасть безвозвратно.

Крестьяне были малоинициативны и ждали помощи от господина, и ему приходилось срочно строить новые хранилища.

На юге империи урожай оказался не столь хорошим, как на севере, и прелат Гудроф рассчитывал порядком подзаработать, поставляя зерно и картофель в южные провинции.

— Ваша светлость, там впереди подозрительная роща, придержите лошадей, пока мы осмотрим ее! — попросил Тревис, начальник охранной сотни прелата.

— Хорошо, посмотри, я не стану спешить, — согласился прелат. Он ехал на встречу со своим соседом и противником в недавней войне, прелатом Илкнером.

Илкнеры были старинным родом и придерживались обычаев, но, когда дело касалось соперничества из-за земель, порядочность дворянских родов часто отходила на второй план и в каждой роще Гудрофа могла ждать засада.

Гудроф ехал по той самой провинции Силейне, ставшей яблоком раздора между двумя прелатами. Когда-то она принадлежала Илкнерам, но более полувека назад, во время войны за трон между наследником императора Лаватера Мудрого Канвендусом и его двоюродным братом Фаргелием Черным Усом Илкнеры поддержали Черного Уса, поскольку тот обещал сделать их выше других родов, да и армия у претендента была вдвое больше, чем у законного наследника.

Гудрофы же, напротив, не признали самозванца и остались верны Канвендусу.

Через год непрекращавшихся боёв преимущество Черного Уса растаяло, и он сбежал на пиратском корабле в Бескайское море. Илкнеры с запозданием присягнули императору Канвендусу и выдали прятавшихся у них генералов Фаргелия, однако это не спасло их от гнева молодого императора. Они потеряли некоторые из привилегий и две провинции — Силейну, отошедшую верным Гудрофам, и Манбасу, перешедшую во владение казны.

Таким образом Илкнеры оказались отрезаны от своей самой южной и самой крупной провинции — Калибазии, граничившей с ничейными Гортскими Пустошами.

Пустоши для владений не годились, там не родилась пшеница, вымирали люди и скот, зато в Калибазии были плантации, где выращивался сахарный эмцо. Впрочем, хватало там и разбойников, пополнявшихся из местных неспокойных племен. Теперь Илкнеру пришло в голову сменять небольшую, но близкую Силейну на далекую, но большую Калибазию.

Предложение Гудрофа заинтересовало, тем более что он имел выход к Бескайскому морю и мог, при желании, миновать земли соседей и попадать в Калибазию на корабле. На стыке с Пустошами эта провинция выходила к морю и имела плохо развитый порт — Илкнеры хозяйствовали в нем неумело, но Гудроф знал, как взяться за дело лучше.

Телохранители вернулись, дорога через рощу оказалась безопасной.

— Все в порядке, ваша светлость, можно проезжать! — сообщил Тревис, переведя дух.

— Что ж, едем.

Прелат тронул шпорами лошадь и повёл ее рысью. До пограничного селения, где они с Илкнером уговорились встретиться, было еще часа полтора пути.

Повсюду вдоль дороги чернели выгоревшие поля, однако деревни понемногу отстраивались, вернувшимся крестьянам Гудроф за свой счет покупал лес и следил за тем, чтобы материал поставлялся качественный. Поставщики же были вольными и иногда позволяли себе обманывать людей прелата.

Вскоре отряд стал спускаться в рощу, расположенную в лощине. Здесь было много орешника, и Гудроф решил, что если договорится об обмене, то назначит срок после заморозков, когда закончится сбор орехов. В этом году их урожай был особенно хорош.

«Удачный год», — подумал прелат. Он фактически выиграл войну у Илкнера, построил два оросительных канала и новые амбары. Осталось отстроить сожженные деревни, и его хозяйство снова будет восстановлено, и тогда в казну рекой потекут золотые монеты. У Гудрофа была крепкая деловая хватка, из-за чего на него презрительно посматривали императорские фавориты. Гудрофа нечасто приглашали ко двору, а если такое случалось, в ряду других его ставили в самый конец. Но он не обижался, уже сейчас его доходы перекрывали любые императорские милости, которыми его величество осыпал своих приближенных.

Глава 15

Миновав ореховую рощу, колонна выбралась на новую, недавно проторенную дорогу. Прежнюю, мощеную, разорили солдаты Илкнера, чтобы помешать прибытию обозов со снабжением для войск Гудрофа.

Восстанавливать ее прелат не хотел. Дорога была старая и глубокая, после дождей на ней скапливалось много воды и камни постепенно уходили в глубь сырого грунта. Гудроф предполагал построить новую — насыпную, но теперь неизвестно, как все сложится.

— Эй, Тревис, давай свернем к Вилле-Оку, я хочу посмотреть, сколько людей вернулось и как они строятся, — высказал пожелание прелат.

Тревис махнул рукой, и передовой отряд разведчиков поскакал к видневшимся на горизонте уцелевшим деревьям, указывавшим место, где прежде стояло селение Вилле-Оку.

Когда-то его закладывал Трауб-Обжора — прадед нынешнего прелата Илкнера, отсюда и яростное желание Илкнеров вернуть провинцию себе. Они считали эту территорию своей вотчиной, началом всех Илкнеров.

Пока прелат с основной частью свиты скакал через луг к селению, разведчики уже прибыли на место и немало перепугали крестьян, строивших свои новые дома. Их здесь набралось пять семей, а прежде в Вилле-Оку насчитывалось полторы сотни домов.

— Стоять, не разбегаться, сволочи! — стали кричать гвардейцы, еще больше пугая людей, столько переживших во время недавней войны и познавших все ужасы бегства и нелегкого возвращения.

В наспех собранных сараях тоскливо завыли дромы.

— Это наш господин-благодетель едут! — закричал вдруг один из крестьян, стоявший на недостроенном срубе и разглядевший вдали штандарт прелата Гудрофа. — Не бойтесь, это его светлость едут!

Люди стали успокаиваться и ругать солдат за то, что те их напугали.

Мужчины спустились со срубов и побросали жерди, которыми собирались обороняться, а женщины и дети стали выбираться из-за неоконченных стен.

Вскоре подоспел и сам прелат. В скромном для его статуса мундире, он выделялся лишь дорогой вороной лошадью и тем, что мог себе позволить ехать без шлема и кирасы.

— Здравствуй, ваша светлость, благодетель наш! — крикнул старший из всех крестьян и вместе с остальными опустился на колени.

— Ладно, поднимайтесь, нечего штаны марать! — ответствовал прелат и принялся осматривать возведенные из потемневших бревен стены.

— Кто лес поставляет? — строго спросил он старшего из мужиков.

— Дык господа Миллибенды из города Скруттела, — ответил тот, разводя руками.

— Так ведь гнилой же лес, разве вы не видите?! — начал сердиться прелат и, подъехав ближе, ткнул кинжалом в бревна. — Где эти Миллибенды?

— Дык вон они едут, ваша светлость, другие дерева везут! — ответил ему конопатый мальчишка и махнул в сторону петлявших между пепелищами дромов, запряженных в пары передков, на которые и были положены бревна — по три на каждый экипаж.

За длинной вереницей из полудюжины экипажей ехал возок на больших колесах, управляемый торговцем, одетым в дорогое крашеное сукно.

— Эй, Тревис, спрячь штандарт да отведи гвардейцев за стены, я желаю поговорить с торговцем по-простому.

Приказ прелата был немедленно выполнен, и торговец гнилым лесом подъехал к постройкам в полном спокойствии. Даже присутствие незнакомца на хорошей лошади не смогло поколебать уверенности торговца.

— Хорошо бы цену сбросить, ваша милость, уж больно дерево темное… — издалека начал мужик, чувствуя поддержку наблюдавшего за происходящим прелата.

— О чем ты говоришь, дурак?! Какая цена?! Думаешь, это ты мне платишь? — закричал торговец, поднимаясь в возке и натягивая вожжи.

— А кто платит? — спросил прелат, не удержавшись.

Торговец смерил его подозрительным взглядом, но игнорировать незнакомца не решился.

— Казна прелата Гудрофа платит.

— А почем казна платит за гнилой лес?

— Не твое дело, господин хороший, у меня с мужиками свои дела, у тебя свои. Проезжай дальше.

— Вот, значит, как, — усмехнулся прелат. — А ты, стало быть, Миллибенд?

— Ганс Миллибенд, а ты кто таков будешь?

— Тревис, давай сюда! — вместо ответа крикнул прелат, и из-за стен недостроенных срубов стали выезжать гвардейцы. По мере увеличения их количества лицо Миллибенда становилось белее, а нижняя губа начала подрагивать.

— Итак, мерзавец, почем ты поставляешь гнилой лес? — повторил прелат свой вопрос.

— Я… я… я свободный человек, я подданный императора и ни перед кем…

Договорить торговец не успел, пущенная Тревисом плеть обрушилась ему на голову, сбив бобровую шапку.

— Ваша светлость, извольте приказать, чтобы меня не трогали! Я подданный императора, я свободный горожанин!

— Повторяю вопрос: почем продаешь бревна? Разве я за эту трухляшку плачу по серебру за пять бревен?

— Нужно разобраться, ваша светлость! Но бить меня нельзя, я секретарь торговой палаты, я свободный подданный императора!

— Ну-ка, Тревис, повесь его немедля! А вы, — прелат повернулся к онемевшим приказчикам, — смотрите и передайте другим жуликам, что со мной так дела вести нельзя.

Соскочившие с седел гвардейцы бросились стаскивать с возка брыкающегося Миллибенда, вопящего о своей значимости и о том, что над ним нет власти прелата Гудрофа.

Через минуту он замолчал, раскачиваясь на пеньковой веревке, перекинутой через толстую ветку уцелевшего дерева.

— Вот и успокоился, — подвел итог Гудроф. — Передайте его брату, как там его?

— Удо Миллибенд, ваша светлость… — подсказал кто-то из приказчиков, пораженных скорой расправой над их начальником.

— Передайте этому Удо, что все бревна нужно заменить и людям моим восполнить убыток за строительство. Через два дня я приеду и проверю. Если этого не будет исполнено, повешу и второго негодяя — у меня веревок на всех хватит!

Глава 16

Местом встречи двух прелатов была выбрана избушка лесника, стоявшая на границе между двумя территориями. Во время недавней войны лесник куда-то подевался, исчезли его скот и пожитки, но пустой дом теперь сгодился для важных переговоров.

Дружины обоих прелатов остались за пределами лесной опушки, на которой и располагалось брошенное лесником владение.

— Здравствуй, Морат Илкнер.

— Здравствуй, Легвос Гудроф.

— Присядем. Хозяин здесь ты, но моя кровь из этой земли, поэтому я сыграю роль радушного хозяина.

— Я не против, прелат Морат.

Они сели на широкую скамью, единственную из оставшейся мебели.

Морат расчесал пятерней поседевшие пряди и хлопнул себя по колену.

— Давай сразу к делу, мне нужна Силейна. О причинах говорить нет смысла, они тебе известны. Когда мои солдаты жгли Вилле-Оку, я плакал, ведь большинство домов в ней закладывал еще мой прадед…

— Трауб-Обжора, я помню, — кивнул Гудроф.

— Ну вот…

Илкнер вздохнул.

— Мой старший сын Сборстьен подрастает, года через три он непременно начнет против тебя новую войну…

На лице Гудрофа появилась улыбка.

— Да-да, я знаю, что ты выиграешь снова, но знаю я и то, что ты умеешь считать деньги, а значит, и убытки. Зачем тебе очередная война, ведь в мирное время ты заработаешь больше денег?

— Мне это известно, прелат Морат. Каковы твои условия обмена?

— Условия просты — отдай мне Силейну и получи Калибазию. Да, она не касается твоих границ, но у тебя есть выход к морю, а стало быть, ты не заплатишь ни одного медного иззи за перевозку сахарных эмцо. К тому же Калибазия почти втрое больше Силейны.

— Но там неспокойно.

— Да брось, Легвос, у тебя отличные солдаты, ты загонишь разбойников в лес, откуда они никогда больше не выберутся, мы оба это знаем.

Гудроф вздохнул. Обмен представлялся ему вполне равноценным и даже выгодным.

— Ладно, прелат Морат, я согласен, только проведем дела с первым снегом. И крестьян своих я тоже заберу.

— Забирай, я поселю новых.

— Но пять домов, что начаты, дострою до конца.

— Буду рад такому порядку.

Они поднялись, Илкнер протянул руку, Гудроф ее пожал.

— Не помнишь, с чего мы стали воевать, прелат Морат?

— Я хотел отнять Силейну безо всякого обмена, — усмехнулся Илкнер.

— Но с обменом будет надежнее.

— Да, с обменом будет надежнее, — кивнул Илкнер. — Ну, до первого снега?

— До первого снега. Я буду готовить корабли.

— Готовь корабли, сосед. Так будет.

— Так будет.

На том они и расстались. Гудроф вернулся к своим людям, забрался в седло и поехал прочь — у него еще было много дел. А Илкнер долго смотрел ему вслед, размышляя о том, как бы со временем ухитриться вернуть себе все без войны.

Скоро Сборстьену исполнится восемнадцать, и это повод посвататься к дочери Гудрофа Амалии. Правда, говорили, будто она плохо воспитана и перечит отцу, а еще переводит дорогой шёлк, пачкая его глиняными красками. Но это преодолимо, главное, что она старшая дочь прелата Гудрофа и он обязан дать ей хорошее приданое — возможно, это будет та же Калибазия.

Глава 17

В свой главный замок прелат Гудроф вернулся только к позднему ужину, успев побывать еще на нескольких стройплощадках, где возводились новые амбары.

Окинув взглядом освещенное фонарями подворье, прелат отметил, что нет ни брошенных возов, ни строительного материала без дела, ни забытых ведер — все, как он требовал.

Ему навстречу, с ярким двухфитильным фонарем, вышел распорядитель Дизрай, семидесятилетний крепкий старик, обладавший цепким взглядом и отличной памятью. Он помнил еще отца прелата Легвоса — Кармеля и сопровождал его в качестве секретаря и летописца в трех местных войнах и двух больших кампаниях под знаменем императора. На Дизрая прелат мог положиться как на самого себя — тот не только разбирался в относящихся к его службе замковых делах, но также вникал в дела всего края.

Иногда Гудроф с ним советовался.

— Ну, что тут у нас?

— Два раба задристали. Один совсем слабый, я приказал его на пастбище отослать: если заразный, пусть там помрет, — а второго бабки отварами потчуют, вроде покрепче стал.

— Известь привезли?

— Привезли. Я проверил — сухая, в подвал запер. В правом крыле чердак закончили чистить, досок гнилых почти нет, так что новый лес закупать не нужно, оставшимся от строительства обойдемся.

— И то хорошо.

Прелат вошёл под своды замка и, обернувшись, разрешил Тревису и его солдатам идти в казарму. Затем постоял, глядя на высокие стены гостевого зала, думая, как лучше перехватить высоту балками, чтобы устроить дополнительные помещения и подшить потолок.

Постепенно прелат перестраивал старый замок согласно последней моде, делая закрытые дымоходы и выбеливая стены. Прежде здесь все отапливалось по-черному.

— Лурдика подковали? — спросил Гудроф, продолжая примеряться к стенам зала.

— Подковали, ваша светлость. Приезжий коновал сказал, что конь болен не шибко, нужно к копытам пижму прикладывать — и через неделю поправится.

— Откуда коновал, с Денкера?

— С Денкера, ваша светлость, тот самый — проверенный. Куда ужин подавать, в опочивальню?

— Нет, пусть в зал несут. Я еще посижу немного, подумаю.

Дизрай сделал знак ожидавшему поодаль слуге, и тот помчался на кухню.

— Сапожки мягкие нести?

— Пусть несут, а то я ног под собой не чувствую.

Прелат прошел в просторный каминный зал, снял пояс с оружием и отдал Дизраю. Потом чуть сдвинул кресло и сел напротив красных углей в камине.

— Огонька, ваша светлость? — спросил Дизрай, зная, что прелат любит смотреть на огонь и слушать треск поленьев.

— Да, добавь.

Распорядитель стал быстро укладывать в камин заготовленные поленья.

В это время подошёл слуга, принесший легкие сапоги из оленьей кожи. Прелат кивнул, и слуга аккуратно стащил с него тяжелые ботфорты и сменил их на домашнюю обувь.

Ощутив облегчение, Гудроф не смог сдержать блаженную улыбку.

Появились трое кухонных слуг, доставив три подноса с разогретыми блюдами. В отличие от других господ, прелат Гудроф довольствовался тем, что оставалось от семейного обеда, и позволял разогревать мясо и бульоны, не требуя готовить свежие.

— Ваша супруга леди Бровн уже спит, — сообщил Дизрай, помогая слугам расставлять на принесенном столе тарелки.

— Никаких просьб не передавала?

— Не передавала, ваша светлость. Генри и Эрнст здоровы, сегодня занимались языками и арифметикой.

— А моя непоседа, как она?

— Интресса Амалия? А вот и она, сами пожаловали… — произнёс Дизрай, кланяясь и отступая в тень.

Прелат улыбнулся, вставать на пути у Амалии не решался никто, даже он с трудом сдерживал ее крутой нрав. Сейчас ей семнадцать, и скоро следовало ожидать брачных посредников, но прелат плохо представлял, как сможет убедить дочь составить выгодную партию с каким-нибудь достойным дворянином. Девушка была слишком своенравной.

Опасаясь ее резкости, слуги подались к стенам, а интресса схватила тяжёлый стул и поставила рядом с креслом прелата.

— Ты почему не спишь? — спросил он, видя, что дочь пришла в длинном халате, накинутом поверх ночного платья.

— Мне не спится, — ответила Амалия, садясь на стул. Затем приподняла крышку одного из блюд и взяла ножку бекаса.

— Ты не ужинала?

— Ужинала, но без удовольствия. А сейчас проголодалась.

Прелат придвинул к себе деревянную плошку, какие делали только деревенские мастера. Такие плошки хорошо держали тепло, и в них подавали лапшу из утки или суп из гуся с печенкой.

Его светлость не мог уснуть, не съев на ночь горячего.

— Куда ты ездил? — спросила Амалия, забравшись на стул с ногами.

— Встречался с Илкнером…

— С Илкнером? — удивилась Амалия, перестав жевать. — О чем нам разговаривать с Илкнерами?

— Мы соседи, — произнёс Гудроф, пожав плечами. Он попробовал лапшу и прикрыл глаза от удовольствия. Его новый повар был безупречен, впрочем, было отчего стараться, ему платили как гвардейскому сержанту.

— Мы враги! — заносчиво произнесла Амалия и швырнула недоеденную ножку в камин.

— Прежде всего мы соседи, а теперь, когда нас замирил император, враждовать негоже…

Гудроф съел несколько ложек лапши, затем подсыпал в нее резаного базилика и красного перца.

— Кстати, у Мората Илкнера есть старший сын Сборстьен. Симпатичный юноша, хорошо держится в седле, смелый…

— Зачем ты мне это говоришь?

— Я думал, тебе будет интересно, вы ведь почти ровесники. Возможно, на одном из праздничных вечеров вы даже познакомитесь…

— Вот еще, якшаться с каким-то Илкнером!

— Уверен, ты бы ему очень понравилась, — сказал прелат и весь погрузился во вкусовые ощущения от лапши. Сегодня она показалась ему особенно удачной.

— Жаль, что ты не успел сжечь дотла их замок!

— М-м-м, и теперь уже вряд ли сожгу, причины воевать больше нет. — Гудроф с удовольствием облизал деревянную ложку и положил на стол.

— Как это нет, а провинция Силейна? Они от нее ни за что не откажутся!

— Я отдал им Силейну…

— Что-о-о?! — не поверила Амалия, вскакивая со стула.

— Мы поменялись, я отдал им Силейну, а они мне — Калибазию. Завтра начнем готовить корабли, чтобы с первым снегом осмотреть свои новые владения. Ты что порекомендуешь, бекаса или гусиный паштет?

Новости были настолько неожиданными, что Амалия никак не могла определиться: негодовать ей или радоваться. В конце концов она снова села и задумалась, позволив отцу спокойно есть.

— Ты одобряешь мои действия? — спросил он, облизывая соус с пальцев.

— Нет, конечно, я бы предпочла войну. Но ты поступил правильно, теперь у нас будет мир, а если ты надеешься выдать меня за Илкнера, то и настоящие союзники.

— Рад, что ты это понимаешь.

Шагнувший из тени слуга подал чашу с терновой водой для омывания рук.

Прелат обмыл пальцы, промокнул их полотенцем и откинулся на спинку кресла, позволяя убрать пустые блюда с костями.

— Он и вправду симпатичный? — после недолгого молчания спросила Амалия.

— Да, он хорош собой. Думаю, тебе понравится.

— А где же ты мог его видеть?

— На войне, где же еще? Он стоял против нас у реки Кроу, мы тогда одержали победу, но схватка была кровавой. Я приказал стрелять в него из арбалетов, однако мои лучшие стрелки трижды промахивались, видимо, само небо хранило его для тебя.

Пока прелат ел сыр с зеленью, Амалия молчала. Когда он взялся за красное вино, она сказала:

— Я могу встретиться с ним и даже познакомиться, но большего обещать пока не могу.

— Я ничего и не требую, — согласился прелат. — Пара лет у тебя еще есть, порхай, рисуй на шелках, собирай на холмах букеты. На то оно и девичество.

Они помолчали. Отец потягивал из бокала вино, дочь сосредоточенно смотрела на пламя, обхватив колени руками.

— Ты знаешь, говорят, вчера над холмами снова видели «черную колесницу».

— Это могла быть туча, — поспешно отмахнулся прелат.

— Нет, я сама говорила с пастухом дромов, он описал мне ее очень подробно. Это настоящая колесница, и нам всем следует быть настороже.

— Если даже это настоящая колесница, она могла просто пролетать мимо.

— Ну конечно, мимо! Когда мне было два года, они спустились на землю где-то за Денкером и на кого-то там напали.

— Не помню, давно это было, — покачал головой прелат. — Да и Денкер далеко.

— И тем не менее. Кстати, наши люди говорят, что три года назад над холмами тоже пролетали колесницы, а потом у нас появился этот вонючка с водочерпалки…

— Это раб появился сам собой…

— Что значит — сам собой?

— Ну, я купил его у проезжих наемников, они ехали издалека, возможно, разорили на юге какое-то селение. Я купил у них раба, он показался мне крепким, но я ошибся.

— Я видела его после того, как он вдруг начал поправляться…

— О да, замечательное событие. Ну что, пойдем спать?

Прелат широко зевнул, показывая, что собирается идти.

— Я его даже не узнала, это совсем другой человек…

— Ладно, завтра договорим.

Прелат поднялся и бросил на стол салфетку.

— А это правда, что колесницы похищают людей? — спросила вдруг Амалия.

— Болтовня, — отмахнулся прелат.

— А как же «Черный праздник», когда колесница убила всех рыцарей и похитила с императорского праздника тысячу дам дворянского рода моложе тридцати лет?

— Амалия, прошу тебя, не задавай мне вопросов, на которые не существует ответов! «Черный праздник» — всего лишь страшная сказка. Миф, понимаешь?

— Мне рассказывала леди Онорсия…

— Леди Онорсии семьдесят пять лет, ей хочется привлечь к себе внимание, вот она и рассказывает разные ужасы, причем всякий раз по-новому! Все, я иду спать, до завтра, дитя мое!

И прелат Гудроф торопливо ретировался, чтобы не бередить старые раны.

Сейчас ему было сорок восемь лет, но ровно сорок лет назад он сам присутствовал на празднике по поводу коронации отца нынешнего императора.

Тысячи представителей высшей знати империи, великолепные костюмы, бриллианты, золото, кареты. Десятки тысяч лакеев в парчовых ливреях, бесконечные ряды гвардейцев в парадных мундирах. Комедианты, оркестры, сладости для детей, игристое вино для взрослых, а вечером ожидался небывалый фейерверк, но неожиданно, вскоре после долгого обеденного застолья, все поменялось. Небо потемнело от огромной черной тучи, которая с оглушительным ревом опустилась на ближайший холм. Затем случилось то, что до сих пор прелат Гудроф списывал на излишнюю остроту своего детского восприятия, умноженную на безудержную детскую фантазию.

Из «черной колесницы» вышли огромные рыцари ростом до небес и двинулись на ошеломленную публику. Кто-то еще надеялся, что это удивительный трюк заморского чародея, выступление которого было обещано в конце праздника. Но все оказалось страшнее: из недр «черной колесницы» стали выезжать самобеглые повозки, принявшиеся носиться по долине и сгонять людей, как собаки сгоняют овец, помогая пастуху. Им пытались воспрепятствовать стоявшие в оцеплении гвардейцы, но повозки давили их, сея ужас и панику.

Затем из повозок стали выскакивать существа с блестящими головами, по крайней мере такими их запомнил Легвос Гудроф.

Публика бросилась врассыпную. Началась давка, опрокидывались столы, посуда и фрукты валились на траву, разбитые курильницы с благовониями вспыхивали ярким пламенем, зажигая одежду перепуганных людей. Но посреди этого сумбура деловито сновали вышедшие из повозок пришельцы. Очень скоро стало понятно, что они забирали с собой молодых женщин благородного происхождения, и выбрать здесь было из чего. Придворные красавицы, представительницы старинных родов, которых ожидали блестящие брачные партии, — всех их вязали сверкающими браслетами и, словно скот, волокли в повозки.

Пытавшихся сопротивляться мужчин пришельцы убивали на месте вспышками желтого огня, вылетавшими из коротких металлических предметов.

Позже, поучаствовав в нескольких войнах, Легвос Гудроф много раз наблюдал похожие картины, когда на чужих землях победители собирали рабов. Обычно отбирали только крепких мужчин и молодых женщин, а остальных в лучшем случае просто отбрасывали прочь, но чаще убивали — на территории врага не должно было оставаться ни людей, ни скота, ни строений.

На том жутком празднике происходило то же: отбирая себе добычу, нападавшие бездумно сеяли смерть, убивая не только оказывавших сопротивление, но и тех, кто был им не нужен.

Как самобеглые повозки возвращались к большой колеснице и как она улетала, Легвос не помнил, поскольку от сильного потрясения лишился чувств. В себя он пришел только в карете, когда их неполное семейство возвращалось домой.

Что будет, если одна из «черных колесниц» снова опустится на холмы? Сможет ли он, прелат Гудроф, защитить свою семью от похитителей?

Придя в свою опочивальню, прелат разделся и, повздыхав, уснул, так и не найдя ответа на этот вопрос.

Глава 18

Ночью пошел сильный дождь, усилился ветер, но, несмотря на непогоду, Молчун дважды выходил на улицу с фонарем, чтобы проверить — не сорвал ли ветер «крылья» лопастного колеса, построенного два дня назад.

Буря яростно трепала парусину, хлестала дождем по деревянным брусьям, но крепкая конструкция не поддавалась, только немного поскрипывала.

Молчун подумал, что неплохо бы сделать механизм изменения положения крыльев и в течение дня менять нагрузки на колесо, ведь при сильном ветре водочерпалка работала избыточно, накачивая воды больше, чем нужно, и без нужды изнашивая зубчатые колеса.

«Завтра займусь», — пообещал себе невольник. Работа оставалась единственным, чем он мог занять себя, пока его сознание и память были недосягаемы.

Проверив механизм, Молчун вернулся в свой домик, а ему на смену из хижины на склоне появился Рулоф.

Прикрываясь плащом из просмоленной мешковины и подсвечивая себе фонарем, он спустился во дворик и еще раз осмотрел сотворенное невольником чудо — самокрутное колесо.

Он не очень верил, что у Молчуна что-то выйдет, но когда вся эта громада заскрипела, закрутилась и стала без помощи осла подавать воду — да как подавать! — он воскликнул: великие реки! И на четверть часа лишился дара речи.

Сейчас колесо стояло — по ночам водочерпалка не работала, но крылья трепетали под порывами ветра, как будто не могли дождаться утра, когда же им снова позволят крутить колесо.

— Чудо! Одно слово — чудо! — вслух произнёс Рулоф и, покачав головой, стал подниматься к лачуге, черпая дождевую воду дырявыми башмаками.

Хлопнула дверь лачуги, и пару минут спустя Рулоф уже снова храпел на деревянной койке. Смотритель спал, но за стеной в пристройке не спал осел Лумбарий, перебирая копытами и опуская морду в торбу. Он ел овес, думал и снова ел и не переставал восхищаться гением большого человека, сократившего срок его ослиной каторги.

Под утро дождь сменился недолгим градом, а с первыми лучами солнца тучи ушли за юго-восток и ветер принялся сушить промокшие за ночь парусные крылья и каменный забор вокруг водочерпалки.

Рулоф вышел на крыльцо и, подойдя к бочке, поплескал в лицо студеной водой. Вытершись полой халата, он посмотрел на всходившее солнце, затем спустился к лестнице и увидел, что из своего домика показался Молчун. При нем была дощечка, на которой, Рулоф это уже знал, была горстка толченого мела и пара веточек увядшей мяты. С помощью этих компонентов Молчун создавал зеленоватую смесь с запахом мяты.

Огромное ветряное колесо поднималось посреди дворика футов на пятнадцать, и его крылья все еще вибрировали на ветру, словно желая поскорее начать работу.

— Вот ведь дела какие, — восхищенно произнёс Рулоф и стал спускаться во дворик, желая присутствовать при запуске колеса в работу.

Тем временем Молчун пальцем энергично размазывал меловую смесь по зубам, и Рулоф с интересом за ним наблюдал.

— Зачем ты это делаешь? — задал он вопрос, который не давал ему покоя уже несколько дней.

— Я… мою зубы, — пояснил Молчун.

— Они у тебя что, грязные? — не понял Рулоф.

— Ты сделай то же, тебе понравится, — ответил Молчун, кивнув на дощечку с остатками меловой смеси.

Рулоф подошёл, робко подцепил ее пальцем и стал копировать движения Молчуна, а после того как тот прополоскал рот водой, сделал то же самое.

— О, я как будто напился из зимнего родника!

Рулоф сделал губы трубочкой и подышал, удивляясь новым ощущениям во рту.

— Нужно мех свиньев, и я сделаю нам щетки.

— Щетки? — переспросил Рулоф.

— Да. Нужно делать не пальцем, нужно делать щеткой, так правильно. Я тебе покажу, если найдешь мех свиньев.

— Щетину, что ли?

— Да, щетину, так правильно.

— Ну хорошо… А ты скоро снимешь колесо со стопора?

Рулоф посмотрел наверх, где паруса крыльев подрагивали особенно заметно.

— Да, мы можем начать, — согласился Молчун, подошёл к колесу и выдернул массивный брусок, удерживавший всю конструкцию от вращения. Большое колесо вздрогнуло и начало раскручиваться.

Вскоре послышался шум подаваемой в желоба воды.

— Работает, — произнёс Рулоф и покачал головой. — Ишь ты, зараза какая, даже не верится!

Смотритель повернулся и побежал к лестнице, чтобы скорее начать готовить завтрак и разделить его не с невольником, а скорее уже с другом.

С тех пор как Молчун пробудился от спячки, жизнь на водочерпалке стала куда интереснее.

Глава 19

Расположившись во дворике неподалеку от работающего колеса, Рулоф и Молчун стали завтракать, однако закончить им не дали — послышался стук копыт, на водочерпалку приехали очередные гости.

— Это прелат! Побегу встречать! — спохватился смотритель и помчался на ярус, на ходу вытирая жирные губы.

Перед тем как выскочить в калитку, он оглянулся на колесо и побежал дальше, пытаясь предугадать реакцию его светлости на это новшество.

Рулоф успел вовремя, телохранители прелата уже попрыгали на землю, а сам он только-только сошел с лошади и, обернувшись, увидел кланяющегося смотрителя.

— Здравия желаю, ваша светлость. Большая радость для нас, что вы пожаловали.

— Ну что же, хорошо, что радость.

Прелат одернул мундир и огляделся:

— Как тут у тебя, все в порядке?

— В порядке, ваша светлость, вода поступает…

— Как твой Молчун, поправляется?

— Поправляется, ваша светлость, — кланяясь, ответил Рулоф и покосился на Тревиса, которого побаивался. Тревис был груб со всеми, кто по статусу оказывался ниже его.

— Ну, пойдем посмотрим.

И они направились к калитке, прелат по тропинке, а Рулоф по обочине.

— А имя свое он не вспомнил?

— Пока нет, ваша светлость, но по-нашему говорит уже хорошо.

Уже подходя к калитке, прелат увидел вращающееся колесо. Это было столь неожиданно, что он застыл на месте, ухватившись за каменный забор.

Другие были поражены не меньше его.

— Что за чудо невиданное? — произнёс наконец прелат, не в силах отвести взгляд от вращающейся конструкции.

— Это, ваша светлость, ветряное колесо, — пояснил Рулоф. — Его наш Молчун собрал, чтобы ни ему, ни ослу моему — Лумбарию — этой работы не выполнять.

— Понятно… — обронил прелат и прошел на ярус.

Пока колесо крутилось, Молчун подбирал длинные жерди, из которых намеревался сделать механизм поворота крыльев колеса. Он уже видел, что на ярусе стоят гости, но, пока они были наверху, их визит его не касался.

Но вот они стали спускаться во двор, и он отложил дела, чтобы встретить прелата как полагается.

— Здравствуйте, ваша светлость, — произнёс Молчун и низко поклонился.

— Здравствуй, умелец! — весело ответил прелат и снизу вверх посмотрел на колесо. — Рад слышать твой голос, думал, не услышу никогда. А ты меня не помнишь?

— Нет, ваша светлость. Сегодня повстречал один раз, но господин Рулоф много вас описывал.

Тревис и другие телохранители, которых набралось во дворике более десятка, стояли справа и слева от прелата, держа руки на рукоятях мечей.

Они уже знали о возможностях этого невольника, поэтому на ярусе дежурили еще четверо солдат с арбалетами.

— А кто же тебе такие сапожки ладные справил, сам? — спросил прелат, указывая на обувь невольника.

— Сам, ваша светлость. Я умею это шить обувь.

— Да и костюм на тебе другой, прошлый-то, из мешковины, я видел.

— Да, ваша светлость, я сшил из того, что было остатками паруса. Так более надежно.

Прелат восхищенно покачал головой. Будучи человеком основательным, хозяйственным и расчетливым, он ценил людей, разбирающихся в каком-либо ремесле, и всегда выделял их среди своих слуг и невольников.

— Вижу, ты в колесо свое как будто косые паруса вставил?

— Да, ваша светлость. Лучшее отсутствует, и я брал парусину.

— А что, по-твоему, лучшее?

— Лучшее — тонкие гнутые доски, но это дольше делать. Нужно мочить и горячий пар.

— А чем же доски лучше паруса? — поинтересовался прелат, глядя на вращающееся колесо.

— Ветер значительнее дает им силу, ваша светлость.

— Ага… — ответил прелат, кивая, хотя ничего не понял. Он прошел к домику невольника и, заглянув внутрь, поразился царившей там чистоте.

— Хорошо, — сказал он, возвращаясь к Рулофу и Молчуну. — Ты вот что, Молчун, собирайся, поедешь со мной. На водочерпалке тебе больше делать нечего.

— Как прикажете, ваша светлость, — поклонился Молчун.

— А ты не горюй, — сказал прелат, повернувшись к Рулофу, который сразу загрустил. — Я тебе пришлю молодого плотника, будешь его обучать своим премудростям, научишь зубчатые колеса собирать и все такое. Ну, а как освоитесь, Молчун вам про доски тонкие расскажет, и вы соберете новое колесо. Правильно, мастер?

— Я могу делать чертеж, ваша светлость, — с поклоном сказал Молчун и, видя замешательство на лице Рулофа, добавил: — Понятный чертеж.

— Все, пора ехать! — объявил прелат и пошел к лестнице. Охранники и Молчун поспешили за ним, а погрустневший Рулоф поплелся следом.

Только в его жизни наметились какие-то перемены — и снова одиночество. Да, прелат обещал прислать ученика, но его светлость занят многими делами — а ну как забудет?

Когда подошли к лошадям, прелат остановился и, указав на Тревиса, сказал:

— Возьмешь его на круп, твой жеребец самый выносливый.

— Конечно, ваша светлость, — поклонился Тревис и бросил на невольника злой взгляд. Он попытался найти во внешности раба хоть какую-то зацепку, чтобы начать его ненавидеть, но невольник улыбнулся Тревису, и тот только покачал головой.

— Поехали! — скомандовал прелат. Тревис забрался в седло и чуть сдвинулся вперед, освобождая место для невольника.

— Я напомню для прелата, чтобы он надавать тебе помощника… — быстро проговорил Молчун и хлопнул Рулофа по плечу.

Затем одним прыжком вознесся на круп жеребца, от чего тот слегка присел.

— Но-но, Чипан! Держи, так тебя разэдак! — закричал Тревис и острыми шпорами заставил жеребца выпрямиться.

Вскоре от отряда Гудрофа на дороге осталась только пыль. Рулоф плюнул на обочину и зашагал обратно к водочерпалке.

Заметив на каменной ограде большую ворону, он схватил камень и закричал:

— Убирайся пока цела, тварь!

Ворона давно жила в этих местах и знала, что, когда Рулоф в таком настроении, с ним лучше не связываться. Она вздохнула, оттолкнулась лапами от ограды и полетела прочь.

Глава 20

Молчун давно не ездил верхом, а точнее — никогда, ведь он не помнил, когда делал это в последний раз, правда, все ощущения, даже при посадке вторым в седле, были ему знакомы. Он старался лучше держаться за лошадь ногами и не хвататься за всадника, понимая, что тому неприятно везти на своей лошади навязанного прелатом пассажира.

Отряд двигался скорой рысью и через полчаса прибыл к большому замку, бывшему, судя по флагам, главной ставкой прелата Гудрофа.

— Слезай, голубчик, прибыли! — скомандовал Тревис, и Молчун соскочил на мостовую, хотя до замка было еще ярдов пятьдесят.

Сам не помня откуда, он знал, что доверие низших чинов так же важно, как и расположение начальников.

На замковом подворье царила суета, вдоль стен стояло с полусотни подвод, на которые грузили мешки, тюки, лопаты и рулоны кож. Не успел прелат спешиться, как к нему подбежали несколько человек за распоряжениями. Он уверенно их отдал, вручил повод конюхам и огляделся.

Заметил Молчуна и поманил пальцем, но, едва невольник подбежал к нему, рядом оказался Тревис.

— Тревис, отведи новичка в казарму, и пусть ему подберут хороший мундир, — сказал прелат, еще раз с ног до головы оглядев Молчуна.

— Слушаю, ваша светлость.

— И пусть цирюльник его пострижет, а брить не надо, и так хорош.

— Сделаем, ваша светлость.

— Ну все, идите, — сказал прелат и вступил в беседу с еще несколькими приказчиками и распорядителями.

Тревис взял Молчуна за локоть и потащил прочь.

— Давай за мной, а то потеряешься. Здесь сейчас такая толчея, что и затопчут.

Молчун пошел за Тревисом, с интересом поглядывая на суетящихся вокруг людей.

Вдвоем они обошли главное строение замка, где находились жилые помещения прелата, и оказались перед трехэтажной пристройкой, служившей жильем гвардейцам.

Здесь было спокойнее и тише. Гвардейцы при виде Тревиса вытягивались и отдавали честь, хотя на его мундире не было никаких знаков отличия.

— А ты правда ничего не помнишь? — спросил Тревис, когда они стали подниматься по ступеням.

— Из дальнего прошлого ничего. Но, думаю, очень все исправится, — ответил Молчун.

— Сапоги сам пошил?

— Да, правильно, но откуда у меня это ремесло, не спрашивайте, господин Тревис. Пока не помню.

— Ясное дело, не помнишь, коли даже имя собственное тебе неизвестно. Однако по-нашему говоришь сносно.

— Стараюсь освоиваться, господин Тревис, — учтиво ответил Молчун.

— Нам туда, — сказал Тревис, когда они оказались в сумрачном коридоре, где экономили свечи. — Надеюсь, Ратмир еще трезв…

— Ратмир — суконщик?

— Нет, цирюльник.

— Пьяный цирюльник — страшный человек, — пошутил Молчун.

— Не боись, — усмехнулся Тревис. — Он как бритву в руки берет — разом трезвеет. Правда, еще нужно, чтобы он смог ее взять…

Они свернули на узкую лестницу и поднялись на второй этаж.

— Эй, Габбе! — позвал Тревис.

— Господин сержант? — отозвался суконщик, появляясь из какой-то ниши по пояс голый, с куском вареной свинины в руках.

— Мой руки и открывай кладовые, нужно этого человека одеть.

— Этого? — уточнил кладовщик, подходя к Молчуну.

— А ты видишь здесь других?

— Нет, господин сержант, не вижу. Сейчас приоденем.

Кладовщик ушел к себе в нишу и вскоре вернулся в помятом мундире и с большой связкой ключей. Он еще раз оглядел новичка и повторил:

— Сейчас приоденем.

В просторной кладовой пахло сушеной полынью и старым салом. Сквозь зарешеченные окна внутрь попадало достаточно света, чтобы разглядеть развешанные на стенах мундиры разной степени поношенности.

Некоторые были недавно сшиты, другие, напротив, держались на одних нитках, однако все эти вещи были тщательно вычищены и отглажены.

На массивном, потемневшем от времени столе были разложены полдюжины круглых кирпичей, на которых стояли угольные утюги различных моделей и назначения.

— Ну что, под кого одевать будем? — осведомился Габбе.

— Раз его светлость сам распорядился, значит, ряди под графа, — сказал Тревис.

— Да нам хоть под принца… — невозмутимо отозвался суконщик и начал подбирать Молчуну вещи.

Когда комплект из исподнего, штанов, сапог и мундира со шляпой был подобран, невольник освободился от своей старой одежды, которую Габбе сейчас же повесил на дубовую вешалку и убрал в шкаф, отметив, что одежка простая, но сшита добротно.

— Ну разве тебе не граф? — спросил Габбе, одергивая полы надетого Молчуном мундира и проходясь по нему щеткой.

— Ну-ка, покрутись, прогуляйся, — сказал Тревис, и Молчун прошёлся, показывая обновку.

— Неплохо, мундир на тебе как влитой. Ты что, раньше солдатом был?

— Не помню, — ответил Молчун, пожав плечами.

— Ну да, конечно.

— А пуговицы-то чистая медь! — заметил Габбе. — Никакого тебе олова.

— Порядок, — согласился Тревис.

После кладовщика пришло время идти к цирюльнику. Он нашелся здесь же, всего в нескольких шагах от кладовой, и был не слишком пьян.

— Ух ты, какой разряженный! — воскликнул Ратмир, одетый в кожаный жилет и синие штаны с золотистым лампасом.

— Нужно прическу подправить, чтобы как солдат, а не это самое… — сказал Тревис.

— Дык дело-то знакомое, — ухмыльнулся цирюльник и дыхнул на Молчуна вчерашним и уже сегодняшним перегаром. — Снимай мундир, а то перепачкаем… кровью.

Заметив удивление в глазах новичка, он счастливо засмеялся.

— Мылом, мылом, конечно! Неужто ты меня за косорукого держишь?.. Сейчас сделаем.

И Ратмир принялся точить бритву на ремне.

— Брить не надо, только подстриги, — напомнил Тревис.

— Не учи меня. Ты клиента привел, остальное моя забота.

Тревис вздохнул, ослабил ремни на кирасе и вышел в коридор подождать. Спорить с цирюльником было бесполезно.

Глава 21

Вскоре Молчун был чисто выбрит, подстрижен, а надев мундир, стал еще больше походить на образцового гвардейца.

— Ну что же, можно прямо сейчас на императорский смотр, — сказал Тревис, оставшийся довольным видом новичка. — Ну, пойдем, покажемся его светлости, а то я не знаю, что мне с тобой дальше делать.

Они вернулись на шумное подворье, откуда то и дело выезжали подводы, а им на смену приходили порожние.

— Его светлость корабли готовит, на землю новую ехать, — пояснил Тревис.

— Далеко?

— Говорят, дня четыре, но я там никогда не был. С соседом нашим, прелатом Илкнером, сговорились поменяться, мы им малую ближнюю отдадим, а они нам — дальнюю большую. Ну-ка постой…

Тревис остановился и сдвинул шляпу Молчуна чуть набок.

— Вот так у нас носят.

— Спасибо, господин Тревис.

Проталкиваясь между подводами и пропуская нагруженных поклажей грузчиков, они миновали самую тесную часть подворья и вошли под своды замка. Молчун ожидал увидеть серые стены и высокие закопченные потолки, но оказалось, что изнутри замок побелен, а залы в большинстве своем были «для полезности» перехвачены перекрытиями. Лишь каменная лестница все еще хранила на себе признаки былого величия, и ее первый марш был украшен скрывавшимися в нишах скульптурами мифических воинов, а на стенах висело не менее полусотни потемневших от времени портретов предков прелата Гудрофа.

Но уже за поворотом, на следующем марше все поменялось. Ступени здесь прикрывал мягкий ковер, ниши были завешаны гобеленами, а на стенах, по новой моде, висели яркие пейзажи с видами местных холмов, гор и водопадов. Молчун заметил, что основная часть пейзажей была выполнена на шелку в незнакомой ему технике.

В коридоре второго этажа, выбеленном особенно тщательно и освещенном лампами с чистыми стеклянными колпаками, из библиотеки навстречу Тревису и Молчуну неожиданно вышла девушка.

Заметив ее, Тревис встал к стене, и Молчун последовал его примеру.

— Здравствуй, Тревис, — на ходу бросила Амалия.

— Здравия желаю, ваша светлость!

— Стоп, — сказал себе Амалия и остановилась напротив новичка. — Кто он, Тревис, где я могла его видеть?

Главный телохранитель растерялся, мысленно перебирая возможные места, где дочь прелата могла видеть Молчуна.

— Э-э… Представься ее светлости… — буркнул он, не придумав ничего лучше.

Новичок на мгновение замешкался, затем сдернул шляпу и поприветствовал Амалию, поведя шляпой по полу и сделав ногами несколько замысловатых движений, как будто танцуя.

Амалия и Тревис переглянулись.

— У меня нет имени, ваша светлость, все зовут меня Молчуном. Я невольник его светлости прелата Гудрофа, — сообщил новичок, прижимая шляпу к груди и глядя в пол, как и подобает невольнику.

— Не может быть! — воскликнула Амалия. — Ты тот самый вонючка?

— Видимо, да, ваша светлость, — скромно подтвердил Молчун, и Амалии вдруг стало неловко, что она сморозила такую глупость.

— Ой, извини меня, я не это имела в виду… — сказала интресса, но тут же поняла, что просит прощения у раба. — Да что ты себе позволяешь?! — закричала она, понимая, что теперь выглядит еще более глупо. — Пошли вон, оба!

Тревис дернул Молчуна за рукав, и они поспешили к кабинету прелата, а Амалия сорвалась на бег и, скрывшись в своих покоях, смогла наконец перевести дух.

Затем подошла к зеркалу и придирчиво себя осмотрела.

— Платье какое-то дурацкое… слишком много складок… — пробурчала она. — А осанка? Я что, всегда так горблюсь?! А волосы? Так укладывают волосы только престарелые маменьки! Амалия, в таком виде ты выглядишь на все сорок лет!

Пока интресса высказывала своему отражению все, что она о нем думала, Тревис и Молчун шагали по коридору.

— Что-то непонятное происходит с интрессой, — покачал головой главный телохранитель. — Ты с ней знаком, что ли?

— Как можно, я простой раб, — возразил Молчун, и Тревис с ним согласился, однако объяснения такому поведению молодой госпожи он найти не смог. Она часто кричала на слуг, всегда чувствуя себя правой, как и положено дочери прелата, но славилась также отходчивостью и щедростью к обиженным.

При виде Тревиса стоявшие у дверей гвардейцы вытянулись. Он не являлся их прямым начальником, но как главный телохранитель прелата имел в замке немалый вес.

Распахнув широкие двери, Тревис первым вошёл в просторную писарскую, где за резными бюро корпели полдюжины писарей.

Секретарь прелата Кубилон строго взглянул на вошедших из-под кустистых бровей, расправил докторскую мантию и спросил:

— Вы по какому делу?

— Не знаю. Приказано прибыть и точка, — сказал Тревис, тем самым избавляя себя от объяснений с этим крючкотвором. Сняв шлем, он пригладил волосы и, коротко постучав, приоткрыл дверь.

— Уже готовы? Заходи! — сказал прелат, вставая из-за массивного стола с резными ножками.

Тревис и Молчун вошли в кабинет, дверь закрылась.

— Что там за крики были, опять Амалия кого-то распекала? Писари так перепугались, что клякс понаставили.

— Это, ваша светлость, ихняя светлость вот его увидели. — Тревис осторожно кивнул на Молчуна, опасаясь, что тому теперь не поздоровится.

— Ах, вон оно что? — Прелат усмехнулся. — Ну, это старая песня, просто она его до сих пор зарезать хочет, но это пустое, девчоночий каприз. Итак, как же тебя приодели-постригли-побрили?

Прелат обошёл вокруг Молчуна и остался доволен увиденным.

— Очень неплохо, мундир подобран в самый раз, солдат получился исправный, по крайней мере с виду. Ты, конечно, не помнишь, был ли ты солдатом прежде, Молчун?

— Точно сказать не могу, ваша светлость, но военное дело мне знакомо, — ответил Молчун.

— Ну ничего, со временем подтянешься… Завтра мы отплываем проведать новополученные земли, тебя я беру с собой. Про морское дело чего-нибудь знаешь?

— Про паруса знаю, ваша светлость, должно, и про остальное понятие имею.

— Согласен, по-другому и быть не может. Итак, Тревис, поди укажи ему угол в своей казарме, пусть пока располагается. Да, ему еще имя придумать нужно…

Прелат заглянул невольнику в глаза, надеясь заметить волнение, но Молчун был спокоен.

— Когда вспомнит собственное, будет носить его, а пока дадим ему другое, достойное. Что порекомендуешь?

— Помните Вильяма-Козопаса, ваша светлость?

— Как же не помнить? Наш герой, в неравном бою зарубил пятерых кавалеристов Илкнера, но пал от стрелы.

— Так давайте назовем его Козопасом!

— Нет, Тревис, так нельзя. Ну зачем нам Молчуна на Козопаса менять? Вот ты — Тревис.

— Нет, я Тревис-Башмак, ваша светлость. Это мои люди меня так за глаза кличут, но я не сержусь.

— Был у моего дядюшки, прелата Макнила Форпста, верный оруженосец, и звали его Григ…

Прелат подошёл к большому окну и посмотрел вниз, на сновавших по подворью людей.

— Я был ребенком, когда его не стало, они вместе погибли на Гантской войне, попав в окружение, их нашли в какой-то яме.

Прелат вздохнул.

— Итак, мой новый гвардеец, ты теперь будешь Григ. Или, если угодно, Григ-Молчун. Ну, как тебе?

— Мне нравится, ваша светлость.

— Ну, тогда до завтрашнего утра. Мы отплывем с первыми лучами солнца, поэтому разбудят тебя до света.

— Я готов, ваша светлость.

Глава 22

Запасного варианта у командира рейдерской эскадры Бена Лоренца не было, и все надежды он возлагал на купленный в Грассвилидже фальшивый маяк.

О возможных последствиях неудачи Лоренц старался не думать, ведь о неразборчивости капитана пограничного крейсера «Алонсо» ходили легенды. Он пренебрегал тщательными проверками и вершил над нарушителями скорый суд, завершавшийся залпом из пушек. Оставалось надеяться на счастливый случай и порядочность чипмейкеров.

Продавца фальшивого маяка Лоренц лично не знал, его порекомендовал ему один знакомый — бывший офицер полиции. Когда-то он гонялся за мастерами фальшивых чипов и надолго прятал в тюрьмы, но, уйдя на пенсию, принял их сторону и начал рекламировать услуги этих мастеров.

Дело склеилось не сразу, поначалу мастер не доверял незнакомцам, и его можно было понять, ведь за изготовление фальшивого маяка ему светило двадцать пять лет. Однако и выгода ожидалась немалая, Лоренц заплатил ему восемьсот тысяч динаров, а за эти деньги он мог три месяца заправлять свою эскадру.

Прежде Лоренц никому таких денег не платил, он слыл человеком прижимистым. А если кто-то из кредиторов начинал надоедать, он посылал своих ребят, и дело быстро улаживалось.

Но одно дело воевать против кредиторов, и совсем другое — проскочить мимо крейсера «Алонсо», караулившего большую дыру в космической аномалии.

В других рубежных районах проходы прикрывались шустрыми роутерами с привязчивыми капитанами. Они не гнушались лично досмотреть каждое судно, и проскочить мимо них было невозможно. А в районе ответственности «Алонсо» требовалось лишь предъявить разрешительный ордер, и капитан неповоротливого монстра давал «добро» на выход.

Именно поэтому Бен Лоренц выбрал этот путь. Обмани старину «Алонсо» — и гуляй смело, а не обманешь…

— Сэр, нас запрашивает диспетчерский пункт «Си-Бернардина», — сообщил связист. — Как нам представиться на этот раз?

— Сейчас мы геологи, — ответил Лоренц. Затем поднялся с командирского кресла и прошёлся вдоль ряда навигационных приборов и расчетных блоков. На большом экране перед ним раскинулся космос, такой безграничный и такой тесный, если учитывать разные препятствия в виде границ, регистрационных пунктов и диспетчерских станций.

Иди куда хочешь, но сначала выправь документы.

Так было в прошлом, и, наверное, такой порядок будет всегда. С одной стороны, Лоренца раздражали границы и законы, а с другой — если бы все разрешалось каждому, на их рейдерской тропе было бы столько народу, что патронов бы не хватило ее расчистить.

Нет, пусть существуют законы, чтобы сдерживать большинство, а такие, как он, найдут возможность обойти их или подмять под себя, пока никто не видит.

На большом экране все еще оставалось темное пятно. Несмотря на замену рабочих пикселов, оно непостижимым образом проявлялось вновь, напоминая о своем происхождении.

Четыре года назад на этом мостике Бен Лоренц застрелил прежнего командира рейдеров — «генерала» Луи Батисто. Пуля прошла тело Батисто насквозь и повредила экран — Лоренц тогда слишком волновался и выбрал чересчур мощный пистолет.

Убийство он свалил на штурмана эскадры, который пару раз по пьянке обозвал Батисто свиньей, после чего был бит и тотчас прощен. Казалось бы, в это никто не должен был поверить, но подлог удался. Злоупотреблявшего алкоголем штурмана Лоренц застрелил в присутствии свидетелей, не дав сказать и слова в свое оправдание. Некоторым такая быстрая расправа показалась подозрительной, но с ними Лоренц разобрался в первый же год своего правления и поставил на ключевые места преданных себе людей.

— «Пифия», ответьте «Леноксу».

— Слушаю тебя, Фред, какие проблемы? — отозвался Лоренц.

— Сэр, у нас снова проблема с нагнетателем в четвертом двигателе. Наверное, генератор сбоит!

— Мы держим средний ход, Фред, ты сможешь обойтись даже двумя двигателями.

— Это так, сэр, но стоит кому-то сесть нам на хвост, и я не смогу дать команду на форсаж…

— Не переживай, камрад, никто не сядет нам на хвост — это я тебе обещаю. Сходим на «поляну», потом будет ремонт. По-другому не получается.

— Хорошо, сэр. Средний ход мы можем держать, и даже полный, если понадобится…

— Вот и чудесно, Фредди.

— До связи, сэр.

— До связи, камрад.

Фредерик Гуклот командовал десантным кораблём «Ленокс», вторым по массоизмещению кораблём эскадры. Он таскал в трюмах сотню «веселой пехоты» и четыре броневика. «Пифия» брала значительно больше, поднимая весь склад эскадры, два танка «миркара», бригаду инженерных машин и четыре шагающих робота «куксдог», по двадцать шесть тонн каждый.

И «Ленокс», и «Пифия» располагали оборонительным вооружением — первый двумя, а вторая четырьмя башенными артиллерийскими установками, стрелявшими сфокусированными плазменными кластерами, но даже такое грозное оружие не могло отогнать серьезного противника вроде полицейских сил специального назначения или того хуже — друзей-конкурентов. Для подобных случаев приходилось содержать еще восемь истребителей «маскот», отлежавших положенные тридцать лет на резервных складах космического флота.

При некоторых связях и знаниях, кому и сколько заплатить, эти машины покупались за смешные деньги, однако держать их на крыле с полным боекомплектом было весьма накладно, поэтому все восемь «маскотов» пускались в ход лишь в крайнем случае и большую часть времени в разобранном виде лежали в трюмах «Пифии».

— Эй, парни, я пойду вздремну, а вы здесь смотрите в оба. Если что — вызывайте, — сказал Лоренц, обращаясь к штурману, связисту и артиллерийскому офицеру.

Все трое кивнули, и Лоренц покинул мостик, первым делом направившись в гальюн.

Как только за начальником закрылась дверь, штурман достал из стола колоду засаленных карт.

— На что играем? — спросил артиллерист.

— Проигравшему стреляем в задницу деревянной пулей… — предложил связист, который жульничал лучше других.

— Нет, Стюарт, я не согласен, — возразил штурман.

— А чего тогда?

— Проигравший выпивает стакан окислителя.

— Вы что, от меня избавиться хотите? — напрямую спросил артиллерист.

— Да ладно тебе, Бруно, док за стеной спит, промоет в лучшем виде. У него этих касторок полные баллоны, сам видел.

— Ну ладно, сдавай…

Глава 23

За последние двое суток по дороге к морю проехало несколько сотен телег, доставлявших к причалам нужные на новых землях товары и амуницию, поэтому отряду прелата Гудрофа она досталась в разбитом состоянии, из-за чего в некоторых местах кавалерии приходилось объезжать образовавшиеся ямы по обочинам.

В первое посещение Калибазии Гудроф планировал лучше разведать дороги, построить несколько фортов и вернуться, оставив отряд из сотни гвардейцев во главе с опытным сержантом.

Во второй раз следовало завезти людей на развод, чтобы строили деревни и собирали сладкие эмцо. А также доставить счетовода и писаря, чтобы те блюли его интерес и не позволяли воровать сверх всякой меры.

Со временем прелат намеревался построить в Калибазии несколько сахароварен, чтобы производить ценный продукт на месте и доставлять судами уже готовый к продаже товар. По первым прикидкам, обмен с Илкнером обещал быть выгодным, если, конечно, покорить воинственные калибазийские племена. Впрочем, Гудроф намеревался замириться с ними, поскольку знал, что союзы, заключенные на основе финансовых отношений, работали лучше, чем военная сила. Но одно другому не мешало.

— Я поражаюсь тому, как легко ты держишься в седле, Григ, а ведь последние три года не видел ни одной лошади! — сказал прелат, повернувшись к новичку. — Обидно, что при таких разносторонних талантах ты не можешь вспомнить, кто ты таков!

— Я обязательно вспомню, ваша светлость! — пообещал тот и улыбнулся. Его жеребец держал уверенную рысь вровень с другими лошадьми и не пытался сбросить наездника, хотя и слыл в конюшне непутевым.

Вскоре тучи разошлись, солнце стало пригревать, и выпавший накануне снег начал таять, однако суглинки были позади и сырость дороге уже не вредила. Копыта лошадей взбивали легкий грунт песчаных наносов, бывших когда-то берегом моря, а прогревшийся встречный ветер начал доносить морские запахи, однако потребовалось скакать еще час, минуя перелески, балки и кустарник, прежде чем он основательно пропитался запахами йода и рыбацких сетей.

Море было все ближе, в небе появились беспокойные чайки, кричавшие так громко, словно никогда прежде не видали всадников.

Отряд выехал на высокий берег, откуда были видны катившиеся через бухту волны и стоявшие возле причала корабли. Они были большими, пригодными для погрузки гвардейцев и лошадей, а чуть дальше, у причалов попроще и пониже, размещались суденышки для рыбацкого промысла и сбора водорослей.

В одном месте обрывистый берег был специально срыт и замощен бревнами так, чтобы получилась твердая дорога. По ней отряд начал спускаться к причалу, где еще теснилось множество неразгруженных телег.

— Что у вас там, скоро закончите? — спросил прелат, подъезжая к кораблям ближе.

— Пенька осталась, ваша светлость! — ответил один из капитанов. — Сейчас закончим!

Прелат приказал войску спешиться, и Григ тоже сошел на бревна. Почувствовав на себе чей-то взгляд, он оглянулся и увидел Бакрута, одного из четверки гвардейцев, приходивших убить его по приказу интрессы Амалии. Тогда Григ перед всеми опозорил Бакрута, и видно было, что он этого не забыл.

— Опасайся его, — сказал оказавшийся рядом Тревис, смотревший как будто в другую сторону. — Он злопамятный, когда-нибудь обязательно попытается тебе отомстить.

— Откуда вы знаете о счетах между нами, господин сержант? — удивился Григ.

— Рассказали, — усмехнулся Тревис. — Это же гвардия. Будет случай — убей его, так тебе спокойнее будет.

— Ну-ка, разберись в колонну! — закричал один из распорядителей. — По одному на мостки — пошли!

Гвардейцы начали с лошадьми грузиться на корабли. Животные храпели и боялись качающихся мостков. Некоторых, особенно нервных, приходилось затаскивать на борт вчетвером, а то и вшестером.

Дело продвигалось медленно.

Прелат оставался на берегу с Тревисом и еще тремя телохранителями и оттуда руководил посадкой, указывая то на одно, то на другое упущение капитанов. Было шумно, лошади танцевали на мостках, гвардейцы ругались.

— Уздечку держи! — кричал распорядитель с красным лицом. — Я сказал — уздечку, а не подпругу! По-тя-ну-ли!

Солдаты дружно взялись, и очередная перепуганная лошадь застучала подковами по палубе.

Жеребец Грига повёл себя на удивление спокойно, хотя знавшие его гвардейцы заранее предвидели неприятности. Но обошлось, Григ первым ступил на помост и за уздечку перевел за собой жеребца.

— Ишь ты, образумился, змей! — воскликнул кто-то.

— Просто хозяин ему нашелся, — сказал сержант, также знакомый Григу по схватке на водочерпалке.

Глава 24

Как ни старался прелат ускорить погрузку, как ни хлестал себя по сапогам стеком, полностью приготовить корабли к отходу удалось лишь ближе к полудню.

— Ну наконец-то, великие реки, — сказал гвардеец, сидевший на скамье рядом с Григом. — Я уж думал, так и заночуем у берега.

— Сейчас осень, это опасно, — заметил Григ.

— Вот и я о чем. Вдарит волной — и все на дно, даже обидно потонуть возле берега.

— Ну хватит тебе, Седой, любишь ты страху нагнать, — из темного угла подал голос другой гвардеец.

— Да, Седой, этого у тебя не отнимешь, — согласился с последним еще один солдат. — Помнится, перед атакой у Кохти ты нас так Илкнерами запугал, что сотня едва назад не повернула.

— Не пугал я вас вовсе, а сказал только, что у них стрелки хорошие, так и что? Разве не прав был? Первую шеренгу выкосили, как корова языком…

— Страшная сеча была, — со вздохом произнёс тот, что лежал в углу на соломе. — Я тогда даже клинок сломал и не заметил. Илкнеры хорошо дрались, хоть и жидковаты они на самом деле, но в тот раз… Ужас просто.

Налетевший порыв ветра ударил в снасти, волна качнула корабль и ударила о свисавшие с причала мешки с опилками.

— Навали-и-и-ись! — закричали на берегу.

Команда из дюжины мужиков уперлась в борт, и корабль начал медленно отходить от стенки.

— Закачало… — сказал кто-то.

По палубе застучали кованые башмаки матросов, заскрипели блоки, загудела от напряжения мачта, принимая на себя силу пойманного парусами ветра.

— А его светлость с нами? — спросил Григ.

— С нами, у него на носу богатый партамент со стекольными окошками, — пояснил Седой.

— Нам здесь тоже неплохо будет, — сказал солдат из угла. — Отхожее место на корме — чистое, воды-то пропасть. Дров много взяли, значит, горячее давать будут, а еще вина сладкого.

— Откуда сладкое-то, Притчет? — спросил кто-то.

— Оттуда. На море дают вино, чтобы кровь лучше гоняло.

— А почем ты знаешь?

— Я со второй ротой на Илкнеров десантом ходил, вот и знаю.

Через час разговоров и солдатских историй корабли вышли в открытое море и качка усилилась.

С палубы в трюм спустился один из телохранителей прелата Гудрофа.

— Григ-Молчун! Тебя к его светлости зовут!

Новичок вскочил со скамьи и, едва не ударившись о бимс, стал пробираться к выходу. Ступив на первую ступень, он оглянулся и у сквозного квадратного окошка снова увидел Бакрута. Тот поигрывал кинжалом, перебрасывая его из руки в руку, но, встретившись взглядом с Григом, отвернулся к окну.

«Помни и берегись — помню и берегусь», — вспомнил Григ невесть откуда прилетевшую фразу. Кажется, это было объявление войны.

Курьер ожидал новичка на палубе и, когда тот поднялся, махнул ему рукой и поспешил вдоль борта.

Свежий ветер ударил Григу в лицо, и он улыбнулся, поскольку эти ощущения были ему знакомы. Наверное, палуба, надстройки, снасти и паруса были тогда другими, а название судна звучало как «Аллакорда» или «Аврора», но море и качка были такими же.

Его светлость ожидал Грига в своих «партаментах», которые по сравнению с темными трюмами казались дворцом.

Миниатюрная судовая мебель, обшитые шпоном стены и пять широких окон с вязанными медью рамами.

Прелат сидел на высоком стуле возле одного из окон, а на пристенном столике перед ним лежала карта. Чуть поодаль двое слуг крутились вокруг отлитой в виде пузатого тритона чугунной печки, пытаясь разжечь в ней мелко поколотые дрова.

— Он здесь, ваша светлость! — объявил телохранитель, он же курьер.

— Пусть войдет, а ты карауль снаружи…

— Слушаюсь!

Телохранитель вышел, и в «партаменты», сняв шляпу, вошёл Григ. Он плотно притворил дверь и поклонился.

— Подойди ближе и расскажи, как тебе понравилось на нашем корабле?

— Благодарю, ваша светлость, здесь намного интереснее, чем на водочерпалке, — признался новичок, останавливаясь в трех шагах от прелата.

— Тебе приходилось видеть карты? Подойди ближе…

Новичок подошёл к столу и осторожно дотронулся до карты, вычерченной на телячьей коже. В ней использовалась тушь трех цветов, отчего карта выглядела очень нарядно.

— Да, ваша светлость, мне приходилось видеть карты, но они выглядели иначе…

Прелат кивнул. Если бы Григ стал отказываться, Гудроф ему бы не поверил, но невольник подтвердил свои знания. Пусть пока неосознанно, но подтвердил. Он выздоравливал, это было заметно по его глазам, становившимся живее, и вскоре прелат рассчитывал получить от Грига новости, которые можно будет использовать для собственной пользы.

— Скажи, Григ, тебе приходилось видеть летающие корабли?

Задав этот вопрос, прелат впился глазами в лицо невольника, стараясь не пропустить ни одного движения глаз или легкой гримасы.

— Нет, ваша светлость, едва ли можно представить себе такое, чтобы корабль мог летать.

«Не врет, — подумал прелат и разочарованно вздохнул. — Значит, действительно ничего не помнит. Слишком много вопросов к больному человеку, нужно дать ему время».

— Ну хорошо, а может, тебе знакомо название «черная колесница»? — спросил прелат, не удержавшись от еще одного вопроса.

Глава 25

Длинный корпус «Пифии» медленно втягивался в так называемый таможенный туннель — часть пространства, огражденную невидимой цифровой сетью. Жирная метка крейсера выглядела на радаре как затаившийся в центре ловчей сети паук, и непонятно было, атакует ли он в следующую секунду, или позволит потенциальной жертве уйти.

За «Пифией» следовали «Ленокс» и восьмерка истребителей «маскот». Медленно двигавшиеся корабли представляли для пушек «Алонсо» легкую добычу, но подразумевалось, что именно в этот момент радиосканеры пограничного гиганта снимали информацию с фальшивого чипа Бена Лоренца.

Командир эскадры, штурман, связист и артиллерийский офицер, не отрываясь, смотрели на колонку сменявшихся на экране цифр, указывавших этапы прохождения тоннеля.

Пять процентов, девять, двенадцать… Несмотря на изменения диаграммы считывающего устройства, в которое был вставлен драгоценный чип, было непонятно, получает крейсер информацию или она до него не доходит. Ответных сигналов в диалоговом окне не появлялось, и это заставляло всех нервничать, ведь обычно никакими уточнениями «Алонсо» себя не утруждал.

Неожиданно цифры этапов остановились на тридцати семи процентах, а затем стали медленно отсчитывать обратный ход — это означало, что генеральный компьютер крейсера увеличивал проверочную дистанцию. Видимо, что-то ему было непонятно.

Лоренц перестал дышать, его спина взмокла.

— Да что же он делает, сволочь?! — не выдержал любивший выпить штурман.

— Молчать… — негромко сказал Лоренц. Говорить громче он боялся, ему казалось, что на крейсере могли услышать.

— Что происходит, сэр?

Это был капитан «Ленокса» Гуклот.

— Пока не знаю, Фред, — как можно спокойнее ответил Лоренц. — Думаю, они малость зарапортовались, хотят проверить заново.

Откатившись к двадцати восьми процентам, эскадра снова начала двигаться по дистанции. Лоренц осторожно перевел дух и взялся за спинку кресла, намереваясь сесть, но пока не решался.

Вот они прошли рубеж в тридцать семь процентов, но уже на тридцати девяти снова споткнулись и, чуть постояв, покатились обратно.

Лоренц судорожно сглотнул и вытер рукавом лицо. Он представлял себе это совсем иначе.

— Сэр, а пропуск у нас надежный? — спросил артиллерийский офицер, видевший, как командир эскадры истекает потом.

— Надежный, Бруно, не мешай, пожалуйста, — подчеркнуто вежливо ответил Лоренц, однако сам уже ни в чем не был уверен. Неужели чипмейкер, сука, обманул? Неужели положил в карман восемьсот кусков и отправил клиентов поджариться?

Лоренц уже слышал лязг зарядных барабанов, досылающих снаряды в казенники двадцатидюймовых орудий, и равнодушные лица артиллерийской прислуги, тяготившейся непонятной и малоинтересной службой. После залпа — ужин и кино.

«Равнодушные мерзавцы», — прикрыв глаза, мысленно выругался Лоренц.

Теперь он представлял себе артиллеристов крейсера спокойно ужинающими порошковым картофелем, в то время как ионизированная пыль от его эскадры разлетается по космосу со скоростью света.

Мелодично пропел электронный гонг, Лоренц открыл глаза и увидел продольные голубые полосы там, где на экране только что была схема туннеля.

— Прошли, сэр! — выпалил штурман.

— Ну… разумеется, — как можно спокойнее ответил Лоренц, однако от всего пережитого его голос сорвался.

Командир эскадры откашлялся, достал из кармана измятый платок и, тщательно вытерев лицо, включил внутриэскадренную связь.

— Эй, на «Леноксе», как долго сможете держать полный ход?

— Часов десять, сэр, — ответил Гуглот.

— Отлично, думаю, этого будет достаточно.

Лоренц повернулся к штурману:

— Достаточно, Тони?

— Так точно, сэр. К этому времени мы как раз окажемся между Сальего и Камеруном.

— Хорошо, «Ленокс», стартуйте, мы догоним вас, как только возьмем на сцепку «маскоты»… — пообещал Лоренц. Затем вызвал по внутренней связи начальника швартового отделения: — Эй, Хук, готовьтесь крепить «маскоты»!

— Да, сэр, мы их уже вызвали.

— Сколько вам понадобится времени?

— Четверть часа, сэр.

— Когда все будет готово, доложи.

— Слушаюсь, сэр!

Через четверть часа, когда «маскоты» были крепко пристегнуты к сцепкам на корме «Пифии», двигатели главного корабля эскадры начали работать на полную мощность, разгоняя его следом за далеко ушедшим «Леноксом».

Глава 26

Вечером вместе с двумя гвардейцами Григ был отряжен ухаживать за лошадьми, сгребать при свете фонарей навоз, давать животным овес и воду.

Своему жеребцу Григ принес оставшийся от ужина кусок сахара, и в благодарность за это конь прихватил хозяина губами за ухо. Было щекотно, Григ засмеялся.

— Не балуй его, а то не ты на нем — он на тебе ездить будет, — предупредил один из гвардейцев.

Потом они взялись за работу и примерно за час сумели накормить животных и собрать в кучу весь навоз — оставалось выбросить его за борт.

— Давай передохнем, — предложил Ришар-Торопыга, и они уселись на тюки прошлогодней соломы, годившейся только на подстилку.

— Эй, Григ, а это правда, что ты человек из земли иностранной?

— Правда.

— А какой земли?

— Пока не помню — хворый я.

— Хворый?

Гвардейцы недоверчиво переглянулись. Только что Григ таскал колоды с овсом, и не видно было, чтобы устал.

— Просто я еще не все про себя помню, — пояснил он, видя недоверие товарищей.

— И давно не помнишь?

Ришар похлопал по морде высунувшуюся в проход лошадь.

— Люди говорят — три года, но сам я не помню.

Гвардейцы снова переглянулись и покачали головами. Им случалось быть в боях и получать раны, но чтобы надолго терять память — такого случая они не припоминали.

— А это правда, что ты Бакрута голыми руками побил? — спросил другой гвардеец, заранее предвкушая интересный рассказ.

— Да не побил вовсе, только меч отнял, и все дела.

— Ишь ты, все дела! Да Бакрут у нас один из лучших, длинный, жилистый, за ним на поспеешь, а кинжалом он три дюймовые доски разом прошибает. Во как, а ты говоришь — только меч отнял.

— Ты, Григ, не спи ночью, — посоветовал Ришар, поднимаясь с тюка. — А то Бакрут тебя зарежет, он обид не прощает.

— Да, — подтвердил другой гвардеец. — Не спать самое лучшее, а то до берега не дотянешь.

Закончив с уборкой, солдаты начали расставлять корзины из-под соломы, и в этот момент в проходе мелькнула чья-то тень. Ришар со вторым гвардейцем забеспокоились.

— Ты это, Григ, расставь корзины сам, дело-то не трудное, а мы отлучимся по нужде.

— Идите, — ответил новичок и понес вдоль стойл стопку корзин.

— И фонари прихвати! — с палубы крикнул Ришар.

— Прихвачу.

Малозаметный силуэт отделился от подпорного столба и, прячась от света, стал двигаться в сторону Грига, пока тот неспешно расставлял корзины, в которые следующая смена уборщиков должна была складывать потраченную солому и навоз.

Шаг, еще шаг, еще… Незаметный в тени человек продолжал подкрадываться, сжимая в руке верный кинжал.

Пахнуло свежим навозом.

«Все бы вам гадить», — мысленно выругался Бакрут.

Вот и цель. Осталось замахнуться, нанести удар, скинуть тело за борт — и никаких следов. Море все покроет.

Бакрут поудобнее перехватил кинжал, сделал еще полшага и… потерял цель. Желтоватый полумрак, так хорошо скрывавший его в конюшне, сыграл с ним злую шутку — расплывчатая цель совершенно растворилась.

«Да куда же он подевался?» — спросил себя Бакрут, перебирая по рукояти пальцами. Он уже собрался пройти чуть дальше, как вдруг его кисть попала в плотный захват. Бакрут вскрикнул, выронил кинжал и попытался освободиться, но тут его горло сдавили с такой силой, что он увидел далекие звезды.

— До берега недалеко, если умеешь плавать — шанс у тебя будет, — сказал Григ и ослабил хватку, чтобы Бакрут мог подышать. — И мой тебе совет: окажешься в воде — сразу снимай сапоги. Понял?

Бакрут моргнул веками.

— И не нужно кричать, иначе я тебя прирежу — даже в воде.

Григ продемонстрировал Бакруту его собственное оружие, клинок тускло блеснул перед бывшим хозяином, словно прощаясь.

Вскоре послышался плеск воды, и ожидавшие неподалеку Ришар-Торопыга и его товарищ вернулись к конюшенной надстройке, чтобы забрать фонари.

На новичка, ясное дело, они уже не надеялись. Возможно, он был хорошим человеком, но связываться из-за него с Бакрутом никто бы не стал. Но каково же было удивление гвардейцев, когда они нашли новичка невредимым.

— Григ? Ты это… — Ришар едва не потерял дар речи. — Мы шли тебе помочь, а ты сам справился?

— А чего там справляться, работа-то пустячная…

— И то верно. — Ришар с товарищем переглянулись.

— Куда эти фонари девать?

— Давай мы заберем…

Гвардейцы взяли у Грига лишние фонари и двинулись вдоль борта к жилому трюму.

Один за другим они спустились в душноватое помещение, где тлело еще несколько подвесных фонарей. Григ вернулся на свою скамью, снял шляпу и пояс с оружием, которого у него раньше не было.

В трюме повисла тишина, все знали, что Бакрут пошел посчитаться с обидчиком, хотя он, понятное дело, об этом не объявлял. А теперь новичок вернулся с его оружием — значит, Бакрута ждать уже не следовало.

— Ну все, смена вернулась, значит, всем спать! — объявил сержант, и в трюме один за другим стали гаснуть фитили.

Григ зевнул и, сняв сапоги, улегся на свою скамью. Он знал, что этой ночью ему ничего не грозит, и оттого испытывал облегчение.

Глава 27

В режиме консервации энергии в кабину «маскота» подавалось совсем немного, однако Теда Лансберга это не беспокоило, поскольку у него была бутылка солдатского джина.

Пойло, конечно, мерзкое, и, будь Тед на твердой поверхности какой-нибудь коммерческой станции, а тем более планеты, он выбрал бы что-нибудь получше, но здесь, в космической темноте, годилось любое горючее.

На закуску два кекса из сухого пайка, а в качестве стакана — крышка от плафона из хвостового отсека.

Антенна навигатора принимала обрывки сигналов коммерческого телевидения, так что Тед чувствовал себя в полном порядке. Да, было холодновато, но он разложил пилотское кресло, укутался аварийным одеялом и приготовился смотреть шоу с раздетыми девками.

На каком языке оно велось, понять было невозможно, помехи полностью заглушали звук, но Теда это не смущало, первые же несколько глотков рома давали надежду на хороший вечер.

Самым сложным было убедить помощника боцмана в том, что ему, Теду, необходимо остаться в кабине, в то время как другие пилоты перебрались на борт «Пифии».

«Вы знаете, сэр, я малость захворал…»

«Ну так давай в медбокс, здесь ты совсем захиреешь!»

«Нет-нет, сэр, это моя собственная болезнь — внутренняя. Меня сейчас главное не трогать, я отлежусь часика четыре и утром как огурчик буду».

«А что такое огурчик?»

«Я родом с Бахтирсабая, там у нас огурцы выращивают. Это такие зелёные…»

«Ладно, оставайся, но если поплохеет — сообщи, мы тебя заберем».

«Непременно, сэр, большое спасибо».

Вот так Теду удалось провести помощника боцмана.

К ним на борт только попади, сразу проверят рюкзак, потребуют дыхнуть, да еще мыться отправят. Им в каждом грязнуля мерещится, а если у человека аллергия на мытье, может такое быть?

А тут какая красота! Свобода и полная независимость!

Тед обвел посоловевшим взглядом свои невеликие владения и облегченно вздохнул. Последние три года кабина истребителя являлась его родным домом. Здесь было все, что требовалось для жизни, а еще несколько блоков прицеливания и скандастер для определения гравитационных аномалий. А еще этот прибор хорошо ловил корабли-невидимки, которым удавалось обманывать даже радары.

Залпом выпив полплафона, Тед закусил четвертинкой крохотного кекса.

— Вроде мылом пахнет… — произнёс он вслух и понюхал кекс, однако после пары глотков такого пойла обоняние отбивало напрочь и разобрать какие-то нюансы было невозможно.

— Как же я тебя люблю! — с чувством сказал Тед, обращаясь к своему истребителю. Он отбросил аварийное одеяло и передвинулся к панели.

Вот тут, справа — кнопка активации артиллерии. Четыре пушки калибра семьдесят пять миллиметров, скорострельность пять тысяч выстрелов в минуту и двенадцать тысяч снарядов в запасе. Ну кто устоит перед такой мощью?

— Эх, и силен же ты, зараза, — восхищенно произнёс Тед, похлопывая по панели управления. Затем потянулся за бутылкой, отхлебнул прямо из горлышка и начал вспоминать, как работала его артиллерия последний раз.

Это случилось над лазурными волнами Аравайского моря на планете Таррио из Четвертой системы. Задача была поставлена четко — повредить борт круизного лайнера «Ибица» и замедлить его ход. Но только повредить, чтобы облегчить перегрузку товара на корабль-перехватчик, где уже дожидалась работы «веселая пехота» Бена Лоренца.

Вот это была потеха! Сначала заход над управляющими надстройками и шквал огня — обломки взлетали на сотню метров! Потом разворот, и он красиво прошёлся вдоль борта, вспарывая обшивочные листы. Всего несколько секунд работы, а какое удовольствие!

Уже сверху он потом наблюдал, как вылавливают из воды малолетних шлюх. Их подняли почти полторы тысячи штук, а затем продали на черном рынке в Бильбао, в среднем по семь тысяч динаров за каждую.

Поскольку Тед хорошо справился с работой, ему перепало двадцать тысяч бонуса и еще ночь с какой-то дурочкой с «Ибицы». Однако это было не так интересно, как он ожидал. Девушка находилась под действием наркотиков, поэтому все время называла его то Марком, то «господином учителем».

Если бы ему предложили выбор, он был легко сменял это жалкое мочало на еще одну атаку. Чтобы пушки ревели, чтобы ответный огонь и мокрая от пота майка. Вот как он любил!

Тед вздохнул и погладил переключатель выбора ракетного оружия. Тут у него были стофунтовые «карандаши», снимавшие любую цель на дистанции в пятьдесят километров, и «поросята» весом в девятьсот фунтов — эти могли вскрыть такую посудину, как «Ленокс» или даже «Пифия». Чаще Тед пользовался «карандашами», «поросята» стоили очень дорого, да и цели для них появлялись редко.

Лишь один раз они тремя «маскотами» ходили на перехват товарного конвоя, когда какой-то толстосум заплатил Лоренцу за уничтожение транспортов конкурента.

В тот раз израсходовали весь боезапас до последней железки. Правда, стреляли с дистанции в сотню километров и результаты наблюдали только на радарах и видеохабах. Но тоже хорошо, всплески были такие, что экраны висли.

Так, погружаясь в воспоминания и прихлебывая из бутылки, Тед проводил свой свободный вечер. Сцепку потряхивало на гравитационных ухабах, экран навигатора потрескивал помехами и демонстрировал шоу на неизвестном языке.

В какой-то момент Тед выронил бутылку, громко всхрапнул и забылся тяжелым сном.

Глава 28

Утро выдалось ясное, с севера дул холодный ветер, приносивший редкие колючие снежинки. Корабли продолжали двигаться в полумиле от берега, и пока ничто не вынуждало их уходить в море.

Перед завтраком капитан корабля приходил к прелату на доклад и заверил, что никаких ухудшений погоды не предвидится.

— Горизонт блеклый, ваша светлость, к полудню придут облака, к вечеру они потяжелеют и пойдет дождь. Станет мокро, но и только…

— Хорошо. Значит, до вечера у нас просто прогулка морем, — сказал прелат и посмотрел на свои подшитые кожей войлочные туфли. По всему выходило, что он мог не надевать сапог целый день.

— Какие-нибудь пожелания, капитан Блоут? — спросил прелат, видя, что капитан хочет сказать что-то еще.

— Ваша светлость, прикажите перевести шесть лошадок в кормовой трюм, а то у нас корма баттерфляем ходит. В прежние походы мы воды больше брали и был полный порядок, а сейчас путь недалек и без запаса воды корма подскакивает.

— Скажите сержанту-распорядителю, что я велел перевести лошадей, и он сейчас же все исполнит.

— Благодарю, ваша светлость. Я могу идти?

— Идите, капитан.

С камбуза принесли завтрак — горячую овсянку, омлет с зеленью, несколько свежих булочек и томленное с ванилью молоко. В дороге прелату хватало и этого.

После завтрака его настроение улучшилось, он накинул шерстяной плащ, взял шляпу и в сопровождении Тревиса вышел на палубу.

Вряд ли кто-то мог угрожать его светлости на его собственном корабле, однако телохранитель находился неподалеку.

Прелат встал у правого борта и стал смотреть на море. Если бы не постоянные заботы, от этого короткого похода можно было получить немалое удовольствие.

Послышалось ржание потревоженных лошадей, которых переводили в другой трюм. Возле кормы вдоль бортов стояли гвардейцы, среди них прелат заметил Грига.

— Позови мне его, Тревис.

— Новичка, ваша светлость?

— Да, его…

Телохранитель тотчас помчался выполнять приказание, перепрыгивая через бухты канатов и проскакивая под снастями.

«Проворен», — подумал Гудроф и снова отвлекся на море.

Паруса издавали ровный шелестящий шум, мачта слегка поскрипывала, и эти звуки напомнили прелату о таком же путешествии в далеком детстве. Тогда все для него было в диковинку.

Вскоре, в сопровождении Тревиса, подошёл Григ, и телохранитель удалился, чтобы не мешать беседе.

— Доброе утро, ваша светлость, — поздоровался новичок.

— Здравствуй, Григ. Как тебе спалось на корабле — не укачало?

— Нет, ваша светлость, у меня хороший вестибулярный аппарат.

— Что у тебя хорошее? — не понял прелат.

— Н… — Григ пожал плечами. — Я к такому привычен.

— Да, я заметил, что ты ходишь по палубе довольно уверенно. Часто приходилось бывать в море?

— Не думаю, что очень часто, ваша светлость, но что такое паруса — я знаю. Имею понятие, как ловить ветер, проверять лотом глубину. Одним словом, что-то знаю…

— Погоди минутку…

Прелат отошел к Тревису и негромко спросил:

— Откуда у него оружие?

— Я не знаю, ваша светлость. Прикажете разоружить?

— Не нужно. Просто найди сержанта Рутберга, и пусть даст тебе объяснение. А ты потом доложишь мне. Иди.

— Уже иду, ваша светлость, но сдается мне, я знаю, чье это оружие.

— Чье же?

— И меч, и кинжал, и пояс — все принадлежит Бакруту.

Превозмогая желание обернуться и рассмотреть оружие на поясе Грига, прелат вздохнул.

— Ты же понимаешь, что ни один гвардеец не расстанется со своим оружием добровольно…

— Конечно, ваша светлость.

— Ну так иди и выясни. Мне нужны подробности, я не потерплю на своем корабле никаких беспорядков.

— Но, ваша светлость, я опасаюсь, что…

— Иди!

Тревис поспешил на корму, а прелат вернулся к Григу.

— Я уже спрашивал тебя, но… может быть, ты теперь что-то вспомнил…

Прелат пристально посмотрел на Грига.

— Спросите еще раз, ваша светлость, может, я действительно что-то вспомнил, — согласился Григ. — Мне кажется, что сегодня я помню уже больше, чем вчера.

— Ну, хорошо.

Прелат покосился на руки новичка — далеко они от оружия? Кто знает, что взбредет ему в голову, ведь он нездоров?

— Ты, я вижу, чисто выбрит… — издалека начал прелат.

— Я наточил кинжал, ваша светлость, а вместо мыла взял немного масла из лампы.

— Что ж, похвально. Наши солдаты в отсутствие цирюльника, к сожалению, редко занимаются собой по доброй воле.

— Спасибо за похвалу, ваша светлость, но если бы я еще мог почистить зубы…

— Почистить зубы?

Прелат удивленно посмотрел на Грига, затем бросил взгляд на возвращающегося Тревиса. Почему он так долго? Прелату показалось, что Григ бредит, ведь ему требуется почистить зубы! Каково?

— И как же ты чистишь зубы? — осторожно просил прелат.

— Лучше специальной щеткой, ваша светлость, но можно и пальцем, была бы паста.

— Паста?

— Да, на водочерпалке я приготавливал ее из толченого мела и свежей мяты. Но можно использовать и отвар.

— Вот как? А какой же смысл во всем этом?

— В ощущении свежести, ваша светлость. Во рту.

«Нет, кажется, он не бредит, взгляд вполне осмысленный».

Подошел Тревис, но прелат в нем уже не нуждался, теперь он успокоился.

— Ты говоришь, что плавал на судах по морю, а случалось ли тебе летать в небе среди облаков?

— Но как, ваша светлость?

Григ выглядел удивленным.

— Тогда я спрошу иначе. Приходилось ли тебе видеть в небе какие-то, ну… летающие корабли, колесницы. Одним словом, что-нибудь, кроме птиц?

В этот момент неожиданно ударил гром. Все, кто был на палубе, тотчас подняли головы и где-то высоко, там, где не летают птицы, увидели белое облачко, которое быстро увеличивалось.

Перестали кричать чайки, волны остановили свой бег, и даже ветер в парусах как-то поутих. Казалось, не стало никаких других звуков, кроме доносившегося сверху давящего воя, похожего на истошный рев тысячи труб.

Увидев падающие на него с высоты «черные колесницы», прелат в ужасе закрылся рукой. Именно такими он запомнил их, увидев когда-то всего один раз.

Но черные гиганты не собирались падать на корабль прелата. На высоте около тысячи футов они выровняли свой полет и ушли в сторону берега, прогибая поверхность воды и заставляя дрожать мачты, палубу и стоявших на ней людей.

— Это были они… это были «черные колесницы»… — подавленно произнёс прелат.

Тревис тоже выглядел испуганным, и только Григ хранил самообладание. Он долго смотрел вслед унесшимся к берегу монстрам, а потом извинился перед прелатом и направился к корме, вполголоса проговаривая никому не понятные слова:

— Десантный корабль типа «гансхельд», класс С. Массоизмещение восемь тысяч тонн…

Глава 29

Теду снилась его тетя Салли, у которой он воспитывался с девяти лет.

«Тадеуш, ленивая задница, почему разбросана твоя одежда? Ну что за наказание, сколько раз тебе говорить, что носки нельзя оставлять в штанах? Тадек, ты меня слышишь или нет? Опять в погреб захотел, к крысам? Ну так я быстро тебя пристрою!»

«В погреб меня нельзя, тетя, завтра в школу».

«А вот и нет, твоя школа сгорела! Встань и разложи вещи, ублюдок!»

Тед дернулся раз, другой и, открыв глаза, тотчас зажмурился от ослепительного солнечного света.

— Лансберг, ленивая задница, ты проснешься или мне разнести твое корыто из пушек?!

Тед сразу узнал голос командира отряда Жака Брисбена. Тот был человеком суровым и, даже пребывая в хорошем расположении духа, именовал подчиненных не иначе, как «задницами» и «собаками».

«Ну конечно, разнесешь ты, когда все машины на сцепках стоят…» — мысленно возразил ему Тед и, растерев лицо грязными ладонями, стал осторожно выглядывать из окна.

Внизу все было белым от плотных облаков. Жесткие сцепки вибрировали от напряжения, увлекая маленькие «маскоты» за кораблём-носителем. В пяти метрах справа от машины Теда, прилипнув лицом к бронестеклу, за пробуждением Теда следил командир отряда истребителей.

Тед показал ему пальцами знак «виктория» и, чтобы доказать, что он в полном порядке, через силу улыбнулся.

— Босс, я бодр и весел. Готов выполнить задание командования и все такое.

— Опять пил, собачья задница?

Дребезжащие динамики придавали голосу Брисборна особую свирепость.

— Я не пил, босс, я лечился. Простуда у меня.

— Садись за управление, ублюдок! Скоро работать будем!

— Уже сел, босс! Вот только пописаю…

Тед еще раз махнул Жаку рукой и, неловко свалившись с сиденья, пополз в сторону санитарного бокса, где размещались скромные удобства.

Однако писать Тед не хотел, ему требовалось поправиться. Для этой цели он сливал в плафон немного питьевой воды, добавлял в нее несколько таблеток витамина С и кубик очищающего реагента, используемого для промывки плат. Обычно это помогало.

С трудом разогнувшись и чувствуя дрожь в ногах, Тед сдернул с магистрали шланг и стал наполнять водой малоприспособленный для таких целей плафон. Иметь в кабине стаканы строго запрещалось, а пить воду можно было из мундштука.

Тем временем начали расти перегрузки. «Пифия» спускалась все ниже и тормозила маршевыми двигателями, вывернув их на двести семьдесят градусов. Времени у Теда оставалось мало.

Расплескав часть воды, он все же сумел навести спасительный коктейль. Его получилось слишком много, но иначе было нельзя — при высокой концентрации реагент становился опасным.

Страдальчески кривясь, глоток за глотком Тед залил это пойло в желудок и, не теряя времени, пополз на рабочее место.

На ходу он подобрал оброненный шлем, кое-как надел его и, вернув спинку кресла в исходное положение, уселся на рабочее место.

Затем, словно случайно, посмотрел направо и натолкнулся на свирепый взгляд Жака.

— Я в полном порядке, босс! — заверил его Тед, однако босс продолжал сверлить его злобным взглядом.

Перегрузки продолжали расти, и в какой-то момент Тед потерял ориентацию, совершенно не понимая, где верх, где низ и откуда берется эта мерзкая тошнота.

— Бо… сс… я в порядке… — бледнея, произнёс Тед и как мог улыбнулся суровому Жаку Брисбену, а в следующее мгновение его вырвало прямо на остекление кабины.

— Внимание, до раскрытия сцепки пятнадцать секунд… — объявил по общей связи диспетчер. — Четырнадцать секунд… тринадцать… двенадцать… одиннадцать…

— Босс, я не… виноват, — лопотал Тед, пытаясь, насколько это возможно, очистить стенки фонаря.

— Потом разберемся, ублюдок… — пророкотал Жак.

Глава 30

К тому моменту, когда произошло раскрытие захватов сцепки, Тед уже был почти в норме, и плоскости его «маскота» даже не дрогнули. Бортовой компьютер получил свой сектор, на экране развернулась карта.

Тед сразу сориентировался в навигаторской сфере, и даже тяжелое похмелье не смогло ему помешать в этом.

— Ноль-пятый, пройдете до тридцатой параллели, задание — распугать все военные соединения аборигенов и поддерживать нашу пехоту. Через тридцать две минуты барражирование в зоне два-четырнадцать и три — двадцать девять.

— Вас понял, сэр, задание принял Тед Лансберг.

— Удачи, Тед.

Это был голос второго штурмана с «Пифии», пару раз Тед видел его на станциях. Очень приличный дядечка в очках, пьет только красное вино, и баритон у него, как в теленовостях. Тед порадовался, что штабной не видит его физиономии, а вот Жак видел, и с ним еще предстояло нелегкое объяснение.

Да и стекло отмывать придётся. Ну что за невезение?!

Тед добавил двигателям тяги и стал опускаться до трехсот метров. Сегодня он собирался «оттянуться по полной», как любил говаривать пилот «ноль-четвертого» Бенни Торнсен.

«Маскот» выскочил из низкой облачности и понесся над землей. Внизу замелькали рощи, луга, извилистые ручьи, озера.

Двигатели работали ровно, несмотря на то что топливо в баках было пониженной марки — «скорено-четыре».

Сам командир эскадры на топливе не экономил, в бою это могло выйти боком, но, получив по восемь тонн «скорено-экстра», пилоты, и в том числе Жак Брисбен, на первой же станции заменяли его на марку подешевле, в результате получали навар в полторы тысячи динаров.

На эту сумму можно было два дня оттягиваться в каком-нибудь диграйс-отеле с девочками, персональным поваром и машиной у подъезда. Правда, с таким топливом в баках двигатели едва развивали семьдесят процентов тяги, но, воюя с гражданскими судами и варварами на отставших в развитии планетах, большего и не требовалось. Иногда одно появление в небе ревущих монстров заставляло разбегаться армии в сотни тысяч воинов.

Теду уже случалось наблюдать подобные картины.

Триста метров. Теперь рев двигателей «маскота» хорошо был слышен и на земле. Вот стадо коров бросилось врассыпную, а вот с пруда поднялась стая домашних гусей — от страха бедняги вспомнили, что умеют летать. Тед усмехнулся и, заметив у леса одинокую избушку, дал по ней залп из четырех пушек.

Снаряды прочертили красивые голубоватые полосы и разнесли крохотный домик в щепки, взметнув в небо легкий мусор и красноватые языки пламени.

Тед глубоко вздохнул и распрямился, его настроение начало улучшаться.

Развернувшись над поделенным на участки полем, пилот поджег несколько больших копен сена и продолжил путь к тридцатой параллели. Воинских отрядов, которые он должен был атаковать, не попадалось, и Тед расстреливал одинокие телеги, деревянные мосты и вытянутые на берег лодки. Несколько раз прямо по курсу появлялись деревни, и он едва сдерживал себя от того, чтобы не «оттянуться по полной», однако деревни были источником основного товара и сжигать их запрещалось.

— Как ты, Тед?! — послышалось из динамиков. Это был Эдди Гожоле, приятель Теда в те периоды, когда у него водились деньги.

— Пустышка, Эд. Стреляю по воробьям.

— А у меня потеха! Две казармы в каком-то замке! Они разбегаются, как тараканы, пушки не успевают остывать, Тед! Эт-то что-то!

— Везунчик ты, Эд… — ответил Тед, сделал «бочку» и всадил десяток снарядов в какой-то одинокий сарай.

Глава 31

Полчаса в своей надстройке прелат Гудроф боролся с тревогой за семью и имущество. В конце концов он сделал мучительный выбор, выскочил на палубу и закричал:

— Капитан, мы немедленно возвращаемся! Поворачивайте назад!

Стоявшие на палубе гвардейцы загомонили. С тех пор как по небу пронеслись эти жуткие чудовища, разговоры о них не затихали ни на минуту, вытеснив обсуждение судьбы пропавшего Бакрута.

Раздались отрывистые команды, и по палубе застучали подкованные матросские башмаки. Пока на передовом корабле перекладывали паруса, сигнальщик передавал сообщение второму.

— В трюм! Пусть все спустятся в трюм! — потребовал капитан, и сержанты начали сгонять гвардейцев вниз.

Еще через четверть часа корабли уже твердо встали на обратный курс, но из-за направления ветра кренились сильнее прежнего.

Какое-то время прелат прохаживался по опустевшей палубе, останавливался у борта, глядя на берег. Затем вернулся в надстройку.

Зачастил мелкий дождик, но продлился недолго и ушел на юго-запад вместе с несколькими тучами. Вскоре ветер усилился, волны стали выше, и корабли начали раскачиваться сильнее.

Из своего скучного трюма на палубу стали выбираться гвардейцы, и вместе с ними Григ. Но он не вступал в разговоры и, переходя от борта к борту, беспокойно посматривал на небо.

После разворота кораблей прошло часа полтора, с камбуза стал доноситься смешанный с дымом запах мяса — кок готовил десанту кашу со свининой. А тем временем высоко в небе появилась белая полоса. Она протянулась с юга на север, свернулась петлей и скользнула вниз. Ее заметили гвардейцы и стали указывать на странное явление пальцами.

Ее увидел Григ.

Новые события, происходившие вокруг, все больше приоткрывали его казавшиеся потерянными воспоминания, а раздваивающееся сознание то и дело предлагало взглянуть на события глазами другого человека.

Белая ниточка оборвалась где-то у горизонта — прямо по курсу кораблей. Прошло несколько мгновений — и на высоте футов двухсот над кораблями с ревом пронесся очередной монстр.

Он был не такой большой, как те, которых видели накануне, однако перепугал всех ничуть не меньше.

Григ сорвался с места и, сбивая попадавшихся матросов, помчался к надстройке прелата.

— Ваша светлость! — кричал он. — Ваша светлость!

Григ распахнул дверь «партаментов» и нос к носу столкнулся с прелатом. Встревоженный шумом Гудроф как раз собирался выйти.

— Назад! — крикнул находившийся рядом Тревис, но Григ не обратил на него внимания.

— Ваша светлость, нужно немедленно выводить лошадей! Без них мы до берега не доплывем — вода холодная!

— Пошел вон! Отойди от его светлости! — закричал Тревис, стараясь оттеснить Грига и угрожая ему обнаженным мечом.

— Ваша светлость, он сейчас вернется! — упорствовал новичок, борясь с Тревисом. — Это «маскот», у него пушки семьдесят пять миллиметров, он это корыто в щепки разнесет! Ваша светлость, нужно немедленно выводить лошадей — без них нам не доплыть!

Гудроф еще не до конца понял, что пытается объяснить ему новичок, но таким взволнованным он его никогда не видел.

— Выводить лошадей! Всем выводить лошадей! — закричал прелат, прежде чем успел подумать.

Удивительно, но среди шума ветра, скрипа снастей и ударов судна о волны каждый солдат десанта услышал эту команду. Сбивая друг друга, перепрыгивая через канатные бухты, перехваты и вентиляционные ящики, гвардейцы бросились к лошадям. Захваченные их порывом, к конюшням побежали и прелат Гудроф с Григом и Тревисом, однако попасть в конюшни было уже невозможно. В то время как первые счастливчики уже пытались выводить лошадей из трюма, другие еще вели борьбу за возможность попасть вниз.

— Давайте туда! — крикнул Григ, указывая на корму, и прелат сразу вспомнил, что перевел в кормовой трюм нескольких лошадей.

Вся троица бросилась к кормовому трюму, к ним присоединились еще двое людей Тревиса. В это время снова послышался рев «черной колесницы», прелат обернулся и увидел дорожку вздымающихся к небу фонтанов. Она пробежала до кормы второго корабля и в следующее мгновение сменилась вспышками трескучего огня, обрывками парусов и роем ярко-желтой щепы, в которую превращались все детали корабля.

— Мы погибли! — закричал прелат.

— Нет, ваша светлость, время еще есть! — возразил Григ, который видел, что корабли стояли не на одной прямой, а это означало — времени довернуть прицел у пилота не было, ему требовался второй заход.

В воду стали падать первые лошади и люди. Солдаты кричали, лошади ржали и бешено взбивали копытами ледяную воду.

Прелат Гудроф вцепился в повод поданного ему жеребца и потащил его на палубу по крутым ступеням. Лошадь была напугана, поэтому следовала за человеком не сопротивляясь.

— За борт, ваша светлость, за борт! — закричал Григ и вместе с добытой им лошадью свалился в воду. Прелату ничего не оставалось, как последовать его примеру, тут очень кстати оказалась помощь Тревиса.

Наконец, вместе с лошадью Гудроф упал в холодное море и в первые мгновения пожалел, что не остался на корабле. Никогда в жизни он не погружался в столь ужасающе ледяную воду.

— Гребите, ваша светлость, гребите! — скомандовал Григ, и прелат принялся копировать движения новичка, отгребая прозрачную воду правой рукой, а левой вцепившись в гриву рвущейся из воды лошади.

— Я сейчас утону, Тревис! — простонал прелат, чувствуя, как холод сковывает ему ноги.

— Держитесь, ваша светлость! Еще триста ярдов — и мы на берегу! — срывающимся голосом ответил Тревис, хотя сам не был уверен, что они проплывут хотя бы пятьдесят ярдов.

Тем временем «маскот» стал заходить на новую цель, от которой уже расходились волнами плывущие люди и лошади.

Грозный рев летающего монстра заставил прелата забыть о холодной воде, снова поднялись белоснежные столбы, а затем застучала огненная молотилка, разрывая в куски корпус корабля, паруса и оставшихся на борту людей.

Через пару мгновений дождь из обломков обрушился на плывущих к берегу счастливчиков.

Многие закричали от ужаса, боясь, что теперь огненный смерч пройдется по ним, но пока обошлось и «маскот» унесся дальше. Стало тихо.

— Как вы, ваша светлость? — спросил Григ.

— Благодарю… мой друг… мне стало теплее… от страха. Оно вернется, это чудовище?

— Боюсь, что да, ваша светлость.

— Что это, Григ? Что это за явление?

— Это люди, ваша светлость, плохие люди…

— О нет! Ты прав, оно возвращается! — воскликнул Тревис, видя, как черное чудовище стелется над самой водой.

Оно пронеслось, словно морской шквал, белые столбы поднялись совсем рядом, перечеркнув первую волну спасшихся с кораблей гвардейцев. На прелата обрушился ледяной водопад, и он зажмурился, а когда открыл глаза, увидел, что Григ, Тревис и двое других телохранителей с лошадьми уцелели.

— Неуж-жели мы вып-плывем? — стуча зубами, произнёс прелат, но ему никто не ответил.

Какое-то время группа плыла молча, напряженно ожидая новой атаки, а вокруг кишели косяки рыб, подбирая из воды частицы разорванной плоти.

Несмотря на холод, прелат почувствовал, что его начинает подташнивать.

— Похоже, оно не вернется, — предположил Тревис, разрумянившийся в ледяной воде и потерявший где-то свой шлем.

— Вроде так, — согласился с ним Григ.

Прелат оглянулся на еще двух телохранителей, но они тоже были в порядке, уверенно отгребая морскую воду.

Через четверть часа сопения и плеска ледяных волн лошадь Тревиса вдруг резко поднялась над водой и вслед за ней поднялся он сам.

— Дно, ваша светлость!

— Да, дно, — подтвердил Григ, вставая на ноги и снова становясь выше всех.

— Великие реки, я тоже его нашел, — сказал прелат, почувствовав твердую опору.

До суши оставалось еще ярдов пятьдесят, но ближе к берегу скользкие валуны сменились крупным наносным песком, двигаться по которому стало намного проще. Еще немного — и спасенные стали карабкаться по крутому берегу, радуясь, что вновь увидели пожухлую траву.

— Должно быть, это земли прелата Нольдстрема! — предположил Гудроф, распрямляясь.

— Ваша светлость, снимайте ваше платье, я его отожму, — предложил Тревис.

— Нет, не сейчас! — возразил Григ, вскакивая в седло. — Нам нужно поскорее добраться до какого-нибудь укрытия на случай, если «маскот» вернется. Да и ветер здесь сильный. Давайте убираться, господа! Скорее!

Глава 32

Разнеся один за другим два больших парусника, Эдди Гожоле прошёлся пушками по барахтавшимся в воде людям и пропел от восторга куплет из «Девчонки молодого лейтенанта». Затем сделал «мертвую петлю» и, бросив взгляд на показатель запаса топлива, повернул на юг. Пора было возвращаться на базу.

«Тедди обзавидуется», — подумал Эдди, усмехаясь. Он уже знал, что его приятелю пришлось довольствоваться расстрелом одиноких избушек, в то время как Эдди израсходовал весь боезапас по реальным целям. И по каким целям!

Когда командир эскадры приказал «посмотреть, что там на берегу», он поначалу даже скривился. Ну что может быть на берегу интересного для пилота-стрелка? Скалы, водоросли, дохлая рыба. Но не тут-то было! Едва выскочив к полосе прибоя, Эдди издали заметил самые настоящие деревянные парусники — о таких целях можно было только мечтать!

После первого захода он от восторга даже прослезился — какой разлет обломков! Казалось, он слышал треск дерева.

Потом был второй заход, и снова настоящий букет! Желтая щепа, обрывки веревок, дымящиеся клочки — песня, а не атака!

«Эдди, так тебя разэдак, ты просто прирожденный художник!» — похвалил он себя после второго захода и снова расплакался от нахлынувших чувств.

Спустя четверть часа Эдди уже был над недавно развернутым лагерем. «Пифию» поставили неподалеку от пары холмов, годившихся для размещения наблюдателей. В сотне метров от нее угнездился «Ленокс», а между ними красовались восемь посадочных квадратов, залитых красной монтажной пеной.

Четыре машины, в том числе аппарат Теда, стояли на приколе, возле них суетились механики, а остальные «маскоты» были еще на задании.

Под самой стенкой «Пифии» стояли два «куксдога», еще одну пару Эдди заметил возле рощи, они сопровождали четверку броневиков, выдвигавшихся к деревне.

В паре мест у горизонта к небу поднимались столбы дыма, там уже хозяйничали другие отряды. Возможно, где-то им оказывали сопротивление, поскольку по едва приметной дороге на восток катили два танка и броневик.

— В чем дело, ноль-третий, какие-нибудь повреждения?

Это был диспетчер.

— Нет, папочка, я в полном порядке.

— Ну так сажай свою задницу, нечего мне тут экран замусоривать!

— О’кей, босс, уговорил… Придержи за мной эшелон…

Выпустив опоры и растопырив посадочные дюзы, машина Эдди стала опускаться на один из свободных квадратов. Раскаленные струи срывали клочки пожухлой травы и высекали из почвы крупный песок.

Механики на соседних квадратах прикрылись от молотящего по одежде мусора. Еще немного — и «маскот» коснулся опорами посадочного квадрата.

Не дожидаясь, когда прекратится свист остывающих турбин, Эдди распахнул дверцу и сел, свесив ноги, в ожидании, когда подтащат трап.

— Эй, Тед, иди сюда, я расскажу тебе, что я сейчас делал! — крикнул он, заметив своего приятеля, драившего изнутри остекление кабины. У опоры его истребителя стоял Жак Брисбен и внимательно следил за действиями проштрафившегося пилота. Можно было не сомневаться, что это занятие займёт его надолго.

Не дождавшись трапа, Эдди спрыгнул на землю и направился в сторону «Пифии», где можно было получить остывший обед.

Глава 33

Чтобы найти подходящее укрытие от холодного ветра и опасности с воздуха, спасшимся пришлось совершить скорый марш на полторы мили.

Следом за прелатом и его группой к лесу вышли еще тридцать два гвардейца с лошадьми. Это было все, что осталось от ста двадцати человек десанта и более чем восьмидесяти матросов, которые до последнего момента оставались на кораблях.

Пока люди сушились и приходили в себя, Тревис настоял, чтобы прелат разделся и при помощи еще одного телохранителя поочередно выжал все вещи его светлости, при этом немилосердно растянув его мундир.

— Зато з-заметно суше, — улыбнулся прелат, у которого зуб на зуб не попадал. Впрочем, в такой же ситуации находились и остальные. Отжав одежду господина, телохранители взялись за собственные мундиры, и вскоре все солдаты выглядели как бродяги в одежде с чужого плеча.

Вместе с людьми мерзли и лошади. Чтобы привести их в чувство, гвардейцы хлопали животных по спинам и растирали пучками сорванной травы. Те, кто узнавал своих скакунов, обменивали их обратно, но таковых набралось немного.

— Что ты м-можешь рассказать об этих существах? — спросил прелат, обращаясь к Григу.

— Мне трудно сказать что-то определенное, ваша светлость, местами я что-то вспоминаю, но… — Григ развел руками. — Общей картины в моей голове еще не сложилось… Я лишь могу сказать, что это плохие люди, они хищники…

— Постой-постой, я ведь сп-просил тебя о тех чудовищах, что разорвали огненными языками мои корабли, при ч-чем здесь п-плохие люди? — спросил прелат, притопывая на месте и похлопывая себя по плечами и рукам.

Гвардейцы притихли. После того, что они пережили, каждому было интересно узнать, жертвой каких сил пали их товарищи. И хотя никто из солдат толком не понимал, о чем спрашивает прелат, они догадывались, что новичок знает какую-то большую тайну.

— Плохие люди они… — Григ сделал над собой усилие. С одной стороны, ему казалось, что он сейчас скажет какую-то чепуху, с другой — почти наяву видел то, о чем собирался рассказать. — Плохие люди — это пираты, ваша светлость, и они находятся внутри этих летающих кораблей, которые вы называете «черными колесницами».

Григ ожидал, что прелат поднимет его на смех или станет ругать, однако тот воспринял услышанное спокойно.

— Вот что мы сделаем, Григ, — сказал он, помолчав. — Сейчас я отправлю разведчиков в замки Гудроф и Кремион, чтобы иметь точные сведения об их судьбе и… судьбе моей семьи…

Прелат замолчал и, опершись о ствол дерева, вздохнул, не давая слезам покатиться из глаз.

— Мы тоже двинемся к замку Гудроф, но поедем не по старой дороге через Зем, теперь это небезопасно, а пойдем сначала по балке и выберемся к деревне Нуйм. Там я покажу тебе нечто такое, что поможет пробудить твою память.

— Ваша светлость, вы еще не просохли, а ветер с севера все крепчает, — вмешался Тревис. — Давайте доберемся до ближайшего замка, а завтра…

— Нет, ждать не имеет смысла. Это земли прелата Нельмара, но не думаю, что он сейчас в лучшем положении. Поэтому просить помощи у здешнего хозяина мы не будем и сразу двинемся в путь.

Прелат вышел в образованный гвардейцами круг.

— Судя по тому, что я не вижу среди вас старины Лойхерда, вам нужен новый сержант… Вот ты, кажется, тебя зовут Энбер, правильно?

— Так точно, ваша светлость! Энбер Руади!

— Поскольку не выплыл даже ни один капрал, я присваиваю тебе, Энбер, звание сержанта. Назначь по паре разведчиков в каждый из замков, и пусть отправляются туда немедленно. Мы же двинемся в путь тайными тропами и будем ждать их в Рионском лесу.

— Слушаюсь, ваша светлость! — козырнул новоназначенный сержант, сразу позабыв про мокрый мундир и холодный ветер с севера. Путь к сержантским «волчьим мордам» был для него очень далек, через двух капралов роты не перепрыгнешь, а тут все решилось в один миг.

— Р-рота, стройсь! На пер-рвый-второй рассчитайсь!

Новый сержант быстро назначил разведчиков, и вскоре они отправились на задание, а оставшийся отряд на лошадях выехал из леса и двинулся к началу длинной балки.

Глава 34

До балки пришлось ехать около двух часов рысью. Дорога была наезжена, и в мирные времена по ней во множестве передвигались целые обозы, но теперь отряду никто не встретился, зато в двух местах были обнаружены останки лошадей и разбитые телеги, а вокруг них — ямы и далеко разбросанные комья земли.

Иногда вдалеке слышался знакомый устрашающий рев, однако в этот раз миновало, и отряд изрядно напуганных гвардейцев наконец спустился в глубокую балку.

Дно ее оказалось непроезжим, но выбирать не приходилось, вокруг расстилались поля, где даже одиночный человек был виден издалека, а враги не дремали и каждые четверть часа где-то неподалеку с ревом проносилась очередная «черная колесница».

Основную часть пути пришлось двигаться пешком, таща лошадей под уздцы. Комья черной земли липли к сапогам, привлекая особенное внимание прелата.

— Вон ведь сколько чернозема, — вслух рассуждал он. — Будь это моя земля, я бы всю балку вычерпал и на поля пустил…

Постепенно заросли в балке становились реже, исчезли кустарники и молодые деревья, наконец Тревис сел на лошадь и поехал первым, прокладывая тропу для своего господина.

— Держись за мной! — сказал прелат Григу и, забравшись в седло, поехал за Тревисом.

Через два с лишним часа пути балка стала мелеть и всадники вышли в густые заросли высокого кустарника, сохранившего достаточно желто-красной листвы, чтобы скрыть отряд от неприятеля.

Прелат приказал спешиться, гвардейцы стали разминать затекшие ноги, прислушиваясь к звукам, доносившимся со стороны ближайшего селения.

— Сержант, двух разведчиков в деревню! — распорядился прелат, и скоро пара всадников понеслась в сторону видневшихся сквозь кустарник домов.

— Вот уж не думал, что после окончания войны с Илкнерами стану прятаться на собственной земле, — сказал прелат, наблюдая из укрытия.

— Это уже земля вашей светлости? — спросил Григ.

— Да, а что тебя так удивляет?

— Но мы плыли от ваших земель ночь и утро, а теперь добрались до них за полдня…

— Ах вот ты о чем… — Гудроф кивнул, довольный наблюдательностью новичка. — Все дело в Глежском языке, участке в три мили шириной, вклинившемся между землями моих соседей. На этот «язык» мы сейчас и вышли из земель прелата Нольдстрема. А плыли так долго еще потому, что пришлось огибать выступающий в море Угольный мыс, ничейную, по сути, землю.

— Но если здесь так близко до моря…

— Да, я понимаю тебя. У меня была такая мысль, сначала я думал затеять войну из-за близкого выхода к морю, потом хотел выменять или выкупить этот выход, но что я мог получить в этом случае? Только кусок открытого всем штормам берега. Даже если построить причал, его разобьет в первую же зиму. А сейчас у меня удобная стоянка в закрытой бухте, и моим кораблям с моря ничего не угрожает.

Вернулась разведка. Чужих в деревне не оказалось, но крестьяне сидели по домам, напуганные грохотом и ревом. По хозяйству почти никто не работал.

Выслушав доклад, прелат кивнул и, повернувшись к гвардейцам, сказал:

— Оставайтесь здесь, со мной поедут только Григ, Тревис и его люди. После того как мы вернемся, вместе двинемся к замку Гудроф.

Чувствуя беспокойство и посматривая на небо, Григ забрался в седло и поехал следом за прелатом и Тревисом, а замыкали группу двое телохранителей. Григ не понимал, зачем прелат тащит его за собой, ведь местности он не знал и правильнее ему было бы остаться с гвардейцами.

Видимо, Тревис уже знал о намерениях своего господина, поскольку без напоминаний подъехал к воротам дома на окраине деревни и несколько раз ударил в них сапогом.

На улицу выбежал хозяин дома. Увидев, кто к нему приехал, он упал на колени и, рыдая, принялся жаловаться прелату на то, как их здесь обижают.

— Сила чужеземная огонь мечет, ваша светлость! Двух мужиков на опушке на куски порвало!

— Поднимись и принеси ключи! — раздражённо потребовал прелат, досадуя, что ничем не может помочь своим крепостным.

Мужик вскочил с колен, побежал в дом и вскоре вернулся со связкой ключей, которую подал Тревису.

— Едем скорее, кажется, я снова слышу этот рев! — забеспокоился прелат и первым поскакал к недостроенному амбару, стоявшему на самом краю деревни.

Где-то залаяла собака, за ней другая, однако угрожающий гул заставил их замолчать.

Всадники спешились под прикрытием широких козырьков амбарной крыши, прелат передал свою лошадь одному из телохранителей и велел то же сделать Григу.

— Бегом! Оно уже близко! — крикнул он и побежал к невысокому холму, в основании которого имелась деревянная пристройка с закрытой на висячий замок дверцей.

— Он пролетит мимо, ваша светлость! — крикнул Григ на бегу, однако прелат продолжал бежать, не доверяя словам новичка.

Остановились они только возле двери, когда угроза миновала.

— Как ты догадался, что оно пролетит мимо? — спросил прелат, переводя дух.

— Не знаю, ваша светлость, просто почувствовал…

— Не просто, совсем не просто, — возразил Гудроф и стал отпирать замок. — Совсем не просто, Григ… Сейчас ты поймешь, о чем я говорю.

Глава 35

За дверью оказалась лестница из дюжины ступеней, которые вели вниз и в темноту. Прелат стал уверенно по ним спускаться, Григ пошел следом. Скрипнула вторая дверь, Гудроф здесь хорошо ориентировался.

— Зайди, я должен прежде закрыть дверь… — сказал он и, взяв Грига за локоть, втащил внутрь.

Дверь закрылась, прелат зашуршал чем-то у стены, сверкнули искры и зажегся огонь, на мгновение осветив просторное помещение с невысокими потолками.

Посреди этого зала, под сшитым из кусков холстяным пологом скрывалось что-то большое, уже своими контурами вызывавшее у Грига волнение.

Тем временем прелат прошёлся с зажженной лучиной вдоль стен и зажёг заготовленные на стенах масляные факелы. Они начали разгораться, и в зале стало светло.

— Ну что, ты готов обратиться к своим воспоминаниям? — спросил Гудроф.

— У меня… У меня руки дрожат, ваша светлость… — признался Григ.

— Это хорошо, солдат, значит, мы на правильном пути! — обрадованно произнёс прелат и, подхватив угол полога, потащил его в дальний конец зала, открывая то, что было скрыто.

Увидев нагромождение закопченных конструкций, Григ поначалу ничего не мог понять. Его прошлое было совсем рядом, он чувствовал, что оно вот-вот коснется его плеча, и тогда они станут единым целым, но все же это было пугающее прошлое, об этом свидетельствовали обгоревшие конструкции и потекшее от перегрева стекло.

— Ну что же ты?! — нетерпеливо воскликнул прелат. Он совсем иначе представлял себе эту встречу. Он надеялся на результаты.

— Сейчас-сейчас, — ответил Григ, кивая. Он несмело приблизился и, помедлив еще мгновение, положил ладонь на шершавую поверхность.

Положил и тотчас отдернул, испугавшись яркой, словно вспышка, картины из другого, казавшегося забытым мира.

Успокоившись, Григ снова положил руку на искореженный металл, набрал в легкие больше воздуха и положил вторую. И снова от напора слишком резких образов его передернуло. Кадры, один другого четче, замелькали перед его глазами. Чужие лица, высокие здания, странные буквы и вспышки огня.

Прошлое возвращалось к Григу мучительно, сотрясая его тело и выдавливая холодный пот.

Отрывистые команды, женский смех, музыка, запахи…

«Милый, ты вернешься к ужину?»

Это прозвучало так отчетливо, что Григ невольно открыл глаза и обернулся, но рядом никого не оказалось, а прелат стоял у стены и внимательно за ним наблюдал.

Григ снова зажмурился и повёл руками по шершавой броне, настраиваясь на поток воспоминаний.

«Этот канал надо выявить…» — произнёс чей-то властный голос. Лица говорящего Григ не видел, только серый мундир с серебряными пуговицами и сцепленные в замок пальцы. На среднем пальце кольцо выпускника Норд-Гротвилла.

— Это генерал Шеттельвейс! Я узнал его! — воскликнул Григ, не открывая глаз.

«Вы должны понимать, майор, что при сложившейся ситуации…»

Пальцы генерала разомкнулись, побарабанили по пуговицам кителя и снова сложились в замок.

«Вторым номером возьмите своего приятеля, капитана Руммеля…»

— Руммель! Майк Руммель! — снова воскликнул Григ, открывая глаза и поворачиваясь к прелату. — Его зовут Майк Руммель, он капитан. А я — майор… Джек Бекет. Да, Джек Бекет, майор федеральной службы безопасности, допуск пятой категории, квалифицирован как «стар-мастер».

— Если можно, говори по-ансольтски, а то я ничего не понимаю, — осторожно попросил прелат, видя, как Григ на его глазах превращается в другого человека.

— Да, извините, я забыл…

Майор Бекет обошёл покореженный аппарат вокруг и взобрался на уцелевшую плоскость.

Поведенный от сильного жара фонарь истребителя не закрывался, после того как его открыли с помощью молотков и зубил. Странно, что им это вообще удалось.

Плоскость качнулась, и прелат оказался рядом с майором.

— Мы вырубали тебя почти два дня, а ты в это время истекал кровью… Думали, не успеем.

— Спасибо, что успели.

— Успели, но потом лекарям пришлось штопать твой череп, плечо и руку. Вон та железка, видишь? Она тебя едва не убила.

— Вижу, — ответил майор, приметив кусок силовой конструкции перехватчика, влетевший внутрь кабины в момент удара.

Ухватившись за нижний край фонаря, Бекет потянул его вверх, тяжелая конструкция подалась и встала на стопор.

— Здесь все было в крови, но мои люди ее отмыли.

— Очень хорошо, — сказал майор, забираясь в разбитую кабину.

— Я могу принести сюда факел, — предложил прелат, ничуть не боясь уронить собственный престиж.

— Подождите, возможно, этого не понадобится.

С этими словами Бекет пощелкал тумблерами на уцелевших блоках, и в осветительном плафоне затеплилось аварийное освещение.

— О! — поразился прелат. — Он еще живой!

— Боюсь, что едва живой, — сказал Бекет и решил проверить аппаратуру связи.

К удивлению майора, несмотря на заметные внешние повреждения, сканер спутниковой рапид-связи сразу запустился. Бекет стал перебирать сектора, выискивая свободные спутники, однако тщетно. Пробежав по секторам трижды, сканер сдался, сообщив, что спутники не найдены.

— Этого быть не может. Везде, куда может добраться такой перехватчик, должны быть спутники и орбитальные ретрансляторы…

— Говори по-ансольтски, я не понимаю, — напомнил прелат.

— Ах, да, извините… Но по-ансольтски эта фраза не имеет никакого смысла. В вашем языке нет таких слов.

— Что это за колесница? — спросил прелат, чтобы с чего-то начать. К этому малопонятному человеку он имел много вопросов.

— Это перехватчик «литцер-эм-икс», самая скоростная и хорошо вооруженная боевая машина. Один «литцер» может противостоять пяти «фрактаторам». У него имеются дополнительные выдвижные плоскости для маневрирования в атмосфере и рулевые дюзы повышенной мощности. Его ракеты снимают цель на расстоянии двух тысяч километров в атмосфере и на тридцати тысячах в космосе, а пушки используют снаряды с самонаведением.

Хотя в этот раз майор говорил по-ансольтски, прелат опять ничего не понял. Но, несмотря на это, слушал очень внимательно, стараясь не пропустить ни одного слова.

— Итак, твое имя мэйджор Бекет? — уточнил он, когда рассказчик сделал паузу.

— Да, теперь я вспомнил свое имя.

— Там в ящике лежат мундир и шлем…

— Мундир и шлем?

Майор открыл крышку бокса для личных вещей и обнаружил свой комбинезон. Он был аккуратно свернут, на нем не осталось даже следа крови, а место, где прошло ранившее его железо, оказалось плотно заштопано шелковой нитью, причем, судя по качеству работы, починены были все четыре слоя.

Разбитый шлем восстановлению уже не подлежал, зато нашлись легкие летные ботинки. Впрочем, для передвижения по здешней местности они едва ли годились. В гвардейских сапогах Бекет чувствовал себя комфортнее.

— Я хотел бы надеть свою одежду, — сказал майор.

— Разумеется. Ведь именно для этого ее чинили и чистили. Я надеялся, что ты скоро поправишься, но вышло иначе.

— Как же вы втащили сюда перехватчик, он же немало весит?

— О, у нас богатый опыт перевозки тяжестей. Я ведь недавно построил новый замок. Некоторые блоки для перекрытий мы вырубали в каменоломнях целиком, так они были ненамного легче твоей колесницы, мэйджор. Для этого мы использовали шесть связанных вместе ломовых телег и двадцать дромов. Пришлось раскопать насыпь, чтобы колесница прошла целиком, потом стену заделали и насыпь восстановили.

Пока прелат рассказывал, майор Бекет переодевался.

Белье он решил оставить, хотя комбинезон можно было надевать на голое тело. Гвардейские сапоги тоже оставил, но шляпу сменил на мягкую форменную фуражку.

— Здесь еще было личное оружие… — сказал он, показывая на бокс.

— Там был нож и несколько блестящих вещичек, которые хранятся у меня в кабинете в замке Гудроф.

Майор выключил аварийное освещение и выбрался на плоскость. Осмотрел с ее высоты изуродованный корпус перехватчика. Задняя треть, вместе с хвостовым оперением и колпаками антенн, была отделена от корпуса и стояла на деревянных подставках.

— При ударе колесница развалилась на части, и все вместе они катились почти пятьсот ярдов. Если бы не огромный валун, крепко сидевший в глинистой земле, колесница могла бы уцелеть.

— Возможно, — согласился майор. — Я все еще плохо помню, как садился, и, самое главное, я не могу вспомнить, что явилось причиной аварии… И куда же подевался капитан Руммель?

При свете чадящих факелов он еще раз осмотрел корпус, затем спустился на земляной пол и, взяв стоявшую у стены деревянную лестницу, перенес ее к хвостовой части машины.

Едва забравшись наверх, майор сразу заметил аккуратную пробоину с оплавленными краями. Даже с того места, где находился, Бекет точно определил ее калибр. Это была семидесятипятимиллиметровая штатная пушка «литцера». Об этом свидетельствовали и оплавленные края пробоины, снаряды других систем броню попросту рвали.

— Это что же получается? — вслух произнёс Бекет, снова забыв перейти на ансольтский. — Это что же получается? — повторил он. — В меня стрелял ведомый? Майк Руммель?

Бекет спустился на землю и убрал лестницу к стене, напряженно прокручивая в мозгу возможные варианты.

В конце концов майору пришлось признать, что роковой выстрел был сделан его ведомым — капитаном Руммелем. Бекет даже вспомнил разговор, состоявшийся между ними вскоре после того, как авиакрыло специальной службы перешло со старых истребителей на «литцеры».

Руммель тогда восхищался совершенной машиной и утверждал, что она неуязвима благодаря броне и удачной компоновке самых ответственных узлов, на что Бекет, в свойственной ему манере тотального превосходства, указал ему уязвимое место.

«Смотри сюда, Майки, всаживаешь в горб бронебойный снаряд, он прошивает главный генератор, затем блок аварийного управления — и все, эта красота превращается в кусок неуправляемого железа».

«Возможно, ты прав, — ответил тогда озадаченный Руммель. — Но ты попробуй зайди к «литцеру» в заднюю полусферу».

«Тут я с тобой согласен, «литцер» машина сверхманевренная…»

Прелат ждал у входа. Майор подошёл к нему, поправил фуражку с кокардой и спросил:

— Вас когда-нибудь предавали, господин прелат?

— Серьезно — никогда. Я стараюсь никого не подпускать к себе настолько близко, чтобы потом жалеть об этом. А по мелочи случалось: сбегали сержанты, один управляющий, а однажды хороший кузнец уехал к другому прелату, хотя за его обучение я платил деньги заезжему мастеру. Но ты, мэйджор, видимо, имеешь в виду совсем другое?

Бекет кивнул.

— И причиной падения твоей колесницы стало предательство?

— По-другому никак не получается, — со вздохом признался майор.

Внезапно за дверью послышался топот и крики Тревиса:

— Ваша светлость, надо уходить! Ваша светлость, чужие на дороге!

Прелат распахнул дверь, и Тревис едва не сбил своего господина с ног.

— На какой дороге?

— Со стороны Сретенги, ваша светлость! Самокатные коробки и два железных великана, ваша светлость! Разве такое бывает, а?!

Лицо Тревиса было перекошено, губы тряслись. Этот человек мог не задумываясь принять смерть за своего господина, но одно дело пехота, конница, абордажная команда, и совсем другое — мифические чудовища, о которых знал только из сказок.

— Ладно, идем… — коротко бросил прелат. За сегодня он уже устал бояться.

Глава 36

Водитель броневика миновал очередную яму, глянул в панорамный экран и объявил:

— Вот она, ваша деревня, выметайтесь и топайте дальше пешком! Там вам не будет ухабов!

За время недолгого пути он выслушал немало претензий насчет навыков его вождения и теперь был зол на солдат.

Бригадир команды выглянул в смотровую щель, затем открыл люк и высунулся по пояс.

— Да, это «селение пятьсот семнадцать»…

Включив связь, бригадир дунул в нашлемный микрофон и объявил:

— Бубс, выходи к югу! Лаварт — на север, ну а ты, Лысый, вывози свою коробку на запад.

— Я не лысый, я просто постригся! — запротестовал Лысый.

— Нет, пока ты не вернешь мне деньги, все в бригаде будут называть тебя «Лысым».

— Але, пехота, мы вам не очень мешаем?! — раздался недовольный голос одного из пилотов пары роботов, стоявших на дороге позади расползавшихся бронетранспортеров.

Бригадир неспешно повернулся и всем своим видом продемонстрировал удивление.

— Л-моё, собаки лесные! А вы чего приперлись?

— Мы и вернуться можем… — пробурчал пилот, и его машина покачнулась, словно собираясь разворачиваться.

— Ладно-ладно, шучу. Выдвигайтесь вон на те два холма — присматривать будете.

«Куксдоги» сошли с дороги и двинулись по проложенной бронетранспортерами неглубокой колее.

— Внимание, напоминаю, по прибытии на позицию всем докладывать! Никакой самодеятельности я не допущу!

Еще раз оглядевшись, бригадир закрыл люк и вернулся на место.

— Я не понял, а чего мы стоим, Бродик? Или ты думаешь, что уже приехал?

— Я думал, вы прогуляться хотите, — ухмыльнулся обиженный водитель.

— Ты у меня сейчас прогуляешься, шутник. Тоже звание «лысого» получишь.

— Лысый-два! — воскликнул крепыш Сандерс, и все засмеялись.

Водитель резко дернул машину, надавил на газ и зарулил в очередную глубокую рытвину.

Смех десанта оборвался и сменился ругательствами.

Они проехали еще метров двести, броневик остановился, пехотинцы начали выбираться на воздух.

Перепуганные жители деревни наблюдали за происходящим из окон.

Один за другим командиры отделений стали докладывать бригадиру о прибытии на исходные позиции.

— Разворачивайтесь в цепи и ждите приказа!

Во дворах залаяли собаки, но как-то осторожно, без огонька.

Бригадир поправил на ремне автомат, смахнул со шлемного бронестекла прилипшую травинку и связался с командиром эскадры:

— Это Чумаченко, сэр! Вверенное мне подразделение прибыло к «селению пятьсот семнадцать». Войска развернуты, готовы начинать.

— Очень хорошо, бригадир, начинайте.

— Слушаюсь, сэр!

Бригадир переключился на общий канал и объявил:

— Пошли, ребята! Работаем!

Глава 37

Чумаченко ударил ногой в ворота, и дубовая створка соскочила с кованых петель. Защитный костюм «орса», которыми были укомплектованы пехотинцы, оборудовался комплектом сервоприводных усилителей движения, поэтому даже самый слабый из солдат отряда был в состоянии одной рукой поднять взрослого человека.

Солдаты друг за другом проскочили во двор и первым делом бросились осматривать хозяйственные пристройки. Очень часто, прячась от захватчиков, местные выбирали именно постройки для скота, реже — погреба и подвалы.

— Здесь чисто, только свиньи! — доложил Сандерс, демонстрируя визжавшего поросенка, которого держал за ногу.

— Брось его, придурок! — приказал Чумаченко. Во время работы он не терпел постороннего шума.

— В курятнике чисто, босс! — подал голос Арвидас по кличке Рыжий.

— Хорошо, оставайтесь во дворе! Остальные — в дом!

Один из пехотинцев вышиб ногой запертую дверь, и солдаты стали заходить в просторную избу, имевшую, судя по отдушинам, подвал и еще пол-этажа на чердаке.

Следом за своими солдатами Чумаченко вошёл в дом и сразу услышал крики молодой женщины, которую щупали двое пехотинцев.

— Так, что мы здесь видим? — спросил Чумаченко, проходя в большую комнату с неким подобием камина. Бледный хозяин дома, мужчина лет сорока, стоял под прицелом нескольких стволов, боясь двинуться с места.

— Боишься? — спросил его Чумаченко и сам же ответил: — Знаю, что боишься…

— Босс, тут наверху кто-то есть! — позвал бригадира один из солдат.

— Иду! — отозвался тот и, снова услышав крик женщины, бросил раздражённо: — Оставьте ее в покое! Она на все тридцать пять тянет!

Мучившие женщину солдаты нехотя отпустили ее. Если Чумаченко сказал «хватит» — значит, хватит, услуги стоматолога на станциях были весьма недешевы.

Поднявшись на чердак, бригадир увидел своего солдата, который стоял перед старухой, закрывавшей собой вход в комнату.

— Неспроста шипит старушка, — сказал Чумаченко. — Убери ее.

Солдат отшвырнул упрямую старуху и распахнул дверь. Чумаченко шагнул внутрь и под подоконником единственного окна увидел трех детей от четырех до семи лет. Широко открытыми от страха глазами они таращились на неведомых чудовищ с закрытыми стеклом лицами.

— Так, промашка, — сказал бригадир и осмотрелся, чтобы удостовериться — спрятаться здесь было негде. — У тебя шоколадка осталась?

— Половинка, босс…

— Давай сюда.

Солдат расстегнул поясной бокс для сухого пайка и достал половинку большой шоколадки.

Бригадир взял ее, разломил на три части и протянул детям.

— Налетай, братва, подешевело!

Но дети лишь попятились дальше в угол.

— Эх, вы, варвары! — сказал Чумаченко, распрямляясь. — Мы ж представители цивилизации, понимаете? Это у вас сортир на улице, а мы-то в полном порядке…

Он ссыпал шоколад на подоконник и вышел. Солдат последовал за ним.

В большой комнате ничего не изменилось — мужчина стоял под прицелом, женщина всхлипывала у стены, пытаясь прикрыться изорванной солдатами одеждой.

— Переходим в следующий дом! — объявил Чумаченко и направился к выходу.

— Босс, а давай ее с собой возьмем! — попросил один из солдат, забегая бригадиру наперед.

— Зачем, она же старая?

— Босс, для меня… — Солдат перешел на свистящий шепот. — Босс, очень хочу ее, ну просто жуть как хочу…

Сквозь бронестекло были видны его горящие глаза и крупные капли пота на лбу.

— Правила ты знаешь, Хмелевский, если в броневике останется место, можешь взять ее с собой.

— Спасибо, босс!

— На здоровье, придурок…

Глава 38

В отсутствие бригадира на улице вовсю шла потеха. Солдаты подбрасывали кур в воздух и палили в них из автоматов, не замечая появления начальника.

— Опять ты за свое, Пергинас, — произнёс бригадир и с ходу ударил хулигана тяжелым кулаком.

Нарушитель врезался в забор и, проломив его, приземлился в каком-то курятнике, а остальные сейчас же разбежались по своим отделениям. Тем временем по улицам к бронетранспортерам уже волокли «товар»: «девиц и молодух до тридцати лет, красивых лицом и фигурой», — как гласила инструкция.

Чтобы «товар» не испортился и не нанес себе повреждений — ссадин, царапин и синяков, каждую жертву этапировали двое солдат.

Каких-то вольностей в отношении «товара» никто себе не позволял, даже отъявленные нарушители дисциплины вроде торчавшего из курятника Пергинаса. Чем выше качество, тем дороже продавался «товар» и тем выше было причитавшееся каждому пехотинцу вознаграждение.

Пока его отделение осматривало следующий дом, бригадир проверял, что за девиц тащат в броневики. Он с ходу забраковал двух из них.

— Ну вы что, инструкций не читаете? — начал кричать он, задирая подол одной из пленниц. — У нее же целлюлит!

И солдаты были вынуждены отпустить жертву.

У другой бригадир приметил кривоватость лица. Девушка была привлекательна, но слишком уже несимметрична. Это ее и спасло. Отпущенная солдатами, она, прихрамывая, побежала по улице.

Из дома, где проводило проверку отделение бригадира, вывели молодую женщину. Одного взгляда на эту «тигрицу» было достаточно, чтобы понять — это верные двадцать тысяч динаров. Ей было около тридцати, длиннонога, в хорошей физической форме, а оборонялась она так яростно, что держать ее приходилось вчетвером.

— Ай, хороша! Ай, повезло нам! — обрадовался Чумаченко. Настроение у него сразу улучшилось. Он обошёл «тигрицу» кругом, чтобы удостовериться, что первое впечатление его не обмануло.

Неожиданно из окна проверенного дома вылетела стрела и, крепко ударив Чумаченко в бок, упала на землю. Бригадир резко повернулся и увидел полные ужаса глаза стрелявшего в него мужчины, должно быть, мужа этой красотки.

Свободные пехотинцы вскинули автоматы, ожидая приказа уничтожить бунтовщика, но Чумаченко выдержал паузу, а затем расхохотался, и его смех был поддержан остальными солдатами.

Так и оставив поступок аборигена без наказания и тем самым окончательно его деморализовав, отделение перешло к следующему дому, а особо ценную жертву, продолжавшую шипеть и пинаться, потащили к броневику.

В этот момент с ближайшего холма ударила автоматическая пушка одного из «куксдогов». Снаряды легли у северо-восточной окраины деревни, разбросав комья земли и заставив местных собак разразиться лаем и завываниями.

— Что там у вас случилось, «большие»? — поинтересовался по радио Чумаченко, ему не было видно, в кого стреляют шагающие танки.

— Противник, бригадир, более десятка человек. Все в одинаковой одежде, полагаю, солдаты.

Снова зарокотала пушка, а затем к ней присоединился пулемет стоявшего на западе броневика и еще несколько автоматных стволов.

— Продолжайте работать, я скоро вернусь! — сказал Чумаченко своему отделению и поспешил на окраину деревни, но к тому времени, когда он туда прибыл, «куксдог» уже переместил огонь в сторону расположенной неподалеку рощи, а среди старых воронок бригадир обнаружил убитую лошадь и тела двух солдат-аборигенов.

К Чумаченко подбежали двое пехотинцев.

— Босс, они поскакали туда, к балке!

— Да уж вижу, — ответил бригадир и приподнял бронестекло, чтобы освежить лицо прохладным воздухом. После пробежки он основательно взмок.

— Але, бригадир! — раздался в наушниках голос пилота-робота.

— Слушаю тебя.

— Они ускользнули по балке. Если хотите, можем устроить преследование…

— Нет, парень, я понимаю, что тебе там на горке скучно, но никаких преследований. Наше дело девок собирать, а за преследование нам никто не заплатит.

— Как скажете, бригадир, — разочарованно отозвался пилот и отключил связь.

— Так, вы двое, давайте со мной, проверим вон тот погреб.

Бригадир указал на распахнутую дверь пристройки, стоявшей возле небольшого холма. По своему опыту Чумаченко знал, что в таких местах аборигены хранили картофель и овощи, а те, кто жил возле моря, — рыбу.

— Эх, и заметались они тут, босс, когда «большие» из пушек шарахнули! — попытался завести разговор один из пехотинцев.

— Фонарик достань, — оборвал его бригадир. — Пойдешь первым.

Они осторожно приблизились к дверному проему, выждали паузу и без происшествий спустились в погреб, где бригадир поразился тому, что увидел при свете непотушенных факелов.

— Вот это да! Знаешь, что это, Филипсон?

— Да откуда же?

— Обойди все вокруг… Да будь начеку, мало ли что…

Пехотинец начал с опаской обходить зал, чтобы убедиться, что здесь нет посторонних, а Чумаченко продолжал рассматривать изувеченный корпус неизвестного ему летательного аппарата.

Скорее всего это был истребитель, размерами чуть меньше «маскота», крылья, хвост, пушки, подвески для ракет — все на месте.

— Никого, босс, только плесень и мошки! — доложил вернувшийся пехотинец.

— Пошли наверх.

Когда они выбрались из погреба, бригадир закрыл дверь в пристройку и подключился к центральному каналу связи — через пару секунд ему уже ответили.

— Сэр, это Чумаченко! Бригадир четвертой группы. Сэр, мы тут пощипали местных вояк, они разбежались и оставили погреб с каким-то разбитым истребителем.

— Каким таким истребителем, ты о чем? И в каком таком погребе?

— Погреб обыкновенный, сэр, для хранения чего-то там… из жратвы. Теперь он пустой и в нем стоит разбитый истребитель вроде. Видать, они его специально туда притащили.

Командир эскадры немного помолчал и спросил:

— Какие-нибудь эмблемы, номера на нем остались?

— Я не заметил, сэр. Он в полумраке стоит, только факелы горят на стенах.

— Ладно, я сейчас сам приеду, гляну.

— Хорошо, сэр, ждем.

— Как работается?

— Нормально, сэр. Кой-чего уже наскребли.

В центре деревни послышались выстрелы, было видно, как какой-то абориген упал, срезанный очередью.

— Нормально работается, сэр, — повторил Чумаченко. — Приезжайте, ждем.

Глава 39

Прелат Гудроф несся так быстро, как никогда не бегал даже в юности, а его лошадь волок за собой верный Тревис, ни на шаг не отставая от хозяина.

При необходимости прелат, конечно, мог проявить храбрость, например во время войны с Илкнерами, но сейчас ни о чем таком не могло быть и речи, ведь они столкнулись со страшной, непреодолимой силой.

Одно дело опасаться летающих высоко в небе «черных колесниц», и совсем другое — подвергнуться атаке мечущих огонь «железных великанов». Глубокая извилистая балка спасла людей прелата от окончательного уничтожения, и великан прекратил метать молнии, как только перестал их видеть, но Гудроф продолжал бежать, пока мог, перепрыгивая через кусты и поваленные деревья. Наконец силы его иссякли.

— Уф!.. Ах!.. Привал!.. — объявил он, ложась на пожухлую траву.

Тревис, майор Бекет и остальные — те, кто уцелел, — тоже стали опускаться на траву, и первые несколько минут было слышно лишь тяжелое дыхание.

Лошади перенесли пробежку легче, но и они были сильно напуганы, их шкура мелко подрагивала, а уши стояли торчком, несчастные животные ожидали новых неприятностей.

— Мэйджор… Так ты утверждаешь… Что внутри великанов сидят люди? — уточнил прелат. Он уже спрашивал об этом, но все никак не мог поверить услышанному. Слишком уж целостными выглядели эти чудовища.

— Да, это так, господин прелат.

Майор поправил фуражку и огляделся. Пока они тут сидели, посланные в погоню пираты могли застать их врасплох.

— Нам нужно выставить двух часовых — по одному с каждого края, — сказал он.

Прелат сделал знак, и недавно назначенный сержант послал на склоны двух гвардейцев.

Теперь под его командованием осталось чуть больше дюжины, остальные полегли на коротком участке балки, где беглецы были хорошо видны с холма одному из великанов.

— Но все же я не понимаю… Ведь там нет этой стеклянной коробки, как на твоей колеснице? Где же сидят люди?

— Там, где положено быть голове, господин прелат.

Все, кто слушал заметно изменившегося новичка, удивлялись вместе с прелатом, но верили тому, что он говорит, поскольку сами были очевидцами нападения великанов.

Вскоре привал был закончен и часовые отозваны в балку.

Тревис попытался платком стереть грязь с мундира прелата, но тот отмахнулся:

— Оставь, сейчас это неважно.

Он взял из рук телохранителя повод своей лошади и, помедлив, повернулся к Бекету:

— Скажи, мэйджор, мы что, обречены?

— Нет, господин прелат, если надежно спрятаться, эти пираты соберут добычу и уберутся.

— А что за добыча им нужна?

Майор вздохнул.

— Помимо золота они забирают живой товар, обычно это красивые девушки.

Майор знал, о ком сейчас подумал прелат, однако он не знал, что у Гудрофа есть и собственный страшный опыт.

— А можно ли как-то сопротивляться этому? — спросил прелат, ставя ногу в стремя.

— Можно, господин прелат. Нужно лишь собрать необходимые силы и добыть сведения о противнике. Пираты вовсе не так неуязвимы, если знать их слабые места.

— А ты знаешь эти места, мэйджор?

— Да, господин прелат, знаю.

Глава 40

Бригада Чумаченко не успела еще пройти всю деревню, когда в сопровождении двух танков «миркара» прибыл броневик командира эскадры.

Бронетехнику Бен Лоренц оставил на окраине деревни и под усиленной охраной пехотинцев направился к противоположной окраине, где его ждал Чумаченко.

В центре селения то тут, то там попадались тела убитых аборигенов, что Бена Лоренца не удивляло: на десять разумных попадался хотя бы один буйный, который, вооружившись топором, бросался на пехотинцев, надеясь нанести им ущерб.

Эти сумасшедшие мешали работать, и только поэтому их нейтрализовывали.

Заметив начальство, Чумаченко поднял забрало и поспешил Лоренцу навстречу.

— Ну, что тут у вас? Сколько взяли?

— Уже сорок четыре подружки, сэр, из них две ну просто тигрицы. Огонь просто! Обжигающий огонь!

— Огонь, говоришь? — Лоренц улыбнулся и, оглядевшись, поднял забрало. Даже в окружении множества солдат нельзя было чувствовать себя в полной безопасности, поскольку мстительность неграмотных аборигенов не знала границ. Иногда они устраивали охоту на какого-нибудь неосторожного пехотинца, терпеливо выжидая, когда тот откроет забрало, чтобы совершить точный выстрел из лука или арбалета. Зная об этом, вне пределов лагеря Лоренц вел себя весьма осмотрительно.

— Значит, сможем взять за них хорошую цену. «Огоньки» из числа простушек идут у нас по двадцать тысяч, такова закупочная цена, а «брильянты» из среды благородных девиц котируются вдесятеро дороже.

— Огромные суммы, сэр! Даже представить страшно! — поддержал начальника Чумаченко.

— Да уж. Ну и где тут твой истребитель?

— Здесь, сэр, в погребе под холмом.

— Ну показывай, кладоискатель…

— Идемте, сэр, я провожу. Только там ступеньки неудобные…

Когда они спустились в зал, факелы там почти прогорели, и командир эскадры приказал всем зажечь штатные фонари. При их свете Бен Лоренц сразу опознал истребитель. Это была новинка федерального предприятия «Сплаш» — модель «литцер». Два плазменных двигателя с тягой, как у эсминца, и запасом хода, как у полноразмерного судна. Они могли прилететь сюда откуда угодно, таскать их на сцепках, как того требовали «маскоты», было не нужно.

— Ну и кому же по силам покупать такие игрушки? — вслух произнёс командир эскадры и двинулся вокруг разбитого истребителя. Солдаты посторонились, пропуская начальника и старательно подсвечивая ему фонарями.

Кое-какие соображения у Лоренца уже были, но он старался гнать их прочь. В конце концов, этот аппарат разбит, а значит, его пилот скорее всего погиб. Неизвестно, что и когда здесь произошло, но одно Лоренц знал точно — три года назад на орбите Панкая были уничтожены оба спутника связи, остались лишь полсотни их вспомогательных ретрансляторов. Лоренца такое положение дел вполне устраивало, но ему было интересно, кто и зачем убрал спутники.

Поднявшись на плоскость, Лоренц при помощи пехотинцев поднял покоробленный фонарь и заглянул внутрь.

Кабина была чистой, никаких останков, истлевших тряпок. Хотя, если аборигены притащили сюда это железо, они могли все убрать.

Лоренц спустился в кабину, оценил удобство посадки в кресле и принялся включать все уцелевшие блоки. Неожиданно засветился экран поискового сканера связи.

— Ну-ну, дружок, покажи, что ты можешь… — сказал командир эскадры, запуская поиск. Но сканер спутников не нашел, о чем и представил доклад.

Лоренц засмеялся.

— А ты что думал, дурашка? Какие тут спутники, их давно сожгли.

Он отключил блок связи и при свете фонарей стал осматривать все закоулки кабины, но, похоже, до него здесь все вычистили. Открыв наудачу бокс, Лоренц обнаружил легкие летные ботинки и больше ничего.

— Если бы пилот уцелел, он бы ушел в ботинках, — подвел итог Лоренц и уже собрался покинуть кабину, как вдруг его взгляд упал на какое-то клеймо, нанесенное на правой стороне панели управления.

— Дай сюда! — потребовал Лоренц, выхватывая чей-то фонарь и, нагнувшись над клеймом, стал читать: «Федеральная служба безопасности. Отдел свободного поиска…»

— Нет! Нет, только не это! Только не это, чтоб вас всех! — в ярости закричал Лоренц и, встав в полный рост, швырнул фонарь в стену, да так, что брызнули искры.

Глава 41

Еще до сумерек усеченному отряду прелата Гудрофа удалось выбраться из балки и скорой рысью добраться до Рионского леса. Затаившись в нем и опасаясь жечь огонь, гвардейцы собирали уцелевшие орехи и тем подкрепляли силы.

Уже темнело, когда один за другим стали прибывать еще днем посланные на разведку гвардейцы.

Пара, ходившая до нового замка, вернулась в полном составе.

От пары, отправленной в замок Гудроф, уцелел лишь один солдат, второго подстрелили пираты.

— Ваша светлость, новый замок цел, — докладывал солдат из первой пары. — Только мебель порушена и кое-где стены разбиты — воры золото искали. Забрали двух молодых служанок, убили конюха, а больше ничего не случилось. Почитай, целый замок остался.

Доклад о состоянии основного замка был не столь оптимистичен.

— Казармы разрушены, дочь вашу Амалию и еще восемь девиц из прислуги увезли в самобеглой коробке. Супруга ваша жива, но побита ворами. Ее отхаживают. Наследники в полном здравии, совсем не пострадали, а господин управляющий Дизрай сильно ранен и велел передать вам, что золото унесли из малого ларца, а остальное цело — не нашли его воры.

Заметив, что солдат во время доклада начал заваливаться, прелат подхватил его и только тогда заметил под мундиром перевязку.

— Эй, кто-нибудь! Тревис, возьми его, он ранен…

Тревис и еще двое телохранителей подхватили разведчика и положили под дерево, но помочь ему было нечем, и через несколько минут тот умер.

— Ждать утра смысла нет, — сказал прелат. — Закройте его ветками и камнями, какие найдете, и отправимся в Гудроф прямо сейчас. Я должен увидеть замок и убедиться, что он на месте. Мне нужна точка опоры.

Вскоре отряд был уже в дороге. Несмотря на спустившуюся темноту и начавшийся дождь, Тревис и прелат ориентировались в пути хорошо. Отряд вовремя сворачивал с дороги на дорогу, миновал рощи и огибал озера.

Через четыре часа, сделав всего один привал, отряд прибыл к замку Гудроф.

Возвращение прелата в замке было воспринято с великой радостью. Перепуганная челядь была счастлива увидеть своего господина, надеясь найти в нем защиту от грохотавших днем «черных колесниц» и вселявших ужас самобеглых коробок.

Яркий огонь слуги зажигать боялись и встретили прелата с маленькими масляными фонариками, прикрытыми войлочными колпаками. Здесь были и уцелевшие солдаты.

Зная, что казармы разорены, прелат ожидал увидеть двор заваленным битым камнем, однако гвардейцы не сидели без дела и после налета чудовищ начали разбирать завалы.

Все это прелату сообщил один из сержантов. Прежнего докладчика — управляющего замком Дизрая — было не видно, он получил ранения и лежал в лакейской.

— А теперь навестить семью, — сказал прелат, выслушав короткий доклад о ситуации. — Мэйджор, пойдем со мной, я хочу, чтобы ты все время был рядом.

— Конечно, господин прелат, — отозвался Бекет и отдал повод лошади одному из гвардейцев.

Он понимал, что в этой непростой ситуации прелату хотелось на кого-то опереться, а Бекет оказался самым осведомленным в том, что касалось разбойников.

Тревис увязался за ними, его присутствие возле Гудрофа даже не обсуждалось.

Когда они вошли под замковые своды, слуги побежали по лестницам и начали зажигать подвесные фонари, отчего вокруг стало светло.

Часовые на лестнице с удивлением смотрели на странную одежду Бекета, смутно узнавая в нем недавнего новичка. Кое-где на стенах виднелись следы посещения замка незваными гостями: сбитая штукатурка, царапины. В одной из ниш от статуи остался лишь постамент, но обломки слуги уже убрали. Створка двери на втором этаже оказалась отмечена пулевыми пробоинами, однако прелат не обратил на это внимания и прошел мимо.

Тревис и Бекет отстали от него в длинном коридоре, и далее прелата сопровождали трое слуг.

Возле двери Амалии Гудроф остановился, помедлил мгновение и осторожно дотронулся до рукояти. Видевший это Бекет предположил, что прелат войдет внутрь покоев, но тот вдруг резко отдернул руку и поспешил дальше.

— Только сейчас почувствовал, что ноги почти отваливаются, — пожаловался Тревис и похлопал себя по голенищам.

— Давай присядем, я тоже набегался. Мы ведь уже часов семнадцать на ногах.

Бекет сел на ступеньку, снял фуражку и пригладил волосы.

Тревис сел рядом и растянул на колене потерявшую всякую форму шляпу.

Затем обернулся и позвал негромко:

— Эй, кто-нибудь!

Из коридора выглянул пожилой лакей.

— Битурд?

— Он самый, ваша милость, — ответил лакей, кланяясь.

— Принеси чего-нибудь пожрать. Можно просто кусок хлеба…

— С кухни, ваша милость?

— Да какая кухня, сейчас его светлость выйдет и нам опять бежать. Принеси откуда поближе.

— Одну минуту, ваша милость.

Лакей ушел, а Бекет почувствовал необыкновенно сильный голод.

— Как думаешь, побьем мы этих разбойников, Григ? — спросил Тревис.

Бекет даже не сразу понял, что обращаются именно к нему. Он недоуменно посмотрел на Тревиса, но скоро вернулся к реальности.

— Не знаю. Хорошо, если сами живы будем. Видал, как они нас в балке прижали?

— Погоди, мы их еще тоже прижмем. Вот соберем войско да пойдем лесами. Засады ставить начнем, всех перебьем.

Тревис говорил зло и уверенно. Бекет даже улыбнулся.

— Что, не веришь?! — задиристо спросил Тревис.

— Чем ты их перебьешь-то? — с усмешкой спросил Бекет.

— С арбалетов, с луков.

— Так солдат же больше нет, от казарм только битые камни остались. Кто воевать будет?

— Нет, вторая казарма почти целая осталась. Только первую развалили — ту, что ближе к замку.

— Когда ты успел разглядеть, темно же!

— У меня привычка, я ночью хорошо вижу.

Вернулся лакей, принес на серебряном блюде нетронутый бисквит и половинку гуся в холстяной салфетке.

— Вот, ваша милость, булочка от нашей… Амалии осталась. — Лакей шмыгнул носом. — А жареного гуся леди Бровн кушать отказались, поскольку в печали.

— Мы тоже в печали, но жрать все равно хочется, — сказал Тревис, забирая продукты.

— Мне треть булки и ножку, остальное тебе, — сказал Бекет, почувствовав себя на партизанской базе. Ему и на таких приходилось бывать.

— Идет, — согласился Тревис, выламывая из гуся заказанную ножку.

Лакей не уходил и держал блюдо для гусиных костей, а когда Бекет и Тревис поели, подал им салфетки.

— Благодарю, Битурд, — сказал Тревис, возвращая салфетку.

— Да, — поддержал его Бекет. — Очень вовремя.

Когда лакей ушел, Тревис поковырялся в зубах, затем вздохнул и, посмотрев на потолок, сказал:

— Допустим, солдат у нас хватит, сотен семь уцелело — это точно.

— А сколько из них хороших стрелков?

— Все хорошие.

— В летящего воробья сколькие попадут?

— В воробья?

Тревис пригладил волосы, шмыгнул носом и снова посмотрел на Бекета.

— Тридцать человек наберем.

— Тридцать — это хорошо, если не хвастаешь.

— Не хвастаю, днем я тебе сам докажу. Правда, воробья найти дело мудреное, но куриное яйцо в лет расшибу.

— Это хорошо, Тревис. Я тебе верю, но понимаешь, какое дело… Доспехи на них такие, что ни стрелой, ни болтом не взять. Даже лицо прикрыто.

— А может, огнем?

— Огнем — это уже ближе к цели, — согласился Бекет. После еды он стал лучше соображать. — Только к ним еще подобраться нужно. А для этого разведка нужна. Мы должны знать, кто куда едет, где что грабят. Понимаешь?

— Ну так наши гвардейцы запросто это выяснят! — загорелся Тревис. — Мы все узнаем, а потом перехватим их — и огнем! Правильно?

— Отчасти, друг мой. — Бекет вздохнул. — Тут не все так просто, нужно ведь взять и тех, кто сидит в больших колесницах, понимаешь?

— Каких больших? — не понял Тревис.

— Ну, где-то у пиратов должен быть лагерь, и там стоят эти самые большие колесницы. В лагере должны быть солдаты и вся их техника.

— Техника?

— Ну, все эти летающие чудовища, железные великаны и самобеглые коробки, — объяснил Бекет, используя понятные Тревису слова.

— А где они держат пленников? — спросил Тревис.

— Для этого внутри большой колесницы существует что-то вроде тюрьмы.

— И много туда людей помещается?

— Две-три тысячи, это зависит от размеров судна. В смысле — колесницы.

— Откуда ты все знаешь, Григ? Ты бывал внутри этих колесниц?

— Приходилось.

— А… по какому случаю? — осторожно спросил Тревис.

— Да понимаешь… Такова была моя служба.

Послышались шаги прелата, и Тревис с Бекетом поднялись.

Гудроф шагнул на лестницу и, обращаясь к Бекету, сказал:

— Мы должны обсудить сложившуюся ситуацию, мэйджор. Насколько я понял, тебе уже приходилось сталкиваться с этими железными монстрами. Я прав?

— Да, господин прелат, правы.

— И тем не менее ты жив. Значит, есть способ как-то противостоять им?

— Есть, господин прелат. Мы тут с Тревисом как раз обсуждали этот способ…

— Вот и прекрасно. Сейчас мы спустимся ко мне в кабинет и все обсудим.

Глава 42

Бен Лоренц вернулся в лагерь не в лучшем настроении. Несмотря на неплохой сбор по деревням и вывезенные из двух замков около пятидесяти килограммов золота вперемешку с драгоценными камнями, уверенность в себе оставляла его.

Выбравшись из броневика, он прошел мимо стоявших у костра пехотинцев и, поднявшись на борт «Пифии», облегченно перевел дух. Только здесь, среди пластиковых переборок и стальных шпангоутов, он почувствовал себя лучше.

Преодолев длинный коридор, командир эскадры поднялся на мостик и, подойдя к панели управления кораблём, хлопнул по клавише внутренней связи.

— Чикера ко мне! Немедленно!

Его приказ услышали на трех палубах и тотчас бросились искать командира отделения «бешеных». Это был последний аргумент Лоренца, годившийся на самый крайний случай, если наставали плохие времена.

Два года назад Курт-Лобстер атаковал «Пифию» на абордажном «пауке», поскольку кто-то сказал ему, что Лоренц везет полные трюмы золота. Добыча в трюмах была, хоть и не такая, как думал Лобстер, пришлось выдержать жаркую борьбу — ребята у Лобстера были хваткие.

Их было полторы сотни, и они дошли почти до мостика, когда в бой вступили Чикер и его «бешеные». Они выскочили из бокового технологического коридора и вступили врукопашную, повергнув разгоряченных бойцов Лобстера в шок. Из десятки Чикера тогда погибли только трое, а из команды Лобстера улизнули едва ли человек тридцать.

«Паук» Курта-Лобстера сорвался с захватов и ушел в космос, а на «Пифии» еще два часа латали прорезанный борт.

Вся добыча в тот раз ушла на ремонт, многие переборки пришлось восстанавливать, а магистрали перекладывать заново. Но то, как справились с работой бойцы Чикера, Лоренц не забыл. Он не часто пускал их в дело, но после жестоких схваток премиальных не жалел.

Справа в штурманском углу что-то грохнуло. Лоренц вздрогнул.

— Ты напугал меня, Тони! Что ты там делаешь?

— Датчик правки меняю, сэр…

— Позвал бы радиомеханика.

— Я и сам могу.

— Иди погуляй, у меня здесь серьезный разговор.

— Да, сэр, уже иду.

Штурман поднялся и ушел, почти тотчас послышались энергичные шаги Чикера.

— Звали, сэр? — спросил он, высовываясь из-за стойки с приборами.

— Да. Садись вон к штурману…

Командир эскадры кивнул на стул ушедшего Тони.

Чикер сел и огляделся. Он никогда не понимал, как из такого количества кнопок, тумблеров и расцепителей можно найти нужный и не запутаться. Для него все эти приборы были непостижимой ливонской грамотой.

— Чем занимаются твои люди?

Чикер усмехнулся.

— Чем можно заниматься, если есть дармовые девки? Я даже беспокоиться начал за своих ребят, на них лица нет, так стараются.

— Понятно, — кивнул Лоренц. Когда он был помоложе, его тоже привлекали подобные развлечения, для этого в лагерь свозили неликвидный товар — девиц, негодных для продажи, но не лишенных привлекательности.

Помимо того что солдаты с ними развлекались, эти пленницы убирали в лагере, иногда что-то готовили.

— Я сегодня был в одной деревне, здесь неподалеку, и видел там разбитый истребитель. Аборигены зачем-то затащили его в большой погреб, но дело не в этом. Я осмотрел его кабину и обнаружил там клеймо федеральной службы безопасности… Отдел свободного поиска.

Они помолчали, Лоренц смотрел на носки своих запылившихся сапог, а Чикер перебирал нефритовые четки.

Наконец он спросил:

— А сильно поврежден этот истребитель?

— Сам истребитель всмятку, но кабина лишь деформировалась. Вполне возможно, что пилот выжил.

— Вы считаете, сэр, что его нужно искать?

— Ну а что, поговорили и разошлись, так, что ли? — раздражённо спросил Лоренц.

— Я предлагаю действовать иначе. Мы с ребятами походим вокруг лагеря, посмотрим, что и как. Может быть, придётся заминировать какие-то подходы, натянуть секретку…

— То есть ты полагаешь, что искать его не нужно?

— Не нужно, сэр. Если он уцелел, он нас сам найдёт…

Они еще помолчали.

— Тебе когда-нибудь приходилось с ними сталкиваться?

— Нет, сэр, но я знал одного парня, который убил траппера. Это лейтенант по-ихнему.

— А какие еще бывают?

— Еще бывают стар-мастеры. Это по-ихнему — майор.

На мостике ожил динамик громкой связи:

— Сэр, это кок! Сэр, вам обед на мостик принести или вы придете в кают-компанию?

— Накрой в кают-компании, когда освобожусь — приду.

— Но все остынет, сэр!

— Все, Лаэрт, отстань, я занят.

Кок вздохнул и выключил связь.

— Не хотелось бы прерываться, у нас здесь неплохой сбор намечается, три сотни газелей уже в клетке, значит, тысячу прихватим наверняка. А может, даже две.

— Было бы неплохо, — согласился Чикер. На Гладстоне у него жила замужняя сестра, и он помогал ей, посылая деньги. — А откуда вы узнали об этой планете, сэр? Ее ведь и в справочнике нет, мне ребята говорили…

— В справочнике нет, но как-то мне пришлось разговаривать с одним человеком, который служил механиком на десантном корабле «Роуз». Этот корабль входил в состав эскадры Гвидо-Лансера, блистательного и весьма везучего командира рейдеров.

— Я о таком никогда не слышал, — признался Чикер.

— Это потому, что ты из другой среды. А я про Гвидо-Лансера много слышал.

Лоренц вытянул ноги и мечтательно вздохнул.

— Вот кто грузы-то поднимал, да такие, что теперешним капитанам и не снились. Однажды этот самый Гвидо-Лансер провел лучший захват живого товара за всю историю рейдерства. Это была подготовленная операция, не то что в нынешние времена. Сначала он запустил своих агентов, они собрали информацию, затем сообщили ее Гвидо, и тот провел высадку в самый лучший момент. Лет сорок назад, на этой самой планете, Гвидо высадился на месте грандиозного празднества по поводу коронации какого-то местного монарха.

— Ого! — поразился Чикер.

— Вот именно.

Лоренц самодовольно улыбнулся, как будто это он высадился, а не легендарный Гвидо.

— Там была вся знать этих краев, тысячи человек! Гвидо захватил больше тысячи красоток самой высшей пробы, прямо во всех этих шикарных платьях с алмазами и лентами. Можешь себе представить?

— Большая удача, — покачал головой пораженный Чикер. — Сколько же стоил такой товар?

— Ну, этого нам никто не скажет, но если ты умножишь двести тысяч динаров хотя бы на пять сотен красоток, суммы получаются просто невообразимые.

Они еще помолчали, затем Лоренц поднялся, и Чикер встал тоже.

— Ну, я пойду обедать, а ты…

— Я соберу ребят, и мы обсудим план действий.

— Замечательно. Не хотелось бы, чтобы нам помешал какой-нибудь посторонний сукин сын, когда дела складываются так удачно.

— Да, сэр, я понял.

Глава 43

Еще до рассвета полсотни гвардейцев были отправлены во всех направлениях, чтобы держать под наблюдением дороги и выяснять, куда наведываются захватчики.

С рассветом в замке Гудроф начались восстановительные работы. Гвардейцы разводили раствор, укладывали тесаные камни в пробоины и возводили стены там, где они были разрушены полностью.

Прелат лично руководил восстановлением казарм. Это помогало ему забыться и не думать о том, каково дочери в плену у пиратов.

Едва солнце поднялось над горизонтом, вдалеке послышался знакомый шум — «маскоты» снова начали охоту за военными подразделениями или за теми, кому в этот день не повезло.

Когда совсем рассвело, неподалеку пролетел один истребитель, а спустя полчаса он пронесся прямо над замком. Впрочем, пилот не смог увидеть на подворье ни одного человека, по команде наблюдателя все попрятались в заранее определенных укрытиях.

Если бы не вид новых, еще сырых стен, можно было подумать, что все обитатели замка покинули его.

Когда рев чудовища затих вдали, из-под козырьков, из подвалов, с первых этажей построек стали выбираться лакеи, горничные и кухонные работники, чтобы продолжить свой бег, каждый по своей надобности. Помогавшие лекарям служанки понесли в амбар горячую воду — там лежали раненные в прошлый налет гвардейцы; конюхи тащили седла и притирки; прачки волокли мешки с бельем и коробки со щелоком; кузнец возвращался из арсенала с коробкой клепок для ремонта арбалетов.

— Ваша светлость, будить нашего знатока? — спросил Тревис.

— Знатока? — переспросил прелат, внимательно следя за качеством размешиваемого раствора. — Ах, да, понял, о ком ты. Конечно, буди, скоро разведчики возвращаться станут. Буди.

— Эй! — Тревис махнул одному из своих людей и указал пальцем на место рядом с прелатом. Даже на территории собственного замка его светлости требовалась надежная охрана.

Сдав пост, Тревис пересек подворье и, толкнув створку ворот, вошёл под своды запасного сенного хранилища, где еще оставалось немного сена. Именно сюда был распределен на ночлег Григ, и именно здесь Тревис намеревался его найти. Но каково же было его удивление, когда сарай оказался пуст и только примятое в углу сено напоминало о том, что здесь кто-то лежал.

Тревис еще не пришел к какому-либо выводу, куда мог исчезнуть Григ, когда откуда-то сверху донесся его голос:

— Будить пришел?

Телохранитель обернулся и увидел Грига, сидящего на полке в пяти футах над воротами.

— Ты чего там делаешь?

— Ничего. Крысы внизу бегали, вот я и перебрался сюда, — пояснил Григ, но Тревис ему не поверил. Новичок не был похож на человека, боящегося крыс.

Бекет взял с полки пояс с оружием и спрыгнул на пол. Потом пригладил пятерней волосы, надел фуражку и застегнул пояс.

— Одежка у тебя чудная какая-то. По виду тонкая, но, наверно, теплая. Теплая ведь?

— Угадал. Какие новости?

— Жрать хочешь? — вместо ответа спросил Тревис.

— Да уж не помешало бы. И умыться тоже.

— Ты вроде не грязный… — заметил Тревис.

— Я люблю умываться после сна — привычка такая.

— Ну пойдем, умоешься.

Глава 44

Тревис и Бекет сидели у крепостных ворот, когда на дороге показался всадник. Тревис поднялся и стал приглядываться внимательнее, а из сторожевой будки вышли полдюжины солдат с заряженными арбалетами, но вскоре вернулись к себе — Тревис узнал своего разведчика.

— Это Рамтюр, но что-то он рано, мы его раньше ночи не ждали…

— А куда его отправляли? — спросил Бекет.

— Через все земли, до границы Илкнеров, а то, может, и далее, смотря по обстоятельствам.

Наконец всадник добрался до ворот и, с трудом спустившись на землю, со стонами начал расхаживать ноги, после того как провел в седле несколько часов. Его лошадь также выглядела изможденной.

— Ну что там, какие новости? — спросил Тревис.

— Где его светлость, старшой? Веди меня к нему, новости важные… — морщась, ответил разведчик.

— Постой здесь, сейчас я его поищу… — сказал Тревис и убежал. Ему передалось волнение Рамтюра.

Солдаты из сторожки вынесли разведчику воды. Он выпил целый полуторный кувшин, но от хлеба отказался.

— Погодите, не могу пока…

Вскоре вернулся Тревис, и с ним прелат.

— Ваша светлость, Илкнеры войско собирают, примерно семьсот мечей. Если к нам поедут, то я их часа на два обогнал.

— Но куда они собираются, ты не знаешь?

— Наверняка не знаю, но напарник мой — Хаокин — теперь небось знает. Он там остался, в секрете.

— Понятно. Что, сильно Илкнеров порушили?

— В стенах замка проломы, от трех казарм только стены стоят. Сгорели какие-то сараи. Больше ничего не видел.

— Понятно, — повторил прелат, глядя перед собой. Затем поправил на поясе меч и добавил: — Думаю, к нам собрались, они ведь полагают, что я еще на Калибазию плыву, — такой подходящий случай…

— И что, ваша светлость, здесь будем ждать или примем бой на дороге? — спросил Тревис.

— Что ты скажешь, мэйджор? — спросил прелат.

— Полагаю, господин прелат, что в теперешней ситуации нам воевать невыгодно. Если налетят «маскоты», в смысле «черные колесницы», они могут уничтожить и наше войско, и войско Илкнера. Поэтому марш на Гудроф следует пресечь, отпугнув противника.

— Я тебя понял. И полностью с тобой согласен, — сказал прелат. — Тревис, мы возьмем пять сотен гвардейцев и устроим засаду в Малом Славском лесу. Нападать не станем, но со всей строгостью спросим Илкнера, что он задумал.

Уже через несколько минут начались сборы. Гвардейцы срочно мыли от глины руки и седлали лошадей, не выходя из конюшен, чтобы не оказаться на открытом месте, если налетят колесницы.

Пока длились сборы, разведчик Рамтюр лежал у ворот, закинув ноги на стену и положив под голову свернутый плащ. В руках у него был хлеб и посеченный кусок вяленой конины. Рамтюр, не открывая глаз, закидывал в рот по кусочку конины и неспешно ее пережевывал, а хлеб только нюхал, намереваясь съесть его по дороге.

Не прошло и получаса, как пять сотен гвардейцев были готовы к маршу.

Прелат сел на своего жеребца и огляделся, ища глазами Тревиса с Бекетом, затем махнул рукой, и колонна тронулась за ворота.

Обстоятельства были на стороне Гудрофа — рокота «черных колесниц» слышно не было, а стало быть, имелся шанс добраться до Славского леса без потерь. До места отряду предстояло ехать около двадцати миль.

Глава 45

В приёмной пахло паленым сукном, Руммель знал, что так пахнет секретная замазка, на которую ставили голографические печати.

Коды, тайны, засечки, пароли — следственная часть службы безопасности была более других помешана на секретности.

«Год рождения вашей сестры, пожалуйста…»

«Любимое блюдо вашего соседа по кадлерскому городку… Вы говорили, что помните…»

«Предъявите ваше удостоверение, сэр».

«Ваш отпечаток не проходит… Попытайтесь еще раз. Благодарю вас, сэр. Все сходится, вы идентифицированы как Майкл Ромеро Руммель, капитан отдела свободного поиска. Подтверждаете это?»

«Да, подтверждаю».

«Добро пожаловать, сэр».

Все эти процедуры Руммель выучил наизусть, и даже приёмщики ему попадались одни и те же, так часто он посещал следственную часть. Казалось бы, ну узнали в лицо — пропустите сразу, но нет: «Назовите кличку собаки вашей тетушки Ирмы! Кстати, какой она была породы?»

«Тетя Ирма?»

«Сэр, мы здесь не развлекаемся, а работаем. Итак, какой породы была собака?»

«Черный терьер…»

Потом три минуты ожидания у двери с надписью «Старший следователь БС ДПН». Что это означает? Руммель даже не пытался расшифровывать, он давно уже устал от всего этого.

— Прошу вас, сэр, присаживайтесь. Вы ведь у нас не первый раз? Берите листок бумаги или два, если хотите. А вот авторучка… Пожалуйста.

Как и во все прошлые посещения следователя, Руммель вопросительно посмотрел на следователя.

— Забыли, что нужно писать? — ласково спросил тот, словно психиатр пациента. — Все с самого начала, где и при каких обстоятельствах вы разминулись с майором Бекетом. Не рассказывал ли он вам перед этим о каких-то своих проблемах? Не казался ли подавленным? Не жаловался ли на усталость?

— Спасибо, я вспомнил.

Руммель всегда так говорил, чтобы заключить со следователем «позитивный контакт». Главное — чтобы после разговора с человеком у него не осталось связанных с вами неприятных ассоциаций. О чем бы ни говорили, что бы ни обсуждали, пусть даже это был резковатый спор, закончить нужно вопросом о его делах, семье, продемонстрировать искренний интерес к этой теме. Поблагодарить за что-то, пусть это будет пустяк, за чай, конфеты, печенье.

Технологии вербовки так глубоко проникли в сущность Руммеля, что он уже не знал, каким был до всех этих бесконечных тренингов и курсов повышения квалификации.

Самое смешное, что и следователь работал по той же методике, поэтому иногда их беседы были похожи на общение людей малоадекватных.

«Спасибо, что зашли, капитан. Кстати, отличный пиджак, я о таком давно мечтаю».

«Благодарю вас, купил по случаю. И знаете, сегодняшняя наша беседа была какой-то особенно теплой, я так ценю эти минуты, если честно…»

Руммель разгладил ладонью шершавый лист бумаги, покрутил в руках авторучку и стал выводить первую строчку.

Поначалу буквы выходили кривовато — у него не было возможности достаточно практиковаться, ведь все необходимые документы можно было надиктовывать или набирать на панели. Однако объяснительные для следственного отдела требовалось писать авторучкой. Так спецам проще было раскрыть состояние писавшего и заметить даже неосознанные попытки скрыть правду.

Рассказывая историю пропажи майора Бекета, Руммель всякий раз писал одно и то же. Многочасовой полет до Ранера, затем, по инициативе майора, уход к непригодной для жизни планете Страус и облет ее по экватору — в разные стороны. Это также было предложено Бекетом: огибая Страус навстречу друг другу, они могли сэкономить время.

Но в назначенном районе встреча не состоялась. Руммель неоднократно вызывал Бекета, но тот не отзывался и, скорее всего, совершил вынужденную посадку на Страусе, что практически означало гибель.

Закончив писать, Руммель отложил авторучку, еще раз, как учили, прочел написанное и, поднявшись из-за стола, подошёл к следователю.

Через несколько минуту он уже спускался в лифте, глядя перед собой. Наверное, это был его последний визит в следственный отдел. Ну, может быть, предпоследний. Соваться на Страус никто не станет — ни к чему это.

Лифт остановился, Руммель вышел в холл, и часовой, которому он предъявил удостоверение, отдал ему честь.

Все это на своем контрольном мониторе видел генерал Шеттельвейс, начальник отдела свободного поиска. Непонятная история с исчезновением майора Бекета ему не нравилась, такие люди просто так не исчезают, однако по всем показателям Руммель был чист. По крайней мере официально.

Генерал достал из сейфа грецкий орех, внимательно его осмотрел и, положив на подоконник, расколол мраморным пресс-папье.

Грецкие орехи были его слабостью, без них он не мог думать. Да что там думать — жить. Об этой слабости генерала знали все его подчиненные и при каждом удобном случае привозили с других планет самые разные сорта. Среди них были орехи, лишенные жесткой скорлупы, а также гиганты с кулак величиной.

Со временем у Шеттельвейса набралась целая коллекция, и он даже отсылал ее фотографию в какой-то ботанический журнал, где она и была опубликована.

Вернувшись за стол, генерал нажал кнопку интеркома и сказал:

— Завьялов, зайдите ко мне…

Майор Отто Завьялов занимался в отделе внутренней безопасностью, и генералу часто приходилось консультироваться с ним по тем или иным вопросам. Завьялов был ценным сотрудником.

Через минуту он вошёл в кабинет генерала.

— Вызывали, сэр?

— Да, присаживайтесь. — Шеттельвейс указал на место подальше от своего стола, зная, что у Завьялова аллергия на грецкие орехи.

— У вас новый шкаф? — спросил Завьялов.

Генерал поморщился, в службе существовал неписаный закон — проверять любую внесенную в здание вещь на наличие «жучков» независимо от репутации поставщиков.

— Его проверили в «восьмом техническом», я еще не выжил из ума.

— При всем уважении к специалистам восьмого технического… — начал было Завьялов, усаживаясь на стул.

— Хорошо-хорошо… — Генерал понял, что ему не отвязаться. Хватка у Завьялова была как у бульдога. — Сегодня в семь я уеду на встречу и, пожалуйста, потрошите, ломайте, поджигайте… Мой кабинет в вашей полной власти.

Генерал вздохнул и с долей грусти оглядел помещение, как будто ему действительно грозил поджог, но Завьялов не придавал этой пантомиме значения. Он знал о выдающихся актерских данных своего начальника.

— Я вот о чем хотел поговорить с вами, Отто… — Шеттельвейс выбрал из обломков скорлупы кусочек ядрышка и забросил в рот. — Капитан Руммель. Он сегодня снова приходил в следственный отдел и… Пора, наверное, принять какое-то решение, ведь он живёт под постоянным давлением, даже подозрением, если хотите. А ведь он хороший специалист, неделю назад схватил за хвост «марбельский наркокартель». Всего три дня прожил в джунглях среди каких-то дикарей, и те, посчитав его своим, выдали ему всю цепочку. А два месяца назад вышел на след Тео Румбы. Мы его пять лет искали, ночами не спали. Ну, вы помните…

Генерал забросил в рот еще одно ядрышко, наблюдавшего за ним Завьялова передернуло. Он встряхнул головой и сказал:

— Думаю, что пора снимать с крючка капитана Руммеля, сэр. Из него выжали все, что возможно, без применения термосканирования.

— Термосканирование — варварство. Мы бы получили полуинвалида, а это не в наших интересах, каких бы сказок он нам ни наговорил.

— Абсолютно с вами согласен, сэр.

Генерал сбросил в урну ореховую скорлупу, вытер губы салфеткой, Завьялов облегченно вздохнул.

— Ну а если без этой официальщины, Отто, что мы можем сказать о личной жизни капитана Руммеля?

— С этим у него все в порядке, сэр. Два с половиной года назад он женился на очень милой девушке, Анне Гиапо. У них уже есть ребенок, ему почти три года, зовут Густав. На мой взгляд, они вполне гармоничная семья.

— Что вам известно о прошлом Анны Гиапо?

— Она была девушкой майора Бекета, а еще раньше… девушкой капитана Руммеля.

— Ага, значит, вы в курсе?

— Да, сэр, мы в курсе.

— И можно предположить, что…

— Можно предположить все что угодно, сэр, но это не в наших интересах, как вы изволили заявить. Капитан Руммель успешный агент, а майора Бекета уже не вернешь.

Они помолчали. Генерал барабанил пальцами по пуговицам мундира, едва удерживаясь от того, чтобы достать из сейфа новый орех, а Отто ждал, когда начальник примет какое-то решение.

— Думаю, пришла пора закрыть расследование, — сказал Шеттельвейс.

— Как скажете, сэр.

Глава 46

Ожидание длилось третий час. Начавшийся после полудня снег все продолжал идти, покрывая дорогу пушистым покрывалом, выдавшим бы любого, кто решился по нему проехать.

В лесу воцарилась тишина, нарушаемая лишь голосами объедавших рябину снегирей. Иногда из глубины чащи подавали голоса скачущие по веткам бурундуки. Пришедшие в лес люди заняли с лошадьми самую важную для зверьков часть леса — орешник. И время от времени самые смелые из бурундуков совершали стремительные набеги и, срывая орехи над головами затаившихся гвардейцев, уносились по ветвям прочь.

Привычные лошади стояли в глубине леса спокойно, не выдавая себя ржанием и звоном уздечек, правда, за это двое оставшихся при них гвардейцев угощали животных толчеными сухарями.

Майор Бекет сидел, опершись спиной на молодое деревце, и чувствовал, что его затекшие ноги начинают замерзать. А еще уши, ведь на них падали и таяли снежинки.

Возможно, следовало сменить летную фуражку на войлочную гвардейскую шляпу, однако сейчас думать об этом было поздно. Бекет осторожно поднялся и стал переступать с ноги на ногу, затем растер уши и снова сел, придерживая меч.

В нагрудном кармане, под «молнией», лежал пистолет, который ему вернул прелат Гудроф. Он так и не догадался, что это оружие. Впрочем, даже знакомый с огнестрельным оружием человек едва ли признал бы оружие в покрытом никелем четырехмиллиметровом «спрадоке». Это была крохотная машинка дамского размера, и Бекет таскал ее в кабине ради смеха, ведь никакого аварийного набора ему не полагалось.

«Ладно, пусть будет», — подумал майор, поглаживая нагрудный карман. Изящный «спрадок» был единственной вещицей, связывавшей его с миром большой цивилизации.

Майор все еще пребывал во власти своих мыслей, когда кто-то рядом тихо произнёс: «Едут…»

Бекет прислушался, но никаких посторонних звуков не разобрал. Однако солдату поверил, ведь тот был местным.

Никакого собственного плана действий у майора не было, он надеялся подыграть прелату Гудрофу, сидевшему в засаде в нескольких ярдах впереди. Вскоре неподалеку крикнула кедровка, затем вспорхнули с рябины снегири, и наконец послышался приглушенный выпавшим снегом стук копыт.

Ехали быстро, без разведки — значит, спешили.

— Именем Легвоса Гудрофа, немедленно остановитесь! Вы на чужой земле! — закричал кто-то, и тотчас со всех сторон, с мечами наперевес, на дорогу выскочили гвардейцы, загородив коннице проезд.

Появление здесь солдат Гудрофа оказалось для Илкнеров полной неожиданностью.

Они и их окружение стали выхватывать мечи, однако гвардейцев Гудрофа с ходу атаковать не решились.

Пока они не видели самого прелата, который, как известно, плыл в сторону Калибазии, эта засада могла быть инициативой какого-нибудь безродного сержанта.

— Кто вы такие и что здесь делаете? — строго спросил прелат Илкнер, потрясая мечом.

В этот момент, стряхивая с веток снег, на дорогу выехал на лошади прелат Гудроф в сопровождении Тревиса и еще четырех его людей.

Увидев это, Бекет начал быстро пробираться в первые ряды, ему нельзя было оставаться вдали от основных событий.

— Какая неожиданность, дорогой сосед! Только я в море, а ты тут как тут, спешишь поживиться моими землями и имуществом! — воскликнул Гудроф, ничуть не стесняясь в выражениях. Он был на своей земле, и это придавало ему уверенности. Но у Илкнеров было численное преимущество, и они тоже были уверены в себе, их кавалеристы потихоньку уже пытались обойти отряд Гудрофа по лесу.

— Ты бросаешь мне жестокое обвинение, сосед! Я такое не стерплю! — с угрозой в голосе предупредил Илкнер, перехватывая меч поудобнее.

— Нет смысла оправдываться, когда прелат схвачен за руку, как какой-нибудь воришка на базаре! — ответил Гудроф, распаляясь не меньше, чем его оппонент.

Через мгновение прелаты должны были кинуться друг на друга и начать битву с неизвестным исходом, но в планы майора Бекета это не входило. Бросившись вперед, он ухватился рукой за луку седла Мората Илкнера, оттолкнулся от земли и сбил прелата с лошади ударом ноги в голову.

От неожиданности этой атаки и грохота, с которым Илкнер обрушился на подмерзшую землю, авангард его войска невольно попятился. Немало удивились и Гудроф с гвардейцами, а Бекет остался стоять напротив упавшего Илкнера, намеренно вызывая гнев на себя.

— Да кто это?! Кто он такой?! — заревел сбитый прелат, вскакивая и подбирая меч.

Его солдаты направили лошадей на дерзкого незнакомца, ожидая приказа зарубить его, однако Илкнер жаждал лично рассчитаться с обидчиком, если только тот не был простолюдином.

— Кто он, прелат Гудроф? Откройте мне его имя! — потребовал Илкнер, а его солдаты грозно загомонили, поддерживая своего господина.

— Его имя мэйджор Бекет, он известный учитель фехтования из Багвадена! — тут же сочинил Гудроф.

— Ага, учителишка! Сейчас ты узнаешь, что такое настоящее фехтование! С кр-ровью! — прорычал Илкнер.

— Разорви его, Морат! Порежь его на куски! — закричал из первых рядов Илкнер-младший.

Солдаты обеих сторон стали освобождать место для схватки. Бекет вытащил меч, но кинжал трогать не стал, хотя его противник взял оружие в обе руки.

Противники стали сходиться. Нетерпеливый Илкнер атаковал первым, чередуя удары меча с косыми ходами кинжала, но Бекет действовал осторожно, отбивая удары, но не атакуя в ответ. Он был лишь в легком комбинезоне, в то время как на Илкнере были тяжелая кираса и наколенники.

Проведя еще несколько атак, Илкнер убедился, что противник двигается вяло, и решился на стремительный выпад — благо «учителишка» был без доспехов. Клинок прелата легко обвел меч противника и устремился вперед, но попал лишь в пустое пространство. Поняв, что промахнулся, Илкнер шагнул назад, но клинок его меча оказался зажатым в руке незнакомца.

Илкнер попытался вырвать меч, но рукоять прокрутилась в его руке, а эфес больно ударил по запястью.

Воспользовавшись растерянностью противника, Бекет быстрым ударом выбил у Илкнера кинжал, и тот остался безоружным.

Клинок Бекета сделал быструю петлю и остановился возле горла прелата Илкнера. Возникла напряженная пауза. Солдаты Илкнера замерли, боясь пошевелиться, гвардейцы Гудрофа смотрели на своего господина, ожидая его решения.

Морат Илкнер стоял не шевелясь, но о пощаде не просил. Бекет покосился на Гудрофа.

— Спасибо, мэйджор… Оставь прелата, пусть он подберет свой меч и вернется в седло. Мы решим это дело миром.

Бекет опустил меч и отступил, Илкнер перевел дух и кивнул соседу, благодаря за рассудительность. Затем поднял меч и забрался в седло.

— Я могу объясниться, прелат Гудроф.

— Буду очень рад это услышать, прелат Илкнер, — в тон ему ответил Гудроф.

— Ну так вот, я знал, что вы, мой дорогой сосед, отправились по морю в Калибазию, а значит, понятия не имеете о том, что здесь происходит. Так я думал.

— Продолжайте, прелат, — кивнул Гудроф.

— Эти ужасные колесницы разрушили в моем замке хозяйственные постройки и казармы, перебили изрядно солдат и украли мою племянницу Эвелин, которая этой весной должна была выйти замуж за ремскуттера Викерса. Должно быть, вы знаете…

— Я слышал об этом.

— Так вот, едва оправившись, я вспомнил о вашем замке и о том, что ваши женщины, ваша прекрасная дочь остались без защиты. Мы с моим старшим сыном Сборстьеном…

Илкнер указал на молодого всадника в первых рядах, тот церемонно склонил голову.

— Мы с моим сыном Сборстьеном решили немедленно скакать в замок Гудроф, чтобы успеть вывезти оттуда вашу семью. Вот так мы с вами и столкнулись.

— Ну что же, дорогой сосед, ваш рассказ звучит абсолютно правдиво, на вашем месте я бы поступил точно так же, — сказал Гудроф. — Значит, наше столкновение здесь всего лишь недоразумение.

— Рад, что мы наконец все выяснили, дорогой сосед, — с облегчением произнёс Илкнер.

— Какие у вас планы по обороне своего края, дорогой сосед?

— Планы по обороне?

Илкнер и его сын переглянулись.

— Какие же тут могут быть планы, вы видели эти колесницы? Они плюются огнем, который разносит каменную кладку старых стен, как будто это творожный пирог! А железные великаны? Вы видели их, дорогой сосед? — Илкнер сделал большие глаза. — В это трудно поверить! Это какая-то неведомая нам магия! Мой штатный звездочет сказал, что внутри этих великанов спрятаны люди, но он румеец, плохо говорит по-ансольтски, и я не знаю — может, это такой оборот речи?

— Я знаю о железных великанах, о ревущих колесницах. Знаю об их страшном огне… — Гудроф вздохнул. — Тем не менее у меня появились кое-какие планы. Есть мнение, что этих чудовищ можно побеждать, нужно только собрать побольше сил и применить особенную тактику.

— Ну… если есть шанс, я готов поучаствовать. В ваших словах я слышу уверенность, дорогой сосед.

— В таком случае, перед тем как вы поедете обратно и, надеюсь, доберетесь до замка благополучно, оставьте мне парочку смелых гвардейцев для срочной связи. Как только наш план будет составлен, я перешлю его вам для подготовки совместных действий.

— Как долго вы будете составлять этот план, дорогой сосед?

— Я… — Гудроф покосился на Бекета. — Я надеюсь закончить его за пару дней.

— Что ж, мы будем ждать с нетерпением. И еще одно… Что с вашей семьей, дорогой сосед? Как я уже говорил, меня это сильно беспокоило.

— Они похитили мою дочь, дорогой сосед. Остальные живы и благополучны, если можно так говорить в создавшейся ситуации.

— Мы отобьем их! Мы обязательно всех отобьем! — воскликнул молодой Илкнер.

В этот момент послышался рев пронесшейся неподалеку «колесницы».

Все замолчали, ожидая, пока шум затихнет вдали, а затем молча разъехались, каждый в свою сторону.

Глава 47

Подвал находился в самом нижнем ярусе замка, на глубине тридцати футов, и был надежно защищен тремя уровнями сводчатых потолков и стянутых железом смоляных балок.

На случай завалов или проникновения врага имелся потайной выход, уводивший от замковой стены на четверть мили.

На том, чтобы переместиться в подвалы, настоял Бекет, и ему стоило немалых трудов убедить прелата сделать это. Гудроф полагал, что стены его старого замка выдержат любой удар, как держали когда-то в древности удары стенобитных орудий. Он не знал, что такое биритовые бомбы, а майору Бекету приходилось самому применять их. Даже не самые большие из них, имевшиеся на борту «маскотов», могли превратить огромный замок Гудроф в груды щебня. Стоит только солдатам прелата провести удачную операцию, и пираты начнут разносить в округе все подряд.

Не следовало исключать и возможные поджоги лесов вдоль основных дорог. В это время года лес горел плохо, но пиратам достаточно было выжечь небольшие зоны безопасности, чтобы застраховать себя от возможных засад.

В конце концов прелат согласился с Бекетом, и теперь почти все хозяйство Гудрофа было перемещено под землю, благо старые и надежные подвалы расширялись под замковыми постройками не одно столетие.

В просторном помещении, где был организован штаб, еще немного пахло плесенью, но после прочистки вентиляционных ходов ситуация быстро выправлялась. Полдюжины вывешенных на балке масляных ламп давали достаточно света, чтобы читать расстеленные на столе карты, не напрягая глаза. Пока прелат в сопровождении двух телохранителей отлучился по делам, Тревис и Бекет занимались нанесением на карты полученных от разведки сведений.

Наносил Бекет, а Тревис помогал разобраться, какая из составленных им записок к каким районам местности относилась.

— За речкой у холмов-близнецов деревня Смарлинк…

— Вот эта? — указал Бекет.

— Точно. Сюда они еще не приходили, тут дорога длинная, и нужно несколько раз брод переходить. Но наведаются обязательно, там человек триста проживает.

— Согласен. Значит, здесь нам лучше всего и сделать засаду. Вот это что — лесок?

— Нет, кусты.

— Странно как-то карта оставлена — что лес, что кусты обозначены совершенно одинаково.

— Так мы же знаем, где что, зачем нам отдельно обозначать? Эти места давно хожены и перехожены.

— Да, действительно. — Бекет снял фуражку и повесил на вбитый в балку гвоздь. Масляные лампы нагрели воздух, и в подвале становилось тепло. — Так, давай дальше. Где и какие силы были сегодня днем?

— Деревня Килук, вон там у озера…

— Ага, вижу.

— Там были две железные коробки, два железных великана и коробка с носом.

— Понятно…

Бекет быстро наносил отметки оловянным карандашом.

— Готово. Еще где?

— Поселение Озерное.

— Вот это, у озера?

— Нет, вон там, на возвышенности.

Тревис шагнул к карте и показал совсем не туда, куда смотрел Бекет.

— Но ведь тут нет никакого озера, почему такое название?

— Это мне неизвестно, — ответил Тревис, пожимая плечами.

— Ладно, перечисляй, кто там был…

— Две железные коробки и один железный великан.

Бекет сделал необходимые пометки и распрямился. Теперь, когда перед ним были данные о том, где и какими силами пираты побывали за двое суток, можно было составить представление о тактике противника и его системе «сбора урожая».

Метод был простым: в первую очередь пираты наведывались в те селения, куда было проще добраться, а «медвежьи углы» оставляли на потом. Потому и лагерь разместили в районе с наиболее развитой дорожной сетью, чтобы собрать максимальное количество товара в минимальные сроки и быстро убраться в случае каких-то осложнений.

— Слушай, Григ, а как ты выхватил у старого прелата меч, что даже не порезался? — задал Тревис вопрос, который давно его мучил. — Как такое возможно?

— Ну, я же не хватался всей пятерней… — ответил Бекет, прикидывая, куда станут выдвигаться пираты завтра.

— Покажи, как надо хватать…

Бекет достал из ножен меч и показал, каким хватом надо браться за клинок.

— С одной стороны прихватываешь подушечками четырех пальцев, а с другой — основанием большого пальца, — пояснял он. — При этом в локте рука должна двигаться свободно.

— Это как?

— Доставай свой меч и направляй на меня…

Тревис сделал, как сказал Бекет, тот ухватился за клинок и сказал:

— А теперь попробуй вырвать его.

— Да ты что, Григ, я могу тебя порезать.

— Не бойся. Начинай несильно, а потом порезче, увидишь — я держусь крепко.

Тревис попробовал. Но, несмотря на кажущуюся простоту задачи, забрать меч не получалось — рука Грига словно прилипала к клинку и, уловив момент, на изломе выхватила меч у Тревиса.

Почувствовав на себе действие этого удивительного захвата, тот рассмеялся от восторга.

— Научишь меня, Григ?!

— Нет.

— Почему? — опешил Тревис.

— Потому что это долго.

Тревис вздохнул и, убрав меч в ножны, загрустил.

— Я знаю, ты хочешь поскорее вернуться к себе домой…

— Это нормальное желание каждого человека.

Бекет склонился над столом и подправил некоторые надписи.

— Но ты не переживай, я скажу тебе, как тренироваться.

— Правда? — обрадовался Тревис.

— Правда. Возьми тупой учебный меч, покрась кромки сажей и тренируйтесь с кем-нибудь вдвоем. Как расслаблять локоть и для чего это делать, ты уже понял. Правильно?

— Да уж скумекал!

— Какой должен быть хват ладонью — тоже видел. Остается только потренироваться, и, как только перестанешь пачкать руки сажей, сможешь сделать так же.

Глава 48

В подвал к Бекету и Тревису спустился солдат.

— Его светлость зовет наверх, кугели смотреть, — сообщил он.

— Ага, очень интересно, — отозвался Бекет, надевая фуражку. — Ну, пойдем посмотрим на эти ваши кугели.

Во дворе Бекета уже ждали прелат и пятеро гвардейцев. Вокруг было пустынно — все выполняли приказ Гудрофа без особой нужды на открытом месте не появляться.

Печи в замке также были погашены, и все его обитатели, за исключением семьи прелата, перешли на сухари, солонину и сырые овощи. Без привычного дыма из труб замок казался необитаемым.

— Вот, мэйджор, смотри — это зажигательный кугель! — с гордостью произнёс Гудроф, демонстрируя заряд размером с небольшую дыню, свернутый из просмоленной пакли и обсыпанный желтоватым порошком. Бекет предположил, что серой. Заряд был насажен на деревянную рукоять длиной сантиметров тридцать и очень напоминал старые осколочные гранаты.

— Мы используем их в бою чаще для того, чтобы поджечь временный лагерь противника. А еще их мечут из засады в кавалерию.

— Понятно.

Бекет вернул осмотренный им кугель, и прелат передал заряд сержанту, уже приготовившему фитиль. Впереди, шагах в пятнадцати, стояла сложенная из десятка камней пробная стенка.

Сержант зажёг кугель, и тот сразу вспыхнул трескучим пламенем, взмахнул им пару раз, чтобы кугель разгорелся сильнее, и метнул в стенку.

Заряд разбился о стенку, и огонь охватил мишень целиком. Зрелище было впечатляющее.

— Водой его не собьешь! — прокомментировал прелат.

— Вижу, — кивнул Бекет, он уже понял, что это некое подобие «греческого огня».

— Тушите! — приказал прелат, поскольку от пламени поднимался столб копоти, и двое солдат набросили на стенку большой мокрый холст.

— Хорошая штука, она нам сгодится, — убежденно произнёс Бекет. — А нельзя ли сделать к ним самопальные фитили, какие вы тогда в погребе использовали, господин прелат? Чтобы раз — и сразу огонь.

— Такие фитили сделать можно, но это опасно, — покачал головой Гудроф, глядя на то, как солдаты разбирают пробную стенку и укладывают камни на тележку. — Самопальные фитили, бывает, самовозгораются. А веревочный можно в жестянке в кармане держать — и ничего, а когда нужно — достал и поджег, очень удобно.

— Значит, будем использовать веревочные, — согласился Бекет.

— Ты уже нашел место, где мы будем ставить засаду, мэйджор?

— Да, господин прелат. Думаю, лучше всего поставить ее на дороге в деревню Смарлинк. Там, по словам Тревиса, и лес густой, и отходы к реке имеются. А если противник вызовет подкрепление, доставить его по земле им будет не так просто — на дороге два брода.

— Как же они его вызовут, это подкрепление? От того леска до лагеря разбойников миль двенадцать напрямую, а по дороге все двадцать.

— Видите ли, господин прелат… — Бекет замолчал, подбирая необходимые слова. — У разбойников имеются такие невидимые лучи, по которым они могут передавать свои голоса в лагерь.

Прелат ответил не сразу. За последние пару дней ему пришлось узнать так много удивительного, что, казалось, уже ничто не может поразить его, но невидимые лучи, передающие голоса… представить себе такое было непросто.

— То есть, где бы ни находились их железные коробки, в лагере знают, что с ними происходит?

— Именно так, господин прелат, — подтвердил Бекет, глядя на пораженного этим известием Гудрофа.

Стоявший чуть поодаль сержант открыл от изумления рот, а солдаты рядом с ним недоверчиво покачали головами.

— Значит, наша задача становится еще сложнее, — сделал заключение прелат и вздохнул. — Как ты себе представляешь действия наших солдат в засаде, мэйджор?

— Нам нужно получить оружие разбойников, без этого нечего даже думать атаковать лагерь. Для этого нужно свалить на дорогу несколько деревьев, лучше, если мы рассечем их колонну на части, а затем забросать железные коробки кугелями.

— А что потом?

— Если нам это удастся, разбойники полезут из коробок наружу, вот тут нужно будет бить их дубинами, поскольку ни луки, ни арбалеты против их кольчуги не помогут.

— Даже каленые арбалетные болты? — уточнил прелат.

— Даже каленые болты.

— А если кистенем?

— Нет, на их бронезащите имеется поглощающий слой, поэтому… Одним словом, тяжелые дубины — это самое лучшее. И еще: эти разбойники обладают силой троих-четверых людей, поэтому не стоит подходить к ним совсем близко. Перед началом операции я проведу с солдатами беседу и разъясню им все тонкости.

— Да, так будет лучше, — согласился прелат, поскольку сказанное Бекетом все еще казалось ему странным. Ну какой доспех может выдержать удар кистенем на цепи, да на трехфутовой рукояти?

Глава 49

Неожиданно выпавший снег слегка спутал планы Лоренца. С высоты полета «маскотов» пейзаж стал выглядеть однообразнее, и это затрудняло разведку. Впрочем, работу снег не остановил, пехотинцы продолжали исправно пополнять трюмы «Пифии», процеживая все население края сквозь частое сито проверок.

Вчера население одной из деревень пыталось уйти в лес, однако воздушная разведка вовремя это заметила. На трех «маскотах» были переброшены восемнадцать пехотинцев, которые задержали беглецов, а прибывшее на бронетранспортерах подкрепление позволило прямо там, в лесу, провести проверку и отбор.

Подобная методика была хорошо отработана в других местах, где приходилось работать людям Лоренца, — там население начинало бежать в леса с самого начала.

Командир эскадры стоял на верхней ступеньке трапа и смотрел, как кружатся в воздухе запоздалые снежинки. На свежем воздухе совсем не хотелось думать о делах, здесь все располагало к отдыху, прогулкам по лесу. Посреди лагеря был построен большой очаг, на открытом огне там готовили пищу.

Вся эта обстановка боевой работы на природе нравилась Лоренцу, он бы с удовольствием сам ходил в рейды по деревням, но заменить в лагере его было некому. Да, перехваты конвоев с перевозчиками ювелирных компаний сулили куда больший куш, хотя и большие боевые потери, однако там все происходило в космосе — обстрелы, погони, абордаж. Это было совсем не то, не те запахи, не те ощущения.

С квадрата стал подниматься «маскот» Жака Брисбена. Лоренц приказал ему нанести удары по замкам и войскам местных дворян в соседнем секторе. На ближних территориях работа была почти закончена, оставалась только пара труднодоступных деревень, и следовало понемногу подготавливать условия для перехода в другой район.

На трапе «Ленокса» появился его капитан Фредди Гуклот. Он торопливо сбежал по ступеням, перекинулся парой слов с механиком своего корабля и зашагал через весь лагерь в сторону «Пифии».

Услышав сзади шаги, Лоренц обернулся. Это был Чикер и его отделение. В полной амуниции, с оружием, рациями, тепловизорами, они напоминали продвинутые модели «куксдогов» — «хокпинчеры».

— Доброе утро, сэр! — поздоровался Чикер.

— Привет, ребята. На запад двинете? — спросил Лоренц, сторонясь, чтобы пропустить солдат.

— Скорее на юго-запад, сэр. Там много лесных дорог, скрытых от воздушной разведки. Посмотрим, что там.

— Хорошее дело, — согласился Лоренц и вздохнул, глядя вслед уходящим разведчикам. Именно этого ему не хватало — работы в поле.

Подошел Фредди Гуклот.

— Доброе утро, сэр.

— Привет, Фредди. Какие проблемы?

— Кормовой генератор сдает. Я надеялся, что он дотянет до графика ремонтных работ, а теперь прямо не знаю, что делать.

— Что тут думать? Если нужно делать ремонт — делай.

— А если уходить придётся? На одном генераторе мне не подняться.

— Мы никуда уходить не собираемся! — заверил его Лоренц и огляделся. Вдалеке затихал рокот «маскота», к выходу из лагеря ползли два броневика и танк. Подпирал колонну «куксдог», этой группе предстояло отработать селение номер «четыреста семь».

Колонна на «четыреста двенадцатое» селение ушла полчаса назад. Они позавтракали пораньше и двинулись в путь, поскольку им предстояло преодолеть самое длинное расстояние. Командовал колонной бригадир Чумаченко, поэтому за результат Лоренц не переживал. Бригадир был человеком опытным.

— Судя по тому, как идут дела, мы имеем возможность заполнить все трюмы, а на это понадобится еще две-три недели.

— На ремонт нам и недели хватит.

— Вот и я о чем говорю.

Лоренц широко зевнул. Ему казалось, что он не высыпается.

— Я тут вчера ходил на одну малышку посмотреть, — признался Гуглот и вздохнул.

— Какую малышку?

— Ну ту, которая сержанту лицо расцарапала.

— А-а, ты об этой малышке? — Лоренц понимающе кивнул. — Мы получим за нее большие деньги. Вот увидишь.

— Если бы у меня были эти деньги, я бы, не задумываясь, отдал их за нее, — серьезно заметил Гуглот.

— Послушай, Фредди, с такими настроениями в нашем бизнесе делать нечего.

— Вы меня знаете, сэр, я человек дисциплинированный, но когда впервые увидел ее…

Гуклот не договорил и потупил взгляд. Затем покачал головой и отправился к себе на корабль.

Лоренц посмотрел ему вслед, повернулся и тоже пошел к себе на мостик, размышляя о поведении заместителя. Похоже, Гуклот действительно попался, Лоренцу уже докладывали о странном поведении капитана «Ленокса». Он часто наведывался в трюм-изолятор и подолгу смотрел на молоденькую пленницу через решетку. Лоренц несколько раз видел ее, эта девушка действительно обладала каким-то скрытым магнетизмом.

«Нужно за ним присматривать. Нужно за ним хорошо присматривать», — подумал Лоренц.

Вздрогнув, в коридоре загудели воздушные магистрали. Инженер корабля ежедневно прогонял чистый воздух через регенерационные батареи, восстанавливая их для последующего использования в космосе. Сегодня он делал это в четвертый раз и обещал, что закончит восстановление за неделю.

«Хороший у меня экипаж. Мы здесь только четвертый день, а сколько всего успели сделать. Хороший экипаж».

Глава 50

Под ровной гладью воды оказались камни, броневик ударился о них днищем, вызвав недовольство десанта.

— Бродик, тебе только кирпичи возить! — крикнул Сандерс.

— Да уж, девок ему доверять никак нельзя, — покачал головой Арвидас по кличке Рыжий.

— А что они с ними сделает — испортит?

— Нет, поколет.

Все отделение потонуло в хохоте. Бронетранспортер еще раз скрежетнул днищем о камни и стал выбираться на берег. Первая водная преграда была преодолена.

Бригадир Чумаченко прильнул к смотровой щели и, развернув пулеметную башню, посмотрел, как проходит реку второй броневик.

Его водитель заметил препятствия, с которыми столкнулась головная машина, и взял чуть в сторону, миновав засыпанные камнями промоины.

«Молодец, парень», — подумал бригадир. Он уже давно приглядывался к этому водителю. Его звали Курт, отделение было им очень довольно.

«А наш никуда не годится», — подумал Чумаченко, в очередной раз ударяясь шлемом о край башни.

Следом за второй бронемашиной в реку стал осторожно заходить двадцатишеститонный «куксдог». Медленно поводя манипуляторами, он был похож на пришедшего купаться уродца. Но, несмотря на кажущуюся медлительность и неуклюжесть, робот обладал куда большей устойчивостью, чем даже восьмиколесный броневик. В шагающей машине имелось два механических и четыре электронных гироскопа, ведь помимо передвижения по пересеченной местности «куксдог» был обязан точно стрелять из крупнокалиберной пушки и правильно наводить ракеты. Использование этих машин в операциях против туземцев Чумаченко считал излишеством, однако начальству было виднее, и бригадир по этому поводу предпочитал не париться.

Отделение продолжало потешаться над Бродиком, а тот ответил, наехав на торчавший из земли валун.

— Ну ты смотри на дорогу-то! — не удержался от замечания Чумаченко. — А если такой обидчивый, возьми беруши!

— И мешок на морду, чтобы кашей не воняло! — вклинился Сандерс, провоцируя водителя на новые диверсионные акты.

В этот раз Чумаченко разозлился уже на пехотинца и заехал ему кулаком по шлему.

Удар получился сильным, Сандерс ударился о стенку отделения и сполз на пол. Чумаченко взглянул на датчик усилителя движений бронескафандра, тот показывал двести процентов.

«Ты еще легко отделался, сукин сын», — подумал он.

Через пару секунд Сандерс пришел в себя и сел на скамью.

— Босс, ну ты ваще… — сказал он и принялся тестировать систему жизнеобеспечения своего скафандра.

— Я не «ваще», меня достала ваша тупость. Да, я тоже подкалывал Бродика, но всему есть свои пределы, парни. Вы уверены, что в бою он поддержит вас и придет на помощь, когда вы будете валяться подстреленными и орать в рацию «приди, Бродик, приди»?

После этих слов броневик пошел заметно ровнее, водитель оценил заступничество бригадира.

— А кто тут нас подстрелить может, босс? — спросил один из пехотинцев после долгой паузы. — У них даже порох не изобрели.

— А зачем тебе порох? Три года назад на Филбаке туземцы промыли на дороге восьмиметровую яму и замаскировали. Два броневика макнули туда до самого дна. Мы вытаскивали их двое суток, а когда достали, девять человек пришлось откачивать — еще немного, и они бы задохнулись.

— Ну здесь же не болотистый Филбак, — возразил Арвидас.

— Не нужно думать, будто ты самый умный, Рыжий. Туземцы тоже люди, и котелок у них варит будь здоров. Мы даже представить себе не можем, что они могут выдумать в следующий раз, поэтому передвигаемся по их земле, спрятавшись за двадцатимиллиметровую броню. Так, на всякий случай.

Преодолев реку, колонна начала втягиваться в лес. Дорога здесь была хорошо накатана и постепенно заворачивала вправо, чтобы снова пройти через реку, — Чумаченко запомнил маршрут по карте.

Деревья становились все выше. Это были хвойные великаны, вымахавшие на десятки метров. В их кронах еще оставались шишки, и время от времени, сорванные ветром, они с грохотом ударяли по броне, заставляя пехотинцев вздрагивать и хвататься за автоматы.

Чумаченко снова стал смотреть назад, прежде всего интересуясь «куксдогом». Эта машина имела шестнадцатый номер и пилотировалась каким-то новичком. Его имени бригадир еще не знал, только позывной — Роньжа.

Лучше бы с ним пошли четвертый номер — Фаянс или седьмой — Принцип, тех пилотов Чумаченко видел в деле и мог положиться как на себя самого, однако пока машина под номером шестнадцать двигалась вполне уверенно, значит, пилот был достаточно квалифицирован.

— Как дела, Роньжа? — поинтересовался бригадир, включив внешнюю связь.

— В порядке, Старшой. Проверяю тепловизор.

— Проблемы?

— Нет, тарирую.

— А зачем тарируешь сейчас?

— Да он как будто метки выдает…

— Где метки? — насторожился Чумаченко.

— Да как будто в лесу. То одну-две, а то десяток… Глюк, однозначно.

— Однозначно, — повторил Чумаченко и перевел башню на обочину.

Вот присыпанные снегом деревья и редкие кустарники, так и не расставшиеся с покрасневшей листвой. А вот высохшие стволы многолетних трав, высокие, как молодые деревья.

Снова снег, древесные стволы и бородатый мох на нижних ветках. Ничего особенного.

От тревожных дум бригадира отвлек голос из внешнего эфира:

— Куда пиндучим, пехтяры? Вижу вас, жуки навозные!

— Тед, это ты, что ли? — спросил Чумаченко, узнав голос пилота.

— Я, блошарики, Тедди Лансберг! Видели бы вы, какого я сейчас мяса нарубил! — кричал в микрофон возбужденный Тед. — Восемь заходов! Весь боезапас ухандокал и одна пушка перегрелась до отказа! Мечта, а не работа!

— Мы рады за тебя, приятель, — сказал Чумаченко и посмотрел на притихших пехотинцев, которые тоже слышали крики Теда.

— Я скоро вернусь, а пока — вот вам подарочек! — прокричал Тед и засмеялся как сумасшедший.

Прошло несколько секунд, и метрах в сорока, справа от дороги, в лес ухнула пятидесятикилограммовая бомба.

Несколько вырванных с корнями деревьев взлетели в воздух, а по броне машин застучали комья земли и зашелестела осыпающаяся хвоя.

— Ну не придурок ли? — выкрикнул водитель, и впервые с ним никто не спорил.

— Эй, бригадир, у нас все в порядке? — поинтересовался пилот робота.

— Да в порядке, это была дружеская шутка… — ответил Чумаченко.

— Покажи мне в лагере этого «друга», я с ним побеседую.

— Обязательно. Надеюсь, вы поладите.

Глава 51

После «шутки» Теда колонна стала двигаться медленнее. Лесная дорога отчаянно петляла между высокими деревьями и местами сужалась до узкой тропки, способной пропустить лишь крестьянскую телегу.

В балках приходилось зарываться в торфяную грязь и карабкаться по скользким, как мыло, крутым склонам, но все эти трудности броневики преодолевали достойно, беспокойство у Чумаченко вызывал лишь «куксдог». Однако и у его пилота хватало мастерства проводить машину по сухим кромкам, выпуская специальные шпоры и расширители опор.

Километра через два дорога наконец выровнялась и колонна пошла быстрее. Вдоль обочин тянулись песчаные валы, оставшиеся со времен расчистки пути. Они успели порасти кустарником и молодыми елочками, а за ними, ряд за рядом, стояли высокие деревья, составлявшие сосновый лес.

— Бригадир, я что-то вижу на тепловизоре! — сообщил пилот.

— Видишь — стреляй! Здесь может попасться кто угодно, от солдат до животных. Ты кого видишь?

— Просто отметки… — ответил пилот и выпустил по лесу несколько пулеметных очередей.

Чумаченко развернул башенку, желая увидеть, в кого стреляет «куксдог», но ничего не обнаружил.

— Пустышка… — сказал он и в следующий момент заметил падающее поперек дороги дерево. — Бродик, внимание! — закричал он, переходя на визг.

— Вижу! — отозвался водитель, выжимая тормоз. Тяжелый броневик юзом прошел по сырой дороге и ткнулся в ствол упавшего дерева.

— Перескочить можешь?

— Попробую! — ответил водитель и, включив заднюю передачу, начал для разгона подавать машину назад.

— Всем внимание! Возможно, это засада! — предупредил Чумаченко.

Робот ударил из пушки, снаряды легли метрах в пятидесяти от дороги.

— Вижу силуэты людей! — сообщил пилот.

— Много их?

— С десяток наберется.

Мотор бронетранспортера взревел, но, едва машина тронулась, на ее броню с грохотом обрушилось дерево с другой стороны дороги. Корпус выдержал, но у десанта было такое ощущение, что их машину вбило в землю гигантским молотом.

— Внимание! Открыть огонь! Всем открыть огонь на поражение! — закричал Чумаченко, чувствуя, как предательски звенят в его голосе нотки страха. Пока он не видел ни одного врага, и это было хуже всего.

Заработал пулемет второго броневика, но скорее всего не прицельно. На колонну обрушилось еще две сосны, лишая машины возможности маневра.

С робота заработал спаренный пулемет. Он бил не останавливаясь, и время от времени пилот комментировал свои действия:

— Они ползут по земле, босс! За деревьями их едва видно!

— Сколько их?

— Уже не менее полусотни…

— А на другой стороне, на другой стороне они есть? — спрашивал Чумаченко и делал отчаянные попытки повернуть командирскую башенку, однако это не удавалось, мешали ветви упавшего на броневик дерева.

— Бригадир, я чувствую запах дыма! — сообщил командир отделения из второго бронетранспортера. — Похоже, они собираются нас поджечь!

— Ерунда, фламмеров у них нет! А обычный огонь нам не страшен!

Спаренный пулемет «куксдога» заработал чаще. В борт броневика что-то ударило раз, другой, затем послышался треск пламени, и вентиляционная система захватила удушливый запах дыма. В следующее мгновение датчики перекрыли забор воздуха и вентиляция запустилась по внутреннему циклу.

Сколько ни пытался Чумаченко разглядеть, что происходило вокруг бронетранспортера, у него ничего не выходило — черный копотный дым и языки пламени закрывали весь обзор. Лишь по непрерывному огню «куксдога» можно было догадываться, что враг наступает.

— Что делать, босс?! — истерически закричал водитель. — Прорываться будем? Или пусть нас здесь заживо сварят?

— Не паниковать, приготовиться к выходу! Лаварт, слышишь меня?

— Слышу, босс! — отозвался командир второго отделения.

— Они прячутся за этими валами, по обе стороны дороги! Готовь своих к выходу! Готовность пять секунд!

— Понял, босс.

Солдаты в броневике Чумаченко защелкали затворами и замками герметичных шлемов. Сейчас им предстояло шагнуть в пламя, чтобы добраться до своих обидчиков.

— Роньжа, мы выходим — будь внимателен! — предупредил Чумаченко пилота робота, а затем крикнул: — Пошли!!!

Распахнулись десантные створки, и солдаты стали выбегать из десантных машин.

Мимо Чумаченко пролетел дымящийся заряд и, угодив в десантное отделение, вспыхнул, разлив целое море огня. Но бригадир не стал задерживаться, в машинах имелась надежная система пожаротушения.

— Вперед, ребятки, покажем этим папуасам, кто в лесу хозяин! — крикнул бригадир, и пехотинцы бросились штурмовать песчаные валы, прорываясь сквозь клубы черного дыма, а им навстречу полетели зажигательные заряды.

Некоторые попадали в солдат, и тех охватывало пламя, однако атака не останавливалась, солдаты в горящих скафандрах добрались до вершины вала и открыли огонь по противнику.

Глава 52

Гвардейцы Гудрофа действовали на удивление слаженно, как будто всегда загоняли в ловушку зверей вроде этих бронированных монстров. Для организации завала они заготовили дюжину надпиленных и поставленных на клинья деревьев — в подобных делах местные имели большой опыт. Таким образом они могли перекрывать дорогу не в одном месте, а на большом участке, одновременно изолируя экипажи противника друг от друга. Помимо блокировки бронетранспортеров, упавшие деревья играли роль горючего материала и загорелись вскоре после падения на дорогу.

Бекет наблюдал это, находясь чуть в стороне от фронта атакующих, чтобы не попасть под плотный огонь пулеметов «куксдога».

Едва узнав от разведки, что вместе с двумя «коробками» движется «железный великан», майор сразу определил свое место в предстоящей схватке — ему требовалось уцелеть. Поэтому общаться во время боя с солдатами и руководить их действиями он не собирался.

«Я рассказал вам все, что знаю, дальше вы должны действовать сами».

Таково было заключительное слово Бекета, и Гудроф с гвардейцами, как ему показалось, хорошо его поняли. Теперь прелат находился на безопасном расстоянии от места схватки, а обязанности фронтового командира выполнял Тревис. Выглядывая из своего укрытия, Бекет видел, как тот горячится и, размахивая мечом, что-то кричит другим гвардейцам.

Броневики горели хорошо, вскоре следовало ждать появления десанта, ведь теплозащита их машин имела свои пределы. В общем, операция для нападавших развивалась благоприятно, если бы не пушки и пулеметы «куксдога». С высоты четырех метров они били по укрывшимся за деревьями гвардейцам, потери уже исчислялись десятками, однако солдат Гудрофа это не останавливало. Приходилось лишь удивляться их стойкости перед лицом невиданных ими прежде непобедимых монстров.

Бекет с нетерпением ждал выхода десанта, ведь это было целью засады, да и пулеметы «куксдога» должны были сбавить темп, ведь тогда он мог зацепить своих.

У самой дороги напротив робота залегли еще двое гвардейцев. Бекет видел их вполне отчетливо. Пару минут назад туда отправлялись пятеро, но троих настигли пулеметные очереди, прошивавшие здесь каждый куст и кочку.

Этим двоим предстояло перекинуть через дорогу веревку, один конец которой был привязан к стволу подпиленного дерева на этой стороне. А где-то там, за противоположным песчаным валом, сигнала двух смельчаков ждали другие герои. Все они были живы лишь потому, что пока никак себя не выдали, но стоило им шевельнуться, как блок движения робота тотчас поймал бы их в операторскую рамку.

Бекет был хорошо знаком с устройством «куксдога» и знал, как происходит автоматический захват цели. Даже песчаный вал не спасет диверсантов, если выстрелит семидесятипятимиллиметровая пушка. А до них было всего-то метров пятнадцать.

«Неужели решатся?» — подумал Бекет, вжимаясь в податливый снег.

Наконец десантники не выдержали и выскочили наружу. Бекет услышал частый треск девятимиллиметровых «ранкеров». Пехотинцы знали свое дело и вскоре оказались на вершине вала. Шквал огня ударил в атаковавших их гвардейцев, фрагменты тел и клочки мундиров полетели в стороны. Некоторые из десантников были объяты пламенем, но это не мешало им косить гвардейцев Гудрофа налево и направо.

В какой-то момент Бекет подумал, что операция провалилась и все гвардейцы будут уничтожены, однако те вдруг поднялись из укрытий, и волна атакующих захлестнула малочисленный десант. В воздухе замелькали дубины — солдаты Гудрофа действовали согласно инструкциям.

Жаркие рукопашные схватки закипели по обеим сторонам дороги, но хлесткий удар пушки «куксдога» заставил Бекета перенести внимание к паре диверсантов, прятавшихся недалеко от робота. Однако теперь на их месте желтела песчаная воронка. Пилот «куксдога» все же заметил их, но успели ли они перекинуть веревку?

Приглядевшись, Бекет заметил мелькнувший на другой стороне дороги силуэт. Похоже, что-то начинало получаться.

Пока майор отвлекся на диверсантов, десант откатился обратно к бронемашинам. Взревели двигатели, и броневики стали таранить кормовыми отсеками горящие бревна — десант решил отступать.

«Сколько времени до подлета авиации?» — подумалось Бекету, ведь пехотинцы, без сомнения, успели пожаловаться в лагерь. Он решил, что пришло время уходить, карательные удары всегда были чрезмерной мощности. Нельзя было исключать применения биритовых бомб, а это означало выжженную пустыню на сотни метров вокруг.

Проломив, наконец, полусгоревшие заграждения и поливая все вокруг огнем из башенных пулеметов, броневики, пятясь, стали выбираться из ловушки. «Куксдог», оставаясь на месте, прикрывал отход десанта.

«Наверное, ничего не вышло», — подумал Бекет, имея в виду замысел с веревкой, однако в этот момент на обочине затрещало одно из деревьев и стало падать вдоль дороги, стремительно набирая скорость. В следующее мгновение оно рвануло привязанную к стволу крепкую веревку, мощная струна распрямилась и ударила «куксдога» чуть выше манипуляторов.

От страшного удара веревка лопнула, робот качнулся, пилот попытался сделать подшаг, чтобы выправить машину, однако толчок оказался слишком сильным, и бронированная махина с треском обрушилась в кустарник.

Глава 53

Дольше осторожничать Бекет не имел права. Он выскочил из укрытия и что было духу понесся вперед, петляя между деревьями и стараясь держаться так, чтобы его не заметили со стороны отступающих бронетранспортеров.

Однако оттуда заметили. Несколько очередей ударили наобум, но пули прошли слишком высоко. Вот и дорога. Два гигантских прыжка — и Бекет оказался на другой стороне. В лицо пахнуло жаром от разогретого металла и запахом машинного масла. Застать робота лежачим лучше всего, однако это было маловероятно, «куксдоги» оснащались системой быстрого подъема, ведь в бою шагающие машины часто падали. Оставалось надеяться на медлительность пилота и шок от потрясения. Железу не больно, у него не кружится голова, а вот пилот рухнувшего «куксдога» не сразу может вернуть прежнюю концентрацию и наблюдательность.

Но вот великолепный пируэт! Как будто это не многотонная машина, а танцор из балетной труппы. Бросок вперед тяжелых манипуляторов, рывок и разворот на одной опоре. Теперь «куксдог» снова стоял на ногах.

— Иэх-х-х! — выдохнул Бекет, взбегая по нагромождению из нескольких полуистлевших пеньков. Где-то там, на вершине стальной машины есть бронированная шторка, но почти всегда она бывает открыта, ведь в кабине жарко от внутреннего генератора, радарных блоков, лазерного дальномера. Никакая вентиляция не справляется с такой жарой, вот и открывают пилоты жалюзи — совсем немного, ради глотка свежего воздуха.

Да, они прикрыты сетчатой броней — воздух проходит, а пули и осколки нет, но кто из настоящих солдат следует инструкциям? Пилоты убирали сетки, чтобы облегчить приток воздуха, — это Бекет знал наверняка.

Шаг, еще шаг! Прыжок!

Никелированный «спрадок» уже в руке, затвор передернут, патрон в стволе. Что можно сделать с этой четырёхмиллиметровой крохой? Только один выстрел — в щель между пластинами жалюзи.

Только один выстрел.

Оттолкнувшись от трухлявого бревна, Бекет воспарил в воздухе. Вот и объект — красное лицо, стекающие по виску капли пота. Он немного растерян, он еще не понял, что произошло, а Бекет понял.

Совмещение, доля секунды на паузу — и выстрел, едва различимый среди треска горящих бревен и шипения механических систем.

«Главное — верно приземлиться», — успел подумать Бекет, группируясь перед ударом о землю. Удар, кувырок, и, кажется, все в порядке, под снегом хвоя и песок, очень удачно.

Знал бы, где упасть… Выходит, знал.

Укатившись в кустарник, Бекет расцарапал щеку, но даже не переменил положения, оставаясь лежать на снегу и прислушиваясь к действиям «куксдога». Однако машина стояла без движения.

Бекет выждал еще секунду и поднялся.

— Эй, вы, давайте сюда, скорее! — позвал он двух показавшихся из-за деревьев гвардейцев.

Отсюда, где он стоял, было видно множество разбросанных вдоль обочин тел в бордовых мундирах. Это была цена победы, кровавый привкус первого успеха в борьбе с пиратами.

Из укрытий стали появляться уцелевшие гвардейцы. Через мгновение возле Бекета их собралась дюжина — солдаты в обгоревших, изорванных мундирах.

— Пирамиду мне скорее! Я должен забраться наверх! — крикнул Бекет, указывая на заметную снизу дверцу — вход в кабину пилота.

Гвардейцы поняли сразу. Наученные осадными кампаниями, они быстро построили живые ступени, и Бекет без труда поднялся к дверце.

— Замри! — скомандовал он солдатам и, выхватив меч, стал рукоятью вперед просовывать его между пластинами жалюзи. Там, внизу, находилась кнопка аварийной эвакуации, на учениях Бекет десятки раз проделывал этот фокус с кусками толстой проволоки или корявой веткой. Еще немного, еще… Пальцы стали неметь от напряжения, удержать тяжёлый меч было не так просто, это не соломинка из коктейля… Еще немного!

«Ну же, осел, старайся!» — подогнал себя Бекет. По своему опыту он знал, что лучше ругать себя, чем начинать злиться.

Раздался щелчок, и Бекет едва не свалился с живой пирамиды, повиснув на распахнувшейся дверце.

Подтянув ноги, майор проскользнул в кабину и, схватив убитого пилота за ворот, крикнул вниз:

— Поберегись!

А затем выбросил тело наружу.

— Спрячьте его, но сначала проверьте карманы! Все, что найдете, отдайте Тревису!

Глава 54

Бросив быстрый взгляд на монитор, Бекет увидел две метки — пара «маскотов» спешила на помощь пилоту «куксдога». В запасе было еще полминуты, и следовало использовать фактор внезапности, ведь каждая уничтоженная единица пиратов приближала майора к возможности убраться с этой планеты. Как он это сделает, Бекет пока не знал, но какая-то схема в его мозгу постепенно прорисовывалась.

Но робот! Кто же знал, что удастся захватить робота? Сам майор рассчитывал на пару-другую автоматов, а тут вон как вышло.

— Мэйджор! Мэйджор! — донеслось снизу. Бекет распахнул дверцу и увидел сияющего от восторга прелата Гудрофа.

— Бегите отсюда, господин прелат, сейчас прилетят колесницы и сожгут здесь все! Бегите, увидимся позже!

Прелат все понял и побежал прочь, крича и раздавая команды. Вскоре на дымящейся дороге уже никого не было, вынесли даже тела убитых.

«Интересно, Тревис выжил?» — подумал Бекет, проверяя боезапас.

Патроны к пулеметам — более восьми сотен. Хватит на хорошую драку. Снаряды к автоматической семидесятипятимиллиметровой пушке — четыре сотни. Приемлемо. Ракеты зенитные «торсион» — двенадцать штук. Неплохо. Они дотягивались до высоты в двадцать тысяч метров, правда, бронированным целям наносили лишь частичные повреждения.

Шесть штук «систорм». Эти размажут «маскот», как паштет по булке, но время активации — тридцать секунд, слишком долго.

Бекет открыл холодильник и улыбнулся. Сколько раз ему приходилось заглядывать в холодильники шагающих машин, и почти всегда там было одно и то же — картофельный хлеб с рыбой в томате. Самый распространенный военный бутерброд.

Несколько шариков масла в упаковке и два гренка с джемом, их удобно разогревать на радиаторе блока наведения.

В плоском шкафчике — личное оружие, пистолет-пулемет «цезарь». Справа от кокпита — приклеенные скотчем фотографии каких-то гражданских, должно быть, родственников пилота. Бекет быстро сорвал их и убрал в отделение для всякой мелочи.

Слева, под вентиляционной панелью висели вырезанные из солдатских журналов девицы. Бывший хозяин «куксдога» имел пристрастие к девушкам «в теле».

— Роньжа, как слышишь меня?!

— Слышу вас хорошо, да и вижу тоже, — отозвался Бекет.

— Где противник, ты их видишь?

— Здесь повсюду дым, плохая видимость, а тепловизору мешают горящие головешки.

— Повреждения есть?

— Нет, машина в порядке, — честно ответил Бекет, пробегая глазами по панели приборов. Затем взялся за джойстик и в ручном режиме поднял манипуляторы.

На правом провернулся ротор, выводя на направляющую активизированную ракету. Пушка на левом тоже смотрела в небо, «маскоты» шли на разных высотах, намереваясь разведать обстановку.

— Чем они вооружены? — спросил пилот истребителя.

— Палками и головнями — ничего особенного, просто из-за дыма я боюсь свалиться в болото. Пехтура так драпала, что своими броневиками канав понарыла!

— Это на них похоже! — подал голос пилот второго «маскота».

Голубоватый квадратик захватил дальнюю цель, компьютер начал стремительно рассчитывать траекторию ракеты. Желтая сетка пушечной системы наведения плотно спеленала «маскот», летевший пониже.

— Ну, я тебя уже почти вижу! — сообщил пилот нижнего истребителя.

— Замечательно… — произнёс Бекет и открыл огонь.

Зенитная ракета с ревом ушла с направляющей и, обогнув ближний «маскот», понеслась к дальнему. Мгновение спустя заработала автоматическая пушка, яркие оранжевые трассы понеслись навстречу цели.

— Эй, это же мы!.. — успел прокричать кто-то из пилотов, и в следующее мгновение ракета нашла цель. Снарядные разрывы заплясали на корпусе второго «маскота», на экране замелькали цифры расхода боеприпасов.

Вскоре огонь прекратился, и поврежденный пушкой «маскот» начал снижаться, оставляя в небе хвост черного дыма.

— Этот готов, — вслух произнёс Бекет и стал отслеживать состояние «маскота», пораженного ракетой. Как он и предполагал, этот истребитель получил не столь тяжелые повреждения, однако и ему еще предстояло дотянуть до лагеря.

— Хорошая машинка, — сказал Бекет, похлопав по панели приборов. Однако следовало убираться поскорее, ведь теперь сюда должны были прибыть новые каратели.

Через дорогу по грязи к «куксдогу» бежали гвардейцы и среди них Тревис. Он был в крови и копоти и вообще выглядел ужасно, однако улыбка до ушей на почерневшем лице свидетельствовала о его хорошем настроении.

А Бекет с сожалением оглядел кабину робота, собираясь ее покинуть. Да, «куксдог» — хорошее подспорье, но его размеры…

Распахнув дверцу, майор выглянул наружу и крикнул подбегавшему Тревису:

— Как думаешь, можем мы спрятать этого великана так, чтобы колесницы не заметили?

— Конечно, можем! — радостно заорал Тревис и сплюнул кровавую слюну. — Полторы мили на юго-запад речка, а в обрывистых берегах глиняные пещеры, люди на строительство глину брали. В полный рост он, конечно, не запхнётся, но если подсогнуть… Это можно?

— Подсогнём! — уверенно заявил Бекет.

На белом коне, в сопровождении еще двух конных телохранителей подъехал прелат Гудроф. Он был возбуждён, его глаза горели.

— Господин прелат, мы с Тревисом попытаемся спрятать этого великана, а вы организуйте нам команду, чтобы следы замести…

— О, не беспокойся, мэйджор! Через час снова пойдет снег и будет сыпать до вечера и всю ночь.

— Да?

Бекет посмотрел на облака, но ни к какому выводу не пришел. Впрочем, местные знали лучше.

— Тогда мы отправляемся, вот только…

Бекет нырнул под педальные приводы и, ухватившись за кольцо, выдернул блок аварийного обнаружения, который включался радиосигналом с удаленного передатчика.

— Кто-нибудь, отнесите эту штуку на пятьдесят шагов и оставьте на дороге! — приказал он, выбрасывая блок из кабины. Затем разложил узкую неудобную лесенку и крикнул: — Полезай сюда, Тревис! Будешь дорогу показывать!

— Я? — переспросил тот и огляделся, как будто среди солдат прятался другой Тревис.

— Скорее, время уходит!

— Полезай, Тревис, это совсем не страшно! — поддержал Бекета прелат, и только тогда, затаив дыхание, старший телохранитель стал карабкаться наверх.

— Давай руку! — Бекет рывком втянул Тревиса в тесную кабину и втиснул под шкафчик. — Сиди здесь, на полу!

— Хо-хорошо… — согласился Тревис, пристраивая меч, чтобы тот не мешался.

— Дорогу видишь? Сюда смотри, на экран…

— О, вижу, там внизу дорога! А вон его светлость и Гектор! Смотри, Григ, у него в бою сегодня задница прогорела!

— Не суетись и успокойся. Куда ехать?

— Пока по дороге… — ответил Тревис и вздрогнул, когда «куксдог» двинулся вперед.

«Думс-думс, думс-думс», — отдавались в кабине шаги машины. Тревис испуганно таращился по сторонам, но ни о чем не спрашивал.

— Где твой шлем? — спросил Бекет.

— Не поверишь, Григ, раскололи! Ох, и хватка у этих ребят, так били кулаками, что только держись. Рона-Обжору зашибли об дерево, а ведь в нем шесть футов росту было, да и весу далеко за триста фунтов.

— Я же вас предупреждал, что они очень сильны… — напомнил Бекет, следя за тем, чтобы робот не съехал по скользкой дороге в кустарник.

— Дык все помнили, но, когда драка завязалась, сам знаешь…

— Не знаю, я всегда себя контролирую, — недовольно буркнул Бекет. — Сколько потеряли?

Тревис вздохнул и ответил:

— Пятьдесят семь убитыми. Но я считаю — хорошо отделались.

— Ну, в общем, ты прав, — согласился Бекет, понимая, что при огневой мощи «куксдога» солдат у прелата могло вовсе не остаться.

— Три месяца назад возле деревни Каба-Хоза был бой, и мы одержали в нем победу, но потеряли без малого двести кавалеристов.

— Против Илкнеров? — уточнил Бекет.

— Ну да. Они потеряли на полсотни меньше, зато мы победили…

— Слушай, видеть не могу, как кровоточат порезы на твоей голове. Вот, возьми…

Бекет одной рукой открыл крышку стенной аптечки и выдернул перевязочный пакет.

— Приведи себя в порядок.

— А что это? — не понял Тревис, вертя сверток в руках.

— Нитку видишь?

— Вижу.

— Дерни за нее…

Тревис дернул, и сверток в его руках развернулся в небольшой поднос с кармашками, из которых торчали непонятные ему вещи.

— Вот это бинт! Голову перевязывать! А вот это антисептик — обрабатывать раны, понял?

— Нет!

— Сначала смажешь раны и смоешь кровь вот этим, а потом перебинтуешь. Неужели не ясно?

— Теперь ясно… А вот это что?

— Зеркало, чтобы видеть, что бинтовать.

— Ух ты! А можно я его потом заберу?

— Можно. Считай, что разбойники сделали тебе подарок.

Внезапно земля под опорами вздрогнула от сильного взрыва, ударная волна пронеслась по вершинам деревьев и на корпус «куксдога» обрушился дождь из прошлогодних шишек и сухих веток.

— Что это? — испуганно спросил Тревис.

— Это привет от наших врагов, — ответил Бекет, оценивая силу удара. Скорее всего это была торпеда «КХ» с двухсоткилограммовой боевой частью. Как он и предполагал, пираты дистанционно включили аварийный маяк, а потом навели на сигнал торпеду. Бекету это было на руку, ведь какое-то время враги будут думать, что «куксдог» уничтожен. Потом, разумеется, они отправят на место разведчиков и те узнают правду, однако пока время работало на него.

— Куда дальше? — спросил он, останавливая машину перед двумя расходящимися просеками.

— А вон, мимо орешника и под горку, — пояснил Тревис.

— О’кей.

— Чего?

— В смысле — я тебя понял.

Глава 55

Несмотря на то что колеса броневиков были устойчивы к повреждениям, скачка на изуродованных покрышках солдатам удовольствия не доставляла. Система жизнеобеспечения исправно гоняла воздух, однако вонь от серного дыма держалась на удивление стойко, смешиваясь со сладковатым запахом противопожарной пены. Ее в отделении было едва ли не по колено.

— …как поняли меня, база?! Атакован в квадрате пятнадцать — тридцать девять! — не переставая, кричал в микрофон Чумаченко, хотя сигнал о нападении приняли в тот самый момент, когда Сандерс ударил по кнопке «аварийный вызов».

— Да заткнись ты, наконец, позывной Гагара, мы уже «маскоты» навели на цель! — проревел в эфире диспетчер с «Пифии».

— Вас понял, — ответил бригадир и с минуту тупо таращился перед собой, держась руками за стенки, чтобы не удариться. Вскоре до него дошло, что какой-то «мыльный зад» из дежурной смены оскорбил его при солдатах в прямом эфире.

— Да я тебя, суку, по стене размажу! — не слишком уверенно пригрозил Чумаченко и покосился на своих пехотинцев.

Дошли ли его угрозы до диспетчера, было неизвестно, но то, что отделение ничего не слышало, было очевидно. Двое пехотинцев после столь жаркого приёма все еще находились в беспамятстве — им досталось по головам дубинами. Досталось и Чумаченко, но удар пришелся по касательной. А еще, он хорошо это запомнил, нападавшие лупили точно по оружию. Он сам едва не лишился автомата, но все же сумел поднять его с земли, значит, у кого-то в отделении «ранкеров» могло и не оказаться.

Бригадир с трудом поднял закопченное стекло забрала и стал осматриваться. Пена на полу успела осесть, и в результате тщательного осмотра удалось выяснить, что отсутствуют три единицы штатного оружия.

— Эх, канальи… — глухо выругался Чумаченко, и в этот момент их бронетранспортер с шумом влетел в реку. Бригадир попытался вспомнить, второй ли это брод, или еще первый, но у него ничего не вышло.

— Лаварт, ты меня слышишь? — начал вызывать он.

— Да, босс, Лаварт на связи, — отозвался командир второго отделения. Теперь его бронетранспортер двигался впереди.

— Штатное оружие отделения…

— Чего, босс?

— На месте ли штатное оружие?

— А, сейчас проверю…

Пока Чумаченко ждал ответа, морщась при каждом ударе деформированных покрышек о землю, ему стало казаться, что у него начались слуховые галлюцинации.

«Запомните… Теда Лансберга… Сволочи… Как неожиданно… Почему по своим, сволочь?.. Почему по своим?..»

Чумаченко не сразу понял, что слышит в эфире чей-то реальный, но едва различимый голос. Потерянная мощность передатчика позволяла разобрать лишь едва различимый шелест. Что это могло быть?

Чумаченко прильнул к смотровой щели командирской башенки и, повернув ее, увидел пересекающий небесную сферу след горящего «маскота».

«Запомните Теда Лансберга… Сволочи…» — прозвучало в эфире еще раз, а затем над лесом поднялось огненное облако, и несколько мгновений спустя по корпусу броневика хлестнула ударная волна.

Глава 56

После завтрака, довольный собой, Бен Лоренц отправился осмотреть привезенную накануне вечером партию товара. Ему доложили, что среди тридцати девяти доставленных девушек две могут относиться к категории «элит-минус», однако вечером времени на это у него не оказалось, они с капитаном «Ленокса» согласовывали перечень узлов, которые следовало заменить одновременно с ремонтом генератора. Но уже утром ничто не помешало Лоренцу осмотреть вечернюю партию.

Как оказалось, старшина Крейс, принимавший товар на хранение, оказался прав. В глубине зарешеченного блока, у стены на полу сидели две прелестные девушки лет шестнадцати-восемнадцати. Скорее всего, они были сестрами.

— Крейс! — позвал Лоренц ответственного смотрителя.

— Слушаю, сэр! — отозвался тот, подбегая к командиру эскадры.

— Вон тех двух козочек нужно отселить, чтобы их тут не побили.

— Сделаем, сэр, — ответил громила Крейс, разминая кисти и запястья. Когда-то он работал профессиональным борцом, но, получив травму, был вынужден стать санитаром в одном заведении, где требовались сила и осторожность. С таким опытом в пиратской команде он стал человеком незаменимым, легко переходя от осторожной предупредительности к реальности абордажного боя.

— Какая порода, осанка, а?

Лоренц восхищенно покачал головой. Он считал себя утонченным ценителем, сумевшим, несмотря на некоторую грубость своего ремесла, сохранить тягу к прекрасному. Он мог бы любоваться этими цветами варварского мира, а потом выпустить их в поля, но ему нужны были деньги, и эти «прекрасные цветы» приходилось продавать. Причем дорого.

— А вон та черненькая, видишь?

— Да, сэр.

— Чуть подправить ушки, может быть, немножко зубки, и ее цена возрастет на пятьдесят процентов.

— Рыжая тоже не без прелести… — решился высказаться Крейс.

— Да, ножки только коротковаты, но это тоже поправимо… Знаешь, иногда я думаю, что и рихтовочный бизнес не такой уж плохой. Ты помнишь капитана Лемперга? Когда врачи запретили ему волноваться, он перестал ходить в походы и занялся рихтовкой.

— Я помню Лемперга, сэр. Когда-то начинал в его эскадре.

— Теперь он обосновался где-то на Патеке, у него рихтовочная фирма, и, по слухам, он процветает.

«Рихтовочными» фирмами в кругу Бена Лоренца называли криминальный бизнес, основанный на покупке перспективного, но некондиционного товара и доведения его до кондиции с помощью пластических операций и спортивно-восстановительных методов.

Владельцы рихтовочных фирм недорого покупали девушек, которым выглядеть «звездами» мешал какой-нибудь недостаток. После выправления недостатков стоимость девушек поднималась наполовину, а в некоторых случаях — вдвое или даже впятеро.

— Внимание, сообщение для командира эскадры Лоренца! Группа бригадира Чумаченко попала в засаду и спешно отходит к лагерю, требуется поддержка с воздуха! — сообщил по громкой связи диспетчер. — Сэр, вы ответите?

— А что тут отвечать? — крикнул в ответ Лоренц. Ему не понравилось, что его отвлекли от размышлений о «высоких материях», от мечтаний о спокойной обеспеченной старости под крышей «рихтовочной фирмы». — Кто там у нас в воздухе?

— Тедди Лансберг и Эдвард Блосс, сэр!

— Пусть прикроют отход Чумаченко.

— Слушаюсь, сэр! Сейчас же передам…

Диспетчер отключился, и стало тихо. Девушки за решеткой сбились в кучку, испугавшись шума громкой связи.

— Ну вот, у них теперь аппетит может пропасть, — сказал Лоренц и вышел в коридор. Диспетчер с его криками оказался совсем некстати, мог обойтись и без него, направив «маскоты» самостоятельно.

«Боятся проявить личную инициативу, трусы», — подумал Лоренц, забыв, что сам же эту инициативу и придавил, требуя, чтобы ему докладывали о каждой мелочи.

На четвертом участке главной галереи двое механиков занимались ремонтом воздушной магистрали. На втором в своей будке громко пел электрик. Лоренц хотел сделать ему замечание, но, заглянув в приоткрытую дверь, обнаружил, что электрик занимается переборкой расцепителей, — значит, человек при деле и ругать его не за что.

Командир эскадры вышел на трап и с удовольствием вдохнул чистый холодный воздух, в котором уже вились снежинки, обещая к вечеру сильный снегопад.

У костра возле кухни возбужденно гомонили солдаты двух вернувшихся с выезда групп. Они ели поджаренный на огне хлеб с сардинами и запивали все пивом. Полдюжины механиков вытягивали из кормового отсека «Ленокса» старый генератор. Они тащили его на грузовой платформе, однако она у них накренилась, и теперь механики спорили, размахивали руками, а дело не двигалось. Лоренц хотел пойти и разобраться, но махнул рукой. В конце концов, у них есть капитан Гуклот.

«Что-то его не видно, не иначе снова таращится на эту газель…» — подумал Лоренц. День ото дня его заместитель все более попадал под власть магнетического влияния юной пленницы. Лоренц не исключал, что в конце концов ему придётся пристрелить Гуклота.

— Что делать, такая у нас работа… — словно в оправдание заместителя вслух произнёс Лоренц. Случаи, когда кто-то из команды влюблялся в товар, бывали и раньше. Иногда для выхода из положения достаточно было дать заболевшему объект его вожделения на пару суток — и влюбленность проходила, однако с товаром категории «элит» такое обращение было неприёмлемо. Элитный товар держали в отдельных каютах, стеля им перины и вскармливая нектаром.

Был случай, когда один бригадир так влюбился в пленницу, что решил даровать возлюбленной свободу. Но как это сделать, не убив двести человек эскадренного экипажа? И он попытался решить эту проблему с помощью пулемета, однако его вовремя остановили.

Резко взвизгнула сирена громкой связи, и расположенный рядом с трапом динамик заорал Лоренцу в левое ухо:

— Командиру эскадры — срочно! Позывной Роньжа неожиданно атаковал ноль-восьмой и ноль-пятый борта! Оба получили повреждения!

— Хватит орать! Кто такой Роньжа? — закричал в ответ Лоренц.

— Пилот «куксдога» под шестнадцатым номером Билли Сквозар!

— Что значит — атаковал?! Дайте мне его!

— Связь заблокирована, сэр! — ответил диспетчер, по его голосу было заметно, что он близок к панике.

— Тогда уничтожить его! Не хватало, чтобы наши пилоты сходили с ума в самое неподходящее время! Уничтожить!

— Есть, сэр…

Под плоскостями дежурного «маскота» забегали механики, торопливо подвешивая на узлы две тяжелые торпеды.

Подходить к обезумевшему «куксдогу» близко было опасно, а торпеда позволяла расправиться с ним, не заходя в зону действия его РЛС.

Откуда-то с юга донеслись отдаленные раскаты грома.

«Гром зимой?» — подумал удивленный Лоренц и огляделся. Из клочковатых туч все сильнее начинал сеять снег.

«Маскот»-каратель с ревом поднялся в небо, и тут снова раздался голос дежурного диспетчера:

— Сэр, с вами хочет поговорить бригадир Чумаченко!

— Давай его! — раздражённо произнёс Лоренц, становясь ближе к динамику.

— Сэр, это Чумаченко!

— Что случилось, Чумаченко? Почему у тебя такой голос, будто твою задницу поджарили?

— Я только что увидел, как упал один из «маскотов», сэр!

— Что значит — упал? — не понял Лоренц. Он слышал слово «повреждения» и даже не предполагал, что все настолько серьезно.

— Рухнул, сэр! Взрыв был такой, что просто мама не горюй!

— Где шестнадцатый номер «куксдога», Чумаченко? Он ведь был с тобой!

— Не знаю, сэр, сейчас он не отвечает!

— Что там произошло? Кто на вас напал?

— Аборигены, сэр! Завалили дорогу и стали забрасывать зажигательными зарядами. Нам даже пришлось выйти, чтобы отбросить их! На тот момент Роньжа был в порядке, и благодаря ему мы благополучно отбились, все обошлось несколькими ранеными и четырьмя единицами потерянного оружия. Ушли на сгоревших колесах, а Роньжа остался нас прикрывать…

— Этот твой Роньжа обстрелял два моих «маскота»! — закричал Лоренц, выходя из себя. — И ты мне за это ответишь!

— Вот тебе раз, а я здесь при чем?!

— Отключи его, диспетчер! Немедленно!

— Отключен, сэр… — прозвучал в наступившей тишине неожиданно спокойный голос диспетчера.

Лоренц отошел от стены и обнаружил, что несколько матросов стоят в коридоре, прислушиваясь к тревожным вестям.

— Вон он, сэр, уцелевший возвращается! — сказал кто-то из них.

Лоренц обернулся и увидел заходящий на посадку «маскот», за которым тянулся хвост белого дыма. Машина двигалась неуверенно, рыскала по сторонам. Вокруг посадочного квадрата забегали механики, не в состоянии сообразить, что им теперь делать, — под плоскостями истребителя висело несколько неизрасходованных бомб.

— Тяжело заходит… — обронил кто-то из матросов.

Тем временем возле костра продолжался пикник, и на садившийся истребитель там никто не обращал внимания — «маскоты» взлетали и садились каждые четверть часа.

Провожаемый напряженными взглядами истребитель тяжело ударился опорами о посадочный квадрат, от чего из его воздухозаборников вылетел сноп искр. Распахнулась боковая дверца, и из нее на землю вывалился пилот. Из кабины тут же повалил дым, механики бросились к пилоту на помощь. Они схватили его под руки и потащили прочь от разгоравшегося истребителя.

Несколько человек пытались потушить возгорание с помощью пенных кунстфайеров, но тщетно — пламя вырвалось наружу, и все бросились врассыпную, однако было поздно. Полыхнула ослепительная вспышка, и ударил такой гром, что у всех, кого не разметало в пыль, заложило уши.

Ударная волна хлестнула по зевакам, посбивав их на землю и забросив внутрь коридора «Пифии».

Спустя минуту или чуть больше оглушенный Лоренц с помощью членов команды сумел подняться на ноги и нетвердой походкой вернулся на трап.

Его затуманенному взору предстала страшная картина. Взрыв уничтожил кухонный пятачок и всех находившихся на нем солдат, сбил на землю двух «куксдогов» и оторвал плоскости у трех из пяти стоявших на квадратах «маскотов».

Борт «Ленокса» был поврежден обломками взорвавшейся машины, а кормовой трап отброшен взрывной волной. О судьбе ремонтной команды можно было только догадываться.

— Что?.. Что все это значит? — с надрывом произнёс Лоренц и всхлипнул.

— Это означает, что он жив, сэр, — сказал оказавшийся рядом Чикер. На его одежде не было прожженных пятен, а на лице царапин и порезов.

— О чем ты говоришь? — не сразу понял находившийся в шоке командир эскадры.

— Я говорю о том парне из федеральной службы. Похоже, он выжил.

Лоренц кивнул. Это было похоже на почерк специалистов, аборигены так воевать не могли.

И словно запоздалое эхо опустошительного взрыва вдалеке ударил гром.

— Сэр, ноль-второй борт докладывает — «куксдог» уничтожен наведением на аварийный маяк! — радостно сообщил диспетчер.

— Что ты предлагаешь, Чикер? — спросил Лоренц, который, казалось, не услышал сообщения.

— Мне нужно максимальное прикрытие, сэр. Я сейчас же отправлюсь по маршруту Чумаченко и проверю, действительно ли нам удалось уничтожить «куксдог».

— Хорошо, если удалось…

— Хорошо, — согласился Чикер, глядя на дымившиеся посреди лагеря останки. — В умелых руках даже один «куксдог» может нам дорого обойтись.

Глава 57

Этот день для Руммеля выдался нелегким, хотя и числился в графике свободным. Он должен был лишь посмотреть документы по новому делу, а потом мог отправиться в спортзал, чтобы сбросить лишние пару килограммов, которые при его работе могли плохо сказаться на результатах. Агентам часто приходилось самим преследовать объекты поиска и, когда не было времени дожидаться группы захвата, вступать в единоборство. А если учитывать, что в большинстве случаев поиск агенты проводили в одиночку, захваты они производили без посторонней помощи.

Нельзя было привлечь даже полицию, ведь объекты, за которыми охотился отдел, зачастую могли считаться перед законом чистыми, и следовать законным процедурам означало снижать эффективность работы.

Но если агент попадался в руки правосудия, служба безопасности официально от него отказывалась и тогда агенту приходилось рассчитывать только на себя и, возможно, лишь на негласную поддержку. Такими были необъявленные правила, которым подчинялся капитан Руммель.

Отработав в спортзале и на тренажерах двойную норму, Руммель едва живой отправился домой.

Еще утром была ясная погода и светило солнце, но ближе к вечеру прошел дождь, и теперь огни города отражались в мокром асфальте, пробуждая в памяти капитана нелегкие воспоминания.

Офицер из отдела кадров сообщил, что дело наконец закрыли, так что больше нет необходимости в этих ежемесячных отписках. Разумеется, окончательно подозрения с него не снимут, но на это Руммель и не рассчитывал, достаточно было того, что его оставят в покое и дадут спокойно работать.

На бульваре светофор включил красный свет, и машины стали накапливаться, выстраиваясь в два ряда.

Водитель машины, что остановилась справа, сунул руку куда-то под рулевую колонку, и через мгновение в свободной руке Руммеля оказался пистолет.

В такой ситуации нет возможности убежать, поэтому единственно правильная тактика — открывать огонь первым.

Ну, сколько вас тут? Двое, трое?

На скамье под декоративным бетонным козырьком сидел человек в черном плаще и передвигал на шахматной доске фигуры.

«Тридцать метров — хорошая дистанция», — машинально отметил Руммель, заметив на коленях шахматиста нечто похожее на сложенный зонт или укороченную винтовку.

Страха не было, была сосредоточенность и включившаяся многократно отработанная схема действий. Первым умрет этот — справа, вторым — «шахматист». Пусть не тешит себя мыслью, что для пистолета тридцать метров много. Руммеля учил Джек Бекет, а тот не тратил патроны зря.

А третий, кто же третий?

Руммель пробежал глазами по монитору заднего вида, покосился влево. Что, неужели дама с собачкой? А походка? Разве дамы так ходят? А что у вас под длинным пальто, дама?

Руммель усмехнулся. Он был готов действовать. Ну, кто первый?

Красный свет сменился желтым, Руммель отпустил руль, чтобы ничто не мешало ему сделать три быстрых выстрела в разных направлениях. Ну!

Загорелся зеленый, и стоявшее перед Руммелем купе рванулось по полосе мокрого асфальта.

Капитан выждал еще секунду и осторожно тронул автомобиль, напряженно прощупывая сырой воздух всеми органами чувств. Ну?!

Не в этот раз. Он выжал педаль газа, и машина начала стремительный разгон.

В сфере наблюдения никто не дернулся, не повернулся в его сторону, не попытался тотчас нагнать его.

Щелкнул электронный бокс, и на экране появилось сообщение о полученном извещении о штрафе за превышение скорости.

Триста динаров. Придется оплатить, ничего не поделаешь — паранойя вещь дорогостоящая. Но если у вас паранойя, это еще не значит, что за вами не охотятся дамы с собачками.

«А вдруг это Джек?!» — пронеслось в голове Руммеля. Он резко выжал тормоз, и его «текс-турбо» пошел юзом. Наперебой застрекотали импульсы выравнивающих систем — компьютер изо всех сил спасал Руммелю жизнь.

Справа промелькнул догонявший его автомобиль и злое лицо водителя. Это был тот — со светофора. На заднем сиденье он вез «шахматиста» в черном плаще и «даму» с собачкой. Перепуганный шпиц тряс головой и пучил глаза, не успевая осознавать происходящие перемены. А как же гулять? А пописать? Он же не успел!

«Неужели одним экипажем обошлись?» — подумал Руммель, останавливаясь на обочине.

Хищно мигнув поворотом, с боковой улице выехал пикап.

«Другая машина, другой тип охотника…» — отметил Руммель. Здесь нет укороченных винтовок, пистолетов с электроспуском и датчиком баллистики. Деревенская куртка, сапоги в навозе и автоматический дробовик двенадцатого калибра, патроны в магазине — пуля-картечь, через один.

«А хрен тебе», — усмехнулся Руммель и резко стартовал, разбрасывая брызги с мокрого асфальта.

На следующем светофоре его никто не поджидал, но знакомый желтый седан промелькнул в сотне метров впереди и стал притормаживать у обочины, чтобы снова сесть на хвост.

Руммель чуть сбавил скорость и поехал спокойнее, чтобы ненароком не оторваться от охотников, ведь в следующий раз они могут действовать осторожнее.

Ресторан «Эстина». Сюда они с Джеком наведывались почти каждую неделю.

«Смотри, Майк, как нужно знакомиться с девушками…»

«Послушай, не нужно, эти выглядят слишком неприступными!»

«Нет такой женщины, которая бы не хотела Джека Бекета, запомни это… Итак, я пошел. Смотри и учись…»

«Хвост» подтянулся, и Руммель плавно повернул направо, пусть думают, что он все еще ничего не замечает. Желтый седан последовал за ним, по параллельной улице покатился темный пикап. Руммель заметил его сквозь арку проходного двора.

Мебельный магазин «Сосновый бор». Здесь Джек давал другие уроки.

«Смотри, какое кружево, это не дешевая штамповка и не лобзик, это резьба. Дерево определить можешь?»

«Да разве отсюда определишь? Там пять слоев лака, давай подойдем…»

«Нет, приятель, здесь всего-то пять метров. Ты хочешь быть стар-мастером, правильно? Хочешь стать самым дорогим и уважаемым гостем среди варваров Олкоса или каннибалов Тирблата?»

«Ты же знаешь, что я над этим работаю, Джек. Я уже неплохо владею резцом».

«Этого мало, приятель. Неплохо — означает никак. Стар-мастер должен владеть резцом в совершенстве. Пойми, в некоторых ситуациях аборигены будут принимать решение — съесть тебя, чтобы самим не умереть с голоду, или оставить в живых. И тогда твое «неплохое» владение резцом не сработает. Только совершенство, Майк, только совершенство!»

Пару кварталов со средней скоростью. Люди, автомобили, пожарные сирены — где-то рядом горело здание.

Желтый седан чуть поотстал, под уличными фонарями он смотрелся слишком заметно.

«Почему желтый, ребята? Решили сэкономить?» — попытался угадать Руммель. Часто автомобили ярких расцветок в прокатных конторах сдавали за бесценок. Кто и зачем их красил в такие цвета — вот в чем вопрос.

Небольшая пробка, а перед ней авария. Двое сотрудников дорожной полиции демонстративно зевают, не видя возможности получить на лапу. Дознаватели страховых компаний, напротив, роют землю носом, надеясь обнаружить нестраховой случай.

Руммель посмотрел на монитор — желтый седан исчез, но впереди, на перекрестке замер в ожидании пикап.

Полицейские начали регулировать движение, пробка стала рассасываться. Но Руммель к перекрестку не поехал, ведь у него могли быть другие планы. Он свернул во двор, чтобы, например, к приятелю заехать или отлить в темном углу.

Маневр оказался полезным, вслед за ним во двор вполз синий «универсал» с затемненными окнами, но Руммель знал, что злой водитель, шахматист и дама с нервным шпицем были внутри этой машины.

«Значит, не экономят», — заключил он и, выехав на соседнюю улицу, двинулся в сторону складов рыбного завода. Складской комплекс служил Руммелю местом, где можно без свидетелей подвести черту в очередной охоте. С тех пор как он обосновался в городе, это была четвертая попытка покушения — не так уж и много. Бекет признавался, что его пытались ликвидировать пятнадцать раз.

«Именно поэтому нам лучше не обзаводиться прочными связями, Майк».

«А как же семья, дети?»

«Теоретически это возможно, но тогда придётся разрабатывать целую систему страховки, чтобы не привести хвост домой. Ты ведь знаешь, какие у нас клиенты, Майк, если они наткнутся на твой выводок… Ну ты понял».

Руммель следовал всем рекомендациям и советам Джека Бекета. Игнорировать сказанное им было бы верхом глупости, ведь за всю историю существования отдела свободного поиска только двое агентов дослуживались до звания майора — некто Рик Хевигут и Джек Бекет. Слишком уж в чувствительных направлениях они работали.

Члены федерального правительства, генералитет вооруженных сил, генерал-губернаторы. При таком контингенте самые любопытные получали пулю совершенно незаметно, а исполнителями зачастую выступали сотрудники спецслужб.

Иногда Руммелю казалось, что вся его деятельность бессмысленна.

Ну, уберет он пару сенаторов-подонков, а завтра на их место придут другие. Для чего тогда рисковать жизнью и спокойствием собственной семьи?

«Исправить это окончательно мы не сможем, — сказал ему как-то Джек Бекет, закусывая херес печеным яблоком. — Конца этой войны не видно, однако большие войны состоят из множества маленьких схваток. Так вот, наша с тобой обязанность состоит в том, чтобы большинство этих местных боёв заканчивалось в нашу пользу».

Несколько крутых поворотов, и вот он среди череды складских строений.

Руммель вышел из машины и прислушался. Пикап двигался по периметру складского комплекса, а синий «универсал» был уже за ближайшим углом.

Перейдя дорогу, Руммель привычно толкнул дверь пристройки и увидел сидевшего перед ТВ-боксом служащего охранной компании.

— Вам кого, сэр?

— Да заплутал малость, — ответил тот, смущенно улыбаясь. — Со своей половиной поругался и вот мотаюсь, чтобы успокоиться.

— Ясное дело…

Глаза служащего скользнули в сторону стоявшего у стены дробовика.

— Я посижу с вами, ладно? Вот за беспокойство сотня…

— Ничего-ничего, посидите, — согласился служащий, увидев на своем столе ассигнацию.

«Та же реакция. Их как будто один папа делал…» — заметил про себя Руммель.

— А где у вас туалет?

— Вон, синяя дверца.

— Спасибо, а то прихватило, знаете ли…

— Понимаю, волнение и все такое.

Руммель прошел в знакомую дверцу и оказался в ведомственном туалете на два посадочных места.

Закрыв дверь на задвижку, он встал на унитаз и высунулся из крохотного вентиляционного окошка, выходившего в темный угол предбанника пристройки. Ждать пришлось недолго, дама без собачки и «шахматист» оказались здесь первыми.

Два быстрых выстрела, и снова ожидание.

Следующим должен зайти парень из пикапа или человек со злым лицом. Один зайдет, а второй останется в машине, тот, кто останется, — босс, он знает больше других и умрет последним.

Дверь в предбанник снова открылась, и появился парень из пикапа. Дробовик наперевес, все как полагается. Выстрел, и он присоединился к двум другим.

Выбравшись из вентиляционного окошка, Руммель соскочил с унитаза и, выйдя из туалета, попрощался с охранником.

— Спасибо, приятель, немного отпустило. Будь здоров!

— И тебе всего хорошего. Помирись с подругой.

— Обязательно!

Глава 58

Выйдя в предбанник, Руммель обошёл лежавшие на полу тела и пожалел, что в этот раз у него нет времени за собой прибрать. Впрочем, если парень из сторожки не выйдет покурить…

«Может, и успею. Уж больно место хорошее. Удобное место», — подумал Руммель, выходя на улицу.

Синий «универсал» стоял метрах в двадцати от дверей склада. Водитель со злым лицом — босс этой шайки — курил, сидя за рулем, должно быть, решил, что дело уже сделано.

«И кто нанимает таких придурков?» — подумал Руммель, переходя на бег. Сидевший в машине заметил опасность слишком поздно. В ужасе он выронил сигарету и схватил лежавший на соседнем сиденье пистолет, однако получил такой удар в ухо, что потерял способность к сопротивлению.

Руммель распахнул дверцу, и водитель вывалился на землю. Руммель подхватил с кресла упавшую сигарету и, подув на ее огонек, прижег оппоненту шею. Тот дернулся и пришел в себя.

— Я… я ничего тебе не скажу… — прохрипел он.

— Правда? А если я отрежу тебе ухо? Очень-очень медленно?

В руке Руммеля появился блеснувший при свете фонарей нож.

— Сейчас заброшу тебя в багажник, вывезу за город и буду медленно кромсать на ленты… Что ты на это скажешь?

Руммель легко полоснул стрелка по щеке, и тот взвыл.

— Говори!

— Я… я должен позвонить…

— Телефон!

— В кармане куртки. В правом.

Руммель проверил и вытащил кусок белого картона с тисненым логотипом отеля «Баккардия», на котором быстрым ломающимся почерком был записан телефонный номер. Вторая справа цифра говорила о том, что это четырехкомнатные апартаменты люкс. Остальное можно было выяснить у портье.

Негромко хлопнул выстрел, и затвор выбросил горячую гильзу.

«Теперь уборка», — скомандовал себе Руммель и побежал к пристройке. Распахнул дверь предбанника и прислушался — сторож продолжал смотреть шоу, значит, за дело. Эх, знал бы, что так выйдет, не тратил бы силы на тренажерах!

Вскоре все охотники оказались в кузове пикапа, под прорезиненным тентом, а следы на полу в предбаннике ликвидированы.

Отогнав пикап за угол ближайшего корпуса, Руммель бегом вернулся за «универсалом», и только потом пришла очередь его автомобиля. Но перед тем как сесть в него, капитан включил передатчик записи системы безопасности. Через окно ему был виден экран, на котором в режиме быстрой прокрутки повторялись последние несколько минут.

Вот подъезжает «универсал», за ним пикап. Пассажиры высыпают на асфальт и, смешно переваливаясь, направляются к дверям складской пристройки. Парень с дробовиком подбегает ближе, бросает взгляд в салон и тоже бежит к складу.

Четвертый охотник — «босс», остается в синем «универсале» и закуривает.

«А вот и я сам. Отлично, никаких сюрпризов».

После проверки Руммель смело открыл дверцу, завел двигатель и поехал в сторону шумевшего неподалеку шоссе. Остановившись возле очередного светофора, он достал из кармана захваченный у «босса» спикер и набрал знакомый номер.

— Фирма «Барабанов и Сыновья», слушаю вас.

— «Правило уборки» такса прежняя?

— Да, сэр, — невозмутимо ответил мужской голос.

— Складской комплекс рыбозавода. Количество — четыре. Есть два автомобиля.

— Автомобили исправны? — уточнил голос.

— Да, без повреждений.

— Мы немедленно этим займемся.

— Очень на вас надеюсь.

Сделав заказ, Руммель выбросил спикер в растекшуюся на обочине лужу и уже со своего спикера отправил жене сообщение, что задерживается.

Спустя полчаса он остановился возле отеля «Люксор», расположенного в квартале от «Баккардии». Это была одна из уловок, которой его тоже научил майор Бекет.

Оторвав от картонки уголок с логотипом «Баккардии», Руммель вошёл в холл и, подойдя к портье, пожаловался, что его друг забыл записать для него номер апартаментов.

— У меня есть только его телефонный номер…

— А как зовут вашего друга, сэр? — спросил портье.

— Кшиштоф Жеманский.

— Так… Жеманский… — Портье запустил на своем компьютере программу поиска, но, разумеется, ничего не нашел.

— Такого господина в нашем отеле нет.

— Странно. Может, тогда по телефонному номеру?

— Ну, давайте попробуем…

Портье ввел телефонный номер, и на экране появился логотип «Баккардии».

— Это телефон отеля «Баккардия», сэр. Он находится дальше по улице Центральный Парк.

— Вот как?

Руммель сыграл удивление, поблагодарил портье и вышел на улицу.

Таким образом, не посещая «Баккардии», он узнал нужный ему номер апартаментов — тот был указан напротив телефонного номера на экране у портье и Руммель успел его запомнить.

Городские отели пользовались единой базой размещения, и иногда это было очень удобно.

Начал моросить мелкий дождь. Руммель посмотрел на небо, пытаясь определить, надолго ли это. В его планах было несколько трюков на карнизе седьмого этажа «Баккардии», и сильный дождь мог ему помешать.

Добравшись наконец до места, Руммель объехал отель кругом и остановил машину неподалеку от пожарной лестницы.

Где-то далеко сверкнула молния, и с большим запозданием ударил гром. Руммель машинально прикинул расстояние до грозы — выходило километров восемь.

«Должен успеть», — сказал он себе, понимая, что при сильной непогоде удержаться на карнизе будет непросто.

Других проблем Руммель не видел, план «Баккардии» он знал хорошо.

Стараясь не топать, агент отдела свободного поиска начал быстро подниматься по железным ступеням. Чем выше он поднимался, тем сильнее становился ветер, и Руммелю приходилось крепче держаться за перила.

Вот и седьмой этаж. Секунду помедлив, он перешагнул через ограждения и поставил ногу на узкий карниз.

Снова сверкнула молния, куда ярче, чем в первый раз. Гром ударил почти без задержки, ветер швырнул в лицу Руммелю крупные капли дождя.

«Ничего, тут близко…» — сказал он себе, прижимаясь к стене, и двинулся в сторону семьсот девятнадцатого номера. Шаг, другой, третий. Главное — не смотреть вниз и наладить дыхание. Когда-то Руммель боялся высоты, потом преодолел в себе эту боязнь, но где-то в глубине ощущений он иногда с ней встречался.

Вот темные окна номера семьсот пятнадцать. Массивные подоконники выдаются вперед, их предстоит обойти. Главное — не смотреть вниз.

Миновав семьсот пятнадцатый, Руммель сделал короткую передышку и двинулся дальше.

Номер семьсот семнадцатый, первое окно освещено изнутри торшером, второе распахнуто настежь, и его створки на добрых полметра торчат наружу. Как через них перебираться?

Приблизившись к открытому окну ближе, Руммель услышал характерные стоны и вздохи парочки любовников.

«Ничего, зато в случае необходимости я смогу… этим окном… воспользоваться…»

Левой рукой Руммель оперся на карниз и, прижавшись спиной к стене, стал передвигаться с помощью двух ног и одной руки. Со стороны это выглядело забавно, но Руммель в такой позе чувствовал себя не слишком комфортно.

Наконец, самое трудное окно осталось позади. Руммель распрямился и немного постоял под дождем, отдыхая.

Ну вот, наконец, и первое окно семьсот девятнадцатого номера. Оно также было освещено светом торшера, однако слегка приглушенным — возможно, на абажур накинули полотенце.

Руммель затаил дыхание и осторожно выглянул из-за стены. Один, два, три человека — сидят за столом. И на кушетке лежит четвертый.

«Бронежилеты ка-восемнадцать, если я не ошибаюсь…» — сказал себе Руммель. Он еще раз прикинул расположение охранников и достал пистолет. Попадать следовало с первого раза, у этих парней были автоматы.

«Ну, поехали…»

Глава 59

Все прошло без лишнего шума, и только круглые отверстия в стекле напоминали о разыгравшейся драме. Руммель прошел по карнизу еще немного и заглянул во вторую комнату — неизвестный ему господин сидел спиной к окну и смотрел по ТВ-боксу новости.

Пришлось возвращаться к гнездышку любовников. Окно там все еще было открыто, но никаких звуков из номера уже не доносилось. Руммель прислушался, затем перешагнул через подоконник и оказался в номере.

Справа в полутьме угадывалась большая кровать, но спал ли на ней кто-то, определить было сложно.

Шаря перед собой руками, Руммель двинулся к двери.

— Генрих, ты уже уходишь? — прозвучал чуть хрипловатый, не лишенный приятности женский голос.

— Я сейчас вернусь, дорогая… — шепотом произнёс Руммель и выскользнул из комнаты, оказавшись в небольшом холле перед дверями туалета и душевой комнаты, откуда доносился звук льющейся воды.

Довольный тем, что не столкнулся с Генрихом, Руммель вышел в коридор и плотно притворил дверь. Осмотрелся, проверил, действительно ли это был семьсот семнадцатый, потом перешел к следующей двери и прислушался. Звука ТВ-бокса слышно не было, значит, незнакомый господин только делал вид, что смотрел новости, а на самом деле кого-то ждал.

«Ну, значит, дождался», — подумал Руммель и толкнул дверь номера.

Сидевший в кресле незнакомый господин показался ему знакомым.

— Ха, вот и сам капитан Руммель собственной персоной! Добро пожаловать, дружок. Закрой, пожалуйста, дверь, сделай милость.

Руммель глазам своим не верил, это был министр правительства четвертого региона Паскаль Блез, таскавший из казны деньги, как из собственного кармана. Руммель взял его полгода назад со всеми необходимыми уликами, Паскаль получил за свои художества двенадцать лет и теперь должен был находиться в тюрьме Карлово-Южная, откуда никто и никогда не совершал побегов.

— Как же ты здесь оказался, сукин сын? — спросил Руммель, закрывая дверь номера.

— Хочешь узнать? Ну так я тебе скажу, мой мальчик! — воскликнул довольный собой Паскаль. — Я всего лишь поделился с несколькими людьми из федерального правительства — и меня признали невинно пострадавшим! Понимаешь ты, щенок недоделанный?!

Паскаль зашелся хриплым смехом, похожим на лай престарелой собаки.

— Но теперь пришло время расплаты, капитан Руммель!.. Оп-ля!

Паскаль надавил кнопку на переносном пульте, и из стоявшего перед столом чемодана поднялся экран из пуленепробиваемого стекла.

— Хосе, Милтон, Пегас, Рембо, выходите! — воскликнул он и взмахнул рукой, словно фея.

Но чуда не произошло.

— Хосе, Милтон, Пегас, Рембо, выходите скорее! Он уже здесь!

И снова ничего не случилось, дверь в соседнюю комнату оставалась закрытой.

— Я так понимаю, Паскаль, у тебя возникли проблемы? — спросил Руммель, обходя защитный экран.

— Хосе! Милтон! Сукины дети, я же вам заплатил! Выходите, мерзавцы! Рембо, Пегас!

— У тебя в кармане должен быть пистолет, и ты бы мог попытаться им воспользоваться, — напомнил Руммель, участливо глядя на Паскаля.

— Я… я не дурак… Ты проворнее меня… Ты застрелишь меня, и тогда… — Паскаль покосился на дверь в другую комнату. — Ну где же вы, где?! — завопил он, срываясь на рыдания.

— А ты пойди и проверь, — предложил Руммель и посторонился. — Может, они сбежали?

Паскаль был заинтригован. Действительно, куда могли подеваться четверо здоровых, вооруженных до зубов парней из комнаты на седьмом этаже?

Медленно поднявшись с кресла и опасливо косясь на Руммеля, он подошёл к двери, осторожно ее открыл и увидел то, что должен был увидеть.

— Не ожидал? — спросил капитан.

— Нет… — глухо ответил Паскаль.

— Значит, ты сознательно послал каких-то неумех, чтобы затащить меня сюда?

— Да, Майк, — угрюмо кивнул Паскаль, возвращаясь в кресло.

— И дал телефон, не указав, в каком номере тебя искать, чтобы я сам поработал и убедился, что все по-честному. Так?

— Так.

— Я никогда не поверю, что ты сам все это придумал, Паскаль.

— Я не сам придумал, Майк… Меня консультировал человек из федеральной службы.

— Имя…

— Теодор Абрахам. Отдел…

— …борьбы с организованной преступностью, — закончил за него Руммель. — А теперь открывай окно.

— За… Зачем, Майк? — заикаясь спросил Паскаль.

— Открывай, я не буду повторять дважды.

Руммель показал пистолет, и это сделало Паскаля послушнее. Он поднялся, распахнул раму, в комнату ворвался мокрый ветер с шумом разыгравшейся грозы.

— Здесь седьмой этаж, Паскаль. Внизу вереница автомобилей — посмотри и убедись.

Паскаль выглянул и кротко кивнул.

— Если прыгнуть отсюда ногами вниз и попасть на крышу автомобиля, самое страшное, что может случиться, — растяжение связок. Понимаешь?

Паскаль кивнул.

— Я даю тебе шанс, Паскаль. Прыгай вниз, и пусть все будет так, как будет…

— Лучше я вернусь в тюрьму и досижу весь срок!

— У тебя был шанс досидеть срок, а теперь осталась только возможность прыгнуть… Или получить пулю. Делай свой выбор, Паскаль.

Руммель поднял пистолет и прицелился Паскалю в голову.

— Я буду прыгать! — воскликнул тот и стал неловко карабкаться на подоконник.

— Готов? — спросил Руммель, делая шаг к окну.

— Готов… Я готов…

— Ну, тогда прыгай.

С этими словами Руммель изо всех сил толкнул Паскаля в плечо, и тот полетел вниз, беспорядочно кувыркаясь.

Руммель не собирался оставлять ему ни одного шанса.

Вскоре он уже возвращался домой. Часы показывали четверть одиннадцатого, на улицах было свободно, и Руммель мог ехать быстрее.

Больше никаких «хвостов», никакой стрельбы. Домой, к сыну и Анне.

Недалеко от гаража его «текс-турбо» окатила водой уборочная машина, поздним вечером они чувствовали себя хозяевами города. Еще поворот, тридцать метров по освещенному туннелю, и Руммель оказался в гараже.

Карточка-пропуск открыла шлагбаум, и вскоре он смог поставить свой боевой автомобиль в бокс на втором этаже здания «А», однако на этом операция «возвращение домой» не закончилась. Оставив резвого коня в одном здании, Руммель перешел в здание «В», где стоял его «гражданский» автомобиль, семейный «универсал» серого цвета.

Выехав на нем из другого туннеля, Руммель направился к магазину, где купил каких-то продуктов, по принципу — всего понемножку. Часто он покупал совсем не то, что нужно, но Анне это нравилось.

К дому Руммель подъехал без пяти одиннадцать, Анна еще не ложилась, дожидаясь мужа.

Привычные двадцать ступенек, поворот ключа, и вот она — Анна, в домашнем халате, с распущенными волосами и с такими глазами, что за них Руммель был готов принести в жертву весь отдел вместе с генералом Шеттельвейсом.

— Ты сегодня поздно, — сказала она, подставляя щеку для поцелуя.

— Да, много было работы, — устало ответил Руммель, шагнув в прихожую. — Посмотри, я тут что-то купил.

— Что именно? — спросила Анна, принимая пакет.

— Какие-то продукты. Уверен, что это съедобно. Густав спит?

— Ну разумеется, он ждал тебя до половины десятого, чтобы похвастать большим плюшевым медведем. Так и заснули вдвоем.

— Я верну ему долг в выходные… Мы можем пойти в зоопарк.

— В нашем городе нет зоопарка.

— Правда? Ну, мы все равно куда-нибудь пойдем, обещаю.

Потом они пили на кухне чай, но каждый был погружен в собственные мысли.

— Знаешь, следствие наконец закрыли. Все эти домыслы и подозрения теперь позади.

— Я очень рада. Последнее время тебя это тяготило.

— Ты заметила? — удивился Руммель. — А я был уверен, что выгляжу обыкновенно…

— Я же твоя жена, Майк, я обязана замечать любые мелочи.

— Да, конечно. Ты… иди спать, поздно уже. А я здесь еще посижу, мне на кухне хорошо думается.

— Посиди, дорогой.

Анна ушла, а Руммель достал из шкафа пропахший оружейным маслом кусок войлока и, расстелив его на столе, принялся не спеша разбирать пистолет.

Последнее время что-то не давало ему покоя, какая-то неосмысленная угроза. Раньше он списывал все на расследование, но вот дело закрыли, а тревога осталась.

Попытка покушения также не могла быть источником беспокойства, Руммель уже считал их частью своей работы.

«Нет, тут что-то другое…» — подумал он и вздохнул.

Появилась Анна, налила себе стакан воды и собиралась уйти, но вдруг остановилась в дверях.

— Ты чистишь пистолет?

— Да. Зашел сегодня в тир, немного размялся.

— Но ведь ты ходишь в тир по вторникам, а сегодня четверг.

— Ах, дорогая… — Руммель улыбнулся. — Иногда вторники приходят к нам по четвергам.

Глава 60

На другой день после успешной засады оба замка прелата Гудрофа подверглись яростной бомбардировке.

Вот когда была оценена настойчивость майора Бекета, требовавшего, чтобы вся хозяйственная деятельность замка была перенесена в подвалы. «Маскоты» заходили на цель один за другим, разнося бомбами дворовые постройки, а затем уходили, чтобы вернуться с новым грузом и продолжить разрушение.

В перерывах между ударами все население замка и солдаты занимались раскопками заваленных проходов и эвакуацией раненых. О том, чтобы начать восстановительные работы, не могло быть и речи.

Стенам замка также был нанесен немалый ущерб, некоторые пробоины были таких размеров, что туда могла въехать телега.

Прелат Гудроф, Тревис и Бекет пережидали налеты на самом нижнем ярусе подвала замка. С каждым взрывом Гудроф становился все мрачнее, представляя объем восстановительных работ и их непомерную цену. Рано или поздно разбойники уберутся, а он останется наедине со своими проблемами и с чувством вины перед похищенной дочерью.

Разве что мэйджор сумеет что-то придумать и спасет бедняжку Амалию, в противном случае страшно было даже подумать о том, какая ей уготовлена судьба.

Майор Бекет на удары легких бомб внимания не обращал. Он знал, что в подвале они надежно защищены, и даже в случае завала основного выхода здесь имелся запасной.

На массивном дубовом столе перед ним лежали четыре автомата «ранкер» третьей версии. Все они оказались исправны, но патронов для них было маловато. Выскакивая из бронетранспортеров, разбойники боеприпасов не жалели, так что теперь в магазинах оставалось по тридцать четыре патрона — Бекет разделил на всех поровну.

Помимо этого, он располагал пистолетом-пулеметом, прихваченным из кабины «куксдога». В его рожке было тридцать пять патронов, но пробивная мощь этого оружия не шла ни в какое сравнение с «ранкерами».

Стрелки в распоряжении Бекета имелись, но они были хороши в обращении с арбалетами, а каково им будет палить из грохочущего автомата?

В любом случае, следовало провести тренировки и позволить четверым претендентам выстрелить раза по три, но лучше по пять, чтобы вернее закрепить навыки.

Бекет посмотрел на Тревиса, тот стоял в углу и зевал, прикрывая рот перчаткой. В отличие от прелата и майора Бекета, он ничуть не сомневался в скорой победе над разбойниками. А разве могло быть иначе, ведь у прелата много солдат, а удивительный Григ может голыми руками захватывать железных великанов? Нет, Тревис в победе ничуть не сомневался и горел желанием поскорее пойти в наступление. В прошлый раз он крепко получил по голове и намеревался отомстить пришлым разбойникам в следующую встречу.

«У нас есть «куксдог», в нем исправное вооружение и достаточное количество боеприпасов. Но грош ему цена, если нет возможности приблизиться к базе… — размышлял Бекет, поглаживая начавшую отрастать щетину. — Побриться бы нужно, я так не привык…»

— Господин прелат, а нельзя ли вызвать сюда цирюльника или принести принадлежности для бритья?

— А что это тебе так приспичило? — удивленно спросил прелат.

— Когда я небрит, мне думается плохо.

— А-а. — Прелат кивнул, принимая такое объяснение, и сделал знак Тревису. Тот сейчас же взбежал по лестнице на следующий ярус, и было слышно, как он дает указания телохранителю рангом пониже.

— Сейчас все будет! — сообщил Тревис, возвращаясь в свой угол.

«Итак, разведка доложила, что в лагере поставили сторожевые башни… Две штуки, по северо-восточному и юго-восточному углам… — размышлял Бекет. — И это правильно, ведь с запада лагерь подпирают два холма, куда легко загнать робота или танк, а башни должны прикрывать лагерь со стороны долины. Что могут поставить на башни? Скорее всего, спарки двадцатимиллиметровых пушек. После рангийской войны боеприпасов под этот калибр осталось много, теперь под них нелегально конструируется множество пушек…»

Бекет взялся за карандаш и стал делать пометки на плане вражеского лагеря.

«Помимо спарок, на башнях будет стоять теплооптическая система наблюдения. А это значит, что километров на пять все вокруг будет видно как на ладони, а в случае тревоги на опасный участок подтянут танки, «куксдоги» и даже фламмеров, если потребуется. Прорваться одним роботом через стену огня, какую они создадут, практически невозможно. Было бы несколько единиц, тогда колонна могла сойти за возвращающийся с задания отряд… По крайней мере солдаты в башнях не решились бы стрелять, пока не выяснили бы наверняка, что перед ними враг».

Сначала Бекет подумал о том, чтобы захватить еще какую-нибудь технику, но теперь, после удачной засады, это было маловероятно. Пираты стали передвигаться только с усиленным охранением, и разведка видела, как на место недавнего боя выдвигалась колонна при поддержке двух танков, робота и под прикрытием двух барражирующих «маскотов».

— Господин прелат! — произнёс Бекет, поднимаясь из-за стола. — Вы помните, как выглядели те железные коробки, в которых мы пытались поджарить разбойников?

— Ну… Очень приблизительно. Они такие серые, мерзкие. Но подробностей я не помню.

— И я тоже не помню, — немного виновато сказал Тревис.

— Подробности — ерунда. Подробности я хорошо знаю. Меня интересует другое. Смогли бы мы сделать пару таких коробок из дерева, и чтобы они сами как-то передвигались? Ну, может, внутрь солдат посадить, чтобы толкали, или каких-то мулов?

Прелат и Тревис переглянулись, не понимая, куда клонит Бекет.

— Понимаете, в чем дело, наш трофейный великан имеет большую силу, но, чтобы применить ее, мы должны провести его в лагерь противника.

— Но разбойники знают, чего им следует ожидать, поэтому пробиться в открытую не будет возможности, правильно?

— Правильно, господин прелат. А чтобы сбить их с толку, нужно сделать еще парочку железных коробок. Тогда на какое-то время они подумают, что это свои, и у нас появится шанс проскочить…

— Я понял тебя, мэйджор. Ты ворвешься, посеешь переполох, а следом в бой пойдут наши гвардейцы, кстати, и гвардейцы Илкнера тоже. Я больше не намерен платить за все собственными солдатами. Мне это уже встало в немалые расходы.

Прелат прошёлся по подвалу, обдумывая поставленную задачу. Было видно, что он приободрился.

— Я дам команду плотникам, их у меня достаточно, а ты, мэйджор, изволь сделать понятный чертеж. Впрячь внутрь коробок мулов я не обещаю, но дюжина солдат их сдвинуть сможет. Заодно и в бою пригодятся.

Глава 61

Вскоре после распоряжений прелата изготовление фальшивых «железных коробок» пошло полным ходом. В качестве цехов использовали постройки с уцелевшими стенами и наскоро восстановленными кровлями. В них развесили по паре дюжин масляных светильников, к которым были приставлены мальчишки-надсмотрщики. От них требовалось быстро погасить огонь, если послышится рев «колесницы». Что такое светомаскировка, здесь уже знали.

Знали теперь в замке и о том, что такое огнестрельное оружие. Отобранные из гвардейцев лучшие стрелки-арбалетчики оказались столь же искусными в стрельбе из автоматов. Вопреки опасениям Бекета, грохот выстрела их не только не пугал, но напротив — приводил в восторг, причем пули они укладывали одна в одну.

Успехи стрелков Бекета обрадовали, теперь он мог надеяться на их поддержку, а чтобы не случилось конфуза, он не стал объяснять солдатам, как переключать оружие на автоматический огонь.

Следуя установленному порядку, дежурные смены разведчиков сменяли друг друга, и благодаря этому в «штаб сопротивления» постоянно приходили новые сведения. Со слов разведчиков удалось выяснить, что «маскоты» бомбили все замки северо-западного края империи, и в том числе Илкнеров, что немало порадовало прелата Гудрофа.

В перерывах между доставкой новостей Бекет переходил от цеха к цеху, следя за тем, как исполняются его чертежи. Удостоверившись, что мастера собирают конструкции правильно, Бекет отправился спать. Ночь прошла спокойно, а наутро, едва поднявшись, он вышел из подвала, вдохнул морозный воздух и поспешил к цехам, где уже было тихо.

Бекет ожидал там найти качественную работу, но увиденное его поразило. Деревянные корпуса были не просто сбиты из досок, но и оклеены сверху шпоном, да так, что стыки косых плоскостей, повторявших броню бронетранспортеров, не были видны.

В одном цехе уже начинали окраску, в другом только разводили подходящий колер. Несколько мастеров, сделав свою часть работы, свалились от усталости на кучу стружки и спали на ней, прикрывшись овчинными тулупами.

— Ну как вам, ваше благородие? — спросил старый солдат с кистью в руке.

— Хорошо. Очень хорошо. Думаю, шагов с двадцати их трудно будет отличить от настоящих. Главное — чтобы колеса были раскрашены правильно.

— Раскрасим, не извольте беспокоиться. На день рождения императора его светлость подряжался для дворца задники разрисовать, так мы три ночи доски под золотое литье расписывали. Так хорошо вышло, что его императорское величество не утерпел и поднялся на помост, чтобы убедиться, что это только ремесло и доски, а не настоящее золото. Его светлость был этим казусом очень доволен.

— А как там внутри? — спросил Бекет. Он рисовал чертежи только для внешнего вида, а весь каркас, оси и колеса мастера делали согласно собственным представлениям.

— Извольте посмотреть, ваше благородие…

Солдат открыл десантную дверцу, и Бекет заглянул внутрь. Здесь были две оси и четыре мощных колеса от ломовой телеги. Для передней оси имелась возможность подруливания, а для солдат — основной движущей силы экипажа — были предусмотрены некие подобия стойловых загородок.

На взгляд Бекета, сюда должно было поместиться человек двенадцать. Оставалось лишь скрытно доставить деревянные «броневики» в лес, где они должны были дожидаться атаки.

— Эх, даже мурашки по спине! — громко произнёс появившийся в цеху Тревис.

— Что, похоже? — усмехнулся Бекет.

— Да уж! Только дыма не хватает! А это что за бочонки?

— Это фары. Фонари по-вашему.

— Тоже на масле?

— Нет, там немного другой метод заложен… Господин прелат поднялся?

— Давно уж. Наследник приболел — должно, простудился, вот его светлость чуть свет ходил его проведать.

Они помолчали. Тревис провел рукой по готовому корпусу и задумчиво произнёс:

— А вот если бы великана из дерева сделать, он бы пошел?

— Смотря как делать. Может, и пошел бы, — уклончиво ответил Бекет.

— Коробки ночью перегонять станем?

— Да, так будет лучше.

— Я даже знаю, где мы их спрячем. Ветками закидаем, снежком присыплем, и «колесницы» их ни за что не найдут.

Глава 62

Переброска макетов в лесные укрытия началась вскоре после полуночи. В сопровождении отряда из двух сотен верховых гвардейцев «броневики» растворились в темноте, среди начавшегося снегопада.

Как и предсказывал накануне Тревис, в ночь разыгралась сильная вьюга, бывшая теперь на руку солдатам Гудрофа, поскольку в такую погоду «маскоты» в воздух не поднимались.

Вскоре после первого отряда выступил отряд прелата Гудрофа с полутора сотнями гвардейцев и группой, состоявшей из Бекета, Тревиса и еще двадцати кавалеристов.

Холодное оружие и пояс Бекет приторочил к седлу, а под рукой держал пистолет-пулемет, так ему было привычнее. Поверх надежного летного комбинезона он надел суконную солдатскую накидку с капюшоном, а в его седельной сумке имелись две пары холстяных обмоток.

При долгом сидении в снегу смена сырых обмоток на сухие спасала от холода.

Несмотря на темноту, снег и ветер, отряд двигался уверенно и за несколько часов, понадобившихся, чтобы добраться до леса, ни разу не остановился.

У самой опушки они нагнали головной отряд, двигавшийся медленнее из-за необходимости тащить на пристяжке оба макета. Впряженные в диковинные телеги дромы бодро тянули их по снегу, но передвигаться так же быстро, как строевые лошади, не могли.

Обменявшись несколькими фразами, проводники отрядов начали разводить колонны. Отряд с макетами продолжил свое движение с прежней скоростью, а отряд прелата стал обходить его по обочине, сминая лошадиными копытами низкий кустарник.

Еще примерно через четверть часа группа Бекета разделилась с отрядом прелата и, сойдя с дороги, двинулась по лесной тропе, сразу снизив скорость.

Какое-то время они еще могли ехать, затем двое разведчиков сошли на снег и двинулись вперед, ведя лошадей на поводу. Однако вскоре сойти с лошадей пришлось всем, поскольку лес становился гуще, а снег — глубже. Оставалось лишь удивляться, как гвардейцы ориентировались в таком темном, засыпанном снегом лесу.

Прежде чем группа остановилась, Бекет успел порядком взмокнуть.

— Все, лошадей оставим здесь, — сказал Тревис. — Дальше пойдем без них.

— Хорошо, — согласился Бекет и встряхнулся, чтобы сбросить с накидки снег, который все не прекращался. Рядом едва угадывались засыпанные снегом еловые лапы, и под них, как под навес, бойцы отряда начали ставить лошадей.

Прежде чем отдать свою лошадь, Бекет забрал холодное оружие и дополнительные обмотки и с тем был готов двигаться дальше.

У Тревиса поклажи оказалось побольше, он нес запас еды и еще две скатки из овчины на тот случай, если им с Бекетом придётся ночевать в сугробе.

— Ну, идем, что ли? — спросил он.

— Да, я готов, — ответил майор, и они двинулись в глубь чащи, шагая по рыхлому и легкому снегу.

К реке Тревис и Бекет выбрались нескоро, им пришлось сделать две передышки, прежде чем удалось выйти к черной, не успевшей замерзнуть воде.

— Скоро рассветет, — сказал Бекет, остановившись на берегу.

— Ничего, мы уже близко… — ответил Тревис и, перекинув мешок на другое плечо, двинулся по обрывистому берегу.

Еще через полчаса они достигли пещеры, в которой на полусогнутых опорах их дожидался робот.

Тревис зажёг походный светильник и обошёл машину вокруг, в который раз восторгаясь мощью и необычным видом того, чего он раньше не видел никогда.

В пещере было сухо и почти не чувствовалось бушевавшей снаружи непогоды. Бекет расположился на овчинной дохе и неспешно грыз сладкий сухарь. Половина дела была сделана, теперь оставалось дожидаться действий пиратов. Как только они решатся продолжить промысел, можно начинать операцию.

— А скажи, Григ, в том краю, где ты живешь, такие штуки среди людей ходят? — спросил Тревис, присаживаясь рядом с Бекетом.

— Нет, это боевая машина. Они используются, только когда война, а среди людей в городах бегают коляски, вроде тех, что мы из дерева смастерили. Только они с окнами, как парадная карета прелата Гудрофа.

— Но без лошадей? — уточнил Тревис.

— Угадал, без лошадей.

— У вас там что же, лошадей совсем нет?

— Ну почему же? Есть лошади. Но их держат лишь богатые люди, а те, кто попроще, обходятся самобеглыми колясками. Так дешевле.

— Чудно, — произнёс Тревис и покачал головой. — Лошади, стало быть, дороги, а эдакие штуки — дешевы. Чудно.

Тревис тоже достал сухарь, и они с Бекетом стали хрустеть вместе.

— А вот скажи, Григ, ты у себя там какую должность выполняешь? Ты ведь не из торговых людей, я правильно понял?

— А как ты понял?

— Ну… мундир на тебе, значит, ты человек казенный…

— Казенный, — согласился Бекет, улыбаясь.

— Но и не писарь. Стрелять умеешь, с мечом вон какие штуки выделываешь. Значит, солдат, а точнее, офицер, правильно?

— Правильно. Я что-то вроде судьи.

— Судья? — удивился Тревис и даже перестал сухарь грызть. — А какой судья — городской или мператорского величества?

— Думаю, что «мператорского величества».

— Шишка, стало быть. А семья твоя большая?

— Нет у меня семьи, — ответил Бекет, немного смутившись.

— А чего так? Был бы я судьей, у меня бы уже семья была, — сказал Тревис и мечтательно вздохнул. — По возрасту положено… Ты как сбегешь от нас, женись. Деток нарожай. Если б у меня должность поспокойнее была, я б давно женился.

Бекета одолевала усталость, он лёг поудобнее и вскоре уснул, а проснулся уже далеко за полдень, когда его растолкал Тревис.

— Разведка прибыла с докладом, — сообщил он.

Бекет поднялся и, потянувшись, вышел из пещеры по малой нужде. Тем временем двое прикативших на широких лыжах гвардейцев с интересом осматривали «куксдога».

— Это ж какое чудо невиданное, ваше благородие, — сказал один из них, когда Бекет вернулся в пещеру.

— Да уж, — ответил тот неопределённо. — Какие новости?

— Никаких новостей, ваше благородие. Разбойники у себя засели, снег чистят, а больше никаких новостей.

— Большие корабли не заводят?

— Чего?

Разведчики переглянулись.

— Ну, большие колесницы не гудят?

— Нет, ваше благородие, должно быть, спят под снегом. Их так присыпало, что будто холмы, другого сравнения нету…

— Илкнеры-то пришли? — спросил Тревис.

— Ну а то. Пять сотен на том берегу затаились, команды ждут.

— И то хорошо.

Рассказав все, что знали, разведчики ушли. По всему выходило, что в этот день разбойники вылазок предпринимать не собирались, их активность была охлаждена высокими сугробами.

— Ты ложись поспи, Тревис.

— Я уж кемарил.

— Нет, ложись и поспи, а я покараулю. Я ж выспался.

Глава 63

Уговаривать Тревиса не пришлось, и вскоре он сопел под теплой овчиной, а Бекет поел снегу вместо чая и снова принялся за сухари. Он был готов ждать сколько нужно и не нервничал, поскольку имел немалый опыт ожидания в засадах.

Вскоре после полудня пираты подняли свои «маскоты» и принялись летать над лесом и рекой, проводя разведку. Нетрудно было догадаться, что они рассчитывали найти оставленные на снегу следы, да только солдаты Гудрофа и Илкнера родились в этих местах и прекрасно знали, как сделаться в лесу незаметными.

До поры войска прелатов сидели в укрытиях, ничем себя не выдавая. Лошади были прикрыты попонами, солдаты обходились сухарями и солониной, таким образом противник оставался в полном неведении о наличии в лесу огромной армии.

Прислушиваясь к гудению «маскотов», Бекет напряженно ждал пушечных очередей или взрывов бомб, однако воздушная разведка ничего не заметила, и вскоре истребители вернулись на базу.

Тревис продолжал спать, Бекет забрался в кабину «куксдога» и стал проверять оборудование.

Все приборы функционировали нормально, рабочие жидкости в системе подавались вовремя, вооружение хорошо откликалось на управляющие сигналы.

Обнаженные девушки на стенке кабины игриво подмигивали масляными глазками. Заметив на одном фото едва различимую надпись, Бекет сделал освещение в кабине ярче и прочитал: «Эта крошка пахожа на Лизи кагда вирнусь опять с ней буду…»

Дальше надпись обрывалась, должно быть, ее сделали на развороте журнала, а потом пилот «куксдога» вырвал эту половину и приклеил на стенку.

Бекет попытался представить свидания бывшего пилота и неведомой Лизи. Кто она была, соседская девчонка или профессионалка из квартала «красных фонарей»?

«Я так ждала тебя, почему ты не писал?» или «Ну что, заработал деньжат, бродяга? Ну иди к своей Лизи, герой, и начинай скорее, через час здесь будет другой клиент…»

Наверное, он предлагал ей бросить все и уехать с ним… Куда? На острова, конечно. На красивый остров в теплом море, туда, где сад за домом, а на деревьях растут экзотические фрукты.

«Представь себе огромную лужайку, деревья и тенистые аллеи, крошка!»

«Вау, у тебя правда все это есть?»

«Ну конечно, крошка».

«А кто за всем этим следит? Кто стрижет лужайку?»

Женский подход понятен, лужайки не могут существовать сами по себе, кто-то должен их стричь и кто-то должен ухаживать за садом, а то все зарастет.

«Ах да, конечно, на моем острове есть садовник. Он следит за садом и он стрижет самую лучшую в мире лужайку!»

«Он что же, живёт в твоем доме? А он не поцарапает мебель?»

«Нет, конечно. У садовника есть собственный домик».

«И он живёт там совершенно один?»

«Ну… нет, конечно, у садовника есть семья. Жена и пара детишек».

Сам того не заметив, Бекет мысленно повторил бесконечный диалог, неоднократно звучавший в его исполнении. А что делать? Девушки требовали гарантий и твердых обещаний, и он, майор Бекет, эти обещания давал. И далекие острова в теплых морях имели в этой игре немаловажное значение.

Глава 64

Снег. Очень странная, далекая от понимания вещь, если ты вырос в пустынях Сабиленда, всю юность провел на орбитальном приюте для малолетних преступников и видел лед только в холодильнике.

Лоренц с интересом следил за тем, как его сапоги погружаются в белую, похожую на взбитый пух субстанцию. Если подхватить этот пух на ладонь, он сейчас же превратится в холодную воду, а ладонь замерзнет. В этом не было бы ничего удивительного, если бы не бескрайние просторы, засыпанные этим удивительным веществом. Откуда же берется так много снега?

Неподалеку ревели от натуги две инженерные машины, расчищавшие от снега территорию лагеря. В отвалах снег был уже не таким воздушным и удивительным, а где-то даже грязным. Лоренц испытывал некое сожаление от того, что приходится разрушать такую красоту.

«Хорошо, если бы снег лежал здесь до весны, — думал Лоренц, — и можно было каждый день выходить к нему по утрам и говорить: «Доброе утро, снег…»»

По кормовому трапу «Пифии» спустился старший охранник и, отойдя к сдвинутому на край площадки сугробу, стал мочиться на его белоснежную поверхность. Эта картина отрезвила Лоренца. Он встряхнул головой и почувствовал, что его руки замерзли. Затем оглянулся и увидел на трапе Чикера.

«Я же вызвал его, чтобы обсудить обстановку…» — вспомнил Лоренц и поспешил к трапу.

Командир эскадры молча прошел мимо Чикера, и тот последовал за ним, не задавая лишних вопросов. Пройдя по длинным, остывшим за время стоянки коридорам, Лоренц и Чикер взошли на мостик, и командир расположился в кресле перед потухшими экранами.

Во время стоянки «Пифия» была слепа и полностью зависела от разведывательных полетов истребителей, а также сообщений выезжавших за пределы лагеря рабочих команд. На крайний случай годились доклады часовых, в особенности стрелков сторожевых башен, поставленных недавно для контроля за долиной.

— Садись на место оператора — вот сюда, — указал Лоренц.

Чикер сел.

— Ну что, приятель, давай подумаем над тем, как нам себя вести в эти две недели, которые потребуются на ремонт «Ленокса», — сказал командир эскадры с нарочито насмешливой интонацией, но за этой кажущейся легкостью он скрывал нарастающую тревогу.

Потеря двух «маскотов» и нескольких десятков солдат наводила его на грустные размышления, а невозможность стартовать в любой момент всей эскадрой заставляла чувствовать себя в ловушке. Предательская мысль сбежать посещала его все чаще, однако он понимал, что бросать «Ленокс» и часть боевой техники было нельзя. После таких потерь с ним как с рейдером перестанут считаться.

Стоило Лоренцу начать рассуждать здраво, как от паники не оставалось следа и он понимал, что может продолжать работу, усилив охрану промысловых команд: только и всего. Но стоило прислушаться к ощущениям, как снова возвращался страх и Лоренцу опять хотелось бежать из этого неприветливого мира.

Поведение его заместителя — капитана «Ленокса» также не добавляло уверенности командиру эскадры. Похоже, тот окончательно потерял голову из-за красивой девчонки, от него можно было ждать чего угодно.

В этой нелегкой ситуации Лоренц только в Чикере видел реальную опору. Именно от него командир эскадры подпитывался уверенностью, чтобы прожить очередной день.

— Итак, какие соображения, Чикер? Чего нам ждать от наших врагов?

— Сегодня мы на разведку не выходили, сэр, слишком глубокий снег.

— Я понимаю, понимаю, но что ты думаешь вообще? Каковы намерения нашего врага, давай попробуем их смоделировать. Как там говорилось у полководца Ингварса: найти и уничтожить раньше, чем обнаружить. Или что-то в этом духе.

Чикер помолчал, соображая, потом пожал плечами и сказал:

— Поскольку «куксдог» мы не уничтожили, противник постарается применить и его, и те четыре автомата, что им удалось захватить.

— Но мы ведь сразу заметим, если он попытается приблизиться, правильно? На что они надеются? Боевой робот — это не велосипед.

— Так точно, сэр. До леса здесь полтора километра, а на холмах наши наблюдатели, да еще сторожевые башни. Даже ночью подобраться на «куксдоге» будет трудно, слишком уж заметная машина.

— Вот и я так думаю, — сразу согласился Лоренц и, выдвинув ящик с навигационными картами, достал банку жевательных конфет «Мармеладная фея». — Хочешь? — Он протянул Чикеру открытую баночку.

— Ух ты, «Мармеладная фея»! «Волшебный вкус твоего детства — прикоснись к своей мечте»! — скороговоркой произнёс Чикер и взял из баночки несколько конфет.

— Любишь сладкое?

— Любил. — Чикер вздохнул. — Теперь все в прошлом.

Забросив конфеты в рот, он принялся жевать их с таким сосредоточенным видом, как будто от этого сейчас зависело очень многое. Заметив это выражение на лице Чикера, Лоренц не сразу решился задать ему следующий вопрос:

— Как ты думаешь, можем мы продолжать работу если станем сопровождать конвои большей охраной?

— Да, сэр, можем. То, что случилось на лесной дороге, говорит о том, что охранение в той колонне было слабым. Если бы у них был еще один робот или танк, аборигены были бы рассеяны и уничтожены. Люди Чумаченко, с которыми я беседовал, говорили, что «куксдог» здорово им помог и перемолол своими пушками и пулеметами десятки солдат противника. И это, заметьте, в густом лесу. Так что второй робот им бы тогда не помешал.

«Да, умник, и тогда у этих варваров было бы сейчас два робота», — подумал Лоренц, делая из сказанного Чикером свои выводы.

— Еще конфеточек можно?

— Чего? — переспросил командир.

— Еще конфеточек не найдётся? — повторил Чикер.

— Ах, да, конечно, возьми все…

— Спасибо, сэр, — искренне поблагодарил Чикер, убирая банку в карман. — А вообще нужно поднимать в воздух авиацию.

— Зачем, они и так целый день эти замки расстреливали?

— Я говорю о прикрытии, сэр. Снизу усилить танками, а сверху — «маскотами», получится надежно.

«Это я и без тебя знаю, дурак, сказал бы хоть что-нибудь новенькое…» — подумал Лоренц.

— Ну ладно, рад был пообщаться с тобой. Иди отдыхай.

— Если бы у нас были лыжи, сэр, я бы смог доставить вам самых свежих новостей…

— А твои ребята умеют передвигаться на лыжах?

— Хорхе умеет, а он мог бы научить остальных.

— Понятно. Ну, поскольку лыж у нас нет, отдыхай.

Чикер ушел, дверь за ним закрылась, и стало тихо. Лоренц снова погрузился в свои невеселые мысли, прикидывая, каких неприятностей ему следует ожидать за те две недели, которые необходимы для ремонта «Ленокса».

В коридоре послышались шаги, затем в дверь постучали.

— Кто там?

— Это я — Гуклот, сэр!

— Какой такой Гуклот? — спросил Лоренц, чтобы выиграть время. Быстро достал из сейфа пистолет и спрятал на пояснице за поясом.

— Ну как же? Я же капитан «Ленокса»!

«Разве? А я думал, ты генерал Сеньорра, народный герой Убундии…» — раздражённо подумал Лоренц.

— Входи, друг мой, сейчас я открою дверь.

Едва он нажал кнопку на статоре, электронный замок отпер дверь и Фредерик Гуклот ворвался на мостик с раскрасневшейся, как после сауны, физиономией.

— Сэр, вы должны отпустить ее! — воскликнул он с ходу и, подкатив к себе тяжёлый стул артиллерийского офицера, тяжело на него опустился.

— О чем ты говоришь, Фредерик? — спросил Лоренц, садясь так, чтобы было удобнее доставать пистолет.

— Я говорю об это фее, сэр! Она великолепна, воздушна, талантлива! Вот, посмотрите!

Фредерик выхватил из кармана свернутый вчетверо лист кальки и, развернув его, продемонстрировал нарисованного фломастером охранника. Кажется, это был Бенни Эплстоун, Лоренц даже смог его узнать.

— Что ж, очень хорошо. Впишем этот ее талант в прайс, получим прибавку в десять процентов… Что еще?

— Сэр, мы не имеем права удерживать ее! Это все равно что пытаться удержать в клетке музыку, понимаете?

— Понимаю, Фредерик, однако сворачивать из-за тебя бизнес я не собираюсь. Это тебе понятно?

Гуклот какое-то время непонимающе смотрел на командира эскадры, затем опустил голову.

— Я знал… я знал, что вы меня не поймете, сэр. И я думаю, что таким, как вы, не место…

— Где не место, Фредерик? — уточнил Лоренц, скрывая за спиной руку с пистолетом. Он был уверен, что сейчас безумный заместитель попытается его убить.

— Ах, сэр!..

Неожиданно для Лоренца, Фредерик соскочил со стула и выбежал в коридор. Командир эскадры поднялся, подошёл к двери и прислушался к удаляющимся шагам заместителя. Удовлетворенно кивнув, вернулся к сейфу и убрал пистолет.

Секунду подумав, включил канал персональной связи и вызвал Чикера.

— Слушаю, сэр! — бодро отозвался тот.

— Капитан «Ленокса» сошел с ума. Его нужно аккуратно арестовать и упрятать в карцер на второй палубе.

— Понял, сэр.

Отдав это распоряжение, Лоренц нашел в списке номер для вызова офицера, являвшегося помощником Гуклота, и включил вызов.

Тот отозвался не сразу. Лоренц уже начал терять терпение, когда абонент наконец отозвался.

— Чем ты там занимаешься, Пейнтболл?

— Я… сочиняю поэму, сэр.

— Что?! — воскликнул Лоренц, не поверив своим ушам.

— Ну, мой босс, капитан Гуклот приказал мне написать поэму в честь прекрасной дамы… Я не мог ослушаться.

— Вот что, Пейнтболл, с прекрасной дамой покончено, слышишь меня? Я приказал арестовать капитана Гуклота, а ты назначаешься капитаном вместо него. Понял?

— Так точно, сэр! Понял! — обрадовался помощник.

— Так что бросай эту поэму и займись кораблём. Через два часа у меня должен лежать подробный отчет о состоянии дел на «Леноксе», понял?

— Да, сэр… А можно я допишу эту поэму, тут совсем немного осталось?

У командира эскадры даже дыхание перехватило, он был готов поверить, что на «Леноксе» спятили все офицеры.

— Неудачная шутка, сэр! Прошу простить! В определенные вами сроки доклад о состоянии корабля будет представлен! — прокричал в микрофон новоиспеченный капитан и отключил связь, чтобы прийти в себя.

Он давно мечтал об этой должности, ждал, когда Гуклот совершит какую-то роковую ошибку, — и тот ее совершил. Вот только фамилия его была не Пейнтболл, а Трекпойнт, однако он давно привык к тому, что все ее постоянно перевирали.

Глава 65

Арест Гуклота повлиял на настроение Лоренца положительно. Возможно, потому что новый капитан «Ленокса» вовремя представил отчет и по нему выходило, что корабль починят на четыре дня раньше, чем обещал Гуклот, а может, потому что снег наконец прекратился и выглянуло солнце.

Да и обед подоспел вовремя.

После взрыва «маскота», погубившего «кухонный пятачок» и всех, кто на нем находился, Лоренц распорядился готовить только на внутренних камбузах. Так было надежнее.

Выйдя на воздух, Лоренц подозвал корабельного старшину и вместе с ним двинулся в обход лагерного хозяйства, держась образованного инженерными машинами снежного вала.

На стоянках прогревали двигатели «маскоты». Два из них должны были провести разведку территории, еще с двумя машинами возились механики, что-то меняя по мелочи и заливая через длинные рукава топливо.

Возле пострадавших в недавнем происшествии истребителей Лоренц остановился. Вид рваных пробоин на закопченных плоскостях машин производил гнетущее впечатление. Починить эти «маскоты» в полевых условиях было невозможно, поэтому их предстояло тащить в грузовых трюмах в разобранном виде, что утяжеляло «Пифию» и требовало дополнительного расхода топлива.

«А все заправочные терминалы далеко…» — подумал Лоренц. Дефицит корабельного топлива сокращал возможности маневра его эскадры.

Заметив командира, к нему поспешил инженер-механик, руководивший обслуживанием «маскотов» и всеми ремонтными работами на «Леноксе».

— Как дела, Марк? Со всем справляетесь?

— С трудом справляемся, сэр, — ответил инженер и шмыгнул покрасневшим носом. — Здесь довольно холодно, а людей не хватает. После того взрыва у нас двенадцать человек в медицинском боксе.

— Ну так привлеки пехотинцев, у нас полно людей!

— Мы так и поступаем, сэр, но только там, где нужно что-то перетащить. Допускать их к сложной технике я не имею права.

— М-да, тут ты прав, — вынужденно согласился Лоренц.

Неожиданно на сторожевой башне у въезда на территорию лагеря начала вращаться пушечная турель.

Все напряглись, ожидая сигнала тревоги, но пушки вернулись в исходное положение и больше не двигались.

— Вероятно, визиры тарируют… — предположил инженер.

— А как у них там в этих башнях, тепло? — поинтересовался Лоренц.

— Должно быть тепло, сэр, мы им брикетированные печки поставили.

— А я выдавал накидки из натурального меха, а еще стиланидовые спальные мешки, — доложил корабельный старшина. — Все согласно штатному расписанию.

— Понятно. Ну а как насчет этих инвалидов, Марк?

Командир эскадры кивнул на поврежденные осколками истребители.

— С этим мы, увы, справиться не сможем. Повреждена не только обшивка, но и элементы несущей конструкции.

— И что же, их здесь бросить?

— Нет, сэр. Совсем не обязательно. Все поврежденные детали, конечно, нужно оставить, а остальное заберем с собой.

Прогревавшиеся двигатели «маскотов» заработали громче. Механики стали собирать оснастку, лестницы и уходить подальше.

Прошло несколько секунд, и, взбивая снежную пыль, тяжелые машины оторвались от посадочных квадратов и стали набирать высоту.

Колючие снежинки ударили в лицо Лоренцу, и он прикрылся перчаткой.

— Сколько у нас бойцов в строю? — спросил Лоренц старшину, когда они возвращались к «Пифии».

— Девяносто два на сегодняшний день, включая экипажи машин и пилотов… А еще двадцать девять в медбоксе.

— А корабельные экипажи?

— Экипажи в порядке. На «Пифии» в наличии сорок два человека. Двое в медбоксе с поносом. На «Леноксе» тридцать один в наличии, один в медбоксе и один под арестом.

— Хорошо. А кто у нас на холмах?

Лоренц остановился и стал смотреть из-под перчатки на ближайшие вершины.

— Я не в курсе, но можно вызвать Янгера, он у нас главный по режиму охраны…

— Не надо Янгера, дай-ка лучше бинокль.

Старшина выдернул из коробки портативный прибор и подал командиру эскадры.

— Так-так, — произнёс Лоренц, наводя резкость.

«Куксдог» стоял неподвижно, обращенный на юг — в сторону лесного массива, а на соседнем холме располагался танк «миркара», контролировавший подходы с севера.

Судя по имеющимся файлам видеоконтроля, с холмов можно было обнаружить даже одиночную человеческую фигуру, но Лоренц считал, что прикрытия на холмах недостаточно.

«Вот если бы загнать туда еще пару роботов… — думал он. — Но у них полно другой работы».

Глава 66

Опустив бинокль, он посмотрел на стоявших у борта «Пифии» двух «куксдогов». Завтра одного из них предстояло отправить с очередным конвоем, поскольку Лоренц намеревался закончить плановый сбор «товара» на всей заранее определенной территории. Учитывая незапланированные потери техники и расходы на ремонт, лишние сорок-пятьдесят девиц ему бы не помешали.

— Найди мне Чумаченко.

— Секунду, сэр.

Старшина включил рацию и через дежурного вызвал бригадира. Спустя полминуты тот уже спустился по трапу «Пифии» и поспешил к Лоренцу.

— Вызывали, сэр? — спросил бригадир, козыряя, и дыхнул на Лоренца порцией флотского рома.

В связи с зимними условиями ром личному составу выдавали дважды в день.

— Вызывал. Завтра отправишься по тому же маршруту, работу нужно доделать.

Чумаченко едва не закашлялся. Ему снова представился тот кошмар с падающими на бронетранспортеры деревьями и влетающими в десантное отделение зажигательными зарядами. Пережив это однажды, он совсем не хотел возвращения в огненный коридор.

— Как скажете, сэр, только…

— Не дрейфь, — оборвал его командир эскадры, возвращая бинокль старшине. — Ты получишь хорошее прикрытие. Впереди пройдет «миркара», чтобы разбросать любые бревна, если таковые окажутся на дороге. За ней твой десант на двух броневиках, а за ними «куксдог». Но это еще не все. Пара «маскотов» будет барражировать над вами, чтобы закидать бомбами любую армию аборигенов. — Лоренц улыбнулся бригадиру и, хлопнув его по плечу, спросил: — Ну что, полегчало?

— Да, сэр, с такой силой можно и повоевать.

— Вот и прекрасно. Иди отдыхай и будь готов выступить завтра в шесть ноль-ноль.

— Слушаюсь, сэр! — бодро ответил бригадир, снова козырнул и побежал к трапу. Без шлема у него мерзли уши.

Вбежав под защиту царившей на корабле теплой сырости, Чумаченко быстро зашагал в сторону жилого отделения, обдумывая на ходу сложившуюся ситуацию.

Бригадир полагал, что после прошлой истории с засадой, следствием которой стала потеря «куксдога», двух «маскотов» и почти сорока пехотинцев, Лоренц приложит все силы, чтобы поскорее убраться с негостеприимной планеты, но оказалось, что у этого придурка остались какие-то планы. По мнению же Чумаченко и его боевых товарищей, совсем недавно потерявших десятки своих друзей, командиру следовало поберечь тех, кто остался.

«Ну разве не скотина? Ну разве не кровопийца?» — негодовал Чумаченко, стуча по полу подкованными башмаками.

«Куксдог» и «миркара», конечно, сильные аргументы, но против кого? Против вооруженных палками и зажигательными пакетами аборигенов. Однако все уже знали, что противник захватил робота, да еще профессионально применил его оружие. Какой прок от прикрытия из робота и танка, если в засаде сидит другой «куксдог»?

Пушка — семьдесят пять миллиметров! Один выстрел — и в десантном отделении тишина. А еще зенитные ракеты. Если завтра «маскотам» удастся сохранить перья целыми, можно считать, что им повезло.

«Нужно напиться. Сегодня обязательно нужно напиться», — принял решение Чумаченко и свернул в коридор, где находились жилые отсеки хозяйственного взвода корабля.

«Сержант Папченко, первый кок», «Капрал Забейфут, второй кок», «Рядовой Гриденс, финансовый учет» — гласили таблички на дверях персональных кают.

В отличие от обычных пехотинцев, рисковавших жизнью на заданиях и живших в общественных кубриках, хозяйственная элита корабля пользовалась куда более комфортными условиями.

«Рикардо Кириленко, кладовщик», — прочитал бригадир и остановился напротив нужной ему двери.

Постоял с полминуты, набираясь смелости, ведь беспокоить корабельного кладовщика в неурочное время было рискованно, тот мог обидеться. Однако Чумаченко требовалось крепко напиться, так что пришлось перешагнуть через все ступени неформальной субординации.

Бригадир постучал в дверь. Сначала робко, потом сильнее. Сделал паузу и прислушался.

— И чо? Я должен бежать, как подорванный, открывать? — послышался из-за двери голос Кириленко.

Бригадир не знал, что ответить, и стоял перед дверью молча. Наконец она открылась и показался кладовщик — во флотских офицерских брюках и коротком поварском халате.

— Чего надо? — спросил он, пораженный столь откровенным хамством обычного пехотного.

— Бутылку надо.

— Нету ничего, все раздали, — сказал Кириленко и стал закрывать дверь, но Чумаченко быстро просунул в нее башмак.

— Это чо? Ты чо об себе думаешь? — возмутился кладовщик, бывший на голову выше Чумаченко.

— Понимаешь, зема, очень надо, — умоляюще попросил бригадир и, отстранив кладовщика, уверенно шагнул в его жилище. — Ты не волнуйся, я все расценки знаю, — заверил он.

Кириленко брезгливо попятился к стене, как будто боясь испачкаться, смерил бригадира оценивающим взглядом и сказал:

— Ты мне не зема, ты мне здесь никто. Это в кубрике бригадир шишка, а у нас тут другие масштабы, усекаешь?

— Бутылку надо, — повторил Чумаченко и судорожно сглотнул. Еще никогда в жизни ему не хотелось выпить сильнее, чем сейчас.

— Чем платить будешь? Ром нынче дорог.

— Расплачусь фьючерсами, всеми до самой отправки.

— Фьючерсы на ром, я полагаю? — с усмешкой уточнил Кириленко.

— На ром.

— Ну давай посмотрим, почем нынче фьючерсы…

С этими словами кладовщик отодвинул занавеску, за которой оказался нарисованный на плотной бумаге график котировок.

— Вот смотри, почем нынче ромовый фьючерс… — сказал Кириленко, водя по графику тонкой указкой. — На завтра ты можешь продать фьючерс по двадцать динаров, такой сейчас курс. А на десятый день от сегодня — только по шесть.

— А почем дальше, не указано? — спросил Чумаченко, видя, что оценка фьючерсов кончается за несколько дней до двухнедельного срока, официально объявленного до отправки.

— Потому что по новым сведениям мы сорвемся отсюда через десять дней, а не через две недели, как думали раньше.

— Ну хорошо, мои десять дней по двести граммов — это два литра рома, а мне сейчас нужно бутылку ноль семьдесят пять. Итого ты навариваешь литр двести пятьдесят граммов.

— Эк ты считать навострился, рожа пехотная! А где мои риски? Ты их учитывал? Где я возьму твои литры, если завтра тебя дикари в расход пустят? Знаешь, сколько я потерял, когда на «кухонном пятачке» моих клиентов положило? До сих пор икается!

— Ну хорошо… — сказал Чумаченко, сглатывая обиду. — Хорошо, бери мои фьючерсы и говори, сколько доплатить, я отдам наличными.

— Восемь сотен динаров.

Бригадиру показалось, что он ослышался.

— Сколько ты сказал?

— Глухой, что ли? Как платить, так все сразу глухими прикидываются! Тогда тысячу! А для тебя — так и вообще полторы, плюс весь фьючерс. И соглашайся, пока я добрый!

Чумаченко даже не заметил, как сделал шаг вперед и ударил по ненавистной роже. Приложился он крепко, кладовщик улетел на другую половину каюты, сбил столик с чайными принадлежностями и врезался в переборку с таким грохотом, что, казалось, она сорвется с клепок.

«Зашиб, наверное…» — с запозданием подумал Чумаченко, глядя, как разлетаются по полу осколки фаянсовых чашек.

Но кладовщик оказался жив. Он с трудом поднялся с пола и, усевшись на уцелевший стул, посмотрел на бригадира затуманенным взглядом. Затем отер с разбитого лица кровь и сказал:

— Зема… ну к чему эти нервы? Ведь я могу тебя просто угостить.

Глава 67

Едва у входа в пещеру зашуршал снег, Бекет открыл глаза и сел на промерзшей за ночь подстилке. Несмотря на прерывистый сон — они с Тревисом спали по очереди, майор чувствовал себя хорошо отдохнувшим.

«Это из-за свежего воздуха», — подумал он, глядя, как разведчики входят под козырек пещеры, ставят лыжи к стене и, притопывая, сбивают с меховых сапог снег.

— Ну что там? — первым спросил Тревис.

— Проехали, хвала небесным океанам, — сказал капрал. — Коробка с длинным носом, две простые коробки и железный великан.

— Ну что, двинем? — нетерпеливо спросил Тревис.

— Разумеется… — согласился Бекет. Он снял сапоги и стал менять обмотки на сухие. Потом встал, притопнул и улыбнулся: ощущения были самые приятные — чисто и сухо.

— Теперь и воевать можно, — сказал он и, подойдя к роботу, стал карабкаться по скобам.

Оказавшись в кабине, запустил генератор, проверил давление масла и уровень топлива — его хватало часов на пять непрерывного движения.

— Эй там, от машины! — крикнул майор в открытые жалюзи, хотя никто и не думал стоять на пути железного великана. — Выходим… — обронил майор и включил подачу.

«Куксдог» вздрогнул и на полусогнутых опорах стал короткими шагами двигаться к выходу из пещеры.

— Слушай колесницы! — крикнул наружу майор.

Тревис выскочил из пещеры и сдернул войлочную шляпу, чтобы лучше слышать. Потом кивнул, давая понять, что все в порядке.

Обняв лыжи, разведчики прижались к стене пещеры и с испугом смотрели на странный танец железного великана. Видеть такое вблизи было для них в диковинку.

Наконец «куксдог» вышел из пещеры, и майор распахнул дверцу, чтобы принять на борт пассажира.

В этот раз Тревис быстро вскарабкался по скобам и, забравшись в кабину, занял место у правой стенки, вжавшись в нее так плотно, что Бекет великодушно разрешил ему «вздохнуть».

— Сейчас ты мне не мешаешь, вот когда стрельба начнется, тогда — да, придётся к стеночке, — сказал он и поднял «куксдог» на полную высоту.

Развернув машину джойстиком, Бекет направил ее на штурм крутого склона.

— Не упадем? — испуганно спросил Тревис.

— Не беспокойся, робот хорошо сбалансирован, и у него два механических гироскопа.

— А-а-а, — протянул Тревис.

«Куксдог» легко преодолел подъем и двинулся в лес, искусно маневрируя между высоких деревьев.

— Дорогу показать? — спросил Тревис.

— Не нужно, он ее с прошлого раза запомнил.

— А-а-а, — снова кивнул Тревис и принялся осматривать раскачивающуюся кабину, в прошлый раз ему было не до этого.

— Какие красивые женщины! Кто их рисовал? — спросил Тревис и, потянувшись к журнальным фото, едва не сдвинул джойстик.

— Эй, ты осторожнее…

Бекет сорвал фотографии и сунул их Тревису.

— Бери, теперь они твои…

— Правда? — удивился тот и, не веря своему счастью, стал рассматривать их, осторожно дотрагиваясь пальцами до нарисованной наготы.

— Какая красота… Ты знаешь этих женщин?

— С чего ты взял? — усмехнулся Бекет, проверяя подвижность манипуляторов.

— Ну… такие красавицы должны быть всем известны, как графиня Парсон или дочь прелата Акумаса — Лурвия…

— А кто они такие?

— Фаворитки его императорского величества. — Тревис вздохнул. — На месте нашего императора я бы давно женился на одной из них и деток бы нарожал.

— А разве у императора нет наследника?

— Есть, его высочество торжественный прелат Людвиг.

На мониторе появилась метка, и Бекет резко развернул «куксдога» в сторону огромных елей. Едва машина ткнулась под их широкие лапы, Бекет отключил генератор и погасил экраны.

В кабине воцарилась абсолютная тишина, но и этого майору показалось мало — он захлопнул жалюзи, чтобы потоки теплого воздуха не демаскировали машину.

Поняв, что нужно вести себя тихо, Тревис затаил дыхание.

Спустя короткое время над самыми верхушками елей на малой скорости прошел «маскот».

Еще с полминуты Бекет сидел не двигаясь, затем открыл жалюзи и услышал удаляющийся шум двигателей истребителя.

— Теперь поедем дальше, — сказал он и ободряюще улыбнулся Тревису.

— Ты искусный солдат, Григ. Я бы, наверное, не успел так быстро сообразить.

— Брось прибедняться, Тревис, ты же умеешь прятаться в лесу вместе с лошадью.

— Ну да…

— Вот и я так же, а вместо лошади у меня машина.

Бекет вывел «куксдога» на тропу, и они продолжили движение, выписывая кривые вокруг занесенных снегом и теперь невидимых ям.

Опоры тяжелой машины доставали до земли, поэтому проблем с устойчивостью не возникало.

— Скажи, Григ, а что он жрет? — неожиданно спросил Тревис, отвлекшись от разглядывания раздетых красоток.

— Видишь ли, приятель… — Бекет сделал паузу, прикидывая, с какой стороны начать объяснение. — Одним словом — масло.

— Ишь ты, разборчивый, — уважительно произнёс Тревис.

Глава 68

Минут через сорок Бекет и Тревис встретили конный разъезд гвардейцев Гудрофа. К копытам лошадей были привязаны сплетенные из прутьев снегоступы, отчего те хорошо чувствовали себя на снегу, правда, приобретали особый вид иноходи, который Бекет назвал бы «раскорячка».

— Как там дела? — крикнул сквозь жалюзи Тревис.

— Вас ждем! — ответил капрал, удерживая пятившуюся лошадь. Ему уже приходилось видеть железных великанов издали, но чтобы так близко…

Робот двинулся дальше и уже через несколько минут выбрался на небольшую полянку, где в полной готовности его ожидали макеты броневиков, посаженные для верности на широкие лыжи.

При появлении «куксдога» они тронулись с места и довольно легко заскользили по снегу, выбираясь на оставленную вражеским конвоем колею.

— Ну все, приятель, обратного пути теперь нет… — сказал себе Бекет, замечая на обочине прелата Гудрофа, поднявшего руку в приветственном жесте. Бекет ответил ему, взмахнув манипулятором с пулеметами и ракетными направляющими, чем вызвал восторг окружавших прелата телохранителей.

Позади них Бекет заметил двух солдат в синих мундирах гвардии Илкнера.

«Значит, сговорились уже… — подумал майор. — Что ж, очень вовремя…»

По плану, после вступления робота в бой из леса на лагерь должны были пойти в атаку конные гвардейцы Гудрофа и Илкнера. Ожидалось, что их будет не менее восьми сотен.

В атаке кавалерии был смысл, поскольку внутри лагеря пираты защитными скафандрами не пользовались, и это в какой-то степени выравнивало шансы солдат, вооруженных автоматами и арбалетами.

Если бы Бекету удалось с ходу подавить пушечные спарки на сторожевых башнях, помощь кавалерии стала бы чувствительной, но если не получится, кавалерию положат в снегу — таковы были реалии. Все зависело от того, удастся ли Бекету подвести «куксдог» близко к лагерю или придётся наступать, преодолевая встречный огонь.

О противодействии ушедших с конвоем истребителей он старался пока не думать, если все пойдет хорошо, к началу боя они не успеют, а с остальными «маскотами» майор рассчитывал расправиться на земле.

Двигавшиеся впереди макеты ныряли в ямы, скользя в них на лыжах, и карабкались наверх с помощью двух дюжин солдатских ног. Выхлопные отверстия макетов выдавали облака пара от дышавших внутри людей, и это делало макеты еще более похожими на настоящие бронетранспортеры на марше.

— Они там не запарятся? — спросил Бекет, когда колонна прошла около четверти мили.

— А чего там париться? В каждой коробке по двенадцать человек, под гору, считай, катятся и только в горку впрягаются, — пояснил Тревис. — Не бойся, по такому снегу миль пятнадцать отмахают и не почувствуют. А нам столько и не нужно.

— Не нужно, — согласился Бекет. — Ну-ка, держись крепче.

Тревис схватился за поручень, и Бекет ударил по кнопке «кроссдаун». Опоры «куксдога» мгновенно сложились, и он как будто рухнул вниз, заставив Тревиса вскрикнуть. В следующее мгновение сработали отбойники, и кабина начала подниматься.

— Что ты сделал, Григ? — обеспокоенно спросил Тревис.

— Проверял просто.

— А для чего?

— Скоро узнаешь.

Глава 69

Мощная оптика комплекса слежения давала возможность видеть даже царапины на древесных стволах, хотя до леса было полтора километра. Единственная проблема, возникавшая в ясную погоду, — серебристые блики от сугробов. Они слепили и на некоторых направлениях вовсе не давали вести наблюдение.

— Я больше так не могу, Биппер, у меня уже глаза красные! — пожаловался один часовой своему напарнику, сидевшему за крохотным столиком и перелистывающему залапанный журнал.

— Из Друплина пишут: создан аппарат для увеличения ушей у морских котиков, — невозмутимым тоном сообщил Биппер.

— Ты мне это в прошлую смену зачитывал.

— Знаю. Но теперь я поменял интонацию, разве ты не заметил?

— Иди в задницу, Биппер, я тебе говорю — невозможно смотреть, солнце слепит.

— Солнце в другой стороне, Грасс, — тем же бесцветным голосом произнёс Биппер.

— Солнце с другой, но блики…

— Из Лохнесской лаборатории сообщают: пациент, которому пересадили органы свиньи, напал на передвижную кухню скаутского клуба и сожрал всю кашу.

— И сдался властям, это я помню…

— А вот ни хрена, — покачал головой Биппер, — «…и скрылся в близлежащем парке».

— А в прошлый раз он почему-то сдавался властям.

— В прошлый раз я изменил это сообщение по своей инициативе.

— Зачем?

— Грасс, мы читаем это непотребщину в пятый раз, неужели ты хочешь, чтобы мы превратились… Я даже не знаю во что.

— Ой, как слепит… Вот пойди сам посмотри…

— Ты занимаешься ерундой, камрад, — сказал Биппер, продолжая внимательно вчитываться в пожелтевшие страницы. — Тебе нужно видеть только сектор дороги. Там блики имеются?

— Нет, — через какое-то время ответил Грасс.

— Вот и чудесно. Если появятся враги, они поедут по дороге.

— Почему это?

— Потому что снег очень глубокий. Ты видел, как конвой уходил на задание? С включенными вентиляторами, после них словно снежная буря прошла.

— Зато дорога хорошо почищена.

— Вот и я говорю — смотри на дорогу, она хорошо почищена.

Они помолчали, прислушиваясь, как в трубках брикетной печки шипит теплоноситель.

— Одного я не могу понять, как эти дикари смогли захватить робота? — произнёс Грасс и прильнул к окулярам.

— Тебе же доводили — машина вышла из строя.

— И, выйдя из строя, начала палить по «маскотам», да еще как точно! Разве такое бывает?

Грасс повернулся к напарнику.

— На войне всякое случается, — ответил тот. — Вот однажды был случай, когда солдат бросил гранату, она ударилась о два дерева и вернулась к нему, упав прямо под ноги.

— И чего? — спросил заинтригованный Грасс, поворачиваясь к напарнику.

— А ничего, не взорвалась она. Солдат забыл чеку выдернуть, потому что был неопытный.

— Врешь ты все. А мне кажется, тут что-то другое скрыто.

— Что, например?

— Я думаю, пилот робота малость того, сдвинулся. И начал по своим стрелять.

— Может быть, — пожал плечами Биппер и, широко зевнув, отложил журнал. — Вот был однажды случай на одном корабле, там кок повадился десант чаем ошпаривать…

— Как это?

— А очень просто. Начинает раздавать чай и — р-раз! — выплескивает на солдата чай, как будто случайно…

Биппер сделал движение, как будто выплескивает что-то на Грасса, и тот невольно отпрянул, стукнувшись головой о панель электропривода башни.

— Дурак ты, Бип! — сказал Грасс, почесывая ушибленное место.

— Это еще не все, ты слушай дальше. Поскольку он не всех чаем обливал, его поначалу поймать не могли и только позже заметили, что солдат он ошпаривает чаем с шестнадцати ноль-ноль до восемнадцати ноль-ноль, а офицерский состав исключительно с завтрака до обеда.

— И чего?

— Ничего. Когда его взяли, выяснилось, что он собирался отключить систему отопления и залить в качестве теплоагента картофельный отвар.

— Зачем отвар-то?

— Никто не дознался. Сумасшедший, что с него возьмешь.

Не веря очередной байке напарника, Грасс неодобрительно покачал головой и снова приник к окулярам.

— Эй, Бип! Они возвращаются! Не успели в лес податься, как сейчас же обратно идут!

— Кто?

— Да эти, герои бригадира Чумаченко. И танк свой уже где-то посеяли… Смехофабрика…

— Дай гляну…

— Смотри, — разрешил Грасс, освобождая напарнику место у окуляров.

Глава 70

В какой-то момент Бекету показалось, будто гвардейцы внутри макетов устали и сбавили темп, но выяснилось, что они прошли по скрытому под снегом льду, дорогу здесь перехватывали две широкие лужи. «Куксдогу» же лед был не страшен, на его опорах имелись стальные шипы, поэтому Бекет трудностей не испытал, а деревянные макеты снова ускорились и опять выдавали прежние пять-шесть километров в час.

«Крепкие ребята», — с уважением подумал Бекет, представляя, как нелегко толкать эти импровизированные сани.

Лес стал редеть, дорога взбежала на небольшой пригорок и пошла под уклон. Радар стал уверенно выхватывать из зоны сканирования первые цели.

Вот два огромных корабля, вот бронеколпаки на сторожевых башнях, а вот часовые на холмах — «куксдог» и танк «миркара».

Робот-часовой мог засечь их уже сейчас и открыть огонь, едва группа окажется на открытом месте, но Бекет был уверен, что этого не произойдет: пилот не станет брать на себя ответственность, пока со стоящей у дороги сторожевой башни не подтвердят появление противника. А башенных часовых он надеялся ввести в заблуждение макетами броневиков.

Лес остался позади, «колонна» вышла на открытое место, и теперь уже ничего нельзя было изменить.

Бекет догадывался, что сейчас происходило на контрольных пунктах противника. Часовые на ближайшей башне должны были удивиться скорому возвращению колонны и ее неполному составу, а пилот сторожевого «куксдога» на холме, скорее всего, пытался определить номер вышедшей из лесу машины. Но номер не определялся, поскольку радиомаяк Бекет выбросил.

Дальномер показал расстояние до ближайшей башни. Бекет отдал эту цель автоматической пушке. В качестве следующей цели он отметил вторую башню, а прицельную рамку ракетного вооружения навел на робота — тот на театре военных действий занимал самую выгодную позицию.

Между тем макеты заметно ускорились, выдавая все пятнадцать километров в час. Сейчас это было очень важно, ведь долина оставалась самым опасным местом.

Судя по клубам пара, вырывавшегося из «выхлопных» отверстий макетов, гвардейцы старались изо всех сил.

«Молодцы, ребята…» — мысленно похвалил их Бекет.

— Внимание, «броня», говорит «сокол». Представьтесь, кто вы, ваша идентификация не сработала…

Голос заинтересованный, но пока не слишком озабоченный. Ну, возвращается колонна обратно, причины тому могут быть разные.

— У нас проблема с танком… С танком проблема… — ответил Бекет, прикрывая микрофон перчаткой.

— Какая проблема, где он?

— Бросили в лесу. Заглох, зараза. Теперь нужно эвакуировать…

На том конце возникла пауза. Пилот сторожевого «куксдога» не узнавал голоса, хотя виденная им картина — два броневика и робот — соответствовала докладу.

— Винс, что у тебя с голосом? — спросил он секунд через десять, теперь в вопросе звучало подозрение.

— А чего у меня с голосом? Я в порядке! — отозвался вдруг настоящий Винс, услышав свое имя в эфире.

На напряженном лице Бекета появилась довольная ухмылка, он не предполагал, что получит такую неожиданную поддержку.

— Так что за дела у вас с танком?

— А чего с танком? Стоит себе на горке, — ответил Винс.

— Вы инженеру доложили?

— А чего инженеру докладывать?

— Ну, что танк ваш заглох.

— А он заглох?

— Ты же сам мне только что сказал, что ваш танк… Это ведь ты топаешь в лагерь?! — перешел на крик пилот сторожевого робота. — Или кто?!

Опасаясь, что он сейчас ударит по макетам, Бекет дернул джойстик, его «куксдог» выскочил на снежную целину и помчался вперед огромными скачками, сразу выдавая пятьдесят километров в час.

Мощность реактора подскочила до девяноста пяти процентов, взвыли вентиляторы системы охлаждения, а датчики поймали лучи вражеских дальномеров.

— Началось, Григ?! — спросил Тревис.

— Началось, приятель…

«Пятьсот метров до первой цели», — подсказал компьютер.

— Сам вижу…

Пушка отстучала короткую очередь, Бекет взял поправку и снова открыл огонь. Первые снаряды ударили в бронированный колпак башни и, разумеется, не смогли разбить его. Но это был намеренный ход — удар по броне шокировал и оглушал сидевших внутри стрелков, не давая им вовремя включиться в схватку.

Вторая очередь ударила значительно ниже — по несущим конструкциям. В воздух взвились куски пластиковых опор и рваное листовое железо. Башня стала крениться, и компьютер сообщил о перенацеливании на вторую цель.

— Годится… — прокомментировал Бекет.

Резко взвыл зуммер ракетной опасности, сообщая о пуске тяжелой «систорм». В левом секторе бронестекла Бекет заметил, как ракета делает «горку».

— Держись! — предупредил он и в следующее мгновение ударил по кнопке «кроссдаун».

На скорости в пятьдесят километров в час робот резко поджал опоры, ударился об отбойники и пошел юзом, вздымая облака снега. Справа в землю ударила ракета, взрывная волна хлестнула по корпусу «куксдога».

— Эх, падаем! — крикнул Бекет, и двадцатишеститонная махина завалилась набок. — Внимание, встаем! — снова предупредил он, чтобы Тревис держался крепче.

Робот взмахнул манипуляторами и поднялся на распрямляющейся опоре, повернувшись вокруг оси, словно балерина. Бекет успел заметить, что оба макета пока целы, зато все внимание противник теперь сосредоточил на нем.

По корпусу замолотили двадцатимиллиметровые снаряды со второй сторожевой башни. Бекет дал команду на уничтожение второй цели и резко пустил машину вперед.

Пушка стала обстреливать далекую башню, а с ракетной направляющей стартовала зенитная «торсион», отправляясь в качестве ответа сторожевому «куксдогу».

Зона поражения этой ракеты была пока неуверенной, однако Бекету требовалось напугать опасного противника, поскольку второй раз увернуться от ракеты могло и не получиться.

Пушка и компьютер старались как могли, однако свалить вторую башню не удалось, хотя какие-то повреждения она получила и огонь с нее прекратился.

«Покурите пока…» — посоветовал им Бекет, удерживая уходящего в занос робота. Заснеженная дорога мало подходила для максимальной скорости «куксдога», но выбора не было — скорость оставалась их единственным шансом.

Глава 71

Когда «куксдог» ворвался в лагерь, ни одна единица техники там еще не тронулась с места, а поднятые по тревоге водители и пилоты только бежали к своим машинам.

Заметив на холме место взрыва, Бекет понял, что его ракета прошла мимо, однако хорошо обозначила место положения вражеского «куксдога» — тот уже спускался по склону, чтобы вступить с неприятелем в ближний бой.

«Ну и ладно», — согласился Бекет и, не сбрасывая скорости, понесся в тень большого корабля, за которым его не смогли бы видеть ни сторожевой робот, ни проснувшийся на соседней вершине танк.

Застучали пулеметы спарки, и Бекет, словно веником, начал вычищать разбегавшихся пиратов. Спешивший к своей машине пилот робота спрятался за инженерной машиной и не терял надежды прошмыгнуть к «куксдогу», но Бекет не поленился поджечь вспомогательную технику, а затем открыл огонь по расползавшимся броневикам.

Из большого корабля стали выбегать солдаты и прятаться среди ящиков с амуницией и какими-то запчастями. Бекет успел заметить у них гранатометные тубы, теперь ему срочно требовалась помощь пехоты. Однако его макеты застряли где-то на подходе, а кавалерия Гудрофа и Илкнера еще не доскакала до лагеря. Стоило дать пиратам передышку — и они могли организовать оборону, уничтожить взбунтовавшегося «куксдога», а затем разобраться с кавалерией. Поэтому, не дожидаясь атаки гранатометчиков, Бекет повёл машину к посадочным квадратам «маскотов», поливая из пулеметов разбегавшуюся прислугу.

С холма ударила танковая пушка, и снаряд оторвал плоскость поврежденному истребителю. Осколки шквалом обрушились на «куксдог» Бекета, на панели бронестекла появилась царапина.

— Что будет, а? Что будет, Григ? — спросил встревоженный Тревис.

— Еще не знаю, — ответил Бекет, заставляя машину пятиться под прикрытие «маскотов». Майор полагал, что пираты не решатся разносить свою авиацию. Впрочем, как он успел заметить, здесь стояли также поврежденные машины, с которых даже не сметали снег.

Остановив робота, Бекет стал прислушиваться. Где-то гудели «маскоты», но направление определить было трудно — радару мешала туша большого корабля. Эфир тоже молчал: чтобы не открывать своих намерений, противник перешел на персональные каналы.

Из-за горевших бронетранспортеров ударил гранатомет, и возле свалившейся сторожевой башни в щепки разлетелись оба макета. Бекет пытался рассмотреть, уцелел ли кто-то из его солдат, но из-за дыма ничего видно не было.

Вздымая снежные буруны, по склону дальнего холма торопливо спускался танк. У Бекета была возможность выстрелить в него из пушки, но сейчас его больше интересовало, откуда ждать нападения «куксдога» и «маскотов». Зная о зенитных ракетах робота, они готовили атаку либо из-за холмов, либо из-за корпуса корабля.

Стали раздаваться одиночные выстрелы — это, без сомнения, вступали в бой уцелевшие гвардейцы. Не слишком большая поддержка, но, в отличие от пиратов, поливавших огнем из автоматов все подряд, стрелки с арбалетной школой делали только верные выстрелы.

— И что теперь, Григ?! — воскликнул Тревис, заметив, что Бекет испытывает трудности.

— Отходить будем! — крикнул тот, досадуя на вмешательство Тревиса.

Сильный удар потряс левую сторону машины, но граната попала в плечевой узел, надежно прикрытый броневой накладкой. «Куксдог» качнулся, но устоял. Бекет стал торопливо выруливать, пятясь к приоткрытой кормовой дверце второго корабля.

Скорее всего, там велся ремонт, тянувшиеся из трюмов кабели и пневмопроводы не давали запечатать корабль наглухо.

Из-за холма выскочил «маскот» и открыл огонь из всех четырех пушек, отвлекая Бекета от второго истребителя.

— Там еще колесница! — закричал Тревис.

Бекет включил полный задний ход и полоснул по второму «маскоту» из пушки. Попасть ему не удалось, но он напугал пилота, и неуправляемые ракеты пронеслись выше робота, взорвавшись за пределами лагеря.

Теперь Бекет намеренно уводил «куксдог» подальше от стоянки истребителей, надеясь сохранить для себя одну из этих машин. Конечно, можно было удрать с планеты и на большом корабле, но затеряться на таком в обитаемом космосе не представлялось возможным, а майор намеревался вернуться без лишнего шума.

Снова на малой высоте промелькнули тени «маскотов». Бекет открыл по ним огонь и пропустил снаряд из танковой пушки. Страшный удар потряс корпус робота, и машина потеряла левый манипулятор.

На снег полилось красноватое, похожее на кровь масло, но вовремя сработала отсечка, и разорванная магистраль была закупорена.

Почуяв перевес в силе, из-за большого корабля вышел «куксдог» и открыл огонь из пушки. Несколько снарядов угодили в корпус и бронестекло, сделав его молочно-непроницаемым и лишив Бекета обзора.

— Бежать надо, Григ! — завопил Тревис, лишившийся храбрости в непривычной обстановке. Он не видел врага со своего места, но чувствовал, что тот одерживает над ними верх.

Уже ничего не видя, Бекет принялся вслепую разряжать весь запас ракет, рассыпая их веером и ведя огонь из пулеметов.

— Приготовься, сейчас будем уходить! — предупредил он, сдергивая с пояса пистолет-пулемет. Затем ударил по кнопке «кроссдаун» и, распахнув дверцу, вывалился наружу, прямо на залитый маслом снег.

Тревис последовал его примеру и, выхватив меч, крикнул:

— Куда теперь?

— Вон к той двери! — указал Бекет, пытаясь сквозь дым и поднятую снарядами снежную пыль рассмотреть, где находится противник.

— Наши скачут, слышишь?!

— Вроде, — ответил Бекет, не сразу распознав сквозь взрывы и треск автоматного огня далекие крики атакующих. Оставалось лишь удивляться тому, что гвардейцы из сгоревших макетов все еще были в лагере и продолжали стрелять в неприятеля, прикрывая тем самым и Бекета, и наступающую кавалерию.

Потерявший гусеницу, дымящийся «миркара» вращался на месте, пытаясь навести пушку вместе с заклинившей башней. Судя по всему, в него попала «систорм».

«Хоть какая-то польза…» — успел подумать Бекет, и в этот момент вражеский «куксдог» всадил в обездвиженного коллегу легкую ракету.

Сверкнуло пламя, осколки кристаллической брони брызнули по сторонам, прошивая корпуса «маскотов» и впиваясь в борта кораблей.

— Бежим! — крикнул Бекет и, низко пригибаясь, помчался к неприкрытой кормовой дверце. Тревис побежал следом.

По беглецам с запозданием ударила спарка вражеского «куксдога». Пули подняли снежные фонтаны и застучали по борту «Ленокса», но Бекет успел проскочить в дверь, кувыркнулся на замасленном полу и вскочил на ноги, готовый стрелять, однако этот вход никто не охранял.

— Ну и служба, — покачал головой майор.

— Да, — подтвердил Тревис, оценив легкость, с которой они проникли в огромную колесницу. А пулемет снаружи все стрелял и стрелял, как будто не соглашаясь с тем, что мишеням удалось спрятаться.

Глава 72

«Вот так всегда, — думал Боб Трекпойнт, следя за происходящим в лагере через мониторы. — Стоило получить новую должность, как тут же начались неприятности…»

— Сэр, что нам делать?! — спросил по внутренней связи боцман.

— Сидеть тихо. Пока не поступит приказа сверху, никакой преступной инициативы…

— Слушаюсь, сэр! А оружие команде выдавать?

— Выдавай. От оружия хуже не будет.

— И гранаты?

— И гранаты, — легко согласился Трекпойнт, поскольку не верил в серьезность этой заварухи. Ну да, в лагерь прорвался тот самый беглый «куксдог». Да, у него есть пушки и ракеты, но в лагере техники было куда больше, а с холмов все пространство вокруг простреливалось еще одним роботом и «миркарой».

На мостике появился артиллерийский офицер Штойр. После вчерашнего его лицо выглядело сильно помятым, и он не вполне понимал, что происходит.

— Чего там за шум, Бобби?

— Между прочим, не «Бобби», а «сэр». Или ты забыл, по какому поводу вчера пьянствовал?

— Ах да, извини, сэр. То есть «те»… Кто там стреляет?

— Сумасшедший пилот, что угнал «куксдог».

— Ё-моё, да там просто война! — поразился артиллерист, садясь рядом с Трекпойнтом на вертящийся стул.

— Щас… Щас его прижучат… Ага, вон наш робот! Щас как даст! Эх! Мимо!

Пронеслись тени истребителей, но ничего не произошло.

— Да чего же они не бомбят?! — воскликнул Трекпойнт.

— Куда ж бомбить, там «маскоты» стоят! Если бомбить все подряд, мы без авиации останемся!

— «Сэр!», не забывай добавлять, «сэр», засранец!

— Да какой ты «сэр», если такую пургу гонишь?

Трекпойнт уже подумал поставить нахала на место, как вдруг его внимание привлекли яркие мундиры, замелькавшие на территории лагеря.

— Эй, что это за люди? Откуда эти красные пиджаки?

— Это не красные пиджаки, сэр Бобби, это вражеские солдаты в бордовых мундирах.

— Они с автоматами!

— Я вижу, — согласился Штойр. — Но что значит вся эта ерунда?

Артиллерист растер лицо ладонями, и когда снова взглянул на центральный монитор, увидел, как во вражеского робота попал снаряд. Оторванный манипулятор отбросило метров на двадцать, и в воздух ударил фонтан горячего масла.

— Есть! Попали! — обрадованно закричали Трекпойнт и Штойр, обнимаясь, словно болельщики на стадионе.

— Я же говорил, щас ему навтыкают, — ну и навтыкали! — кричал капитан «Ленокса».

— А-а, повыскакивали, голубчики! Жарко стало! — вторил ему Штойр, комментируя действия вражеских пилотов.

Выскочив из обреченного робота, они припали к земле и затравленно озирались.

— Почему же в них не стреляют? — волновался Трекпойнт. — Почему с ними не покончат немедленно?

— Дыму много, — пояснил Штойр. — Как ветер дунет, так и врежут из пулеметов…

Однако ждать, когда ветер отнесет дым, пилоты не стали и побежали куда-то вправо, уходя из сферы видимости внешних видеотрансляторов. По борту защелкали посланные «куксдогом» пули, должно быть, с беглецами было покончено.

В этот момент с севера на юг на малой высоте пронеслись «маскоты». Их пушки метали огонь, вздымая грязно-белые фонтаны снега и мерзлой земли.

— Ишь ты, как разошлись! Должно быть, там и другие враги имеются, — предположил Трекпойнт.

— Сейчас со всеми разберутся, — отмахнулся Штойр и, поискав глазами оставленную накануне банку пива, обратился за помощью к Трекпойнту: — Сэр, а вы тут баночку пива не видели? Я ее вчера вон там, под стулом, оставлял.

— Выпита баночка, — произнёс Трекпойнт извиняющимся тоном. Однако вспомнив, что это он на корабле теперь главный, добавил: — Вылил я ее, на хрен, в гальюн. Не хватало еще, чтобы у нас тут мыши завелись от ваших баночек и оброненного печенья. В гальюн, и никаких разговоров.

Штойр слушал и не верил собственным ушам: его последний шанс стать в это утро человеком был слит в гальюн каким-то недоделанным капитаном. Он уже подумал дать Трекпойнту в морду, когда из динамика послышался голос командира эскадры Лоренца:

— Капитан Пейнтболл, какие меры приняли к уничтожению противника?!

— Дык это… Повсеместные, сэр! — ответил Трекпойнт и покосился на артиллерийского офицера.

— Ты их схватил?

— Кого, сэр?

— Тех, кто проник на твой корабль, Пейнтболл!

— Э-э… Все делаем для их задержания! Я… это…

— Мы их практически видим, сэр! — проорал с перепугу Штойр.

Трекпойнт ударил по кнопке, отключая канал связи, и, выпучив глаза, прошипел:

— Ты с дуба рухнул, идиот? Кого мы видим?

— Того! У нас дверца на корме открыта, и противник мог легко просочиться на наш борт, пока вы, сэр, тут про мышей разговариваете…

— Так я же приказал вчера закрыть кормовой выход! Почему не выполнили?! — завопил Трекпойнт.

— А магистрали прикажете без воздуха оставить и четыре основных отсека без электричества? Пока генератор не починим, у нас внешнее снабжение, дорогой сэр.

— Тогда так… — после некоторой паузы произнёс капитан. — Тогда мы с тобой прямо сейчас пойдем на корму и их арестуем.

— Кого их?

— Тех, кто просочился.

— Вдвоем?!

— Ну их же тоже двое, Штойр!

Трекпойнт выдвинул ящик, в котором у прежнего капитана хранилось оружие, и достал два пистолета — штатный и подарочный. Штатный отдал Штойру, а себе оставил никелированный с надписью «Дорогому боевому товарищу от К.С.».

— Может, команду подтянем, все же тридцать человек будет!

— Подтянем, только сначала разведаем обстановку, — ответил расхрабрившийся Трекпойнт. — Давай поспешим, пока у нас есть психологическое преимущество. Мы тут как дома, а они — нет.

Трекпойнт смело распахнул дверь и шагнул в коридор, где к его лбу тотчас приставили ствол.

— Назад… — приказал чей-то властный голос, и у Трекпойнта забрали пистолет. От страха он вмиг покрылся испариной и подумал, что сейчас его мог бы спасти Штойр, окажись он вдруг тайным мастером боевых искусств, однако к шее артиллерийского офицера уже было приставлено широкое блестящее лезвие, и он тоже едва дышал.

«Вам не уйти, корабль окружен!» — хотел было крикнуть Трекпойнт, но вместо этого спросил:

— Вы ведь не станете нас убивать, правда? Мы не оказываем вам никакого сопротивления…

Глава 73

Бекет толкнул пленника в спину, и тот влетел на мостик. Следом за ним Тревис затолкал другого пленника, судя по нашивкам, артиллерийского офицера.

«На ловца и зверь бежит», — подумал Бекет, блокируя дверной замок. Затем подскочил к своему пленнику и усадил его на вращающийся стул.

— Мы готовы со-сотрудничать, — пролепетал тот.

Но майор его, казалось, не услышал. Он подошёл к артиллерийскому офицеру, приставив к его голове пистолет, и сказал:

— Хочешь остаться живым — говори код привода!

— Не глупи, Штойр! — пискнул со своего места Трекпойнт, боясь, что коллега начнет играть в героя, но тот и не думал запираться, сильный испуг парализовал его, и он не мог вымолвить ни слова.

Поняв это, Бекет втиснул артиллериста в его рабочую нишу и сам начал включать аппаратуру.

— Код говори! Код! — требовал он.

— Пять-семнадцать — двадцать шесть — девятнадцать… — пролепетал Штойр, чувствуя на лбу холод пистолета.

Слегка потеснив его, Бекет начал набивать серию сам. Затем включил привод артиллерийских башен, но система сообщила об отсутствии допуска.

— И… Извините, е… еще пятнадцать… — произнёс Штойр и зажмурился, боясь поплатиться за эту невольную шутку. Бекет тотчас перенабил серию, добавил «пятнадцать», и контроль был получен.

Больше офицер был ему не нужен, и Бекет сбросил его на пол, крикнув по-ансольтски, чтобы Тревис за ним приглядывал.

— Одно уточнение, сэр… — Трекпойнт поднял вспотевшую ладонь. — У нас не работает накачка контуров — генератор на ремонте.

— Но контуры-то заряжены? — не отвлекаясь, уточнил Бекет. По диаграмме он видел, что контуры имеют большой заряд.

Штойр с Трекпойнтом переглянулись.

— Так точно, сэр, они заряжены, но… если вы начнете стрелять, мы все пропадем. Один залп, и все.

— Кругом же воздух, — поддержал Трекпойнта Штойр.

— Знаю, ребятки, знаю… — ответил Бекет, выставляя уровень залпа. Плазменные пушки были мощным оружием, но показать себя во всей красе могли только в космическом вакууме. Выстрелить из них в условиях атмосферы означало взорвать на корпусе корабля пятитонную торпеду. Разумеется, Бекет прекрасно это понимал, но у него не было выхода, поскольку по наступавшим на лагерь гвардейцам вели шквальный огонь пехотинцы, «маскоты» и оставшийся «куксдог».

Несколько всадников на лошадях все же прорвались на территорию лагеря и носились там среди огня и дыма, однако с ними могли покончить в любую минуту.

Бекет выставил мощность залпа на три процента, секунду поколебался и снизил до полутора. Первым в перекрестье прицела попал «куксдог», без остановки стрелявший из пушки и пулеметной спарки.

Майор вдавил кнопку разряда, и где-то над кормой ухнуло так, будто в судно угодил тяжёлый снаряд.

Мигнуло освещение, на экранах появилось поле сплошной засветки, но вскоре камеры справились и Бекет увидел дымящуюся половину опоры робота.

— Вы погубите нас! — заголосил Трекпойнт, каким-то образом оказавшись на полу.

— Сэр, башня может взорваться, — предупредил Штойр, медленно отползая к панели навигационных приборов, как будто опасность исходила не с кормы корабля, а от этого незнакомца в летном комбинезоне.

— Не дрейфь, офицер, прорвемся… — сказал Бекет, убавляя мощность до одного процента. Характеристики пушек кормовой башни показывали износ в семьдесят процентов, а это значило, что разрушение могло произойти уже при следующем залпе.

Прицельные устройства устойчиво держали две воздушные цели, Бекет пометил одну из них и включил разряд. Снова грохнуло в районе кормы, но уже не так сильно, хотя все экраны снова оказались засвечены.

Чтобы покончить со вторым «маскотом», Бекет выстрелил еще раз, и кормовая башня не выдержала. Сильный взрыв сотряс корпус корабля, и на контрольной панели появилось сообщение о пожаре.

В дверь рубки начали стучать, послышались голоса.

— Мы горим, сэр! Капитан Трекпойнт, мы горим! Откройте, сэр!

— Это боцман, — сказал Трекпойнт посмотревшему на него Бекету.

— Скажи, что ты занят, пусть боцман с командой занимается возгоранием, — подсказал Бекет, одновременно проверяя работу второй башни.

— Занимайся возгоранием сам, мы сейчас придем! Со Штойром! — крикнул капитан.

— Со Штойром? А что вы там делаете, сэр? — не ко времени поинтересовался боцман.

— Завтракаем! — прокричал артиллерийский офицер, боясь, что боцман подумает о нем плохое.

В коридоре застучали башмаки разбегающейся команды.

— Где содержат женщин? — спросил Бекет, наблюдая за тем, как в лагерь прибывает все больше кавалеристов.

— На главном корабле, — ответил Трекпойнт. — В кормовом отсеке.

— Понятно…

Бекет навел прицел на заблокированные двери большого корабля и включил разряд на полтора процента мощности.

Со стороны носа «Ленокса» грохнуло так, что пленники упали на пол, но башня выдержала. А когда экраны преодолели засветку от вспышки, Бекет увидел, что на месте дверей зияет огромная дыра с обгоревшими рваными краями, а попадавшие с лошадей гвардейцы в панике разбегаются.

Глава 74

Вчера с Анной и Густавом Руммель ходил в цирк, но для этого пришлось проехать на «домашней» машине триста километров до соседнего города, только там Руммель мог быть спокойным за свою семью.

Показываться рядом с малолетним сыном и женой в своем городе Руммель, несмотря на плотную конспиративную систему, не решался. Всегда оставалась вероятность случайной встречи с теми, кто знал его в лицо и все еще был жив.

Таких набиралось немного, в основном коллеги по работе, но и им Руммель не всегда доверял. Сотрудники отдела находились под постоянным коррупционным давлением, и не все это давление выдерживали. Продавшийся агент становился врагом, и все кончалось тайным расследованием и скорой «аварией», однако пока шло расследование, некоторая важная информация из отдела все же уходила.

Другой город, другая обстановка, фонтаны, солнце, мороженое. Густав смеялся, вспоминая виденных в цирке лошадок, Анна счастливо улыбалась, глядя на сына, и Руммель облегченно вздыхал, поправляя под рубашкой пистолет. Выезд оказался удачным, но обратно, якобы для продолжения развлечения, Руммель предложил возвратиться на поезде, выйти из которого он также предложил за две станции до вокзала, чтобы пересесть на такси.

Густаву нравилось решительно все в этом путешествии, Анне как будто тоже, но в уголках ее глаз Руммель замечал тревожное ожидание. Она что-то подозревала, хотя для нее муж работал в полиции, в отделе учета угнанных автомобилей. Начало этой легенде положил еще Бекет, и позже Руммелю пришлось ее придерживаться, поскольку Анна знала, что они коллеги.

Вчера. Все это было вчера, а сегодня снова работа. Просмотр суточных сводок, разбор закодированных посланий от агентов и осведомителей. Руммель давно не удивлялся даже самым сенсационным сообщениям. Министры, генералы, сенаторы, они давали интервью крупнейшим газетам, к их мнению прислушивались экономические эксперты, биржевые маклеры, звездные ведущие ТВ-шоу, но обратная сторона этих людей изобиловала понятиями «откат», «нал», «разобраться конкретно». Эти люди считали себя хозяевами жизни, сорили миллионами, а иногда и миллиардами, но кто бы видел выражение их глаз, когда они сталкивались с сотрудниками «отдела свободного поиска».

«Как-как вы сказали?» — переспрашивали они, надеясь, что ослышались. Подобные встречи, несмотря на большой штат охраны и поддержку купленных сотрудников спецслужб, происходили без свидетелей.

Когда-то Руммель гордился своей работой, постоянно повторяя сказанное Бекетом — «мы чистильщики», но теперь в его деятельности появлялась какая-то монотонность, он начинал чувствовать себя рабочим на заводском конвейере. Похожие одно на другое сообщения, похожие методики выхода на цель, почти одинаковые группы телохранителей и практически идентичные лица объектов приговора.

Их похожесть стала вызывать у Руммеля приступы нездорового веселья, временами ему казалось, что он в который раз стреляет в одного и того же подлеца.

При Бекете было проще. Он умел объяснить многое, он прошел через всякое, знал способы, как выйти из конфликта с самим собой и как перетасовать пакет заданий, чтобы сломать надоевшую монотонность.

«Если чувствуешь, что устал, «продайся» на пару лет в георазведку. Заодно подтянешь квалификацию, — говорил он. — А если трусишь, сделай подобную программу для себя сам…»

«Подобная программа» означала подбор заданий по поиску преступников, скрывавшихся за пределами обитаемых миров. Многие из них имели статус «вождей» и «королей» на далеких планетах, и, чтобы взять их, приходилось применять все свои навыки. Изучать местные языки, прикидываться кузнецом, ткачом или странствующим музыкантом. Способность выполнять подобные задания определялась мастер-рейтингом.

Бекет был стар-мастер, а этот уровень давался только комиссией стар-мастеров.

Руммель пока едва дотягивал до рав-мастера — до Бекета ему оставалось три ступени, хотя разница в возрасте между ними была небольшая.

Бекет был сверхталантливым, другого объяснения никто не находил. Все остальные стар-мастера были значительно старше его и намеренно «заваливали» выскочку на аттестациях в течение трех лет, однако в конце концов были вынуждены сдаться.

Решив, что пора закрывать архив, Руммель стал собирать файл в папку, но в этот момент по рапид-связи пришло еще одно сообщение.

Руммель машинально открыл его и стал читать. Это было официальное сообщение из секретного отдела федеральной полиции. В нем сообщалось, что пиратский адмирал Бен Лоренц, за которым числился длинный список «подвигов», проводит операцию на планете Панкай. В составе его эскадры десантные корабли «Пифия» и «Ленокс». Были также указаны данные массоизмещения кораблей, цели и возможные пути следования после ограбления Панкая, но ничего этого Руммель уже не видел, ведь сам факт высадки эскадры на эту планету являлся для него прямой угрозой. Не для того он уничтожал спутники связи на ее орбите, чтобы теперь Бекет, если он уцелел, смог вернуться из небытия.

Руммель зашел в главную базу федеральной службы безопасности, нашел это сообщение в их списке и дополнил его информацией о том, что на борту «Пифии» и «Ленокса» находятся носители спор «черной кобры». Это заболевание не поддавалось лечению и еще несколько десятилетий назад выкашивало на планетах целые мегаполисы.

Подобная приписка означала, что где бы, на каком бы рубеже эти корабли ни были замечены, они подлежали немедленному уничтожению безо всяких переговоров. Все, что было связано с «черной коброй», находилось за пределами гуманности.

Сделав все необходимое для предотвращения возможного возвращения Бекета, Руммель перевел дух и выпил воды. Потом закрыл архив и отключил терминал, оставшись наедине со своими мыслями и светившим в окно ласковым летним солнцем.

Руммель вспомнил, когда увидел Анну в первый раз. Тогда тоже был летний вечер и так же благоухали цветы на клумбах. Он сел на скамью неподалеку от той, на которой сидела Анна, и наблюдал за ней, боясь, что сейчас подойдёт мужчина, которого она ждет, и они уйдут.

Но время шло, и никто за Анной не приходил, а Руммель сидел и ждал, не веря в возможность их знакомства.

Наконец он решился и подошёл.

Она улыбнулась, как будто ждала именно его, через пару дней Руммель снял для нее квартиру, а затем стал присматриваться к ювелирным витринам, выискивая для любимой самое лучшее кольцо, с которым не стыдно было сделать предложение.

Счастье Руммеля было так велико, что он не удержался и рассказал о нем старшему товарищу и советнику — Джеку Бекету. Руммеля не остановило даже то, что пару раз Бекет уводил у него девушек, которых Руммель считал своими. Но какие счеты между друзьями?

Двух самых близких своих людей Руммель познакомил в кафе-мороженом. Ослепленный чувствами, он не заметил, какими взглядами обменялись эти двое, а через день уехал на неделю — сидеть в засаде. Работу для него никто не отменял.

Поймав всех злодеев, на которых в тот раз охотился, Руммель вернулся в свой город и сразу помчался на квартиру, которую снимал для женщины своей мечты.

Открыв дверь своим ключом, он едва протиснулся в нее с огромным букетом роз, а в холле встал как вкопанный, поскольку из спальни доносились вздохи и стоны Анны.

Пистолет у Руммеля был с собой, однако он считал себя профессионалом и, стиснув зубы, пошел ставить букет в большую напольную вазу. Укоротив стебли и убрав лишние листья, Руммель перенес розы в холл и стал дожидаться окончания жаркой сцены.

Что испытал он за эти полчаса чужого любовного ралли, Руммель старался не вспоминать. Он чувствовал страшную боль и не видел ничего вокруг из-за застилавшей глаза ненависти.

Первой из спальни выпорхнула Анна — в коротком голубом халатике, который Руммель сам покупал ей. Никаких сцен и даже притворного смущения не было, казалось, Анна даже не сразу его заметила.

— Привет, Майк!.. М-м-м-м, какие цветы!

Она погрузила лицо в огромный букет, затем распрямилась и, поправив волосы, спросила:

— Чаю хочешь?

— Да, выпью с удовольствием, — ответил он.

— Иди на кухню, а я на минутку в душ…

Руммель отправился на кухню и сел за стол, словно гость. Он знал, где взять чайную заварку, знал, как включить электрочайник и где находятся сахар, конфеты и его любимое печенье, однако теперь он был здесь только гостем, к тому же явившимся в неурочное время.

Анна вернулась из душа свежей, пахнущей шампунем. Такая знакомая и такая чужая.

В халате Руммеля появился Бекет.

— Как съездил? — спросил он.

— Хорошо. Взяли всех, как и планировали.

— Класс, — произнёс Бекет, придвигая к себе чашку с чаем.

Позже Руммель возненавидел себя за эту минуту, ведь это «класс» из уст стар-мастера было для него лучшей из похвал.

«Только что в твоей спальне он имел твою женщину, Руммель! Достань пистолет и прострели ему башку!» — кричал, надрываясь, один внутренний голос.

«Бекет сказал «класс», Руммель! Ты и впрямь не так плох, тебе маячит переаттестация с повышением рейтинга!» — говорил другой голос, и он звучал куда громче, чем первый. Тем более, рассуждая трезво, Руммель понимал, что в противостоянии со стар-мастером ему не помог бы даже пистолет. Бекет был сильнее, поэтому он и забрал его женщину.

— Ну, мне пора, — сказал тогда Руммель и поднялся, чтобы идти. И никто не стал его удерживать.

Анна упорхнула в спальню, и они с Бекетом остались в кухне вдвоем.

— Оставь, пожалуйста, ключ, Майк, — сказал тот.

— Да, разумеется.

Руммель стал суетливо искать в карманах ключ, но потом взял себя в руки.

— Отличный чай, да и погода сегодня хорошая, — сказал он, направляясь к выходу.

— Ты вот что… — Бекет поднялся и догнал Руммеля у двери. — Я должен оплатить твои счета за эту квартиру.

— Да, получается, что должен, — согласился Руммель. — Но знаешь, Джек, брать у тебя деньги мне как-то неловко. Давай будем считать, что я тебя просто угостил…

И, не дожидаясь ответа, Руммель ушел.

Эти последние, обидные для Бекета слова он произнёс не очень громко, но почему-то ему показалось, что Анна их слышала.

«Полагаю, он рассказал ей и о своем острове, и домике на нем, а также о подстриженном газоне, за которым каждый день ухаживает седой садовник», — думал тогда Руммель, спускаясь по лестнице. Как-то раз он даже спросил Бекета, зачем тому эти сказки про остров и домик.

«Неужели тебе не хватает твоего обаяния, Джек, ведь с тобой любая пойдет?»

«Это совсем другое, Майк. У меня есть мечта, и иногда я делюсь ею с какой-нибудь красоткой. Чтобы чувствовать себя человеком, мало иметь крепкие мускулы и без промаха стрелять по всяким мерзавцам. Нужна мечта, Майк, и она у меня есть».

«Но ведь ты обманываешь их, Джек. Много ли чести в том, чтобы провести этих глупышек?»

«А я не их обманываю, Майк, — сказал тогда Бекет. — Я обманываю себя…»

Глава 75

Разоружить всю команду «Ленокса» и выгнать ее наружу для Бекета и Тревиса не составило труда. В лагере было дымно, но юго-восточный ветер уносил дым в сторону, и это позволяло Бекету осмотреть поле боя.

Распуганные залпами корабельных башен, кавалеристы понемногу приходили в себя и возвращались к лошадям, те же, кто в бою остался безлошадным, выбирались из укрытий, не веря, что остались целы.

Бекет с удовлетворением отметил, что количество вооруженных автоматами гвардейцев значительно превышало количество тех, кому он выдал оружие лично. Солдаты всегда быстро учились, Бекет знал это по опыту.

Стрелков противника нигде видно не было, не считая небольшой группы пленных и нескольких оставшихся на снегу тел. Подбитый ракетой танк разгорался все сильнее, и Бекет опасался, что его боезапас взорвется.

— Эй, Григ, что нам делать дальше? — спросил один из сержантов, прибывший в лагерь верхом.

— Примите под охрану команду вот этой колесницы, а я должен поговорить с прелатом, — ответил Бекет и, заметив Гудрофа с Илкнером, поспешил им навстречу.

— Господин прелат! Господин прелат, ваша дочь находится на большой колеснице! — крикнул Бекет издалека, но тщетно, треск горящей техники и гомон возбужденных боем гвардейцев не позволил Гудрофу услышать его.

Наконец прелат увидел бегущего к нему Бекета и направил лошадь в его сторону.

— Ваша дочь находится в этой большой колеснице! — повторил Бекет. — Пленников содержат в ее кормовой части!

— Но как мы попадем туда, мэйджор? — спросил Гудроф, спускаясь на землю.

— Нам придётся брать его штурмом через тот пролом… — Бекет кивнул в сторону вышибленных залпом ворот.

— А как быть с теми, которые отправились к селению? — спросил Илкнер, осаживая разгоряченного жеребца.

— Они вернутся не скоро, господин прелат. К тому времени мы захватим здесь все, и им останется только сдаться.

Илкнер кивнул. Слову этого человека он верил.

— Я сам пойду выручать свое дитя! — объявил Гудроф, но Бекет с ним не согласился.

— Не стоит этого делать, господин прелат, на корабле узкие проходы, и у вас не будет возможности проявить себя. Позвольте, я сам займусь этим, а ваши гвардейцы мне в этом помогут.

— И мои гвардейцы тоже! Я настаиваю! — заявил Илкнер.

— Разумеется, господин прелат, — согласился Бекет. — Извольте отобрать десяток самых лучших.

Илкнер развернул жеребца и погнал его к группе кавалеристов в синих мундирах, торопясь отобрать лучших.

— В незнакомой обстановке вы можете пропасть ни за грош, господин прелат, — продолжал Бекет, видя, что Гудроф еще не отказался от замысла участвовать в штурме лично.

— Ну что же, я доверяю тебе, мэйджор, — произнёс прелат, глядя на горящие по всему лагерю железные чудовища. — Твой план был дерзок, но то, что я вижу… Одним словом, я возлагаю на тебя штурм этой колесницы.

Появился Тревис.

— Рад видеть вас в полном здравии, ваша светлость! А что это за кровь на вашем лице?

— Пустяки, Тревис, царапина! Я здесь, и это главное.

— Но, ваша светлость, что делали эти бездельники, если…

— Их нет больше, Тревис, но они до конца выполняли свой долг, поверь мне. Твои люди были на высоте до последнего момента… А теперь, прошу тебя, составь мэйджору компанию, вы должны вызволить мою дочь.

Глава 76

Бой с командой и пехотинцами «Пифии» был скоротечен. Даже отделение Чикера не смогло ничего противопоставить гвардейцам Гудрофа и Илкнера, имевшим огромный опыт рукопашных схваток в тесных коридорах замков. Пиратов не спасали даже скафандры, поскольку теперь у атакующих имелись автоматы, дырявившие броню с первого выстрела.

Тревиса было не удержать, он шел в первых рядах, в то время как Бекет благоразумно держался позади атакующей группы, деловито осматривая пропущенные ими помещения и выволакивая оттуда затаившихся членов команды.

— Механик? — спрашивал он очередного пленника, замечая нашивки.

— Так точно, сэр! Специалист второго класса Бьорн Ериксон!

— Держись позади меня, Бьорн. Механики мне еще пригодятся.

Примерно посередине главной галереи корабля сопротивление было сломлено окончательно, и Бекет приказал гвардейцам никого без нужды не резать, поскольку среди пленных могло оказаться много ценных «ремесленных людей».

Слова «специалист» в ансольтском языке отсутствовало.

На захват капитана корабля Бекет отправил группу во главе с многоопытным Тревисом, а сам при поддержке двух десятков бойцов и с «хвостом» из четырех механиков и одного электрика двинулся в кормовой отсек, чтобы освободить находившихся там пленниц.

Охрана сопротивления не оказала, демонстративно бросая оружие и поднимая руки, а вот гвардейцы при виде красавиц разгорячились не на шутку и стали спрашивать Бекета, имеют ли право на добычу. Но тот пояснил, что девицы местные, а стало быть, добычей не являются, чем немало разочаровал победителей.

— Где юная девица из благородных? — спросил Бекет у бритого наголо охранника.

— В отдельной каюте, господин майор! — ответил тот, заметив золотой ромб на фуражке Бекета.

— Веди меня к ней.

Следом за бритым Бекет поднялся по винтовой лестнице и оказался перед узкой дверцей в каюту с особо ценной пленницей.

— Открывай, — приказал Бекет, и охранник приложил к замку магнитный ключ. Щелкнула подача, и Бекет вошёл в каюту.

Амалия сидела за небольшим столиком и, используя порванную на клочки разноцветную бумагу, выкладывала на нем какое-то изображение.

У нее выходили горы, водопад и что-то еще, но более всего Бекета привлекло лицо самой девушки. Странно, что раньше он не обращал на нее внимания.

«Хороша, очень хороша… Неспроста ее держали в отдельной каюте».

— Ваша светлость, вы свободны. Следуйте за мной, я выведу вас к вашему батюшке.

Амалия поднялась со стула и посмотрела на Бекета широко раскрытыми от удивления глазами. Она хотела ему что-то сказать, но успела прошептать только слово «ирвас» и тут же свалилась в обморок.

Бекет едва успел подхватить Амалию, иначе бы она расшиблась. Придерживая ее одной рукой, он проверил у девушки пульс, а потом вынес на руках в коридор, наводненный все прибывающими гвардейцами.

— Что с интрессой, ваше благородие? — заволновались они.

— Она в порядке, но нужно поскорее доставить ее на свежий воздух, — пояснил Бекет, думая об удивительном совпадении — пять лет назад слово «ирвас» было его позывным в одной нелегкой операции.

— Дорогу, ее светлости нужен воздух! Дорогу! — стали кричать гвардейцы, образуя коридор к главному выходу, но Бекет приказал пленному матросу открыть кормовые ворота, и, пока тот возился с запором, Амалия пришла в себя.

— Как вы себя чувствуете, ваша светлость? Можете идти? — спросил Бекет.

— Нет… Я еще слаба, — пожаловалась она и обвила его шею руками.

— Вашей светлости лучше попытаться идти самой, там снаружи ваш батюшка и прелат Илкнер, — настойчиво попросил Бекет.

— Ну хорошо, отпустите меня, — произнесла она, понизив голос, и, оказавшись на ногах, твердым шагом вышла через ворота.

Бекет следовал в шаге позади нее, опасаясь, что интресса может поскользнуться на металлическом трапе. «Ну что тут скажешь? Интресса, почти королева», — мысленно комментировал он.

По лагерю бегали гвардейцы, унося раненых и собирая убитых. Снег был окрашен пятнами крови, чадили изуродованные бронированные чудовища, а она вела себя так, будто тут и удивляться нечему.

— Дитя мое, Амалия! — воскликнул Гудроф и бросился навстречу дочери. Она приняла его объятия спокойно, как будто совсем недавно ее честь и свобода не висели на волоске.

— Я рада видеть вас, батюшка. Я знала, что вы меня не бросите.

Амалия чмокнула отца в щеку, и он посторонился, чтобы представить ей прелата Илкнера.

— Посмотри, дорогая, это наш сосед прелат Илкнер, очень достойный человек. Мы вместе атаковали захватчиков и, как видишь, преуспели…

— Для меня было большой честью участвовать в кампании против разбойников вместе с вашим отцом, интресса Амалия, — произнёс Илкнер и склонил голову. — Разрешите представить вам моего сына Сборстьена…

Илкнер посторонился, и его гвардейцы вынесли носилки с раненым Сборстьеном. Он был бледен, однако перед прекрасной интрессой держался молодцом.

— Ваша светлость… я старался как мог… чтобы… — Говорить Сборстьену было тяжело, Амалия видела, что из-под кирасы торчат пропитанные кровью бинты.

Она подошла ближе, положила ладонь на лоб лейтрейта Илкнера и, улыбнувшись, сказала:

— Я благодарна за ваше участие в моей судьбе, лейтрейт. Надеюсь, мы увидимся, как только вы исцелитесь от ран.

И, бросив быстрый взгляд на стоявшего в стороне Бекета, она нагнулась и поцеловала Сборстьена в щеку.

У прелата Илкнера от этой сцены побежали слезы, и он замахал руками, чтобы солдаты скорее уносили наследника в шатер к лекарям.

— Я хочу поскорее оказаться дома, батюшка, — сказала Амалия, когда носилки унесли.

— Конечно, дитя мое. Тебе дадут меховых спорат, и ты поедешь верхом, если не хочешь ждать кареты…

— Обойдусь без кареты.

Амалия снова покосилась на Бекета и спросила:

— А кто этот человек, батюшка, что-то я его не припоминаю?

— Это наш неожиданный клад, дитя мое! — На лице прелата Гудрофа расцвела улыбка. — Представь себе, это тот самый Молчун, который впоследствии стал моим гвардейцем, а теперь, волею небесных океанов, превратился в мэйджора Бекета. — Прелат приблизил лицо к уху дочери и, перейдя на шепот, добавил: — Представь себе, он оказался большим человеком. Там, откуда прилетели эти разбойники, он выполняет роль имперского судьи и может казнить или миловать.

— Откуда вы это узнали, батюшка? — также шепотом поинтересовалась Амалия, поглядывая на Бекета через плечо Гудрофа. — Неужели поверили россказням этого раба?

— Я кое-что скрыл от тебя, дитя мое, в деревне у меня была спрятана летающая колесница, порядком поврежденная при падении. Так вот, именно на этой колеснице и прилетел сюда этот мэйджор. К сожалению, он оказался сильно покалечен и позже превратился в душевнобольного, однако после пробуждения от долгого недуга стал тем, кем был прежде.

— А что это за странная шляпа на нем? И эти штаны, куда даже руки помещаются?

Амалия негромко хихикнула.

— Это его мундир, а шляпою он очень дорожит и не променял ее в мороз на теплую войлочную. Видимо, она много для него значит.

— Скорее этот странный медальон на ней, — заметила Амалия, потеряв охоту к злым насмешкам. — Как там матушка и братцы? Все ли с ними хорошо?

— Все хорошо, хвала небесным океанам. Но наш замок сильно пострадал, поэтому тебе придётся пожить в других комнатах.

— Ничего страшного, это ненадолго…

— Что? — не понял прелат.

— Я хочу сказать, что мы быстро починим замок и вернемся в привычные комнаты, правильно?

— Конечно, дитя мое. Теперь, когда могущественный враг разбит…

— Какие у него планы? — перебила прелата Амалия.

— Что?

— Какие планы у этого мэйджора? Он собирается вернуться в свой мир?

— Ах, вот ты о чем… — Прелат покосился на Бекета. — Да, полагаю, он скоро оставит нас, хотя мы об этом с ним не говорили. Но это вполне очевидно.

— Я тоже так думаю, — сказала Амалия, а затем нарочито громко объявила: — А сейчас я отправлюсь домой! Мне здесь порядком надоело!

Глава 77

Отъезд своенравной интрессы развязал Бекету руки.

— Тревис, присмотри за этими двумя пленниками — они должны принести очень сильное оружие.

— Как оно выглядит?

— Как широкие трубы!

— Ты хочешь держать оборону на случай, если вернутся те, кто пошел в деревню?

— Правильно, давай действуй. — И, обращаясь к двум пленным матросам, добавил: — Пойдете с этим аборигеном и ведите себя учтиво, поскольку на крейси он не говорит, а меч свой пускает в ход без предупреждения. Все ясно?

— Ясно, ваш благородие! — ответили матросы, опасливо косясь на Тревиса.

— Тогда вперед.

Матросы, Тревис и с ним четверо гвардейцев исчезли в кормовых воротах «Пифии», а Бекет приступил к сортировке пленных.

Перед ним были построены почти все, кто оказался захвачен в плен на территории лагеря и внутри кораблей. Набралось их более шести десятков, и стояли пленные под охраной смешанной команды гвардейцев обоих прелатов.

Броневики и танк уже догорели, и вновь начавшийся снегопад понемногу скрывал неубранные тела и кровавые потеки, чужих гвардейцы не подбирали.

— Итак, мне нужны механики! — объявил Бекет. — А если уцелел инженер эскадры, это было бы совсем хорошо.

Один из пленников робко поднял руку, косясь на стоявшего в конце шеренги плененного командира эскадры.

— Ты инженер?

— Так точно, сэр, — ответил человек с синяком под глазом и рассеченной бровью. — Инженер второго класса Брауншвиц, сэр!

— Хорошо, Брауншвиц. Сколько в наличии механиков?

— Не могу знать, сэр…

— Хорошо, я помогу. Механики, шаг вперед!

Из строя шагнули девять человек.

— Инженер Брауншвиц, посмотрите, те ли это люди, за кого себя выдают?

Инженер вышел из строя и, посмотрев на тех, кто вышел, кивнул:

— Да, сэр, эти люди входят в подразделение технического обеспечения.

— Очень хорошо, инженер. Тут на квадратах я заметил пару «маскотов» в удовлетворительном состоянии. Мне бы хотелось, чтобы один из них смог взлететь через трое суток. Такое возможно?

— До штурма лагеря такое было возможно, сэр, но теперь нужен дополнительный осмотр.

— Хорошо, Брауншвиц, приступайте немедленно. Сколько вам для этого нужно человек?

— Трое, сэр.

— Забирайте их и приступайте к работе.

— Слушаюсь, сэр!

— Ты, ты и вот ты, пойдете с ними, — назначил Бекет охранников для инженера, выбирая солдат Гудрофа. Он уже предвидел склоку прелатов за трофеи, поэтому заранее выстраивал преимущество Гудрофа.

Между тем оба прелата все еще оставались в лагере и прогуливались по его территории, ведя ничего не значащие разговоры об ожидаемом в будущем году урожае и погоде на ближайшие месяцы.

Еще недавно воевавшие и затем успешно замирившиеся и даже обменявшиеся землями, они снова были готовы вступить в войну за трофеи, которые, вне всяких сомнений, могли продвинуть их до императорских высот. Мысленно с помощью могучей силы летающих колесниц каждый из них уже повергал в бегство войска соседей и самого императора, но до поры они обменивались улыбками и вели пустячные разговоры.

«Обычное дело», — подумал Бекет, наблюдая за прелатами. На его памяти такое случалось неоднократно. Получив оружие развитых миров, цивилизации категории «Б» начинали властный передел, ввергая страны и целые планеты в долгую братоубийственную войну, и изменить это было невозможно ничем, кроме превентивного удара бомбардировочных дивизий военно-космических сил.

Увы, к подобным услугам Бекет прибегал неоднократно. Не избежать этого было и в этот раз. Но сначала ему требовалось убраться с планеты, а затем, вне всякого сомнения, следовало навести бомбардировщики для уничтожения лагеря и всего того, что могло напоминать о более высоком, чем на этой планете, военно-техническом уровне.

Да, хотелось бы, чтобы в момент удара здесь не было прелата Гудрофа, прекрасной Амалии и забавного парня Тревиса, но даже если они тут будут… бомбардировщики обязаны выполнить поставленную задачу.

Никаких пушек, пулеметов, гранат и бронетранспортеров. Только телеги, арбалеты, мечи и надежные доспехи.

После нескольких дней неволи на свежий воздух стали выходить прекрасные пленницы, отобранные пиратами с особой тщательностью. Это были жемчужины местных сел и деревень, черноглазые и кареглазые брюнетки, а также немногочисленные красавицы с севера — голубоглазые красотки с непропорционально развитой грудью. В этих краях они считались самыми лучшими женами — верными и работящими.

На мгновение Бекет и сам залюбовался этим зрелищем, равнодушным к которому не мог оставаться никто. Поняв, что самое плохое осталось позади, освобожденные девицы и молодки хихикали, обменивались с солдатами солеными шутками и взаимными комплиментами.

— Итак, дамы, сможете ли вы добраться до дому сами? — спросил Бекет.

— Если проводишь нас, красавчик!

— Сможем, только подмерзнем малость! Тебе нас не жалко?

Оставшись без охраны, красотки осмелели. Бекет услышал в свой адрес множество пожеланий и не сдержал улыбки. Особенно дерзкими были молодки, получившие краткий отдых от семейных обязанностей.

Проблему бывших пленниц Бекету удалось решить раздачей аварийных пленочных одеял. После этого женщины наконец убрались из лагеря, к большому облегчению Бекета. Впервые оказавшись в такой ситуации, он и не предполагал, что собранные в толпу красавицы ведут себя так же, как и солдаты, долгое время просидевшие в казарме.

Глава 78

С первого дня после захвата лагеря началось дежурство свежеподготовленных Бекетом гранатометчиков. Для обучения сгодились те же арбалетчики, которые на лету схватывали все объяснения. Подбитый танк Бекет использовал как учебную мишень, и за те пару часов, что велась стрелковая подготовка, его превратили в бесформенный кусок железа.

Гвардейцы были поражены той мощью, которая теперь была в их руках. Глаза солдат горели, им не терпелось испробовать это оружие в настоящем бою, однако Бекет понимал, что не подкрепленного опытом нового умения недостаточно, чтобы противостоять оставшимся у противника «куксдогу» и «миркаре». Впрочем, перекладывать оборону на плечи одних только новичков Бекет не собирался и велел будить его по ночам по любому поводу.

А угроза пиратского реванша оставалась. За первый день после захвата лагеря отряд пиратов дважды выходил на связь, надеясь, что ситуация в лагере переменится, но всякий раз к микрофону вызывали Бекета, и он, уже зная имя бригадира отряда, настоятельно рекомендовал ему сдаться.

«Да кто ты такой?» — крикнул тот ему в первый раз, на что Бекет ответил, что представляет федеральную службу безопасности. Это так поразило беднягу, что он надолго ушел из эфира.

Для того чтобы ночь прошла спокойно, Бекету пришлось настраивать радар «Пифии» так, чтобы он мог обнаруживать наземные цели. Получилось не очень хорошо, но все же лучше, чем совсем ничего.

Первыми дежурными у радара были назначены Тревис и еще двое гвардейцев Гудрофа. Бекет объяснил им, как должна выглядеть метка нарушителя, и для наглядности включал звук зуммера, которым радар предупреждал о появлении цели.

— Если он так запоет, сразу зовите меня. Понятно?

— Чего же тут не понять, Григ? Это как орешки щелкать! — хвастливо заявил Тревис. Покатавшись в кабине «куксдога», научившись стрелять из автомата и гранатомета, он уже чувствовал себя равным императорскому генералу.

Двое других гвардейцев вели себя на радарном посту более скованно. Они сурово косились на мигающие индикаторы и на всякий случай держали мечи поближе к себе.

До темноты Бекет трижды наведывался к чинившим «маскот» механикам. Дело у них шло быстро, запчастей хватало, и на другой день инженер обещал завести двигатели.

— Ну-ну, работайте, — говорил Бекет и уходил.

Жизнь в захваченном лагере постепенно налаживалась, посреди лагеря на костре гвардейцы готовили себе еду, а для пленных, содержавшихся теперь в помещениях для «товара», горячую еду готовил корабельный кок.

Глава 79

Первая ночь на новом месте прошла относительно спокойно. Нападений не последовало, однако Бекет просыпался четыре раза, чтобы навестить радарный расчет и проверить караульную службу, которую несли гвардейцы Гудрофа и Илкнера. Они разделили смены поровну и стояли на часах в то время, как их прелаты отправились ночевать в замок Гудроф.

Костер посреди лагеря продолжал гореть, хотя для отдыхающей смены Бекет выделил гвардейцам несколько просторных помещений на борту «Ленокса». Некоторые гвардейцы отдыхали там, но еще человек десять предпочли ночевать у костра, завернувшись в плащи и овчинные накидки. Так им было привычнее.

Несмотря на прерывистый сон, утром Бекет почувствовал себя отдохнувшим, а когда вышел на трап «Пифии», не удержался от улыбки, увидев стоявших вдоль борта «Ленокса» лошадей, привязанных к наспех сооруженной коновязи.

Проверив посты и посетив радарную, Бекет убедился, что служба идет без нарушений.

Прибежал гвардеец и доложил, что механики уже встали.

— Пусть позавтракают и выходят на работу.

— Да, сэр! — козырнул гвардеец и помчался по галерее, но потом вдруг остановился.

— Сэр, но они же не понимают по-ансольтски, как я им скажу, чтобы шли завтракать?

— Ну, братец, покажи жестом. Тут языков знать не надо.

— Конечно, сэр. Извините!

Вскоре механики вышли на работу и принялись чистить нападавший возле «маскотов» снег. Бекет постоял еще немного и вернулся в каюту командира эскадры, чтобы принять горячий душ и побриться настоящими лезвиями.

Впрочем, расслабиться по-настоящему майору не удавалось, даже в душевой комнате при нем был пистолет-пулемет, а за дверью у стены — две гранатометные тубы.

Если бы за ним прибежал курьер, Бекет был готов немедленно приступить к обороне, однако противник оказался терпелив. Бекет вымылся, побрился и позаимствовал пару чистого белья из запасов главного пирата.

Чистый и довольный собой, с гранатометной тубой на плече, он отправился на камбуз и разогрел в печке пару самостоятельно приготовленных бутербродов.

Засуетившийся было кок пытался предложить ему свои услуги и накормить «ваше превосходительство» по первому разряду, однако Бекет никому не доверял и обошелся собственным умением.

Еще не доев бутерброды, он услышал, как его вызывают по громкой связи напуганные гвардейцы — динамик в главной галерее требовал «господина офицера». Бекет поспешил в радарную и почти не удивился, обнаружив на экране радиостанции строку со знакомой частотой. Это был бригадир Чумаченко.

— Слушаю вас, — сказал Бекет, садясь рядом с дежурным гвардейцем.

— Сэр, мы тут подумали…

— Топливо кончается, а на улице холодно, — продолжил за него Бекет.

— Да, вы правы, но учтите, что при желании мы могли бы вас смять, ведь вы, насколько я понял, сожгли два «куксдога» и «миркару», правильно?

«Они еще не знают, что уничтожены все три робота и обороняться нам совершенно нечем», — подумал Бекет, однако вслух сказал другое:

— Послушайте, Чумаченко, у меня имеется два десятка гранатометчиков, и стоит вам выйти на открытое место — они расплавят вас первым же залпом. А через пару часов я смогу поднять «маскот», найти вас и расстрелять ракетами с безопасного расстояния.

— У вас есть пилоты, сэр?

— Я сам пилот.

Последовала пауза, после которой Чумаченко заговорил другим тоном:

— Собственно, сэр, мы решили сдаться. Но я хотел бы узнать о судьбе наших товарищей — они живы?

— Те, кто выжил во время штурма, сидят в клетках, на месте красоток, и получают горячую пищу. Ваш кок на свободе и старается ради своего экипажа. Ваша ближайшая перспектива — работа на нового хозяина, местного князя. Ничего для вас нового, не так ли?

— Так точно, сэр! — обрадованно ответил Чумаченко.

— Вот и прекрасно. Выбирайтесь из леса, за две сотни метров до границы лагеря остановитесь, покиньте машины и дальше пешком. Вот и весь план. Обещаю сразу же отправить вас в теплую клетку к вашим товарищам и выдать пропущенный завтрак.

— Спасибо, сэр! Мы идем!

Несмотря на вполне однозначный настрой Чумаченко, Бекету пришлось понервничать еще минут сорок, пока наблюдатели не доложили, что колонна вышла из леса. К этому времени все гранатометчики были уже на позициях, готовые отразить внезапную атаку, однако группа Чумаченко планов не изменила. На обговоренной дистанции они остановили технику, бросили оружие на дороге и двинулись к лагерю с поднятыми руками.

Как и было обещано, они тут же оказались в клетке с остальными пленниками и вскоре получили свой завтрак, а Бекет, несмотря на большое количество помощников, был вынужден лично перегонять сданную технику, всякий раз возвращаясь к месту сдачи на лошади в сопровождении гвардейца.

Глава 80

Вскоре после сдачи в плен последних пиратов в лагерь прибыли прелаты Гудроф и Илкнер.

Теперь они не выглядели такими подозрительными, как накануне, из чего можно было сделать вывод, что о разделе трофеев прелаты договорились.

Они сошли с лошадей и впервые совершили экскурсию, сначала по одному, потом по другому кораблю. Оба были сильно поражены увиденным, в то время как рядовые гвардейцы, уже пообвыкшиеся в лагере, воспринимали окружающую обстановку куда спокойнее.

Бекета прелаты расспросами не донимали и, как ему показалось, лишь ждали, когда он уберется восвояси и перестанет им мешать. Впрочем, майора это вполне устраивало.

После обеда, как и обещал инженер, механикам удалось запустить двигатели, и они работали довольно ровно. К вечеру инженер надеялся закончить ремонт системы управления, а утром следующего дня — опробовать машину в воздухе.

Уже начинало смеркаться, когда на смену уехавшим прелатам в сопровождении охраны прибыла интресса Амалия.

— Соскучилась по своей тюрьме, что ли? — вслух произнёс Бекет и, оставив работавших механиков, пошел навстречу новым гостям.

— Добрый вечер, ваша светлость! — поприветствовал он интрессу.

— Здравствуй, мэйджор, — ответила она, кутаясь в горностаевую накидку.

— Никак не ожидал увидеть вас здесь, ведь это место вашей неволи.

Полдюжины телохранителей встали стеной позади Амалии и угрюмо уставились на Бекета, но она сделала ладошкой нетерпеливый жест, и они отодвинулись.

— Ой! — воскликнула Амалия, будто бы поскользнувшись, и Бекет успел подхватить ее за талию. — Благодарю, мэйджор… Здесь так скользко…

Она решительно убрала его руку, но тут же оперлась на его локоть.

— Ваш батюшка уже уехал, ваша светлость.

— Я знаю. Я видела его с прелатом Илкнером. Давайте пройдемся по лагерю, мэйджор, мне интересно, что здесь и как…

— Конечно, ваша светлость, — учтиво ответил Бекет, и они двинулись к посадочным квадратам, где при искусственном освещении вовсю кипела работа и возле «маскота» росла гора побитых осколками деталей корпуса.

— У вас здесь так весело, а в замке — скукотища. Батюшка затеял ремонт, и это теперь надолго. Известь, пыль — бр! Не переношу все это.

— Вот уж не думал, что вашей светлости захочется вернуться на место заточения.

— А я на разбойников не в обиде. Вот разве что в железную коробку меня заталкивали весьма грубо, а здесь обращались вполне приветливо. Мне не в чем их упрекнуть.

Амалия остановилась и посмотрела на Бекета в упор.

— И потом, я же должна была совершить этот визит, чтобы поблагодарить того, кто первым зашел в мое узилище и спас меня.

Амалия стянула перчатку и теплой ладошкой провела по щеке Бекета.

— Ты так хорошо выбрит…

— Это… Это хорошие лезвия… ваша светлость, — ответил Бекет, чувствуя, как сильно колотится его сердце.

— Наверное, я тебе здесь мешаю, но я скоро уеду, мэйджор…

Бекету показалось, что он растворяется в глазах интрессы. Разгоряченное воображение нарисовало уютную обстановку каюты, широкую кровать, душевую с горячей водой и яркую белизну женского тела…

— Амалия… — хрипло произнёс Бекет.

— Нужно говорить «ваша светлость», — холодно заметила она и, отпустив локоть Бекета, самостоятельно направилась к костру. Она была довольна тем, какое впечатление произвела на мэйджора, все шло по ее плану.

При виде интрессы сидевшие у костра солдаты быстро поднялись, но она не стала им мешать и вернулась к ожидавшим ее телохранителям.

— Я навещу вас завтра, мэйджор, мне будет интересно посмотреть, как вы тут все почините! — сказала интресса, кивая на силуэты «маскотов».

— Конечно, ваша светлость, приезжайте, — ответил Бекет, учтиво кланяясь.

Амалия легко запрыгнула в седло, чем слегка удивила Бекета, охранники тотчас последовали ее примеру, и вскоре вся кавалькада понеслась прочь, растворяясь в темноте на заснеженной дороге.

«При ней всего двенадцать солдат, — забеспокоился Бекет, — не маловато ли для этих краев и этого времени суток? И сколько ей лет? Наверное, нет и восемнадцати. Она знает, что красива, производит впечатление на мужчин, и пользуется этим…»

Улыбаясь, Бекет направился к костру, вид языков пламени успокаивал его.

Гвардейцы поначалу были смущены его присутствием, но, поскольку Бекет вел себя тихо, осмелели и стали дальше обсуждать свои солдатские проблемы.

Мимо прошла команда механиков, на сегодня они свою работу выполнили. Перекликаясь с часовыми, погонщики завели в лагерь четверо саней, привезших довольствие полутора сотням солдат смешанного гарнизона.

Бекет предлагал Гудрофу использовать запасы сухих пайков, имевшихся в хранилищах «Пифии», но после осмотра «пищи разбойников» Гудроф признал ее несъедобной, решив снабжать гвардейцев, как и прежде.

Бекет с ним не спорил. Он и сам недолюбливал стандартные пайки и пользовался ими только в крайнем случае.

Глава 81

Прелат Гудроф дважды обошёл разрушенное подворье, где вовсю кипели восстановительные работы. Солдаты, крестьяне, вызванные из города мастеровые — все трудились здесь второй день, заново отстраивая дворовые постройки.

Прелат решил сначала закончить с подворьем, а уже потом браться за стены замка, ведь, в отличие от слуг и солдат, у его семьи хватало комнат, где можно было жить, не боясь замерзнуть.

Многие из залов, стоявшие без применения долгие годы, теперь снова открывались и проветривались. Со старинной мебели и картин снимались чехлы, вешались шторы и гобелены. От треска молодого огня пробуждались к жизни почищенные камины, и в эти минуты Гудроф ненадолго возвращался во времена своего детства.

— Базелс, где интресса Амалия? Почему я не вижу ее? — спросил прелат, спускаясь на первый этаж. Новый распорядитель был нанят им совсем недавно, но, проведя в замке всего пару дней, успешно справлялся со своей работой.

— Интресса поехала прогуляться по снежным дорогам — так она сказала. Но вашей светлости не стоит беспокоиться, с ней поехали двенадцать ее охранников.

— Ах, непоседа! — воскликнул прелат, всплеснув руками. — Еще вчера она сидела в узилище, а уже сегодня скачет как ни в чем не бывало!

Из холла вышла леди Бровн, за ней малыш Марк-Реджинальд и наследник Гудрофа — двенадцатилетний Эрнст.

— Я уверена, что она не задержится, ведь скоро начнет темнеть, — сказала леди Бровн.

— Да, дорогая, а мы подождем ее у камина. Заодно послушаем поэму Дарнеля в исполнении Эрнста. Кажется, он зубрил ее с учителем на прошлой неделе.

— Но, батюшка, какая может быть поэма, если идет война?! — Эрнст скривил лицо и стал еще больше похож на свою мать.

— Ты не выучил урока?

— Легвос, мы ведь прятались в подвале. И учитель Лугар в том числе, о каких уроках ты говоришь? — вступилась за сына леди Бровн.

— Наследник прелата, будущий прелат и верный слуга императора не может прикрываться какими-то пустячными отговорками, — строго произнёс Гудроф. — Но если ты не выучил поэму на память, возможно, не сочтешь за труд почитать нам ее с листа?

— Да, батюшка, простите, — выдавил из себя Эрнст. В свои двенадцать лет он обожал лошадей, много ездил верхом и мог управлять сворой охотничьих псов. Однако грамота ему давалась тяжело.

— Батюшка, я могу прочитать вам сказку Рюнеля на штрийском языке, — предложил умница Марк-Реджинальд. Ему недавно исполнилось семь, но учителя были им очень довольны.

«Вот бы кому стать прелатом», — часто думал Гудроф, узнавая в Марке-Реджинальде себя в детстве. А вот у Эрнста на лбу было написано «полковник-кавалерист».

После недолгих препирательств семейство прелата не в полном составе переместилось в холл — ближе к камину. Эрнст, запинаясь, принялся читать сочинение Дарнеля, скучавший Марк-Реджинальд зевал, а леди Бровн кивала и кивала, теребя крючком рукоделие.

Уже стемнело, когда Гудроф прервал мучения Эрнста и позволил младшему сыну порадовать родителей знанием штрийского языка. Посреди сказки в припорошенной снегом накидке в холле появилась Амалия.

— Ой, сестрица! — воскликнул Марк-Реджинальд и побежал ей навстречу.

— Ну почему ты заставляешь нас беспокоиться, дитя мое? — спросила леди Бровн, не отрываясь от рукоделия.

— А она, наверно, влюбилась и носилась по снегам в поисках своего жеребца! — воскликнул вдруг Эрнст и заржал, как самый настоящий кавалерийский полковник.

«Природу не обманешь», — подумал прелат и отправил спать всех, кроме Амалии.

— Где ты была? — спросил он, когда Амалия сбросила накидку на руки слуги.

— Я просто скакала, пока не наткнулась на лагерь… — сообщила интресса и, подойдя к камину, протянула к огню озябшие руки.

Она знала, что отец на нее долго сердиться не может, и избегала объяснений, ожидая, пока прелат смягчится.

Смягчился он быстро. Амалия была его любимицей, хотя и унаследовала нелегкий нрав прадеда по отцовской линии, генерала Вальмера. Тот спорил даже с самим императором, за что дважды отправлялся в ссылку, но затем его возвращали. В те времена приморские кочевники были очень сильны, и без хороших полководцев императору было не обойтись. А Вальмер был хорошим полководцем.

— Кругом неспокойно, а с тобой всего горстка солдат. Бери хотя бы больше охраны, раз тебе хочется совершать необъяснимые поступки… — сказал Гудроф, садясь в кресло.

— Мои поступки объяснимы, батюшка. Я хотела увидеть все другими глазами, и оказалось, что там много интересного.

— Что же там интересного? Это поле боя, дитя мое, там люди убивали друг друга без жалости и даже… сжигали в этих железных коробках. Что может быть ужаснее?

— Но ты же не боялся бывать там? Ты и прелат Илкнер. — Амалия улыбнулась. — Он забавный старик. Уверен, что я мечтаю о браке с его сыном Сборстьеном. Вчера в столовой рассказывал мне о древности их рода.

— В этом нет ничего удивительного. Скажу тебе честно, если бы вы со Сборстьеном поженились…

— Ну, батюшка, оставьте эти разговоры!

Амалия отошла от камина и села в кресло возле столика, куда кухонные слуги обычно подавали разогретые соусы и мясо, ведь к тому времени, когда они с отцом принимались за поздние трапезы, главный повар уже спал — ему предстоял ранний подъем, поэтому приходилось довольствоваться тем, что оставалось от ужина.

— Я еще слишком молода, чтобы думать о замужестве. К тому же этот ваш Сборстьен ранен и проведет под присмотром лекарей не меньше года. Между тем прелат Илкнер уверял меня, что их род происходит от первых руммидов — Эйваза Кронфида и Лорнака Золотое Перо.

Прелат Гудроф засмеялся.

— Тут наш сосед немного преувеличил. Думаю, еще двести лет назад его предки таскали из моря сети, но так начинали многие известные роды.

— А Гудрофы?

— Гудрофы? — Прелат пожал плечами. — Скорее всего, наш род пошел от проявившего героизм сержанта или керована, как назывался этот чин в армии две сотни лет назад. Его поступок заметили, повысили в должности, и к своей отставке он уже занимал младший офицерский чин. Разумеется, все его дети пошли по военной стезе, и, наверное, один из них добрался до чина мэйджора.

Прелат замолчал, вспомнив о Бекете. О нем думала и Амалия.

— Раньше ты говорил, что «Черного праздника» не было, — сказал она, чтобы сменить тему.

— Я надеялся, что это пройдет мимо тебя. К чему пугать детей подобными ужасами? Но жизнь распорядилась иначе, ты сама стала участницей такого «праздника». Спасибо мэйджору, что… — Прелат осекся. — Одним словом, хорошо, что он оказался тем, за кого я его принял.

— Кто он на самом деле, батюшка?

Прелат не сразу ответил и, обернувшись к дверям, крикнул:

— Эй, кто там?

— Слушаю, ваша светлость! — произнёс шагнувший из темноты пожилой лакей и поклонился. За ним вышел слуга помоложе.

— Давай, братец, неси сюда все, что осталось. Мы проголодались и съедим даже целого кабана. Я прав? — спросил прелат у Амалии, и они засмеялись.

— Знаете, батюшка, если когда-нибудь мне придётся покинуть эти места, больше всего я буду скучать именно по вам, — призналась Амалия, глядя на огонь.

— О чем ты, дитя мое? Мы всегда будем вместе! По крайней мере недалеко — в паре суток верхом.

— Да, в паре суток верхом, — со вздохом согласилась Амалия.

Послышался шорох шагов. В холле появились слуги и служанки, принесшие домашние сапоги для прелата и интрессы. А когда те переобулись, к столу стали выносить разогретые остатки гуся, свиные ребрышки, жареную рыбу в сметанной подливке, а еще маринованные грибы, моченые яблоки и сливы.

Не успели господа распробовать принесенное, как подоспела молочная кукурузная каша с ванилью и зажаренными сливками.

На чашу с фруктами места не хватило, и слуги внесли еще один стол.

Глава 82

После позднего ужина, когда прелат наконец остался один, в холл к нему вышел распорядитель Базелс, не ложившийся раньше хозяина, поскольку его светлость занимался делами допоздна.

— Ну, что там?

— Привезли четыре сотни песчаного камня. Я все проверил, камень без трещин. Расплатился серебром, как и велели.

— Сложили под навесом?

— Под дальним, ваша светлость, там, где конюшня. А в ближнем у нас бревна и двухдюймовая доска, оттуда их удобнее к пристройкам носить…

— Правильно сделал. Говори дальше.

— Прачечную почти закончили. Осталось водоток починить, но олова у нас маловато, а в городе оно теперь дорого, да и далеко возить. Я приказал снять с казарменной крыши, все равно оно там мятое, а крышу мы смоленой дранкой покроем на рыбьем клею.

— А в дождь устоит? В мороз не потрескается?

— Устоит, ваша светлость. В моем родном Устердарме половина крыш таким образом держится, местами лет по тридцать, а то и более, безо всякого ремонта.

— Ну что же, делай, раз знаешь, препятствовать не буду. Что с псарней?

— С псарней хорошо, ваша светлость…

— Да ты присядь на диван, небось замучился бегать? — сказал прелат, довольный тем, как быстро новичок озаботился всеми делами замка.

— Благодарствую, ваша светлость, — ответил Базелс, присаживаясь на краешек дивана. — На псарне хорошо, собачки успешно пережили невзгоду и не болеют. В конюшне гнедая захромала…

— Это которая из Картрейда привезенная?

— Нет, ваша светлость, картрейдская кобылка в полном здравии, и по ней жеребец тоскует, из Гнядина.

— Гнядинского не допускать ни в коем случае! — заволновался прелат. — Он нам породу испортит. Гнядинских с картрейдскими мешать никак нельзя, это всякому известно.

— Никто и не думает, ваша светлость, это я так, к слову. А захромала гнедая, которая из Пилоно. Конюх говорит, о настил бабкой ушиблась, а коновал велел делать компресс из пареного сена.

— Делают?

— Сегодня первый день начали.

Они помолчали. Прелат собирался с мыслями, а распорядитель напряженно ждал нового вопроса. Он знал обо всех делах на подворье и был готов подробно ответить. Жалованье в замке предлагалось немалое, и за него стоило побороться.

— С казармами что?

— Собрали весь камень и сложили под уцелевшими стенами. Семь тысяч четыреста двадцать восемь кирпичей целые, еще девять тысяч семьсот десять разбиты вполовину. Сильно битых кусков возов двадцать наберется, посчитать точнее пока невозможно.

— Битого, конечно, много, — произнёс прелат, покачав головой. — Ну ничего, станем засыпать в стены. Замки-то по нынешним временам жилые, к войне не годятся. Так что можно и в стены.

Глава 83

Пока механики проводили последние настройки, Бекет осматривал внутренние ангары «Пифии», где перевозилась техника. Помещения выглядели не такими большими, как можно было ожидать, ведь техника в них помещалась в «транспортной форме». «Куксдоги» складывались почти втрое и заталкивались в ангары на специальных тележках. С «миркары» снималась длинная пушка, и корпус осаживался на подвесках до уровня пола.

То же делали и с бронетранспортерами.

После погрузки техники она надежно укреплялась страховочными стяжками, не позволявшими огромным массам сдвигаться при маневрах или во время взлета.

У самого входа в ангар размещались инженерные машины — небольшие, проворные и универсальные механизмы, умевшие копать траншеи, срезать растительность, разравнивать грунт и чистить снег. Часто для выживания экспедиций от них требовалось больше усилий, чем от боевой техники.

Осмотрев грузовой ангар, Бекет вышел в галерею и открыл створки следующего отделения.

Здесь располагался склад запчастей, высокие стеллажи уходили на два яруса вверх. Тут же располагались колонны с топливом для боевых машин. Танки, роботы и бронетранспортеры использовали одну марку, а истребители — другую.

Корабельные же двигатели работали на третьей разновидности горючего, которое содержалось в донных баках.

Возле топливных колонн размещался заправочный узел, дававший возможность по шлангам высокого давления подавать топливо на расстояние до двухсот метров.

Чтобы узнать о запасах топлива, Бекет заглянул в учетное окно, и, судя по показаниям приборов, топлива в колоннах было предостаточно.

Хорошо спланированный удар с орбиты мог вызвать детонацию колонн, и это повысило бы качество удара. Оставлять корабль под властью жителей этой планеты было запрещено. История знала много случаев, когда, получив в свое распоряжение космические корабли, вожди с планет категории «Б» не только развязывали местные гражданские войны, но и, не задумываясь, начинали бомбардировки планет цивилизованного мира только потому, что на родине этих «героев» так было принято.

Прибежал запыхавшийся гвардеец.

— Ваше благородие, там ремесленные руками машут, я так понял — вас зовут.

— Что с погодой, мороз крепчает? — спросил Бекет, закрывая дверцу ниши с контрольной аппаратурой.

— Не шибко, ваше благородие, мы-то привычные! — бодро ответил солдат.

— Ну, пойдем посмотрим, что им понадобилось.

Они вместе вышли через кормовые ворота и, спустившись по трапу, заскрипели подошвами по подмерзающему снегу.

У разрушенной сторожевой башни Бекет заметил прелатов Гудрофа и Илкнера. Сойдя с лошадей, они осматривали поверженную конструкцию и, судя по всему, понемногу входили в права владения чудесными трофеями.

На поясе у Бекета болтался пистолет-пулемет, взятый в кабине «куксдога». Майор по-прежнему не доверял здесь никому и не исключал, что Гудроф попытается снова захватить его, поводов для этого было предостаточно.

— Ну что тут у вас? — спросил Бекет, подходя к стоявшим у «маскота» механикам.

— Мы все сделали, сэр! — сообщил инженер, шмыгнув носом. Его рабочий комбинезон был перепачкан техническими жидкостями, а из карманов торчали обрывки ветоши и куски проводов.

— Как двигатели?

— Запускаются легко, обороты держат прекрасно, так что остались только летные испытания.

Бекет поднялся по лесенке и заглянул в выстуженную кабину. Она была в порядке — снятые накануне крышки монтажных щитов теперь стояли на месте.

Майор забрался в кабину, прикрыл дверцу, и она встала на стопор.

Кресло оказалось ледяным на ощупь, но летный комбинезон надежно защищал от холода. Поправив фуражку, Бекет пробежался пальцами по клавишам, одну за другой запуская тестирующие системы.

Ожила панель управления, засветились экраны. Датчик показывал незначительный запас топлива, но для проверки этого было достаточно.

— Ну, давайте попробуем, — вслух произнёс Бекет и включил разогрев двигателей.

Услышав знакомый хлопок в соплах, механики стали отходить на безопасное расстояние. За ними попятились и гвардейцы.

Двигатели работали ровно, а тестирующие системы продолжали исследовать недавно подсоединенные узлы, и на экране внутреннего контроля появился силуэт «маскота», на котором красным цветом умная техника выделяла замененные детали.

Получалось, что корпусных деталей было заменено едва ли не четверть, а еще кое-что из контрольных приборов и два пушечных транспортера.

Наконец тестирование закончилось. Бекет пристегнул ремни безопасности, больше по привычке надел наушники, ведь связываться на этой планете было не с кем — радарная «Ленокса» была закрыта, а в диспетчерской «Пифии» сейчас спал Тревис.

Диаграммы температур показали, что двигатели прогрелись. Бекет добавил тяги, взялся за джойстик, и машина плавно оторвалась от посадочного квадрата.

Внизу взметнулась снежная метель, поплыли силуэты кораблей и маленькие фигурки прелатов, стоявших с поднятыми головами.

Бекет дал полный газ, и его вдавило в кресло — это было приятное, давно забытое ощущение. Почувствовав власть над неисчерпаемой мощью двигателей, он не смог сдержать счастливой улыбки.

Понаблюдав за параметрами разогнавшейся машины, Бекет решительно повёл истребитель в стратосферу. Двигатели звучали сдержанным баритоном, умная электроника не давала им показать себя в полную силу, пока истребитель находился в атмосфере. Небо за окном быстро чернело, плотность атмосферы быстро снижалась. Вскоре в дело вступили рулевые сопла — на границе с космосом плоскости «маскота» уже ничего не значили.

Возникло знакомое ощущение невесомости, но Бекет добавил тяги, и «маскот» рванулся вперед. Диаграмма развиваемой мощности на экране поползла вверх.

Бекет знал, что, если не сдерживать двигатели, они могли развить триста тонн тяги, однако пока он решил остановиться лишь на двух с половиной и, достигнув этого рубежа, снизил обороты и заставил истребитель нырнуть в атмосферу.

Этот маневр вызвал эффект столкновения с жесткой преградой, однако он был необходим для проверки качества ремонта машины.

Еще через двадцать минут Бекет уже высматривал на земле знакомые ориентиры, однако ему мешала низкая облачность. Наконец, истребитель пробил облака, и Бекет увидел, что навигационная система ошиблась всего на пару сотен метров.

— Домой, приятель, похоже, ты справился, — сказал Бекет, заходя на свободный посадочный квадрат.

Опоры коснулись земли, обороты компрессоров упали, от костра к машине побежали механики и их охрана. Теперь это была почти одна команда, и Бекет замечал, что солдаты и механики общаются на смеси слов и жестов.

Хорошо, если бы ни тех, ни других не оказалось в лагере в час «икс».

Отстегнув страховочные ремни и сняв бесполезные наушники, Бекет не спешил покинуть кабину. Тех нескольких секунд, когда двигатели работали почти в полную силу, ему было достаточно, чтобы получить материал для исследований.

Найдя в архиве нужную программу, пользоваться которой умели очень немногие, Бекет запустил обсчет состава рабочих газов, чтобы определить ресурс двигателей.

Те пять минут, пока программа производила сложные вычисления, Бекет сидел в кресле, а волнующиеся механики мерзли возле «маскота». Наконец, были получены результаты: в спектре рабочего газа элементов материала камеры сгорания не обнаружено.

Глава 84

Довольный результатами, Бекет появился на приставной лесенке, заботливо пристроенной механиками к борту.

— Вы поработали на славу, ребята. Сегодня всем по двести граммов солдатского.

— Ура сэру… — Инженер смутился. — Мы не знаем вашего имени, сэр.

— Майор Бекет. Этого достаточно.

— Да, сэр. Но сейчас только полдень, нам что, напиваться прямо сейчас?

— Нет, ром вы получите на ужин, а сейчас перед вами стоит другая задача.

— Какая же, сэр?

— Дополнительные баки…

— Но это пара пустяков, они устанавливаются за полчаса!

На перепачканном лице инженера появилась улыбка.

— Да, но мне нужны не два, а четыре подвесных бака.

— Но это невозможно, сэр! На «маскоте» нет узлов для установки четырех баков — только для двух!

— Нет штатных узлов — сделайте их сами. На борту «Пифии» хороший ремонтный цех, имеются все станки и прочностные установки. Неужели вам не по силам сделать грамотный чертеж?

— Сделать чертеж я могу, сэр, и изготовить узлы мы тоже сможем, только никто никогда не ставил на «маскоты» четыре подвесных бака, и неизвестно, как все это…

— Я летал на «роллейне» с четырьмя подвесными баками — и ничего, обошлось, — сказал Бекет, перебив инженера.

— «Роллейн» на четыре тонны тяжелее «маскота», сэр!

— И что?!

Инженер пожал плечами. Похоже, никакие доводы этим человеком в расчет не принимались.

— Ничего, сэр… Я иду делать чертеж.

— Вот и отлично. И пусть ваши люди отправляются с вами в ремонтный цех. Там тепло, и они немного придут в себя.

— Спасибо, сэр.

Отдав необходимые распоряжения, Бекет уже собрался отправиться на камбуз «Пифии» и сварить себе кофе, когда заметил, что прелаты Гудроф и Илкнер направляются в его сторону. Он пошел им навстречу и отсалютовал, не доходя нескольких шагов.

— Рад видеть вас, достопочтимые прелаты.

— И мы тебя тоже, мэйджор Бекет, — ответил Илкнер. — Приятно видеть, что ты мастерски владеешь не только мечом, но и управлением этих… — Илкнер указал в сторону стоявших на квадратах истребителей. — …этих колесниц, иное название нам неизвестно.

— Да, мэйджор, может быть, ты подскажешь нам более подходящее слово? — попросил Гудроф.

— Извольте, он зовется «маскот». Это личное имя колесницы.

— Мас-кот… — на пробу произнёс Гудроф.

— Масс-котт, — повторил Илкнер. — Звучит весьма впечатляюще. А железный великан, есть ли у него имя?

— Конечно, господин прелат. Его зовут «куксдог».

— Кукс… дог?

— Именно так.

— Удивительно, насколько точными являются эти имена. На каком языке это произносится? — поинтересовался Илкнер.

— Язык называется киссей, господин прелат.

— Ты покинешь нас на этой колеснице по имени мас-кот? — спросил Гудроф.

— Да, господин прелат.

— Жаль отпускать тебя.

— Жаль, — поддержал соседа Илкнер, и прелаты одновременно посмотрели на висевший на поясе Бекета пистолет-пулемет.

— Ничего страшного, у вас останется множество пленников, разбирающихся во всех этих чудесах не меньше моего.

Со стороны въезда в лагерь послышался топот лошадей, оба прелата повернули головы, и Илкнер в восторге воскликнул:

— Да это наша интресса в сопровождении собственной гвардии! Ну разве она не прекрасна?

— О да, она прекрасна, вот только никто ее сюда не приглашал, — строго заметил Гудроф, и прелаты пошли навстречу нежданной гостье.

Бекет издали оценил грацию и новый наряд Амалии. Теперь на ней была накидка из голубоватого меха, а на голове гвардейская шляпа, украшенная пером. Интресса заставила серого жеребца плясать на месте, затем лихо спрыгнула на землю и стала по-хозяйски оглядывать территорию лагеря.

— Что творит, девчонка, — восхищенно произнёс Бекет, любуясь Амалией. Снова промелькнул образ широкой кровати в командирской каюте и горячих струй в душе, а еще…

«Хватит!» — приказал себе Бекет и встряхнул головой, прогоняя ненужные мысли.

— У меня полно работы… — произнёс он вслух и направился к кормовым воротам «Пифии».

— Мэйджор! Мэйджо-о-ор! — разнеслось над лагерем.

Бекет остановился, но оборачиваться не спешил, чувствуя, как по спине пробегает волна мурашек. На его лице непроизвольно расплылась улыбка, но, когда он обернулся, улыбки уже не было.

— Мэйджор, а я думала, ты уже улетел! — на бегу кричала Амалия, придерживая длинные полы накидки.

— У вас новые меха, ваша светлость, — сказал Бекет.

— Пустяки, — ответила Амалия, переводя дыхание и опершись на плечо Бекета. — Мне хотелось посмотреть на те колесницы…

Амалия указал на «маскоты».

— Прямо сейчас?

— А чего ждать? Ты скоро улетишь от нас, и тогда никто ничего не сможет мне рассказать. — Амалия грустно улыбнулась. — Давай сейчас, мэйджор? А?

— Хорошо, ваша светлость, идемте.

Они пошли рядом, накидка Амалии касалась руки Бекета, и ему от этих прикосновений было хорошо.

— Как же все здесь сильно переменилось! Это ты управляешь лагерем, мэйджор?

— Пока я, ваша светлость.

— А кто будет после тебя?

— Не знаю, ваша светлость, — улыбаясь ответил Бекет, видя, как вспархивают длинные ресницы Амалии.

— Когда ты вернешься, твоя жена и дети будут рады, ведь ты отсутствовал очень долго.

— У меня еще нет семьи, ваша светлость.

— Правда?

Амалия замолчала, переводя дух. Затем перепрыгнула через вмерзшую в землю снарядную гильзу и коснулась локтя Бекета.

— В твоем возрасте люди уже имеют детей, мэйджор.

— Я подумаю над этим, ваша светлость.

Они остановились возле трапа, Бекет распахнул дверцу и подал Амалии руку, чтобы той было проще подняться на борт.

— Ой, как здесь… необычно, — произнесла она, вынужденно пригибаясь под низким потолком.

— Можете сесть в пилотское кресло, ваша светлость…

— Да, я сяду…

Расположившись в кресле, Амалия тщательно расправила суконное платье, уложила полы меховой накидки, затем сдвинула на затылок шляпу с пером и огляделась.

— Уф! Я чувствую себя здесь вполне удобно, мэйджор. А что это за разноцветные камешки?

— Это… они должны стать огоньками, ваша светлость, но сейчас они не горят, потому что колесница стоит на земле.

— Ну разумеется, — кивнула Амалия и еще раз огляделась.

— Эта рукоять от кинжала? — уточнила она, дотрагиваясь до джойстика.

— Да, ваша светлость, но сейчас она приспособлена для других целей.

— А для чего эти окна и почему они темны, если сейчас день? — спросила Амалия, указывая на экраны.

— Э… Они занавешены, ваша светлость. С обратной стороны.

— А занавеси убираются, когда колесница взлетает, я угадала?

— От вас трудно что-то скрыть, ваша светлость.

Разобравшись с основами, Амалия повеселела.

— А что это за вожжи, почему они висят наверху?

— Это что-то вроде лошадиной упряжи, но для человека, который сидит в этом кресле. В полете колесницу, бывает, сильно трясет, и тогда эта упряжь бывает не лишней.

— Как хорошо тут все продумано. Что означает этот сучок с жемчужиной?

— С его помощью колесница мечет огонь…

— Ой!

Принцесса отдернула руку и испуганно посмотрела на Бекета.

— Не бойтесь, ваша светлость, пока колесница на земле, она безопасна.

— Да, — согласилась Амалия, однако руки теперь держала при себе. — А что еще здесь имеется? Куда, к примеру, кладут багаж?

— Для всякой мелочи подходят вот такие тайнички.

С этими словами Бекет открыл стенные ящики, где пилоты держали свои пожитки.

— Это все твое? — спросила Амалия, едва сдерживаясь, чтобы не начать рыться в чужих вещах.

— Нет, это прежнего хозяина.

— Я могу посмотреть?

— Конечно, ваша светлость, — разрешил Бекет, и принцесса стала с азартом перебирать старые портсигары, забытые пистолетные патроны, пачки жевательной резинки, упаковки презервативов и вышедшие из употребления монеты.

— Да здесь деньги!

— Можете взять их себе, ваша светлость. Они выведены из употребления.

— Но это же серебро!

— Никель, ваша светлость. Возьмите в качестве подарка.

Но Амалия монеты не взяла и продолжила проверку личных вещей. Правда, во втором ящике оказалась только потрепанная одежда, и принцесса быстро потеряла к ней интерес.

— А что там? — спросила она, указывая в корму.

— Отхожее место, ваша светлость, — сказал Бекет, надеясь этим отпугнуть интрессу, однако та, напротив, заинтересовалась.

— Отхожее место в колеснице? — переспросила она, и от удивления ее глаза стали круглыми.

— Желаете посмотреть?

— Да, желаю!

Желание гостьи — закон. Бекет повёл ее в хвост и продемонстрировал всю механику санузла, показал, как течет вода из рукомойника, и даже подарил пару душистых салфеток, которые ее светлость приняла за «нежные носовые платки».

— А что у вас там, дальше? — спросила Амалия, когда они вышли из санузла.

— Здесь находятся пищевые запасы, вот в этом шкафу.

Бекет приоткрыл дверцу холодильника, и Амалия заглянула в его освещенное нутро.

— Ну и что же тут можно есть? — спросила она. — Там только какие-то шелковые тряпочки.

— Это упаковка, ваша светлость. Чтобы это съесть, нужно сначала разогреть сверток вот в этом ящике — это печь. А уже потом, сняв тряпочки, приступить к еде.

— И что же внутри этих свертков?

— Рагу из баранины, паштет, котлеты куриные, говяжьи отбивные с картофельным пюре. Много чего, всего не перечислить.

— Вы смеетесь надо мной? — строго спросила Амалия, распрямляясь, насколько позволяли низкие потолки.

— Совсем нет, ваша светлость.

— Ну хорошо, а что это за дверь на стене?

— Это не дверь, ваша светлость, это раскладная кровать…

— Кровать? — В голосе принцессы снова зазвучал металл.

— Извольте, я покажу. Подвиньтесь, пожалуйста…

Амалия отошла к гальюнной дверце, и Бекет в одно мгновение разложил полуторной ширины кровать, обшитую ребристым матрасом.

Сев на нее, Бекет похлопал по обивке и предложил интрессе самой испробовать ее мягкость.

Амалия робко приблизилась, провела рукой по обивке и только потом осторожно села на кровать, проверяя ее надежность.

— Для кровати, конечно, жестковата, но на диван похоже, — сказала она. — А когда же извозчику колесницы спать, если он все время при деле?

— Это очень умная колесница, ваша светлость. Она может долгое время лететь сама, а если возникнут какие-то препятствия, разбудит извозчика громким звуком, как из дудки.

Амалия недоверчиво улыбнулась. Это звучало совсем уж сказочно, но она готова была слушать мэйджора и дальше, сидя в этом уютном закутке с низкими потолками и такой широкой, хотя и жесткой кроватью.

Поскольку интресса не задавала вопросов, Бекет тоже молчал, и они сидели, словно оглушенные, чувствуя, как перетекают между ними невидимые токи, вызывая румянец и сбивая дыхание.

— Мне… Мне нужно идти… — с трудом преодолев себя, сумела произнести Амалия.

— Да, ваша светлость, пора, — с сожалением согласился Бекет. — Извольте к выходу, а я подниму кровать к стене.

— Как удобно… — произнесла принцесса.

— Что?

— Я говорю — это очень удобно.

— Да. Позвольте, я пройду первым.

Бекет распахнул дверцу и, спустившись по лесенке, вдохнул морозный воздух с запахом авиационного топлива и дыма от костра. Это был воздух свободы, запах действия и больших расстояний.

Повернувшись, Бекет подал руку Амалии. Она коснулась его ладони своими пальчиками и, сделав шаг, стала падать вперед. Майор тотчас подхватил ее и, прижав к себе, почувствовал запах юной свежести, исходящий от нежной кожи и шелковистых волос. Сладкая судорога пересекла его тело.

— Мэйджор… — прошептала Амалия. — А ты представлял меня раздетой?

Бекет шагнул назад и поставил Амалию на притрамбованный снег.

— Я бы не хотел отвечать на этот вопрос, ваша светлость.

— Я не настаиваю.

Амалия опустила глаза и, прочертив сапожком замысловатую дугу, спросила:

— Когда ты улетаешь, мэйджор?

— Завтра, как рассветет, моя колесница будет готова.

— Ну, тогда прощай, мэйджор.

— Прощайте, ваша светлость.

Амалия повернулась и быстро пошла к воротам, где ее ждали двенадцать охранников и прелат Гудроф.

— Дитя мое, — строго произнёс отец, — мне бы не хотелось больше выслушивать предположения нашего соседа о твоей слишком близкой дружбе с мэйджором. Не забывай, что он мужчина, и твое внезапное уединение с ним…

— Вот уж не думала, батюшка, что вы станете следить за мной! — громко воскликнула Амалия, заставив отца опасливо озираться. В отличие от него, у нее было отличное настроение.

— Но, дитя мое, ты все еще ребенок!

— Как сватать меня за Сборстьена, так я не ребенок, а как пошла посмотреть на внутреннее убранство колесницы, так сразу — ребенок.

— Ты уединилась с мужчиной, и мне пришлось объясняться с прелатом Илкнером! Бедняга даже уехал, обидевшись!

— А вы знаете, батюшка, что в колеснице имеется отхожее место?

— Нет, дитя мое, — насторожился прелат, не зная, как истолковать это сообщение. Амалия часто ставила его в тупик.

— Вот, вы не знаете! А оно есть!

И, оставив ошарашенного отца в полном недоумении, Амалия подошла к своему заскучавшему жеребцу и замерзшим охранникам.

— Домой, ваша светлость? — с надеждой в голосе спросил широкоплечий Нурек, подставляя в качестве ступеньки широкую, как лопата, ладонь.

Амалия поставила на нее сапожок, и Нурек забросил в седло почти невесомую для него интрессу.

— Есть дело, Нурек… — негромко сказала Амалия, удерживая заплясавшего от радости жеребца.

— Какое дело, ваша светлость?

— Не здесь… — понизив голос, ответила Амалия и, дав жеребцу шпоры, первой выскочила за ворота лагеря. Охранники поспешили за ней следом и помчались по дороге, стремясь догнать свою госпожу.

Прелат Гудроф лишь сокрушенно покачал головой. Он мог собрать большое войско и выстоять против сильного врага, но противостоять собственной дочери у него не получалось. Она опережала его по всем статьям, ставя в тупик, водя за нос и иногда жалея лишь из любви к нему.

«Что ты задумала, непоседа? Что?» — мысленно спрашивал он и не находил ответа. Он даже подумал расспросить мэйджора о том, что они с Амалией делали в закрытой колеснице, но, посмотрев на озабоченного сборами Бекета, решил не делать этого. Слишком уж безупречно выглядел этот человек, слишком занят был другими, более важными делами.

«Нет, он не сделал бы ей ничего плохого. Это исключено».

Глава 85

Затейливый узор назывался «ручеек», и Руммель разучил его сам, уже без помощи Бекета. Закончив на прошлой неделе фрагмент из податливой осины, в этот раз Руммель перешел на бук.

И сразу дело пошло медленнее, бук не прощал ошибок, зато Руммель чувствовал, как его руки начинают понимать дерево.

Используй он электролобзик или механический рашпиль, проблем не возникло бы совсем и вся работа заняла полчаса, а не целый день, но кто бы знал, какими безжизненными выглядели бы эти «электронные запилы». Другое дело работа квочкуром — специальным кривым ножичком.

Работать им Руммеля тоже научил Джек. Делай все руками, говорил он, ведь, окажись ты по ту сторону, тебе придётся доказывать свою искусность любой заостренной железкой.

Сначала Руммель работал квочкуром только для тренировки, но затем стал получать от этого удовольствие. Джек умел взять «на слабо», втягивая Руммеля во все новые увлечения ремеслами.

«Выковать обыкновенную подкову ты должен уметь обычным булыжником и с закрытыми глазами», — говаривал он и выводил Руммеля из уютного кафе в какую-нибудь подвальную кузню, где пахло дымом и было жарко от работающего горна.

Бекету мало было самому владеть ремеслами, он старался приобщать к своим увлечениям друзей и коллег, традиционно прихватывая их «на слабо».

Благодаря ему Руммель теперь многое умел — украсить квартиру собственноручно изготовленной мебелью или поставить кованую ограду.

«Ах, Джек, я никогда бы не отказался от тебя, не дотронься ты до Анны…»

Руммель отложил нож, доску и, взявшись за щетку, начал сметать стружку.

Открылась дверь, и в самом ее низу появился Густав. Понаблюдав за действиями Руммеля, он вошёл в мастерскую, поднял с пола кусок доски и, смешно переваливаясь, направился к Руммелю.

— Папа… ня…

Руммель отложил щетку, сел на корточки и, приняв кусок доски, обнял маленького Густава, пришедшего помогать папе.

Даже от Анны он был вынужден скрывать много такого, что вовсе не касалось служебных тайн. А вот Густаву Руммель мог поведать любые секреты.

— Ведь ты не предашь папу, малыш? Правда?

— Ня! — сказал Густав, протягивая подобранную стружку.

— Спасибо.

Дверь мастерской распахнулась, и в проеме показалась Анна.

— Майкл, он здесь?

— Да, дорогая. Он пришел немного помочь, не ругай его.

— Помочь — это хорошо, но почему ты ничего не сказал маме, Густав? — строго спросила Анна, шагнув к малышу.

Тот посопел, пряча глаза, затем поднял с пола еще одну стружку и, протянув ее Анне, сказал:

— Мама, ня!

— Спасибо, сынуля. А теперь пойдем, не будем мешать папе.

Они ушли, и Руммель снова остался один. Он вздохнул, взял кусок камня и принялся шлифовать оконченную на прошлой неделе доску. Обходиться простым камнем его тоже когда-то учил Бекет.

Глава 86

За пристенным дымоходом запел отогревшийся сверчок, а в окно ударил ветер, да так сильно, что заскрипело старинное слюдяное стекло.

Амалия натянула одеяло до самого носа и покосилась на висевшие на стене портреты. Все же стоило их убрать, служанка предупреждала, что при портретах спится плохо. Она старая опытная женщина, стоило ей поверить. Но нет, как можно? Мы же дома, и мы самые храбрые…

А что это за звук? Кто-то ходит?

Комната, в которой Амалии пришлось ночевать, была лишь недавно переделана в спальню. Раньше здесь находился кабинет ее прадеда, и последние сорок лет он простоял закрытым. В течение недели отец обещал поставить здесь перегородки и обшить потолок, но пока из обещанного было только тепло от пустотелых стен, по которым с нижнего этажа поднимался горячий воздух из каминов.

— Ну почему, почему здесь нет камина? — прошептала Амалия, слыша, как кто-то прохаживается возле двери.

Она любила засыпать под сполохи огня и просыпаться под треск поленьев, когда их подкладывала по утрам служанка.

«Кто здесь? Здесь кто-то есть?» — мысленно спросила Амалия, боясь произнести эти слова вслух.

На старой тумбе рядом с кроватью лежал маленький кинжал, Амалия слышала, что призраков можно рассеять, направив на них острый предмет, но как же страшно было выпростать из-под одеяла руку, чтобы взять кинжал.

«Ну же, трусиха, сделай это!» — приказала себе Амалия, но, вместо того чтобы схватить кинжал, с головой накрылась одеялом.

Одно дело представлять себя юной властительницей перед послушными слугами, и совсем другое — противостоять ночным страхам, а может, даже призракам.

«Ваша светлость… Ва-ша све-етло-ость…» — загудели, зашептали они, начав свой ужасный хоровод вокруг кровати Амалии.

«Просыпайтесь, ваш-ш-ш-ша све-е-е-етло-о-о-ость…»

«Пожалуйста, не надо! Что я вам сделала?» — стала просить она, однако ночные гости только ухмылялись и не оставляли ее в покое, начав стягивать одеяло.

«Вставайте, ваша светлость… Вставайте, пришло время…»

«Нет, прошу вас, не надо!» — умоляла перепуганная Амалия и так лягнула одного из призраков, что тот перелетел через стул и свалился у дальней стены.

— Будете лягаться, ваша светлость, так я спать пойду! — сказал обиженный Нурек, главный охранник интрессы.

— Нурек, это ты? — спросила она, осторожно выглядывая из-под одеяла.

— Ну а кто же еще, ваша светлость? Вы же сами сказали — будить через два часа после полуночи. Вот я и пришел.

— Ой, извини! Я думала, это призраки… — Амалия хихикнула. — Выходит, я все же заснула и мне это все приснилось…

— Так вы будете собираться или мне спать идти, ваша светлость?

— Нет-нет, конечно же, мы едем…

— Мне выйти?

— Разумеется, выйди, хотя…

Амалия представила, что снова останется наедине с этими портретами и пусть даже привидевшимися призраками, и сейчас же передумала.

— Нет, останься. Все равно здесь темно.

Выскользнув из-под одеяла на холодный пол, она скинула ночную рубашку и, выдвинув из-под старинной кровати мешок с охотничьим костюмом, начала быстро одеваться.

Это не заняло у нее много времени, все было заготовлено и сложено под рукой. С волосами никакой мороки, встряхнула головой и сделала хвост, затем свернула его вдвое — и под кожаный шнурок.

Охотничьи штаны поверх теплого зимнего белья, куртка и настоящая солдатская войлочная шляпа. Немного колючая, зато теплая.

Под куртку Амалия нацепила пояс с кинжалом, затем накинула поверх всего толстый плащ с меховым подбоем, на руки натянула перчатки и, притопнув об пол сапогами, выдернула из-под кровати ранец, куда были сложены личные вещи, краски и несколько самых памятных разрисованных шелков.

Теперь она была полностью готова.

— Все, Нурек, я готова!

— Идемте, ваша светлость, а то кони небось намерзлись.

— Холодно там?

— Пурга, но ничего, терпимо.

Спускаться пришлось по выстуженной дровяной лестнице, которой пользовались истопники и угольщики. Амалия вспомнила, что не была на ней со времен счастливого детства, когда они с братом, совсем еще крохи, выходили на темные марши, и Амалия рассказывала, что по этим ступенькам по ночам поднимается зима. Маленький Эрнст тогда очень боялся, звал няню и убегал, а Амалия оставалась на лестнице еще какое-то время, упиваясь своей смелостью.

Едва выйдя из замка, интресса получила в лицо заряд колючего снега, однако подобный пустяк остановить ее уже не мог. Прикрываясь полями шляпы, она поспешила за Нуреком к конюшне, в крыше которой был проделан лаз и приготовлена веревочная лестница.

Впрочем, интрессу могли выпустить и через главные ворота, но тогда об этом мог узнать прелат Гудроф, который, случалось, проверял по ночам посты. Поэтому лошадей Нурек вывел за ворота еще днем и держал до вечера в балке, прикрыв теплыми попонами и поставив в охрану одного из телохранителей интрессы.

За помощь в этом неловком деле Амалия обещала заплатить своему главному охраннику пять золотых санди — его годовое содержание.

Прочим помощникам от Амалии досталось серебро, но тоже через его руки.

Интресса была крепкой девушкой, и, пока Нурек держал внизу конец веревки, она проворно перебирала по узлам руками, упираясь ногами в каменную стену.

Вскоре Амалия встала рядом с телохранителем. Почуяв прибытие хозяйки, жеребец радостно заржал.

— Тихо, Рокус, тихо, — сказала она, похлопывая лошадь по морде. — Сейчас поскачем, хороший мой, сейчас поскачем.

Интресса взобралась в седло, но сильный порыв ветра едва не сбросил ее на землю.

— Как бы не заплутать, ваша светлость! — прокричал Нурек.

— Заплутаешь — не получишь золота! — предупредила Амалия.

— Это я так, шуткую, — смущенно пояснил он, все еще не догадываясь о том, что задумала госпожа.

«И чего у нее такого в ранце, что непременно нужно с собой брать? — думал Нурек, видя, как Амалия пристегивает багаж к седлу. — Ну ничего, вот отдадут замуж — образумится».

Подождав, пока Амалия закрепит ранец, Нурек тронул лошадь шпорами и поехал через пустошь, минуя дороги. Какие дороги в такую пургу?

Застоявшиеся на холоде лошади шли хорошо, пустошь была им знакома, и даже без понуканий хозяина конь Нурека обходил старые промоины и затянутые снегом неглубокие балки.

Время от времени телохранитель оглядывался, боясь в пурге потерять драгоценную спутницу, но интресса уверенно держалась за ним следом, и лошади продолжали двигаться быстрым шагом.

Через час они выбрались на хорошо проторенную дорогу, по которой не раз ходили груженые сани.

— Дорога, ваша светлость! — прокричал Нурек.

— Чего?! — переспросила Амалия, придерживая поля шляпы.

— Я говорю — дорога торная! Хорошо!

— А! Поняла, давай вперед!

И они двинулись по едва заметной дороге, прикрываясь от колючего снега и резких порывов ветра.

Вскоре вьюга стала стихать, лошади перешли на рысь, и Амалия от ровного хода даже слегка задремала.

— Приехали, ваша светлость! — объявил Нурек, когда огонь от костра в лагере стал хорошо виден.

— Вижу, что приехали, — сказала Амалия и, соскочив на снег, передала повод Нуреку. Затем выдернула из-за пояса кошелек и протянула телохранителю.

— Вот твое золото.

— Спасибо, ваша светлость.

— Не забудь проследить, чтобы Нена передала письмо батюшке.

— Я все помню, ваша светлость, непременно прослежу.

Разомкнув ременную петлю, Амалия стащила с седла ранец, закинула его за плечо и зашагала к лагерю.

Нурек постоял еще пару минут, провожая ее взглядом и размышляя, что могла задумать его хозяйка. Но, так и не придя ни к какому выводу, он развернул лошадь и, придерживая за повод жеребца интрессы, поехал обратно.

А Амалия о нем уже не вспоминала. Перед ней возникали новые задачи, решать которые она собиралась со свойственной ей энергией и напором.

— Стой, кто идет! — прозвучало со стороны лагеря, было слышно, как щелкнула предохранительная скоба арбалета.

— А ты посмотри сначала! — потребовала Амалия, и из-за снежного вала показался часовой.

— Никак баба! — поразился он и, подойдя ближе, в свете сполохов далекого костра узнал Амалию.

— Да это ж ваша светлость!

— Тихо, придурок… — прошипела Амалия, озираясь. — Вот это видел?

И она продемонстрировала часовому золотую монету.

— Ну дык… Не мальчик, понимаю… Золото это.

— Проверь.

Часовой взял монету и, прикусив, кивнул, отчего с полей его шляпы просыпался смерзшийся снег.

— Оно самое.

— Значит, ты меня не видел.

— Дык солдатам часто девки мерещатся. Я и забыл уже.

Солдат повернулся и пошел прочь, а Амалия заторопилась в сторону дремавших колесниц.

Глава 87

Бекет принял душ, побрился, надел новую пару трофейного белья и причесался перед зеркалом, получая удовольствие от таких простых действий.

Освежившись, он прошёлся по кораблю, проверяя, как несут службу спецы под присмотром гвардейцев, и вышел на свежий воздух — инспектировать территорию лагеря.

После ночной метели все вокруг было укрыто плотным снежным покрывалом, уцелевшие инженерные машины стрекотали движками, сгоняя снежные кучи к рубежам лагеря.

Бекет улыбнулся. Стоило пожить в нормальных условиях, как он уже чувствовал себя здесь временным гостем, как будто не было этого трехлетнего забвения и краткого периода после пробуждения.

Он во временной командировке, и точка. К обеду все четыре бака будут под плоскостями — и прощайте, аборигены, не вспоминайте о нас плохо. Ничего его здесь больше не держало, ни-че-го. Ну разве что эта девчонка — Амалия. Будь она простой крестьянкой, возможно, он решился бы увезти ее навстречу цивилизации, но при теперешнем статусе об этом не могло быть и речи.

Кстати, нужно не забыть оставить прелату записку, чтобы не появлялся в лагере после его отъезда. Суток трое у него еще будет, но потом каждый час на этой территории может стать для него последним. И главное, чтобы не пускал сюда интрессу, она очень любознательная девочка и может оказаться здесь в момент бомбового удара. Ах, Амалия!

За размышлениями, сам того не замечая, Бекет подошёл к команде механиков, продолжавших трудиться возле его «маскота».

— Доброе утро, сэр! Подвесные узлы получились лучше фабричных, — сообщил инженер. — Только что примеряли, и все сходится — микрон к микрону!

— Спасибо, братцы. Лишняя порция выпивки вам обеспечена, а также мои наилучшие рекомендации для ваших новых хозяев. Кто же из вас тот искусный станочник, что сумел узлы выточить?

— Я, сэр, — поднял руку один из механиков, смущенно улыбаясь.

— От меня большое спасибо.

— И вам спасибо, сэр, за заботу… А я могу задать вопрос?

— Задавай, приятель.

— Эти, наши новые хозяева… — Механик опасливо огляделся. — Они здесь не тово, людей не едят?

— Об этом можешь не беспокоиться. Они куда меньшие каннибалы, чем ваш прежний командир. Как его там?

— Лоренц, сэр.

— Вот именно.

Бекет оставил механиков и вернулся на «Пифию», чтобы сварить себе кофе и съесть пару бутербродов. После завтрака он пришел к себе в каюту и, найдя письменные принадлежности, стал составлять записку для прелата Гудрофа, который, без сомнения, должен был появиться в лагере ко времени его отлета.

Хорошо владевший разговорным ансольтским, в письменной его части Бекет был слаб, поэтому решил писать, как слышал, полагая, что Гудроф и так все поймет.

Закончив составлять записку-предупреждение, он еще раз перечитал ее, удовлетворенно кивнул и, свернув листок вчетверо, убрал в карман комбинезона. Теперь дело было за механиками, а ему оставалось только ждать.

Пошлявшись по «Пифии», Бекет пересек лагерь, чтобы посмотреть, как идут дела на «Леноксе», и к обеду снова проверил работу механиков. Они уже ставили третий подвесной бак.

Гудроф с Илкнером снова появились в лагере и издали наблюдали за приготовлениями «маскота», о чем-то вполголоса переговариваясь.

«Ждут не дождутся», — усмехнулся Бекет и в отличном расположении духа отправился обедать.

— Вы сегодня улетаете, сэр? — спросил кок. В условиях лагеря никаких секретов удержать было невозможно.

— Если все удачно сложится.

— Может, хоть сегодня попробуете что-то из моей кухни?

— С удовольствием, приятель, — ответил Бекет, которому в такой день никого обижать не хотелось.

Кок засуетился и принялся разогревать все плиты, ставя на них разнокалиберные сковородки, а Бекет, чтобы ему не мешать, взял кусок разогретого мяса и вышел через кормовые ворота, посмотреть, как идет заправка.

Заправка шла хорошо, развернутый рукав подрагивал от высокого давления топлива, и где-то там, среди присыпанных снегом истребителей, один за другим наполнялись подвесные баки выбранного майором «маскота».

Съев мясо, Бекет вернулся на кухню, где кок заканчивал готовить для него особенное блюдо.

— Садитесь, сэр! Еще буквально пару минут!

— Жду с нетерпением, — в тон ему ответил Бекет, осматривая помещение камбуза с развешанными в специальных зажимах сковородами, кастрюлями, разделочными досками и поварешками.

Видно, командир пиратской эскадры был любителем хорошей кухни, раз содержал кока и все это кухонное хозяйство. На других кораблях зачастую обходились безо всяких излишеств и команды питалась разогретыми фабричными обедами.

— Извольте, сэр! Лучший карп в сметане из свежих полуфабрикатов! — объявил кок и поставил на пристенный столик большое блюдо, от которого исходил аппетитный запах. Ломтики карпа были политы белым соусом и украшены листочками свежеразмороженной петрушки.

Ловко бросив на стол накрахмаленную салфетку, кок положил на нее столовые приборы и, пожелав приятного аппетита, побежал заниматься своими котлами и жаровнями.

Украдкой оглядевшись, Бекет приметил стопку пластиковых пакетов и выдернул один из них. Затем посмотрел туда, где хлопотал кок и двое его помощников, — они были заняты и в сторону гостя не смотрели.

Подавляя вздох, Бекет сбросил в пакет карпа, затем сунул его под стул и принялся перемешивать вилкой остатки соуса на тарелке. Со стороны это выглядело так, будто он подчищает остатки. Когда кок снова отвлекся, Бекет поднялся и, шагнув к мусорному баку, бросил в него сверток.

— Ну как, сэр, понравилось? — издали поинтересовался кок, помешивая что-то в большой кастрюле.

Бекет показал большой палец и, подхватив бумажную салфетку, демонстративно вытер губы, как будто испачканные соусом.

— Всего вам хорошего, сэр!

— И тебе, приятель.

Майор покинул камбуз и, оказавшись в коридоре, проверил висевший на поясе пистолет-пулемет. Приближался момент старта, и следовало быть готовым к любым неожиданностям.

— Здравия желаю, сэр! — отсалютовал ему прошедший мимо гвардеец Гудрофа.

— Добрый день, дружище, — ответил Бекет. Всего за пару дней солдаты хорошо освоились на борту «Пифии» и уже не отливали снаружи на борт корабля, а пользовались гальюном.

Выйдя из кормовых, Бекет оглядел территорию лагеря. Несколько солдат грелись у костра, на посты шла очередная смена. Прелаты Гудроф и Илкнер в сопровождении небольшого смешанного отряда осматривали снаружи «Ленокс» — привыкали к новому имуществу.

Заправочный рукав от «маскота» был уже убран, подготовка машины близилась к завершению.

Бекет чувствовал, что все еще голоден, бутерброда с куском разогретого мяса ему не хватило. Он с большим удовольствием съел бы и карпа, но глупо было попасться на отравленную приманку всего за пару часов до вылета.

Возле истребителей мелькнул силуэт, и вскоре показался бегущий к «Пифии» гвардеец из тех, что стояли в охране бригады механиков.

— Готово, ваше благородие! Мастеровые зовут работу смотреть! — выпалил он, останавливаясь напротив Бекета.

— Хорошо, пойдем посмотрим, — сказал Бекет и направился к посадочным квадратам.

Гвардеец шел чуть в стороне, осознавая значимость своей службы. Не многим из его товарищей доверяли караулить мастеров, умеющих чинить летающие колесницы.

— Тебя как зовут?

— Торснер, ваше благородие.

— У меня к тебе поручение, Торснер…

Бекет достал из кармана свернутую вчетверо записку.

— Вот эту бумагу нужно передать его светлости прелату Гудрофу после того, как я улечу. Держи.

— Не извольте беспокоиться, ваше благородие, передам лично в руки, — заверил гвардеец и спрятал письмо в поясную сумку.

— Ну, вот и отлично.

Они подошли к подготовленному «маскоту», под плоскостями которого висели четыре сигарообразных бака. Команда инженера стояла, выстроившись в шеренгу, как перед торжественной сдачей большого корабля.

Бекет обошёл истребитель вокруг, дотрагиваясь до его холодных бортов, рулевых и маршевых сопел. Осмотрел защитные колпаки антенн и створки пушечных установок.

— Ну что же, братцы, объявляю вам благодарность и в который раз говорю свое человеческое спасибо, — сказал Бекет, остановившись перед шеренгой механиков. Помедлив еще мгновение, он взошел по приставному трапу, распахнул дверцу кабину и, оглянувшись, скомандовал: — От машины!

Механики стали отходить на безопасное расстояние.

Бекет захлопнул за собой дверцу и, услышав, как сработал механизм блокировки, удовлетворенно кивнул, пройдя еще один этап бегства с этой планеты. Теперь все прожитое на ней оставалось за бортом, кроме разве что цветочного аромата, сохранившегося в кабине машины после визита Амалии.

Вспомнив о ней, Бекет вздохнул и с ощущением легкой грусти занял место в пилотском кресле.

Щелчок клавишей — и вся панель управления ожила разноцветными огнями. Теперь это была не проверка, а настоящий боевой старт.

«Цветные камешки», — вспомнил Бекет слова Амалии и снова вздохнул.

Потом запустил тестирующие программы и стал следить за экранным датчиком топлива, демонстрировавшим пять диаграмм по числу баков — одного основного и четырех подвесных.

— Теперь все по-настоящему, — произнёс Бекет, включая разогрев двигателей. Когда в соплах раздался хлопок, он приподнялся с кресла и огляделся через остекление кабины, проверяя, нет ли кого в опасной близости.

Легкая вибрация от работы холодных двигателей сотрясала корпус истребителя. На главном экране, отмеряя этапы проверки, мелькали сменяющие друг друга цифры.

Снарядов в магазинах оставалось не более четверти, но Бекет ни с кем воевать не собирался, надеясь избежать столкновений, а полный боезапас съедал много топлива.

«Ничего, обойдемся», — подумал Бекет, последний раз пробегая глазами по датчикам.

Тестирование закончилось, и на главном экране появилось синее поле со шкалами параметров, необходимых для оценки условий старта.

Бекет пристегнул страховочные ремни, снял фуражку и надел пилотский шлем, задававший нужный настрой.

Диаграммы сообщали о полном прогреве двигателей. Бекет добавил тяги и, сделав поправку на вес дополнительного топлива, плавно поднял машину с посадочного квадрата.

Все системы работали исправно, но была небольшая ошибка в определении массы по сравнению с последней проверкой. То ли датчики в баках испортились от долгого хранения, то ли механики забросили на борт дополнительный мешок со снабжением, но Бекет совершенно отчетливо видел превышение массы более чем на полсотни килограммов.

«Ну и ладно, не страшно», — сказал он себе, глядя на застилающие лагерь снежные буруны. Должно быть, прелатам это не понравится.

— Ну, извините, господа, — произнёс он на родном киссее и прибавил тяги.

Утяжеленный дополнительным топливом истребитель разгонялся не так скоро, как в прошлый раз, но все равно это были прекрасные ощущения. И снова это знакомое чувство могущества, когда регулятор тяги ползет вверх.

Выбросив длинные форсажные струи, «маскот» начал стремительный разгон, целясь носом в глубокое, быстро темнеющее небо.

За стеклом расцвели плазменные сполохи, похожие на сказочные цветы, раскаленный воздух загудел на плоскостях. Полминуты тряски — и вот она, стратосфера. Сполохи плазмы остались позади, рев прекратился, и «маскот» пошел так легко, словно его смазали маслом.

Еще немного, и появилась невесомость.

Бекет включил автоматический режим и убрал руку с джойстика. Автопилот повёл на пробу рулевыми дюзами, прибавил тяги и выдал на экран навигационную таблицу, надеясь получить пункт назначения.

— Ну что тебе сказать, приятель? Давай попробуем вот так…

И Бекет начал по памяти набивать координаты входа в пограничное окно.

Он не был уверен, что сейчас оно находится там же, аномальные зоны менялись, но ближе к месту можно было скоординировать курс по радиомаякам, такая ситуация была для Бекета не в новинку.

Автопилот задал еще пару вопросов о допустимом расходе топлива и начал уверенно разгонять двигатели до расчетной тяги.

Спустя четверть часа была набрана предельная скорость и спокойная жизнь закончилась. «Гравитационные шнуры», ямы-дегравитоны, «инерционный дождь» и малые линейные смещения — все эти неприятности, незаметные на невысоких скоростях, теперь забарабанили по корпусу во всю силу, бросая истребитель из стороны в сторону, ввергая его в вибрационные ралли и пытаясь вывернуть желудок Бекета наизнанку.

Сильная болтанка заставила его снять тяжёлый шлем и надеть привычную фуражку, но это не помогло. Очередной удар по корпусу, сравнимый с импульсом зенитного снаряда, заставил Бекета забеспокоиться. Что будет с «маскотом» через сорок восемь часов непрерывной болтанки, если он, ради экономии горючего, будет двигаться с той же скоростью? Однако не экономить тоже было нельзя, в противном случае запаса в баках хватило бы только до пограничного окна.

Бекет продержался час, стараясь не замечать тяжелых толчков и думая лишь о двадцатикратном запасе прочности, заложенном в конструкции «маскота». На шестьдесят первой минуте этой скачки он стал слышать какие-то посторонние звуки, доносившиеся из кормовой части истребителя и напоминавшие шум от падения кошки в мусоропровод.

Когда-то давно, когда Бекет был еще школьником младших классов, соседский мальчишка, старше его на пару лет, продемонстрировал ему, как можно быстро спустить кошку в мусоропровод. Бекет на всю жизнь запомнил кошачьи крики и скрежет когтей по стенам трубы.

Выждав еще немного, майор решительно отстегнулся от кресла и, ловко развернувшись под потолком, поплыл в сторону кормы.

По мере приближения к хвостовому отсеку он стал понимать, что странный шум доносится из гальюна, где иногда выходили из строя водные магистрали.

Заранее ужасаясь подобной перспективе, он распахнул дверь в санузел и завис пораженный: плача и одновременно вращаясь то в одну, то в другую сторону, по небольшому пространству гальюна стремительно перемещалась знакомая ему персона — интресса Амалия, дочь прелата Гудрофа.

— Да лучше бы гальюн прорвало! — в отчаянии воскликнул Бекет, прикидывая, во что ему обойдется возвращение на Панкай. — Что вы здесь делаете, ваша светлость? — строго спросил он, хватая Амалию за локоть и останавливая ее вращение.

— По… могите… — прошептала она. — Помогите… меня сейчас… стошнит.

Такой вариант в условиях невесомости считался одним из самым критичных, поэтому Бекет оставил Амалию и, оттолкнувшись от стены, полетел к панели управления.

— Внимание, гравитация! — предупредил он и включил напольные соленоиды, отчего Амалия свалилась на пол гальюна, прервав беспорядочное вращение.

— Ой-ой-ой! Ну по-че-му?! — застонала она.

— Что почему? — спросил Бекет, заглядывая в гальюн.

— Я… я ударилась головой… об эту штуку… — пожаловалась интресса, указывая на жестяной унитаз. Затем поднялась, попыталась поправить волосы, но вдруг разревелась, ругая это «дурацкое место».

Бекет вывел незваную гостью из гальюна, разложил походную кровать и усадил на нее интрессу. Отчасти он и сам пребывал в шоке.

Наконец, Амалия стала успокаиваться, достала кружевной платок и промокнула слезы. Бекет помог ей снять плащ и принес оброненную шляпу.

— Какой у вас замечательный охотничий костюм, ваша светлость, — сказал он, чтобы привести девушку в чувство.

— Да… это мастер из города шил… Две недели потратил…

— Ваша светлость, вы понимаете, что я не могу доставить вас обратно? Уже поздно поворачивать.

— А я не хочу, чтобы ты доставлял меня обратно. Я не для этого пряталась там, рядом с водой. — Амалия кивнула на двери гальюна.

— А для чего вы прятались?

— У тебя нет женщины, Бекет… У тебя нет семьи, и я решила, что поеду с тобой.

Майор вздохнул. С одной стороны, наличие юной пассажирки рисовало заманчивые перспективы, а с другой — он не знал, что с этой интрессой делать дальше? Ведь не мог же он взять ее с собой, если до сих пор не знал, куда именно направляется? В город, где жил последние несколько лет? В отдел поиска к генералу Шеттельвейсу: здравствуйте, я нашелся?

До этого момента он не принимал какого-то определенного решения относительно своего будущего, знал только, что на службу не вернется. Там за майором таскались «хвосты» и десяток преступных групп желали с ним поквитаться. Когда-то такая обстановка «грела», поддерживала в нем высокий жизненный тонус, но внезапный перерыв научил его чему-то другому, заставил по-новому посмотреть на свою прежнюю жизнь.

— Ваш батюшка с ума сойдет, ваша светлость. Он не будет знать, что и думать.

— Я написала ему пространное письмо и все объяснила.

— И как же, интересно, вы ему все это объяснили? — поинтересовался Бекет, обведя рукой стесненную обстановку «маскота».

— Хорошо, давай по порядку, — сказала Амалия, убирая платок. Ее хорошенькие глазки уже просохли, и лицо приняло прежнее уверенное выражение.

— Давайте, ваша светлость.

— Ты помнишь, как первым вошёл в мое узилище?

— Да, такое не забывается, — ответил Бекет и улыбнулся.

— А помнишь, как я лишилась чувств, увидев тебя?

— Помню, но я успел подхватить вас…

— Я упала потому, что была поражена твоим внезапным появлением, мэйджор. Ты пришел в этом странном мундире и в шапке с брошкой и буквами!

— Что же так поразило вас в моей шапке? — усмехнулась Бекет, снимая фуражку.

— Дело не только в шапке, мэйджор. Именно в этом виде ты приснился мне еще пять лет назад! И я тебя нарисовала… Подожди!

Она соскочила с кровати, распахнула дверь гальюна и за лямки выволокла оттуда солдатский ранец.

«Ну разумеется, как же без багажа?..» — подумал Бекет, любуясь каждым движением Амалии. Он чувствовал, как беспокойство покидает его, а ему на смену приходит малообъяснимая радость.

Расстегнув ранец, Амалия выхватила из него кожаный чехол, в котором оказался накрученный на две деревянные планки кусок шелка размером с журнальный разворот.

Бекет щелкнул настенным включателем, и над кроватью вспыхнул светильник.

— О! — вырвалось у Амалии. — И никакого дыма?

— Никакого. Держите ровнее, ваша светлость, я хочу рассмотреть это получше, — сказал Бекет, внимательно разглядывая собственный портрет, написанный в неизвестной ему технике.

Немного это напоминало акварель, и мелких деталей было не разобрать, но общее выражение лица, осанка и разворот плеч — это точно был он, Джек Бекет. И тот же комбинезон, и та же фуражка с «брошкой».

Провести майора было нелегко, он знал, как настойчивы бывают женщины, преследуя собственные цели, однако и планочки, и края шелкового полотна выдавали его возраст. Этот портрет часто доставали из потайных сундучков, чтобы полюбоваться им и снова убрать подальше. В его существование трудно было поверить, но теперь становилось понятным странное поведение интрессы всякий раз, когда они виделись.

— Знаешь, мэйджор, однажды я чуть тебя не убила.

— Я знаю…

— Мне страшно было признаться себе, что грязный раб с водочерпалки чем-то напоминает мою мечту, моего суженого.

— Так уж и суженого, — попытался отшутиться Бекет, больше по привычке.

— Да, — уверенно ответила Амалия, глядя ему в глаза. — А когда ты стал выздоравливать, постригся, надел гвардейский мундир, мне стало еще страшнее. Я чувствовала, что начинаю терять какие-то нити управления собой. А потом нападение этих разбойников… Плен… — Амалия вздохнула. — Они глазели на меня, сменяя у решетки друг друга. Особенно один, я думаю, он был сумасшедший. Иногда он пытался общаться со мной, но я не понимала его языка. Своими визитами к моей двери он нарушал какие-то правила, и охранники были недовольны, но прогнать его боялись, должно быть, он занимал высокое положение.

— Этот бедняга был капитаном второго корабля — того, что поменьше. Вы так на него подействовали, что он не смог больше выполнять свои обязанности и его поместили в карцер на борту его же корабля. Мне рассказали об этом матросы, когда я проводил осмотр «Ленокса»…

— И поделом ему, мне нисколечко не жаль этих разбойников.

— Вы… Вы сводите мужчин с ума, ваша светлость, — прошептал Бекет, привлекая интрессу к себе.

— Я знаю, — так же шепотом ответила она и прикрыла глаза, чувствуя, как его губы касаются ее шеи.

Бекет начал расстегивать куртку интрессы.

— Когда мне было… четырнадцать лет… Мы с отцом посещали столицу… и… были представлены императору… — начала рассказывать Амалия, не открывая глаз. — Ой, подожди… этот шнурок развязывается не так… я помогу…

Со шнурком было покончено, и Амалия продолжила, боясь открыть глаза, ведь ее смелость имела свои границы.

— Император… он так на меня смотрел, что… я даже обернулась, мне показалось, что он увидел кого-то за моей спиной… И другие глазели тоже… А потом, в большой, похожей на дворец городской гостинице я случайно подслушала… я подслушала разговор батюшки с императорским чиновником… Он предлагал батюшке много золота и… высокую должность в столице… если я стану фавориткой императора… Но батюшка не согласился… О, мэйджор…

Глава 88

После того как все случилось, любовники еще долго лежали под казенным одеялом, отдыхая и осмысливая произошедшее.

Бекет чувствовал, что сжег за собою все мосты, поскольку высадить Амалию на ближайшей станции, как иногда проделывал это с навязчивыми подружками, он не мог. Это все равно что бросить в лесу младенца — чужой язык, чужой мир.

Бекет крепче обнял интрессу, и она запросила пощады.

— Я… не могу дышать… мэйджор…

— Зови меня — Джек. А то все мэйджор да мэйджор. Мэйджор — это всего лишь чин, а зовут меня Джек Бекет.

— Джек Бекет… — повторила румяная от счастья Амалия и улыбнулась. — Как красиво звучит — Джек Бекет. Джек… Джек… — еще несколько раз повторила она. — Скажи, Джек, а у нас теперь будет ребенок? Мы ведь сделали все как полагается, правильно?

— Думаю, что да, будет, — легко согласился Бекет, удивляясь собственной податливости. В прежние времена подобных признаний от него было не добиться.

— А на что мы будем жить, Джек? Ты снова будешь служить, ведь ты мэйджор?

— Да, я могу пойти служить, но пока мне этого не хочется… Пока мы поживем на мои сбережения, а там видно будет.

— Сбережения? — спросила Амалия. Во всем, что касалось будущего ее детей, она должна была разобраться.

Бекет чмокнул интрессу в нос, расправил ее шелковистые локоны и сказал:

— Сбережения — это деньги, которые лежат в специальном финансовом учреждении. В банке.

— Уж не о меняльных ли лавках ты говоришь, Джек?

— Отчасти банки похожи на меняльные лавки.

— Нас ведь там обманут, Джек! Ты виделся с хозяином лавки, ты подписал с ним смертный договор?

— Разумеется, солнышко…

Бекет поцеловал интрессу, потом еще и еще раз.

— Джек, мы ведь уже делали это…

— Ничего… сделаем еще раз…

Двигатели работали ровно, гудела вентиляция, вздрагивала в корме холодильная камера.

Примерно через полчаса Джек и Амалия обрели способность говорить.

— О, Джек… Как хорошо, что батюшка не согласился отдать меня в фаворитки… Тогда бы мы никогда не встретились.

— Зато ты жила бы при дворе…

— Ты нарочно хочешь рассердить меня?

Джек отрицательно покачал головой.

— Что мы будем делать, если ростовщики обманут нас и ты не получишь никаких денег?

— Ну… тогда я убью их и заберу их имущество.

— Вот это правильно! — горячо поддержала его Амалия.

Они помолчали какое-то время, затем она спросила:

— А где мы будем жить на сбережения, Джек? У тебя есть дом?

— Конечно, солнышко мое, у меня есть дом.

— Ты живешь в большом городе или в провинции?

— До этого жил в городе, но сейчас подумываю поселиться на острове, посреди теплого моря.

— А чей это остров?

— Мой.

— И там есть дом?

— Разумеется.

— А он большой? — спросила Амалия, выскочив из-под одеяла.

Бекет несколько мгновений восхищенно ее разглядывал, потом погладил плечико и сказал:

— До чего же ты прекрасна, Амалия…

— Стоп! Ты не сказал мне «ваша светлость»!

— Да, причем уже несколько раз…

Амалия легла и натянула одеяло до подбородка.

— Ну, ты ведь теперь мой муж… Я зову тебя Джек, а не мэйджор, значит, и ты можешь звать меня по имени, а не по статусу.

— Правильно, — похвалил ее Бекет.

— Так большой у тебя дом или нет?

— С замком твоего батюшки ему, конечно, не равняться, но места в нем достаточно.

— А большой ли этот остров?

— Ну… два часа пешком с севера на юг и час ходьбы с востока на запад.

— Не такой уж и большой, — покачала головой Амалия. — И сколько там деревень?

— Нисколько. Только мой дом и… домик садовника.

— У тебя там сад, что ли?

— Нет, бери выше. Прекрасный газон.

— Что такое газон?

— Это подстриженная трава.

Амалия замолчала, напряженно соображая, какой же может быть прок от подстриженного луга.

— А! Ты продаешь сено?! — обрадованно воскликнула она.

— Хм, хорошая мысль. А то садовнику приходится перерабатывать состриженную траву в компост. Но пусть тебя не заботит мысль о деньгах, солнышко мое. Первое время мы будем жить на сбережения, а если очень преуспеем в этом, начнем сдавать часть газона под площадку для гольфа. На соседнем большом острове находится курорт, так что клиентов будет предостаточно.

— Я не поняла, Джек, что значит сдавать под площадку для гольфа?

— Ну… это такое ристалище для богатых рыцарей, понимаешь? Они резвятся на нашем газоне и за это платят нам деньги. Понимаешь?

— Это я понимаю. И это мне нравится, — сказала Амалия, стараясь представить себе, как все это будет выглядеть. Ржание лошадей, звон мечей и крики раненых. А оплачивать ристалище будут те, кто останется в живых.

Пока Амалия лежала тихо, выстраивая планы на будущее, Бекет смотрел на нее не отрываясь. Скольким девушкам он рассказывал об островах в теплом море, но лишь этой ему не хотелось врать.

Глава 89

Минуло двое суток, наполненных любовью, разговорами о совместном будущем и постижением Амалией нового мира. Обучение началось уже с гальюна, один угол которого был занят тесной душевой кабиной.

В отличие от сверхсовременных истребителей, старый «маскот» был приспособлен для дальних переходов и, несмотря на низкий потолок, предоставлял пилоту хорошие условия.

Горячий душ Амалии очень понравился, хотя она призналась, что ванна все же лучше. Бекет подарил ей новую зубную щетку, показал, как выдавливать мятную пасту и как чистить зубы. Амалия повторяла за ним незнакомые движения, морщилась и не понимала, для чего это делается, а когда поняла, рассказала Бекету, что зубы лучше чистить кусочком морской губки.

Жидкость для мытья рук ей тоже не понравилась, и интресса пользовалась своим кусочком мыла, сваренного на травах.

Не привели ее в восторг и разогретые в печке обеды, но Бекет пообещал, что в доме на острове у них непременно появится свой повар, и это помогало Амалии мириться с невкусной пищей.

По мере приближения «маскота» к району пограничного окна Бекет все больше времени проводил в пилотском кресле, в то время как Амалия спала, восстанавливая силы после череды потрясений.

Наконец, антенны захватили сигналы радиомаяков, и поначалу Бекет принял их за помехи, но расстояние до пограничного «окна» сокращалось, и сигналы становились отчетливее. Прошел еще час, и приёмное устройство сумело различить заложенные в код координаты.

Впервые за последнее время автопилот заметно скорректировал курс, и Бекет узнал, что до прохождения пограничного рубежа осталось два с небольшим часа.

Но радоваться было рано, ведь дополнительные баки уже опустели, поскольку топливо расходовалось на работу гравитационных соленоидов.

Отключить их Бекет не мог, боясь снова перепугать Амалию. Впрочем, были и другие, весьма приятные причины держать гравитацию включенной.

Наконец, радар «маскота» поймал жирную метку крейсера «Алонсо», и Бекет перевел истребитель на ручное управление. Для выхода из создавшейся ситуации ему следовало применить весь свой опыт переговорщика, ведь, чтобы продолжить путь, требовалось горючее. На борту крейсера запас авиационного топлива, конечно, имелся, но команда крейсера не имела права продавать его проходящим кораблям, да и заплатить Бекету было нечем.

Но и это была еще не самая большая проблема, в крайнем случае даже на остатках в баках он мог разогнаться и двигаться инерционно. Правда, путешествие при этом растянется на месяц, но все же это возможно. А вот пройти досмотровый туннель, не имея разрешительных документов, и это при том, что «Алонсо» чаще стреляет, чем выслушивает объяснения, — для этого требовались и мастерство, и выдержка.

«В крайнем случае мы ничего не успеем почувствовать… — подумал Бекет и обернулся, чтобы взглянуть на спящую Амалию. — А эта малышка даже не успеет испугаться».

Однако он был стар-мастером, а потому приготовился дать решающее сражение.

Не обнаружив в передаточном блоке никаких разрешительных документов, команда «Алонсо» ненадолго включила радио на приём. Совсем ненадолго, перед тем как сделать залп.

— Офицер федеральной службы безопасности просит помощи и содействия у команды крейсера! Повторяю: офицер федеральной службы безопасности просит помощи у капитана и команды крейсера «Алонсо» с регистрационным номером двести тринадцать — альфа — двадцать шесть — тридцать восемь!

Номер крейсера нигде не публиковался, и, называя его, Бекет заявлял о себе как о человеке весьма информированном.

— Копия запроса о помощи передана в штаб службы по «спач»-каналу, — добавил он очередную угрозу, хотя никакой «спач»-установки, позволявшей перебрасывать радиосообщения через рубежи аномалий, у него не было, о чем на крейсере вполне могли догадываться. «Спач»-модули являлись новинками аппаратуры связи и на устаревшем «маскоте» оказаться никак не могли.

— Борт двенадцать — восемьдесят три, вы не фигурируете в наших архивах, просьба воздержаться от приближения к «окну», в противном случае вы будете уничтожены…

«Надтреснутый голос, интонации шизофренические. Этого мерзавца что-то угнетает, он говорит через силу и желает поскорее прекратить переговоры, ему проще дать залп», — начал анализировать Бекет.

— Я нуждаюсь в вашей помощи, капитан, у меня на исходе топливо и нет денег, чтобы заплатить за него. Я полностью в вашей власти, но должен выполнить важное задание. Вы меня понимаете?

«Вот так, точно по учебнику — открыться полностью и продемонстрировать свою абсолютную беззащитность и зависимость от него… Теперь ты должен попасться, скотина. Ну?..»

— Я… Мне…

Тяжелый вздох.

«И кто берет на службу таких субъектов? Где наша военная медицина? Где комиссии?» — мысленно негодовал Бекет.

— Я не знаю, у вас нет никаких разрешительных документов… Может, хотя бы фальшивый чип откопаете?

В голосе надежда. Как реагировать на фальшивый чип, он знает — залп и тишина.

— Повторяю, капитан, с вами говорит специальный агент федеральной службы безопасности! Только от вас сейчас зависит, будет ли выполнено важное задание. Мне необходимо топливо.

— А у вас на борту… есть женщина? — неожиданно спросил Шизик. Так его назвал про себя Бекет.

— Да где же мне в космосе взять женщину, коллега? — с усмешкой произнёс Бекет, однако по его спине пробежали мурашки. «Шизик» оказался сверхпроницательным.

— Я не могу допустить вас в таможенный туннель.

— Я на этом и не настаиваю. Мне нужно топливо.

Бекет чувствовал, что начинает прихватывать сознание своего противника. Он намеренно подбрасывал ему отвлеченные цели, чтобы тот не вступал в конфликт со своими укоренившимися, связанными со служебной деятельностью фобиями. Этот шизик сжигал корабли десятки или даже сотни раз, но Бекет готов был поспорить, что он еще ни разу не получал просьбу о заправке топливом.

— Я… Мне… — В динамике послышалось сопение. — А у вас точно нет на борту женщины?

— Разумеется, нет. Но вы можете посетить мой корабль и проверить это, — продолжал блефовать Бекет.

— Вы вот что…

И снова сопение.

— Выдвигайтесь к инфрасинему излучателю. Там есть шлюз для судов снабжения, — сдался Шизик.

— Благодарю вас, капитан. Для подтверждения собственного статуса я могу подиктовать восемнадцать цифр «красного кода»…

— Не нужно, я уже принял решение, — нервно ответил Шизик, и Бекет не стал настаивать. Он направил «маскот» к крейсеру и стал ждать реакции приёмной аппаратуры на инфрасиний сигнал.

Метка крейсера стремительно увеличивалась, и на всякий случай Бекет двигал истребитель в нижнюю часть передней полусферы «Алонсо», зная, что там для его пушек невидимая зона.

— Вы подходите слишком низко! — раздался раздраженный голос Шизика.

— Прошу прощения, сэр, сейчас я подкорректирую курс, — отозвался Бекет, придавая своему голосу максимально доброжелательную и даже преданную эмоциональную краску.

Вот и инфрасиний сигнал, подаваемый навигационным экстратором с левого борта крейсера.

— Мэйджор, я люблю тебя… — прозвучало над ухом Бекета, и руки Амалии обвили его шею. Бекет быстро приложил палец к ее припухшим губам, и Амалия поняла, что происходит что-то серьезное.

— Я явственно слышал голос женщины, она сказала: «Я люблю тебя»! — воскликнул Шизик, и Бекету показалось, что он видит, как трясутся от возбуждения руки безумного капитана.

— Нет, сэр, вам показалось. Но, повторяю, вы сможете проверить, есть ли у меня на борту женщина, — добро пожаловать.

Последовал долгая пауза, за время которой «маскот» оказался рядом с технологическим шлюзом.

— Вам придётся… перейти на крейсер, агент… — прохрипел капитан, Бекет слышал, как прерывается его дыхание.

— Да, сэр, конечно, — ответил Бекет и сам не узнал своего голоса.

— Швартуйтесь…

Майор включил швартовую функцию, и «маскот» стал разворачиваться к крейсеру правым бортом, где находилась дверца.

— Я боюсь, мэйджор… — прошептала Амалия, еще сильнее прижимаясь к Бекету.

— Все будет хорошо, — также шепотом ответил он, пораженный тем, что Шизик смог понять слова, сказанные по-ансольтски.

— Я жду вас на борту «Алонсо», агент! — проревел Шизик, заставив Амалию вздрогнуть еще раз.

— Да, сэр, я навещу вас, как только будет установлен шлюз! До связи!

Бекет отключил канал и, выбравшись из кресла, сел на пол, поскольку стоять в полный рост мешал низкий потолок.

Амалия села рядом, испуганно поглядывая на казавшиеся бесконечными стены крейсера с торчавшими из них артиллерийскими башнями и радарными антеннами.

— Солнышко мое, ты умеешь стрелять из арбалета? — спросил Бекет.

— Разумеется, я хорошо стреляю.

— Тогда вот тебе… — Бекет снял с пояса пистолет-пулемет и перевел регулятор огня в автоматический режим. — Сейчас я ненадолго уйду… На час-полтора, а ты останешься здесь одна. Если появятся посторонние, просто выстрели в них из этого арбалета.

— Но я не вижу болта! Чем же я выстрелю?

— Об этом не волнуйся, там внутри тридцать пять маленьких, но очень сильных болтов. Понимаешь?

— Понимаю, мэйджор, — ответила Амалия. — Я убью всех, кто явится сюда без твоего разрешения.

— Ты молодец, крошка, — сказал Бекет и поцеловал ее в лоб. Девушка из цивилизованного мира обрушила бы на него массу вопросов, но этой было все понятно.

Лязгнули магнитные захваты, и корпус «маскота» вздрогнул.

— Мне пора, солнышко, мы скоро увидимся.

С этими словами Бекет перебрался к двери, распахнул ее и вышел в шлюз, распрямляясь в полный рост, размеры перехода это позволяли.

Майор подождал с полминуты, но время шло, а испещренная космической пылью дверь не открывалась.

«Пытается слушать мой борт», — догадался Бекет и усмехнулся. Шизик не знал, что радио отключено.

Где-то на стыках наружу с шипением выходил воздух, а в местах плохой изоляции быстро расползались пятна инея. Все было так знакомо, даже запах дезинфицирующего аэрозоля — резкий, вызывающий желание сплюнуть.

Наконец, на массивной двери загорелся зеленый огонек — замки были разблокированы. Шершавая плита отошла от борта, и в лицо Бекету пахнуло другим знакомым «ароматом» — запахом давно не сменяемых кислородных батарей.

В слабо освещенной боковой галерее возник человеческий силуэт.

«Шизик?» — предположил Бекет, хотя ожидал здесь увидеть матроса или старшину.

— Майор Бекет, федеральная служба безопасности, — представился Бекет. — Могу я видеть капитана крейсера?

— Конечно, можете, майор, только капитан сейчас болен и не может принять вас.

— Тогда вы принимающая сторона? — уточнил Бекет, узнав голос Шизика.

— Лейтенант Эльяно, канонир второго класса, — представился офицер, вяло козырнув. Бекет подошёл ближе и подал руку, лейтенант взялся за нее холодной ладонью и долго не отпускал, пока Бекет не высвободился сам.

Заметив выражение брезгливости на лице гостя, лейтенант убрал руки за спину.

— Извините меня, я давно не видел людей. Капитан все время хворает, дает распоряжения лишь по самым неотложным вопросам, и большую часть времени я предоставлен самому себе.

Лейтенант грустно улыбнулся. На вид ему было лет сорок, последний раз он брился две недели назад, а рубашку под новым кителем не менял последние пару месяцев.

— Я бы хотел получить топливо и, если желаете, предоставить свои объяснения.

— Обойдемся без объяснений, майор. Давайте я покажу вам крейсер, редкий гость для меня в радость.

— Хорошо. С удовольствием осмотрю ваши владения, лейтенант, — ответил Бекет, решив, что встреча с другими членами экипажа позволит ему лучше контролировать настроение этого монстра, судя по всему, отвечавшего за провод судов через таможенный туннель.

— Следуйте за мной, майор, — сказал Эльяно и, резко повернувшись, пошел по коридору, однако Бекет успел заметить его короткий безумный взгляд, брошенный на шлюзовой переход.

«Я слежу за тобой, сукин сын, и, если нужно, разорву голыми руками», — мысленно пообещал Бекет.

Глава 90

Они шли по путаным переходам, местами темным, где не работало освещение, и совершенно тихим, что вызывало у Бекета удивление.

Обычно корабли были наполнены звуками, в магистралях шумели технические жидкости, журчала вода, шипел воздух и инертные газы, жужжали приводы, пощелкивали конструкции. Однако на борту крейсера «Алонсо» стояла необычная тишина, нарушаемая лишь звуком шагов и эхом, особенно заметным в больших галереях.

Казалось, Эльяно куда-то торопился и всякий раз неожиданно сворачивал в боковые коридоры, заставлял гостя вместе с ним продираться через технологические ниши и аварийные переходы, затем так же неожиданно он выскакивал на центральные галереи и опять искал убежища в темных закоулках.

У Бекета сложилось впечатление, что лейтенант пытается сбить его с толку и запутать, но в искусстве экстремальной навигации майор был человеком сведущим. Он четко отслеживал направления, мысленно складывал и вычитал векторы, выстраивая запутанный маршрут и имея полное представление о том, где находится. Кроме того, Бекет хорошо знал устройство крейсеров этого типа, поэтому жалкие потуги лейтенанта Эльяно ни к чему не приводили.

Майор замечал, что многие коридоры и ответвления давно никто не посещал, тонкий слой пыли там оставался непотревоженным. Уборка на судне не производилась, мелкий ремонт — тоже.

Бекету хотелось задать лейтенанту Эльяно несколько вопросов, но он не торопился, зная, что лишь выдаст этим свое беспокойство. Следовало дождаться, когда Шизик заговорит первым.

Наконец, после путаного путешествия по кораблю они вошли в зал управления погрузкой и обслуживанием. Из десятков мониторов, которые должны были транслировать подходы к грузовым воротам, сервисным узлам и ремонтным зонам крейсера, включены были только два. На одном Бекет узнал свой стоявший у шлюза «маскот», а на другом крутились мультики с бесплатного канала «Крокус».

— Итак, какое вам нужно горючее, майор Бекет? — спросил лейтенант, и на его лице заиграла улыбка.

— Сгодится любая «трассовка». Пятая, седьмая или двадцать четвертая…

— Вам повезло… От вашего истребителя очень хорошо пахнет… — Лейтенант нагнулся над экраном и шумно потянул носом воздух. — Вот так я различаю запахи, майор. — Эльяно распрямился, мечтательно прикрыл глаза и сказал: — Запах женщины я чувствую даже из космоса.

— Весьма редкое качество, лейтенант, — заметил Бекет. — Вы и раньше умели что-то подобное или приобрели эти таланты уже на борту крейсера?

— Приобрел на борту. Крейсер для меня стал настоящим домом, можно сказать, что я здесь вырос.

Улыбка сошла с лица лейтенанта, и он начал нажимать на терминале необходимые клавиши, заводя заправочную штангу в основной бак «маскота».

Крейсер использовал другой вид топлива, но небольшой запас «легкой горючки» для судов обслуживания или прикрывающей авиации у него имелся.

— Есть касание вашей крошки, майор… Сейчас начнем акт любви и поддержки… — Эльяно посмотрел на Бекета и снова заулыбался.

— Без вашего своевременного содействия, лейтенант, я не смог бы выполнить задание. А теперь у меня появился шанс.

— Благодарю вас, — сказал Эльяно и включил топливные насосы. В уголке экрана появился значок передачи топлива, подкрепленный стрелочкой, указывающей направление передачи.

Эльяно, не мигая, смотрел на экран. Бекет проследил его взгляд и понял, что тот смотрит не на индикацию перекачки, а на освещенное изнутри остекление истребителя. Рассмотреть что-либо внутри кабины было невозможно, однако какие-то тени Эльяно все же привлекали.

— Мне бы хотелось поговорить с вашим капитаном, чтобы вы получили официальное поощрение, лейтенант.

— Благодарю за заботу, майор Бекет, но последние несколько лет от нашего капитана нет никакого толку, — отозвался Эльяно, все еще вглядываясь в экран. Наконец он почувствовал тяжёлый взгляд Бекета и, отойдя от экрана, сел на запыленный стул.

— Наш капитан во всем полагается на экипаж и совершенно самоустранился от руководства крейсером… Ой, кажется, ваши баки полны, майор!

Лейтенант дотянулся до терминала, ударил по клавише, и передача топлива была остановлена.

— Значит, я могу лететь дальше?

— Можете, если получите разрешение капитана, — ответил Эльяно, скрещивая руки на груди.

— Хорошо, соедините меня с капитаном.

— Извольте, майор.

Эльяно нажал несколько клавиш, и из динамиков донесся легкий шорох.

— Сэр, это наш гость, майор Бекет из федеральной службы безопасности. Он просит разрешения отправиться по своим делам… — произнёс в микрофон Эльяно, и они с Бекетом стали прислушиваться, ожидая вердикта капитана.

— Ну что вы, как маленькие дети, честное слово? Неужели сами не можете решить этот вопрос? — послышался в ответ недовольный голос.

Эльяно скорчил физиономию и шутовски потряс головой, дескать, я же предупреждал.

— Ну и кто же теперь сможет дать мне разрешение? — спросил Бекет. — Кто из заместителей капитана имеется на крейсере?

— Первый помощник Гатлинг.

— Вы можете с ним связаться?

— Нет, он запрещает мне разговаривать с ним по радио.

— Так уж и запрещает? — не поверил Бекет.

— Ну… — Эльяно пожал плечами. — Если я пытаюсь, он попросту игнорирует меня. Поговорить с ним можно только в отсеке приёмки грузов. Они там постоянно решают какую-то проблему…

— С кем решают?

Эльяно опять улыбнулся, но теперь уже не так, как прежде. Теперь его улыбка напоминала гримасу отчаяния.

— Будто вы сами не знаете, с кем!

— Не знаю. Честно не знаю, — признался Бекет, стараясь, чтобы его голос звучал искренне.

— С боцманом, с кем же еще? Первый помощник и боцман — это главный конфликт на любом корабле.

— Хорошо, идемте к первому помощнику, я поговорю с ним лично.

— Не вижу препятствий, майор, идемте, я доставлю вас к первому помощнику, но учтите, он тот еще лентяй.

Лейтенант указал Бекету на дверь, но тот учтиво посторонился, давая хозяину возможность выйти первым.

И снова потянулись длинные переходы, подъемы по бесконечным аварийным трапам и спуски в парадных лифтах.

— Вы всегда перемещаетесь такими окольными путями, лейтенант? — спросил Бекет, когда они спускались в тесной лифтовой кабине.

— За восемь лет службы на этом корабле все мое существо возненавидело кратчайшие пути, майор. Я хочу пусть кажущегося, но разнообразия.

Лифт остановился, распахнулись створки, и пассажиры оказались на техническом этаже с низким потолком и плохой вентиляцией.

— И что тут может делать первый помощник?

— О, мы до него еще не дошли, сэр! Сначала вы познакомитесь с моими крошками! — сказал Эльяно и заговорщицки подмигнул Бекету. — Чтобы вы не думали, что я не могу общаться со слабым полом!

— Я в этом ничуть не сомневался, лейтенант.

— А вот и сомневались! Сомневались, иначе бы показали мне женщину, которую прячете в истребителе! Ай-яй-яй!

Лейтенант покачал головой, отчего масляные пряди его волос стали разлетаться, как крылья больной птицы.

— Если бы с вами что-то вдруг случилось, я бы мог за ней поухаживать. Принести свежее полотенце или кофе в постель…

Коротким вздохом Бекет подавил свои эмоции. Будь он уверен в отсутствии свидетелей, раздавил бы мерзавца прямо сейчас.

— Ненавидите меня? — Лейтенант снова покачал головой. — А зря. Сейчас вы увидите столько чудесных девочек, сколько не видели никогда в жизни.

Они прошли еще метров двадцать, затем Эльяно уверенно толкнул массивную дверь, вошёл в темное помещение и ударил по включателю на стене, отчего под потолком грузового трюма зажглись десятки ярких светильников.

— Девочки, поднимайтесь, к нам гости! Покажите себя в лучшем виде! — воскликнул Эльяно и несколько раз хлопнул в ладоши.

Бекет придержал дверь, вставил в окошко замка кусок жвачки и, выйдя на свободное пространство трюма, огляделся.

Примерно две трети просторного помещения занимали поставленные одна к другой надувные красотки «Милди двадцать четыре, подруга матроса улучшенная». Такими подружками снабжались команды кораблей, уходивших в дальние походы в неизведанное пространство, где не было не только обитаемых планет, но даже нелегальных станций с борделями.

Подружек «Милди» в трюме оказалось с полтысячи. Раздетых, полураздетых, украшенных новогодними гирляндами, расписанными фломастерами, краской для ремонтных работ и настоящей косметикой. На каких-то были чулки в крупную клетку, на других дешевые бюстгальтеры, топики и пляжные шорты. Они выглядели совершенно разными, за одним исключением — у всех были тщательно подведены губы, и в этом чувствовалась одна рука.

— Ну, что вы на это скажете, майор Бекет? Не ожидали? — спросил лейтенант Эльяно и расхохотался, как злодей из третьеразрядного фильма.

— Не ожидал, — честно признался Бекет.

— И представьте себе, все они хотят меня немедленно. Я единственный, кого они ценят и воспринимают как своего господина, как лучшего в мире мужчину. Я отымел каждую из них, и все они получили оргазм!

— Поздравляю, лейтенант.

— У вас есть какой-нибудь подарок для них? — спросил Эльяно и, быстро подойдя к Бекету, тихо добавил: — Сгодится даже какой-нибудь шнурок, поищите…

Бекет извлек из кармана кусок электропровода в зеленой изоляции и подал Эльяно, который издал восторженный вопль и, подбросив «подарок» к потолку, затем ловко его поймал. На мгновение Бекету показалось, что ряды матросских подружек всколыхнулись, но это было лишь временным наваждением.

— Эй, красотки, — крикнул Эльяно, — мистер Гость предоставил нам бриллиантовый браслет! Те из вас, кто хочет получить его, покажите себя с лучшей стороны!

Зазвучала музыка, сотни рук взметнулись к праздничным огням, и лучи разноцветных прожекторов заскользили по взволновавшейся толпе.

— Я подарю эти бриллианты той, которая станцует лучше других! Ну же, мисс, достойная бриллиантов, покажи себя! — объявил Эльяно и продемонстрировал несколько танцевальных па, отчего его костюм заискрился тысячью голубоватых искр.

Полдюжины девушек выскочили на сцену и под рев возбужденной толпы начали свой танец.

Прогоняя наваждение, Бекет встряхнул головой и глубоко вздохнул. Теперь перед ним снова были пять сотен «подружек» и кривляющийся лейтенант Эльяно.

— Знаете, в чем фокус? — спросил тот, пританцовывая.

— В чем?

— Я обладаю гипнотическим талантом и внушил им, что они резиновые надувные женщины, удивить которых можно даже куском изолированного провода. Они думают, что это действительно бриллиантовый браслет!

— Спасибо за шоу, лейтенант, но не пора ли нам найти первого помощника? — напомнил Бекет.

— Да, сэр, вы правы, — согласился лейтенант, а затем вдруг бросился сквозь ряды подружек, погружаясь в них, как в воду.

Вскоре он достиг второго выхода из грузового трюма и выскочил в коридор, однако Бекет был готов к этому и вышел через дверь с заблокированным замком. Оказавшись в коридоре, майор видел, как Эльяно заторопился к лифту, и, догнав его, схватил за плечо в тот момент, когда довольный собой лейтенант собирался шагнуть в кабину.

— А как же первый помощник, разве мы не пойдем к нему? — спросил Бекет.

— О, майор! А я думал, вы отстали, — произнёс Эльяно с невозмутимым видом.

— Я не отстал. Едем к первому помощнику.

— Разумеется, едем, сэр.

Поднявшись на один ярус, они вышли на сервисном этаже, и Эльяно уверенно повёл Бекета по коридору.

Здесь, как и повсюду, царила подозрительная тишина. Ни шума в магистралях, ни жужжания приводов, ни обрывков рассказанного механиком анекдота.

— Вы не заблудились, лейтенант?

— Ни в коем случае, вот за этой… Нет, за следующей дверью…

Эльяно распахнул болтающуюся на одном приводе дверь, та ударилась о переборку.

— Теперь отойдите, — попросил Бекет, и Эльяно послушно отошел на несколько шагов.

Бекет заглянул в помещение, щелкнул находившимся рядом включателем и при свете голубоватых ламп обнаружил у стены два давно лежавших здесь трупа.

Один из них, без сомнения, принадлежал первому помощнику, о чем свидетельствовали синий мундир и полковничьи погоны. Второе тело принадлежало боцману, его выдавали черная роба и оброненный пистолет-пулемет — штатное оружие среднего звена команды.

У офицеров были пистолеты.

Несколько пулевых отверстий на обмундировании боцмана свидетельствовали о том, что воспользоваться своим оружием он не успел, первый помощник опередил его. Однако воспользоваться своей удачей офицер не смог и выстрелил себе в голову.

— Есть ли на борту кто-то еще, кроме нас и капитана?

— Нет, сэр. Кроме нас, капитана и этих двоих здесь никого нет, — ответил Эльяно.

— Тогда давайте прямиком к капитану. Вы давно видели его живым?

— Я его никогда не видел, сэр. Он всегда руководил только по радио, а последние несколько лет…

— Да, я помню, во всем полагался на команду, то есть на вас.

— Как вы догадались?

— Я интуит, лейтенант. Некоторые вещи становятся мне понятны еще до того, как я узнаю о них, — сказал Бекет.

— О-о…

Эльяно покачал головой.

— Думаю, нам следует отправиться к капитану и обо всем ему рассказать, — сказал Бекет. — Полагаю, он знает о том, что случилось с его первым помощником?

— Даже слышать не желает. Я несколько раз пытался ему рассказать о ссоре первого помощника с боцманом, но всякий раз он…

— Во всем полагался на команду.

— Откуда вы знаете?

Глава 91

Поход к капитану обещал быть столь же запутанным, как это было принято у Эльяно, но Бекет решил взять управление в свои руки.

— Правьте ближе к центральной галерее, лейтенант, у меня нет желания идти в обход.

— Как скажете, сэр, — ответил Эльяно и, обернувшись, смерил Бекета взглядом.

Майору это не понравилось, Эльяно как будто прицеливался, прикидывая шансы для нападения.

Поскольку на крейсере было тихо, редкие включения механизмов жизнеобеспечения происходили неожиданно громко. Эхо гидравлических щелчков в магистралях разносилось по галерее, словно стук брошенных камешков. Гравитационные силы аномалии накатывались на крейсер волнами, на что он отзывался треском шпангоутов и скрипом перегородок.

На живом полноценном корабле этих звуков не было слышно, здесь же они наводили ужас.

— Неприятно, правда? — не поворачиваясь, спросил лейтенант.

— Нормально. Ничего такого, чего бы я не слышал раньше.

Лейтенант склонил голову и ухмыльнулся.

— Просто вы еще не слышали, как спорят первый помощник и боцман. А временами они устраивают здесь стрельбу, поэтому-то я предпочитаю обходить галерею стороной.

«Лазаро, подлец! Выходи, если ты мужчина!»

Бекет оглянулся, ему показалось, что в дальнем конце галереи мелькнул чей-то силуэт.

— Ну вот, опять начинают, — заметил лейтенант. — Но пара минут в запасе у нас еще есть. Начинают они в секторе машинного отделения и только потом бегут сюда.

«Посмотрим, какого цвета твои потроха, офицерик! Я познакомлю тебя со своим ножом!»

— Вот, посмотрите, повсюду следы от пуль, — сказал лейтенант, указывая на стены галереи. — А вот самих пуль и стреляных гильз я ни разу не находил. Просто мистика какая-то.

— М-да, — неопределённо произнёс Бекет и снова оглянулся.

— Осталось подняться по лестнице, и мы почти в гостях у капитана, — сказал Эльяно.

— А может, лучше на лифте?

— Бросьте, в лифте не увидишь ничего интересного, а тут… О, вот и сам капитан! Доброе утро, сэр!

Бекет поднял голову и уже собрался поприветствовать стоявшего на платформе капитана, однако что-то в его позе показалось Бекету странным. Капитан стоял, широко расставив ноги и держась за перила, и смотрел куда-то вдаль.

— Это кукла? — неуверенно спросил Бекет.

— Похож, правда?

Эльяно ухмыльнулся, довольный произведенным эффектом.

— Не знаю, я не был знаком с вашим капитаном, — ответил Бекет, стараясь говорить спокойно, но давалось ему это с трудом.

— Это я его сделал, три года назад, когда у капитана был день рождения. Руки и ноги из гофрированных шлангов собрал, сверху надел матросскую робу и заполнил герметизирующей пеной, а потом лишнее срезал ножом и одел в офицерский китель…

Даже на крутой лестнице Эльяно говорил не переставая, оглядываясь на Бекета и жестикулируя.

— С головой было проще, у меня был глобус и немного замороженного теста. Я даже подставку снимать не стал, так что голова у него вращается совершенно свободно и бывает… О, смотрите!

Бекет взглянул на «капитана» и увидел, как тот поворачивает в его сторону голову со смятым, аляписто разрисованным лицом. Движение было медленным, как будто капитан внимательно следил за непрошеными гостями.

— Не пугайтесь, глобус на подставке крутится легко. Мы топаем по трапу, от этой вибрации голова и поворачивается.

— Да, похоже, — согласился Бекет. — А как капитан отреагировал на ваш подарок?

— Пренебрег…

Лейтенант вышел на платформу и перевел дух.

— Сколько я ни просил его взглянуть на мой подарок, он не согласился. Говорит, сами решайте свои проблемы, вы команда и все такое… Вот тогда я и решил его сюда притащить и поставить напротив капитанской каюты. Думал, выглянет, заинтересуется и обязательно выйдет посмотреть.

Лейтенант достал из кармана брюк расческу и принялся прихорашиваться.

— Он у нас строгий, любит, чтобы по форме и все такое.

Причесавшись, Эльяно убрал расческу и продолжил рассказ:

— И вот в ночную вахту я сюда тихонько пробрался и спрятался вон за теми вентиляционными шкафами. А страшно ведь, освещение сокращенное, кругом тени мерещатся. Но я сижу, жду. И что бы вы думали? В два-тридцать капитан выходит из этой двери, — лейтенант указал на дверь капитанской каюты. — Ме-е-едленно так. Подходит, значит, к своему близнецу и о чем-то его спрашивает. Тот ответил, и они разговорились. Я обрадовался, что они поладили, и незаметно ушел.

Эльяно одернул свой китель и смахнул с плеча Бекета невидимую пылинку.

— Ну что, идем?

— Идем. Только вы первый.

— А-а, майор, боитесь? — усмехнулся Эльяно и погрозил пальцем. — Ну ладно, первый так первый.

Он подошёл к двери и осторожно постучал.

«У меня еще пять патронов, Лазаро! Тебе не уйти!» — донеслось откуда-то из галереи.

— Нет от них никакого покоя, правда? — спросил Эльяно, оглядываясь.

— Стучите сильнее, лейтенант, может быть, он спит.

— Может, и спит…

Эльяно стал стучать сильнее, и неожиданно дверь с закругленными углами слегка отошла. Лейтенант толкнул ее, и через его плечо Бекет увидел зажженную настольную лампу и склонившийся над письменным столом силуэт.

— Ну-ка, посторонитесь.

Лейтенант подался в сторону, Бекет вошёл в каюту и увидел, что капитан, как и те двое в сцепном отделении, мертв уже несколько лет и его череп разнесен выстрелом в упор.

Рядом на полу валялся пистолет, а на покрытом пылью столе лежали исписанный лист бумаги и давно высохшее чернильное перо.

Вне всякого сомнения это была предсмертная записка.

— Я могу вам все объяснить, сэр, — подал голос Эльяно. — Восемь лет назад руководство флота решило перевести команду на новый корабль, а престарелый «Алонсо» переоборудовать под роботизированное управление. Триста семнадцать человек вывезли сразу, пятеро остались. Боцман, первый помощник, капитан и ваш покорный слуга. Скачали азот, пустили гелий…

— А кто был пятый?

— Пятый?

Казалось, Эльяно не понял, о чем его спрашивают.

— Вы сказали, что осталось пятеро, но назвали только четверых.

— А-а… какой-то парень с Ливорно-Каза. Он служил у нас механиком.

— Ну и что было потом? — спросил Бекет, взяв со стола записку.

— Капитан, боцман и первый помощник курили. Дымили, как стартовые двигатели, и, когда нам поменяли атмосферу, сменив азот на гелий, эта их привычка сделала из них полных шизиков. — Эльяно хохотнул. — Они стали принимать меня за какого-то монстра и разбегались по кораблю, едва только я пытался заговорить с ними. Табак довел их до ручки, и они покончили с собой. А ведь знали, что курить — здоровью вредить.

Дочитав записку, Бекет положил ее на место.

— А что с механиком, куда он подевался?

— Механик?

Эльяно снова будто не понимал, о чем идет речь.

— Знаете, сэр, голоса в этой гелиевой атмосфере звучали совершенно непотребно, и я заказал сервисмэнам обратную замену. И теперь, заметьте, у нас с вами нормальные голоса, а не как у педиков.

— Очень хорошо, лейтенант. А теперь давайте посетим медицинский бокс, двигайте к выходу.

— А что нам делать в медицинском боксе, вы что, заболели?

— Вперед, Эльяно! Не заставляйте меня повторять дважды!

— Как скажете, сэр.

Лейтенант дурашливо поднял руки над головой и, развернувшись, вышел из каюты. Бекет последовал за ним, тщательно притворив дверь.

«…Никому такое даже в голову не могло прийти…» — вспомнил Бекет строчку из записки капитана Хаггерта.

— Мне непонятно, для чего вам этот медбокс, сэр? Вы же получили свое топливо, а раз капитана нет, можете отправляться по своим делам…

— Надолго я вас не задержу, Эльяно. Двигайте ногами.

Они спустились в галерею, и лейтенант помахал двойнику капитана.

— Пока, Стиви!

Бекет невольно оглянулся на площадку, где стоял двойник капитана Хаггерта, и поразился: голова чучела быстро вращалась. Со стороны это выглядело жутко.

— Вперед, Эльяно, я спешу! Мне нужно скорее попасть в медбокс!

«…До последнего момента мы надеялись, что он выпил лишнего и спит где-то в нише…» — вспомнилась Бекету другая строка из записки.

— Вы пугаете меня, сэр, — признался Эльяно, косо поглядывая на Бекета.

— Извини, приятель, я не нарочно.

«…Там повсюду оказалась кровь, а в углу возле ЗИПов были свалены кости…»

Медбокс находился в месте предельной доступности для всей команды, чтобы каждый, у кого возникала такая необходимость, мог попасть туда достаточно быстро. Его двустворчатые двери, обозначенные красным крестом, располагались по левую сторону главной галереи, между стоками шпангоутов.

— Эй, док! — крикнул Эльяно, распахивая створки.

— Свет включи! — приказал Бекет.

— Извольте, сэр.

Эльяно остановился возле щитка и стал щелкать тумблерами, поочередно включая освещение во всех помещениях.

«…Долго искать его не пришлось, он сидел, обхватив руками колени, и мелко трясся, его лицо и руки были окровавлены, а брюхо безобразно раздуто. Непонятно, как можно было за один раз сожрать человека целиком?..»

— Так, вот этот шкаф. Выдвигай ячейку! — приказал Бекет.

— Но этот шкаф пустой.

— Выдвигай ячейку, я сказал! — произнёс Бекет таким голосом, что смог бы гнуть им гвоздь.

Эльяно повиновался, но выдвинутый стол оказался пуст.

— Давай другой…

На этот раз попали в точку. На выдвинутом столе оказались кости погибшего механика. Они были запакованы в прозрачный пластик, но Бекету и не требовалось их распаковывать, он всего лишь проверял соответствие реальности тому кошмару, что был описан в предсмертной записке капитана Хаггерта.

— Итак, как звали этого парня?

— Механик четвертого класса Боб Дейч, — без запинки ответил Эльяно, глядя на останки.

— Задвигай.

Эльяно задвинул стол в холодильный шкаф.

— Теперь навестим кормовой отсек «семнадцать-бис».

— Зачем это?! — взвился Эльяно. — Я не позволю!

— Что?! Бунт?! — строго перепросил Бекет и так надавил на лейтенанта взглядом, что тот попятился.

— Вперед на корму — к семнадцатому-бис, не то размажу по обшивке!

Эльяно был сломлен, разбит и подавлен. Бекет видел это, и такое положение дел его устраивало, до окончательной развязки оставалось совсем немного.

Подгонять лейтенанта больше не приходилось, хотя дорога до кормы крейсера оказалась долгой.

Несколько раз за время пути где-то в отводах хлопали двери, слышались невнятные голоса, однако Бекет не обращал на это внимания — он должен был закончить следствие как можно скорее.

Через несколько минут Бекет и Эльяно оказались перед большими воротами кормового сектора.

— Открывайте, лейтенант.

— Я боюсь…

— Раньше нужно было бояться, теперь в этом нет смысла.

Бекет сам открыл ворота, за которыми оказалась небольшая рекреация с множеством дверей.

«…Первый помощник Скурт произвел двенадцать, а боцман Олесман — девять выстрелов. Таким образом, приговор чрезвычайного трибунала был приведен в исполнение…»

— Вот номер семнадцать и этот — семнадцать-бис. Открывайте дверь, лейтенант!

— Я не могу! Я не буду! — завопил Эльяно, чернея лицом.

— Как хотите…

Бекет сорвал бумажную пломбу с печатью капитана и подписями троих членов чрезвычайного трибунала, распахнул тяжелую дверь и увидел, как в образовавшемся тумане один за другим загораются под потолком светильники.

— Их ошибка состояла в том, что они хотели в полной сохранности предоставить тело казненного прокурору флота, а потому привели приговор в исполнение в этой холодильной камере, — произнёс Бекет, ни к кому не обращаясь и наблюдая за тем, как тает туман и у дальней стенки отсека проступают контуры тела расстрелянного восемь лет назад лейтенанта Эльяно.

Капитан, первый помощник и боцман были настолько потрясены фактом каннибализма, что решили покончить с мерзавцем немедленно, однако, оставив тело в холодильной камере, они не учли, что крейсер «Алонсо» находился под воздействием гигантской аномалии.

Зайдя в отсек, Бекет стал один за другим срывать со стен питающие кабели, оставляя холодильные установки без электричества.

«Не-е-е-ет!» — донеслось откуда-то с другого конца галереи.

— Да… да… и еще раз да! — сказал Бекет, срывая искрящие провода. Затем еще раз взглянул на изрешеченный труп и вышел в рекреацию. Двери в отсек он закрывать не стал, но общие ворота все же захлопнул.

«…Его призрак сделал нашу жизнь невыносимым мучением. Он кажется до ужаса реальным, преследует нас повсюду и, совершенно измотав, заставляет бояться друг друга. Никто не мог уснуть целую неделю, первыми не выдержали Скурт и Олесман, а теперь пришла очередь капитана… Прощайте и разберитесь с этим жутким феноменом, нам это оказалось не по плечу. Еще раз прощайте. Капитан крейсера «Алонсо» Стивен Хаггерт…»

Сделав все, что было в его силах, Бекет шагал по залитой светом галерее, ощущая неприятный осадок от случившегося. Оказалось, что эти люди ничего не знали о средах аномалий и в результате последние восемь лет проход через пограничное окно контролировал призрак. Он решал, кому жить, а кому умереть, он заказывал в адмиралтействе топливо, боеприпасы, обслуживающих роботов и кислородный запас — совершенно не нужный крейсеру в сложившейся ситуации.

Уже когда Бекет спускался в шлюзовую камеру, откуда-то с потолка галереи донесся тяжкий стон провалившегося в небытие лейтенанта Эльяно.

«Туда тебе и дорога», — подумал он, подходя к дверце истребителя.

— Солнышко, это я! — предупредил майор, выбираясь из шлюза. — У тебя все в порядке?

— В порядке, — отозвалась Амалия, вооруженная пистолетом-пулеметом и захваченным из дома маленьким кинжалом.

— Опусти оружие, опасность миновала, — сказал Бекет, блокируя входную дверь. Затем подошёл к панели управления и, взглянув на датчики, удовлетворенно кивнул: топливо действительно оказалось в баках, и это не было какой-то галлюцинацией.

— Все прошло хорошо? Там были друзья?

— Да, дорогая, теперь у нас повсюду друзья, — ответил Бекет, не подавая виду, что устал, и слегка подрагивающими пальцами начал набирать на клавишах нужные комбинации.

Сначала в борт крейсера убралась заправочная штанга, затем сложились стенки шлюза, брызнув напоследок крошками намороженного льда. Бекет запустил двигатели, и «маскот» начал медленно отходить от серой громады крейсера.

— И куда мы теперь? — спросила Амалия.

— Теперь домой, детка. Здесь нас уже ничто не держит.

Глава 92

До окончания путешествия Бекету и Амалии пришлось провести в тесной кабине около шестидесяти часов. Несколько раз за это время майору досаждали полицейские корабли, капитанов которых интересовало, откуда, куда и по какой надобности спешит вооруженный истребитель, не имеющий идентификационного ордера федерального флота.

Первые три раза Бекет просто добавлял двигателям тяги и уходил, благо запас топлива был достаточный, однако ближе к цивилизованным районам космоса приходилось вступать с полицейскими судами в переговоры, и тут выручали особые знания Бекета — он называл такие спецкоды, что полицейские капитаны торопливо прощались и исчезали в космических глубинах, лишь бы не оказаться втянутыми в тайны федеральной службы безопасности.

Наконец путешествие закончилось и на экране появилось приветствие коммерческой станции «Росток», от которой до Хинуэя оставалось полчаса лету.

— Ну вот мы и прибыли, дорогая, — сказал Бекет.

— Это твой дом?

— Нет, это что-то вроде гаража. Я хотел сказать — каретного сарая.

Еще через час они подошли к станции настолько близко, что на навигационном экране появился ее план, а из динамика послышался голос диспетчера:

— Добро пожаловать на «Росток», капитан! Сообщите класс вашего судна, к сожалению, сами определить его мы не можем.

Бекет улыбнулся хитрости диспетчера. Тот сразу распознал истребитель, однако отказывать клиентам по всяким «пустячным» поводам было не в правилах владельцев станций. Если капитан военного корабля говорил, что управляет сухогрузом, с ним никто не спорил, но плата за причал для него оказывалась существенно выше. Плати или проваливай.

— Я перегоняю устаревший истребитель «маскот» для одного коллекционера боевой техники. Меня бы устроило место подальше от любопытных глаз — терпеть не могу расспросы.

— Это не проблема, сэр. Вы видите нашу схему?

— Да.

— Отлично. Ваше место на двенадцатом причале, сектор четыре, причальный бокс четыреста семьдесят…

На экранной схеме в указанном месте замигала зеленая точка.

— Благодарю вас.

Бекет включил автопилот, и тот осторожно повёл корабль к причалу.

— Собирай вещи, малышка, больше мы сюда не вернемся, — сказал Бекет, выглядывая через посеченное космической пылью окно.

Место, куда вел их автопилот, было сплошь заставлено грузовыми судами. Подобные станции служили перевалочными пунктами и местами отдыха для дальнобойщиков. Здесь можно было устранить поломку, заправиться, промочить горло или вызвать на борт проститутку. Станции предлагали широкий выбор услуг.

Пока Бекет и Амалия занимались сборами, автопилот виртуозно протащил истребитель между двумя грузовиками и подвел его под стыковочный узел. Подрабатывая рулевыми двигателями, «маскот» повернулся на девяносто градусов, и стыковочный узел плотно закрепился на его борту.

— Ой, Джек, мы сейчас упадем! — испугалась Амалия, приседая на пол. Ее ужаснуло перпендикулярное положение «маскота» относительно всех конструкций причала.

— Не беспокойся, пока мы в кабине, наш центр притяжения у нас под ногами.

— Что?

— Ничего. Давай ранец и будь готова к тому, что, когда мы начнем выбираться из дверей, нас потянет свалиться на правый бок.

— Почему, Джек?

Бекет не стал рассказывать об ином направлении действия гравитационных соленоидов станции, это заняло бы много времени.

— Здесь так принято, крошка. Давай я пойду первым.

Открыв дверь кабины, Бекет показал Амалии, как нужно выползать из кабины, заваливаясь на правый бок и поднимаясь на ноги уже под другим углом. В сознании интрессы из далекого феодального мира такое не укладывалось.

— Мне страшно, Джек, как такое может быть?

— Не бойся, я придержу тебя… — заверил Бекет, по мнению Амалии стоявший на стене.

Наконец интресса выбралась на пол причального рукава и осторожно распрямилась, стараясь не смотреть в дверной проем «маскота».

— В это невозможно поверить, Джек!

— Ничего, привыкнешь. Давай сюда свою шляпу…

— Зачем?

— Я уберу ее в ранец.

— Но она там помнется.

— Пойми, такие шляпы здесь не носят, а нам не следует выглядеть слишком заметно. Посмотри, свою шляпу я тоже убираю в ранец… и вот эту нашивку. — С этими словами Бекет сорвал шеврон с рукава комбинезона и убрал вместе с фуражкой в ранец. — Вот и все. А когда мы доберемся до места, твоя шляпа будет отглажена в лучшей шляпной мастерской.

— Но я, наверное, плохо причесана? — спросила Амалия, подавая Бекету шляпу.

— Нет, солнышко, ты выглядишь прекрасно. Идем.

Он подхватил интрессу за локоть и повёл по причалу.

— А почему мы бросаем колесницу, она, наверное, стоит немалых денег?

— У нас будет другая колесница, не хуже этой.

Выбравшись из причального рукава, Джек и Амалия встали на движущуюся дорожку, понесшую их в сторону главного терминала станции.

Интресса молчала, вцепившись в Джека, словно перепуганный котенок. Набегавший поток воздуха развевал ее волосы, и они касались лица Бекета, щекоча его.

— Никогда не думала, что дороги могут бежать сами! — сказала Амалия, придя в себя.

Когда дорожка закончилась, Бекет соскочил на площадку и помог сойти спутнице. В просторном причальном коридоре было пустынно и тихо, только поскрипывало полотно еще одной дорожки, но Бекет предпочел пройтись, поскольку они с Амалией много времени провели в тесной кабине «маскота».

— А люди здесь есть? — спросила она.

— Конечно. Там дальше будет много людей. Даже слишком.

Наконец они вошли в ярко освещенный санитарный приёмник. Прозрачные створки за ними закрылись, сверкнули вспышки спектрометров, и двери снова открылись, что означало — переносчиков опасных заболеваний на них не обнаружено.

Впрочем, Бекет в этом не сомневался. В противном случае они с Амалией не продержались бы в изолированной кабине и двенадцати часов. Ему приходилось посещать планеты, где остались лишь пустынные города, поэтому охранные меры на станциях были не лишними.

— Что это было? — спросила Амалия, оглядываясь на прозрачные створки санитарной камеры.

— Это нечто вроде приветствия. Тут так принято. А вон и люди.

Джек с Амалией спустились по эскалатору в один из залов, заставленный прозрачными кубами мини-магазинчиков. В них продавали журналы, фильмы, сигареты, сушеных креветок и прочую мелочь, без которой в дороге было скучно. Между кубами лениво прогуливались десятка два мужчин, судя по одежде — дальнобойщики. Одни из них были нетрезвыми, другие только собирались напиться, но по разным причинам оттягивали этот момент.

На привинченных к стенам откидных стульях сидели две немолодые проститутки, потерявшие надежду найти клиентов. В ожидании менее разборчивых мужчин они курили и задумчиво глядели в потолок.

Еще одна женщина сидела в другой стороне зала, держась за ручку видавшего виды чемодана. Она принадлежала к разряду малообеспеченных путешественников, которые передвигались вместе с дальнобойщиками за небольшие деньги или совсем бесплатно.

— Нам туда, — сказал Бекет, указывая на вывеску.

— А что это?

— Это банк.

— Там лежат все твои сбережения?

— Можно и так сказать.

— И мы прямо сейчас заберем их?

— Нет, пока мы возьмем самую малость. Если получится.

Они вошли в небольшое отделение, и Бекет подошёл к дежурившей за стойкой девушке.

— Я бы хотел восстановить карту.

— Через автомат?

— Да.

— Тогда вам за перегородку. Вот, возьмите инструкцию.

Дежурная протянула Бекету планшетку с голограммой.

— Спасибо, я обойдусь.

Бекет взял Амалию за руку и повёл за ограждение.

«Главное, чтобы обошлось без сюрпризов», — подумал он. Иногда восстановление карт через автоматические устройства срывалось из-за банкротств банков, стихийных бедствий или сбоев в серверах. Сейчас ему требовалось, чтобы все прошло тихо.

Отдав Амалии ранец, Бекет подошёл к универсальному банковскому терминалу и стал набивать коды доступа. Когда цифры были введены, автомат мигнул зеленым индикатором — коды были приняты. Прошло еще несколько секунд, в течение которых в недрах автомата что-то бурчало, щелкало и потрескивало. Затем выехала панель, на которой лежала новенькая, только что отпечатанная карта. С этого момента все прочие карты банковского аккаунта Бекета считались недействительными.

Амалия следила за манипуляциями Джека, затаив дыхание. Все, что она здесь видела, казалось ей удивительным, и от более сильного потрясения ее защищал только юный возраст.

Получив карту, Бекет перешел к другому шкафу и, вставив карточку в приёмник, начал получать наличность. Купюры с шелестом ложились в лоток, и наполнять его пришлось трижды, пока Бекет не рассовал по карманам более тридцати тысяч динаров.

— Что ты делаешь? — спросила Амалия.

— Ах да, возьми тоже… — Бекет сунул интрессе несколько крупных банкнот. — Спрячь это. Пусть будут при тебе. Это деньги, малышка. Я понимаю, что ты привыкла к монетам, у нас они тоже есть, но их хождение ограничено и все пользуются вот этими картинками.

— Какие они красивые… — восхищенно произнесла Амалия, рассматривая одну из банкнот. — А кто их рисует?

— Об этом потом. Нам еще нужно купить одежду.

Бекет подхватил с пола ранец, взял Амалию за руку и потащил к выходу из банка.

— Нам нужно купить одежду, в нашей мы слишком заметны.

— Мой охотничий костюм стоит очень дорого, и если бы ты вернул мне шляпу…

— Здесь никто не ходит в охотничьих костюмах, дорогая.

Приметив череду вывесок магазинов готовой одежды, Бекет повёл Амалию в этом направлении, интрессе же здесь было интересно все. Она вертела головой, восхищаясь бегущей строкой рекламной панели, продающими напитки автоматами, гудящей машиной, которой уборщик освежал в зале полы.

— Тут все так необычно, Джек! Я чувствую себя как в сказке!

— Да уж, — усмехнулся Бекет. Он не видел этой «сказки» три года, но отсутствие не показалось ему долгим. — Читай, Амалия, здесь написано — «Лангория Прево»…

— Это буквы?

— Буквы. Начинай учиться, здесь никто не говорит по-ансольтски.

— Совсем никто? — не поверила Амалия.

— По крайней мере я таких не знаю.

Они вошли в магазин, и молодая женщина с доброжелательной улыбкой на лице шагнула им навстречу.

— Могу я вам чем-то помочь?

— Нам нужно подобрать одежду для этой девушки. Не слишком много, чтобы вошло в небольшой чемодан.

— Понимаю. На какую сумму рассчитывать и как вы будете платить?

— Рассчитывайте на полторы тысячи. Оплата наличными.

— Ваша спутница иностранка, сэр?

— Да, — нехотя признался Бекет, втайне надеясь, что его не спросят, совершеннолетняя ли она. Теперь ему казалось, что Амалия выглядит слишком молодо.

Пока женщины занимались подбором туалетов для Амалии, общаясь на смеси киссейских и ансольтских слов, дополняемых жестами, Бекет прошёлся вдоль вешалок с мужской одеждой, уверенно сбрасывая на руку брюки, пиджаки и рубашки «Вернон». Эту марку Бекет любил за спортивный покрой и практичность. Это была его спецодежда.

В этих предпочтениях был и свой минус. Бекет знал об этом и при случае покупал одежду разных производителей, однако он не сомневался, что в его секретном досье было отмечено: предпочитает одежду марки «Вернон».

И хотя на тщательную маскировку времени сейчас не было, осторожности Бекет не терял. Он применил новую карточку только один раз, предполагая в дальнейшем расплачиваться наличными.

Это был надежный способ уменьшить количество следов.

— Мы закончили, сэр! — сообщила женщина-продавец, демонстрируя Бекету груду отобранных вещей. — Правда, пришлось немного выбиться за пределы сметы. Ваша спутница взяла несколько наборов белья для новобрачных. У нее замечательный вкус, видимо, у иностранцев это в крови.

«Это в крови у интресс», — мысленно поправил ее Бекет, а вслух произнёс:

— Ничего страшного, вот только куда мы все это упакуем?

— Я дам вам удобные пакеты или вызову продавца из отдела сумок…

— Вызывайте, — согласился Бекет, сваливая на прилавок свои покупки.

Хозяйка отдела выскочила в зал, и Бекет с Амалией обменялись взглядами. Интресса выглядела довольной.

— Она на редкость понятливая служанка, Джек, мы как будто говорили на одном языке.

— Вы и говорили на одном, — сказал Бекет, усмехаясь. Он не сомневался, что женщины понимают друг друга без слов, особенно в магазине одежды.

Послышался торопливый стук каблучков, и хозяйка вернулась в отдел, а следом за ней появился увешанный чемоданами торговец из другого отдела.

— Вот этот и этот! — с ходу указал Бекет, выбирая два чемодана для новых вещей — большой и средний.

В большой он планировал поместить свои новые вещи и ранец. В средний — вещи Амалии.

— Было бы неплохо переодеться прямо здесь, — сказал Бекет, уверенно выбирая из купленных Амалией вещей синий брючный костюм и голубую блузку.

В той климатической зоне Хинуэя, куда они собрались прибыть, сейчас было начало лета.

Оставив выбранные чемоданы, продавец отдела сумок ушел, предоставив получить деньги коллеге, а та помогала Амалии одеться, пока Бекет переодевался за другой ширмой.

Избавившись, наконец, от тяжелых гвардейских сапог, он надел легкие полуботинки. Амалии также пришлось расстаться со своими сапожками, подобрав обувь по рекомендации продавца.

Вскоре переодевание было закончено, новые и старые вещи уложены в чемоданы. Бекет расплатился наличными, не забыв про чаевые, и они с Амалией покинули магазин основательно преображенными.

Глава 93

Интресса была настолько потрясена изменениями во внешнем виде ее и Бекета, что долго молчала, повсюду следуя за своим спутником и не замечая, как мужчины сворачивают вслед за ней головы.

Бекет это видел и стремился поскорее попасть на причал катеров-такси. Свидетелей его прибытия на станцию и так хватало, и не стоило увеличивать их количество, таская по залам юную красотку.

К тому же грубые в манерах дальнобойщики могли заставить его ввязаться из-за Амалии в драку. Отбить симпатичную девчонку было в традициях подобных мест.

Увидев вышедших из терминал пассажиров, пилот катера-такси выбежал им навстречу.

— Разрешите чемоданчики? — услужливо попросил он. Принял у Бекета багаж и, толкнув дверь ногой, первым прошел в просторный салон. — Располагайтесь, господа, сейчас помчимся!

Уложив чемоданы в специальные ниши, он перебрался в пилотский отсек и предложил пристегнуться.

— Сейчас это не обязательно, но, когда нырнем в атмосферу, могут быть проблемы — некоторые носы разбивают. Так что вы лучше сразу…

— Уже пристегиваемся, — ответил Бекет и стал помогать Амалии, уже знакомой со страховочными ремнями.

За кормой такси опустилась герметичная перегородка, замки освободили корпус, и катер выскользнул из-под нависающего причала.

— Куда направимся? — спросил таксист, понемногу прибавляя скорость.

— Город Вайбер, поближе к центральному сектору.

— Сделаем, сэр! Платите карточкой?

— Наличными.

— Замечательно, обожаю наличные! Только в Вайбере сейчас ночь, прибудем мы туда примерно в три сорок утра.

— Годится. Хочу навестить друга, а вообще-то нам в Билдгардер.

— Друзья — лучшее, что у нас есть, — сказал таксист, разгоняя катер все быстрее. Скорость в его деле приносила основные деньги.

Амалия улыбнулась и склонила голову на плечо Бекета. Волшебная сказка, в которую она попала, продолжалась. Попробовав на ощупь материал его пиджака, она наткнулась на свернутые в кармане ассигнации.

— Зачем мы взяли так много денег, Джек, ведь одежда уже куплена, а дом у тебя уже имеется?

— Есть кое-какие дела, крошка.

— Какие дела?

— Важные.

Он чмокнул Амалию в нос, и она счастливо заулыбалась, но, пока для нее продолжалась сказка, Бекет думал о том, что ему еще предстояло сделать.

Про Билдгардер он сказал таксисту нарочно, на случай, если кто-то выйдет на их след. На самом деле майор собирался вернуться в Ирбак, но, разумеется, не на прежнюю квартиру. Как бы Руммель ни был уверен в успешности своего плана, жилье Бекета он будет держать под наблюдением еще долго, а потом может устроить там явку. И присмотр, и делам подмога.

«Интересно, подсказывает ли ему что-нибудь его интуиция?» — подумал Бекет, и на его лице появилась мстительная усмешка.

Глава 94

Резкий звук пожарной сирены заставил Руммеля притормозить, пропуская спешащих по вызову пожарных. Сегодня на улицах ему было особенно неуютно, но Руммель связывал это с тем, что он плохо спал уже несколько ночей подряд.

Его преследовали не имевшие конкретных образов кошмары — некая неопределенная сила валила на землю и душила.

Днем в Управлении приходилось прихватывать полчасика после обеда, но к вечеру полученный запас отдыха куда-то улетучивался, и Руммель начинал готовиться к бессонной ночи.

Дошло до того, что уже Анна начала расспрашивать, хорошо ли он себя чувствует.

— Временное расстройство сна, дорогая.

— Ты много работаешь.

— Видимо так, милая. Вот разгребу дела, и все наладится.

Разгребу, держи карман шире. Проблемы множились и наползали одна на другую. Одновременно из двух тюрем спецсодержания сбежали субъекты, которых Руммель отправил туда с превеликим трудом. Он преодолел продажных прокуроров и адвокатов со связями в правительстве, обманул прятавших улики следователей и довел дело до суда, который дал мерзавцам «на полную катушку». В ближайшие тридцать лет их никто не должен был видеть на воле, но большие деньги и связи сделали свое дело, и двери тюрем для них оказались открыты.

Что это значило для Руммеля? Ничего нового. Пистолет в карман и вперед, на поиск беглецов.

Разумеется, теперь никакого справедливого суда он им обещать не мог, но дела, которые он вел теперь, зависали на неопределенное время.

Обидно? Да. Но так было всегда.

Впереди показался ярко освещенный знак, предупреждающий о ремонте дороги, и автомобили начали послушно сворачивать направо. То же сделал и Руммель, хотя можно было набраться терпения и подождать, когда иссякнет встречный поток.

Четверть часа езды черепашьим шагом, и машины с раздраженными водителями стали возвращаться на бульвар по узкому проулку.

Едва прибавив газу, Руммель был вынужден нажать на тормоз — загорелся красный сигнал светофора.

Это было одно из самых неприятных мест на всем протяжении домашнего маршрута. Как ни ставь свой автомобиль, справа или слева расположится кто-нибудь еще, а с другой стороны улицы может появиться его сообщник. В такой ситуации приходилось немало повертеть головой, ведь начать стрельбу могли с любого направления.

В таких непростых условиях Руммелю то и дело приходилось хвататься за пистолет, стоило водителям в соседних машинах просто почесаться. Случалось, он бывал в секундной готовности открыть огонь, когда выяснялось, что косой взгляд не имеет к нему никакого отношения, а предмет в руке другого водителя — всего лишь книга.

Желтый, зеленый — и Руммель погнал машину во всю силу скрытых по капотом «лошадей», чувствуя, как напряжение медленно покидает его.

Полминуты стремительного полета мимо прохожих, автобусов и полицейских на «островках безопасности». Хорошо бы так мчаться до самого дома, но несколько машин сзади сокращают дистанцию. Возможно, это любители погоняться, а может, выходящие на позицию стрелки.

Ситуация не новая, пришло время отсеять лишних.

Руммель резко дернул руль и, проскочив перед носом белого «риордо», выехал на мост. Следом за ним свернули еще три машины, причем одна даже из второго ряда.

Ею оказался серый «элеватор» с массивным бампером. Хорошее средство, чтобы подтолкнуть сзади перед крутым поворотом.

В голове Руммеля запустился знакомый алгоритм, когда ситуация прояснялась, ему становилось легче.

Поворот направо, съезд на параллельную магистраль, потом через дворы, но не слишком быстро, чтобы не ввязаться в неприятности с полицией и не потерять ненароком «хвост». Оторвется — ищи его потом.

Снова на шоссе, и полный газ. Одно за другим в приёмный бокс упало два сообщения о превышении скорости и штрафе в пятьсот динаров. Но, похоже, серый «элеватор» тоже не боялся штрафов и начал так быстро нагонять Руммеля, будто включил ракетный ускоритель.

Поползло вниз тонированное стекло, но впереди уже поворот, и кто-то должен нажать на тормоз первым.

Не давая охотникам прицелиться, Руммель бросил машину влево, выжал педаль тормоза и одновременно вывернул руль.

Для семейного автомобиля такой трюк закончился бы ударом в отбойник, но индивидуальный привод «тесс-турбо» повернул все четыре колеса и застучал по тормозным колодкам корректирующими импульсами. Из-под осей задымил испаряющийся азот, и «тесс-турбо» проскочил по самой кромке, а более тяжелому «элеватору» пришлось резко затормозить.

Руммель усмехнулся. Наверное, они считали его мышкой, а себя жирными котами. Но на самом деле охотником выступал он.

Справа на шоссе-дублере показались два автомобиля из сопровождения «элеватора», да и сам он, оправившись после торможения, снова сокращал дистанцию.

Руммель решил, что пора уже к складам. Хотя он туда и «зачастил», но еще разок скататься было можно.

Свернув на второстепенную магистраль, он проскочил под шоссе-дублером и начал неспешно выруливать на районное кольцо, проходившее возле городского парка. Отсюда можно было быстро проехать к складам, но сначала следовало подождать всех участников «спектакля».

Движение было плотным, и Руммелю приходилось ждать.

Вот и «элеватор», а за ним два автомобиля поддержки. Они сгруппировались на кольце и стали понемногу нагонять «тесс-турбо», действуя осторожнее, чем на скоростном шоссе.

Свернув к складскому комплексу, Руммель неожиданно вспомнил Анну и Густава.

«Главное в нашем деле — не заводить семью, Майк», — говорил ему когда-то Бекет. Наверное, он был прав, но так сложилось, что семья у Руммеля появилась, и теперь ему приходилось делить свою жизнь надвое и пробираться к собственному дому скрытно, как диверсант.

Он рисковал жизнью близких ему людей, и с этим нужно было что-то делать.

Вот и знакомый складской корпус с пристройкой.

Руммель оставил машину, перебежал дорогу и уже в свете фар приближающихся загонщиков толкнул дверь пристройки, которую использовал в качестве ловушки.

На месте дежурного сидел парень в поношенном камуфляже и, потягивая фруктовое пиво, таращился в ТВ-бокс.

— Слушаю вас, сэр, — произнёс он, не меняя позы. В складской комплекс часто сворачивали заблудившиеся на кольце водители.

— Я вроде куда-то не туда заехал, — сказал Руммель. — У вас тут туалет есть, а то приспичило так, что не утерпеть? Я заплачу, не сомневайтесь.

— Вон там, за углом синяя дверь, — после паузы ответил дежурный, должно быть, прикидывая, сколько можно взять за посещение туалета.

Руммель проскочил за угол, толкнул знакомую дверцу и… получив удар, отлетел к паре белоснежных унитазов.

Немедленно вскочив, чтобы контратаковать, он снова получил несколько жестких, болезненных ударов и перекатился к стене. О том, чтобы выхватить пистолет, не могло быть и речи, противник действовал быстрее.

Руммель увидел ноги и попытался их подсечь, но промахнулся. Поняв, что проиграл, он поднял голову и увидел Бекета с пистолетом в руке.

— Удивлен? — спросил тот.

— Нет, — покачал головой Руммель и сел на кафельный пол. Разбитое лицо кровоточило. — Убьешь? — спросил он глухо.

— Да.

— Ну так стреляй. — Руммель криво усмехнулся. Он понимал, что сразу Джек стрелять не станет, ему требовалось во всем разобраться.

— Я выстрелю, Майк, поверь, я давно об этом мечтаю, но сначала я хочу узнать — почему ты это сделал?

— Почему? И ты еще спрашиваешь?

Руммель хрипло засмеялся, размазывая по лицу кровь.

— Ты поставил меня перед выбором, Джек, дышать или умереть от удушья. Я выбрал — дышать. Если бы не Анна, я бы никогда не отказался от тебя, Джек. Никогда. И ты это знаешь…

— И это все?

— Все, можешь стрелять.

— Я не верю.

— Чему ты не веришь? Тому, что мужчина может любить женщину настолько, что перешагнет через лучшего друга и наставника?.. Но это так, Джек. Я решил убрать тебя со своего пути, поскольку ты забрал у меня самое дорогое. Ты разорвал меня на части, глядя мне в глаза. — Руммель сплюнул кровавую слюну и вздохнул. — После того как я выстрелил из пушки, я понял, что сделал что-то не то. На меня обрушилась какая-то тяжесть, не дававшая мне пошевелиться. Наверное, это была совесть, но, следуя твоим наставлениям, я стал доводить дело до конца. Уничтожил спутники связи, прошел до следующего пограничного окна и вышел на двадцать четвертый «Бегази-Роуд», чтобы никто не узнал, где именно ты пропал. Когда вернулся, рассказал заготовленную версию, будто ты исчез в слепой зоне на Хингане. Мы облетали планету встречными курсами, и в точке встречи тебя не оказалось. Два с половиной года меня мучили отчетами и расследованиями, но потом, похоже, просто утомились и дело закрыли. Официально ты считаешься пропавшим без вести.

— Спасибо.

— Как ты жил все это время?

— Как-то жил. Что-нибудь еще желаешь сказать?

— Ты не хочешь в меня стрелять, ведь так?

— Не надейся, Руммель, все варианты давно просчитаны. Хочешь сказать мне что-то еще?

— Ну… — Руммель шмыгнул носом и пожал плечами. — Да, Джек. Если ты меня сейчас убьешь, твой сын станет сиротой.

Последовала пауза, и Руммель заметил, как дрогнул пистолет в руке Бекета.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Когда ты пропал, я женился на Анне, и через пять месяцев у нас родился сын. Думаю, ты понимаешь, что за пять месяцев дети не делаются.

— Да, не делаются. Значит, Анна была беременна?

— Была, Джек. Верная догадка. Разве она не пыталась тебе об этом сказать?

— Видимо, пыталась, но я… Я умело обходил эти темы.

— Мне об этом известно, ведь ты и меня учил уходить от откровений подружек.

— Я учил тебя и многому другому.

— Почти всем, что я знаю и умею, я обязан тебе.

— Как назвали сына?

— Густав.

— Ну и как он?

— Смышленый. — На окровавленном лице Руммеля появилась улыбка. — Когда я работаю в мастерской, он приходит мне помогать — подносит стружку. Почему-то именно это кажется ему важным.

— У тебя есть его фотография?

— В машине. И его, и Анны, вмонтированная в журнальные страницы…

— Поднимайся, я хочу на них посмотреть.

— А ты не думаешь, что я мог сфальсифицировать их на всякий случай?

— Думаю. Но вероятность этого невысока.

— Невысока, — согласился Руммель, поднимаясь с пола.

— Только, прошу тебя… — Бекет недвусмысленно повёл стволом пистолета.

— О чем ты, Джек? Я же понимаю, с кем имею дело.

Бекет посторонился, и Руммель вышел из туалета первым.

— Спасибо, приятель, все было очень мило, — сказал он дежурному, роль которого, без сомнения, выполнял человек Бекета.

Вместе они вышли на воздух. Никаких машин с якобы «охотниками» здесь, разумеется, не было. Лишь верный «тесс-турбо» стоял в ожидании хозяина.

— Проверять будем? — спросил Руммель.

— Не нужно, я уже все проверил. Садись.

Руммель открыл дверцу и сел за руль, невольно думая о втором пистолете, спрятанном под рулевой колонкой, однако прятать туда запасное оружие его тоже научил Бекет.

— Ты подумал про пистолет под рулевой колонкой? Его там уже нет.

— Спасибо. Ты избавил меня от части проблем.

— Доставай фотографии.

Стараясь не делать резких движений, Руммель вытащил из бардачка потрепанный журнал.

Бекет открыл дверцу и сел на заднее сиденье, передвинувшись за спинку пассажирского кресла. В сиденье позади водителя часто монтировали самострелы, позволявшие расправиться с угрожающим водителю террористом одним нажатием кнопки.

Руммель сидел не двигаясь, угадывая направление взгляда Бекета, рассматривающего при свете фонарика фотографию счастливой женщины и смеющегося малыша.

Наконец Бекет выключил фонарь, убрал его в карман, но пистолет оставил в руке.

— Какого цвета у него глаза?

— Как у тебя. Но характером он весь в меня.

— Очень может быть, — после паузы произнёс Бекет. — Возможно, это не так уж плохо…

— Спасибо.

Они помолчали еще немного.

— Что теперь, хочешь увидеть Анну?

— Нет, ни к чему это. Заводи, поехали отсюда.

— Куда?

— Отель «Наполеондор».

— Ты там живешь?

— Я там выйду.

Руммель завел двигатель, и они поехали в абсолютной тишине, говорить им было не о чем. Майк старался не думать о том, чем закончится эта поездка, в конце концов, ждать развязки ему оставалось недолго.

Дорога до отеля заняла чуть менее получаса. Руммель остановил машину, не доезжая до ярко освещенного парадного входа, и заглушил мотор.

— Знаешь, я думаю, тебе нужно вернуться в Управление.

— Да? — Бекет усмехнулся. — И как ты им все объяснишь?

— Придумаем что-нибудь вместе. Ведь поверили они в твою пропажу…

— Не будь наивен, Майк, никто тебе не поверил. Просто они не видели в этом расследовании никакой перспективы.

Дверь открылась, и Бекет вышел.

— Ну и куда ты теперь, Джек?

— Как куда? На свой далекий и прекрасный остров.

— Ты все тот же, Джек, ничто тебя не меняет.

— Не меняет, но, может, это и к лучшему. Прощай, Майк.

— Прощай, Джек…

Дверца захлопнулась. Руммель, посидев еще несколько секунд, завел мотор и стал выруливать на проезжую часть. Глянув в зеркало заднего вида, он увидел спешащих по своим делам прохожих, среди которых бесследно растворился Джек Бекет, теперь уже навсегда.

— Ну Джек, ну фантазер… — покачал головой Руммель и, нажав на газ, встроился в плотный поток машин. Встреча, которой он, на глубоком подсознательном уровне, очень опасался, все же состоялась, и теперь он испытывал странное чувство нереальности происходящего.

Руммель провел рукой по распухшему лицу и подумал, что нужно где-то умыться, но сделать это ему удалось только в служебном туалете многоэтажной парковки, где он менял машины — с рабочей на домашнюю. Однако умывание не особенно помогло, выглядел он по-прежнему неважно, хотя кровь из рассечений идти перестала.

«Я выжил после встречи с майором Бекетом, а это большая удача», — сказал себе Руммель, сел за руль седана и поехал к семье.

Дома все было благополучно. Густав ездил на колесной лошадке, отталкиваясь ножками от пола.

— Привет, кавалерист! — приветствовал его Руммель.

— Папа… — произнёс Густав, смущенно улыбнулся и принялся жевать уздечку колесного коня.

Анна отложила вязание и подошла к мужу.

— Джек вернулся, — сообщил Руммель.

— Я знаю.

— Откуда? — удивился он.

— У тебя лицо разбито.

Они помолчали, глядя на Густава, нарезающего круг за кругом. Лошадь раскачивалась, грозя завалиться на бок вместе с седоком, но Густав вовремя упирался ногой, спасая себя и своего скакуна от падения.

— Хочешь с ним увидеться?

— Нет. — Анна ободряюще улыбнулась Руммелю и обняла его. — Мне никто не нужен, кроме тебя, Майк, — прошептала она ему на ухо. — Ведь ради меня ты не пожалел Джека…

— Неужели ты знала? — спросил он, отстраняясь и заглядывая Анне в глаза.

— Я не знала, Майк. Я догадывалась.

Глава 95

Остановив такси у автобусной станции, Джек расплатился с водителем, вышел из машины и, оглядевшись, направился к залу ожидания.

За то время, что он здесь не был, ничего не изменилось. Длинная вереница такси, полицейский у входа и голос диктора, объявляющий о прибытии и отправлении очередного рейса.

Войдя в ярко освещенный зал, Бекет улыбнулся: киоск, торгующий пончиками, находился в том же углу, что и прежде, однако в этот раз Бекета интересовали не пончики. В подвальном этаже зала ожидания находились автоматические камеры хранения, и аренда одной из ячеек была оплачена на десять лет вперед. Там был тайник Бекета.

Благополучно добравшись до ячейки, он набрал номер шифра, открыл дверцу и внимательно изучил содержимое тайника.

Пара пистолетов, несколько карточек удостоверения личности, портативная аппаратура связи, пачка наличных. Ничего особенного, обычный набор. Из всего этого Бекет выбрал тонкий металлический жетон и похожий на записную книжку радиоперехватчик. Включив перехватчик и убедившись, что прибор работает, Бекет убрал его в карман пиджака. Потом закрыл ячейку и направился в зал ожидания.

В какой-то момент Бекету показалось, что сработал пожарный датчик, который был у него при себе, но, выдернув устройство из кармана, майор убедился в ложности тревоги. За звук зуммера он принял сирену охранной сигнализации одного из магазинчиков, расставленных по всему залу, а значит, с Амалией все было в порядке.

Фокус с пожарным или любым другим охранным датчиком был ему известен давно и никогда не подводил, позволяя скрываться от вездесущих спецслужб, поголовно сканирующих сервисы голосовой связи. Чтобы избежать переговоров в открытом эфире, Бекет воспользовался услугами охранной фирмы, ставившей помещения на противопожарный контроль. В случае, если бы Амалии что-то угрожало, ей достаточно было набрать на телефоне несколько цифр, сервер охранной фирмы тотчас отсылал на радиодатчик проверочный код, датчик начинал пищать, и это было сигналом опасности.

Немного мудрено, зато никаких следов. Ну, почти никаких.

Выйдя из вокзала, Бекет прошел квартал пешком, взял такси и отправился к ресторану «Эльдорадо», посещать который вовсе не собирался. Его интересовало отделение банка «Сильвербокс», расположенное на той же улице.

Прибыв, наконец, в банк и очутившись в его зале, Бекет с удовлетворением отметил, что и здесь никаких особых перемен не произошло. Разве что фикус возле кресел для посетителей сменили на финиковую пальму, а в основном все осталось как прежде.

— Мне нужно в хранилище, — сказал Бекет, предъявив охраннику жетон пользователя.

— Одну минуту, сэр, — ответил тот и, нажав кнопку, вызвал менеджера. Спустя короткое время появилась женщина лет сорока в строгом костюме, улыбнулась Бекету, как любимому родственнику, и предложила следовать за ней.

— Одну минуту, я должен кое-что оставить…

С этими словами Бекет достал пистолет и передал охраннику. Подобный жест никого здесь не шокировал, солидные господа часто приходили вооруженными.

Несколько путаных переходов, сканер на металл, сканер на синтетическую взрывчатку, еще один охранник и, наконец, просторное помещение в подвале, где находились банковские ячейки.

Ключа у Бекета не было, поэтому он воспользовался длинным шифром из двух групп по шесть цифр.

Открыв крошечный ящик, майор достал единственный лежавший там документ.

Бережно развернув его и полюбовавшись игрой голографических печатей, он в который раз пробежался глазами по тексту.

«…общая площадь — десять с половиной квадратных километров… количество построек… координаты землевладения… градусов восточной долготы…»

Это был его остров, это была его мечта.

Забрав право на землевладение, Бекет в сопровождении менеджера поднялся в зал и, подойдя к оператору — молодому мужчине в отутюженном костюме, сказал:

— Я хотел бы закрыть счет и снять деньги наличными.

— Хорошо, сэр. Что вы хотите предъявить: документ, удостоверяющий личность, или карту?

— Карту.

Бекет положил в окошко свою новенькую кредитку и, пока оператор проверял состояние счета, положил на стойку включенный радиоперехватчик, которым быстро поймал сигнал с терминала оператора.

Для того чтобы взломать сервер банка, процессор радиоперехватчика был слишком слаб, но имитировать удаленный терминал он был в состоянии.

— Э-э… Сэр, но на вашем счету девяносто пять миллионов! — заметил оператор и покосился на охранника в зале.

— И что с этого? Я хочу получить их наличными.

— Да, конечно, сэр…

Зрачки оператора забегали, он собирался отправить сообщение для одной из спецслужб, поскольку о каждой выдаче наличных, превышавшей пятьсот тысяч динаров, банки были обязаны информировать специальные отделы соответствующих служб. В случае, если службисты считали сообщение любопытным, они могли прибыть в банк, пока там отсчитывали ассигнации, и познакомиться со счастливым обладателем этих средств лично.

Разумеется, Бекет об этом знал. Его перехватчик поймал посланный сигнал и смодулировал ответ. Дескать, благодарю за сообщение.

Выполнив свой гражданский долг, оператор перевел дух и, улыбнувшись Бекету, сказал:

— Через пятнадцать минут наличные будут подготовлены, сэр. Предпочитаете спортивные сумки или чемоданы?

— А сколько их будет?

— Чемоданов два, а спортивных сумок…

— Лучше чемоданы, — сказал Бекет.

— Вы можете подождать вон там, под фикусом…

— Это финиковая пальма.

— Да, извините. Сейчас вам принесут кофе. Или вы предпочитаете чай?

— Кофе будет достаточно, — ответил Бекет и направился к креслам.

Усевшись под пальмой, он с облегчением вытянул ноги, однако расслабляться не торопился, ему сегодня предстояло сделать еще много дел.

«Все как в прежние времена», — подумал Бекет и улыбнулся. Все та же беготня и совершенно твердый железобетонный план, который часто требовалось срочно менять.

Итак, два чемодана денег — огромные средства. Откуда они? Что бы он ответил следователю отдела внутренних расследований?

Врать бы не стал, это были «остатки» от многочисленных операций со стрельбой и потерями с обеих сторон. Часто среди руин и дыма оставались целые мешки с наличностью, и поначалу Бекет честно сдавал их в отдел, но постепенно он стал понимать, что система не может предоставить ему полной защиты и в его жизни может наступить момент, когда придётся исчезнуть, а это удовольствие стоило немалых денег.

Так он стал откладывать из каждого мешка понемногу на свою будущую безопасность.

Глава 96

Спустя четверть часа, как и обещал оператор, два чемодана с наличностью были вывезены на тележке в холл. К тому моменту Бекет незаметно вылил весь кофе в кадку с пальмой.

— Благодарю вас, господа, — произнёс он и, подойдя к тележке, взял чемоданы.

Они оказались очень тяжелыми, однако он не подал вида и направился к выходу.

— Может, вызвать вам такси, сэр? — спросил напоследок оператор.

— Нет, спасибо, — отказался Бекет и, выйдя на улицу, уверенно зашагал в выбранном направлении.

Вечерний воздух приятно охлаждал разгоряченное лицо, но к тому времени, когда Бекет добрался до череды ожидающих такси, его спина стала мокрой.

— Прошу ко мне, сэр! Позвольте чемоданчики! — воскликнул бросившийся к нему таксист, машина которого стояла первой.

— Нет, приятель, я хочу ехать вон на той… — Бекет кивнул на третий в очереди автомобиль и поставил чемоданы рядом с его багажником.

— Но, сэр, у нас так не принято…

— Знаю, ребята. Но это мой земляк, и я хочу ехать именно с ним.

С этими словами Бекет достал две ассигнации по пятьдесят динаров и раздал «пострадавшим» — первому и второму в очереди.

— Ага, это мой земляк, просто мы давно не виделись! — поддержал пассажира «третий». Он быстро забросил чемоданы в багажник, распахнул перед Бекетом дверцу и аккуратно ее прикрыл, когда пассажир уселся на место.

Первые две машины отъехали, и такси Бекета выехало на проезжую часть.

— Куда вас доставить, сэр? — весело спросил таксист.

— Агентство «Аист» знаешь?

— Конечно!

— Правь туда.

Некоторое время они ехали молча, но затем таксист все же спросил:

— А скажите, сэр, почему вы выбрали именно мою тележку, да еще заплатили за это удовольствие сто динаров?

— А ты знаешь, какой у тебя номер?

— Конечно, два-пятнадцать — тридцать семь.

— Вот. Это дата и год рождения моего ротного сержанта. А я чту его — хороший был человек.

— А что с ним случилось?

— Задавал много вопросов…

Улыбка сошла с лица таксиста, и он стал больше внимания уделять дороге, а Бекет снова достал радиоперехватчик и, когда машина остановилась рядом с билетным агентством «Аист», сказал таксисту:

— Сейчас подождем и поедем дальше…

Войти в систему агентства не составило труда. Бекет оформил два билета на экспресс-компании «Симка-спейстранс» и в разделе доставки поставил — «срочно».

Спустя несколько секунд окошко «исполнение» откликнулось вялым «В течение часа». Бекет был готов к этому и в разделе «дополнительные сообщения» написал размер бонуса — сто динаров.

«Укажите адрес!» — тотчас затребовало окно доставки.

«Такси у парадного подъезда агентства «Аист»».

Еще через минуту хлопнула дверь и к машине выбежал один из менеджеров. Бекет принял через окно билеты, проверил оформление и расплатился наличными. Менеджер убежал, и Бекет приказал трогаться.

— Но как они узнали, что мы здесь, сэр? — поразился таксист.

— Ты помнишь про сержанта?

— Ой, извините, сэр…

— Теперь давай к ковровой фабрике, у меня там встреча…

— Слушаюсь, сэр! — четко, по-военному ответил таксист и решил больше не задавать серьезному клиенту вопросов. Так, на всякий случай.

Через сорок минут Бекет вышел у ковровой фабрики, расплатился и, подхватив чемоданы, двинулся к мотелю, где в сдвоенном номере пряталась вооруженная пистолетом Амалия.

Пока Бекет шел по пустынной обочине, он анализировал свои действия за последнее время.

Один раз он засветился, получив новую карту на станции, но больше ею нигде не расплачивался, используя наличные. Это хорошо.

Людям из банды Паленого, сыгравшим роль «охотников», деньги платил тоже наличными — это хорошо, но, похоже, они запомнили его лицо — это плохо.

Майка не убрал, хотя по правилам сделать это следовало, но плохо это или хорошо, сейчас Джек определить не мог. После встречи с Амалией в его мировоззрении стали происходить изменения.

Сняв деньги наличными, он засветился, и это плохо, но заблокировал контроль сделки — это хорошо.

Билеты купил — хорошо, и миновал систему регистрации — просто замечательно. Как будто пока все шло по плану и грубых ошибок он не совершал.

Добравшись до мотеля, с парадного входа Бекет заходить не стал. Вместо этого он открыл темневшее окно своей половины номера и поставил чемоданы в комнату. Закрыл окно, огляделся и, одернув пиджак, вошёл в мотель.

Поздоровался с дежурным, получил ключ и, пройдя до двери номера, отпер ее. Держась за пистолет, вошёл внутрь, зажёг свет и огляделся.

Чемоданы стояли у окна — там, где он их и оставил.

Бекет проверил ванную и туалет и только потом запер входную дверь. Затем прошел к окну и плотнее задернул занавески.

«Как будто все в порядке, пора открывать затворницу…» — решил он и, упершись в стоявший у стены тяжёлый шкаф, начал сдвигать его в сторону.

За шкафом оказалась дверь, соединявшая два номера.

— Амалия… солнце мое… ты в порядке? — спросил он по-ансольтски, двигая шкаф.

— Да, Джек, — еле слышно ответила девушка.

Бекет открыл дверь и обнаружил интрессу забившейся в угол, с пистолетом в одной руке и своим маленьким кинжалом в другой.

— Что случилось, дорогая? — спросил он озабоченно, осматривая комнату в поисках затаившихся врагов. — Что тебя напугало?

— Джек, в этом окне происходят ужасные вещи! Я едва не начала стрелять из арбалета! — пожаловалась Амалия, указав пистолетом на экран включенного ТВ-бокса.

— Но, солнце мое, — Бекет подошёл к Амалии и обнял ее, — солнце мое, я же тебе объяснял, что все происходящее в этом окне — сказки.

— Да-а-а, сказки! — покачала головой Амалия, и по ее щекам потекли слезы. Она была в панике. — Я сама видела, как он убил ее ножом! И у нее текла кровь! Это не сказки, Джек!

Вот и ошибка. Джек считал, что объяснил Амалии все о природе телевидения, но недооценил новизну ее восприятия. В результате интресса едва не начала в мотеле стрельбу, и страшно представить, к чему все это могло привести.

— Все, малышка, хватит плакать, мы уезжаем. — Бекет взглянул на настенные часы. — Уже через час.

Шагнув к злосчастному ТВ-боксу, он погасил экран, потом взялся за телефон и, дозвонившись до одного из билетных агентств, заказал срочную доставку билетов на лайнер другой компании, с другим местом назначения, но примерно с тем же часом отправления, что и в билетах агентства «Аист».

Через полчаса курьер доставил билеты, получил чаевые и уехал.

Получившейся комбинацией Бекет был доволен, эту пару билетов он провел через регистрацию, окончательно запутывая следы.

Глава 97

Удивить Амалию роскошью было сложно, и в течение недельного путешествия в апартаментах первого класса она равнодушно воспринимала угодливых стюардов и вышколенных горничных, принимая их как само собой разумеющееся. Чуть более ее развлекали новые платья — на борту лайнера имелась дюжина магазинов, где можно было покупать самые изысканные туалеты.

Другое дело фильмы, их Амалия могла «проглатывать» по нескольку штук за день, хотя по-киссейски поначалу не понимала ни слова. Но уже к концу путешествия она могла складывать фразы, пока не очень уверенно, чем вызывала улыбки Бекета.

В ресторане и на площадках для прогулок он все еще помогал ей с переводом и помимо азбуки любви преподавал буквы киссейской письменности.

После прибытия на орбитальную станцию планеты Либерия Бекет и Амалия воспользовались челноком той же транспортной компании и оказались в морском порту около одиннадцати утра по местному времени.

Белоснежные яхты, скоростные катера и похожие на утесы корпуса прибрежных отелей произвели на Амалию неизгладимое впечатление. Она забрасывала Бекета кучей вопросов, вроде: а как это строят? Или: чем мажут лодки, чтобы они так блестели?

Бекет отвечал подробно, при этом не забывая присматривать за тем, как носильщики обращаются с багажом, а в особенности с двумя, самыми тяжелыми чемоданами.

Последние пару десятков километров они преодолели на скоростном ослепительно белом катере. Амалия так внимательно следила за убегающим вдаль пенным следом катера, что у нее закружилась голова и она не заметила, как судно приблизилось к острову.

Катер сбросил скорость, моторы замолчали, и борт его мягко коснулся небольшого причала.

Бекет подал Амалии руку и помог ей сойти на берег, а когда рулевой перенес весь багаж, Бекет с ним расплатился, и катер благополучно умчался прочь.

— Ну и как тебе наш остров, дорогая? — спросил Бекет, облегченно переводя дух.

Ответить Амалия не успела, ее отвлек шум приближающегося гольфкара и крики управляющего-садовника.

— Ну наконец-то вы приехали, сэр! Какая радость! А то уж я думал — опять обманете!

Седой загорелый мужчина лет пятидесяти соскочил с крохотной машинки и побежал навстречу Бекету.

— Здравствуй, Артур.

— Здравствуйте, сэр. И вы здравствуйте…

Садовник поклонился Амалии, слегка сбитый с толку ее юным видом.

— Это миссис Бекет, Артур.

— Поздравляю, сэр. И вы, миссис Бекет, примите мои искренние поздравления. Мой хозяин прекраснейший из людей, поэтому…

— Она иностранка, Артур, и по-киссейски не понимает.

— О! — только и сумел произнести Артур, распрямляясь. — Ну, тогда я перегружу ваш багаж в транспорт, сэр.

— Сделай милость.

— О чем говорил этот человек? — спросила Амалия, пораженная тем, что даже маленькая самобеглая коляска здесь выкрашена в белый цвет.

— Он поздравлял нас с тем, что мы теперь вместе. Как тебе наш остров?

— Нравится. А что это там — твой дом?

— Да. Не слишком маленький?

— Нет. Мне кажется, он очень красивый.

Глава 98

Через девять месяцев, как и положено, в семействе Бекетов появился мальчик, названный Питером. Джек был всецело поглощен семьей, сделал несколько пристроек к дому и купил еще один остров, который было видно из окон дома.

Еще через год у них с Амалией родилась девочка — Синтия, и вскоре на втором острове Джек Бекет открыл гольф-клуб.

О возвращении в отдел он больше не думал, справедливо посчитав все проведенные там годы пройденным этапом. Бекет занимался расширением своей гольф-империи, и это занятие забирало все его время.

Майк Руммель вскоре после встречи с Бекетом получил повышение по службе, но это не принесло ему радости. Замахнувшись на взяточников из федерального правительства, он попал под удар всех спецслужб государства, не помогла даже защита отдела свободного поиска.

Его сын Густав и беременная вторым ребенком Анна были похищены, а Руммелю выставили условие — приехать с добытыми уликами на встречу, где его, без сомнения, ждала пуля. Но все же Майк выкрутился. Он сумел найти место, где прятали его семью, ликвидировал охрану, и больше семейство Руммелей никто не видел.

Прелат Гудроф у себя в крае по-прежнему процветал. Он вовремя получил записку от Бекета и к моменту прибытия эскадры бомбардировщиков сумел вывезти из лагеря все что можно. Уничтожению подверглись только голые корпуса кораблей и несколько не подлежавших восстановлению машин.

Трофеи с прелатом Илкнером они разделили мирно. Илкнер хотел получить оружие, намереваясь оспорить трон у императора, и обещал соседу в будущем свое покровительство, если тот откажется от военных машин.

Гудроф согласился, поскольку больше его интересовали станки, инженеры и механики. В результате спустя год после начала большой войны он стал едва ли не самым влиятельным прелатом в воюющей империи.

О беглянке Амалии Гудроф вспоминал все реже и по этому поводу почти не расстраивался. Он смирился с мыслью о том, что его своенравная дочь сделала правильный выбор, ведь угодить ей мог только мэйджор Бекет, влиятельный судья, храбрый солдат и мудрый военачальник из далекого мира.