Кетан открыл глаза и несколько мгновений оторопело смотрел на высокий потолок, украшенный резными фресками. Куда он попал? Но разум сразу успокоил воспоминаниями поездки, расставив всё по своим местам. Да, верно. Поручение Тромвала, что б его. Теперь придётся торчать в этом проклятом месте неизвестно сколько.
Впрочем, неприятным оно было исключительно для него. Солнце маячило над верхушками деревьев, освещая просторные покои. Комната находилась в верхней части замка, и из окна открывался замечательный вид на окрестные луга и деревеньку в отдалении.
Но ему подобное зрелище радости не доставляло. Кетан сидел на кровати, глядя в окно невидящим взором. Мысли перенеслись на пять лет назад, когда к нему подошли двое всадников и предложили отомстить. Он согласился не раздумывая, хотя и знал, кто они. Но слухи заботили тогда в последнюю очередь, как и цена за контракт.
Наёмники убили в замке не всех, что бы потом не рассказывали. Только тех, кто преграждал дорогу. А он убил всего одного человека. В этой самой комнате они нашли Падальщика. Тогда Кетан впервые узнал, что значит потерять голову от злости. Очнулся стоя над кровавым месивом, в котором смутно угадывались черты лица Барика. По разбитым костяшкам пальцев стекала кровь, его собственная вперемешку с кровью убитого.
По старым законам, принятым ещё в первые годы существования Вердила, замок должен был достаться ему. Позже, когда возник Кейиндар и силт ло стали присматривать за порядком на Востоке, закон объявили «животным» и наложили запрет. Но тогдашний король недолюбливал этих пауков, и подчиняться не спешил, пообещав разобраться.
Время шло, закон не отменяли, но использовать перестали, и он постепенно забылся. А когда случилась резня в замке — вспомнили. С одной стороны убийцам лорда полагалась смерть, с другой — они сами вершили правосудие. И король Алгот предпочёл закрыть глаза на случившееся, воспользовавшись этой лазейкой. По Барику всё равно плакать никто не стал. Замок отошёл наёмникам, обвинённым в убийстве, а Кетана из рассказов выбросили, якобы и не было его в том замке.
Но он был, в этой самой комнате. И теперь, сидя на кровати, разглядывал угол в дальнем конце, куда забился перепуганный Падальщик. Пальцы сами сжались в кулак от одних воспоминаний.
— Лорд Кетан.
Он вздрогнул, повернул голову. В дверях стоял старик, склонившийся в поклоне. Да, когда-то, кажется, вечность назад, именно он указал комнату, где спрятался Барик.
— Я же просил не называть меня так, Олник.
Старик выпрямился. Сам он походил на лорда куда больше. Синяя ливрея сидела аккуратно, без единой складочки, спина ровная, да и манеры как у высокородного.
— Но вы лорд, — возразил Олник, склонив седую голову. — Это ваше право по старым законам. Раньше пауки могли диктовать нам свои условия, но Кейиндара больше нет. Титул по праву принадлежит вам.
— По праву, — горько усмехнулся Кетан. — О каком праве может идти речь, если меня провели до этих самых покоев? А сколько людей полегло ради моей мести?
— Лорд не обязан быть самым искусным воином, — возразил старик. — Не по вашей вине всё случилось. Лорд Барик не принадлежал к числу достойных, да простит Создатель мне эти слова, и вёл за собой таких же людей. Творил страшные дела и получил по заслугам.
— По заслугам, — эхом отозвался Кетан. — Это только твои мысли? Или все в замке так думают?
— Я не могу говорить за всех.
— Да брось, все знают, что за всем присматривал ты. Падальщик самостоятельно и задницу не мог подтереть.
Олник поморщился при этих словах и с укоризной произнёс:
— Лорду не пристало так выражаться.
— Тогда хорошо, что я не лорд, — огрызнулся Кетан. — Будь моя воля, я бы сюда никогда не вернулся. Мне этот титул и даром не нужен, как и замок. Ты сказал людям, что я хочу обратиться к ним?
— Да, они соберутся в полдень на площади.
— В самое пекло.
— Лучше времени не сыскать, лорд Кетан. — Новый хозяин замка с подозрением покосился на старика. Тот словно нарочно старался называть его лордом как можно чаще. — Все уходят в полдень с полей на обед, пока жарко, и…
— Знаю, знаю, сам впахивал, — буркнул Кетан. — Тогда пора собираться.
После лёгкого завтрака он оседлал коня и отправился в деревню. На все попытки одеть его сообразно титулу Кетан отправил старого слугу куда подальше, чем заслужил ещё один неодобрительный взгляд. И теперь ехал в той же одежде, в какой покинул Вердил — широкие льняные штаны и рубашка мрачного синего окраса.
Вчера по дороге в замок Кетан сделал крюк, решив проехать по местам, полным счастливых и не очень воспоминаний. Ему встретились знакомые лица, но никто не осмелился приблизиться или даже окликнуть.
От дома, в котором он прежде жил с женой Ниалой и дочуркой Летицией, остался обгорелый остов. Кетан сам спалил его, похоронив единственных близких людей рядом. Поле давно поделили между собой соседи, но дом никто не спешил отстраивать.
Теперь же, вернувшись в родную деревню, Кетан неспешно ехал на площадь. Там, у дома старосты, давным-давно поставили небольшой постамент для всякого рода обращений и заявлений.
Народа собралось на удивление много. Кетан разглядывал лица, позволив лошади самой выбирать путь. Люди оборачивались и расступались в стороны. На нового владельца земель поглядывали с опаской. Пять лет назад он исчез, спалив собственный дом, не сказав никому ни слова, и деревенские не знали, как реагировать на его неожиданное возвращение. Впрочем, несколько доброжелателей всё же нашлось, поприветствовавших его короткими кивками.
Кетан добрался до невысокого, чуть выше колена, постамента, и спрыгнул на него с лошади. Принялся отряхиваться, разравнивая складки на рубашке — хотя она представляла собой одну большую складку — смахивать отсутствующую грязь. В общем, делать всё, лишь бы отсрочить неизбежное. Но он понимал, что долго так продолжаться не может.
Наконец опустил руки и выпрямился, обводя собравшихся долгим взглядом. Солнце припекало нещадно, но привыкшие к долгой работе в поле крестьяне не обращали внимания на жару. Сам Кетан покрылся потом, но причиной тому послужило не только солнце. В записке, которую отдал ему Тромвал, имелась и короткая речь, предназначенная воодушевить народ и показать, что наёмники, пусть они и летары, вовсе не злодеи. Увы, Кетан даже не дочитал её. От неё за версту разило высокопарностью, а он такие вещи не переваривал. Он солдат, а не оратор.
К сожалению, надежды, что всё получиться придумать по ходу дела, не оправдались. Вот собрались люди. Ожидают, что он скажет. А голова пустая, в ней мечется только проклятие на голову Тромвала.
— Многие из вас помнят меня, — медленно произнёс Кетан, надеясь, что это подтолкнёт мысли в голове. — Пять лет назад Падальщик, Барик, убил мою жену и дочь, на этой самой площади. Некоторые видели всё своими глазами. Признаюсь, я плохо помню тот день. Когда я увидел, как…
Кетан умолк, в горле встал ком. Он-то надеялся, что всё забылось, но куда там. Достаточно было произнести слова, и вот она картина, перед глазами. Пять лет прошло, но ничего не забылось.
— Как Ниалу бьёт ножом эта свинья, снова и снова, и как Летиция падает на землю. Её голубые глаза, смотрят на меня, но уже ничего не видят. В тот день мир для меня перестал существовать. Помню, вы что-то говорили, собирались отомстить, но мы все знаем, дальше слов дело бы не пошло.
В толпе раздалось ворчание, но возражать никто не стал.
— А потом появились те всадники. Вы слышали их предложение, и слышали мой ответ. И я ни разу не пожалел о том решении. Пусть вокруг все кричат, что месть не вернёт к жизни убитых, но спускать подобное, надеяться, что король снизойдёт до нас, простых крестьян, и покарает Падальщика…
Кетан оборвал себя, сообразив, что его понесло не туда. Нет, не стоит. Он приехал не за этим. И искать себе оправдания тоже не стоит. Случилось то, что случилось. Он тяжело вздохнул. Собраться. Вот что сейчас действительно необходимо.
— В общем-то, я собрал вас не затем, чтобы пожаловаться на жизнь. Сейчас открыли охоту на наёмников и всех, кто им помогает. Объявили убийцами короля Алгота и отравителями принца Сентиля, занявшего трон. Вы сами прекрасно знаете, какие слухи ходят об этих наёмников. Все их знают. И вам наверняка приходилось слышать мою историю, перевранную до такой степени, что я сам её порой не узнаю.
По площади прокатились смешки. Да уж, эти истории не слышал только глухой.
— Но вы своими глазами видели, как всё случилось на самом деле, — продолжил Кетан, воодушевлённый, что его до сих пор слушают. — Потому должны понимать — в остальных историях правды не больше. И мне следует признаться кое в чём, прежде чем продолжить. Я работаю на них. Да, являюсь тем самым сообщником, на которых так же начали травлю. После смерти семьи у меня пропало желание жить, а они предложили пусть и хреновую, но цель. Пять лет я помогал им, и потому могу с уверенностью сказать следующее — эти летары далеко не так плохи, как вас пытаются убедить. Да, никто в здравом уме не назовёт их добродетелями, но они не убивают всех своих нанимателей, иначе бы я не стоял перед вами. Просто такова их плата — жизнь, или всё, чем владеешь. Король Алгот знал об этом, но посчитал, что возвращение единственного наследника того стоит. Даже если наёмники убили короля — такова плата за контракт. Я сам заплатил её, тот сгоревший дом мне больше не принадлежит. А касательно Сентиля… У меня нет ничего, кроме их слова. Они сказали, что не травили его. Я знаю, это слишком много, просить вас принять на веру подобные слова, от человека, прошлявшегося неизвестно где пять лет, вы и не обязаны. В таком случае мне тут больше нечего делать, и всё остальное вы и вовсе сочтёте бредом сумасшедшего.
Кетан заметил поднятую руку и умолк, обрадованный возможности перевести дух. Он не знал, что ещё сказать, как их убедить. Наверное, стоило дочитать ту речь.
— Да?
Кетан вглядывался в смуглое лицо, такое знакомое, и, одновременно, давно забытое. Всего пять лет минуло, а он успел позабыть даже его имя. Так старался забыть прошлую жизнь? Может, Тромвал был прав, и ему стоило вернуться? Если не ради дела, то хотя бы ради себя.
— Юник, живу тут неподалёку, через два поля на север, — неторопливо представился мужчина, на вид чуть старше Кетана. Звучный голос разносился по всей площади. — Я знаю Кетана с армии, вот уже тридцать лет. Мы стояли в одном ряду, обороняя Вердил, а после ходили на Ланметир. После войны, когда я искал прибежище, он предложил поселиться в этой деревушке. Многие не вернулись, поля пустовали. Я видел случившееся, как ему предложили поквитаться за семью, и, признаюсь, на его месте поступил бы так же. За всё время у меня не было ни единого повода усомниться в его словах. Верю я и сейчас.
Юник умолк. Молчал и Кетан, не зная, как поступить.
— Я тоже верю! — раздалось с другого конца площади. — И я! И я!
Голоса зазвучали отовсюду, но Кетан успел заметить и узнал тех, с кого всё началось. Когда после окончания Первой волны объявили о роспуске армии, он предложил братьям по оружию отправиться с ним в деревню. Война унесла немало жизней. Многие жёны лишились мужей, поля — землепашцев. И их появление помогло решить обе проблемы.
— Благодарю за выказанное доверие. — Кетан поднял руку, прося тишины. У кого он видел этот жест? А, не важно, главное — сработало. — У меня есть для вас ещё одна новость. Ради неё я вас и собрал. Не безызвестный Кардел, объявивший о создании отряда для поимки наёмников и твердящий об объединении Вердила с Ланметиром, является прихвостнем Белого знамени. Думаю, вы слышали о нём. Более того, это именно Белое знамя похитило принца Сентиля по приказу двоюродного брата короля Алгота, правителя Ланметира — Алниса. И по его же приказу убили самого Алгота, а Сентиля отравили.
Реакция последовала незамедлительно, и никто не собирался дожидаться своей очереди высказаться. Толпа разразилась выкриками. Одни обвиняли Кетана во лжи, хотя только что утверждали, что верят ему, другие требовали доказательств, третьи заявляли, что знали это с самого начала. Но с дюжину человек молча стояли и ждали.
Кетан вспомнил их всех. Воспоминания о прошедших годах, запрятанные в самые дальние уголки памяти, возвращались. Как они вчетвером, с Юником, Тареком и Вилларом, сражались против летара под стенами Ланметира. И их спокойные взгляды придали ему веры в себя.
— Тихо! Тихо! — заорал Кетан, перекрикивая шум толпы. — Вы не обязаны верить моим словам! Нет у меня никаких доказательств! Всё, что у меня есть — слово тех самых наёмников, которые помогли мне отомстить. Да, летары многое отняли у нас во время Первой волны, я сам дрался против них. Но я верю им. А вы мне?
На этот раз никто не спешил с заверениями доверия. Люди переглядывались, шептались. Кетан видел, как в его сторону указывают и что-то втолковывают собравшимся вокруг.
Не иначе, как убеждают, что он продался наёмникам. Ещё бы, кто поверит летарам? Верно Сова говорил — всем наплевать, что летар призвали силт ло. Пауков не осталось, значит, найдутся другие виноватые. Как бы его вот с этого самого постамента не стащили, да не повезли в город, сдавать Карделу.
— Я верю тебе, Кетан, — раздалось из толпы. Заговорил всё тот же Юник. Голоса вокруг стихли, головы повернулись к нему. — Я сказал это в первый раз, и повторяю снова. Ты поведал историю, в которую трудно поверить вот так сразу, да ещё и полагаясь исключительно на твоё слово. Но я с тобой. Надеюсь, у тебя найдётся время рассказать всё более подробно.
— Я тоже.
А вот и Тарек.
— Как и я.
И даже Рыжий.
Голоса звучали совсем не так уверено, как в первый раз, да и поменьше их набралось. Больше половины собравшихся молчали, явно не собираясь выказывать доверия, а двое и вовсе развернулись и проталкивались прочь. Собрались в город, доложить Карделу? Пускай.
Что ж, Тромвал, твой план сработал, хитрый ты лис. В очередной раз.