Обиженно поджав губы и не глядя в мою сторону, Алина расставила на столе чашки с чаем и кофе. Подтолкнула ко мне вазочку с засохшим зефиром. Поставила перед Платоном тарелочку с печеньем и симпатичным эклером. Оглядела получившуюся композицию и гордо выпрямив спину, продефилировала к выходу.
Дверь кабинета негромко щелкнула, закрываясь. Я захлопнула папку и шлепнула по ней ладонью. От навалившейся паники меня потряхивало, а во рту появился противный кислый привкус.
— Что это такое? — я повернулась к Платону, недоверчиво рассматривающему кофе в своей чашке.
Он осторожно глотнул принесённый Алиной напиток. Поморщился, отодвинул от себя чашку и пробормотал:
— Это опять бурда. Уволю ее к чертовой бабушке. Павла, сделай мне нормальный кофе, а?
— Платон!.. Александрович! — зашипела я, не обращая внимания на его слова.
Ткнула в папку пальцем, словно это была ядовитая змея, и повторила с нажимом: — Что. Это. Такое?!
— Отчёт службы безопасности, — недоверчивости в его голосе ещё прибавилось.
Он отставил чашку подальше от себя и спросил: — Так сделаешь кофе или нет?
Я смотрела на него во все глаза и не могла понять, издевается он что-ли?
— Платон!
— Па-авла… Кофе! Пока не выпью, разговаривать не буду.
— Нет, я так не могу… — я почувствовала, что начинаю задыхаться. — Меня никогда еще не обвиняли в промышленном шпионаже.
Платон вытащил из моих судорожно сжатых пальцев папку и отбросил ее на край стола. Развернулся ко мне всем корпусом, откинулся на спинку кресла и светским тоном поинтересовался:
— Это твоих рук дело?
— Нет!
— Ну тогда что ты паникуешь? Иди делать кофе!
— Платон Александрович! — я потянулась и схватила злосчастную папку. Распахнула ее и ткнула дрожащим пальцем в лежащий сверху листок: — Вот тут сказано, что это я! Что это я сливала секретную информацию о делах компании конкурентам! Мало того, конкурентам в лице компании моего брата!
Платон вдруг изменился в лице. Подался ко мне и приблизившись почти вплотную, уставился мне в глаза:
— Так ты засланный казачок, или просто решила брату помочь, когда случайно устроилась ко мне работать? По-родственному удружила, так сказать? — спросил ледяным тоном. Обычно спокойное лицо напряглось, сделалось суровым и пугающими.
Я молча смотрела на него и не знала, что сказать. Абсурдность ситуации просто поражала, и я никак не могла понять, сейчас он шутит, или всерьез обвиняет меня.
— Я. Никакой. Информации. Никому. Не передавала, — отчеканила, со злобой глядя ему в глаза. — Ни по- родственному, ни по-другому. Никак!
— А кто тогда? Даты совпадают. Через три дня после твоего трудоустройства произошел первый слив информации.
— По-твоему, я идиотка? — я почти ненавидела его в эту секунду. — Так тупо палиться?
— Вдруг ты просто неопытная шпионка? — Платон отодвинулся от меня и опять принял светский вид. Задумчиво проговорил: — Или расчет был как раз, что на тебя не подумают именно потому, что так по-идиотски все сделано? Ты ведь умненькая, и все сделала бы тоже умненько. Да ведь, Павла?
— Ты правда думаешь, что я воровала информацию? — спросила жалобно, не зная, как доказать, что я здесь не причем.
Платон поднял глаза к потолку и протянул, сделав задумчивое лицо:
— Ну-у, я не знаю, чему верить… Просто все одно к одному складывается, и я должен быть уверен…
— Платон… Александрович! Вы издеваетесь?
Он вдруг легко рассмеялся:
— Ну слава тебе, поняла наконец.
Подался ко мне, поднял руку и осторожно убрал от моего лица выбившуюся из прически прядку. Заправил ее за ухо, прогладив кончиками пальцев висок.
— Павла, ну почему ты такая недоверчивая?
— Почему недоверчивая? — переспросила, сглотнув застрявший в горле комок и зажмурившись под прикосновением его пальцев. — Ты обвинил меня в воровстве информации…
— Я спросил, твоих ли рук это дело, — он внимательно рассматривал мое лицо, словно пытался разгадать какой-то секрет. — И предложил не паниковать по этому поводу. Но ты так хотела оправдаться передо мной, что просто ничего больше не услышала, Павла. Что за проблема с доверием, а?
— Так ты что, не думаешь, что это я делала? — неверяще спросила у него.
— Нет, конечно, — Платон насмешливо дернул уголками губ. — Это ты у нас мастер по этой части. По подозрениям. А я привык верить близким людям.
Чувствуя, как исчезает противное сосущее чувство в груди, а губы расползаются в улыбке, спросила голосом счастливой идиотки:
— Привык доверять… Я близкий тебе человек? Ты правда так считаешь, Платон?
Он насмешливо приподнял бровь:
— Вообще-то, считаю. А вы, Павла Сергеевна, как считаете? Кто я для вас?
— Ты…, - я закусила губу. А потом выпалила, словно в воду плюхнулась: — Кажется, я в тебя влюбилась, Платон.