В спешке сушу феном волосы, одновременно чищу зубы. Сегодня немного отбиваюсь от привычного графика, приходится торопиться. В дверь ломится Сонька, да так, будто за ней черти гонятся или у нас в доме пожар. Возмущение плещет через край, открываю с воплем:
— Да, что тебе надо?! Я ещё не закончила! — всегда встаю раньше, чтобы не создавать очередь.
К сожалению ванная в нашем доме одна, и вот редкий случай припозднилась. Ну поспала чуть дольше, смотря розовые сны с участием Заруцкого, что же теперь, дверь выносить надо.
— Не мне, а ему! — суёт свой телефон, сама ещё в пижаме, видимо звонок разбудил.
Беру протянутый аппарат и смотрю на него не понимая.
— Тебя. Что уставилась!? Быстрее!
Захлопываю дверь, оценив степень бешенства сёстры по рычащему голосу. Тихо говорю в трубку:
— Алло…
— Дина, тебе придётся дать свой номер, иначе я достану твою сестру, — раздаётся родной, любимый голос.
Улыбка сама собой расползается и я готова подпрыгнуть с визгом, настолько переполняют чувства.
— Она меня убьёт, — нервно смеюсь.
— Во сколько заехать? Во сколько ты обычно выезжаешь?
— Куда? Сейчас? На работу?
— Да, на работу, — уточняет терпеливо.
Слышу отголоски улыбки, доволен собой. А я путаюсь в мыслях, не могу поверить и принять дикую мысль о том, что Заруцкий хочет отвезти на работу.
— К девяти езжу.
— Скоро буду, — отключается.
Пялюсь на телефон. Сонька выламывает дверь, ругаясь. Открываю, блаженно выползая наружу.
— Гони телефон! И скажи этому придурку, пусть не звонит мне, — вырывает из рук, продолжая громко ругаться уходит.
А я всё ещё перевариваю произошедшее чудо. Но опомнившись, с удвоенной скоростью начинаю собираться. Сердце несётся в бешеном ритме, лихорадочно вспоминаю, что ещё надо сделать. Бегу к себе в комнату. Пальцы дрожат, мешая нанести аккуратный макияж. Помаду игнорю в предвкушении поцелуя, думаю о его губах, внутри дрожу.
Одеваясь слышу, как подъезжает машина, выглядываю в окно, знаю, это он, но все же… В панике — приехал! Непослушными руками застёгиваю пуговицы на блузке, в юбку влезаю с трудом, растолстела что-ли. Сбегаю вниз, перепрыгивая через две ступеньки. Обуваюсь, нацепив куртку на одну руку. Сонька воинственно скрестив руки на груди, стоит в проходе кухни и грозно с осуждением на меня смотрит, прищурив глаза.
— Идиотка! Снова повелась?
— Твоего мнения не спрашивала.
— Дина, сколько тебе лет? А ты до сих пор такая, наивная дура.
И это говорит моя сестра, которой восемнадцать. Слова больно задевают, оставляя привкус горечи во рту. Но я молчу, одевая второй рукав куртки.
— Простила раз, простишь и ещё. Сколько раз уже?
Расчёсываю волосы перед выходом, руки не просто дрожат, они невменяемо отказываются подчиняться. Жестоко бьёт по самому больному, а я только стискиваю зубы.
— Изменял и будет изменять, — добивает Сонька, не отстаёт.
Выбегаю из дома, вслед догоняют слова сестры:
— Дина! Ты дура! Хватит бегать за ним!
Да, я дура! Я дура! Я люблю его! Мне нечем дышать без него. И однажды снова буду просить убить меня, как бешеную собаку, только бы не мучиться, а сейчас я хочу быть с ним столько, сколько получится, столько, сколько он будет со мной.
Стараясь унять бешеное дыхание сажусь в машину. Заруцкий целует нежно и трепетно, дрожу от гнева и страсти одновременно, хоть плюнь на работу и езжай с ним на край света. Я хочу его чувствовать, любить. Вопреки и назло всем, и себе тоже. Он даже не подозревает насколько сильно. Если бы только знал… Но это не всё, именно с такой же силой хочу вцепиться ему в горло и придушить за всю боль, что мне причинил. Всё-таки достигли цели Сонькины слова.
— Доброе утро.
— И тебе, — я все ещё растеряна, голос нетвёрдый. — Способен на подвиги?
Раньше никогда не возил на работу и я не сдержалась.
— Ради тебя способен, — не замечает он моего настроения.
Слегка улыбается, смотрю на его губы не могу оторваться, целует ещё раз, быстро и порывисто. А я не верю, вот просто чувствую, что не верю. Появилась у меня внутри, маленькая стервочка, которая говорит гадости и подкидывает нехорошие воспоминания. Даже знаю, кто подсадил её в меня. Моя сестра, малолетняя. С мозгами, добавляет эта злобная стервочка.
Лицо Заруцкого непривычно сонное, не встаёт так рано. Приятно до ужаса, осознавать его желание отвезти меня на работу, увидеть с утра, поцеловать…
— Вечером могу не успеть забрать, — говорит он мне, а стерва тычет в него пальцем и говорит: вот оно, я же говорила! Много подвигов не будет.
— Не страшно, — а сама сникла. Я так рассчитывала на этот вечер.
Отъезжаем от дома. Причины не объясняет, почему не может заехать после работы и меня разрывает на части незнание и разочарование. Не спрашиваю и взрывается болью, ревностью, перекрыв даже радость утренней встречи. Я то думала теперь все будет по-другому. Глупая!
— Ди-на, — успокаивающе гладит по коленке — Расстроилась?
Глотаю подступившие слёзы, боже, не могу успокоиться. Да что со мной? Чувствую не хорошее. Отворачиваясь к окну усиленно моргаю. Понимаю глупо, но не могу никак совладать с собой.
— Ди-ин… я по стараюсь, — слегка коснувшись, щеки привлекает внимание.
Проморгав слёзы и сглотнув ком в горле, через силу улыбаюсь в ответ. Ещё не надышалась, не насмотрелась, мне мало! Мне так мало! Не выдержку целый день без него, как я жила эти дни не понимаю.
По пути берет за руку, целует пальцы, обещая глазами больше, чем просто поцелуи. Но когда?
Остановившись на парковке у бизнес центра серьёзен, как никогда. Закуривает, выдыхая горький дым в окно и молчит. Чувствую напряжение, внутри от страха всё переворачивается. Я его не понимаю, кричу про себя! Сердце болезненно сжимается. Я хочу его понимать!
— Я люблю тебя, — смотрит на меня с болью в глазах. — Дин, верь мне. Веришь?
Не могу вымолвить хоть слово, хочу и не выходит, смотрю, речь не идёт, маленькое простое слово. Не верю. Смотрю на него большими глазами и не могу озвучить правду. Не верю. Любишь, но не верю. Он читает по глазам. Отворачивается к окну выпуская струйку дыма, чувствую запах и даже он такой родной, я помню его на вкус. Смотрит перед собой.
— Дин, что у тебя было с ним?
Чуть ли не открыв рот смотрю на него во все глаза, вопрос шокировал. Отворачиваюсь, снова поворачиваюсь. Взгляд перед собой, ждёт, в подрагивающих пальцах вертит зажигалку. Одетый в тёмно-серые брюки, синюю рубашку, две верхние пуговицы не застегнуты, лицо до сих пор сонное, будто очень не выспался. Что делал ночью?
Тяну время, которое, как назло бежит слишком быстро. Что я могу ответить, нечего сказать. Яркие слайды перед глазами, о которых Заруцкий не должен узнать никогда. Я хотела бы забыть, но не получится. Не надо, прекрати спрашивать.
— Я тебя не отпущу, — ревность в его взгляде обжигает.
Глаза в глаза, первая не выдержала. Чувство вины захлёстывает, рвётся наружу прости, но моя внутренняя стерва, показывает кулак и я молчу.
— Для тебя это важно? — голос дрожит от внутренних переживаний.
— Вчера сказал всё, что было на душе. Чёрт возьми, было тяжело… Хочу знать, что у тебя внутри, как есть. Теперь не могу тебя отпустить.
Сказал и ты скажи, ехидничает стерва. Скажи, скажи, требует она. Что сказать?! Ты у меня внутри. Только ты! Засел пустив корни, словно сорняк и не вырвать, не вытравить.
— Я… — не знаю, мыслей миллион, а озвучить нечего. — Что именно ты хочешь знать?
— Всё, как есть.
Перед глазами мы, в объятиях друг друга, чувствуем, предугадываем, вдыхаем, выдыхаем одним воздухом. В моих глазах ужас, я чувствую, что он видит. Почему так же не понимаю Заруцкого? Внимательно наблюдает за мной, ловит каждую эмоцию на перепуганном лице.
— Дина, — зовёт глухо
Дёргаюсь от звука собственного имени, как от удара.
— Познакомилась в тот день, когда сбежала от тебя, — вру, мы даже не были знакомы. — И… Это всё…
Вижу не верит, прячу глаза. Сама знаю, такое поведение не в моём духе. Я бы тоже не поверила.
— Он звонит? Вы виделись ещё?
Резко вскидываюсь. Думает буду как и он, на два фронта!
— Нет. Номера не спрашивал, я не давала. Больше не виделись.
Кажется у меня на лице написано, лгунья, по крайней мере щёки точно горят. Смотрю на свои руки, сжимающие ручки сумки.
Вот оно, призрачное счастье, ещё чуть-чуть и разлетится на мелкие кусочки.
— Судишь по себе? Боишься у меня есть ещё кто-то, кроме тебя? — взрываюсь. Ору, прямо кричу на него и тут же жалею об этом. Остановиться не могу, понесло. — Она кто?! Что у тебя с ней?!
Закуривает вторую подряд, наполняя салон привычным ароматом табака. Вопли оставляет без внимания. А мне легчает, выплеснула.
— Было один раз, год назад, — чувствую, о чём-то умалчивает. А зверь уже терзает душу, кровь стекает по сердцу. Один раз, год назад, за моей спиной.
— И всё? А этот раз?
— Не знаю, что ты видела?
— А чего я не видела?! — В моём голосе истеричные нотки.
Еле сдерживаюсь, чтобы не накинуться на него. Сжимаю кулаки, ударить прямо по лицу, по лживому лицу. Я себя не узнаю…
— Было! Да, было. Не хочу себя оправдывать, но она сама проявила инициативу.
— И всё же оправдываешь! Ты не смог отказать! Она к тебе неравнодушна?
— Может быть. Случая не упускает предложить себя.
— А ты не можешь отказаться…
Каждое слово разрывало меня на части, не хочу ничего знать. Нет, ты слушай и запоминай, наставляет стерва. Милочка, да у тебя соперница нарисовалась.
Молчим, тяжело дышу и если бы не злость и желание его придушить, наверное бы уже истерила. Этот горький урок мне никак не даётся, я никогда его не усвою.
— Ты делаешь мне больно. Каждое слово впивается в меня острым осколком. Мне рядом с тобой постоянно больно. Мне плохо от собственного поступка, а ты напоминаешь, заставляешь вспоминать…
Обнимает крепко, целуя в шею, шепчет на ухо:
— Прости…
— Мне мало, очень мало, я хочу тебя больше… Много. Постоянно, — целую его губы, мои, любимые, родные. Я не отдам! Готова биться насмерть.
Долго целуемся, мне мало, хочу себе каждую секунду его жизни, в личное пользование, только для меня.
Время поджимает, надо идти. Так сложно отпускать, ещё сложнее уходить самой.
— Я буду скучать… — смотрит в глаза.
— Уже скучаю, — его лицо такое родное, такое моё, не могу насмотреться.
Глажу пальцами по щекам, царапаясь щетиной.
— Мой!
— Твой… — грустно улыбается, целует быстро в губы.
Вылезаю из машины иду не твёрдыми шагами, знаю, зелёные глаза преследуют, ощущаю тревогу и боюсь самого страшного, не вернётся…
Вот оно призрачное счастье… Закрывается за мной тяжелая дверь здания, отрезая от него толстыми, непробиваемыми стенами. Не проживу этот день, протянуть сил нет. Поднимаюсь по лестнице, привычный взгляд на парковку, машины нет, готова расплакаться… Бежать за ним.
Галя встречает подозрительно прищурившись.
— Примирение состоялось?
— Состоялось, — чувство вины за собственную слабость терзает.
При случае буду себя ненавидеть ещё сильнее, чем прежде. Стерва внутри меня, громко хохочет.
Наливаю кофе в пластиковый стаканчик, сотрудники офиса снуют вокруг, словно муравьи. Разговаривают, смеются, спешат, а я ничего не слышу и не вижу, могу думать только о нём. Снаружи абсолютно спокойна, но внутри разрывает на части. Ревную, скучаю, ненавижу. Ощущаю каждую, медленно убивающую меня эмоцию поочередно, настолько остро, что больно физически. Боюсь не вернётся, чувство тревоги не оставляет ни на секунду.
Рабочий день словно в тумане. Жду и жду… Чего именно? У Заруцкого даже номера нет моего! Пишу сообщение и не отправляю… Идём на обед с девчонками, озираюсь по сторонам, выискивая серебристую машину. Его милые, любимые глаза… Ем безвкусный обед, пью чай не чувствуя, горячий или холодный. Я жду и жду, а время такое медлительное, когда не надо. Пишу сообщение и снова не отправляю, хочу знать нужна ли, приедет ли… А маленькая, злобная стерва мешает мне, оскалившись насмехается, не давая отправить слова любви и тоски, любимому и родному, моему… А мой ли?
Наконец-то наступил вечер. Нервно собираюсь домой. Чувство тревоги разрастается со скоростью света, заполняя чернотой каждый уголок души. Ищу в сумке валерьянку, засовываю в рот две таблетки, вкуса нет. Когда он далеко, ощущения настолько невзрачные, блеклые, глухие, болезненные… Одна лишь мука яркая и сильная. Выходим с девчонками на улицу, Заруцкий не приехал. Обрывается всё внутри, прощаюсь быстро и по привычному пути спешу пешком до магазина, на автопилоте.
Не успел. Много дел. Работа. Утром предупредил, может не успеть. Успокаиваю, уговариваю себя. Понимаю, он не может постоянно быть рядом, а я хочу чтобы был. Мне мало! Смерчь крушит изнутри, выкручивая душу тугими узлами.
Возле светофоре у пешеходного перехода жду зелёный, смотрю на магазин, давно привычный, будто всё, как всегда, по-старому. То самое место так и притягивает взгляд, словно магнитом. То самое, где я приняла немое предложение Даниэля. Загадочный и молчаливый как призрак в моей памяти, может и не было его вовсе. Воспоминания размыты, а порою настолько яркие, как реальность. Странный, близкий, таких родных-чужих не бывает. Так не бывает, когда не спросит имени, а целует любя. Вдыхая выдыхая одним воздухом, предугадывая каждое движение, целует как свою… Что он со мной сделал, если был конечно. На секунду прикрываю глаза. Открытый, читаемый… Где-то совсем близко слышу знакомый рёв двигателя, несущийся на нереальной скорости. Внутри сжимаюсь в комочек, готовая в любой момент взорваться.
Загорается зелёный, успеваю сделать два шага по зебре, визг тормозов. Секунды замирают вместе с сердцем, поворачиваюсь, машина останавливается практически в плотную к моим ногам. С ужасом смотрю забыв дышать.
Натыкаюсь на глаза Заруцкого через лобовое стекло, как никогда серьёзный. Перевожу взгляд, то на него, то на ту сторону дороги, не до конца осознавая, что это он, а на той стороне никого нет…
Безопасный сигнал светофора погас, другие автомобили сигналят, кто-то ругается через окно, а я стою как дура посреди дороги и смотрю на него. Приехал, летел ко мне, за мной. Он приехал… Мой! Успел! Мой, любимый…
— Постарался? — сажусь в машину, голос дрожит, да я вся дрожу.
— Постарался для моей капризной принцессы.
Едем в незвестном направлении, всё равно куда, только бы с ним. Берёт за руку, целует крепко пальцы, от прикосновения пробирает дрожь внутри. Только бы с ним вместе, хоть на край света. Хочу что бы не отпускал. Только бы вдыхать его запах, мой любимый. Смотрю на него с улыбкой, любуясь родным лицом, красивыми, девчачьими губами и сгораю от желания целовать их, дыхание перехватывает.
— Дин, если ты не дашь свой номер, я тебя покусаю, — рычит угрожая, не отрывая взгляда от дороги.
— Покусай… — голос дрогнул на последнем слоге, выдавая внутреннее состояние.
Он мельком ловит взгляд.
— Обещаю… — столько всего в его интонации, атомная смесь желанных обещаний.
Идиллию разрывает зазвонивший мобильник, поспешно отвечает:
— Да. У меня непредвиденные обстоятельства. Да, так и скажи. Скажи пришлось. Ты же умеешь врать. Вот и придумай что-нибудь, — нажимает отбой, швыряет телефон небрежным жестом.
— Что-то случилось? — чувствую его напряженность.
— Сегодня важное, корпоративное мероприятие, явка обязательна на официальную часть. Я засветился и сбежал, ты важнее. Начальство требует моей шкуры.
Он ради меня… Мой любимый.
Телефон ещё несколько раз звонит, Заруцкий не обращает внимания, поставив на бесзвучный режим.
Моя жизнь, настоящие американские горки, то вниз, то вверх и с такой за предельной скоростью, что меня разрывает от остроты ощущений. Вот-вот совсем недавно летела камнем вниз и ещё чуть-чуть и коснусь дна разлетевшись на брызги. В миллиметрах от смерти взлетаю вверх с такой скоростью, аж нечем дышать, выносит в небо высоко-высоко… Не хочу думать, но знаю, в любой момент полечу обратно вниз… Страшно. Пытаюсь дышать спокойно. Надышаться счастьем, наслаждаясь каждым вдохом рядом с ним.
У ресторана из машины галантно подаёт руку, открывает передо мной дверь, пропуская вперед, ведёт переплетая накрепко пальцы, отодвигает стул. Заруцкий сегодня идеален. Занимаем столик в малом зале, помещение пустое, за исключением нас. Мягкий свет и не яркие тона отделки создают приятное впечатление уюта.
— Я как всегда в офисном, — бурчу уткнувшись в меню, лежащее передо мной на столе.
Смотрю, а ничего не вижу. Мой аппетит направлен только в его сторону. Так и съела бы!
— Дин, что тебе не нравится? — кидает на меня насмешливый взгляд, по-хозяйски листая меню.
Замечаю насколько знаком с данным заведением.
— В ресторан, в офисном, не предел моих мечтаний.
Одета сейчас в бледно-розовую блузку, чёрную, облегаюшую юбку до колена, ботильоны на высоком каблуке.
— Шикарно выглядишь, очень идёт. С твоим телом… — скользит по мне жарким взглядом, раздевает глазами. — Смотрится сексуально. Вот если, растегнёшь ещё одну пуговку…
Одно движение и вторая сверху пуговица на блузке выскальзывает из прорези, обнажив шикарный вид декольте. Дыхание затрудняется, сердце бьётся громко и тяжело.
— Так? — продолжаю бесцельно листать меню, не замечая ни букв, ни картинок, только чувствую горячий взгляд и трепет внутри.
— Именно так… — задерживается глазами на груди. — Именно так ты выглядела на первом свидании, только блузка была другого цвета.
Слегка прищурив глаза вспоминает.
— Лимонного. И юбка короткая была, — помогаю с дрожью в голосе.
Шкалит во мне, слишком долго ждала, теперь от одного присутствия растекаюсь.
— Туфли бежевые на высоком каблуке и сумка такого же цвета, — подхватывает сразу. — Волосы короче были. Задорная такая, и одновременно высокомерная, дразнилась.
Чуть склоняю голову набок, внимая словам, мозг улавливает информацию важную для меня, я отстаю, пока не понимаю какую.
— Ты помнишь? — смотрю в глаза, они сейчас, как никогда яркие, тёплые, ласковые.
Не ожидала, что он помнит такие подробности, при этом испытывает эмоции.
— Помню. Ты сразила меня на первом свидании. А хотел я тебя с первого взгляда, — его откровенность обдаёт кожу жаром. — Хотел всю, чтобы только моя. От встречи до встречи меня убивала ревность. Прекрасно знал как на тебя смотрят.
Неслышно подходит официант, молодой парень вежливо улыбается. Заруцкий заказывает красное полусладкое, больше мы ничего не выбрали, слишком заняты друг другом. Через пару минут приносят вино и бокалы. Отказавшись от помощи, Заруцкий просит подойти чуть позже и разливает сам, не сводя с меня взгляда.
— Попробуй, тебе должно понравиться, — подаёт бокал, намеренно касаясь пальцев.
Так же делал и тогда, постоянно норовил дотронуться, я лишь усмехалась про себя, мужик запал. Моё злорадство вернулось в многократном размере, теперь я дышать без него не могу.
Делаю маленький глоток, оно превосходно. Или мне сейчас всё что угодно покажется чудесным, главное подано его руками. Отпиваю часто, жутко нервничаю. Заруцкий прикасается к бокалу только один раз. Как только опустошаю, сразу же доливает.
— Ты хочешь напиться и не видеть меня, — криво ухмыляется.
— Не-ет! — делаю огромные глаза. — Я нервничаю.
Отодвигаю от себя вино, он смеётся.
— Как на первом свидании? — спрашивает с улыбкой.
— Да, ты тогда так смотрел, что хотелось спрятаться под стол.
— Как, так? — взгляд в упор, откинувшись на спинку стула.
Слегка заносчивый, расслабленная поза… Боже! Я люблю в нём всё! Повадки, манеру держаться. Перехватывает дыхание, особенно, так пожирает глазами.
— Вот так, как сейчас… — по спине бегут мурашки, заставляя вздрогнуть.
Резко наклоняется ко мне, ухватив за кончики пальцев, от прикосновения пробирает до костей. Сумасшествие, как я скучала!
— Вот от такой тебя, я и бежал. Бежал, как трус… — тихо, вкрадчиво шепчет.
Моргаю быстро, не понимаю, смысла до конца. Признание поражает. Ощущения отходят на второй план, лихорадочно прокручиваю сказанные слова в голове. Его откровение выкидывает из состояния эйфории, возвращая в реальность, словно по щелчку.
Возникший, как из ниоткуда официант привлекает внимание и Заруцкий отпускает мои пальцы, а я не успеваю спросить, что имел в виду. В голове нарастает паника. Делает заказ и так, как я выбор не сделала, определяется за двоих. Предпочтения знает в идеале. Да и какая разница, аппетита совсем нет.
— Ну что за взгляд? Ди-на.
— Не понимаю, — нервно прочищаю горло.
Закуривает ращмеренными движениями.
— Ты необыкновенная, не такая как все. Чувствуешь всё, слышишь между строк, видишь насквозь. Поначалу это пугает, потом привыкаешь. Ты заражаешь страстью, чувствами, до сумасшествия. Заставляешь думать о себе постоянно, снишься по ночам. Тебя надо дозировать или всё, пропал.
Очень приятно слышать эти слова, но почему-то они начинают меня беспокоить ещё сильнее. И даже пугать. Развивать тему совсем перехотелось. Неизведанное и тревожное оседало в душе, мыслях, от его признаний, напоминающих то, чего мне сейчас не хотелось вспоминать. А яркие образы уже перед глазами, нереальные, насыщенные чувствами, эмоциями. Даже вкус и запах, будто прямо сейчас…
Большой глоток вина, пальцы подрагивают. Разум напрочь заплыл эмоциями, атмосфера лёгкости испарилась. Неужели так будет всегда, я буду помнить, вспоминать и мучиться. Расплата за ошибку.
Бросаю на него взгляд украдкой, хищно наблюдает за каждым движением, за каждым вздохом. Тушит сигарету, грубо сминая окурок. Официант приносит заказ, расставляет перед нами красиво оформленные порции салата.
— Что с тобой? — берёт за руку. — Смотришь затравленно. Поделись, чего ты боишься? Я не умею как ты. Ничего не понимаю. Дина.
— Потерять тебя… — голос дрогнув сел.
— Ты меня не потеряешь, — гладит пальцы, переплетая со своими крепко сжимает.
Смотрим друг на друга, я просто хочу любить и быть рядом. Морально устала, убита, истощена. Вверх, вниз, вверх, вниз… Больше не выдержу.
— Ешь, уверен, сегодня ничего не ела. Будешь нервная пока не поешь.
Криво улыбаюсь. Он даже это знает.
— Не хочется.
— Ешь, — приказывает строго.
Состряпав обиженный вид, берусь за вилку и пробую салат. Не люблю, когда разговаривает в таком тоне. Со мной надо ласково.
— Ещё скажи не вкусный, — внимательно наблюдает.
— Не очень… — убедительно морщусь.
— Ох, Дина, ты такая капризная, — смеётся. — У меня таких никогда не было.
Замираю с вилкой недонесенной до рта. Удар в самое сердце пронзает болью. В солнечном сплетении затягивается узел, заставляя сжаться и похолодеть… Он меняется в лице.
— Дин, прости… — испуганно звучит, даже скорее неосознанно.
Хватает за руку, не знаю, что сейчас говорят мои глаза, но Заруцкий испугался и сожалеет. Упрямо вытаскиваю из его пальцев свою заледеневшую ладонь и сосредоточенно принимаюсь за салат. Снова курит. Переживает, нервничает, злится, а я не понимаю его чувств, я их просто осязаю в воздухе и пытаюсь игнорировать.
— А какие были? — вопрос срывается с губ против воли, это стерва заговорила в голос.
— Дин, я не это имел в виду.
— А что ты имел в виду? — слышу себя будто со стороны, тон сочится злобой.
— Я ничего страшного не сказал. У меня таких как ты не было. Ты такая у меня одна.
— А других много? — не унимается злобная стерва внутри.
Никак не получается с ней справиться. Она буквально заполнила каждую клеточку ядом, дёргает за верёвочки и отдаёт указания.
— Дина! — предупреждающе рычит Заруцкий, склоняясь над столом в попытке приблизиться ко мне. — Ты бы только знала, как мне с тобой тяжело. Постоянно слежу за собой, как бы чего ни сказать, как бы что-то не то ни сделать, боясь ранить тебя нежную.
В шоке выдыхаю. Приборы падают из рук со звоном на стол. Осушаю бокал с вином залпом, а хочется плеснуть ему в лицо, как я его сейчас ненавижу. Не-на-ви-жу. Проговариваю про себя по слогам. Пугаюсь собственных мыслей, слеза обиды сбегает по щеке, ловлю тыльной стороной ладони. Пристально смотрит, злой, глаза метают молнии. И ни капли сожаления, скорее освобождение. Как давно хотел мне это сказать?!
— Когда почувствовал, что могу тебя потерять, понял, почему так происходит. С тобой нельзя быть самим собой. Постоянно боюсь тебя обидеть, расстроить. Ты тепличное растение, не надо, не принимай близко к сердцу, это всего лишь сравнение. Родители создали тебе иллюзию самостоятельной жизни, но это не так. Ты до сих пор обидчивый, наивный ребенок под крылом заботливых мамы и папы. У тебя сестра живёт в реальности, она будто старше, а ты в розовых грёзах, как маленькая девочка. Дин, мне тяжело.
— Так всегда боялся ранить меня ранимую, живущую в розовых грёзах, поэтому изменял. Я и половины не знаю… Сколько их было? — перехожу на зловещий шёпот. — Так следишь за собой, что я не раз узнавала об изменах. Может и не пытался скрывать, всегда знал никуда не денусь. Хотя да, ты уже признавался в этом.
Не верит своим глазам, не верит своим ушам, смотрит словно не узнает. Читаю это по его лицу. Остановиться не могу, мной завладела маленькая, но очень злобная стерва. Наверное пожалею о данном разговоре, сейчас уже поздно он начат и я хочу его закончить.
— Как ты любишь такое чудовище? Если считаешь, что я в открытую… косячил. Никогда не хотел сделать тебе больно. Не знаю как, не знаю почему, ты оказывалась там, где тебя не должно было быть.
В таком тоне Заруцкий никогда со мной не разговаривал.
— Чувствовала! Запаз одеколона приметный. — бросаю ему в лицо.
Прищурившись, Заруцкий обдаёт меня негативом. Поливает как из ведра, ощущаю кожей, внутренностями. Как она может такое мне говорить, как она смеет, так со мной разговаривать. Бедный, звезда в шоке. Подставляю пустой бокал, наполняет. Скрестив взгляды в немой дуэли обмениваемся непонимаем и гневом.
— Я тебя не узнаю…
— Я сама себя не узнаю, — отпиваю неторопливо.
Остро ощущаю на языке вкус вина, медленно глотаю, меня это не успокаивает и я жадно делаю ещё глоток и тут же отставляю бокал.
Заруцкий не отрывает от меня взгляда, продолжая сверлить, пытается рассмотреть во мне… Что? Ту глупую дурочку? Он не заметил? Её больше нет! А любил то он эту глупую, доверявшую ему дуру в розовых очках. Перепады высоты с играли роль и я чувствую, как меня грызет изнутри ревность, недоверие, подозрения. Не верю! Не верю больше! Не верю! Мне больно, но усмирить я это не в силах. Оно сожрёт меня окончательно. Раньше верила, отдавалась его рукам, ему целиком, теперь больше не верю. Буду рыдать, буду умирать, буду просить лишить меня жизни, будет нечем дышать, все это будет, я знаю, как и то что сейчас ночь. Знаю диагноз и хочу излечиться. Я настолько зависима, что боюсь шансов исцеление нет. Не понимаю откуда это беру, осознание идёт изнутри, так словно всегда знала, как само собой разумеющееся.
— Отвези домой, я устала, — удивляюсь, как могу говорить так спокойно.
В голове лёгкость и тело хочет отдыха, чувствую текущую по венам расслабленность. Действие вина на голодный желудок. Как-то резко отпустило и стало параллельно.
Заруцкий молчит и продолжает смотреть на меня. Злится, грудь заметно вздымается. В какой-то момент даже кажется слышу тяжелые удары его сердца или не так, ощущаю как бьётся.
— Сожалеешь о потраченном зря времени? Я того не стоила? — меня уже не остановить, сама себя боюсь, но ничего поделать не могу.
— Дина! Закрой рот! — рычит и просит счёт у появившегося, как всегда, вовремя официанта.
Глаза Заруцкого сверкают, он в бешенстве. В такой форме заткнуть пытается впервые.
— Кто ты такой, чтобы затыкать мне рот? Вообще не смей повышать на меня голос. — шиплю ядовитой змеёй, плевать, что мы не одни.
— Уже значит никто! Так вот нет милая, я буду затыкать тебе рот, каждый раз, когда ты слишком много разговариваешь!
— Слишком много на себя берёшь!
— Не надейся, не получится. Даже не догадывался насколько ты мстительна. Не поведусь на твою провокацию. Себе только хуже делаешь, пытаясь причинить мне боль.
Допиваю вино до последней капли, желание запустить в лицо бокалом и злость от его слов, плещют через край застилая глаза пеленой ярости.
— Ты вообще знаешь, что такое боль? — не узнаю собственный голос.
— Дин, не надо. Сама плакать будешь.
— Не переживай, найду утешение…
Хватает за запястье, больно сжав дёргает на себя. Его лицо в миллиметре от моего, чувствую горячее, свирепое дыхание и запах парфюма. Он понял о чём говорю, я это сказала… Услышал между строк. Это было проще простого. Да, я имела в виду Даниэля. Когда говорила, думала именно о нём. Ревность в глазах, мука, растерянность. Злобная стерва внутри меня хлопает восторженно в ладоши. Что я делаю? Ломаю деланное собственными руками! Сладкая боль пронзает меня и не знаю, что сильнее, боль или сладость мести.
Покашливание официанта прерывает немую дуэль. Отпускает мою руку, расплачивается по счёту и подхватив под локоть ведёт к гардеробу. Там помогает одеть куртку и снова крепко ухватив, выводит на улицу.
Никогда не видела от него ревности и теперь это плескавшееся в его глазах, греет мне душу. Даже улыбаюсь, любопытно, которая из нас? Я или стерва? Он резко развернув к себе обнимает, прижимает к груди, притянув за ягодицы. Целует легко коснувшись, смотрит в глаза. Замечаю, что нет остроты ощущений от поцелуев. Вино сделало своё дело, притупив во мне все чувства и эмоции. Буду знать! Есть обезболивающее. А может есть и шанс излечиться…
Любит, знаю, но раньше видел во мне доверчивого щенка, который заглядывает в рот и ждёт подачки, подачками было время проведенное вместе. Всегда мне было мало, ночь, утренний поцелуй и такси до дома, недолгая прогулка, ужин и опять же постель и такси до дома. А я ждала, ждала каждой минуты наедине. Наркоманка чёртова, ненавижу себя. Судорожно вздыхаю, он ловит губами, лаская властно, целует глубже ставя клеймо собственности. Сама не замечаю, как мои руки уже обнимают его в ответ. Разрывая поцелуй ведёт к машине.
Расслабленное состояние выкидывает из реальности, я будто парю. Заруцкий торопится пролетая светофоры, в венах течёт истома, преследует желание уснуть. Лёгкость в голове разливается тягучим теплом во всем теле. Я спокойна.
Подъезжаем к его дому, удивленно моргнув смотрю вверх на многоэтажку. Он открывает мне дверь, подаёт руку. Заходим за руки в подьезд, и если точнее, не идем за руки, а он ведёт меня. В лифте крепко обнимает, целует нетерпеливо в шею, громко вдыхая мой запах. Звеня ключами открывает дверь, окунаюсь в знакомые запахи его дома. За два года здесь ничего не изменилось, захлопнув дверь кидает на тумбочку ключи, они соскальзывают и падают на пол. Туда же мою сумку, помогает снять куртку и вешает в гардероб. Полусонно наблюдаю за ним, сажусь разуваюсь, все так привычно, всегда по одному заученному сценарию.
Смотрю на него, ноги не держат, встать нету сил. Выдёргивает рубашку из брюк, растёгивает не спуская с меня глаз, снимает. Родной, любимый…
Рассматриваю, нет идеальной фигуры, нарисовавшийся живот, был ли у него красивый пресс… Когда-нибудь… Кажется я даже хохотнула. Он целуя поднимает на ноги, ведёт в спальню, чувствую еле ощутимый трепет внутри, далёкий, слабенький.
— Я быстро в душ, — чмокает несколько раз в губы и выходя растёгивает брюки.
По заученному сценарию, стягиваю блузку, юбку, чулки, остаюсь в бледно розовом белье. Голове пустая. Падаю на большую кровать раскинув руки, ощущаю родной запах…