Изменишь однажды...

Глава тридцать шестая

Домой нас с Тимом тоже привозит Артём. В очередной раз убеждаюсь в том, какая толстая у него кожа. Всего несколько месяцев назад я не могла пробиться сквозь неё. Как же я мучилась, пытаясь напомнить о себе, о наших чувствах. Как я старалась понять, почему исчезла нежность, почему мой муж так изменился. И вот пожалуйста, теперь происходит то же самое, только эмоции совершенно другие. Приходится каждый раз напоминать, что я больше не хочу его нигде — ни в своей жизни, ни в своём доме, а ему снова плевать.

— Артём, пожалуйста, иди к себе. Твоя смена с Тимом окончена, завтра понедельник.

— Надин, я хочу поговорить.

Стоим в коридоре моей квартиры и препираемся, как третьеклассники.

— Как так получилось, что мы поменялись местами и теперь ты докучаешь мне разговорами? Попробую стать тобой, Артём. Как ты там говорил? «Мне некогда, у меня завтра важная встреча! Мы идём к директору конкурса по реновации отчитываться о проделанной работе!" — Мне кажется, я удачно копирую манеру Артёма закатывать глаза и недовольно фыркать.

— Надин, мне жаль, что я так себя вёл тогда. Что сделать, чтобы ты поверила? — Артём хватает меня за плечи и пытается заглянуть в глаза.

— Мама, почему ты ругаешься с папой? — Строго спрашивает у меня Тимофей. Он уже вымыл руки в ванне и теперь хочет собирать со мной лего.

— Мама просто шутит, малыш, — Артём присаживается на корточки и ерошит волосы сыну. — Мне нужно с ней поговорить, можно? Давай ты пока соберёшь для меня королевский замок?

Тимофей соглашается и убегает в зал. Уверена, теперь весь пол будет усыпан кирпичиками, и я наступлю на какой-нибудь особо острый, когда ночью в темноте пойду в туалет.

— Хорошо, Артём, пошли на кухню! — Возвожу очи горе я.

Он садится, как и в прошлый раз, — спиной к окну, лицом к двери. Решаю заварить себе чаю. Фыркаю и наполняю чайник на две кружки. Достаю из шкафчика пакетики. Добавляю нам обоим молока, выставляю на стол вазочку с печеньем. Всё это я делала на автомате столько раз в своей семейной жизни, что и не сосчитать. Артём, похоже, думает так же. Он вздыхает и принимается рассматривать мою грифельную доску. Теперь на ней нарисованы бассейн с дорожками, плывущие червячки-люди, пьедестал почёта и победители на нём. «Мама лутше всех» подписал картинку Тимофей.

— Почему ты не исправляешь его ошибки? — спрашивает меня Артём.

— Ммм… мне просто кажется ужасно милым, как наш сын видит слова? — я чешу в затылке. — Он узнает, как их нужно писать правильно. Рано или поздно. Но однажды он вырастет и никогда больше не будет маленьким Тимом, который уверен, что без его каракулей картина не может быть полноценной. Я не хочу вмешиваться своим взрослым всезнайством в эти чудесные ошибки и неровности. Хочу, чтобы они были со мной как можно дольше, понимаешь? Все эти его странные вопросы, и нелепые вкусовые пристрастия, и зацикленность на предметах с котами… — Я отхлёбываю от своего чая и задумываюсь. — Просто удивительно, как мы с тобой создали такого прекрасного молодого человека.

Артём хмыкает и просовывает пальцы в ручку кружки.

— Так о чём ты хотел поговорить со мной? — напоминаю я.

— Да всё о том же, Надин, — произносит Артём и прикусывает нижнюю губу. — Помнишь, когда я вернулся из Германии после магистратуры? Ты ведь приняла меня тогда. А у меня были девушки в те два года, и я даже не пытался это скрывать.

— Ох, Артём, нашёл что сравнивать! У меня тоже были парни. Много парней, чем я не горжусь. Но ты ведь бросил меня перед своим отъездом? Ничего не обещал. Я так обрадовалась, когда ты позвал меня обратно! Ты как будто стал моим якорем в тот момент. Заставил снова жить размеренной жизнью, а не подпрыгивать как в шторм, с одной волны на другую.

— Ну а сейчас, что тебе мешает вернуться, Надин? Неужели какая-то маленькая интрижка способна перечеркнуть все эти годы, что мы жили, как одно целое?

— Не знаю, Артём. Я тоже много думала об этом. В самом начале нашего разрыва я мечтала, как ты придёшь и вот так, как сейчас, будешь извиняться, уговаривать принять тебя. Я готова была закрыть глаза на всё, честно! Плевать, что было между тобой и Ириной, главное, чтобы мы снова стали семьёй. Но ты ясно дал понять, что мы больше тебе не нужны.

У меня появилось время день изо дня анализировать, что происходило между нами со момента переезда в Москву.

Рассказываю Артёму, как пыталась снова зажечь искру в наших отношениях, но наталкивалась на его глухое раздражение. Как мне, такой тактильной, было горько, когда он отпихивал меня в нашей постели. И я приучила себя не приближаться к собственному мужу, чтобы не ощутить боль отвержения снова, и снова, и снова. Как я, в конце концов, начала скрывать свои эмоции и самостоятельно справляться со всеми проблемами и задачами, потому что боялась вспышек гнева, которые происходили всё чаще и чаще.

— Не знаю, был ли ты уже тогда с Ириной, или так действовал переезд… Я всё время старалась не расклеиться. Говорила себе, что у тебя тяжёлый период, ты много на себя взял и тебе нужна поддержка. Сама не заметила, как задвинула себя на второй план и стала просто фоном твоей жизни. — Вытираю слёзы и смотрю вверх, чтобы не разрыдаться. — Я больше не хочу жить на тёмной стороне улицы, Артём.

— Так вернись во мне и блистай снова, Надин! — он кладёт свою ладонь с длинными изящными пальцами поверх моей руки, сжимающей кружку с чаем. — Клянусь тебе, это никогда не повторится! Я вынес свой урок и готов к любому наказанию! Моя жизнь без тебя стала совершенно бесцветной! Каждый день я как будто продираюсь через вату, понимаешь?! Мне не хватает твоих насмешек, кривых улыбочек, остроумных замечаний! Когда Тим выкидывает какую-то несуразную штуку, я ищу тебя, чтобы взглядом сказать: «Ну ничего себе, он и так умеет?!», а ты мне так же взглядом ответила бы: «его нам в роддоме подменили» и мы одновременно начали бы ржать, да? Чёёёрт, снова хочу твои зелёные бархатные туфли, золотистые кроссовки и лоферы с черепами на полке для обуви! Твои блузки, платья и юбки в своём гардеробе! Чем ярче и безумнее, тем лучше! Ну пожалуйста, а?!

Я молча качаю головой. — Ты теперь хочешь быть с Лосяшем, Надин? — Спрашивает меня муж, нахмурившись. В ожидании ответа он сжал челюсти так, что я боюсь, как бы не сломал себе зуб.

— Всё очень сложно, Тёма, — вздыхаю я.