Измену не прощают

Глава 45. Все прощу

Мне становится плохо. Колени подгибаются, я едва не падаю. Сухарь-врач успевает вовремя подхватить меня под локоть и довести обратно до диванов.

— Мне можно к нему? — бормочу.

— Сейчас нет. Вы будете мешать медперсоналу.

— А когда можно?

— Я думаю, завтра. А вы кем приходитесь пациенту?

— Я… — теряюсь, не зная, кем себя назвать. — Коллега с работы.

Врач недовольно хмурится.

— Мы пускаем супругов, родителей и детей. Друзья теоретически тоже могут навестить, но только с разрешения пациента. А так как пациент в коме и разрешение дать не может, то вас не пропустят.

Ну вот. Глаза стремительно наливаются слезами, делая лицо доктора расплывчатым.

— У нас общий ребенок, — голос дрожит. — Я мать его ребенка.

Врач устало вздыхает.

— Придите завтра. Будет другая смена, объясните им ситуацию, может, пропустят.

Доктор уходит, оставляя меня в растерянности. Падаю обратно на диван и растираю по лицу слезы. Родителям Стаса, наверное, не известно о случившемся. Надо им сообщить. Не знаю, остался ли у меня еще номер его мамы. Тогда давно он был.

На удивление в записной книжке контакт Светланы Михайловны сохранен, хотя за пять лет я сменила несколько смартфонов. Гудки идут долго. Когда я уже не жду ответа и хочу сбросить вызов, раздается сонное «Алло».

— Светлана Михайловна, здравствуйте, — мне удаётся сдержать рвущийся наружу всхлип, но голос все равно выдаёт мое состояние.

— Полина? — узнает меня. — Это ты? Что-то случилось?

— Да…

— Господи, что такое? — сон из ее интонации улетучивается.

— Стаса возле работы сбила машина. Он в коме в реанимации.

Светлана Михайловна издаёт не то всхлип, не то вздох.

— Что? Как?

— Машина заехала на тротуар и сбила прохожих. Приезжайте в больницу. Меня к нему не пускают, но вас пропустят.

Светлана Михайловна ревет в трубку, и мне приходится несколько раз повторить ей адрес больницы. Родители Стаса приезжают из своего далекого Подмосковья через два с половиной часа. Я все это время остаюсь тут, в коридоре, лишь наблюдаю, как открывается и закрывается дверь отделения интенсивной терапии.

Когда заплаканная Светлана Михайловна и растерянный Сергей Евгеньевич подходят ко мне, в сумке звенит будильник: пора вставать и собираться на работу. Я еду домой, быстро принимаю душ, пью кофе и, дав наставления маме, отправляюсь в компанию.

Работать не получается. Из рук все валится, голова думает об одном: только бы Стас был жив. Остальное приложится. В офисе всем известно о произошедшем. По интернету уже гуляют слитые записи с уличных камер видеонаблюдения. Там хорошо видно, как на меня мчится автомобиль, а Стас отбрасывает меня в сторону и принимает удар на себя.

Все сотрудники департамента Стаса, как минимум, подавлены случившимся. Юля, секретутка, льёт слезы и шмыгает носом прямо в приемной. Когда я захожу оставить некоторые документы, она даже не вытирает щек. Все, кого я встречаю в коридорах компании, смотрят на меня с немым вопросом. А именно, что связывает меня со Стасом помимо работы.

Этот вопрос нарисован и на лбах Лизы с Колей. Я по привычке иду с ними обедать в столовую, но кусок в горло не лезет. Вяло перебираю вилкой в салате, ничего не отправляя в рот.

— Я просто не могу поверить, — бледная Лиза едва сдерживается, чтобы не разрыдаться. — Господи, хоть бы все обошлось! Я сначала была предвзята к Стасу. А теперь понимаю: он лучший начальник в моей жизни.

— Почему ты была к нему предвзята?

— Не знаю. Я же тут давно работаю. Сначала обрадовалась, когда Архипов предложил мне стать начальником отдела в новом департаменте. А потом, когда видела, как Стаса переманивают на должность директора, как Архипов на все его условия готов был пойти, подумала, что придёт царь с короной на голове, и работать будет невозможно. А Стас оказался таким… — замолкает, подбирая слова. — Таким хорошим, умным, справедливым, честным. Ни разу не наорал, не унизил. Если что-то не получается, наоборот, помогает, подсказывает. Как хорошо, что Архипову удалось переманить Стаса. Это было сложно.

— Почему?

Я помню, как в мой первый рабочий день Лиза говорила, что у Стаса были большие требования при переходе сюда. И не только материальные. Подробности мне неизвестны до сих пор. Хотя сейчас это уже и не важно. Но просто мне хочется поговорить о Стасе. И да, я согласна с каждым словом Лизы: Стас самый лучший начальник.

— Потому что его условием было переманить тебя, — неожиданно подаёт голос Коля.

Замираю с вилкой в руках. В удивлении вытягивается и лицо Лизы.

— В смысле переманить меня? — непонимающе уточняю.

Коля глядит на меня, слегка приподняв уголки губ в снисходительной улыбке.

— Стас поставил Архипову условие: перейдёт сюда работать, если в департаменте будет создан отдел стратегического планирования, и его возглавишь именно ты. Изначально в департаменте не должно было быть отдела стратегического планирования. Его создали специально для тебя, потому что Стас выдвинул такое требование. И Стас подписал свой job offer* только после того, как ты подписала свой.

— Когда я пришла, Стас уже был тут… — растерянно бормочу.

— Ну тебе же требовалось время на завершение дел в Париже и возвращение в Москву. А Стас просто отработал две недели на предыдущем месте и пришел сюда.

— Отдел стратегического планирования не может быть создан по чьей-то прихоти, — продолжаю возражать. — Это очень важный отдел, у каждой компании есть стратегия…

— Стратегиями должна была заниматься я, — вклинивается Лиза. — Мой отдел должен был называться «Отдел прогнозирования и стратегического планирования». Именно на такую позицию меня приглашал Архипов. А потом Стас захотел разделить эти отделы. Я сначала расстроилась, что у меня отбирают кусок пирога, а потом обрадовалась: меньше работать. Штатное расписание долго меняли, в отделе кадров Стаса презирали. Но я не знала, что Стас делал это ради тебя.

Сейчас я припоминаю, как в мой первый рабочий день Лиза рассказывала, что Стас потребовал изменить штатное расписание департамента, и это заняло много времени из-за большой бюрократии.

— Вы со Стасом давно знакомы, — Коля не спрашивает, а констатирует. И ждет от меня аналогичного правдивого рассказа.

— Да, — честно отвечаю.

— Откуда? — тактично уточняет Лиза.

Я медлю с ответом. Не потому что не хочу говорить правду, а потому что шокирована услышанным от Коли.

— Пять лет назад мы со Стасом должны были пожениться. Но у нас произошёл конфликт, и мы расстались. Я уехала работать в Париж и родила от Стаса ребенка, о котором он не знал. У нас общая дочь.

Лиза с Колей уставились на меня, выпучив глаза и побросав вилки. А мне вдруг так легко на душе становится после честного признания. Я не испытываю стыда за то, что рассказала про нас со Стасом. Он и сам неоднократно предлагал мне не скрывать ничего на работе.

— Так вы со Стасом… — Лиза запинается, видимо, постеснявшись озвучить догадку.

— Да, — отвечаю на ее непрозвучавший вопрос. — Мы со Стасом воссоединились. И мы вместе воспитываем нашу дочь.

Эти слова кажутся мне самым правильным из всего, что я когда-либо произносила: мы воссоединились и мы вместе воспитываем дочь. Лиза резко подскакивает со стула напротив и пересаживается рядом со мной.

— Полечка, все будет хорошо, — обнимает меня крепко. — Мы все за него молимся.

— Он справится, — поддакивает Коля. — У Стаса железная сила воли. Я почти пять лет работаю с ним бок о бок. Если Стас поставил перед собой какую-то цель, он обязательно ее добьётся.

— Спасибо вам, ребята, — шепчу.

Рассказ Коли ошарашил меня. Получается, меня пригласили на работу не потому, что я такая крутая и замечательная, а потому, что Стас этого захотел. Он специально выманил меня из Парижа. Потребовал создать в департаменте отдел, который соответствовал профилю моей работы во Франции, и сделать мне оффер.

Оказывается, Стас все продумал и просчитал, ведь он так хорошо меня знает. Он видел, как я мечтаю о карьере, и чего мне стоило отказаться от работы в Париже ради того, чтобы быть с ним. Хотя я ни разу не упрекнула Стаса, ни разу не произнесла вслух: «Я ради тебя отказалась от работы мечты!». Но он, конечно, сам все понимал, видя, как я мучаюсь, ходя в Москве по бесперспективным собеседованиям.

И в итоге от работы своей мечты отказался сам Стас, бросив гонки и сменив спортивную «Феррари» на ненавистный костюм и галстук. Он ведь терпеть не мог работу в офисе. Да и сейчас я видела, что Стас не испытывает особого удовольствия, хоть уже и привык. Восседая в большом кожаном кресле в собственном кабинете, глаза Стаса не горят так, как они горели на гонках.

Как ни странно, а у меня нет ни капли злости на Стаса за то, что провернул целую схему по моему возвращению в Россию. Надо сказать, беспроигрышную схему, потому что знал: от такого предложения, которое мне сделал Архипов, я не откажусь.

Ровно в шесть часов я ухожу с работы и еду в больницу. Я не спала больше суток, голова гудит, глаза красные и опухшие из-за слез. Я должна попытать удачу. Мать Стаса написала мне, что заходила в реанимацию к сыну. Он все еще в коме. Но есть и хорошая новость — состояние Стаса стабилизировалось.

На входе в больницу мне без проблем выдают пропуск, когда я называю имя пациента, которого хочу навестить. В коридоре у дверей реанимации людей уже не так много, как ночью. Набравшись смелости, захожу в отделение. И сразу натыкаюсь на постовую медсестру.

— Вы куда?

— Я могу навестить Станислава Войцеховского? — робко интересуюсь.

— А вы кем ему приходитесь?

— Я мать его ребенка.

— Жена?

— Неофициальная, — беру на себя смелость так назваться.

Медсестра задумывается.

— Мы только законных супругов пускаем.

— Я мать его ребенка! — настаиваю.

Честное слово, лучше бы я соврала и представилась законной женой. Все равно они тут паспорт не требуют.

— Спросите у врача, — безразлично пожимает плечами.

— Где найти врача?

— А вон он, — показывает на мужика в белом халате чуть поодаль от нас.

Решительно подхожу к нему.

— Здравствуйте. Я могу навестить Станислава Войцеховского? Я его неофициальная жена и мать его ребенка.

— Да, конечно, — добродушно соглашается. — Только наденьте одноразовый халат. Вторая палата.

Какое счастье, что мне встретился этот добрый человек! Через пять минут на негнущихся ногах я захожу в палату. Здесь четыре койки, и на все помещение стоит писк от аппаратов. Мне не нужно читать таблички с именами и диагнозами у коек, я сразу нахожу Стаса.

Мне едва удаётся сдержать порыв броситься к нему, обнять, прижаться. Вместо этого дохожу до его постели и замираю, не дыша. Стас лежит, накрытый больничной простыней. К нему подключено множество трубок и проводов. В нос идет зонд, в руке катетер для капельниц, к груди приклеены какие-то датчики.

— Стас, — всхлипываю и осторожно беру его за руку. Тёплая ладонь не сжимает мою в ответ.

Пододвигаю стул поближе к койке и сажусь. Продолжаю крепко сжимать руку Стаса, а потом вовсе склоняюсь и целую тыльную сторону ладони.

— Ну зачем ты это сделал? Зачем ты закрыл меня собой?

Я тихо лью слезы, выплескивая боль, страх, чувство безысходности. Я не могу представить, что Стас умрет, что его не будет. Я просто не могу это представить. Если Стаса не будет, то не будет и меня. Я без него неполноценна.

— Я так сильно тебя люблю, — озвучиваю то, что давно нет смысла скрывать даже от себя самой. — Я так сильно тебя люблю… Все пять лет любила только тебя. Пожалуйста, Стас, живи. Ты только живи. Я все-все-все тебе прощу…