Изнанка мести

Изнанка мести

Глава 1. Знакомство.

С детства открылось мне,

что такое

непоправимость вечной разлуки.

В. М. Тушнова

Вике приснился отец. Он сидел на траве, облокотившись на старые колеса, и читал. Сухие высокие стебельки щекотали загорелую шею. Он отмахивался от них, но взгляда от страницы не отрывал. «Папочка, какой же ты увлеченный, – Вика ласково надула губы, – даже на дочку не обернешься». Солнце припекало по-летнему. В бабушкином саду, что за маленьким огородом, голосили птицы. Тень от папиных вихров падала на буквы, скользила на обложку и дальше на острую коленку, торчащую из джинсовых шорт. Вика нетерпеливо переступила. Отец быстро обернулся, снисходительно посмотрел на нее черными блестящими зрачками и завернул уголок листочка. Он так всегда делал, когда прерывал чтение. Вика обрадовалась «Поговорим!» и открыла глаза.

Папы, конечно, не было.

Были легкие шторы с привычным узором из фиолетовых цветочков и бордовых капелек. Гладкий потолок, украшенный канареечными бликами, старая люстра – изящная, но запыленная еще в прошлом году. Корешки альбомов, когда-то бережно собираемых отцом и заполнявших до отказа стеллаж.

Вика медленно похлопала ресницами. Родители после смерти снились ей нечасто, как она ни мечтала об этом. Теперь, спустя семь лет, она была в состоянии не плакать при каждой мысли о маме. Только вспоминания неотступно жили с ней, подобно парам воды в воздухе. Человек вроде бы не замечает уровня влажности, но стоит посильнее включить батарею, сесть поближе к костру, попасть под палящее солнце, и без микроскопических капель кожа иссыхает. Вот и сейчас противный ком заполнил горло, напоминая о сиротстве, хотя Вика с незапамятных времен приняла: «Все уходят рано или поздно».

В случае ее родителей – рано. Ей захотелось глубже зарыться в постель и снова провалиться в счастливый сон, но она знала, что это невозможно – проверила давным-давно. С тоской потерла глаза и прислушалась к чириканью воробьев, стараясь отвлечься. Кажется, пернатые радовались? Уже, небось, вовсю искали партнеров и вили гнезда? Носились за первыми проснувшимися букашками?

Весна – это прекрасно! Один за другим нанизываются на нитку времени веселые деньки, чистое небо манит на улицу, свежий воздух звенит легко, и главное с каждой неделей становится теплее и светлее.

Вика сжала губы, собралась с силами и откинула одеяло. В институте сегодня четыре пары, потом надо ехать в центр – к квартиросъемщикам. Еще неплохо бы заскочить в библиотеку перед занятиями. Она прошлепала в ванную и посмотрела на отражение. Всклокоченные волосы, брови в разные стороны, упрямый подбородок и веки, не желающие открываться даже для погожего дня. «Не самый лучший видок – прекрасный мотив накраситься ярче», – она решительно повернула кран, плеснула воды в лицо и принялась усердно чистить зубы. Закончив, распустила и уложила волосы, оделась и нанесла косметику.

Вика от природы любила изящество, ее восхищали ухоженные женщины и мужчины. Она каждый день тратила на сборы не меньше сорока минут, а в сумочке неизменно носила зеркальце, расческу и губную помаду. Не в её привычках было пренебрегать своей внешностью и тем впечатлением, которое она производила.

Для сегодняшнего дня она выбрала узкие джинсы, высокие сапоги мягкой коричневой кожи с кисточками на голенищах и замшевую короткую куртку. Пританцовывая, спустилась к машине. Ласточка так ретиво отражала солнце, что Вика сощурилась. Нажала кнопку на брелоке и остановилась как вкопанная, не успев дотянуться до ручки. Водительская дверца была помята!

Не еле задета, не поцарапана! Покорёжена так, словно бестолковый чайник шибанул на тракторе со всей силы! Ярость окатила горячей волной. В бессильном бешенстве Вика замерла, а потом с досады топнула ногой. Какой урод это сделал? Что за ерунда..!? Вика огляделась. Поблизости не было ни одного корыта, которое могло бы сотворить такое. Как вообще можно въехать в припаркованную машину? Как?.. Как это могло произойти?

Стараясь успокоиться и сосредоточиться, она сквозь зубы строчила самые невыносимые ругательства, которые помнила.

Ну почему ей так не везло? Теперь придется возиться с сервисом: записываться, ехать в страховую, оценивать. Оставаться без тачки месяца три.

В прошлом году, когда она наскочила на бордюр, машину чуть не забрали на две недели. Только для покраски бампера! Тогда пришлось изрядно похихикать и поворковать с мастером, чтобы сняли и покрасили деталь, а на машине она могла в это время ездить. Неделю она передвигалась как лохушка! А тут? Не сможет же она колесить по городу без двери!

Ремонт – это целая проблема! Яростный выдох вырвался из напряженных ноздрей. Ну что за ерунда? Вика сложила руки на груди и горестно-бессильно поджала губы. Что делать? Она бы пристукнула этого недотепу, попадись он ей на глаза! Вика обошла вокруг ауди – других царапин не было. За дворником лежала маленькая рекламка, похожая на визитку. Конечно, покоцанная машина – самое то, чтобы порекомендовать владельцу платную парковку! Вика резко вытащила бумагу и с ненавистью прочла: «Я случайно помял Вашу машину. Готов все исправить. Выгорский Ярослав». И номер телефона. Ого! Вот кто ее задел! Прикусив щеку, Вика непонимающе смотрела на кремовый прямоугольник. Злость опять подкатила к горлу. Ну и имечко у него! Ярослав. Он что, из прошлого столетия? Поэтому ездить нормально не умеет? Как он все исправит? Даст денег? Или он автомастер, поставит новую дверь за день? Это было выше ее понимания! В ярости Вика посмотрела на записку, будто именно она являлась причиной произошедшего. Села в машину и вытащила телефон. Хорошо, хоть дверь открывалась! Завела. Набрала номер. Сейчас она выскажет все, что думает о его манере езды и о тупости! Как можно так ударить?

После двух гудков в трубке послышалось: «Алло». Взрослый мужской голос: никак не юнец, только что получивший права.

– Ярослав?

– Да.

– Меня зовут Виктория. Вы помяли мою машину, – сказала она и замолчала. Как она его ненавидела! Ответа не было. – Синяя ауди, – на всякий случай добавила Вика. Кто знал, сколько автомобилей за вчерашний день он покорежил?

– О, да! Прошу прощения, что доставил Вам такие неприятности. Извините! Я постараюсь исправить все как можно быстрее и удобнее для Вас.

Внутри Вики клокотало. Она молчала. Ну что за идиот!

– Алло!

– Да, я Вас слышу, – она даже не пыталась скрыть раздражение.

– Я могу договориться с сервисом, они все сделают в лучшем виде в кратчайшие сроки. Когда у Вас будет возможность поехать?

– А когда Вы договоритесь? – Он, конечно, молодец, что не слинял, но мог бы и вообще не въезжать в нее.

– Как только Вы обозначите день.

Вика задумалась. Да, уж точно не сегодня. После университета? Как она все это ненавидела!

– Завтра. Часа в три.

– Хорошо, я перезвоню, как только договорюсь с техническим центром. На этот номер?

Сомнительно, что с сервисом «Ауди» можно договориться на завтра.

– Это должен быть официальный дилер, – строго сказала она.

– Разумеется.

– Да, на этот номер.

– Виктория, – голос был мягким, – еще раз извините.

– Жду Вашего звонка, – она отключилась.

Вырулила со двора. Напряжение не покидало. Почему на её голову постоянно что-то сваливалось? Почему, не успевала она разобраться с сантехникой, ломалась электрика? То машина, то квартира, то страховка, то налоги, то соседи! Как тяжело одинокой девушке в этом беспокойном мире.

Когда был жив дед, он все это быстренько разруливал. Отношения у них были, конечно, не ахти. Его привычка звонить сто раз на дню попахивала не обеспокоенностью, а маниакальным стремлением к контролю. Да и холодность старика не позволяла ему занять место родителей в ее сердце.

Но, надо быть честной, он по-своему заботился о ней, решал проблемы. За ним она была как за каменной стеной, хотя к отсутствию любви невозможно привыкнуть. А дед любовь проявлять не мог. Или не хотел. Его единственной истинной страстью была власть. Руководить, командовать, принимать решения – это он обожал. Всегда неподалеку были люди, которые стремительно исполняли распоряжения, указы и даже простые грозные взгляды.

Вика, к счастью, не относилась к числу этих лиц. Когда родители умерли, и ей пришлось перебраться к нему, она упорно сопротивлялась дедовому наблюдению и инспекциям, ездила в старую школу. В мире, рухнувшем в одночасье, школьные друзья, закадычная подруга Ольга, даже учителя – были единственными, на кого она могла пусть не положиться, но зацепиться, скользя к пропасти безысходности, словно к водопаду по горной реке.

По маме и папе Вика тосковала до жути. Засыпала не иначе, как стиснув зубы. Рыдала, когда пришлось переехать из их дома. Старче ругался, вздыхал, приводил весомые аргументы (один из которых – те самые взгляды), но Вика была неумолима. В конце концов, дед смирился, хотя не забывал периодически напоминать ей о престижности лицея в центре, высоком социальном статусе и особых возможностях учеников. Вика молча кивала, но упрямо окончила школу в Ховрино. После смерти деда, сразу перебралась в свой район. Здесь в стародавние времена мама и папа по очереди водили ее в детский сад, здесь уже нечасто, но встречались их друзья и знакомые, здесь росли деревья, которые она помнила еще побегами, здесь и квартира, и подъезд, и двор напоминали о счастливых днях детства.

После смерти деда еще года не прошло. Когда его не стало, ей только-только исполнилось девятнадцать: юридически она была взрослой. Он оставил ей четыре квартиры: свою, в Петровском переулке, родительскую, в Ховрино, и еще две. От маминой мамы еще до этого она унаследовала старый дом в Подмосковье. Одно время там жила бабушкина родственница, но дети забрали ее в город. Сейчас дом пустовал, хотя раньше, пока не водила машину, Вика останавливалась там по пути на кладбище. Дом был ветхий и такой древний, что с каждым разом все боязней было заходить в него. Теперь Вика только свозила туда старые ненужные вещи и с сожалением смотрела на медленную смерть жилища, где некогда баба Тамара качала ее в зыбке, подвешенной к потолку.

Квартиры Вика сдавала в аренду, так что с наличными проблем не возникало. Она платила за учебу, машину, дом, бензин; не раздумывая, покупала всякую понравившуюся вещь, летала отдыхать, куда бы душа ни пожелала. Жаловаться ей было грех. Иногда избыток денег доставлял лишние хлопоты. Знакомые и друзья, однокурсники и бывшие одноклассники были не прочь занять и благополучно забыть об этом. Вика поначалу терялась: если она прощала долг – ее принимали за дуру, если требовала возврата – за крохоборку. Ей пришлось пройти через всепоглощающее чувство вины, которым многие умело пользовались, прежде чем она научилась говорить «нет». Теперь делала это так уверено и быстро, что зачастую просители отстранялись, воспринимая ее право за нахальство. Многие знакомые исчезли, испарились за, в общем-то, недолгое время. Было в этом и неоспоримое преимущество: рядом не осталось подхалимов и гадов – дороже стали друзья, ценившие не возможность занять, а ее саму.

Машину, конечно, жалко: дед преподнес на восемнадцатилетние – память о нем. Тачке и полутора лет не набежало. Но что поделаешь? Не собиралась же она ездить на ней вечно? Нечего так расстраиваться! Ну, подумаешь, машина! Железо! Не починят на отлично, купит другую: не нищая! Конечно, Вике нравилась именно эта – дед тогда поразил неожиданным и удачным подарком. Яркий синий металл радовал глаз. Вика и не думала, что с таким удовольствием будет водителем. Она обожала сидеть за рулем: легкое нажатие стопы и обороты превращались в скорость, двигатель ревел, ветер врывался в окно, пальцы скользили, отбивая ритм. Вливаясь в городской поток, Вика чувствовала себя частью настоящего и будущего одновременно. Душа и тело отдыхали. И вот те на: какой-то дурак обидел ее ласточку!

Вечером юродивец позвонил и подтвердил, что мастер-приемщик будет ждать в четыре, и, конечно, он сам обязательно приедет.

Назавтра Вика подрулила к сервису чуть раньше. Интересно, сколько времени займет ремонт?

Такси она не любила. Наглые водители: украдкой разглядывающие одинокую девушку в заднее зеркальце, болтливые старики, угрюмые молчуны, вонючие или слишком надушенные, зевающие или гоняющие без правил – то пугали, то бесили. Стараясь унять досаду, Вика погладила пальцы. Ладно, сначала узнает, насколько затянется восстановление двери и крыла. Эх! Будь её воля, она бы прикончила этого Выгорского.

Вика прошла в прозрачные, бесшумные двери автосалона и мигом его увидела. Вчера он предупредил: «Вы меня узнаете. Я рыжий». Ярослав сидел в кресле гостевой зоны с планшетом на коленях, словно весь салон принадлежал ему. «Ух ты! Да он красавчик!» – мелькнуло в голове, как только он поднял глаза. Она машинально облизнула губу. Молодой человек неспешно встал и двинулся навстречу, беззастенчиво рассматривая ее. Он не торопился – взгляд скользил спокойно и решительно. Глаза опустились от лица вниз, к самым носочкам сапог, и снова поднялись, ощупывая, кажется, каждый сантиметр тела: стопы, икры и колени, едва прикрытые плиссированной юбкой, живот, грудь и шею в распахнутом пальто, скулы, лоб и даже ресницы. Внутри Вики горячая волна непонятного животного удовольствия поднялась и расплескала огненные брызги до кончиков пальцев. Он был высоким, худым, широкоплечим. Грациозным и… каким-то уверенным. Темные брюки подчеркивали длинные ноги, которые ей так нравились в мужчинах. Белая, небрежно-элегантная сорочка, начищенные умопомрачительно дорогие, как мгновенно она оценила, туфли.

В его лице она прочла вызов, и тут же приподняла подбородок. Разве не она должна смотреть так нахально? Шелковистые рыжие пряди нависали над россыпью веснушек и холодными глазами: лицо человека, который решил все проблемы, человека, непоколебимого в себе и своих устоях. Ярослав улыбнулся. Вика сглотнула.

– Здравствуй, – он поприветствовал тепло, а это противоречило прохладе зрачков. Тонкая переносица, прямой нос, усыпанный золотистыми точками, лицо правильной продолговатой формы чуть склонилось к ней. Квадратный подбородок, узкие губы. Насыщенный, с золотыми отливом цвет волос.

«Сразу на «ты»? – промелькнуло у нее. – Конечно, такому красавцу что за нужда церемониться?»

– Добрый день, – поздоровалась она сухо: ей было не четырнадцать, чтобы нюни распускать. Да, он симпатичный и выглядел обалденно, но у неё поклонников пруд пруди. Кроме того, ещё пятнадцать минут назад, выруливая с шоссе, она называла его безмозглым олухом!

– Я – Ярослав Выгорский.

– Вика, – кивнула она.

– Мастер уже ждет.

Не успели они и шага ступить, навстречу выбежал человек в комбинезоне. Его синяя с оранжевыми полосками униформа, засаленная на коленях, при каждом движении туго натягивалась на животе. Он заискивающе смотрел на Ярослава, отчего Вика испытывала неудобство и смутное беспокойство. Ей вообще были неприятны люди, не имеющие чувства собственного достоинства. Этакие разухабистые молодцы, поджимающие хвост в присутствии какого-нибудь богача или чиновника. Она вскинула глаза на нового знакомого. Он и ухом не повел: как будто привык, что люди стелились перед ним. Её покойный дед похожим образом действовал на окружающих.

Вместе они пошли к машине. Осматривали долго и дотошно. Было что-то особое в движениях и словах Ярослава, что заставляло приемщика соглашаться с ним во всем. Вот бы так уметь влиять на людей! Мурашки побежали у Вики по коже. Он и говорил, и поворачивался, и смеялся так, будто вся эта история с машиной – невинная шутка, которая обошлась ему в пару рублей и не стоила и секунды переживаний. Он встретил её взгляд и снова улыбнулся. Хотелось выругаться: неужели в наши дни, когда империи канули в небытие, в свете еще существовали люди с такой неприкрытой харизмой?

Служащий автосалона постепенно стал чувствовать себя спокойнее и, в конце концов, расслабился. Вика прекратила ходить вокруг ауди, уверенная, что она лишняя в разговоре, понятном этим двоим. Через пять минут они вернулись в здание и всё записали. Сидя напротив Не-знаю-как-я-врезался-в-тебя, Вика не могла сладить с собой: крепкие руки, большие, гладкие ногти Выгорского притягивали взгляд. Она представила, как они скользят по коже какой-нибудь девушки, вызывая трепет. Вот бы дотронуться – на самом ли деле такие ровные? Пальцы потянулись прикоснуться. Вика испуганно отдернула руку и сжала ладони. Что это с ней? Хорошо, что он не мог читать её мысли. Это на неё такое впечатление произвело спокойствие вкупе с властностью? Элегантная красота? Уверенность? Что?

Спустя двадцать минут они уже покинули салон.

Вика смешалась. Незнакомец вывел её из равновесия, она никак не могла сосредоточиться на деле. Приходилось постоянно себя одергивать, вспоминая, что он не один из её поклонников и у неё не было права притрагиваться к нему и беспрестанно любоваться, забыв о приличии.

Надо собраться. С одной стороны, хорошо: машину обещали вернуть в течение двух недель. С другой: мучило сомнение. Даже она не была столь наивной, дабы верить, что дверь и крыло и какие-то там предполагаемые повреждения внутри (она не запомнила новых слов) можно починить в столь малый срок. Но этот Выгорский выглядел более чем убедительно. Хотя где гарантия, что он не кинет её, когда придется платить? Опять же: он мог вообще не оставлять своих координат. Вика потерла мизинец. Будь что будет! Поездит пару недель на такси, а там решит.

Несмотря на яркое солнце, ветер дул ледяной, Вика вздрогнула и плотнее запахнула пальто. Выгорский даже не поежился: он так и был в одной рубашке. Его грудь вбирала холодный воздух, словно это был всего лишь свежий морской бриз.

– Еще раз прошу прощения за доставленные неудобства, – он выглядел искренним, но червь сомнения грыз Вику: что не так, она не понимала, – сегодня я обязан быть твоим водителем. – Он жестом пригласил её к БМВ, строящей в двух шагах от входа (как раз в том месте, где обычно припаркованы автомобили, предназначенные для тест-драйва).

Черные литые диски в цвет кузова, огромные колеса, чистый блеск, фары, даже ручки – все в автомобиле кричало о принадлежности хозяину. Словно вороной конь, он замер, покорный Выгорскому и готовый слушаться только его.

Вика уже не злилась за тачку: разве можно сердиться на такого заботливого красавца? Но недоумение не отпускало. Мозг точило желание понять причину поступков этого человека. Она давно не верила в бескорыстие и благородство. Зачем Ярославу было возиться с ней? Не думал ли он завезти её в темный лес?

Но она не могла сопротивляться ему, особенно когда в его глазах плясали эти маленькие золотые искорки. Вика склонила голову набок, задумавшись, и, наконец, кивнула. Что таить, её женское тщеславие было польщено: она привлекла к себе внимание рыжего богача.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарила она и позволила ему усадить себя. – Я бы радовалась, если б ты не поцарапал мою машину, но признаю – ты сделал больше, чем любой другой на твоем месте, – язык так и поворачивался сказать «Вы» – он казался старше лет на восемь – десять.

Ярослав ответил натянутой улыбкой. Завел мотор и тронулся.

– Куда? – спросил он.

– На место преступления. Помнишь, где это?

– Да, – он назвал её адрес и добавил, – это во дворе моего дома.

Вика метнула любопытный взгляд. Как это она пропустила, что в непосредственной близости обитал этот добрый молодец?

– Я недавно квартиру купил. Раньше жил в пригороде.

Вика спросила номер дома – оказалось, он поселился в ее подъезде. Ярослав въехал в трёшку Элеоноры Степановны – сухонькой дотошной старушки, когда-то работавшей в школе секретарем директора. У Вики был седьмой этаж, а у него – третий. Вот это совпадение! Все подружки будут просить познакомить с таким симпатягой! Состоятельный красивый мужчина! Вау!

– А ты? Давно живешь там? – поинтересовался Ярослав.

– Да.

– С рождения?

– Можно и так сказать.

– А занимаешься чем? – он повернул к ней светящиеся глаза.

– Учусь.

– Студентка?

– Да, – почему на язык шли односложные слова?

– И чему учишься?

– Живописи.

Он изумленно присвистнул.

– То есть будешь художником?

– Типа того.

– Рисуешь хорошо?

– Стараюсь. А ты чем занимаешься?

– Работаю, – после некоторой заминки ответил Ярослав. – Я – финансовый консультант.

С каждой секундой он производил все большее впечатление. Многозначительно подняв брови, Вика кивнула:

– Звучит классно. Если б что-нибудь в этом понимала, задала бы еще вопросы.

Ярослав вежливо улыбнулся.

В глубине души Вика испытывала смутное беспокойство, когда речь заходила о трудоустройстве. Было непонятно, что она будет делать, когда закончит учебу. Как устраиваться на работу? Ведь у неё не было родственников, готовых замолвить за неё словечко. Она обсуждала это с Ольгой. Та, хоть и росла в большой семье, и училась на бухгалтера, имела похожие страхи. И вообще, Вика уважала людей, которые были на «ты» с деньгами. В отличие от неё. Понятно, откуда у него такая симпатичная тачка и дорогая одежда.

– Сколько тебе лет? – спросила она.

– Двадцать восемь. А тебе?

– Девятнадцать, – машинально она прикинула разницу: девять лет.

– Прекрасный возраст.

– Да ну? – с сомнением фыркнула Вика.

– Поверь мне, – он улыбнулся, и она ощутила легкое движение воздуха вокруг себя, словно по волшебству переместилась в параллельное пространство, и это привело атмосферу в волнение.

– Ты с семьей переехал?

– Нет. Я один живу… Самостоятельный.

– Не женат? – Ой, кажется, это невежливый вопрос.

– Нет.

– Девушка? – она приподняла брови.

– Нет.

– Гомосексуалист?

– Нет!

– Услада для ушей незамужней женщины, – Вика усмехнулась, но подозрение не ушло. – Родители?

– Нет, мама давно умерла – мне было два. Отец – несколько лет назад, – слова звучали стандартно, холодно и заученно. Каждая черточка лица Ярослава застыла. Вика отвела взгляд: как она его понимала.

– Соболезную.

– Спасибо. А ты с родителями живешь?

– Нет, – комок в горле возник из ниоткуда, – Я тоже… самостоятельная.

– А родители где?

– Умерли, – все-таки защипало глаза.

– Прости.

Она кивнула и быстро заморгала, не давая слезинкам скопиться под веками. Это слово – «умерли» – каждый раз было похоже на глухой погребальный звон церковного колокола. Умерли… Бууум!.. Умерли… Бууум!.. Вика ощутила неспешные толчки, ударявшие в самое сердце. Повернулась к окну и сосредоточилась на городском пейзаже. Высотки, деревья, люди, парки, машины, смешной человечек в желтой куртке, прыжок через лужу, белая птица, натужно поднимающая и опускающая крылья. Солнечный день превратился в черно-белый. Бууум!..

Мама ушла, когда Вике только исполнилось двенадцать. Под новый год. Слишком много работала. Все ей было некогда лечиться. Она просто сбивала температуру. Потом оказалось: воспаление легких. Вечером её увезла скорая помощь, а утром, когда они с папой приехали в больницу, её уже не было в живых. Вика до сих пор со стыдом вспоминала ссору накануне приезда неотложки и тупой… безнадежный смех неверия, эхом звенящий в пустом коридоре приемного покоя. До этого она не сталкивалась со смертью так близко. Так близко и так неотвратимо.

Непонимание и отчаяние – отражение своих чувств она видела в глазах отца, когда забирали тело из морга, молчали на засыпанном снегом кладбище. Отцу было, кажется, еще тяжелее, чем ей, выслушивать соболезнования, стоять прямо, прощаться. Маму он любил больше жизни, она составляла смысл его существования.

Папа был по натуре мечтателем: спокойным, рассудительным, нежным. Ценил тихие семейные вечера, живопись, классическую музыку, игры в лото, чтение. Говорил негромким голосом и никогда не сердился. Если он являлся с работы раньше жены, то поминутно спрашивал: «Дочь, ну когда мама придет?» Ничего делать не мог: крутился на месте, пожимал плечами и усаживался в кресло. Тут же поднимался, выглядывал с балкона, вздыхал, поправляя занавески.

Мама приходила, ставила сумки, обнимала отца и, смеясь, называла его «кутек». Вика прекрасно знала, что папа в отсутствие мамы был не просто беспомощным, а маленьким и потерянным, как слепой щенок.

Он умер той же зимой. В тот год Вика почувствовала себя одинокой и бессильной. Бесконечной была тоска. Вика сглотнула слезы. Воспоминания снова и снова причиняли боль, хотя прошло столько лет. «Ты уже научилась жить без них», – грустно напомнила она себе.

Иногда, как будто с размаху, Вику ударяла мысль, что мама и папа уже никогда, совсем никогда не вернутся. Тоска скручивала, и прорывались совершенно безудержные слезы.

Первые годы сиротства она продержалась за счет злости: досадовала на отца – как он мог быть таким эгоистичным и безвольным, чтобы оставить ее одну? Как посмел не подумать о дочери? Зачем они вообще рожали ее, если не удосужились вырастить, бросили на полпути? Зачем? Потом обида схлынула, оставив пугающую пустоту. Звонкую. Бездушную. Временами Вика ощущала себя такой потерянной, что искренне удивлялась, как это ей еще не встретился волк и не проглотил вместе с потрохами. Настороженность стала вторым «я». С уходом родителей она покрылось кожурой, подобной каштановой: не плотной, но отталкивающей.

Только во снах она порой превращалась в беззаботного ребенка с кудрявой макушкой, бегущего навстречу нежным рукам отца или сидящего на коленях у матери. Ребенка, доверчиво смотрящего на мир – улыбчивого и смешливого. Во снах. Наяву же медленно становилась жестокой молодой женщиной, которая держала окружение на расстоянии вытянутой руки. Она не была ни душой компании, ни девушкой с легким характером…

– Завтра утром могу тебя в институт подкинуть, – голос послышался откуда-то словно издалека, и Вика очнулась. Они уже въезжали во двор.

Ого! В который раз она опешила. Да он сама любезность! Что это с ним?

– Нет, спасибо. Я доберусь.

– Ты ведь из-за меня без авто осталась.

– Все равно неудобно. Благодарю за предложение, – она уже вылезала, – кстати, а твоя машина сильно пострадала?

Он усмехнулся:

– Не особо.

Вика обошла внедорожник: сзади, на бампере, красовалась приличных размеров царапина с остатками синей краски ее ласточки. Да уж, ни в какое сравнение не шло с ее вмятиной. Большая, но всего лишь царапина! Вика хмыкнула. Бей: не нашего стада скотина!

Выгорский улыбнулся: «Теперь согласна, что я тебя должен отвезти?»

Она больше не упиралась, успокаивая себя тем, что его поведение – это только дань вежливости. Что ж, даже такую учтивость она, пожалуй, встречала впервые в жизни. В современном мире, где каждый стремился урвать кусок пожирнее, да утащить в логово поскорее, девушки давно перестали ждать от мужчин галантного поведения. Что толку размышлять о его мотивах, если он удивил ее не меньше четырех раз за последние два дня? Завтра они увидятся – мысль эта отозвалась приятным покалыванием в груди.

Уже у ее двери, до которой Ярослав галантно проводил Вику, они договорились, что в восемь-пятнадцать встретятся у машины. Попрощавшись, Вика вошла домой.

Сумрак окутывал комнаты, и она, сняв пальто, немного посидела в папином кресле у окна. Прислушалась к тишине и привычным звукам: громкому разговору за стеной, музыке сверху, лаю собаки во дворе, неясному стуку и шорохам. Хорошо было помолчать. Вспомнила прошедший день, заботы, поездки, нового знакомого – теперь соседа.

Ярослав Выгорский произвел на нее удивительное впечатление, его уверенные движения и мягкая походка завораживали. Где-то внизу он клал ключи на столик, разувался, развязывал галстук. Вика загорелась нарисовать крепкие руки: длинные пальцы, ровные ногти. Она поискала глазами бумагу, представляя, как изобразит большие ладони, небрежно лежащие на руле. Некоторое время боролась с желанием схватиться за карандаш, не без тайной досады на намеченную на вечер уборку. Сегодня она должна была пропылесосить, полы помыть, люстры и зеркала протереть, сантехнику почистить. Вика повернулась к окну и несколько минут смотрела в темно-синее небо, потом решительно поднялась.

«Нарисую завтра, – постановила она себе, – на лекции по истории искусств».

Глава 2. Ярослав. До знакомства.

Зовут бояр и их людей

На славный пир – на пир мечей!

М. Ю. Лермонтов

Жизнь человека – это цепь событий. Причины и следствия, боль и радость держатся в ней подобно кольцам, переплетаются, образуя причудливый узор. Сходятся и расходятся люди, рождаются младенцы, умирают старики. У каждого часа, дня и года своя горечь, своя задача.

У Ярослава Выгорского она была простой, а по его собственному разумению, даже элементарной: вернуть квартиру деда. Он как раз раздумывал над этим, когда гнал на спортивной Мазерати в сторону Ленинградского проспекта.

Нет, конечно, для полного счастья недоставало ему больше всего отца. Именно его крепкого рукопожатия, спокойного взгляда, раскатистого смеха. Одним своим присутствием он умел поддержать сына, разогнать туман в глазах мачехи, развеселить брата, успокоить сестру. Но, увы, отца не было в живых, и Ярослав больше десяти лет не верил в чудеса. С некоторых пор он верил только в себя, знал, что все необходимое придется делать собственными руками. В том числе и выручать квадратные метры. Сейчас они были единственной, недостигнутой пока, целью. Все остальное Ярослав заработал к двадцатилетнему возрасту.

Свою первую прибыль он, с благословения предка, получил в возрасте восьми лет. Купил упаковку колы на оптовом рынке, продал ее по бутылке, поимев доход в триста рублей, а чистую прибыль – в сорок пять. В четырнадцать, опять при поддержке отца, попробовал себя на бирже. Приобрел акции британской «Хатртвэр».

Ярослав сделал музыку громче и усмехнулся уголками губ, вспоминая, как дрожали внутренности, когда буквально на следующий день после покупки цена опустилась, и он потерял деньги. Батя трепал его по голове, называл юным маклером и велел не унывать. Он был, как всегда, прав: через месяц курс поднялся. Ярослав по-быстрому избавился от бумаг, дабы зафиксировать прибыль, уплатив соответствующую комиссию. Спустя несколько дней стоимость акций выросла в два раза.

Тот опыт научил Ярослава, что инвестор должен быть терпеливым и не паниковать, когда цены падают, не торговать ради краткосрочной выгоды, быть уверенным в росте индексов, но самое главное: быть уверенным в себе.

В семнадцать он приобрел ценные бумаги китайского текстильного производителя, в девятнадцать – пакет акций организации, занимающейся разработкой углеводородных месторождений, которая стала основной его инвестиционной точкой на все последующие годы. К двадцати Ярослав с легкостью принимал решения, после двадцати – встал у руля отцовской компании. Инвестировал в информационные и наукоемкие технологии. Сейчас продолжал формирование собственного холдинга, который изначально хотел специализировать на долгосрочном вложении в биржевые акции, но в итоге сделал управляющим для большого количества фирм в самых разных отраслях: страхование, перестрахование, производство, торговля. Общее количество людей, работающих на него, перевалило в прошлом году за пять тысяч человек.

Отец не просто допустил его в бизнес, он постелил Ярославу красную ковровую дорожку. «Превратить мысль в деньги – это, в общем-то, вопрос силы человеческого духа, а не силы разума, – твердил он, – когда ты будешь сомневаться в себе, вспомни об этом. Правило таково: чтобы разбогатеть, нужны не средства, и не классная задумка, нужен великий человек!»

Пройдя через десятилетие жестоких битв, адских переговоров, слияний и поглощений, Ярослав все больше удивлялся отцовской прозорливости, ясности формулировок, пониманию процессов и сути дел, до которых некоторые матерые предприниматели не доходили и лежа на смертном одре. Откуда она была в нем, троечнике, рядовом инженере – человеке советской эпохи?

В восьмидесятые отец трудился конструктором в НИИ Гражданпроект. После сокращения торговал шмотками, привезенными из Польши, быстро переключился на технику. Ярослав помнил, как дом был завален коробками, помнил первую машину отца – блестящую черную восьмерку, которой завидовали не только его дружки во дворе, но и взрослые дядьки. Новенький заводской запах пластика, серая обивка были частью его детства. Неуемные и счастливые, они с отцом колесили по городу, вместо обеда поглощали кефир с батоном и говорили, говорили, говорили. Отец делился планами, сомнениями, спрашивал совета, смеялся. Не было у него привычки воздвигать между ними стену, никогда он не давал почувствовать Ярославу, что тот молод и глуп. Он впитывал жизнь сына и увлекал его за собой.

В конце девяностых отец по франшизе открыл один из первых автосалонов. Для этого нужны были не только деньги, но и связи во властных кругах. Он не без труда вышел на человека в Администрации города. Тот, после длинных и непростых переговоров, предоставил Выгорскому нужную протекцию за немалую помощь местному детскому саду. Отношения были оформлены письменно. В спешке, в эйфории предчувствия большого дела, отец не обратил внимания на договор. Здесь-то и был подвох: подписи оказались на отдельном листе. Состряпал дельце мелкий чиновнишка Владимир Белов. Он, по стечению обстоятельств ли, а скорее по злому своему умыслу, и подписывал договор на обеспечение детского сада со стороны Администрации города. Позже подонок вкрапил в оборотную сторону листка с подписями соглашение о покупке жилья Выгорских. Вуаля. Квартира в высотке на площади Восстания очутилась в руках грязного ублюдка. Через десятилетие тянулось сожаление, пронзало грудь ржавым гвоздем, несло яд. Ярослав закрыл глаза. Изменить уже он ничего не мог. Мог только наказать.

«Тогда было такое время», – часто слышал он и закипал от этих слов. Да уж, время! Черт подери! Время!

Будь у отца своя команда, этого бы не случилось. Не мог один человек тянуть так много. Разве представишь в наши дни, что соглашение такого уровня не прочитано как минимум двумя высококлассными юристами? Сердце Ярослава, как обычно в те минуты, когда он вспоминал прошлое, забилось чаще. Вот бы вернуться, порвать цепь событий, намекнуть отцу: «Не торопись, не надо!»

Нет! Ничего не переиграть! Все случилось так, как случилось.

Поднимать дело с нуля, следить за каждой мелочью, начиная со стульев и заканчивая финансами? Мыслимо ли это для одного человека? Сейчас любой мало-мальски грамотный предприниматель скажет, что хорошая команда дорогого стоит. Ее формируют годами. У отца этого времени не было…

Это тоже было частью урока Ярослава. С самых первых шагов в бизнесе он понимал, что люди – это главное. Верные партнеры, грамотные работники, заинтересованные в общем успехе, – основа крепкого дела. Он по всему свету собирал золотые самородки, чтобы сплавить их со своим слитком. Начальник службы безопасности, советник по ценным бумагам, налоговый консультант, технический директор в одной из его производственных компаний были из таких. Он знал их, своих людей, всех: успешных и не очень, зачастую самоуверенных и порой неприкаянных. Знал драмы, которые бросили их на дороги скитаний по миру, и взлеты, которые возвысили их до топов. Он помогал одним распахнуть ворота тюрем обыденности, другим сойти с кривой дороги, третьим – давал свободу творчества, ограждал от враждебных людей и рамок офисов. Он не боялся делиться прибылью, потому что ещё в юности уразумел, что лучшего способа добиться процветания не придумаешь. Он с уважением относился к высоким душам и грубым работягам, к их прихотям, желаниям, замкнутости и своеволию.

Руководитель правового управления холдинга – Андрей Зуев – был из таких. Прирожденный юрист, чуть ли ни единственный, кого Ярослав действительно ценил в многочисленной братии правоведов. Они знали друг друга с детства (Андрей учился с младшей сестрой Ярослава в одном классе) и сошлись близко много лет назад. Андрею он мог доверить себя и свое дело. «Верное плечо», – другого определения для него не находилось. Начиная с две тысячи седьмого года, когда холдинг подвергался проверкам Генпрокуратуры в отношении приобретения ряда акций, Зуев непрерывно заведовал всеми юридическими тонкостями компании. Минимальный опыт Андрей компенсировал каким-то правовым гением. С невозмутимым, ему одному присущим, тюфячковым видом, на каждое замечание помощника прокурора он открывал статью гражданского кодекса (или еще какого-нибудь акта) и медленно зачитывал. После вмешательства Зуева законность покупки ценных бумаг не подвергалась сомнению.

Три года назад эту команду пополнила охотница за умами Елена Вячеславовна Крылова. Яркая стремительная женщина, выросшая до директора по персоналу холдинга всего за пару лет, по двум-трем словам Ярослава понимала, в каком человеке он нуждался. Теперь уже она набирала рекрутов, превращавшихся при должном отношении в матерых воинов бизнеса. В паре с начальником службы безопасности Гавриловым Олегом они день и ночь ковали команду. Проверяли, тестировали, отбирали; браковали и искали снова.

Олег умел найти иголку в стоге сена. Не раз он предостерегал Ярослава от опрометчивого шага, доставал, словно бы из-под земли, информацию, указывал на неблагонадежных контрагентов, следил за утечками.

Ярослав обогнал медлительный белый лексус и перестроился в правый ряд. Входящий вызов заставил его улыбнуться. «Легок на помине», – мелькнуло в голове, когда он ответил: – Слушаю.

– Ярослав Викторович, добрый вечер, – вкрадчивый голос начальника службы безопасности расплылся по салону.

– Добрый, Олег.

– Девушка сейчас с друзьями в кафе «Токио», на Гоголевском бульваре дом четыре. Мой человек покажет Вам её.

– Еду, – Ярослав включил поворотник и на ближайшем перекрестке развернулся, почти не сбрасывая скорости. Холодный спокойный гнев заполнил тело. История с квартирой случилось в 1996 году. В девяносто восьмом Белов, пользуясь бумагами, связями и властью, выгнал Выгорских на улицу. Ярославу тогда было тринадцать, сестре Мирославе – одиннадцать, брату Диме – семь. Стоило только чуть расслабиться, горечь воспоминаний тянула жилы. Если б знать тогда, чем все закончится, он бы…

Несколько месяцев пришлось ютиться у неродной бабки. Каждый день начинался с ворчания и заканчивался скандалом. Старуха никак не могла уразуметь, почему человек владеющий магазином, где продавали машины, притащил жену и троих детей в её двушку? Они и сами это плохо понимали. Сначала казалось: произошла ошибка, кошмар продлится недолго. Но дни складывались в недели, недели в месяцы – проблема не решалась – узел только затягивался. Отец разрывался между растущим бизнесом и семьей. Порой Ярославу казалось, что батя не спал никогда, порой бесило, что отец ничего не делал.

Но это было не так. Действовал Выгорский старший и через начальство Белова, и в обход его. Самые большие надежды возлагал на суд. Был уверен, что по закону удастся добиться справедливости. Процесс тянулся несколько лет. С той и с другой стороны работали опытнейшие юристы. Перед каждым заседанием отец глотал таблетки. Его жгло желание выиграть дело. Ради справедливости и собственного достоинства, ради семьи. Бедный отец! Вздох вырвался из груди Ярослава. Ну, почему? Почему тогда у него не было достаточной власти, чтобы раздавить мерзкого урода?

У Белова были особые методы.

Угрозы. Не только отцу, но и мачехе, и даже им, детям. Люди Белова требовали отступиться. Ярослав до сих пор помнил, как тряслись руки Мирославы после первого ночного звонка. Она, бедняжка, даже заикалась несколько дней. До сих пор не любила вечерний треск телефона и всех знакомых предупреждала: «Хотите мне что-нибудь сказать, будьте добры, потерпите до утра!»

Львиную долю правды о нападках отец скрывал. Иногда только просил старшего сына быть внимательнее. Ярослав вырос, оберегая мачеху, брата и сестру. Когда он перестал бояться? Не тогда ли, когда в первый раз харкнул в мента? Когда его одного из большой школьной драки пырнули ножом? Когда понял, что угрожают, значит, не уверены?

На телефонные запугивания через какое-то время он сам престал обращать внимания. На полуночное треньканье тоже. Приходы и обещания расправы от милиционеров юного Ярослава только раздражали. Но то, через что пришлось пройти семье навсегда осталось в памяти. Доходило до того, что обычный гаишник останавливал отца на посту и требовал отказаться от судебных претензий. Как можно было противостоять такой паутине?

Мачеха была вся на нервах, младшие страшились ходить в школу, наезды на автобизнес – как могло это не сломить отца? Жена умоляла отказаться от квартиры, от суда – спокойствие и жизнь детей важнее! Тем более что недостатка в средствах уже не было – они давно могли позволить себе несколько домов. Отец просил потерпеть еще немного: скоро суд должен был закончиться, а справедливость – восторжествовать. Они с победой смогли бы вернуться теперь уже на Кудринскую площадь.

Увы. В 2007 было принято окончательное решение. Все судебные инстанции пройдены. Выгорские потеряли всякое право на жилье, полученное еще в 1955 году дедом Ярослава – экономистом авиационной промышленности Борисом Григорьевичем Выгорским.

Всё было кончено. Сил не было. Отец сильно сдал. Неинтересен стал окрепший бизнес. Блеск в глазах потух. Исчезла крепость в руках. Дыхание наполнилось сожалением. Горечью. Ярославу рвала душу боль: каждый день отец просыпался слабее, чем накануне. Даже воспоминание заставляло стискивать челюсти.

В две тысячи девятом отца не стало. Это было таким потрясением, что долгое время Ярослав не мог ничего поделать с собственной никчемностью. Мука потери змеиным клубком поселилась внутри. Всё, что Ярослав умел, дал ему отец. Справедливость. Честность. Смелость. Он был идеалом. Ярослав ненавидел крысу, которая уничтожила этот идеал.

Он в который раз почувствовал, как гнев поднимается в нем, подобно воде в шлюзе. С силой выдыхая воздух, сосредоточился на дороге: поворотник, перестроение, тормоз, сигнал, перестроение, газ. Потребовалось семь минут, чтобы добраться до бульвара и припарковать машину. Этого времени было достаточно, чтобы на него обратили внимание десятка два молодых людей, знавших цену авто, которое им не под силу приобрести за всю жизнь, как бы усердно они не работали. Восхищенные взгляды девиц и завистливые лица щеголей, праздно шатающихся по ночному городу, сегодня не забавляли его. Если б не всеобщая лень, мир был бы полон таких тачек, прекрасных домов, великолепных яхт, комфортных рабочих мест при сохранившейся природе, чистом воздухе, голубом море. За последнюю пару месяцев он как никогда устал от пустоголовых, не желающих напрягаться и брать на себя ответственность бездельников.

Новогодние украшения сверкали в окнах магазинов, на столбах, у ворот, у тротуаров. Блестели желтые, красные, синие огни, отражаясь в елочных гирляндах немыслимым числом звезд. Праздничное сияние только выводило Ярослава из себя. Он пересек тротуар и открыл нужную дверь.

Кафе встретило теплом и вечерним гулом. На секунду Ярослав замер и обвел заведение пристальным взглядом. Приглушенный свет, наверное, должен был создавать интимную и доверительную обстановку, так же как и ненавязчивая современная музыка, но, на его притязательный вкус, ресторанчик скорее походил на притон для малолеток. Отсутствовали скатерти на столах, вместо занавесок болтались жалюзи, аромат выпечки смешивался с запахами жареного картофеля и чистящего средства. Ярослав чуть заметно сморщил нос, предугадывая, что «вонь» пропитает одежду. Постеры, развешанные на серых стенах, навивали мысли о шаблонности и скуке.

Взметнувшаяся вверх ладонь подсказала, в каком направлении двигаться. Ярослав прошел и протянул руку молодому человеку в темной шляпе. Тень скрывала черты лица, оставляя свету заостренный кончик носа. Ярослава передернуло: он еще относился к тому поколению людей, которые снимали головные уборы в помещениях.

– Здравствуйте, Ярослав Викторович, – поприветствовал востроносый, привстав, отодвинул для Ярослава стул, и они оба опустились.

– Добрый вечер.

– Она сидит за соседним столом, – глядя в окно и еле раздвигая губы, пояснил юноша, – видите, большая компания справа. Четыре девушки и три парня. Белова – та, что с длинными волосами и в короткой юбке.

Ярослав медленно огляделся. Девушка занимала место прямо перед ним, сидела боком, так что он мог прекрасно разглядеть ее всю – малец Гаврилова отлично знал свою работу. Ярослав немного смягчился.

Виктория Белова. Ее внешность была из тех, что поражала с первого взгляда. Блестящие черные кудри окутывали плечи и спускались ниже лопаток, почти до пояса. Ровная спина опиралась на спинку стула, образуя небольшой изгиб. Стройная ловкая фигура выдавала любовь к движению. Короткая юбка открывала длинные ноги, будто бы специально выставленные напоказ. Прозрачные чулки, шпильки. Голубой шарф обвивал шею и тянулся до сапог. Узкие ладони белели на коленях. Тонкие, будто искусно выточенные, пальцы в задумчивости перебирали друг друга. Ярослав присмотрелся к лицу. Темные глаза, большие, как у газели, бархатные и блестящие, словно сама ночь. Брови вразлет. Кожа даже в полумраке дышала свежестью, легкий румянец играл на припухших, еще юных, щеках.

– Я Вам больше не нужен? – голос молодого человека вывел Ярослава из раздумий.

– Нет, спасибо, – он кивнул, вытащил из бумажника крупную купюру, протянул парню: Ярослав давно взял за правило не скупиться: чем больше он отдавал, тем больше возвращалось, – иди.

Парень сверкнул белками глаз, благодарно склонил голову и исчез. Ярослав снова погрузился в наблюдение, прищурив глаза и цепко ухватывая детали. Он читал в правильных чертах лица девушки отпечаток души, и это ему не нравилось.

После смерти отца, пусть земля ему будет пухом, он долго готовился отобрать свою квартиру у Белова, наказать его, дать понять, что Выгорские не сдаются никогда. Он все сделал для того, чтобы не просто расквитаться с обидчиком, но и оставить на нем клеймо позора, сняв его с должности. Какова же была его ярость, когда Белов сыграл в ящик! Чертов ублюдок!

Услышав впервые о смерти врага отца, Ярослав пришел в замешательство. Ему потребовалось немало времени, чтобы преодолеть растерянность и превратить ее в другое, более действенное чувство, в злость. Вот и теперь Ярослав ощущал ее холодный клинок у груди. Костяшки побелели от напряжения, он взглянул на них и усилием воли заставил себя расслабиться. Как, черт подери, ему теперь отомстить, если обидчик сдох? Если осталась одна эта безмозглая длинноногая дура, пусть ей все и перешло по наследству? Почему он не действовал быстро? Зачем надо было так долго планировать и продумывать детали? Теперь хоть волосы на себе рви – крыса уже в могиле.

Белов был хитер, но и у него были слабости. Ярослав с отвращением вспомнил единственную встречу с обидчиком семьи. Мерзавец тогда еще был крепок, Ярослав без всякой договоренности вошел в его просторный кабинет в правом крыле мэрии, опустил руку на плечо и прямо в глаза сказал, что он сделает с изнеженным созданием – Викой Беловой. Какое это было счастье, смотреть на дышащее ненавистью старческое лицо и предупреждать о будущем, на которое безжалостный дьявол не мог повлиять. Как смешны были его попытки защитить свое отродье. Он думал, что Ярославу нужны деньги. Как это похоже на него, на всю его жалкую жизнь!

Тогда Ярослав шутил. Маленькой твари не было восемнадцати, он не собирался её трогать. Теперь всё изменилось: всё досталось ей. Конечно, мстить девчонке было смешно. Все равно, что обижать котёнка. Он просто планировал забрать у неё то, что принадлежало ему.

Молодежь из сборища громко смеялась и пыталась переорать друг друга. Неужели сами себя не раздражали? Шатенка, что сидела спиной к нему, завела громкий разговор с соседкой, и через минуту они уже горячо спорили. Худой парень по правую руку от Беловой тщетно старался вмешаться в их разговор. Потом бросил это дело и принялся есть. Пиджак висел на его плечах, как на вешалке, водолазка грубо подпирала угловатый подбородок. В конце концов, он не выдержал и принялся что-то втолковывать черноокой. Взгляд Ярослава снова переместился на главную девушку.

Красивая, она задумчиво крутила локон, слушая тощего. Кивала, но сама была в рассеянности, глаза её бродили без цели по стенам, потолку, останавливались на изображениях, замирали, чтобы пустится в путешествие снова. Четкий профиль, обозначенный в сумраке залы, имел дерзко-отстраненное выражение. Неулыбчивая, она не стремилась быть симпатичной кому бы то ни было. Ребята взрывались громким смехом – маленькая сучка лишь приподнимала уголки губ. «Скоро она и это делать перестанет», – подумалось Ярославу. Он уничтожит её, как её дед уничтожил его отца.

Боль потери никогда его не покидала. Боль постоянно напоминала о долге. Иногда она бывала настолько острой, что приходилось сдерживать крик. Ярослав стиснул зубы. Любимая внучка. Как трогательно! Безмозглое создание, которое беззаботно существовало, сдавая его квартиру. Теперь, когда Белова не было в живых, нужно было обвести вокруг пальца именно эту гадину.

Она заплатит за каждый печальный вздох Виктора Выгорского! Она заплатит за каждый день пользования его имуществом. За каждую ночь, когда Ярослав просыпался в поту, понимая, что не может вернуть отца, за каждый миг, когда тот мучился от боли. Да, она заплатит. Он вернет всё, что принадлежало Выгорским. Сделает всё, чтобы её дед не раз перевернулся в могиле. Он заставит её корчиться от боли. Он оставит её ни с чем.

Спешить не будет. С удовольствием подождет, ощутит свою власть над ней. Он станет с наслаждением смотреть, как она мучается от страха, как его сестра мучилась когда-то. Сделает так, что она обезумеет. Не выпустит её из вида, будет играть, как кошка с мышкой, и сам решит, когда закончить. Она будет молить о пощаде. А он не пощадит.

Компания снова взорвалась громким хохотом. Высокомерная улыбка, казалось, навечно застыла на лице девушки. Виктория повела плечами и, словно бы снизойдя до его внимания, посмотрела на Ярослава. Выражение этого взора было неопределенно и не отличалось любопытством, как и все её поведение. Он ощутил сладкую дрожь предчувствия во всем теле. Уж не показалось ли ему презрение в ее лице? Или это была враждебность? Он замер, прислушиваясь к новому ощущению и не отводя равнодушного взгляда. Белова опустила веки, а он продолжал изучать молодую красавицу с бесстрастным интересом эксперта, осматривающего предмет искусства, о дефектах и недостатках которого знал заранее.

Усмехнулся. Должен ли он сомневаться, что получит в ближайшем будущем море удовольствия? Руки чесались начать. С тех пор, как в возрасте тринадцати лет Ярослав получил свою первую инвестиционную прибыль от акций компании Дарнела, и приблизился к пониманию того, как заставить деньги работать на себя, ничто кроме инвестирования не доставляло ему удовольствия. Он знал, когда войти в рынок, и когда из него выйти, и любил это занятие больше всех других входов-выходов. Путь к неограниченному богатству вызывал благоговейный трепет. И вот теперь предчувствие скорого отмщения рождало очень похожую сладостно-ароматную эйфорию.

Сперва нужно стать её близким другом. Познакомиться на улице? Или в одном из тех модных клубов, где она так любила бывать? Подойти сейчас?

Нет. Ярослав отмел оба варианта. Он хотел действовать наверняка, не дать ей шанса отшить его. Устроиться читать лекции в университете? Купить квартиру в соседнем подъезде? Нет, это все не то. Вот лобовое столкновение – уже что-то. Он представил испуганное лицо девицы, когда его машина на полной скорости летит навстречу её ауди. Ярослав тихонько рассмеялся. Было бы неплохо сломать ей шею. К сожалению, это не давало морального удовлетворения. Он хотел смотреть в её глаза, когда она поймет, почему они встретились, почему он забрал у неё всё. Он хотел видеть её страх и боль, раз уж ему не удалось лицезреть эти чувства на лице её предка. Что ж, недолго ему осталось ждать.

Ярослав отрицательно мотнул головой, когда официант подошел к нему. Протянул сотню и встал. Он понял всё, что хотел – больше ему здесь нечего было делать. Дверь всколыхнула морозный воздух, пропуская его на праздничную улицу. Беспрерывный немолчный гул, вобравший в себя множество разнообразных звуков: глухих и звонких, далеких и близких голосов города, окружил его. Могучее дыхание жизни, шепот Москвы.

Угрюмые прохожие, закутанные в шарфы, торопились обогнуть Ярослава. Он поморщился, услышав прилипший к одежде запах дешёвой забегаловки и, не задерживаясь, двинулся к машине.

Глава 3. Поцелуй.

И делишь, наконец, мой пламень поневоле.

А. С. Пушкин

Ярослав застегнул часы и выглянул в окно. Машина уже грелась. Итак, счет два ноль в его пользу. Во-первых, как он и планировал, Белова позвонила сама. Во-вторых, знакомство состоялось.

Следующая цель: влюбить маленькую тварь в себя. Накануне он старался изо всех сил, извинился раз пятнадцать, сам себе был противен. Весь день сдерживал клокочущую ярость, опасаясь наговорить гадости. Высокомерие девчонки бесило. Что она вчера сказала? «…Если б ты не поцарапал мою тачку…» Да где она видела лоха, который стал бы возиться, не будучи застуканным на месте преступления? Разговор по телефону чего стоил! Она царица, он – холоп. Не моргнув глазом, спросила, женат ли он. Стыда не больше, чем у червяка! Как она хвост распустила: ресничками хлопала, ротик открывала, смотрела во все глазки. Раздражало! Прикинулась, что скорбит о родителях. Так он и поверил! Сколько лет прошло?

Что было силы, Ярослав хлопнул дверью. Звук прокатился по лестничному пролету, и он пожалел о своей горячности. Когда придет время уничтожить её? Его ждали в тысяче мест, а он окучивал сорную траву.

Надо успокоиться! Попробовать воспринимать её как симпатичную куколку. Она ведь не уродина. Каково это – спать с ней? Противно, наверное? Или нет? Целовать ненавистного человека, смотреть в глаза, ощущать тепло плеч, погружаться в аромат. Мозг подкинул картинку губ, облизывающих друг друга. Вика делала это по-особенному: накрывала верхней губой нижнюю, а затем медленно возвращала ее на место, будя в нем одновременно и бешенство, и низменные потребности.

Пусть каждая секунда его мести будет сладкой! Вечером он планировал первый поцелуй. Завтра, может быть, секс. Потом она переберется к нему. «Это должно случиться не позднее двух недель от теперешнего дня, – решил Ярослав, поворачивая ключ в замке. – А перед тем обязательно устроить знакомство с Зуевым». По плану Ярослава, к его юристу Белова должна была привыкнуть как можно скорее. На то были свои причины. Безотчетно прислушиваясь, не спускается ли объект преследования в лифте, Ярослав задумался об Андрее.

Поначалу он не понимал, отчего одноклассником сестры так восхищались его предки, и что находила в нем она сама. Для Ярослава, человека-практика, толстый паренек (Зуев и до сих пор оставался плотным здоровенным детиной), помешанный на книгах, участвующий во всех подряд школьных олимпиадах, знающий назубок Евгения Онегина, был сродни инопланетянину. Восторги по поводу ораторских способностей юноши, доходившие до Ярослава и рождавшие почтительное недоумение родителей, у него вызвали лишь ухмылки.

Долго Ярослав не понимал, долго. До того самого момента, как Андрей не помог ему однажды. Хотя какой, казалось бы, из этого увальня, помощник?

Все случилось в конце мая. Непогода внезапно превратила теплую весну в осень, лил дождь. Еще утром жарившее солнце спряталось за мутные тучи, асфальт блестел под пружинными ударами струй. Мать, опасаясь, что дочь промокнет до нитки, заболеет, отправила возмущенного Ярослава встречать сестру у метро. Он собрался с большой неохотой: сам только что явился из спортзала и, в предвкушении спокойного вечера, упал на кровать с брошюрой Киосаки.

Хотя Ярослав и шел под зонтом, через три минуты его штаны пропитались до колен: только выжимай! Зябкий ветер налетал порывами, и мокрые кусты вздрагивали, разбрасывая капли, как выбравшиеся из холодной реки медвежата.

Он покрутился у ближайшего выхода из метро, проклиная всех безмозглых девчонок на свете. Пока она вышла, стало почти темно, и они молча зашагали к дому. Дождь сбавил обороты, да и благодарность Мирославы немного смягчила его злость. Они уже перекидывались фразами о том, о сем, топая по тесному переулку, когда впереди зажглись огни. Ярослав из-под зонтика посмотрел на небо, разыскивая просветы в тучах, а когда опустил голову, увидел шагах в десяти незнакомых ребят. Он бы не обратил внимания, если б Мирослава не приостановилась и тихонечко не ойкнула.

Шли навстречу трое, в их ленивой развязной походке чувствовалась угроза, до слуха доносилось противное «гы».

– Это, кажется… – прошептала сестра и сбавила шаг.

Он и сам понимал. Уже несколько лет пружина внутри него не расслаблялась. Он привык быть всегда готовым к нападению. Ярослав глянул внимательнее. Он не видел в волглых сумерках лиц, только различал фигуры. Один, справа, был маленький и худой, второй (тот, что шел в середине) – пошире Ярослава, а третий – выше и крепче.

– Иди, не бойся! – он подтолкнул сестру в спину. Ну ладно, самого мелкого, вырубит одним ударом, а остальные двое? Они медленно приближались, и Ярослав смог разглядеть их. Высокий, в синем спортивном костюме с лампасами, был, кажется, не старше его, шестнадцатилетнего. Щуплому набежало лет семнадцать. А вот последний, как пить дать, был не младше двадцати. Ярослав понял, что их единственный шанс – спасение бегством, он ощутил противную дрожь внутри и сам на себя рассердился. От этого стиснул зубы и сжал кулаки.

Они почти прошли мимо, он выдохнул с облегчением, когда старший, поравнявшись, сказал, пахнув пивным перегаром:

– Остановись-ка. Дело есть, – он растянул губы, и Ярослав увидел темные, насквозь гнилые от курения, зубы. Улыбка была бесцветной.

Ярослав не боялся быть избитым, и драки не боялся. Эти трое не понимали, что бывают вещи сильнее страха, что можно бояться и все равно стоять прямо. Потому что есть гордость и честь, и твое дело верное.

Ему было даже жаль их: они знали только как быть шпаной, воровать по мелкому, а с возрастом, может быть, по крупному. Он догадывался, что у них нелады в семьях и девушки с ними встречались неохотно. Опять же, проблемы с законом. Если пока не было, то рано или поздно будут. Они, как плесень, выползая из подвалов, разрослись, делали свое грязное дело в шаге от прекрасного, не осознавая и не умея создать добро. В одной минуте от светлых лиц, от тысячи добрых и справедливых людей в случайной темноте появлялись поганки и хотели заслонить собой весь мир.

Тот, который сказал, наматывал на руку грязную тряпку: то ли платок, то ли ленту. Не спеша и аккуратно, как будто к работе готовился.

– Да ну? – насмешливо заметил Ярослав и, прежде чем кто-то успел опомниться, врезал старшему по уху.

Сначала они растерялись, но ненадолго. Не успел Ярослав развернуться, как, словно ослепленный вспышками белых прожекторов, сам отлетел в кусты. Острые ветки впились в спину. Загремела по асфальту пустая бутылка и, наткнувшись на что-то, разбилась. Один из них довольно заржал, и Ярослав почувствовал удар ботинком в бок. Он почти не мог дышать, но медленно поднялся, стряхивая из головы туман.

– Хватит на первый раз? – сказал коренастый и сплюнул, Ярослав поднял глаза.

– Боишься, гадина? – тихо сказал он и посмотрел исподлобья. Он четко знал, что сейчас сделает, но ощущал в груди неприятный холодок. За Мирославу.

Одно дело дома, в надежной теплой комнате говорить, что сумеешь защитить сестру, совсем другое – воплотить это наяву. Лишь бы она была в безопасности. Только бы дать ей убежать. До дома оставалось четыре двора и маленький пруд. Ему стало по-настоящему страшно. Противным липким страхом, от которого слабели ноги. Ярослав знал, гиблое дело этот страх, он делал из человека тряпку, поэтому повернулся к Мирке.

– Иди домой! – коротко сказал он и, видя ее сомнение, поднял тон. – Живо!

Она неуверенно кивнула, отошла спиной, повернулась и прибавила скорость, а потом рванулась и бросилась к светлой улице.

– Малой! – тонко приказал старший, – верни ее!

Длинный кинулся за Мирославой, и Ярослав, с досадой понимая, что ей не уйти, с ноги врезал сказавшему. Тот отлетел к хлипкому забору, отделявшему переулок от железной дороги. Его тяжелые ботинки ударились о землю.

Дальше все было смутно. Ярослав не раз падал на осколки, и они впивались в него, как горячие угли. Длинный притащил упирающуюся беглянку. Кровь смешивалась с дождем, стекала с локтей и подбородка Ярослава. Он поднимался и бросался снова, пока не услышал, как треснула ткань, и Мирослава завизжала. Ей, видимо, тут же зажали рот, но этот звук отрезвил Ярослава. В тот момент, когда подонки мнили его побежденным, в нем вдруг зажглась злоба уверенности. Он вспомнил все, что надо: добрые морщины отца, весело скачущие коленки Димки, сестру за уроками, ласковые глаза мачехи, когда они, будучи малышами, прибегали в кровать родителей. Это было как второе дыхание. Он схватил попавшийся под руку камень и швырнул в самого старшего.

– Ай, – как-то по-детски сказал коренастый, но Ярослав даже не стал разбираться, куда попал. Он кинулся к мелкому и вдруг увидел невесть откуда взявшегося Андрея с кривой палкой в руках. Обычно тот передвигался тяжелой поступью, но в этот раз тихо подкрался и ударил своим орудием подонка, державшего Мирку. Не давая ему опомниться, выхватил ее из его рук и закрыл своей толстой, неповоротливый массой.

Через мгновение, как сумасшедшие, они вдвоем принялись молотить обидчиков. Те быстро сообразили, что им не справиться, у старшего оказалась кошачья реакция, он прыгнул через забор и тут же оказался с другой стороны. «Ему решетка светит за нас», – промелькнуло у Ярослава. Малой драпанул. Длинный быстро зашагал прочь, потом не выдержал и побежал неуклюжей рысью.

Все закончилось. Они без слов подобрали зонтики и, не глядя друг на друга, дрожащие, потопали домой.

– Как ты здесь оказался? –уже почти у подъезда повернулась Мирослава к Андрею.

– Тебя шел встречать – ливень какой, – крякнул густой голос.

– Встречальщик, – проворчал Ярослав ласково и ткнул его в плечо. Он был благодарен за помощь. Чем бы все закончилось, не подоспей «ухажер» вовремя?

– Я хотел сначала крикнуть «Менты!», но потом передумал, – сказал Андрей, и когда Ярослав с удивлением посмотрел на него, добавил: – когда еще будет возможность кулаками помахать, а?

– Ты дурак! – засмеялся Ярослав, а Мирка разрыдалась.

Так и пришла домой заплаканная, в разодранной кофте. Ну, предки тоже, конечно, в панику ударились. С тех пор одной ей не разрешалось ходить. Ни по утрам, ни вечером. Стали они тщательнее и маленького Димку оберегать, да и за ним, за Ярославом, родители присматривали. Нет-нет, да забирала мачеха с тренировки, подкидывал водитель отца. Вскоре батя, хоть сыну и не исполнилось восемнадцати, справил ему права и машину купил. Вот тогда началась вольготная жизнь. Девчонки по нему с ума сходили, отбоя от желающих прокатиться не было. Он ездил куда хотел и с кем хотел, успевал в тысячу мест за день. Но и голова стала по-другому варить. Он теперь с особой остротой понимал стоимость ответственности.

Одно время у Андрея и Мирославы был роман. Где-то на первых курсах института: когда Мирослава, наконец, поняла, что сила мужчины – это его мозг и перестала обращать внимание на внешность. Почему лавстори закончилась, Ярослав не знал и не считал себя вправе докапываться, но с тех пор не раз слышал шутливые подтрунивания бывших влюбленных. Они оставались друзьями, хотя с каждым годом это становилось все сложнее: молодые люди сестры не были готовы мириться с присутствием в ее жизни успешного, пусть и не очень красивого, приятеля; неприятное, но доброе лицо Андрея, вызывало неизменную антипатию и ревность ухажеров. Зато оно не мешало Ярославу. Они с Андреем крепко сдружились и не раз еще участвовали в переделках, подобной майской. Со временем даже выработали определенную последовательность действий и понимали друг друга с полуслова.

Это помогло и в дальнейшем, когда он позвал Зуева в дело. Андрей был одним из немногих людей, для которых работа была не средством существования, а являлась призванием, страстью – самой жизнью. Ярослав видел родную душу: то, чем для него была прибыль, для Андрея был закон. Уже работая у него, Андрей блестяще окончил юридическую академию, чего в принципе Ярослав понять не мог: для него самого теоретическая наука, излагаемая замшелыми профессорами с кафедр, была сродни усыпительному порошку.

Ярослав спустился по лестнице. Когда-то они тоже жили в доме вот с таким обшарпанным подъездом. Грязные полы, похабные надписи – он уже отвык от этого, и потому с некоторой брезгливостью смотрел по сторонам. Ну, да ладно! Хорошо вообще, что удалось купить жилье в подъезде Беловой. Подфартило! Он готов был платить высокую цену, когда искал обиталище поблизости от гадюки, но люди бывали порой так привязаны к отчему дому, что никакими деньгами их не выманишь.

Старушка, что жила в квартире до него, была настоящей занозой. Никак не хотела заключать сделку, пока не встретилась с будущим владельцем лично, сотню раз звонила: то ей неудобно перед соседями: вдруг Ярослав мошенник, то повышала цену, то требовала найти ершик, оставленный при переезде. Ярослав вспомнил, как ужаснулся, осмотрев жилье. Он и не подозревал, что в такой разрухе можно существовать. В его жизни случались подъемы и поражения, но чтобы дойти до такой степени запустения? Чего стоили обои, кусками наклеенные вдоль и поперек, мебель, лишенная ножек и опирающаяся на стопки книг? Грязные окна, словно специально забытые или установленные, дабы задерживать свет. Все это производило самое гнетущее впечатление, уж не говоря о затхлом запахе, напоминавшем о травле тараканов. Он с трудом представлял, что может прожить здесь не один день.

Впрочем, быстрый ремонт – он не терпел промедления ни в принятии решений, ни в их исполнении – исправил дело. Холодная, богатая, серо-голубая гамма обновленных комнат подчеркнула холостяцкий статус владельца и его состоятельность.

Ярослав вышел из подъезда и оглянулся на окна зазнобы – они выходили во двор. Сел в машину и уперся взглядом в металлическую дверь. Вчера порадовало, что девчонка не опоздала. Может быть и сегодня повезет?

В ответ на беззвучный вопрос, Вика показалась из подъезда в модном ярко-красном пальто и черных сапожках на невообразимой шпильке. Мышцы Ярослава напряглись, готовые к действию. Да, переспать с ней будет определенно приятно! Он не станет затягивать с этим делом. «Добро пожаловать в ад, дорогая», – мысленно поприветствовал он.

Вика скользнула в салон, наполнив его легким ароматом духов.

– Доброе утро, – спокойно поприветствовала девушка, а он подумал: «Как же она скупа на улыбки»!

– Доброе! – обожающим взглядом Ярослав впился в угольно-черные глаза, на секунду задержался на губах, отметил легкий румянец и тронулся. Вчера он спросил, куда надо будет ехать. Конечно, он и без того знал, где Белова училась. Институт располагался за Таганской. Сегодня удобнее было ехать через третье транспортное кольцо.

– Как настроение? – Ярослав постарался втянуть пассажирку в разговор.

– Спасибо, хорошо.

Он ждал, что собеседница из вежливости продолжит, но она и не подумала этого сделать. Сложила руки на сумочке и уставилась в окно.

– Тебе нравится быть студенткой? – предпринял он вторую попытку.

– Угу.

И снова молчание.

Неужели нельзя нормально ответить?! Не только «да» и «нет». Вот черт!

– Сама поступила?

– Да.

– Круто!

– Но на платный.

– Все равно круто, – Ярослав многозначительно склонил голову, стараясь вызвать у девушки эмоциональную реакцию: шутку, иронию, движение брови – хоть что-нибудь.

– Наверное, – равнодушный голос был ему ответом.

Да, по части хороших манер, девчонку в детстве, видно, мало лупили.

– Если не секрет, платит кто?

– Сама плачу.

– Работаешь?

– Нет, мне дедушка в наследство квартиру оставил, я ее сдаю.

– Одну единственную квартиру? Не верится, что учеба такая дешевая.

– Недешевая, но и квартира в самом центре, внутри Садового. Большая, хороший ремонт. Задорого сдавать можно.

«Ну, квартира у тебя, милочка, не единственная».

– Так ты богатая наследница?

– Угу. Мисс Скрудж…, – заметила она и перевела разговор на нейтральную тему, – погода сегодня мерзкая, да? Холод собачий.

Ярослав отвернулся, он внимательно следил за дорогой, не меняя выражения лица, и только его рука с каждым мгновением все сильнее сжимала руль. Мимолетное упоминание о бывшем жилье взбесило. Он вдруг ясно осознал, что мог бы сейчас с полнейшим хладнокровием убить эту тварь. Так легко и спокойно говорить о награбленном! «Она достойна статуэтки за актерское мастерство!» – решил он, мысленно проклиная всех и вся.

«Возьми себя в руки! Кто-то должен ведь быть любезным», – велел Ярослав самому себе, но ему потребовалось некоторое время, чтобы выровнять дыхание.

Они выехали на Ленинградку, постояли в заторе у «Войковской», когда он нацепил маску интереса и принялся болтать, расспрашивая про учебу, почти не думая, пользуясь общими фразами, к которым прибегали люди, встретившиеся впервые. Вика отвечала без энтузиазма: похоже, мысли её витали далеко. Всем своим видом – движением колен, бровей, губами – она показывала, что беседовать ей скучно. Не любила институт? Хотела бы заниматься чем-то другим – не живописью? В чем дело? Может, его вопросы нелепы? Плевать! Главное, она ехала в его автомобиле.

Когда проскочили тоннель на Соколе, он уже успокоился, положение стало казаться ему почти забавным. И волосы Виктории, уложенные с тщательной небрежностью, и ее щечки, и маленькие сережки в ушах веселили его. Глядя на них, он думал: «Еще немного и Вы будете моей, госпожа Белова». Мало-помалу им овладело чувство удовлетворения, потому что он знал, что идет по нужной тропинке в верном направлении, и совсем скоро она будет целиком в его власти.

Вика показала, куда лучше подъехать у института, сдержанно поблагодарила, и он проследил, как она скрылась за дверью учебного корпуса. Сегодня был четверг, четная неделя. У нее, он знал, три занятия, а значит, в его распоряжении имелось пять часов. Энергия забурлила в крови. Что надо сделать в первую очередь? Ярослав сосредоточился и, вырулив с улицы, набрал секретаря.

– Анна Владимировна, добрый день. Запишите. Уваров мне должен прислать план по облигациям банка. Я жду не позднее пяти. Кирилл предложения по эмиссии ценных бумаг пассажа. Да. Спасибо. И напомните, будьте добры, Ефимовой о встрече в Эдинбурге. Благодарю. Я буду через двадцать минут, пусть Куркин зайдет ко мне.

Работа всегда успокаивала. Не было причин нервничать. Он не выводил продукт на новые рынки. Не рисковал миллиардами. Он просто ухаживал за девушкой. И шансов у него было больше, чем у кого бы то ни было. Ярослав ухмыльнулся. Его люди собирали информацию несколько месяцев. Он в курсе, сколько минут сучка чистила зубы, и какое мороженное любила. Бесспорно, месть была бы слаще, будь сам Белов её свидетелем. Старый черт сдох раньше! Ублюдок! Ну, что ж. Тем больнее будет мисс Скрудж.

В три часа он снова стоял неподалеку от места, где высадил ее, пытливо вглядываясь в толпу. Мелькнуло красное пальто. Вика показалась в компании молодых людей, ветер развивал её кудри. Потихонечку студенты прощались, расходясь по машинам. Вика осталась наедине с прыщавым слюнтяем. Конечно, с расстояния, на котором Ярослав находился, невозможно было разглядеть прыщи, но догадаться не составляло труда. Дерганой походкой тот шел рядом с девушкой, и Ярослав узнал в нем её угловатого соседа из кафе.

Она уже открыла дверь тюнингованной мазды, когда заметила его. На миг точеная фигурка замерла, она сказала что-то юнцу и двинулась в его, Ярослава, сторону. Вика приближалась походкой уверенной в себе юности: расправив плечи, подняв голову и танцуя бедрами. Её ноги, казалось, ласкала короткая юбка, выглядывающая из-под алой полы. Копна волос за спиной развивалась крыльями и хлестала по плечам, и вся она напомнила ему темного ангела. Она впилась в него взглядом, глаза её были точно космическая бездна и ледяное пламя одновременно. Они жгли и вместе с тем не выражали ни намека на удовольствие. А ведь он так привык к восторгу окружающих женщин. Свыкся с обворожительными улыбками, зовущими губами, яркими заигрываниями.

Вика остановилась у водительской дверцы. Он опустил окно.

– Сломалась? – она кивнула на машину, чуть изогнув бровь. Он отрицательно покачал головой.

– Дорогу забыл? – снова покачал.

– Разучился рулить? – он не мог сдержать губ – уголки поднялись вверх. – Нет.

– Не слишком ли… – Вика игриво подняла глаза, подбирая слова, – …нескромно с моей стороны предположить, что ты ждешь меня?

– Не слишком.

Она развернулась и продефилировала (по-другому это не назовешь!) к мазде. О чем-то поспорила с угреватым, и Ярослав почувствовал, как злой взгляд соперника метнулся в его сторону. Он усмехнулся. Вика вернулась всё такими же плавными шагами. Ярослав потрудился выйти и открыть ей дверь.

– Разве ты не должен быть на работе? – поинтересовалась она, когда они тронулись.

– Нет.

– Выходной? – Она вообще когда-нибудь улыбалась?

– У меня свободный график.

– Домой? – пассажирка не испытывала приступов излишней скромности.

– Нет, – против воли ему стала нравиться ее манера говорить коротко. Если б эта женщина не была причиной бед его семьи и не вызывала острых приступов бешенства, он, без сомнения, присмотрелся бы к ней внимательнее.

– Ты есть хочешь?

– Не особо, но от кофе не откажусь.

Ярослав отвез её в простенький ресторан на Чистых прудах. Они устроились за столиком у окна и сделали заказ. Ела принцесса вяло, зато выпила огромную чашку капучино.

Болтали мало. Всё, что он хотел знать – Ярослав знал. Сейчас было важно, чтобы она к нему привыкла. Это первый этап. Время, когда вы вкладываете деньги и ждете прибыли, когда ваша главная добродетель – терпение. Вика, будто бы оправдывая утреннее поведение, спрашивала, где он раньше жил, почему переехал. Весело! Она задавала вопросы, которых он ждал. Оставалось односложно отвечать или кивать. Всё шло как по маслу. Ярослав чувствовал себя легко в этой скромной обстановке, наслаждаясь простотой отношений, которая обычно возникала у него с людьми не скоро. Всему виной, вероятно, была уверенность в успехе. А может быть разница в возрасте: он являл почтенного знатока жизни, расположившегося рядом с пионеркой. Или её привычка не молоть языком: она вызывала невольное снисхождение.

Ярослав окончательно расслабился, удобно устроившись в кресле, и взглянул на девушку, сидящую перед ним. Она совсем недурна, эта маленькая пройдоха, совсем, совсем недурна. Стройная, с высокой грудью, чистым личиком, на котором темные глаза, отливающие эмалью, были словно вырисованы прихотливой и тонкой кистью художника. Она напоминала восточную красавицу с влажными ресницами, только что покинувшую зеленую прохладу океана. Довершала это сходство гладкая, точно не знавшая прикосновений, кожа, без единой складки, без единого пятнышка, ровная, дышащая свежестью. Вика была одета в юбку, выставляющую на всеобщее обозрение ноги. Он находил, что она обольстительна в ней и шелковой блузке, и вызывает грубое, определенное желание, от которого у него становилось жарко в брюках, когда под легким шелком обрисовывалось тело. Тонкие пальцы медленно и небрежно перебирали друг друга. Двигаться было лень – вот бы так сидеть и сидеть и смотреть на неё и ни о чем не думать.

Было уже темно, когда они возвращались домой, он с остротой хищника чувствовал, что она здесь, совсем близко от него, в этой движущийся закрытой, ему одному подвластной коробке, которую лишь на мгновения освещали яркие уличные фонари. Он безмолвно ощущал её тепло, будто бы они соприкасались, и вспоминал тонкую ткань одежды под пальто. Она сидела неподвижно и молчала, только однажды он видел, как блеснули её глаза, когда луч света проник сквозь окно. «О чем она думает?» – спрашивал он себя, чувствуя, как вожделение распирает его и переполняет сила для внезапной решительной атаки.

Когда он проводил её, Вика встала так близко, что их одежда соприкоснулась. Токи интимной приязни, даже доверия, проскользнули под покровами. Теплое дыхание достигло шеи, он разглядел маленькую родинку на аккуратной ушной раковине. Завитки волос, кристалл сережки приблизились вплотную. Ярослав потянулся ближе, но насмешливый голос оттолкнул грубее рук.

– Если это было свиданием – оно мне не понравилось, – уверенный взгляд вонзился в его глаза, – больше не приглашай меня. Терпеть не могу пустую трату времени, – нахмурилась она. – Я не буду против, если ты отвезешь меня в институт: как-никак из-за тебя я безлошадная. Но я не радио и не проститутка – развлекать мужчину, – отрезала черноокая. Взгляд (холоднее льда) облил презрением, и госпожа Наглость исчезла за дверью.

События развивались с такой быстротой, что он не сразу мог опомниться, разобраться в происшедшем и прийти в себя. На несколько мгновений Ярослав замер в изумлении. Мышцы одеревенели. Его охватило бешенство. Кровь вперемешку с яростью забурлила в венах. Тварь! Что она себе позволяла? Ярослав сжал кулаки. Чем быстрее он покончит с этой пигалицей – тем лучше. Он собьет спесь с нее, чего бы это ни стоило. Он уничтожит это своевольное отродье! Ярослав замер, борясь с желанием долбануть кулаком стену, чтобы пробить дыру и дотянуться до шеи самовлюбленной гусыни. Сломать ее, смять, подобно трухлявому дереву! Огненное кольцо злости стянуло грудь. Бешенство кипело внутри. Эта недалекая, лишенная привычки улыбаться девчонка, посмеялась над ним!

Призвав на помощь все свое самообладание, Ярослав унял тяжелое дыхание. Не спеша, чеканя шаги, спустился по лестнице. Наглая натура преподала ему неплохой урок. Он выучил. Впредь он не станет недооценивать Викторию Белову. Девчонка была не так проста, как казалось. Надо отдать должное: она без труда низвергла его самоуверенность с вершин. Слишком размечтался: планировал сегодня залезть под юбку, а получил удар ниже пояса. Нет, он не допустит, чтобы в самом начале скачек, она выбила его из седла! Он лично дал старт игре, цель которой – квартира Выгорских, а средство – сердце Беловой.

Придя домой и оставшись один, он несколько минут большими твердыми шагами ходил из угла в угол. Он был до того взбешен, что не мог ни о чем думать. Гнев и непонимание раздирали тело. Мечты поблекли, одна единственная мысль шурупом засела в голове, и Ярослав, удивляясь собственной встряске, выкрикнул «Сука!»

Через полчаса он рухнул в кресло у стола и принялся рассматривать рисунок обоев. Классические завитушки в стиле барокко прыгали перед глазами, волнообразные изгибы райских цветов пересекались с вертикальными полосами орнамента. Он сидел неподвижно, смотрел и размышлял. В нем росла злоба на бессмысленные кольца и выкрутасы, дикая злоба, потому что ему претило находиться в этой комнате и в этом доме, где он знал, обитала девчонка, которая, кажется, не боялась его и не торопилась падать к его ногам! Он схватил нож для бумаги, лежавший поверх конвертов, и с ожесточением бросил его в стену. Клинок мелькнул серебряной рыбкой и воткнулся поперек линий на обоях.

Тут он вспомнил слова отца: «Никто не вправе говорить тебе, что ты можешь и чего не можешь делать. Только ты это решаешь».

Ярослав почувствовал всю глупость злобы и рассмеялся. Что это с ним? Девчонка выводила его из себя, как никто другой, но ведь не собирался же он от этого хандрить?

Он встал, сунул руки в карманы и, насвистывая, отправился в кухню. Что ж, придется наказать ее. Что она сказала? Не проститутка? Это надо еще посмотреть. Был весьма удобный способ решить две проблемы одновременно: исполнить долг и удовлетворить собственные потребности.

Через десять минут Ярослав улыбался во весь рот, вспоминая ее хмурое лицо и прихлебывая чай. Как ни в чем не бывало, он включил планшет и принялся читать последние новости. Тут же отвлекся и в следующий час с истинным злорадством и наслаждением придумывал способы перехитрить, обмануть, одурачить, вывести из душевного равновесия самоуверенную тварь. Он расквитается с Беловым и с этой маленькой соплей! Когда все закончится, он будет спать спокойно!

Ярослав закинул ноги на стол и принялся проглядывать сообщения.

Назавтра он велел секретарю послать Вике букет с запиской, в которой собственноручно попросил извинений. Он не то, чтобы ожидал, но надеялся, что она позвонит или хотя бы пришлет смс. Нет. День шел за днем, а дерзкая девчонка и не думала объявляться. Ему пришлось приложить больше усилий. Он даже залез в сеть, в поисках романтических уголков для свиданий. Заграницу, как и многие места, пришлось выкинуть из соображений экономии времени. Александровский сад отправился туда же: что могло быть милого в толпах людей, слоняющихся без дела? Старый Арбат – аналогично. Что там? Кафе и лавки для туристов? Пушкинская площадь – самое заурядное место. Поклонная гора – опять толпы.

Он сам себя призирал за отсутствие оригинальности и подобострастие, когда через четыре дня тщательно подготовился, купил цветы, конфеты, потратил несколько минут на выбор одежды, принял вид раскаявшегося грешника и пригласил ее прогуляться в Ботаническом саду. Развлекал целый день заумными разговорами, шутками и самое главное внимательными вопросами. Королева немного оттаяла, но недостаточно, чтобы удовлетворить его гордость. Черт! Что происходило? Малютка не желала приближаться. Он никогда не предполагал, что может ненавидеть кого-нибудь сильнее, чем Белова, но это было до того, как девчонка вошла в его жизнь. «К тому времени, как он покончит с ней, – мечтал Ярослав, – она поймет, что если хочет провести оставшиеся годы в покое, то ни в коем случае не должна связываться с Выгорскими!»

Еще через день позвал в кино, Вика снисходительно кивнула. Винегрет чувств, испытываемых Ярославом, походил на взрывоопасную смесь. Это был и элементарный гнев, и злорадство от того, что он творил черное дело, и уверенность в победе, несмотря на всю надменность противника. В кинотеатре Ярослав в полной мере ощутил себя слюнявым подростком, сопровождающим первую девушку планеты. Его раздражало, что он не мог поставить ее на место или послать куда подальше. Им овладело непреодолимое желание схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть, а потом утащить в какой-нибудь укромный уголок и задушить.

Какого черта ему нужна именно она? Ах да, он же на охоте.

Когда в очередной раз она велела ему не провожать ее, он не удерживал ее. Он решил не ускорять ход событий. Спокойно подождал, а в ночь полнолуния повез ее далеко загород, где в металлическом свете безмолвного спутника, чуть приоткрыл завесу собственных чувств. Нет, не рассказал, почему их судьбы скрестились, но маленькие истории из детства позволили сократить расстояние до Снежной королевы. Вместе накрывшись огромным пледом, они бродили по пустынным проселочным дорогам, Вика слушала, наконец-то, улыбалась и снова говорила мало. Он не попытался поцеловать ее. Они шли медленно, упиваясь свежим и сочным, как хруст яблока, воздухом. Миновав застывший тихий лес, пошли по широкой гладко асфальтированной аллее, предназначенной то ли для проезда машин, то ли для большого числа гуляющих.

Огромные деревья склоняли сучья над головами, сосны еле шевелили мохнатыми ветвями, луна освещала дорогу. Они были одни в безмолвной тьме, затерянные посреди сказочной пустыни мира. Говорили почти шепотом. Это был первый вечер, когда Вика сказала больше десяти слов зараз.

На следующий день они забрали из сервиса ауди. Сев за руль, Вика засветилась. Она была благодарна, по всей видимости, забыв, по чьей вине лишилась средства передвижения.

Дальше стало легче. В суете дней, Ярослав порой начинал путаться в своих мотивах, ожиданиях и действиях. Эмоции стали другими. Кулаки не сжимались от злости и разговоры не раздражали. Каждое слово, произнесенное Викой, давало новую информацию, значит, было ценно. Бросив попытки бежать впереди паровоза, он, если не наслаждался, то, по меньшей мере, смог заметить легкость, которая неизменно сопровождала ее присутствие.

И еще одно стало ясно. Его тело реагировало на девушку независимо от настроения. Прикосновение не вызывало желания отдернуть руку, наоборот. Волосы, шея, да и вообще вся Вика пахла сладко: нежностью свежескошенной травы, солнечного луга, утра с примесью горьковатой нотки почек березы. Фимиам рождал очарование, на которое тело отзывалось возбуждением. К моменту первого поцелуя Ярослав был сам не свой. Дрожь в теле даже веселила. «Сделай это просто и небрежно, – сказал он себе, – это не последнее лобзание с единственной женщиной на земле!»

Сосредоточившись на технике исполнения, Ярослав посмотрел в бездну глаз, дождался, когда чарующий запах проникнет в мозг, положил руку на ее шею, устремив внимание на гладкую кожу под пальцами. Вика привычно облизнула верхней губой нижнюю. Тело откликнулось на призыв. Ярослав коснулся губами ее рта и словно оказался втянутым в водоворот, где, охваченный негой и страстью, потерял разум. Проник глубже, сгорая от желания пропустить по жилам волны блаженства. Господи! Нет! Остатки разума заставили отпрянуть от девушки. Вот черт! В какой-то миг ему почудилось, что он не принадлежал себе. Что за чушь?! Прошло то время, когда он терялся от поцелуев. Скрывая растерянность, отстранился, опустил взгляд на губы и провел тыльной стороной ладони по щеке. Такая сладкая!

Отступил. Задача была выполнена. Черные глаза смотрели удивленно и мучительно непонимающе. Он не столько услышал, сколько увидел выдох: «Ещё». С восторгом поцеловал снова, уступая желанию страсти. Её губы, казалось, идеально подходили для него: мягкие, прохладные, посылающие импульсы в каждое сочленение тела. Они обещали больше, чем разум, чем слова, чем взгляды. Он сжал её, неосознанно мечтая скрыть от всех, даже от самого себя. Вика была маленькой, целиком и полностью помещалась в его объятиях, и от этого влечение усиливалось в сотню раз. Притянул её, прижал, не сдерживая силу, ладонь положил на затылок, не давая ускользнуть. Насладился, закружился в смертельном урагане, унося девушку с собой.

Когда пришло время отстраниться, он моргнул, стряхивая остатки нежности. Хитро улыбнулся в распахнутые глаза: «Ещё?»

Она, кажется, впервые смутилась. Наконец-то!

Ярослав проглотил самодовольную улыбку.

Глава 4. Вечеринка.

Ты полюбишь меня… Как искусный игрок,

Я все карты заранее знаю.

С. Я. Надсон

С этого дня он мог спокойно и долго держать ее за руку, обнимать, свободно говорить, целовать. Она верила. Сомнений не было. Можно было двигаться дальше. На шахматной доске должен появиться ферзь. Зуев, который просто обязан был втереться в её доверие. Принцесса должна была осмелиться переложить часть своих забот на его плечи.

В эти дни, как назло, возникла проблема: соглашение по слиянию с канадской NIS сорвалось, и им надо было лететь в Лондон на переговоры по урегулированию убытков. Изначально сделки предполагалось закрыть до тридцатого марта. Планировалось, что активы объединенной компании включат в себя как работающие производства, так и объекты, развитие которых возможно было в краткосрочной и среднесрочной перспективе: Сугское угольное месторождение в России, молибденовый производственный комплекс в штатах, проект Эль Пилар в Мексике. Холдинг выполнил все условия для завершения сделки и дважды соглашался на продление сроков её закрытия, но по состоянию на начало апреля одно из предварительных условий так и не было выполнено, Ярослав не мог с этим согласиться – не для этого он занимался бизнесом. Сама мысль, что нужно броситься в бой, радовала его. Но необходимость оставить девчонку, пусть даже на недолгое время, – не прельщала. Что он найдет, когда вернется через две недели? Ярослав сделал все возможное, чтобы решить максимум вопросов заочно, отправил группу экспертов, но, к сожалению, без его участия дело утрясалось невыгодно.

Он решил устроить знакомство в субботу, отставив последний вечер перед отлетом для романтического ужина. Думал пригласить её к себе, заказать пару-тройку блюд из «Турандот», усыпать пол лепестками роз, включить Моцарта, приготовить подарок – все это обычно покоряло женщин. Секретарша, хитро заметив «обалденные», заказала сережки с сапфирами, розы, лилии, пионы, угощенье и всю остальную лабуду. Она предупредила, что все будет готово в воскресенье к девяти часам вечера. Требовалось только пригласить гостью. Что он и сделал, когда накануне вел её в Большой, дабы свести с Андреем. Выбрал «Тщетную предосторожность» – классический балет с красочным наивным сюжетом о соединении влюбленных. Анна Владимировна организовала прекрасную ложу, шампанское, лимузин.

Вечер, ему показалось, прошел душевно и легко. Знакомство было приятным, разговор – непринужденным. Вика бестягостно болтала с Андреем, шушукалась с его спутницей, как бишь её? Легонько вкладывала пальцы в ладонь Ярослава, когда героине постановки грозила нежеланная свадьба или отправка в чулан, без принуждения встречалась с ним взглядом, открыто улыбалась. Но стоило ему спросить об Андрее, когда они остались одни, Вика вынесла неутешительный вердикт.

– Огромный, толстый, чрезмерно умный, – она даже не стремилась приукрасить собственное впечатление, – кажется, он старался. Попытки шутить походили на… театр одного актера? Сам шучу – сам смеюсь, – Вика состроила тоскливую гримасу и произнесла это не со злостью, а с печальным сожалением, – Все мысли Андрея вращаются около политики. Понимаю, это сейчас актуально, но и Ирине, и мне, и даже тебе, можешь не возражать, – подняла она ладонь, – это казалось неуместным. Может быть он и умный, но толстокожий,… нечувствительный что ли, – она скривилась, – понимаешь? Беседа должна быть интересной всем ее участникам, а не только оратору. Важно не сколько ты скажешь, а сколько люди услышат, согласен?

Ярослав отвернулся к окну. Он был взбешен и не готов обсуждать Зуева в таком контексте. Как она смела говорить о гении юриспруденции в столь пренебрежительном тоне? Лучше бы ему ничего не спрашивать! Он повернулся, намереваясь переубедить ее. Вика наморщила лоб, она, похоже, поняла его настрой, но сдаваться не собиралась.

– Любитель пожевать, – быстро вставила она, – это в театре-то? Ох. Да и Ирина его – без слез не взглянешь. С такой внешностью, как у Андрея, ему надо выбирать не узкобедрых куриц, а нормальных симпатичных девушек, хотя…, – на лице Вики появилась выражение скептицизма, которое сменилось раздумьем.

Ярослав не произнес ни слова, опасаясь, что если откроет рот, не сможет сдержаться и не наорать на нее. Наконец, она поджала губы и сказала: – Ему бы подошла моя Ольга.

– Ольга, значит, – механически отозвался Ярослав, пытаясь сладить с собой. Вот и до нее добрались. Отлично.

– Угу.

– И кто такая эта Ольга? – ледяным тоном осведомился он.

– Подружка.

– И что за Ольга, про которую я впервые слышу?

– Мы в школе вместе учились. С первого класса, – ответила Вика и замолчала, будто бы сказанное все объясняло.

– А подробнее?

– Человек, который поддержит в любой ситуации. Приезжает ночью, если ты заболела и некому купить лекарств. Ссорится с родителями из-за тебя. Не приводит пьяных дружков, не истерит по поводу шмоток и сломанного ногтя. Если ей нужна помощь, прямо об этом говорит, а не только каждый день трындит по телефону.

Лестная характеристика. А он-то думал, что подружка – не подружка, а так – знакомая. Хорошо. Надо не сбрасывать её со счетов. Вложив в слова как можно меньше иронии, Ярослав уточнил:

– И чем же она так подходит Зуеву?

– Она плохо готовит.

– Не понял?

– Не будет закармливать его домашними пирожками, пельмешками, котлетками, фаршированной рыбкой, макарончиками.

– То, что он полноват, не значит, что он обжора.

– Не похоже, – пропела Вика.

Может быть, задушить ее прямо сейчас, и потягаться за квартиру с чиновниками?

– Все?

– Она очень красивая. Она умеет слушать и обожает увлеченных людей. Ей понравится его отношение к ситуации в мире. Ольга будет ему опорой.

Опорой? Здесь Ярослав не смог не рассмеяться. Он ржал в голос минут пять и никак не мог остановиться. Через смех, казалось, выходили злость и напряжение не только от последнего разговора, но и прошедшего бестолкового месяца. Вика надула губы, но ему было все-равно. Смех рождался легкими толчками, сжимавшими живот, поднимался высоко и выходил через горло раскатами веселья. Эта девчонка ничего не понимала в людях. Абсолютно ничего!

Дурак! На следующий день ему было не до смеха. Вика позвонила, когда он был у мачехи, за тридевять земель от Ховрино, и сказала, что не может провести с ним вечер – у нее пати с друзьями. Он слышал шум воды в трубке и медленно бесился, потому что она опять рушила его планы. Она знала, что завтра он улетал, но ей было, кажется, плевать!

– Ты дома? – спросил он быстро.

– Да, но…

Он не дал ей закончить, рявкнул в трубку «Я сейчас приеду!» и отключился.

За окном начинало смеркаться, когда он завел машину, и стало почти темно, когда он нажал на звонок. Минута тянулась вечность, заставив его подумать, что он опоздал. Разглядывая серые ступени, грязное окно подъезда, он уперся рукой в стену, готовый долбануть по ней, если дверь не откроется. На коричневой краске проступала вырезанная звезда, рядом с ней надпись: «Вика, я люблю тебя». Противно гудела лампочка над головой и тявкала во дворе собака.

В конце концов, щелкнул замок, Вика показалась в проеме. Она была в тонком длинном халате, влажные волосы, свитые в барашки, крутились над ушами и за спиной. Он остро ощутил тонкий аромат и подумал о страстных ночах, которые им предстоят, когда он сделает ее своей.

– Привет, – поздоровался он, отчетливо ощущая, как злость перемешивается с желанием.

– Здравствуй, – она взяла его за руку и втянула в коридор, – знаю, ты сердишься. Но я никак не могу отказаться от этой тусовки. Есть причины, понимаешь? – Вика смотрела пытливо, но он не понимал. На прошлой неделе у него начались переговоры, цена которых была равна двум миллионам долларов, и все-таки он приложил усилия, чтобы не присутствовать на них. Он слушал её оправдания, но не усвоил ни одного слова, кроме того, что она стояла голая под тонкой тканью и собиралась пойти куда-то! Она что, не собиралась звать его? – Не думаю, что тебе там понравиться…

– Это почему? – перебил он, стряхивая оцепенение.

– Ну…, – Вика смутилась и отвела взгляд в сторону.

Ревность налетела резким порывом ветра. До этого он не думал, что у него есть серьезные соперники. По крайней мере, не задумывался вплоть до настоящего момента. Но у такой красивой девушки по-другому быть не могло.

– Будет много парней? – изобразив легкое любопытство, спросил он.

– Да, – кивнула она, – это ведь день рождения Виталика Сомова,… одноклассника.

Как будто это все объясняло.

– Ты не хочешь видеть там меня?

– Нет, но…

– Нельзя явиться без приглашения?

– Да нет! Почему? Можно!

– Ты меня стесняешься?

– Нет! Как ты мог подумать?

– Так в чем же дело?

– Ну, – потянула Вика, – понимаешь, глупые девчонки, молодые пацаны, которых интересует только секс. Бестолковые разговоры, сплетни. Я точно знаю, что ты такое не любишь.

– Я целый месяц встречаюсь с девушкой, а она до сих пор боится представить меня друзьям, – вынес он вердикт, хотя проскользнувшее ненароком «секс» беспокоило его сильнее всего.

– А мы встречаемся? – Вика посмотрела искоса, чуть удивленно.

Он ее убьет! Ему даже шутить не хотелось по этому поводу. Он слишком нервничал из-за своего отъезда и того, что дело продвигалось медленно, из-за ее близости и атласного белого одеяния.

– Я кажусь тебе другом?

– Нет, – Вика немного побледнела, – то есть и другом конечно, но…

– Но ты со мной не встречаешься! – возмущение выплескивалось через край: он потратил столько вечеров и усилий на эту девчонку, а она… воспринимала его соседом?

Стараясь сдержать раздражение, он схватил ее предплечье, прислонил к стене и впился губами в губы.

Подчинить ее поцелуем. Сломить: ее упрямство, дерзость, непредсказуемость. Привычку говорить наперекор, молчать невовремя. Вот и сейчас он чувствовал, как она упиралась ладонями в плечи, пытаясь отстраниться. Почему она не такая простая девчонка, как другие? Неулыбчивая? Недоверчивая? Почему ей плевать на его внимание? Разве не должна была она упасть к его ногам еще в прошлом месяце? Его прикосновения не разжигали в ней нетерпения? Не кружилась голова от поцелуев? Ведь сам он сгорал от охоты проникнуть глубоко внутрь ее естества, зажечь на лице румянец, удовлетворить желание. Джинсы стали тесны.

Его губы грубо раскрывали ее рот, сгорая от необходимости почувствовать отклик, вынуждая покориться слепящей страсти. Ярослав отнял их только тогда, когда беспомощные попытки оттолкнуть его прекратились. Он посмотрел на девушку. Неровное дыхание напоминало трепет, ресницы дрожали в унисон стуку в его груди. Самый подходящий момент спросить снова, встречаются ли они.

Нет, этого он делать не станет.

Ярослав провел большим пальцем по влажным губам.

– Мы встречаемся. И точка. Не хочу больше слышать глупых вопросов.

Вика не шелохнулась, в ее лице он читал новый вызов: еще большую уверенность. Малышка приоткрыла рот и сузила глаза.

– Разве ты из тех мужчин, которые имеют постоянную подружку? – маленькая рука поднялась и легла на его футболку, прямо в том месте, где все еще гулко стучало сердце. Он представил, как она сползает к животу и еще ниже, почувствовал напряжение, и джинсы стали неимоверно малы. Господи, ну что за разговор? Почему сейчас, когда он только и думал о её теле? Вот она, теплая и мягкая, отделенная от его желания всего-навсего шёлком, держащимся на ненадежном пояске.

– А я похож на человека, который делится сво…, черт! Вика! – снова прислонил ее к стене и поцеловал. Провел рукой по девичьей талии, чувствуя упругие изгибы. Легкое тело подалось навстречу, предлагая себя, умоляя коснуться спины, бедер, плеч. Он прижал ее, и они застонали в унисон. Вот черт!

Когда поцелуй закончился, а на этот раз он не торопил события, позволив себе насладится, Ярослав примирительно улыбнулся:

– У тебя еще есть сомнения?

Она посмотрела отрешенно, словно силясь осознать, что произошло, но потом подняла уголки губ и кивнула.

– Хорошо, – в глазах Вики сверкнули предостерегающие искорки, – но пеняй на себя! Я тебя предупредила!

В мгновение ока она выпорхнула из объятий и скрылась в спальне. Из-за двери послышался веселый голос: – Я буду готова через полчаса. Налей себе кофейку.

Ярослав посмотрел на часы. Семь пятьдесят две. Не позвонить ли Анне Владимировне и не отменить ли все приготовления?

Вика вышла ровно через тридцать минут в полной боевой готовности. Конечно, ничто не могло сравниться с предыдущим одеянием, но золотистое платье, обрисовывающее фигуру, недалеко ушло. Оно не скрывало, как прекрасно сложена Вика, подчеркивало ее грациозность и даже смелость. Широкие рукава платья доходили до локтей, на обнаженных запястьях сверкали браслеты. Блестящие туфли на тонкой шпильке, чулки в крупную сеточку – она вся излучала вызов его стойкости. Чертовка убрала волосы в высокую прическу: открытая шея звала прикоснуться губами. Глаза девушки, густо и умело накрашенные, были способны как воспламенить, так и охладить. Они были созданы повелевать и дарить любовь. Ярославу нетерпимее прежнего захотелось, чтобы они умоляли. Кротость – вот чего он ждал от нее.

Однако Вика была наделена той особой величавостью, то ли подаренной природой, то ли воспитанной ей самой в себе, которая отличала дев-воительниц. Ни в наряде, ни в движениях не было притворства и чрезмерности, присущего девушке, стремящейся понравиться мужчине. Было озорство и тайна. Ярослав, привыкший считаться только сам с собой, впился в нее глазами, меньше прежнего желая покидать комнату. У него было ощущение, что воздух внезапно стал легким, как невесомость, теплые мурашки побежали по спине. И запах… головокружительный запах, нежный, теплый – запах желанной женщины. Он приник губами к губам, жалея, что Вика не принадлежит пока ему одному.

Ему стоило немалого труда оторваться от нее и проводить на вечеринку. По дороге она еще раз напомнила, что не заманивала его и не несет ответственности за результат.

День рождения, как Ярослав увидел, был устроен в одном из клубов Москвы, где когда-то он сам семнадцатилетним юнцом ловил девчонок, пил пиво, показывал классные танцы. Здесь как-то раз его перепившая подружка залезла на барную стойку, желая исполнить канкан, и здесь, кажется, Мирослава получила первое предложение руки и сердца. В общем, воспоминания были не из плохих. Однако сегодняшний вечер, на котором присутствовало кроме именинника человек пятнадцать, был хуже некуда – в этом Вика оказалась права.

Во-первых, сплетни. Не успела Вика представить его собравшимся и поздороваться, а он как следует разглядеть «стратегически важную» Ольгу, как все принялись обсуждать какую-то интрижку, известную в их кругу.

Суть в том, что один парнишка, бывший преподавателем у них, то ли в пятом, то ли в шестом классе, уехал в Европу пару лет назад, где по чьей-то рекомендации нанялся к знакомому банкиру. Вернулся и занимался поставками для армии и разбогател, играл на бирже и устроил неплохой капиталец (откуда им это могло быть известно?). Женился на дочери этого банкира и стал «миллионером». «У него особняк на Рублевке, шесть роверов, – утверждала милая блондинка, – и непонятно сколько денег на оффшорных счетах».

Ярослав снисходительно улыбнулся, услышав это: ему показалось странным, что точная цифра не названа. Все происходило, как в курятнике. Дети кудахтали и кудахтали: одни удивлялись, другие выражали возмущение. Это продолжалось целый час. Даже ребята, которые поначалу отнеслись к новостям с полным равнодушием, в конце концов, начали отыскивать глубокие и тайные причины стремительного взлета. Все пытались выяснить мотивы поступков, вызвавших брак, и еще чёрт его знает чего.

Во-вторых, во время разговора Викины подружки незаметно бросали на него столь красноречивые взгляды, что он ощущал себя живым товаром. Ну, или, по меньшей мере, Курилами, оккупированными японцами. Вика на это никак не реагировала, она спокойно сидела, вложив свои пальцы в его ладонь, время от времени подкидывая в разговор сплетников вопросы, от которых споры разгорались еще жарче.

Третьим неудобством вечера была чертова эрекция. Как будто ему было пятнадцать, и он накануне переборщил с порнухой. Перед глазами то и дело всплывала Вика в халате, её стройное дрожащее тело и умопомрачительные ноги. Словно бы в болезненной дреме он представлял тонкие руки, которые снова и снова смыкались на его шее, увлекая на мягкое ложе. Близость девушки, её легкие касания, открытая ложбинка у основания шеи только усугубляли ситуацию.

Ярослав постарался отвлечься и взглянул на Ольгу. Она почти не участвовала в разговоре. На ней было бледно-серое платье из трикотажа. Розового оттенка волосы, собранные в замысловатую прическу, делали её старше своих лет. Взгляд холодно-пытливых голубых глаз, сверкающих так, что даже в темноте не оставалось сомнения в их цвете, действовал на него ободряюще. Он напоминал, что перед ним девушка, от мнения которой зависело и мнение Вики. У неё был маленький нос, полные губы и несколько пухлый подбородок – очаровательное лицо, лукавое и прелестное. Одно из тех женских лиц, на которые падки мужчины, в которых каждая черта полна обаяния и детской беззащитности, так и просящейся быть пригретой. Она пользовалась успехом у присутствующих лиц мужского пола и вместо того, чтобы тратить время на болтовню, беззастенчиво флиртовала.

Она самая первая бросила скучный разговор, вышла танцевать и стреляла глазками в парней с плохо скрываемым желанием нравиться всем. Это у нее неплохо получалось, и вскоре она уже нежилась в объятиях мускулистого переростка. А еще через полчаса, выходя из зала, Ярослав случайно наткнулся на неё, тесно сплетенную в поцелуе с крашеным блондином. Этот, насколько Ярослав помнил, пришел на вечеринку с шатенкой в кожаном топе.

Когда он уже перестал считать всё, что раздражало его сегодняшним вечером, начался самый кошмар.

Мужской стриптиз. Почему, чёрт подери, мужской?

Девчонки во главе с Ольгой принялись дружно орать: «Вау! Мальчики!» Невольно Ярослав задал себе вопрос: «Не будь здесь его, Вика делала бы то же самое? Поэтому она не хотела его приглашать?» Он поднялся и вышел на улицу, стремясь вдохнуть чистый воздух и охладиться. Может быть, она была права, что не желала ему показывать ровесников? В самом деле, зачем ему надо было знать об этой стороне ее жизни, да еще и участвовать в ней?

Ярослав свернул за угол и бесцельно двинулся вдоль ночной дороги. Машин почти не было. Парковочные места пустовали. Неоновые вывески освещали тротуар. Над маленьким тёмным окошком мигала надпись «Цветы». Выше светились жёлтые квадраты чьих-то квартир. Сзади раздались осторожные шаги, и он обернулся. Вика догоняла его, на её лице отражалось сожаление. «Я же предупреждала», – словно бы говорила улыбка. Она молча обняла его за пояс, и они не торопясь пошли вперед.

– Твоя подружка – просто ураган. По-моему, она…, – он запнулся, подбирая слово, – перетанцевала со всеми ребятами в клубе.

Вика не подняла головы.

– Перелапала, ты хотел сказать. Мог бы назвать вещи своими именами.

– Это грубо.

– Но недалеко от истины.

– Рубишь правду-матку.

Они помолчали, и он уже пожалел, что завел этот разговор.

– У неё невеселая любовная история, – заметила Вика.

– Да ну? – он не сдержал иронии.

– Она с одним парнем встречалась с тринадцати лет, – сказала Вика и задумалась, – за одной партой в пятом классе сидели. Знаешь, у нашей классной, Карины Платоновны, был бзик. Она нас вообще всегда старалась сплотить, возилась с нами как с неразумными, и она своего добилась: мы в школе были одной командой. Так вот: у нее имелся принцип. Сажать двоечников с отличниками. Нам, хорошистам, она вечно начитывала: «Написал свое сочинение, ошибки нашел, загляни в тетрадь к соседу – проверь у него. Ты, Щеглов, будь посмышлёнее, загляни к Беловой в тетрадь-то. Вика, ты от него не закрывайся!» Да мы и не закрывались, но Леха Щеглов, что со мной сидел, он такой тупой был. Просто ужас! Он даже не подсматривал ко мне. Я ему говорю: «Проверяй!», он уставится на меня как баран на новые ворота: «Зачем?» Ну, Щеглов мой был – посмотреть не на что, а Ольгу Карина посадила с Вадимом Зотовым. Вот это не парень, а идеал, – Вика мечтательно вздохнула, – крепкий, пластичный, юморной. Двоечник непролазный был. Таких днем с огнем не сыщешь. На второй год оставался, не знаю сколько раз. А Олька ведь не понравиться не может. Сам видел, какая она красивая. Она еще раньше скромницей была ого-го. Сначала они дружили, потом влюбились. Все над ними измывались за отношения. Ей учителя при каждом удобном случае тыкали. Мол, с кем связалась? – отупеешь скоро. Родители давили сильно. Отец у нее строгий – офицер в отставке. И видеться не разрешал им, и Вадима старался не подпускать к семье. Родня давила, а Ольга домашней до этого росла. Нелегко им пришлось.

Они дошли до конца переулка, не сговариваясь, развернулись и стали возвращаться к клубу.

– А ты?

– Я?

– Тебе он тоже не нравился?

– У меня своих проблем было полно тогда, – в голосе Вики послышался хрип. – Я как в тумане жила. Мне самой помощь была нужна. Но, в общем-то, ты прав. Дружеской поддержки я им тогда не особо много оказала. Помню рыдания Ольги за школой, когда отец с Вадимом, что называется «по-мужски» поговорил, и тот четыре дня делал вид, что не замечает её. Я только тогда поняла, что у них не шуточно всё. Четыре года встречались. Несмотря на все тычки и подначивания, светились оба. Сначала, когда всё начиналось, никто серьёзно не воспринимал. Какая любовь в тринадцать лет? А потом наоборот, по-отдельности не желали видеть. Я тогда Ольге даже завидовала. Так, по-хорошему. Он её и на руках не боялся носить, целовал при всех. Письма писал, когда она к бабушке отправлялась на лето. Приезжал на электричках. Даже замуж предлагал выходить.

Вика примолкла и задумалась. Они оба непроизвольно замедлили шаг.

– Что же случилось? – не выдержал он.

– Все банально: Вадим просто бросил ее. Ещё экзамены в школе были. Надо отдать ему должное, он честно это сказал. Только объяснений никаких не дал. Закрутил с девчонкой из соседнего двора. Я до сих пор удивляюсь, как Ольга медаль получила? Она тогда зубы сцепила и ради родителей всё сделала по высшему разряду. В институт поступила, в какой и планировала. Думаю, я одна знаю её боль. Хотя, скорее всего, даже не догадываюсь о том, какая сильная она у неё была. Сначала, она была так ошарашена, что ничего не понимала. Продолжала действовать как заведенная. Может, хотела показать ему, что он не центр вселенной – не знаю. Я не сразу заметила, что она изменилась. Она перестала быть человеком, который верит в сказку. Вернее, нет! Она в каждом парне видела принца. Хотела видеть. Есть такая штука, называется феномен Зейгарник. Знаешь?

Ярослав порылся в памяти.

– Феномен незавершенного действия?

– Да. Вот у неё: то самое. Он её оставил, она не смогла долюбить. Теперь она будет бесконечно возвращаться к этой задаче и решать её. Я теперь понимаю, что это оттуда, из той оперы, только что сделать – не знаю. Раньше надеялась: новая любовь победит старую. Но нет никакой новой любви. Ты скажешь, жизнь длинная – она у неё вся впереди. Может быть. Мне и самой больно смотреть, как она растрачивает себя на негодяев.

– Ты говорила, она влюбится в Андрея, – усмехнулся Ярослав, – теперь я понимаю, почему.

– Я не говорила влюбиться, – протестующе воскликнула Вика, – я говорила: «Он ей понравится»!

– Конечно! Ей все мужчины нравятся!

– А он такой неотразимый! – съязвила она.

Завибрировал телефон: мачеха. Он так внезапно и без всяких объяснений уехал от неё, что она, наверное, волновалась. Хотел скинуть – перезвонить позже, но Вика, сделав пальцами шажки в воздухе, показала, что возвращается. Он кивнул, чмокнул её и, проследив, как она удалилась, поговорил. Когда подходил к клубу, услышал обрывки разговора.

– Ярослав не захочет этого делать, – смеялась «его девушка», и он замер за углом. Не то, что бы он пытался подслушивать, но «что» он не захочет?