Эрик Эмблер ИЗУМРУДНЫЕ НЕБЕСА

Помощник комиссара Скотланд-Ярда Мерсер молча смотрел на карточку, которую принес ему сержант Флекер. На картонке было выведено: «Доктор Ян Чиссар, полиция Праги». Выглядела она вполне безобидно, и посторонний наблюдатель, знавший лишь, что доктор Чиссар был беженцем из Чехии, где долго и добросовестно служил в пражской полиции, наверняка удивился бы, увидев, как на румяной физиономии помощника комиссара появляется неприязненная мина. Впрочем, посторонний наблюдатель удивился бы лишь в том случае, если бы не знал, при каких обстоятельствах помощник комиссара впервые встретился с чешским сыщиком. Неделю назад тот представил Мерсеру рекомендательное письмо от всемогущего сэра Герберта из министерства внутренних дел, и с тех пор помощник комиссара начинал пыхтеть от злости всякий раз, когда слышал имя чеха.

Сержант Флекер прекрасно понимал чувства своего начальника.

— Вас нет, сэр? — участливо спросил он. Мерсер вскинул голову.

— Скажите ему, что я на месте, но очень занят!

Спустя полчаса на столе Мерсера зазвонил телефон.

— Здравствуйте, Мерсер, — сказал сэр Герберт. — Говорят, вы отказываетесь принять доктора Чиссара?

Мерсер вздрогнул, но сумел взять себя в руки.

— Я не отказываюсь, сэр Герберт, — невозмутимо отчеканил он. — Я лишь просил сказать, что слишком загружен работой…

Сэр Герберт фыркнул.

— Слушайте, Мерсер, я знаю, что именно доктор Чиссар показал вам пальцем на тех убийц в Сибурне. Это я не в упрек вам говорю и, конечно, не намерен ставить в известность комиссара. Непогрешимых людей нет. Ни для кого не тайна, что Скотланд-Ярд не знает себе равных, но вы не должны воротить нос и упускать случай поднабраться зарубежного опыта. Эти чехи смышленые ребята. Никто не посягает на вашу славу. Доктор Чиссар хотел бы остаться в тени. Он благодарен Британии за приют и старается быть полезным, так давайте предоставим ему такую возможность. Смирите вашу профессиональную ревность.

— Дело не в славе и не в профессиональной ревности, — стиснув зубы, процедил Мерсер. — Если доктор Чиссар запишется на прием, я…

— Похвально, — бодро проговорил сэр Герберт. — Но нам ни к чему эта бумажная канитель. Доктор у меня в кабинете и сейчас придет к вам. Он очень хотел бы обсудить с вами дело в Брок-Парк. Это займет всего несколько минут. До свидания.

Мерсер осторожно положил трубку, но лишь потому, что, дав волю чувствам, наверняка разбил бы телефонный аппарат. Несколько секунд он сидел, точно истукан, потом снова потянулся к телефону.

— Это вы, инспектор Клит? Комиссар на месте? Хорошо, когда придет, передайте, что мне надо срочно поговорить с ним.

Положив трубку, помощник комиссара почувствовал себя немного лучше. Если сэр Герберт может совещаться с комиссаром, почему он, Мерсер, должен отказывать себе в этом? Старик не позволит всяким там политиканам унижать своих сотрудников. Профессиональная ревность! Нет, ну надо же!

Впрочем, пора утереть нос этому доктору Чиссару. Дело в Брок-Парк ему не развалить. Железное дело. Мерсер раскрыл папку. Да, дело железное, комар носу не подточит. Три года назад Томас Медли, шестидесятилетний вдовец и отец двоих уже взрослых детей, женился на сорокадвухлетней Хелене Мерлин. Все четверо жили в большом особняке в лондонском пригороде Брок-Парк. Медли сколотил неплохое состояние, удалился от дел и занялся садоводством, к которому имел большое пристрастие. Его вторая супруга была художницей-пейзажисткой, и в Брок-Парк поговаривали, что её полотна продаются за хорошие деньги. Хелена роскошно одевалась, была большой модницей, и соседи недолюбливали её. Двадцатипятилетний сын Томаса Медли, Гарольд, был стажером в одной из лондонских больниц. Его сестра Джанет в свои двадцать два года являла собой жалкое зрелище. Невзрачная падчерица при броской мачехе.

В начале октября Томас Медли отужинал гораздо плотнее, чем обычно, и слег с приступом желтухи, которой страдал давно. У него была воспалена печень, и Медли уже привык к расстройствам пищеварения. Врач прописал соответствующие лекарства. На третий день постельного режима больному стало значительно лучше, но спустя ещё сутки около четырех пополудни у него страшно разболелся живот, начались рвота и сильные судороги в ногах. Это продолжалось трое суток, а потом наступили конвульсии, и ночью Томас Медли скончался. Врач засвидетельствовал смерть от желудочно-кишечного заболевания. Имущество покойного оценили примерно в сто десять тысяч фунтов. Половина отошла к вдове, остальное в равных долях получили дети.

Через неделю после похорон в полицию пришло анонимное письмо, в котором сообщалось, что Томас Медли был отравлен. Вслед за первой пришли ещё две анонимки, а вскоре стало известно, что несколько жителей Брок-Парк получили такие же послания, и по пригороду поползли нехорошие слухи.

Полиция расспросила домашнего врача, и тот подтвердил свой первоначальный диагноз, но добавил, что расстройство кишечника могло быть вызвано приемом яда, хотя прежде такая догадка не приходила ему в голову. С разрешения министра внутренних дел останки были эксгумированы. В желудке покойного следов яда не обнаружилось, зато в печени, почках и селезенке нашли мышьяк в количестве 1, 751 грана.

Выяснилось, что в тот день, когда проявились признаки отравления, Медли ел куриную грудку, консервированный шпинат и картофель. Кухарка отведала шпината из той же банки, и он ей ничуть не повредил. После обеда Медли принял лекарства и запил их водой, которую принес ему сын Гарольд.

Служанка рассказала, что за две недели до своей смерти Медли отказался покрыть долг Гарольда, проигравшего сто фунтов на ипподроме. Впоследствии выяснилось, что Гарольд солгал: на самом деле он уже давно состоял в тайном браке и нуждался в деньгах, потому что его жена ждала ребенка.

Доказательства были неопровержимы. Гарольд очутился на мели, поругался с отцом, знал, что унаследует четверть состояния. Больничному стажеру ничего не стоило раздобыть мышьяк. Яд был проглочен примерно в то же время, что и лекарство. Гарольд впервые подал отцу снадобья, раньше это делали дочь или жена.

Жюри судебного следователя долго колебалось, прежде чем вынести обвинительный вердикт, но в конце концов Гарольда взяли под стражу, и теперь его ждал суд.

Мерсер откинулся в кресле. Железное дело, непробиваемое. Помощник комиссара начал мысленно составлять суровую отповедь сэру Герберту, но тут ему доложили о прибытии доктора Чиссара.

Мерсер был сердит, но, когда чех вошел в кабинет, вдруг почувствовал странное расположение к нему. Прежде он воспринимал доктора как какого-нибудь великана-людоеда, но теперь вдруг увидел, что у чеха мягкие добрые глаза, круглое бледное лицо, круглые очки с толстыми стеклами, потрепанный дождевик и старый зонтик. Да этот доктор Чиссар просто жалок!

Он остановился у порога, взял зонтик «на караул», будто винтовку, и бодренько отрапортовал:

— Доктор Ян Чиссар, отставной офицер пражской полиции, к вашим услугам!

Мерсер едва не прыснул, но сдержался и сказал:

— Присаживайтесь, доктор. Извините, что не мог принять вас раньше, но я был занят.

— Вы так любезны…

— Да полно вам, доктор. Я слышал, вы хотели похвалить нас за расследование в Брок-Парк?

Доктор Чиссар захлопал глазами.

— Э… мистер Мерсер… Я и рад бы вас похвалить, но, похоже, пока рановато. Рискуя показаться невежей, я, однако…

Мерсер снисходительно усмехнулся.

— Этого парня осудят, доктор, можете не беспокоиться.

Чех разволновался так, что на него стало больно смотреть.

— Как раз это меня и беспокоит, — сказал он и, помявшись, добавил: Гарольд Медли невиновен.

Мерсер расплылся в улыбке и самодовольно спросил, не сумев сдержать ликования:

— А известно ли вам, доктор, что все улики указывают на него?

— Я был на дознании, — удрученно проговорил чех. — Не сомневаюсь, что скоро подоспеют и сведения из больницы. Молодой Гарольд вполне мог незаметно взять мышьяк, которого хватило бы, чтобы отравить целый полк солдат.

Полицейского немного покоробило: доктор Чиссар буквально украл у него этот довод. Мерсер кивнул. На пухлых губах доктора заиграла тусклая улыбка. Он поправил очки, откашлялся, похмыкал и подался вперед.

— Прошу внимания! — резко произнес Чиссар, и Мерсер почувствовал, как его уверенность вдруг начала таять. Однажды он уже был свидетелем подобной сцены и знал, что, если чех требует внимания, значит, придется сесть в лужу. Он выпрямился в кресле и приосанился. Дело Брок-Парк закрыто, этот доктор просто смешон.

— Что ж, слушаю.

— Итак, — доктор Чиссар торжественно поднял палец, — на дознании выяснилось, что мышьяк был в печени, почках и селезенке покойного.

Мерсер кивнул.

— Да. Ему дали дозу, намного превышающую смертельную.

В глазах доктора загорелись огоньки.

— Вот именно, намного. Разве не странно, что в почках обнаружено такое количество мышьяка?

— А что в этом странного?

— Погодите, мы ещё вернемся к этому. Верно ли, что все посмертные анализы на мышьяк имеют целью выявление самого мышьяка, а не какой-нибудь из его солей?

Мерсер нахмурился.

— Да, но это неважно. Все соли мышьяка — смертельные яды. Кроме того, в организме мышьяк превращается в сернистые соединения. Не понимаю, к чему вы клоните, доктор.

— К тому, что запоздалое вскрытие обычно не дает ответа на вопрос, какое из содержащих мышьяк веществ использовалось для отравления. Вы согласны? Это могла быть окись мышьяка либо какой-нибудь арсенат или арсенит, хотя бы медный. А возможно, хлористый мышьяк или какое-то органическое мышьяковистое соединение.

— Совершенно верно.

— А какую разновидность мышьяка можно раздобыть в больнице?

Мерсер вытянул губы трубочкой.

— Что ж, доктор, вреда не будет, если я сообщу вам, что Гарольд Медли мог без труда взять сальварзан или неосальварзан. Это лекарственные препараты.

— Правильно. И очень действенные в количестве одной десятой грамма. А в больших дозах — чрезвычайно опасные. — Чиссар поднял взор к потолку. Случалось ли вам, помощник комиссара, видеть живописные полотна Хелены Мерлин?

Мерсер растерялся: вопрос застал его врасплох.

— А, вы о миссис Медли! Нет, я не знаком с её творчеством.

— Такая изысканная и привлекательная дама, — продолжал доктор Чиссар. — Я встретил её на дознании и не смог побороть соблазн взглянуть на картины, которые она пишет. Несколько штук есть в галерее на Бонд-стрит. Он вздохнул. — Я ожидал увидеть тонкую и умную живопись, но был разочарован. Она рисует, как придется, не думая о натуре.

— Правда? Боюсь, доктор, что я…

— И мне показалось, что женщина, пишущая синие поля и изумрудные небеса, должна мыслить довольно причудливым образом.

— Модернистская мазня? Мне она тоже не очень по нраву, — ответил Мерсер. — А теперь, если вы закончили, доктор…

— Нет, я ещё не закончил, — вкрадчиво прервал его Чиссар. — По-моему, если женщина рисует изумрудное небо, она не просто странная, но и весьма занятная личность. Я навел справки в галерее и узнал, что она приносит туда по пять-шесть картин в год. Мне предложили приобрести одну из них за пятнадцать гиней. Работа приносит художнице сто фунтов дохода ежегодно. Просто поразительно, как ей удается столь роскошно одеваться на эти деньги.

— У неё был состоятельный супруг.

— Да, конечно. Весьма занятное семейство, не правда ли? Особенно дочь, Джанет. На дознании мне даже стало жаль её. Предъявленные улики ужасно расстроили девушку.

— Еще бы не расстроиться, узнав, что твой брат — убийца, — сухо проговорил Мерсер.

— Но обвинить себя, да ещё так пылко! Это странно.

— Истерия. Обычное дело, когда речь идет об убийстве, — Мерсер встал и протянул руку. — Жаль, что на этот раз вам не удалось пустить нашу работу насмарку. Если вы оставите сержанту свой адрес, я добуду вам пропуск в зал суда, — с наслаждением добавил он.

Но доктор Чиссар даже не шелохнулся.

— Итак, вы намерены отдать молодого человека под суд за убийство? тихо проговорил он. — Вы так и не поняли моих намеков?

Мерсер ухмыльнулся.

— У нас есть кое-что получше намеков, доктор. Полный набор косвенных улик. Мотив, время и способ отравления, возможность достать яд. Неопровержимые улики, доктор. Присяжные их любят. Если у вас найдется хоть одно доказательство нашей неправоты, с удовольствием выслушаю вас.

— Я лишь хочу, чтобы свершилось правосудие. Не верю, что английский закон позволит вам осудить молодого человека на основании тех улик, которыми вы располагаете, но само судебное разбирательство может повредить его карьере. Кроме того, нельзя забывать об истинном убийце. Я отношусь к вам по-приятельски и поэтому пришел сюда, а не к адвокатам Гарольда Медли. Вы хотите доказательств? Что ж, извольте.

Мерсер сел в кресло. Он снова был вне себя от злости.

— Ладно, слушаю вас, — мрачно сказал он. — Но если вы…

— Прошу внимания! — прервал его Чиссар, снова назидательно поднимая палец. — Мышьяк был обнаружен в почках покойного. Установлено, что Гарольд Медли мог отравить своего отца либо сальварзаном, либо неосальварзаном. Возникает неувязка. Большинство неорганических солей мышьяка, например, белый мышьяк, в воде не растворяется, и если человек примет большую дозу таких солей, их следы могут быть обнаружены в почках. Но сальварзан и неосальварзан — органические мышьяковистые соединения, растворимые в воде. И если одно из них попало в организм через рот, в почках не может быть следов мышьяка.

Доктор сделал паузу. Мерсер молчал.

— Итак, — продолжал Чиссар, — в каком все-таки виде жертве дали мышьяк? Этого мы не знаем, ибо анализы могут показать только наличие в организме мышьяка как такового. Но давайте рассмотрим его неорганические соли. Белый мышьяк, или окись мышьяка, применяется для окраски овечьей шерсти. Но в Брок-Парк нет красилен. Однако мистер Медли увлекался садоводством. Может быть, его погубил мышьяковистый натрий, которым выводят сорняки? Но на дознании мы слышали, что вещество, которым пользовался Томас Медли для уничтожения сорняков, совершенно безвредно. Теперь на очереди медный арсенит. По-моему, мистер Медли был отравлен большой дозой этого вещества.

— И чем вы подкрепите это ваше мнение? — сердито спросил Мерсер.

— Тем обстоятельством, что в доме Медли есть, или был, медный арсенит. — Доктор Чиссар снова вперил взор в потолок. — Миссис Медли пришла на дознание в меховой шубке. Я побродил по магазинам и нашел такую же. Она стоит четыреста гиней. Наведя справки в Брок-Парк, я выяснил, что мистер Медли был не только богат, но и крайне прижимист, даже жаден. На дознании его сын сообщил, что держал свой брак в тайне, боясь, как бы отец не лишил его денежного содержания. В этом случае Гарольд был бы вынужден бросить стажировку. Хелена Медли любит дорогие вещи и вышла замуж, чтобы иметь возможность удовлетворять свои прихоти, но Медли не оправдал её надежд. Та шубка, в которой она приходила на дознание, так и не была оплачена. Полагаю, вы без труда обнаружите, что у художницы были и другие долги и что один из кредиторов, вероятно, намеревался обратиться к её супругу. Она тяготилась обществом человека, который был гораздо старше и даже не пытался оправдать свое существование, осыпая её деньгами. Это она отравила Медли. Сомнений быть не может.

— Чепуха! — воскликнул Мерсер. — Мы знаем, что у неё были долги. В конце концов, мы же не дурачки. Но мало ли на свете задолжавших женщин? Ваше предположение нелепо.

— Всякое убийство нелепо, — сказал доктор Чиссар. — А коварное — тем паче.

— Но как, черт возьми…

— Шпинат. Шпинат, который съел Медли незадолго до того, как проявились симптомы отравления. Сейчас не сезон, шпинат не растет, и Медли накормили консервированным. Но при желудочно-кишечных расстройствах консервы не дают. Вот на что я первым делом обратил внимание. А потом увидел картины миссис Медли и все понял. Изумрудные небеса, в них все дело. Сочный изумрудный цвет. Такой получается, если добавить в краску мышьяковистый ацетат меди. Изготовитель краски наверняка сообщит вам, когда миссис Медли заказала её. Советую вам также изъять из галереи Симмонс картину и поскоблить зеленый небосвод, а потом отдать краску на анализ. Вы наверняка выясните, что именно миссис Медли пришло в голову потчевать супруга шпинатом, и она сама подавала ему обед в спальню. Шпинат зеленый и немного горчит. Как и арсенит меди. — Доктор Чиссар вздохнул. — Если бы не эти анонимные письма…

— Да, да, анонимные письма! — вскричал Мерсер. — Возможно, вы знаете…

— Разумеется, — ответил чех. — Их писала Джанет. Бедное дитя! Она ненавидела свою смазливую мачеху и решила насолить ей. Представьте себе, что она почувствовала, когда узнала, что своим поступком накинула на шею брата петлю. Вполне естественно, что на дознании она попыталась оговорить себя, чтобы спасти его.

Зазвонил телефон, и Мерсер снял трубку.

— Это вы, комиссар? Здравствуйте, сэр Чарльз. Да, я вам звонил по срочному делу. Брок-Парк, сэр. Думаю, нам придется отпустить молодого Медли. Я раздобыл новые сведения из области медицины и… Да, конечно, понимаю и очень сожалею… Уже иду, сэр Чарльз.

Помощник комиссара осторожно опустил трубку на рычаг. Доктор Чиссар взглянул на часы.

— О, уже поздно. Мне надо успеть в читальный зал. — Он снова взял «на караул» свой зонтик, щелкнул каблуками и отрапортовал: — Доктор Чиссар из пражской полиции. К вашим услугам!

Загрузка...