Изверги

Пролог

Всё началось ещё в прошлом веке, когда наши деды воспылали очередным желанием построить новый справедливый или даже как они тогда думали совершенный мир; когда у невероятно терпеливого народа, наконец, лопнуло его терпение и он решил под гиканье кучки мерзавцев, как обычно возглавивших его поломать ход истории и позволить собственноручно провести очередной «лабораторный опыт» над собой; когда после «грандиозного» государственного переворота над ним самим ещё потом довольно долгий срок (семьдесят лет!) глумились…

И он (народ) весь этот срок опять терпеливо ждал и вкалывал, обманываясь с удовольствием (а с удовольствием как говорят всегда дороже!) превращался в ту серую массу уставших от собственного самопожертвования людей, наконец, получил ту метаморфозу коей и любуется сегодня со своей изумлённой «физиономии». Царей менял на «царей»; цепи на кандалы; несправедливость, открытую на несправедливость прикрытую.

Вот это всегда изумляло! Сначала разбаловать правительство до неприличия чтобы, потом, накопив огромную кучу обид, недомолвок, недовольства им — неожиданно взбеситься, получив определённую кучу неприятных духовных и физических увечий всё-таки начать (снова и снова) новую жизнь. Мы, наверное, мазохисты что ли? Мы сперва усиленно испокон веков сами себе создаём все различные проблемы, чтобы затем с пионерским усердием целенаправленно решать их. И как ни странно вот уже тысячелетие (и наверняка не одно!) живём так. К примеру, читая хотя бы тех же классиков, убеждаешься в этом. И живём, с таким непонятным для остального мира рвением неистовым упоением — нисколько не теряя искренности в своём деянии.

И правда! Порой нас не понимает: ни вечно рвущийся к цивилизованности — запад, ни хранящий тайну древности — восток, ни тем более не замечающие свою необыкновенность — мы. Тем не менее, мы не кичимся этим — мы даже как-то снисходительно отрекаемся от своей исключительности — вроде как бы даже стыдимся её, предпочитая первостепенному своему: либо западное, либо восточное. И ничего… Те с удовольствием принимают наше уважение, не возмущаются (как делали бы мы и делаем, во всяком случае, в душе).

Я вот вспоминаю 1985 год. Мы же вроде как до этого и не замечали, насколько плохо живём. Может потому что всем скопом? Как говорят: «На миру и смерть красна!» — что нам тогда бедность?! «Свято место — пусто не бывает». Потому материальную бедность заменяли богатством души и грамотностью. Говорил вождь пролетариата В.И.Ульянов (Ленин): знание — сила. Вот мы и «накачивали мускулы» мозга.

А теперь?! Объяснили нам, якобы счастье-то оказывается совсем не в этом, а в количестве денег, которыми ты располагаешь для приобретения материальных благ. Не то чтобы кто-то нам объяснял, мы сами вдруг навострились на это, глядя на «прогнивший» запад. Мы вообще жили почти по принципам аскетизма. Тогда и Шолохов-то воспринимался совершенно с противоположной стороны понимания. Зато сейчас его строки читаешь с уничтожающим ужасом.

Как начали (на государственном уровне) войну в 17-м году против богатых так и вели её впоследствии до самого 85-го, пока новый Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачёв не удосужился начать «ускоренную перестройку».

В начале-то всё двигалось широко — помпезно! Это потом к всеобщему «удивлению» оказалось, что советская экономика уже давно отыграла похоронный марш — верней по ней отыграли — а до этого все почему-то хоть и предчувствовали подвох, всё-таки упорно ждали КОММУНИЗМА. Так как развитой социализм уже — так же! — давно случился. (Об этом трубили и рапортовали все газеты). Почему — так же? — спросите вы. Да потому что простите меня за элементарную меркантильность, но на торговых прилавках в магазинах для такой огромной страны было шаром покати, зато давно осваивали космос и пугали мир ядерными ракетами. И вот этот нищий народ снова стоит на распутье, народ: прошедший гражданскую войну, вымиравший при коллективизации от разрухи и голода, прошедший «колючую проволоку» Гулага, победивший фашизм, освоивший целину и вообще привыкший «как-тось» выживать, что при татаро-монгольском иге, что при «коммунистах».

Опять спросите меня, а почему в кавычках? Отвечу. Потому как знавал несмотря ни на что честнейших людей среди них. Да и суть не в этом! Можно подумать, что экономика строится на одной честности и порядочности. (Если бы только!). Утопия! Она и есть утопия… и — никуда от неё не денешься. Нравится или не нравится, но до коллективного устройства надо морально дорасти ещё, надо измениться внутренне — духовно, когда своё естественным путём само собой становится общим, а не тогда когда его навязывают из-под палки. За частную собственность даже дети делятся тумаками, совершенно не имея никаких ещё представлений о собственности, да и вообще ещё не зная быта и устоев земли. Согласитесь, они просто говорят: «Моё!» и всё — и никаких гвоздей. Хотя на самом деле, это совсем даже (как может оказаться впоследствии!) не их вещь. А просто она им прилюбилась. Ну, вот и думай здесь.

Но речь свою повести я хочу совершенно не о политике. (Да Боже упаси!) Скорей о её удручающих последствиях. Каждый, мало-мальски поживший в те «старые добрые времена». Немного подышавший тем «сжатым воздухом» застойных времён и ощутивший на своей собственной шкуре тот «железный занавес» ту своеобразную атмосферу недосягаемости и недоступности «дикого запада» с его претенциозной культурой подтвердит, не кривя душой, что именно для неё (души!) тогда было гораздо больше положительных предпосылок, нежели сейчас. Хотя общество в целом являлось официально атеистическим. Казалось бы, откуда могут взяться такие понятия: как доброта, взаимовыручка, альтруизм… и многое другое тому подобное. Не хочу утверждать, что оставшиеся осколки религий способствовали этому. Хотя детей посвящали тайно в ту или иную, в зависимости от национальности и каких-либо других обстоятельств, религию. И это было в порядке вещей. Атеизм и религии шли негласно — рука об руку — в этом своеобразном обществе. Вот я, например, как и многие другие мои ровесники был крещён в православной христианской церкви, несмотря на то, что отец мой был убеждённый коммунист — свято веривший в светлое будущее коммунизма. Его (коммунизма) кстати, казалось вообще все «с минуты на минуту» ждали. Ждали как чудо. Как «манну небесную». Все предрекали — вот-вот и ОН настанет. Откуда? С чего вдруг?! Не знаю! Но я тоже верил.

В ночь на пасху молодёжь скрытно проникала на территорию церкви больше, чтобы удовлетворить своё любопытство, чем вникнуть в суть церемонии. Повсеместно: красили куриные яйца, стукались ими, катали… Администрацией создавались специальные дружины для поимки молодёжи на подобных религиозных мероприятиях. Нельзя было их посещать! Пойманных — наказывали. Не принимали в пионеры, в комсомол… И это было серьёзным наказанием.

О детях беспокоились. Слабым здоровьем: бесплатно давали в школьной столовой молоко, отправляли в санатории и оздоровительные лагеря отдыха, периодически проводили медицинские обследования. Да и вообще, каждого воспитывали в духе честного и добросовестного, юного ленинца, который должен будет заменить своих старших товарищей в борьбе за светлое будущее трудового народа всего мира. И все твёрдо верили, что пролетарии всех стран должны — действительно соединиться.

Кроме того, огромную роль в повседневной жизни трудящихся играла советская цензура. (Ибо не работающих не было, а если и были, то тунеядцы и их непременно сажали в тюрьму.) Цензура, она особенно остро несла свою вахту (и днём и ночью) оберегая внутреннее содержание и внешний облик нового человека. Человека будущего. Телевидение, радио, литература — вся культура! — к тому же пресса в любом её качестве всё преподносилось исключительно в рамках воспитания этого человека. Да и не только казалось, а большинство и в самом деле таковыми являлись: честными, морально устойчивыми, готовыми к взаимовыручке и в любой момент делящимися с товарищем последним, а самое главное способными в беде — «закрыть свою Родину грудью».

Прекрасные качества! И они в большинстве своём действительно были. Так думал тогда и думаю я сейчас о том времени. Как много было именно тогда всего такого: чистого, прекрасного, доброго… Вообще отрицательное тогда — скорее было случайным, чем закономерным. Может мы и в самом деле понапрасну поторопились, опять безоговорочно сразу разрушили старое, не подготовив ничего нового. Ломать — не строить! Что ж мы такие теперь нетерпеливые? Ведь был у нас уже пример Нэпа, которым в настоящий момент воспользовались китайцы.

Нет! Нам уже так не надо… Мы «по-русски»… Надо же, даже эта фраза и — то уже звучит как-то неприятно, вызывая широкую дисгармонию в окружающей среде; несколько отрицательное предвзятое преподнося ожидание; заранее готовя нас к напряжению. А ведь абсолютно ясно, что каждый хочет жить как можно лучше. Жить, по меньшей мере, хорошо, но мы — глядя на нас — как будто разучились… Или неужели не умели?

Теперь происходит обратное, тому — чего с таким трудом в своё время добивались всем обществом. Пусть не совсем правильным обществом (с экономической точки зрения), но зато всё-таки гораздо добрее нынешнего.

Когда началась перестройка, многие люди оказались на обочине её — ещё неизведанного пути движения. Люди оказались абсолютно не готовыми к новым, теперь наступавшим преобразованиям. Многое, ставшее за годы ковки нового человека враждебным, странным образом вдруг ожило и приобрело сейчас уже невинный характер. Спекулянты (фарцовщики) стали вполне безобидными коммерсантами. И это в то время когда в тюрьмах ещё отбывали свои весьма длительные срока за свою самостоятельную «коммерческую» деятельность вне закона некоторые наши товарищи и родственники.

Всё перекрутилось. Люди, способные взяться за какое-нибудь ремесло, открывали кооперативы или занимались индивидуальной трудовой деятельностью, а те, кто пошустрее и чуть пронырливее — позже своим делом (business). Неоспоримое большинство — растерялись. Теряли инициативу, но надо было кроме всего прочего как-то жить: питаться, одеваться, сначала хотя бы попросту выжить. Тут даже как говорится: не до жиру — быть бы живу!

А некоторые в глубоком отчаянии переступали закон и амбиции «кодекса совести». Таким образом, сначала опускаясь в собственных глазах, но впоследствии уже увязнув и несколько привыкнув к этому преступному статусу в глазах мечущегося общества (теперь уже даже упиваясь своей «значимостью»!) беспардонно продолжали эту деятельность с бурным энтузиазмом. А им, собственно говоря, ничего другого и не оставалось. Судьба, да и общество бросили их в кювет с такой лёгкостью, что было бы весьма удивительно их обозревать в иной интерпретации, то есть в жалком облике стоящих на паперти и просящих подаяния. Они посвятили свою жизнь (в своё время) советскому спорту… И вот эти, здоровые, крепкие парни оказались как таковые совершенно не у дел. Даже песенка-прибаутка появилась тогда: «Были мы спортсмены, а ныне рэкетмены…».

Вместе с берлинской стеной были разрушены и идеологические преграды. Представьте, как эта огромная глыба всякой всячины вдруг обрушилась на неподготовленные и нисколько не ожидавшие такого поворота в политике умы (некогда ещё «затворников») вот такой вот губительной (распылённой) новизны. Что от полученных «наркотических» доз информации лопнули ранее нажитые принципы и суждения, превратившись в шелуху совдепа. Можете себе представить эту запутанную противоречивость в разных умах. И — как?! брошенные на произвол судьбы люди теперь начинали думать обо всей этой галиматье. Отнюдь! не упрекая себя нисколечко за своё отступничество — а напротив! — «возвышаясь» в своих и чужих глазах, вставая на пьедестал «вольного человека» — «Робин Гуда».

Воля только эта заключалась в своеволии. В дальнейшем, будучи названной «безбашеньем», «отморожением» и другими народными эпитетами. Кто не умел зарабатывать трудом и умом — тот зарабатывал силой и наглостью. И это, даже вначале поощрялось в народе, прикладным определением, ведь коммерсанты ещё совсем недавно были врагами, туда же относились и кооператоры. Ещё жил в душах — дух революции.

Народ, по неизвестным причинам по-прежнему отрицательно относился к людям, самостоятельно ведущим свои дела без участия в них государства. Кооператор долгое время находился в списке отрицательных лиц. Товаров по-прежнему не было — особенно качественных и поэтому приходилось местным производителям — идти на различные уловки, скрывая отечественность товара липовыми лейблами зарубежных стран.

Постепенно окружающий мир торговли прогрессировал. В конце концов, производство стало нерентабельным и его, поглотив, захватило в свои руки посредническое проявление. Спекулянты переродились в «челноков» (кстати, неимоверных тружеников) отчего рынок перенасытился дешёвым и некачественным товаром. Надо было, как можно дешевле оптом купить и как можно дороже в розницу продать. И вот рынок всё-таки перенасытился. Появилась нелепая видимость некоего изобилия, что бесспорно непривычно для «изголодавшегося» глаза обывателя. Народ вникал в новую жизнь. Новое мировоззрение пронизывало последние остатки «совдеповского» кинематографа.

Недостаточно осуждённый бандитизм, приобрёл имидж — авантюры, приключений… а самое главное — достатка. На этом-то всё и завертелось, что мною и предполагается быть отмеченным.

Очень неожиданно для всех простолюдинов распался огромный Советский Союз. Предстал у власти новой страны первый президент Российской Федерации Б.Н.Ельцин. Союз распался, преобразовавшись сначала в Союз Независимых Государств (экономически невыгодным для всех его обитателей-стран, а в первую очередь для России) а потому впоследствии именовался таковым лишь формально — и, в конце концов, совсем рассыпался. Даже сама новая Россия была в зыбком состоянии — ибо могла в любой момент раздробиться на множество мелких княжеств. Казалось, если бы в США знали бы об этом, они бы нас могли захватить голыми руками.

В стране господствовал — такой! — хаос, что порой с трудом верилось вообще в существование страны. Все алкали, поделить страну как огромную тушу убитого животного. Отрезать от него самый большой (и жирный) кусок. Обострилась межнациональная рознь. Кровавая бойня в Чечне. Повсеместно, шли распределительные войны между бандитскими группировками. Каждая, цеплялась за свою сферу влияния и норовила, отчекрыжить чего-нибудь от чужой. Формально, правительство с помощью «ваучеров» начало эту деятельность, ещё усугубив ситуацию — обострив её нагнетание.