К черту 8 марта!

Глава 1

– Малинкина, смотри, ровно?

Анька Петрова, Машкина соседка по парте, поворачивается спиной, выпрямляясь, чтоб волосы легли ровно.

Машка, оторвавшись от зеркала, где мазала губы купленным на сэкономленные на завтраках деньги блеском самой крутой в мире марки, скользит взглядом по спине подружки.

– Ровно.

Анька, развернувшись, подходит к зеркалу, становясь чуть позади Машки, поправляет бант на новой блузке.

Машка старается не смотреть, не завидовать. У Аньки родители богатые, блузки, туфельки, а какая классная косметичка с настоящей косметикой! Ей о таком только мечтать…

Закончив подкрашивать губы, убирает блеск в сумочку, мысленно делая пометку не забыть запрятать подальше. Не дай бог, мама найдет, разборка будет…

Пару мгновений подружки смотрят на себя в зеркало лаборантской кабинета биологии, набираясь смелости, чтоб пойти в актовый зал на школьную дискотеку, посвященную Восьмому марта.

Это событие, грандиозное. К нему готовились долго, а Машка – так еще и провернула титаническую работу с мамой, чтоб та смягчилась и отпустила ее. Шутка ли, вечером, в шесть часов только начало! А обратно когда? Стемнеет уже! Двенадцатилетней девочке нечего шляться по темени одной!

Короче говоря, Машка до сих пор в шоке, что маму удалось уговорить.

– Там новенький будет, – шепчет Анька, краснея щеками и ушами одновременно.

– И что? – Машка демонстративно пожимает плечами, хотя все внутри замирает от напряжения. Новенький, Витек Семин из параллельного… Красивый, и, говорят, чемпион какой-то… Она не то, чтоб специально узнавала, но слухами школа полнилась. А сам Витек, высокий, светленький, и взгляд такой… Ух! На переменах, когда встречаются с бэшками в кабинетах, даже сердце заходится, если смотрит… А он смотрит…

Но Аньке, естественно, про Машкино сердце знать нельзя. Они, конечно, подружки, и с первого класса за одной партой, но пару раз было, что Анька нечаянно секретики выдавала Машкины. И когда у Машки случайно колготки порвались сзади на попе, Анька неловко задела ее сумкой и задрала юбку… И все увидели… Машка до сих пор ежится, вспоминая свой позор и смех одноклассников. И быть бы ей с прозвищем гадким до конца школы, но Сашка Светлов, самый главный хулиган не только в их классе, но и во всей параллели, как раз в этот момент окно разбил в кабинете. Все отвлеклись и про Машку забыли.

Так что… Не стоит Аньке знать, что новенький нравится Машке… Не стоит.

Девочки выходят из лаборантской, запирают ее на ключ, потому что биологичка, их класнуха, будет ругаться, если оставят открытой, и ключ надо ей вернуть.

Биологичка сегодня дежурит внизу, в актовом зале, следит, чтоб школьники не слишком бесились. Кроме нее, там еще физрук и завуч. Короче говоря, не разгуляешься.

Но Машке без разницы на учителей. Она первый раз идет на школьные танцы, и волнение зашкаливает.

В актовом зале полумрак, музыка гремит вовсю, а народу мало совсем танцует… Только восьмые классы зажигают, они взрослые уже, вообще не стесняются.

Машка с Анькой стоят у стены, взволнованно вытягивают шеи, высматривая одноклассниц.

Сквозь толпу Машка видит новенького и замирает. Он смотрит на нее, не отрываясь.

Машка волнуется, сердце колотит бешено в грудь, губы пересыхают. Хочется обернуться, убедиться, что рядом никого нет… Что на нее смотрит…

Где-то сбоку раздается взрыв смеха, Машка вздрагивает и отводит взгляд, с неудовольствием косясь в сторону шумных мальчишек.

В основном, там восьмые классы, но есть и парочка из седьмых. Натыкается на смешливый взгляд Сашки Светлова, поджимает губу с неудовольствием. Только бы не прицепился опять, дурак.

Он в последнее время часто лезет к Машке, то за волосы дернет, то толкнет, то скажет что-нибудь обидное. Машка злится и отвечает тем же: толкает в ответ, лупит со всего размаху по глупой лохматой башке, дразнит. Но, кажется, это только больше раззадоривает Светлова. Дурак, что с него взять…

Другое дело, новенький… Опять смотрит… Опять!

Музыка становится медленной, и Машка с диким волнением видит, как Семин идет в их с Анькой сторону.

Анька дергает ее за руку:

– Машка… Машка, идет! Идет!

Машка досадливо вырывает локоть. И без того видно, что идет.

Прикусывает губу, стараясь выглядеть спокойной и взрослой. Тут же с ужасом вспоминает, что на губах блеск, малиновый, а теперь, наверно, и на зубах!

Кошмар! Как быть? Не улыбаться!

– Привет, – здоровается с ней Семин. Именно с ней, Аньку, стоящую рядом, словно не замечает.

– Привет, – едва слышно пищит Машка, ощущая, как дыхание замирает.

Он разговаривает! С ней! С ней!

– Хочешь… потанцевать?

Ох… Он реально приглашает, да? Да?

Она боится говорить, а потому кивает.

Семин разворачивается и идет в зал.

Машка, боясь смотреть вокруг, вдруг кто-то что-то говорит и вообще… Идет следом. Семин тормозит сбоку от места для танцев, поворачивается и тянет к ней руку… Черт… Машка выдыхает, подходит ближе и кладет руки на острые плечи Семина.

Музыка, медленная, красивая, обволакивает, попадая в такт их неловким топотаниям на одном месте, и Машке кажется, что они, словно в мультике про Золушку, летают, скользят по залу, красиво и быстро. Голова кружится от волнения и счастья, а Семин красивый такой, и серьезный. И за талию держит крепко… И его ладони тяжелыми кажутся, блузка в тех местах, где касается, горячая.

Семин что-то говорит, но Машка не может отвечать, потому что кажется, если раскроет рот, то перестанет контролировать ноги и упадет…

Семин опять что-то говорит, явно спрашивает… Спрашивает? Черт…

Машка мотает головой, показывая, что из-за музыки не слышит его слов, и Семин наклоняется ниже, чуть ли не касаясь губами ее ушка, отчего у Машки загорается мочка, повторяет:

– Тебе тут нравится?

– Да! – Машка с готовностью кивает, словно болванчик на торпеде машины, – очень. А тебе?

Чего ей стоит поддержание разговора, никто никогда не узнает…

– Да, – коротко отвечает Семин, – теперь.

Это слово он говорит с паузой и смотрит так… Он что, он реально? Он про то, что она думает, да?

Ох…

Машка неосознанно крепче сжимает пальцы на плечах мальчика и ощущает, как его руки тоже стискивают сильнее ее талию. Офигеть…

– Эй, Малина, колготки зашила уже? – громко, перекрывая музыку, доносится смех со стороны группки одноклассников, стоящих неподалеку.

Машка замирает, распахивая глаза, словно лемур, застигнутый лучом света.

– Это они о чем? – хмурится Семин, останавливаясь и глядя в сторону одноклассников.

– Ни о чем… – бормочет Машка, краснея всем лицом и пытаясь вырваться из его рук.

– Она пердушка у нас, ты не знал, Семин? – голос подруги Аньки, громкий и язвительный, кажется, перекрывает музыку, – с ней никто сидеть не хочет за партой! В том году даже колготки на жопе пропердела!

Машка, не в силах выдержать позор и предательство, всхлипывает и вырывается из рук Семина. Он, кстати, не особенно и удерживает.

Сквозь улюлюканье и свист Машка проносится к выходу из зала, сразу на второй этаж, в женский туалет, там с разбега запирается в кабинке и громко, навзрыд, рыдает.

Надо бы сдержаться, повести себя по-другому, может, ответить предательнице Аньке злой шуткой… Но голова отключается, перед глазами только удивленные глаза Семина, гадкие слова бывшей подружки… И позор, позор несмываемый!

К черту! К черту эту школу! Это Восьмое марта! Эту жизнь!

К черту!

Машка не знает, сколько сидит в туалете, просто в какой-то момент слезы перестают течь, а нервная икота проходит. Она встает, умывается и идет к лаборантской кабинета биологии.

В школе темно, наверно, дискотека закончилась…

И это хорошо.

В кабинете сидит биологичка:

– Малинкина, ну где тебя носит? Я уже пятнадцать минут сижу тут, жду тебя! Все уже разошлись! Хотела в полицию звонить…

– Простите, Марь Викторовна, – бормочет Машка, – я в туалете была…

– Тебе плохо? – хмурится биологичка, но Машка мотает головой и направляется в лаборантскую за одеждой.

Вспомнив про блеск и необходимость его прятать от мамы, она ищет его в сумке… И не находит. Не веря, перерывает несколько раз сумку, но блеска нет!

Это становится окончательной каплей в череде жутких событий этого Восьмого марта, и Машка, едва сдерживая слезы, прощается с класнухой, выбегает из школы и уже на крыльце опять дает волю слезам, оплакивая все на свете: ужасный свой позор, предательство Аньки, Семина, потерю единственной вещи, что приносила радость…

Когда от стены крыльца отделяется темная невысокая фигура, Машка даже не реагирует. Что еще плохого может случиться с ней сегодня? Все уже было!

– Ты че ревешь? – голос, знакомый, хрипловатый, без привычных своих издевательских интонаций, заставляет замолчать и удивленно вытаращиться на своего обладателя.

Одноклассника Сашку Светлова, хулигана и придурка.

Что ему тут надо? Еще поиздеваться хочет? Ну уж нет!

Машка, покрепче сжав ремень сумки, отходит чуть в сторону, смотрит на него исподлобья:

– Ниче.

– Из-за этой дуры, что ли? – хмыкает Сашка, подходя ближе, – плюнь на нее. Она овца.

Машка не возражает. Что есть, то есть. Разглядывает Сашку, отмечая синяк под глазом и кровь на губе. Откуда? Вроде, вот только не было…

– Ты дрался, что ли? – вопрос вылетает сам собой, и Сашка, дотронувшись до губы и чуть поморщившись, отвечает:

– Не-е-е-е… Это так… Разговор…

Он кажется таким неожиданно взрослым, когда произносит это, что Машка уважительно кивает, не задавая больше уточняющих вопросов, молча спускается с крыльца.

Сашка идет следом. Тоже молча.

– Ты чего? – поворачивается Машка к нему. – Тебе тоже в эту сторону?

– Ага…

Он прибавляет шаг, равняясь с ней, подстраивается под ее темп.

– Че рыдала? – опять задает вопрос.

Машка косится, немного удивляясь такому настойчивому интересу. Светлов – известный двоечник, хулиган и матершинник. Странно, что он может говорить спокойно. И сейчас… Зачем интересуется? Все же понимает, раз про Аньку сказал… Или нет? Может, не понимает? Ну, тогда и не надо…

– Блеск для губ пропал, – голос неожиданно подрагивает, и слезы удается сдержать с трудом, – я только купила…

– Из-за такой фигни рыдать? – удивляется Сашка, проявляя типичную для мужчин толстокожесть, и Машка, почему-то не выдержав, опять заливается слезами.

Она рыдает, закрыв лицо руками, и не замечает, как Сашка, неуклюже потоптавшись рядом, обнимает ее и пытается утешать, поглаживая по спине и что-то бормоча про то, что ничего страшного, что блеск – это фигня, а она возражает ему, что не фигня, что он такой красивый и дорогой, что она один разочек только попользовалась…

В итоге, когда от истерики остаются только легкие судорожные вздохи, Машка понимает, что стоит с Сашкой, обнявшись…

И это кажется неожиданно странным и пугающим. Пожалуй, гораздо страннее, чем до этого медляк с Семиным… Она задирает подбородок.

Сашка смотрит на нее, и, кажется, даже не дышит. Глаза его, темные, какие-то странные, а запекшаяся кровь на нижней губе придает боевой, взрослый вид…

Он держит ее за плечи, рассматривает внимательно и серьезно а затем шепчет:

– Не нужен тебе никакой блеск, Малинка, у тебя губы и так, словно малина…

И Машку в жар бросает от его слов, становится настолько стыдно и волнительно, что она не может терпеть, отталкивает Сашку и бежит домой. Они к этому времени умудряются дойти практически до ее дома, так что Сашка не успевает ее догнать.

Машка забегает в подъезд, в одно дыханье залетает к себе на третий, затем в квартиру, скидывает обувь и куртку и запирается в ванной.

Там она смотрит на себя, безумную, красную, зареванную всю.

И в голове звучат Сашкины слова: “Твои губы, как малина…”

Черт… Чего это он? Зачем?

Так и не найдя ответа, Машка умывается, отказывается от ужина и валится в кровать.

И перед сном вспоминает совсем не свой позор, а Сашкины блестящие глаза и его слова.

На следующий день у нее поднимается температура, и Машка две недели валяется с орз дома.

И за это время умудряется уговорить маму перевести ее в другую школу. Она хочет быть врачом, а нужная ей школа является опорной от медицинского университета.

Аргументы серьезные, и мама соглашается…

Машка больше не появляется в своей старой школе, постепенно забывая Аньку, свой позор, Семина…

Машка увлечена новой школой, одноклассниками, которые не знают про дырку на колготках, учебой, пусть теперь приходится ездить две остановки по прямой…

Она ни о чем не жалеет… Может, только о темных глазах Светлова, взволнованно глядящих на нее, о его словах: “Твои губы, как малина…”

Это кажется волнительным и нереальным, и со временем тоже тускнеет, все больше напоминая сон.

А Восьмое марта Машка теперь не любит. Дурацкий праздник. К черту его!