К вопросу об охоте на драконов

Земляне заняли абсолютно неподобающее место во вселенной. Цивилизации подобного уровня развития пристало занимать не более десятка звездных систем. Но не сотни.

Причина проста. Земляне устроили на родной планете экологический кризис — и бросились в космос искать новый дом. Изобретение грави-скачкового привода и спин-генератора обеспечили техническую возможность межзвездных полетов. А перспектива всемирного потопа придала участникам проекта невиданный энтузиазм.

Политические разногласия и неизвестные факторы риска послужили причиной основания сотен колоний. Позднее антарктический ледовый щит был переправлен на Марс, угроза затопления суши устранена. Но колонии остались. И остался огромный космический флот.

Практически мгновенно в клубе галактических цивилизаций появился новый член.

Сидим на девятой сортировочной Северо-Западного квадранта и травим байки. А что еще делать, пока трюмы заполняют? Девятая сортировочная на отшибе, и попутного груза иногда по две недели ждать приходится. Главное условие — байка должна быть правдивой. И, разумеется, из тех, которые не стыдно рассказать в кругу матерых космических дальнобойщиков. Сейчас очередь Бориса. Они с Кику готовятся к отпуску в джунглях Джакарты, поэтому заранее прошли биоформирование. Борис больше всего напоминает шерстистого гиббона с дополнительной парой рук, растущей из… Из тазобедренного пояса, в общем. По этой же причине Кику отсутствует. Стесняется, видимо.

— А рассказывал я вам, как мы с Кику открыли Телнетту? — почесывая подмышку, задает Борис риторический вопрос. Вместе с биоформой он неведомым образом перенял все привычки обезьян. — Слушайте!

— …Кику, проснись. Да проснись, елки-палки!

— А вот дудки. И не подлизывайся. Моя вахта кончилась, спать хочу.

Правильно говорят — не бери жену в напарники.

— У нас форевер сдох. Сейчас пойдем на маневровых к ближайшей звезде. А там выходим в трехмерку и ремонтируемся.

Проснулась моя благоверная. Стрельнула глазами на стебельках по экранам…

— Сжег форевер! Нет, ну это ж надо! На минуту одного оставить нельзя. Премия за скорость накрылась, так? А кредит за яхту с каких денег гасить будешь?

— Любимая, моя вахта началась всего полчаса назад…

— Хочешь сказать, это я сожгла форевер?!

Все, с меня хватит.

— Второй пилот, отставить разговоры!

— Есть.

Хмуро так. Но с капитаном не поспоришь. Раз она не дорогая, а второй, значит я уже не олух царя небесного, а капитан. Есть разница.

— Займитесь расконсервацией всех ремонтных систем, второй.

— Есть заняться расконсервацией всех систем.

Отворачиваюсь от экрана внутренней связи и смотрю, что у нас имеется поблизости. А поблизости имеется голубой гигант. Меньше двух парсеков. Нужен он мне как собаке пятая нога… Не люблю голубых гигантов. Радиации от них… Другие звездочки подальше, но поприятнее. А самая приятная — в семи парсеках. Желтый карлик. Очень приятная звездочка, но далековато от нас. На маневровых дальше десяти парсеков с полным трюмом не уйти. Ресурс выработают. В нормативах нашей калоши на этот счет однозначно сказано — не дальше пяти парсеков. А тут — семь. Но, с другой стороны, я — капитан, мне на месте виднее. Идем к желтому карлику.

Задаю курс, роюсь в звездных атласах. (Надо же будет комиссии объяснять, почему мне виднее.) Отлично! Из пяти звездных систем в каталоге информация только о двух — о голубом гиганте и его соседе, у которого всего две планеты, зато три пояса астероидов. Когда подойдем к желтому карлику, в атласе задним числом появится информация о системе желтого карлика — вот вам и обоснование выбора!

Прикидываю наши дела. Ремонт займет два месяца. Премия за скорость плакала слезами с кулак величиной. Но зато светит премия за спасение корабля и груза. А после трех месяцев вступает в силу коэффициент "полтора" за удаленность. То есть, наши оклады увеличиваются в полтора раза.

Высчитываю, как растянуть ремонт до трех месяцев. Трудно это. Ох, трудно… Разве что капитальный затеять. Точно! Встаем на капитальный. А если представитель дирекции возражать будет — суну под нос дефектную ведомость. На любом корабле она такая, что слона завернуть можно. Но капитаны обычно это не афишируют. Оружие двустороннего действия. Конкуренты могут капнуть дирекции космопорта — и корабль поставят на прикол до устранения дефектов и обеспечения безопасности перелетов…

В рубку влетает Кику. Она, как и я, в космической форме для невесомости. Ни разу не видели? Это когда вы похожи на морскую звезду, у вас шесть конечностей и на всех длинные пальцы. Голова запросто поворачивается на 180, и глаза на стебельках. Очень удобно для кругового обзора. Самые старые космолетчики заказывают восемь конечностей. Но никогда не поверю, что можно эффективно работать всеми восемью. Наш мозг рассчитан на четыре. Шесть — за счет запаса надежности, заложенного природой. Но восемь — извините… Показуха это. Позерство.

— Дорогая, расконсервируй, заодно, биоформ.

— На какую форму настроить?

— Пока не знаю. Через два дня скажу.

Галазан вернулся в деревню. Что тут удивительного? А ничего! Все привыкли, что он поживет-поживет в городе, но обязательно возвращается в горы. Так было в прошлом году. И в позапрошлом. И еще до того, как родилась маленькая Чугури. А сейчас она уже девушка на выданье. Галазан жил в башне вдовы Саламани. Никого это не смущало. Вдова уже слишком стара, а внучка еще слишком молода. Да и в доме мужская рука нужна. Народ в горах с понятием.

Нет, конечно, Галазан в деревне чужак. И если б он жил здесь безвылазно, то так и считался бы чужаком. Но он столько раз возвращался в деревню, что стал как бы даже своим.

Галазан был немым. И за это его тоже уважали. В горных деревнях не любят, когда чужаки поживут-поживут, а потом рассказывают в пыльных, шумных городах о жизни горцев. Все имена исковеркают, события, что за чем было, перезабудут или перепутают. А то и от себя навыдумывают. Не любят в горах этого. Если лошадь Головы пала после того, как корова Дудуная отелилась, то и рассказывать так надо. А то как иначе Дудунай мог на ней поехать разыскивать корову? Если б лошадь пала раньше, Дудунай не поехал бы на ней, не встретил усталую Гейсан, и у них не родилась бы Чугури. Вся история деревни пошла бы по-другому. Но разве чужаку это объяснишь?..

А еще Галазан был художником. Он привозил из города большие кипы бумаги и рисовал на бумаге горы. Горы утром, горы вечером, горы под солнцем и горы в тумане. И не было среди его рисунков двух одинаковых. А еше рисовал деревенских. Бумагу в горах не уважают, поэтому рисовал на гладкой, свежевыструганной доске. Кто доску выстругает, того и нарисует. Сначала угольком, а потом нес доску в кузницу и обводил линии раскаленным докрасна гвоздем. Кузнец хранил для него несколько затупленных гвоздей — одни потоньше, другие потолще. И перчатку из толстой как подметка кожи. Под конец Галазан натирал доску приготовленным по-особому воском, и она на долгие годы оставалась сочной и свежей. Почитай, в каждой башне висели на стенах доски с портретами. В других деревнях такого не было. И за это Галазана тоже очень уважали.

Чем ближе мы подходили к системе, тем меньше она мне нравилась. Нет, система в этом не виновата. Лучше просто трудно придумать. В этом-то все дело. Слишком хорошо — тоже плохо.

Очень скоро стало ясно, что незаметно вставить эту систему в атлас нельзя. Сами подумайте — если на какой-то планете есть вода в жидком состоянии, значит там есть кислородная атмосфера. То есть, это не планета, а жемчужина несверленая. Если такая в атласе есть, о ней полмира знает.

А когда у этой планеты есть спутник — о чем это говорит? Точно, о приливах! А если есть жизнь в океанах и приливы, то жизнь обязательно выйдет на сушу.

Когда мы подлетели поближе, оправдались мои самые страшные опасения. На планете была разумная жизнь. А это значит, не только не будет премии за открытие планеты с атмосферой, но еще придется объяснять, что мы тут делаем.

Проведя час в медитации, изучая собственный пупок, я нашел выход. Исправлю в бортжурнале и во всех черных ящиках время аварии. Перенесу его на несколько часов позднее. В нормальных условиях такое фиг получится. Черный ящик — не тот прибор, который разрешается отключать. Но раз предстоит капитальный ремонт… Вы поняли. Ремонт все спишет.

Рассчитал фиктивный курс. В момент аварии до желтого карлика всего четыре с половиной парсека, и сам бог велел к нему лететь. Кику объясню все позднее. Ругаться будет.

А пока — садимся на спутнике, занимаемся ремонтом и изучаем издали местную цивилизацию. К нашему счастью, цивилизация не техническая. То ли биологическая, то ли до пара и электричества еще не доросли. Но города строят большие… Видно, предтехническая.

Вышли в трехмерку, провели маневр выхода на высокую круговую орбиту вокруг планеты. Потом перешли на орбиту вокруг ее спутника. Скучный спутник. Каменный шар — и ничего больше. Ни воды, ни атмосферы. Это даже хорошо, что у планеты есть спутник. Космическая биоформа — для невесомости, не для планет. Она гибкая, потому что костей нет. Но при 1"g" чувствуешь себя раздавленным осьминогом на суше. А на спутнике — нормально. Бегать можно…

Я посадил корабль в крупном кратере. В кратерах с полезными ископаемыми легче. Все перемешано, любая редкость прямо под ногами лежит. Сбросил на грунт киберзародыши горнодобывающего комплекса. Запустил стандартную ремонтную процедуру. Думаете, после этого мы с Кику отдохнуть смогли? Как же! Как ежики полтора месяца пахали! Процедура-то стандартная, а где вы видели стандартный корабль? Они только с верфи стандартными сходят. Потом как живые развиваются. А груз? Пришлось на грунте ангары ставить, половину груза в ангары переправить. Иначе ремонтникам не развернуться.

В общем, так уставали за смену, что Кику на меня даже не ругалась. Все слова на киберов уходили. Да на тех, кто эту самую стандартную процедуру готовил.

А вообще, зря я на Кику бочку качу. Она вредная да зубастая только когда все хорошо. В трудной ситуации на нее можно положиться. Словно две личности. Аварийная Кику мне больше нравится. Обидно только, что авралы да аварии бывают так редко…

И вот когда Кику сердито посмотрела на меня и сказала, что хочет на планету, я понял, что аврал кончился. Как раз перед этим сознался, что в памяти черных ящиков копался. Поторопился. Ох, поторопился…

— Дорогая, сама знаешь, что нельзя. Там цивилизация, а мы не контактеры. Узнают — из космоса выпрут.

— Мы не будем вступать в контакт. Сам говорил — есть районы где по пять квадратных километров на местного жителя.

— Это или пустыни, или ледники.

— Мне без разницы. Закажем биоформу для пустыни.

Пока шел откровенный шантаж, я держался. Но когда начались слезы… Короче, сдался я. Поручил Кику забить в биоформер настройки, а сам собирался выбрать безлюдный район высадки. Но только не пустыню. Терпеть не могу, когда песок на зубах хрустит. Лучше льды. Но киберы пропороли обшивку в пятом трюме, и мне стало не до высадки. Груз деликатный, разгерметизации не выносит. Пришлось залить отсек пеной. Потом удалять загустевшую пену. Кто это делал — поймет. В общем, дней десять провозился. Всю подготовку к высадке вела Кику. И точку посадки выбрала, и формер настроила, и залегла в него, меня не дождавшись. Только записку наговорила. Что, мол, сядем в горах. Будет мне и холод, будут и льды. Все как просил.

Я обязан был проверить. В прошлый раз, когда ей захотелось в степях побегать, выбрала форму лани. Или антилопы. Я в этом плохо разбираюсь. Крупное копытное без рук. В общем, по ее милости две недели траву жрали. Вкусно, не буду спорить, но унизительно — прямо зубами с земли рвать. А когда к нам хищники привязались, Кику сама поняла, что переборщила. Наше счастье, что хищники тоже туристами оказались. Кику им такого наговорила… Бедняги не знали, как от нее избавиться.

Теперь вы понимаете, я обязан был проконтролировать. Но время шло, Кику на полторы недели меня обогнала. Только заглянул в ее формер. Как будто можно что-то понять на половине процесса. Порадовался чуток, что Кику не очень напоминает горную козу. У козы четыре конечности. Так, не разобравшись, и залег на формирование.

Очнулся уже на планете. По гравитации определил. Решил по ощущениям понять, что за тело мне досталось. Крепко зажмурился, пошевелил передними конечностями. А может, верхними — еще не разобрался. Пошевелил нижними-задними. Пальцы есть — это хорошо. Пошевелил средними. Умница Кику. В форме с четырьмя конечностями после космической шестирукой мы чувствовали бы себя неуютно.

— Проснулся, суслик?

Голосок изменился, но раз я суслик, значит это Кику. Открываю глаза…

— А-а-а-а!!!

Галазан ушел в горы. Как всегда, оделся потеплее, взял продуктов на неделю, папку с листами бумаги и доску на трех складных ножках. Галазан всегда ночевал в горах вместе с пастухами. Его все пастушечьи собаки любили. Никто поэтому не беспокоился. Но в этот раз с гор очень большая лавина сошла. Такая мощная, что вслед за ней камнепады пошли. Мы беспокоиться стали об овцах, обсудили все и послали в горы людей. Но те вернулись с очень плохими известиями. Все тропы в долину засыпаны камнепадами, а отары и вовсе исчезли. Ни овец, ни пастухов, ни собак. Никого! Мы беспокоиться начали. Но не очень сильно. Потому что не бывает так, чтоб вообще ничего не осталось.

Прошел положенный срок, и Галазан вернулся. Голодный, грязный и усталый. Но довольный. Похлопывал по папке рукой и жмурился на солнце — верный признак, что Галазан доволен, это все знают.

Вечером Галазан, отмытый и причесанный, вместе с мужчинами пил пиво, смотрел на огонь и слушал разговоры. Потом достал свои листы и стал что-то там править. Дудунай заглянул через плечо — как всегда горы. На этот раз Галазан зарисовал сход лавины. Поговорили о лавинах. О том, как лавина гонит перед собой воздушную волну. Да такую мощную и упругую, что иногда всадника с ног валит. Нельзя на пути такой лавины стоять, никак нельзя.

Так бы о лавинах и говорили, но пиво в кувшине кончилось. Дудунай попросил Гейсан наполнить кувшин. Мог бы и сам сходить, но очень уж ему нравится смотреть, как она кувшин на плече несет. Троих детей родила, а ничуть не раздалась, по-прежнему стройная как горная козочка.

Гейсан взглянула, что Галазан нарисовал, охнула, чуть кувшин не уронила. Рот ладонью зажала. Тут уж мужчины заинтересовались.

На листе был нарисован дракон. Он сидел на скале, гордо расправив перепончатые крылья, словно специально, чтоб Галазан мог его зарисовать. А вершины гор за драконом такие знакомые…

И на других рисунках был этот дракон. Дракон спереди, дракон сбоку, дракон на камнях и дракон в небе, дракон спящий и дракон бодрствующий. Видимо, Галазан под счастливой звездой родился, если дракон его не сожрал. Тут кто-то вспомнил о пропавших отарах. Если эта тварь всех овец съела, то конечно, сыта, вот Галазана есть и не стала.

Долго обсуждали мужчины происшедшее, передавали листы из рук в руки, решали, как же теперь жить. Галазан хотел что-то объяснить на пальцах, показывал рукой на полметра от пола, мол эта тварь людей не трогает, только овец ест. Ну а пастухи тогда куда делись? Нет, никто не спорит, Галазан храбрец из храбрецов, раз не побоялся дракона во всех подробностях зарисовать, предупредить деревню. Так ему и сказали. Но пока дракон в горах, деревне не жить. Никак нельзя без овец в горах жить. Они мясо дают, шерсть дают. Шерсть можно внизу продать, товаров накупить. А если овец не будет, на что деревня жить будет?

Усталый Галазан давно спать лег, а мужчины все спорили да обсуждали, что теперь делать. Утром послали гонцов в соседние деревни, каждому дали по листу с рисунком. В двух деревнях подтвердили, что видели, как в небе парит странная птица. Но разве издали разберешь, что это дракон?

Пока Галазан отдыхал, а потом чинил что-то в башне вдовы Саламани, решили собрать большой совет. Это значит, пригласить самых уважаемых людей из всех соседних деревень — дело-то общее. Ведь если дракон в одной деревне всех овец съел, то потом за другие примется. Спорили долго и шумно. А под конец, как раз когда решили дракона извести, пришел Галазан. И очень ему это не понравилось. Ну просто совсем не понравилось. Немой он, словами объяснить не мог, но и так понятно. Кто-то из соседней деревни сказал, что Галазан пришлый, ему наших бед не понять. На него все зашикали, сколько лет Галазан у нас живет. Но ведь прав был человек. Нет у Галазана здесь хозяйства. А с другой стороны, именно Галазан дракона увидал. И не побоялся близко подойти. Если б не его рисунки, мы б до сих пор о беде не знали.

В общем, решили дракона извести. А Галазан не то, чтобы обиделся, но как-то странно усмехнулся в усы, махнул рукой и больше в споры не вступал.

Решить-то решили, но в наших селах охотников на драконов отродясь не было. У нас и на медведей охотников нет. Раньше были, а теперь в горах ни одного медведя не осталось. Вот и охотников не стало. Волки — есть, как в горах без волков. Но дракон — не волк, это любому ясно. Как на них охотиться?

В общем, думали-думали, решили пригласить опытного охотника. Голова такого знал. На то он и Голова. Обговорили, кто в город поедет, что охотнику всем миром платить будем, снарядили гонцов в дорогу, на этом и разошлись.

…а вы бы не закричали? Открываю глаза, а надо мной распахнутая пасть в сто тридцать два зуба. Это потом уже сообразил, что под пастью смне-зеленый платочек кокетливо так повязан.

— Что с тобой?

Поджилки еще трясутся, но надо спасать лицо.

— Кику, любимая, ты плохо выглядишь. Откуда у тебя рога?

Рожки у Кику небольшие, изящные, чисто декоративные.

— Испугался, суслик! — довольна, аж рот до ушей. И это не преувеличение. На самом деле до ушей.

— Конечно, испугался. Ты вон даже слюнявчик подвязала.

Кику смотрится в зеркальную стену и одним движением переворачивает шейный платок узлом назад. Получается слюнявчик.

— Я волк, и я тебя съем! А-ам!

Скоро выясняем, что целоваться такой зубастой пастью невозможно. Зато ухо — сплошная эрогенная зона. Очень чувствительная, причем!

Путаясь в конечностях, вылезаю из формера. Путаться еще долго буду. Дня два, а то и четыре. В космической форме мы ходим на двух нижних парах конечностей, верхнюю используем как руки. А здесь средняя пара — крылья. Смотрюсь в зеркало.

— О космос! Кику, тебя на неделю оставить нельзя!

— Что такое, милый?

(Кажется, на самом деле нельзя. Если я — милый, значит благоверная что-то натворила. Потом разберусь.)

— С кем ты мне изменяла, женщина?! — вопрошаю строгим голосом, ощупывая рога. Мои рога — не декоративные. Это оружие!

— Ничего личного, капитан, — щебечет Кику. — Ты мужчина, и ты должен меня защищать!

— Поэтому мужу можно наставить рога… — изучаю в зеркале летающую форму. Урок с хищниками не прошел для Кику даром. Теперь мы сами хищники. Вооружены так, как природным существам и не снилось. Зубы, когти, рога, хвост. И роговая чешуя для пассивной защиты.

— Значит, мы опять травоядные… — продолжаю ехидничать я. У Кику даже челюсть отвисает.

— Почему это?

— Хищники рогов не носят. Это признак травоядного!

Размышляет.

— Я — хищница! У меня рога маленькие. Атавизм далеких предков. Угораздило же за травоядного замуж выйти…

Выкрутилась!.. Направляюсь к тамбуру, и — носом в пол! До крови. Больно — аж на слезу прошибло. Перепутал конечности. Но кровь вкусная. О чем это говорит? Правильно, мы — хищники!

Ходить надо на верхних и нижних. Передних и задних, то есть. Средние для полета! — твержу про себя, стараясь попарно переставлять передние и задние. Великий космос, до чего паршивый первый день в новой форме! Не буду я сегодня учиться летать. Полеты — завтра. Над мягким, глубоким снегом. Сегодня учусь ходить.

Гонцы вернулись, и с ними пришел охотник. Звали его Чимурин. Услышав про дракона, он потребовал себе двух помощников. А узнав, что Голова к нему гонцов послал, не стал заламывать цену. Хоть и большую назвал, но по справедливости. Как-никак, от деревни до города только в один конец три дня на лошади. Да день пешком по горам идти до драконьего логова.

Охотничьих причиндалов с собой привез столько, что двух вьючных лошадей нанять пришлось. Расход, конечно. Знали б, из деревни лошадей привели. А самое грозное оружие — маленькая ручная пушка. В горах еще не видели такой. Аркебуза называется. Ствол толстый, на конце воронкой расширяется. Это чтоб заряжать легче было. Чимурин показал, как аркебуза стреляет. Прислонил к скале доску, а к доске мешок гнилой, лежалой шерсти привязал. На двадцать шагов отошел, вбил в землю рогульку. На рогульку ствол аркебузы пристроил и фитиль поднес. Грохнуло так, что в горах эхо заметалось. В мешке — дыра с кулак величиной, а доску вообще пополам сломало. Мы поразились, а Чимурин смеется. Это, говорит, только подранка добивать годится. Не будет же дракон ждать, пока я фитиль раздую.

Вот и пойми после этого городских. А зачем тогда вез?

Помозговали мы, и решили, что аркебуза тоже может сгодиться. Например, если дракон спит.

Пока мужчины спорили с чем на дракона сподручнее идти, Чимурин с художником уединились. Чимурин внимательно все листы пересмотрел, вопросов много задал. Как уж они между собой объяснялись, не знаю, но как-то объяснились, потому что Чимурин повеселел. Раньше натянут был как струна. Если и усмехнется, то как бы понарошку. А тут улыбаться начал. Сети распаковал, проверил, приказал веревки длинные раздобыть. Мы поняли, что знает человек дело. Зверя еще не видел, а подход уже нашел. Приятно смотреть на мастера, который дело знает. Не зря за ним в город посылали.

Два дня еще Чимурин с помощниками готовился. Сети плели, к концам длинные веревки привязывали, что-то на кузнице мастерили. Под утро ушли в горы. Галазан с ними не пошел.

Учусь летать. Словно курсант-второкурсник. Кику хихикает и дает советы. Она уже носится как метеор над самыми скалами. Мне смотреть страшно. Поймала местного орнитопода, ощипывает. Никак собирается сырым съесть? Точно.

— Отравишься ведь!

— Попробуй, как вкусно! — протягивает мне лапку.

Нарушение устава наказуемо. Через три минуты Кику начинает тошнить. Весь завтрак — на камнях. Кику плачет.

— Не плачь, любимая. Если тебя так быстро вывернуло, значит опасности нет, жить будешь.

— Птичку жалко…

Никогда мне ее не не понять. Поэтому разворачиваю среднюю пару конечностей и гребу что есть силы. Ветер разносит перья бедной птички. Медленно, словно на лифте, поднимаюсь вверх. Заваливаюсь то на нос, то на корму, но успеваю выровнять вертикаль. Не так это и сложно, как казалось.

— Скорость набирай! Что ты висишь как ремонтная платформа?

— Дай освоиться.

Изменяю угол атаки и набираю скорость. Медленно лететь еще труднее, чем висеть на месте. Но как только начинает сказываться стабилизирующий эффект планирования… В общем, удовольствие необычайное. Я пару раз летал на дельтаплане при пониженной гравитации — никакого сравнения. Ни ощущения упругого потока на крыльях, ни трепета и холодка в груди. И, конечно, нет чувства силы и свободы.

Кричу что-то сумбурно-радостное. Я — хозяин воздуха. Могучие крылья поднимают меня все выше и выше. Перехожу в планирующий полет. Снова гребу крыльями. Солнце слепит глаза, в ушах поет ветер! Я лечу! Я делаю тысячу мелких ошибок, но это не страшно, потому что есть высота, потому что я — пилот. Я рожден для неба! Я парю! Я смеюсь и Кику смеется вместе со мной. Ловлю восходящий поток воздуха… и тут же его покидаю. Спешно снижаюсь. Крылья отказываются держать меня в воздухе. Устали. Тело новое, поэтому никакой боли в мышцах. Организм еще не разобрался, как реагировать на опасность.

Сажусь жестко. Пробиваю наст и с головой ухожу в снег. Встревоженная Кику тянет меня из сугроба за хвост.

— Вау! Больно же!

— Не зарывайся! — счастливая, улыбка во всю пасть.

Не рискую больше подниматься в небо, двигаюсь пешком. Рысью, наслаждаясь силой упругих мышц. Тело на скелете — это вам не космический осьминог! Кругозор маловат, градусов двести. Но какая восхитительная твердость конечностей! Какая мощь! Я бегу, я снова могу бегать. Я несусь по камням длинными стелющимися прыжками. Как мне нехватало бега в космической форме! Молодец Кику, молодец, что уговорила на посадку.

— А ты думал! — подтверждает благоверная.

— Вставай, лежебока!

— Ооо… Ууу… Ааа…

Разобрался организм с нагрузками. Все болит. И мышцы, и кости. Говорили ведь, во всех инструкциях писали, что первые две недели напрягаться нельзя. Костяк должен окрепнуть. Окостенеть, в смысле. А если все каникулы — две недели?

— Так и будешь лежать?

— О, самочка, о-о-о!!! Дай спокойно умереть.

— Ну как хочешь. Завтрак на столе, а я пошла летать. Когда умрешь, свяжись с кораблем, проверь, как идет ремонт.

Чтоб связаться с кораблем, нужно вытащить наружу антенну. Так и говорю Кику. Она ведь загнала ботик в самую глубину пещеры.

Кику фыркает, но все-таки достает треножник с зонтиком антенны. Я, по природной лени, сел бы за пульт и вывел наружу весь ботик. Антенна восьмиметровая, для дальней связи. Даже сложенная, цепляется за все углы. Кику тащит ее к шлюзу, ставит на стопор оба люка, спрыгивает на камни.

— А-а-а!!! Ма-ма-а!!!

Длинным прыжком бросаюсь к шлюзу. Кику визжит на грани ультразвука. Отталкиваюсь от комингса люка, распахиваю крылья… и всей физией влетаю в сеть. Что-то рушится, сеть ложится на крылья, прижимает к земле. Веревки обхватывают поперек туловища, затягивая петли. Кику верещит и ругается где-то рядом. На голову падает одеяло. Ничего не вижу. Чужие, гортанные голоса. Сеть затягивается все туже и туже…

— Ты живой? — испуганно спрашивает моя благоверная.

— Живой. Пошевелиться только не могу. Спеленали как младенца.

— Зачем выскочил, глупый? Я же кричала, чтоб не высовывался.

— Повторить, что ты кричала?

— По-твоему, я во всем виновата?

— А есть другая кандидатура?

— Капитан, например. Если мозгов в голове нет…

Мозгов у нас в голове на самом деле нет. В летающих формах мозги располагаются в животе. Под легкими. Но странно не это. Кику никогда не ругалась в кризисной ситуации. Так ей и говорю.

— Потому что мне страшно, идиот.

— А когда в корону звезды въехали, не было страшно?

— Там некогда было. А тут я пальцем шевельнуть не могу. Вот зажарят нас гуманоиды — будешь знать!

Через пару минут:

— Бори, мне страшно. — Жалобно так.

— Не бойся, если сразу не убили, значит в зоопарк свезут. Нам отведут лучшую клетку, и тебя увидят миллионы.

— Я тебе не фотомодель! А детей что — в клетке растить.

Точно мы психи. Жить, может, совсем чуть осталось, а мы собачимся. Наверно, не осознали всей серьезности происходящего. В любой момент на мясо забить могут. А если не забьют, корабль через две недели SOS даст. Вот тогда нам точно крышка. За сорванный контакт с гуманоидами семь шкур спустят. А с чего я взял, что они гуманоиды? Кику сказала.

— Кику, с чего ты взяла, что они гуманоиды?

— Я же не знала, что он такой сволочь!

Вот тут мне стало по-настоящему страшно.

— Ты вступила в контакт??? Кику, ты нас погубила.

— Я???

Охотники вернулись под вечер следующего дня. Живые, усталые и счастливые. Все трое сияют словно начищенные медные котлы. Чимурин идет впереди, помощники за ним. А за спинами помощников здоровенные коробы, обернутые одеялами и всяким тряпьем. Вся деревня на улицу высыпала, охотников окружили шумной толпой, но они молчат, только переглядываются да улыбаются. Видно, сговорились. Так молча до площади дошли. Тут Чимурин остановился, руку поднял. Все притихли.

— Шли на одного дракона, а взяли двоих! Но, раз об одном договаривались, за второго я платы не возьму, — просто сказал он.

— Расскажите, как оно было?

— Расскажу и покажу, — говорит Чимурин. И помощникам знак делает. Те короба снимают, одеяла развязывают. Мы думали, там отрубленные головы драконов. Или лапы. Очень уж короба большие. Но под одеялами открылись клетки. А в них — ЖИВЫЕ драконы. Точь-в-точь как на рисунках. Больше самого крупного орла, но для НАСТОЯЩИХ драконов мелковаты. Долгую минуту мы пораженно молчали, а потом кто-то рассмеялся. И другой. И третий. А за ними — вся деревня. Ни разу не слышал, чтоб люди так смеялись. Галазан вышел вперед и открыл клетку. Дракончик вылез, ухватил лапкой его за штанину, мордочку задрал и зачирикал сердито. Галазан вынул из кармана яблоко, протянул дракончику. Тот взял лапкой, откусил половину. Но недовольно зачирикал второй дракончик. Первый ему ответил. Словно перебранка началась. А Галазан тем временем открыл вторую клетку.

Дракончики переночевали в башне вдовы Саламани, а утром улетели в горы. Никто их не обижал. Зверюшки оказались совсем ручными. Галазан гладил их, почесывал под подбородком без всякой опаски. Тот, что поменьше, терся об него головкой. А еще оказалось, что мяса они не едят. Ни сырого, ни жареного. Овцам от них убытка быть не могло. Но яблоки уплетают за милую душу.

Чимурину мы заплатили как обещали. Сами ведь виноваты, что человека зря потревожили. Он две недели на нас потратил. Уехал очень довольный. И нанятых лошадей в поводу увел.

Хотите узнать, что же случилось с овцами? А ничего. Обвалы перекрыли тропы, и пастухи погнали их на новые пастбища длинным кружным путем.

Удивительно, но все закончилось хорошо. Премий, штрафов, выговоров и благодарностей мы огребли по полной программе. Премий все же больше, чем штрафов. Хватило погасить кредит за яхту. Но планеты этой нам никогда не видать. Теперь там полно контактеров. Ребята наблюдают с орбиты, мучаются с микроинформаторами и никак не поймут, что если цивилизация не созрела для контакта, то прятаться просто незачем. Я понял это еще сидя в клетке. Кем бы ни прикинулись контактеры, за пришельцев сверхцивилизации их не примут. Даже за богов не примут. Бог — это нечто могучее, с чудесами и грохотом молний. А контактеру выделяться незачем. Из опасной ситуации он — с нашей-то техникой — сможет выйти без шума. Есть гипноз, подкрепленный волновой психотроникой. Есть аэрозольные амнезины, есть тысячи способов ускользнуть без демонстрации могущества. Любую экзотическую зверюшку аборигены встретят просто и естественно — легким удивлением. "Надо же, раньше в наших краях такие не бегали. Наверно, лето дождливым будет…" Можно работать на поверхности абсолютно спокойно. Но — инструкции…

От всей истории остался только рисунок в рамке, что висит на стене нашей спальни. Дракон сидит на краю скалы гордо распахнув крылья. Вообще-то, это портрет Кику, но она никому не сознается. Если узнают, что на портрете Кику, потянутся вопросы, где это, кто рисовал, когда… И мы вылетим из космоса с волчьим билетом. Однако, не это останавливает мою жену. Она очень дорожит рисунком, а я поклялся страшной клятвой, что разорву его, если она проболтается.

— Бор, Кику, вы здесь? — раздается по трансляции озабоченный голос Светочки-диспетчера. — Погрузка закончена. Заберите у меня почту, и удачного вам отпуска.

Борис допивает стакан эль-эфира и слезает с высокого табурета у стойки.

— Подожди, Бор, у тебя концы с концами не сходятся, — возмущается Кот. — Телнетта открыта в пятьдесят седьмом, так? А твою яхту мы обмывали в шестьдесят первом! Как же так?

— А я не обещал давать ответы на все вопросы мироздания, — уже в дверях улыбается Борис. — Ты слышал про относительность времени?

Смотрим на створки двери и мечтаем о неспешной спокойной жизни горной деревушки.

— Парни, я видел у Бора гравюру с драконом! — восклицает Кикер. — На самом деле на стенке висит.

Ну чтоб ему помолчать. Сбил все очарование момента.