Ренар Жюль Как господин Сюд застрелил дуб

Жюль Ренар

КАК ГОСПОДИН СЮД ЗАСТРЕЛИЛ ДУБ

Перевод Е. Лопыревой

Посвящается Луи Борди де Сонье

- Однако, - сказал г-н Сюд, - почему же ты не стрелял?

- Я забыл, - простодушно ответил самому себе г-н Сюд.

Он не стал больше бранить себя и лишь проводил взглядом куропаток, которые устроились подальше, на засеянном поле.

- Отлично! -- сказал г-н Сюд. -- Теперь и попались!

И направил свой указательный палец точно на это место. Он шел, одной рукой держа ружье за середину ствола, расставив локти, высоко поднимая свои короткие ножки и изо всех сил стараясь удерживать позади себя Пирама, старую, взятую напрокат собаку умеренной резвости.

Добравшись до поля, г-н Сюд нагнулся, сорвал какую-то травку и некоторое время пребывал в задумчивости. Что это -- люцерна? Или клевер? Он был закоренелым парижанином и еще не научился различать их. Разгибая спину, он услышал, как куропатки "затрепыхали крыльями и снялись". Г-н Сюд вычитал в одной охотничьей книжке и заучил эти странно звучащие слова нарочно для того, чтобы походя вставлять их в разговор.

- Чертовки провели меня! Я опять забыл выстрелить, - сказал он.

Куропатки, одна из которых летела впереди и вела остальных, унеслись вдаль тяжелой, свисающей стаей. Г-н Сюд глядел на них с доброй улыбкой. Он любовался их полетом, словно фейерверком, и все крутил в пальцах стебелек не то клевера, не то люцерны. Куропатки перелетели речку, на мгновение их разделили ветки ивы, и затем они снова уселись стайкой в безопасности, почти на самом берегу.

- Ну, ну, так не играют, - сказал г-н Сюд. -- Я с собой мостков не ношу. Эти шельмы определенно не принимают боя и только дразнят меня!

Он представил себе, будто спрятался в брюхе деревянной коровы. Доверчивые куропатки подходят ближе. Тут высовывается невидимая рука и подбирает их одну за другой. Он крикнул им колко:

- Прощайте, почтеннейшие!

И, чувствуя себя отмщенным, не в силах сердиться, он больше не жалел о них и радовался, что ему удалось избежать жестокого дела. Он не спеша шел по полям, освежавшим прохладой его ляжки, и даже иногда приседал, чтобы окунуть в траву и зад. Он поглаживал свою прекрасную седую бороду, а шнурок от пенсне узенькой вилочкой вырисовывался на пластроне его рубашки.

- Неужто я так и вернусь с носом?

К счастью, жаворонки заливались вовсю. Был бы у него вместо ружья сачок для бабочек!

Жаворонки сначала нерешительно вились в воздухе, потом, пуская трели, медленно поднялись вверх, вероятно высматривая оттуда приманивавшие их зеркальца. Г-н Сюд отметил, что все они поднимались прямо к солнцу, вверх по его лучам, словно висели на золотых нитях, которые кто-то сматывал в клубок. Иные, наверное, попадали в самое пламя и гибли там, изжаривались, и г-н Сюд до боли в затылке, разинув рот, следил помутившимся взором, не свалятся ли они вниз.

- А все-таки придется мне по ним стрелять!

Стрелять навскидку -- больно уж ненадежно. Он предпочел бы наметить себе одну какую-нибудь птичку и подстеречь, когда та сядет и притаится между теми двумя кротовыми горками. Он подкрался бы к ней с ружьем наготове и целился бы пониже, чтобы не разнести ее вдребезги. У оглушенной птички только и хватит силы, что влететь прямо в пасть к Пираму. Но жаворонки были совсем как земля. Напрасно г-н Сюд старался разглядеть их серенькое, незаметное, неотличимое от почвы оперение. Он топтался на месте и крутился без толку, словно человек, обронивший монетку.

Он присел ненадолго, чтобы перевести дух и подтянуть шнурки на гетрах и бесчисленные тесемочки своего охотничьего костюма. Розовые пятна, которые бывают на лице у людей, любящих вкусно покушать, слились у него в одно. Он утер пот, погляделся в крохотное зеркальце и самодовольно улыбнулся сам себе в полной уверенности, что в конце-то концов он набьет дичи.

- Не может быть, чтобы мне не пришлось разрядить ружье!

Он приложился, с трудом поймал мушку и в заключение еще раз изучил инкрустированное ложе и насечку, такую богатую, что она как бы ручалась за меткость охотника.

- Да, это у меня настоящее произведение искусства; не ружье, а игрушечка, хотя и бьет точно. Впрочем, в порядке ли оно? Я видывал, как их разрывало.

Большие камни понравились ему своей неподвижностью. Однако они были чересчур мертвые, а вот в дереве ведь все-таки ходят соки, почти кровь. Он выбрал себе один дуб -- суровый, крепкий, коренастый, одиноко стоявший посреди поля, ночью такого, пожалуй, испугаешься. Кора, как старый рукав на локте, прохудилась там и сям, где ее протерли загривки распаленных страстью лошадей. Вокруг ствола почва была вытоптана, выглажена копытами, и хотя то были всего-навсего деревенские лошаденки, там и трава не росла.

Г-н Сюд стал высчитывать расстояние -- ведь дробинки могут пролететь мимо -- одни вправо, другие влево, подчас могут жестоко поранить вас рикошетом.

Стоя -- он не был уверен в себе и боялся отдачи. Лежа на животе -- он не видел дуба. Поэтому г-н Сюд избрал прочную, удобную позицию и решил стрелять с колена. Он целился старательно, не торопясь, строгий и бледный от усердия. Дуло ружья, сперва направленное вверх, начало склоняться и легло в плоскость выстрела.

Г-н Сюд весь трепетал, легкая дрожь пробегала у него по телу. Дерево представлялось ему животным, даже человеком. Правда ли, будто громкий выстрел может вызвать дождь? Он терпеливо выжидал, чтобы успокоились нервы и утихомирилось сердце. Он желал избежать рывка, хотел выпустить заряд, как всегда, из левого ствола, разумеется только в результате постепенного, мягкого, нескончаемо долгого нажима. Время от времени он отваживался взглянуть: в конце блестящей стальной дорожки межевым столбом торчала мушка. Далее, как зеркало без рамы, расстилалось пустое пространство. Наконец возникал дуб: он дрожал, беспокойно шевелил всеми своими встревоженными листьями, словно тысячью крыл, жалобно кряхтел и слабо и медленно покачивался, как бы пытаясь стряхнуть с себя роковое оцепенение.

Пирам в полном удивлении застыл на месте и только скромно помахивал хвостом.

Загрузка...