Спи, мальчишка, не реветь,
по садам идёт медведь —
мёду жирного, густого
хочет сладкого медведь.
А за банею подряд
ульи круглые стоят.
Все на ножках на куриных,
все в соломенных платках,
а кругом, как на перинах,
пчёлы спят на васильках.
Спят берёзы в лёгких платьях,
спят собаки со двора,
пчеловоды на палатях.
И тебе заснуть пора.
Спи, мальчишка, не реветь,
заберёт тебя медведь.
Он идёт на ульи боком,
разевая старый рот,
и в молчании глубоком
прямо горстью мёд берёт,
прямо лапой, прямо в пасть
он пропихивает сласть.
И, конечно, очень скоро
наедается, ворча.
Лапа толстая у вора
вся намокла до плеча.
Он сосёт её и гложет,
отдувается — капут…
Он полпуда съел, а может,
не полпуда съел, а пуд.
Полежать теперь в истоме
волосатому сластёне…
Убежать, пока из Мишки
не наделали колбас,
захватив себе под мышку
толстый улей про запас.
Спит во тьме собака-лодырь,
спит деревня у реки.
Через тын, через колоды
до берлоги напрямик
он заплюхал, глядя на ночь,
волосатая гора,
Михаил — медведь — Иваныч,
и ему заснуть пора.
Спи, мальчишка, не реветь,
не ушёл ещё медведь,
а от мёда у медведя
зубы начали болеть.
Боль проникла, как проныра,
заходила ходуном,
сразу дёрнуло,
заныло,
в зубе правом, коренном.
Засвистело,
затрясло,
щёку набок разнесло.
Обмотал её рогожей,
потерял медведь покой.
Был медведь — медведь пригожий,
а теперь на что похожий —
с перевязанной щекой,
некрасивый, не такой.
Скачут ёлки хороводом,
ноет пухлая десна,
где-то бросил улей с мёдом —
не до мёду,
не до сна,
не до сладостей медведю,
не до радостей медведю.
Спи, мальчишка, не реветь,
зубы могут заболеть.
Шёл медведь,
стонал медведь,
дятла разыскал медведь.
Это щёголь в птичьем свете,
в красном бархатном берете,
в тонком чёрном пиджаке,
с червяком в одной руке.
Нос у дятла весь точёный,
лакированный, прямой,
мыт водою кипячёной,
свежей высушен травой.
Дятел знает очень много,
он медведю сесть велит,
дятел спрашивает строго:
— Что у вас, медведь, болит?
Зубы?
Где? —
С таким вопросом
он глядит медведю в рот
и своим огромным носом
у медведя зуб берёт.
Приналёг —
и сразу грубо,
с маху выдернул его…
Что медведь — медведь без зуба?
Он без зуба — ничего.
Не дерись
и не кусайся,
бойся каждого зверька:
бойся волка,
бойся зайца,
бойся хитрого хорька.
Скучно —
в пасти пустота.
Разыскал медведь крота.
Подошёл к медведю крот,
поглядел медведю в рот,
а во рту медвежьем душно,
зуб не вырос молодой…
Крот сказал медведю:
— Нужно
зуб поставить золотой.
Спи, мальчишка, надо спать —
в темноте медведь опасен,
он на всё теперь согласен,
только б золота достать.
Крот сказал ему:
— Покуда
подождите, милый мой,
я вам золота полпуда
накопаю под землёй.
И уходит крот горбатый,
и в полях до темноты
роют землю, как лопатой, —
ищут золото кроты.
Ночью где-то в огородах
откопали самородок.
Спи, мальчишка, не реветь,
ходит радостный медведь.
Щеголяет зубом свежим,
пляшет Мишка молодой,
и горит во рту медвежьем
зуб весёлый, золотой.
Всё синее, всё темнее
над землёй ночная тень.
Стал медведь теперь умнее:
чистит зубы каждый день,
много мёду не ворует,
ходит важный и не злой
и сосновой пломбирует
зубы белые смолой.
Спи, мальчишка, не реветь,
засыпает наш медведь.
Спят берёзы,
толстый крот
спать приходит в огород.
Рыба сонная плеснула,
дятлы вымыли носы
и заснули,
всё заснуло,
только тикают часы…