Вера едва успела нажать на тормоза. Буквально в полуметре от бампера ее машины пронеслась косуля. Ещё немного, и Лада наехала бы на животное. В темноте заранее увидеть косулю на дороге было невозможно.
Остановившись, от пережитого стресса, Вера опустила голову на руль и громко заплакала. И от накопившейся усталости, и от беспомощности, и от своей жизни, словом, от всего-всего, разом навалившегося на неё.
Рыдать было от чего. Вера была молодой вдовой с двумя маленькими детьми. Это немногим лучше разведёнки с двумя прицепами, как цинично называли некоторые двух детей такой женщины.
Любимый муж Серёжа погиб в аварии два года назад. Машину занесло на заснеженной дороге, и Серёжа попал прямо под удар встречного грузового автомобиля.
Странное дело: их машина почти не пострадала, но Серёжа умер на месте.
Почти год после похорон Вера прожила, как в тумане. Она ходила на работу, кушала, спала, играла с детьми, отводила их в садик, но делала всё на автомате, механически, как зомби. Она не жила, а существовала. Ей ничего не хотелось, ничего не желалось, всё окружающее как-то померкло, как будто Серёжа забрал с собой радость жизни.
Однако жизнь сама стала требовать, чтобы Вера как-то ожила и начала действовать.
После суда, как владелице машины, попавшей в аварию, ей присудили возмещать материальный ущерб, нанесенный организации — хозяину грузовика.
Сумма казалась неподъёмной для женщины. Вера была в отчаянии, и не представляла, где взять деньги. Её родители и родители мужа являлись уже пенсионерами, и помочь не могли.
Кроме того, ей нужно было одной поднимать двух детей — Костю, шести лет и Маргариту, трёх лет. Средств не хватало даже на нормальную еду.
Серёжа разбился тогда, когда Маргарите исполнился только годик. Вере пришлось раньше выйти на работу, не дожидаясь окончания декретного отпуска.
Хорошо, что мама помогла, и полгода смотрела Маргариточку, пока та не пошла в садик.
Первое время Вера работала нянечкой в том же детском садике, куда ходили ее дети. Заработная плата была очень маленькой. Хорошо, хоть из общежития пока не выгоняли. Общежитие выделили мужу на хлебозаводе, где он работал водителем.
Выручил Веру старший брат Сергея — Антон. Он помогал первые месяцы деньгами, а потом подсказал женщине, что на хлебозаводе освободилось место заправщика ГСМ, и посоветовал подойти к директору.
— Верочка, попробуй устроиться на это место! — сказал Антон.
— Зарплата, во всяком случае, больше, чем в садике, молоко за вредность дадут!
По крайней мере, из общежития точно не выгонят, так как ты будешь их работником!
— Хорошо, Антон, постараюсь! — ответила Вера. А сама подумала, что устроиться будет трудно.
Вера помнила, как в своё время после института, получив специальность экономиста, не смогла устроиться никуда, кроме детского сада. Дело в том, что в их городке, кроме хлебозавода, было несколько машиностроительных заводов и две строительные организации, на которых работали в основном мужчины.
Женщинам же найти работу было очень тяжело, разве только пойти штукатуром — маляром на стройку. Места в конторах были давно и прочно заняты по блату, и экономисты без опыта никому не нужны.
Зарабатывали маляры — штукатуры неплохо, да только работа у них ненормированная, чего Вера, с двумя маленькими детьми, не могла себе позволить. Но, видимо, рано или поздно пришлось бы так работать, чтобы было на что жить.
В результате похода на бывшую работу мужа Вере повезло: директор хлебозавода помнил Сергея и вошёл в положение его вдовы. Вот уже скоро будет год, как Вера начала работать оператором заправочной станции.
Зарплата, хоть и небольшая, но всё равно в два раза выше, чем у нянечки. Кроме того, Вера наловчилась экономить, и не доливать топливо.
Парк автомобилей у хлебозавода достаточно велик, так как нужно развозить хлеб по городам и деревням своего и двух соседних районов.
Водители сквозь пальцы смотрели на то, что симпатичная женщина не доливает им пару литров топлива при заправке.
Вера была невысокой красивой девушкой двадцати восьми лет, с длинными светло-русыми золотистыми волосами. С фигуркой немного полнее модельных параметров девяносто — шестьдесят — девяносто, но мужчинам это даже нравилось, так как присутствовали аппетитные округлости в районе груди и попки. Особенно обаятельной была Верина белозубая улыбка.
Когда Вера улыбалась во все свои тридцать два зуба, ошарашенный водитель не только не смотрел на счётчик, но был готов уехать вообще без топлива.
Проработав несколько месяцев на хлебозаводе, Вера смогла накопить деньги, чтобы отремонтировать машину. Затем женщина стала ездить на Ладе в Польшу. Она научилась продавать там “сэкономленное” топливо. За один рейс можно было заработать тридцать — сорок евро.
Таким образом зарабатывала большая часть населения приграничных районов Беларуси.
Челноки пользовались разницей в цене на топливо, так как в Польше топливо было в два раза дороже.
Кроме того, предприимчивые белорусы возили за границу алкоголь и сигареты, также пользовавшиеся огромным спросом.
Чтобы провезти через таможню лишние сигареты и водку, их прятали в самых неожиданных местах — под собственной одеждой, в машине, где устраивали специальные тайники.
Если контрабандист — любитель прятал запрещённые предметы так, что при желании их можно было легко найти — например, в запасном колесе автомобиля, то у бывалых контрабандистов полёт фантазии не знал границ. Автомобили у них выглядели так, как будто их ещё вчера пора было отправить на свалку.
Над кузовами их машин обязательно трудились люди со сварочным оборудованием. Наваривались двойные крыши, днища, пороги и другие потайные ёмкости. Для перевозки бензина и дизельного топлива менялись и увеличивались топливные баки.
Кроме того, машины, действительно, бились в горячих схватках контрабандистов за место перед пограничным шлагбаумом.
Очереди на пограничных переходах были огромными. Бывало, приходилось стоять по несколько суток.
Стояла в таких очередях и Вера на своей Ладе. Ей приходилось ездить в свободное от работы время, в выходные. Девушка выезжала вечером в пятницу, и возвращалась домой, в лучшем случае, утром в воскресенье. Дети оставались с бабушкой и дедушкой.
Поездки очень выматывали: и морально, и физически. Это было просто тяжело: простоять в очереди на границе практически без сна, пройти таможню, так, чтобы контрабанду не обнаружили, быстро найти покупателя на польской стороне и отстоять очередь обратно. Поэтому Вера ездила не чаще двух — трёх раз в месяц.
Проходить таможню Вере помогала всё та же обаятельная белозубая улыбка. Пограничники — мужчины реагировали на неё почти так же, как и водители на работе. Они ограничивались поверхностным осмотром автомобиля. Тем более девушка никогда не наглела и прятала ненамного больше разрешённой нормы провоза.
Однако это же обаяние привлекало к ней ненужное повышенное внимание мужчин в очереди. Вере уже не раз приходилось буквально отбиваться от настойчивых кавалеров. Ясно было, что быть контрабандистом — это чисто мужское занятие.
Сегодня ночью, возвращаясь с границы, Вера чуть не попала в аварию, и поэтому горько плакала.
Порыдав и повыв, девушка потихоньку успокоилась. Она решила завязать с опасным бизнесом.
— Не хватало мне ещё погибнуть за рулём автомобиля, как когда — то погиб Серёжа, и оставить двух детей сиротами, — думала Вера.
— Лучше выйти замуж за Егора, вон как он по мне страдает. Или ещё за кого-то, одиноких мужчин много. Пусть потом муж думает, как обеспечить семью. Тем более, материальный ущерб по суду я уже погасила.
— В третьих, пора уже и подумать о себе, ведь прошло уже два года после смерти Сергея. А я ещё молодая женщина, и в монашки не записывалась. Я не собираюсь всю дальнейшую жизнь прожить в гордом одиночестве, без своей половинки.
Приняв окончательное решение, Вера повеселела и поехала дальше, думая по дороге, как осуществить свои матримониальные планы.