Калиновый мост

Глава 13

Электричество отсутствовало. То ли гроза перегрузила не особо мощную сеть, кинутую к дому Захара от лесничества, то ли одно из деревьев упало, порвав провода. Так или иначе, их это не очень расстроило. Горячая вода в водонагревательном баке имелась. Они забрались вдвоем в душ, будто стремясь смыть с себя и недавний страх, и легкий привкус боли, о которой Лэля не жалела совсем, и некое дикое неистовство, всегда ощущавшееся ею в Захаре, пусть и не могла источник уловить. А он этого словно стыдился, пряча глубоко от всех. И от нее тоже, только не утаить им ничего друг от друга уже, казалось.

К тому же у ее мужчины, как выяснилось, на крыше установлены солнечные батареи и аккумулятор к ним, а в подвале имеется дизельный генератор с запасом топлива… Электричеством на самое необходимое они обеспечены на трое суток, точно. А за это время сеть должны отладить. Не впервые подобное случалось.

Предусмотрительно. Даже чрезмерно. Хотя, что она знает о сложностях жизни в горах? Похоже, ничего.

Правда, света им сейчас и не хотелось особо. Зачем, когда в темноте настолько уютно? Кажется, на весь мир — они вдвоем, и гроза уже радует, изолируя от всех, а не пугает. Да и для передвижения по дому хватало мягкого пламени очага в главной комнате. Ну и камин Захар все-таки в спальне растопил…

Лэле так легче было, глазам мягче, вновь четкость вернулась, которую совсем недавно обрела, и девушка, как завороженная, если честно, рассматривала лицо мужчины. Взгляд оторвать не могла! Чем его, удивительно (!), порядком нервировала.

— Я действительно, самый обычный, Лэле. Это ты красивая настолько, что сердце стынет. А я… на что тут смотреть? — чуть ворчливо шепотом попрекал Захар за этот детский восторг, целуя, ловя ртом ее пальцы, которыми Лэля следом за взглядом по его лицу вела.

Будто еще не до конца доверяла глазам, разучилась за эти дни.

— На все! — и не думала соглашаться она, заворачиваясь в руки Захара так, как он ее саму в одеяло кутал. — Ты сам — как Карпаты, все эти горы, леса, расселины, в туманах и изломах которых тысячи тайн и историй, легенд, боли и радости… И в твоем лице то же самое. В глазах море опыта, который ты прячешь, да только, как такое утаить? И каждая линия на твоем лице, — она провела пальцем по складке в углу его рта, по морщинкам у глаз. — Как загадка, отдельная история, которые ты рассказывать не хочешь, а мне узнать охота — сил нет! — со смущенной, но и проказливой ноткой в голосе, улыбнулась Лэля.

Чем его заставила рассмеяться. И это показалось ей настолько чудесным! Весь этот мужчина таким удивительным! Не удержалась, сама потянулась к губам Захара, слизывая его смех, впитывая тот своим телом. Почему-то показалось, что ничего ценнее в ее жизни не было, ничего дороже и важнее этих моментов!

Так и уснула, все вглядываясь в лицо Захара, оплетенная его телом, охваченная руками. И хоть гроза продолжала далеко в горах бушевать, чувствовала себя удивительно тепло, спокойно и надежно. И счастливо настолько, что просто не знала, как такое счастье словами передать!

А утром ничего о буре не напоминало, яркое солнце било в окна.

Глаза у Захара оказались карими… точнее, такого удивительного оттенка, кажется, не встречающегося ей доселе, будто молочный шоколад золотистым медом залили сверху, а потом заморозили. И вот эту нереальную красоту ему в глазницы вложили. Колдовские глаза. Точно, что мольфар, сразу понятно, по одному пронзительному взгляду…

— Как по мне, то ты просто голодная. И сластена к тому же, — кривовато усмехнулся Захар на такое сравнение. — Мои глаза чаще дикими и злыми называли. Жестокими, — отмахнулся.

Но Лэле показалось, что ему по душе пришлось то, как она видит его.

— Ну так ты, наверное, и не смотрел на тех людей так, как на меня сейчас, — разумно заметила девушка, почему-то в третий раз зачерпывая ложкой мед из банки, но так и не намазав на хлеб.

Будто вглядывалась в отблески раннего солнца в этой сладости. Так, как хотела пару дней назад. Все пыталась наверстать и восполнить, увидеть, глазами и пальцами впитать, что за эти дни не могла оценить в полной мере!

— И времена другие были, — зачем-то добавила, сама не поняв к чему, всматриваясь в вязкий золотистый поток в банке.

И голос какой-то странный стал, сама вздрогнула от этого глубинного, словно эхом далеким подсвеченного тона. Холодный, как горная речка. О чем она?.. Лэля себя не поняла.

— Другие… — тарелка, которую Захар именно в этот момент ставил на стол, задребезжала, будто ее придавили сильней, чем следовало.

По его лицу словно все те истории, тайны и загадки, что ночью упоминала, тенью пробежали, проступили нечитаемыми символами, переплетений линий, заломов и морщин на коже… Письменами, которых она не понимала, но все на свете отдала бы, чтобы понять… Лишь для того, чтобы своему мужчине тяжесть на сердце облегчить, свои руки подставить…

Он же в это время внимательно глянул на Лэлю, однозначно уловил ее растерянность. Но и все то, на что она намекала, не осознавая, понял. И теперь будто угадать пытался, что Лэля из этого знала.

— Я не понимаю, почему так сказала, — честно призналась она, испытав волнение и смятение. — И что имела в виду.

— Я понял, — отозвался Захар, так и не отрывая от нее взгляд своих колдовских глаз… сейчас и правда холодных, как подмерзшая земля.

Что именно понял: что Лэля не осознавала, или то, на что она намекала нутром, — не успела уточнить. Потому что Захар, как усилием воли стерев с лица напряженное и темное выражение, улыбнулся широко, и охватил ее взглядом от макушки до кончиков пальцев на ногах, казалось!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И да, я точно ни на кого так не смотрел, моя ненаглядная, — теперь и его голос как теплым медом сочился, растекаясь по ее коже, будоража и дурманя. — Никого такого бесценного в моей жизни не было, настолько важного… А уж в этой сорочке!.. Что ж ты творишь со мной, моя лэле?! — его голос сел. Захар вдруг обхватил ее руками, прижал к себе крепко-крепко, опустил лицо в ее волосы, которые не заплетала с утра. — О чем мечтать заставляешь? — еще тише, с тем рокотом, который не раз и не два в нем отмечала. — О несбыточном же… Чтобы дружиною* моей стала, до скону віків*…— так тихо, что больше кожей и теми самыми растрепанными волосами ощутила, добавил.

Лэля задрожала мелко, как жемчужины, «выбирая» эти слова из своих локонов, со щек и скул собирая их, будто драгоценности, складывая в душу.

Да, поняла о чем он… Утром сорочку одела, не удержалась, когда увидела лежащей на скамье, забытую со вчера. Ту самую, подарок некого Нестора и его жены.

Длинная, почти до щиколоток ей. Расшитая по горловине и на груди, на рукавах и манжетах. И везде обережные символы, цвета и знаки, что здоровье несут (они ли помогли так быстро зрение вернуть или сама себя убедила?..), крепость духа, но и семейные обереги, как у невесты, самые древние, на уровне их родовых линий, пожелания любви и достатка.

И прав он был, очень похожа на невесту в этой сорочке, так, как раньше одевались перед свадьбой. Да, конечно, еще множество слоев в наряде сверху шло. Но на тело именно такие сорочки, самые ценные, самые дорогие, расшитые.

— А ты позовешь замуж? — так же тихо решилась спросить, сама у него на плече спрятав лицо. Голос дрожит, выдавая все, что трепещет у Лэли внутри.

— А разве не поняла, що я ще вчора освідчився*, моя Лэля? — он будто бы усмехнулся, только и в нем чувствовался трепет сомнения и неуверенности. В этом огромном и мощном, таком сильном, настолько понимающем природу, людей и сам мир, мужчине!

И это покорило Лэлю раз и навсегда! Стало неким поворотным моментом, за которым решила что угодно оставить, что не понадобилось бы! Ради него и душу можно заложить!

И какая разница, что она лишь несколько дней его знает, а видит и того меньше?! Ведь, кажется, никто и никогда настолько не ценил и не дорожил ее присутствием в своей судьбе! Да и сама она всем своим существом к этому мужчине тянулась, тяготела… Будто знала когда-то давно, уже любила, а потом судьба затерла, раскидала по миру, заблудила, запутав дорожки и тропы…

Верила ли ранее в подобное? Не помнила. Но сейчас — точно верит!

— А разве я вчера тебе не ответила? — в тон ему лукаво отозвалась, крепко-крепко обхватив плечи Захара руками, погладила его затылок пальцами, ощутив непонятное ей напряжение и словно сомнение в том, как Лэля отреагирует и ответит.

Странно. Разве он не чувствует, насколько сам бесценным для нее стал?!

— Лэля! — наверно, все же не ощущал.

Потому как объятия Захара вдруг стали настолько мощными, что показалось и ее ребра вот-вот могли затрещать! Он даже приподнял Лэлю, сминая ту самую сорочку, что обоих о свадьбе заставила задуматься. Впился в ее губы алчным, порывистым, похожим на вчерашний ночной, поцелуем. Почти по-звериному диким. Не целовал, а губами своими клялся ей в том самом «на веки вечные», как сам и предлагал; дыханием пылающим в легкие проникал, выжигая внутри ее груди свои метки… Для чего им обручальные кольца? Ничего крепче не свяжет, чем это переплетение душ!

В голове зазвенело, в груди! В глазах снова темно, но теперь не из-за травм, а потому что зажмурилась до искр. Ничего не хочет видеть или слышать, только его ощущать!

Сильнее любого брачного обета.

— Мы попробуем восстановить твои документы, если у Сармата получится выяснить, кто ты. И сразу распишемся, чтобы и по закону все было оформлено, — оторвавшись от ее губ всего на пару сантиметров, выдохнул Захар повелительно. И она поняла по этой оговорке, что для него уже жена, законная! — Но если это займет больше двух недель… Новые оформим, тут Артем тоже поможет, — уверенно и веско решил ее… муж?

Выходит, да, по его собственному праву и пониманию.

Молниеносно? Можно и так сказать. Только, похоже, в ее… их жизнях очень многие ключевые события с молниями и грозами связаны, что реальными, что образными.

Пусть и будет так.

Кто такой Артем-Сармат, Лэля помнила. Его друг из полиции. Захар ему утром вчера звонил после завтрака, описывал кого-то, на ноутбуке вроде что-то делал, согласовывая с этим полицейским. Лэля тогда еще не видела, так что уверенно сказать не могла. Как поняла, их связывали крепкие узы еще со времен совместной службы в армии, потому не сомневалась, что Захару действительно все восстановить удастся. Сделать ей новую жизнь уже совершенно законно, даже если ничего из прошлого не выяснить, и если она не вспомнит.

Захар потянул ее к столу, сам сел, усадил Лэлю на свои колени и, подвинув ближе к ним и мед, и сыр, и хлеб, принялся готовить бутерброды.

— Давай, нам тянуть не стоит, еще последнюю капельницу ставить после завтрака, — напомнил ей любимый.

— Так вижу же хорошо, зачем? — она ему то ли помогала, то ли мешала больше готовить нехитрую снедь, с улыбками, попытками поцеловать, снова любуясь своим мужчиной.

— Потому что так врач назначил, — не собираясь идти в этом вопросе на уступки, кажется, Захар покачал головой, коротко поцеловав ее в губы. Мало. Будто не был уверен, что они до еды и лечения доберутся, дай он себе хоть каплю послабления. — Ты ведь и видишь, скорее всего, потому, что мы все правильно и по назначению выполняли. Так что и последнюю капельницу доделаем, — вздохнув так, что все его попытки сдержаться, вся тяга к ней, моментом стали ощутимы, будто на плечи Лэли жаром упав, все же решительно подвел черту Захар.



Вручил ей бутерброд. Она ему за это время похожий, только больше, приготовила.

— Хорошо, — не спорила, скосив глаза в сторону подоконника, где они на солнце выставили закваску для хлеба, что с самого утра Лэля приготовила и оставила созревать. Проверяла, хватает ли тепла. Вчера забыла, ясное дело. И Захар обещал сегодня уже точно печь до ума довести. — А я думала, это из-за вспышки молнии и грозы, — поддела его, как-то стесняясь сейчас, ранним утром, облекать в слова все то, что вчера глубинным и потусторонним налетом почувствовалось.

У страха глаза велики. Не Лелей придумано, пусть и считала, что знает больше, или ранее что-то знала. Сейчас так показалось, загадки и тайны одни.

— Что ты вчера про молнию и мать рассказывала? Напомни, — вдруг повернулся Захар, посмотрел в глаза внимательно. — А то мне не до слов было, моя ненаглядная, — вроде как повинился, но с такой потрясающей улыбкой и искрами в глазах, что Лэля тут же вспомнила, как он ее целовал под грохот грома и вспышки молний.

И ничего не тревожило уже так сильно, обо всем поговорить можно, все рассказать. Да и сомнения любые исчезли, наоборот, появилась уверенность, что Захар поймет, еще и ей объяснит.

Федулов очень рассчитывал, что Евгений забудет до выходных о своих диких планах вернуться в горы и в то село. Ну на кой черт ему этот мольфар?! Жизнь, кажется, только устаканилась, о них никто не в курсе, никто не искал, так зачем будить лихо?

Оказалось, зря рассчитывал. Корниенко был вообще не в курсе о том, что такое здравый смысл, судя по всему. И вот, вечер пятницы, а перед ними раскинулась дорога, убегает километр за километром под колесами. И они все-таки прутся зачем-то в то село…

В салоне грохотал рок на такой громкости, что о каких-то разговорах и речи не могло идти. Впрочем, никто из них общаться и не стремился. Глеб ломал себе голову, почему, вообще, уступил Корниенко и позволил в очередной раз втащить себя в это сомнительное предприятие, а Женька… О чем думал начальник службы безопасности их компании, он даже приблизительно представить не мог, так что и не пытался угадать. Ему и так не по себе было. И чем ближе они оказывались к селу, тем все острее Федулов понимал, что согласиться на поездку, было ошибкой. Стоило с Корниенко до последнего спорить… Только не факт, что он тогда не схватил бы его за шкирку и, закинув в машину, не повез бы против воли.

На ночь глядя в село решили не соваться, толку-то все равно никакого, остановились в какой-то придорожной гостинице в пятидесяти километрах. Глеб уже и малодушно придумал, как сейчас подождет пару часов, пока Корниенко уснет в своем номере, и уедет. Вызовет сюда такси из ближайшего города, недалеко, километров пятнадцать, и все, ищи-свищи ветра в поле…

Да только, гадство, сам отрубился так, что Женьке пришлось его еще и будить утром, грохоча кулаком по двери номера. А ведь думал, что не сомкнет глаз, так нервничал. Да, видно, сморила усталость после трудовой недели.

— Можем к проводнику тому заехать, что меня отвозил к мольфару, хоть немного о дороге расспросить. Потому что я ничего не помню, не о том думал, если честно, — откровенно признал Глеб, когда они уже больше часа кружили по околицам поселка.

Выехали из гостиницы, считай, на рассвете, после не ахти какого завтрака и горького, перегретого кофе, и принялись искать тот поворот, что в горы, к дому мольфара вел… Только не мог Федулов вспомнить никаких примет! Как нашептали ему! Вообще в голове пусто, ничего не помнит, кроме неподвижной девушки на сиденье сзади и деревянных статуй медведя, что попадались по дороге. Ну и водопад… Однако на повороте такой статуи точно не было… Или им не встретилась, а может, не там искали, и надо с другого боку села глянуть… Короче, они уже кучу времени кружили туда-сюда.

— Хорошо, давай того мужика найдем, — холодно согласился Корниенко.

Он злился и всем видом давал понять, что считает Глеба растяпой и придурком. Пару раз уже намекнул, что тот страдает «географическим кретинизмом» и даже бросил, что в армии из него быстро бы эту тупость выбили…

Глебу подобные намеки и прикрытые, а порою и не очень, оскорбления не нравились в корне. Но он четко уже уяснил, что Жека домой не поедет, пока на мольфара не глянет. Да и самому все же любопытно, что с девчонкой той, хоть и боязно. Так что вот: искали, раздражаясь, злясь и переругиваясь понемногу.

Дорогу к дому проводника Глеб запомнил лучше, тут они со второй попытки добрались до двора, ошибившись лишь на пару домов в первый раз. Но там им быстро подсказали, куда свернуть.

Собака начала заливаться лаем, стоило подойти к воротам, так что во двор не рискнул заходить.

Хозяин появился быстро, прикрикнув на псину. И Федулова мужик узнал сразу. Прямо как-то посмурнел лицом, едва на порог вышел. К воротам не подходил и внутрь их не позвал.

— Вертався б туди*, откуда явился, мужик, — неприветливо и сурово, вовсе не так, как в прошлый раз «поздоровался» с ним проводник через забор. А ведь знал уже, что деньгами Глеб не обидит. Странно… — Тебе тут нечего делать. Да и мольфар наш не забыл того, кто его жену обидел. НЕ оставит этого так. Исчезни, и я сделаю вид, что тебя тут не было.

— Жену?! — они оба с Корниенко удивились, переспросив в один голос. — Когда это он жениться на ней успел? Ведь не знал еще неделю назад? — прекрасно помня реакцию мольфара на свое появление в его доме, опешил Федулов.

Да, приветливым не назовешь, но явно ничего не указывало на то, что он знает эту девушку. Да и что-то говорило Глебу, что будь она мольфару тогда женой, живым из дома Федулов не вышел бы.



Оглянулся на Женьку. Того, похоже, такие же сомнения одолевали. И выражение такое на лице… Ровное вроде, а у него холодный пот под кофтой на спине выступил, хотя Корниенко и не на Федулова смотрел, а на проводника этого.

— Не мое это дело мешаться, когда и кто, — еще грубее отрезал мужик. — Но они все честь по чести сделали, и заявление подали, и староста села подтвердил перед людьми на площади, считай, объявив, пока закончат со всеми формальностями. Для нас этого достаточно. Так что езжайте подальше, подобру-поздорову, а не то я ему о вас расскажу, — мужчина внимательно глянул и на Федулова, и на Корниенко, что ждал чуть поодаль, у машины.

— А как хоть зовут этого вашего мольфара, — вроде даже приветливо крикнул Жека.

— А твое какое дело до того? — прищурился проводник.

После чего просто развернулся и скрылся в доме, многозначительно хлопнув дверью. Псина, поняв, что гостям хозяин не рад, вновь зашлась в таком лае, что в ушах зазвенело.

Глеб еще пару минут удивленно покрутил головой, растер затылок рукой, ничего не поняв. Да и дорогу же не узнал, черт! Побрел назад к машине, уже предвидя, как начнет язвить Корниенко по поводу его неудачной попытки.

Но Женька, еще больше удивив Федулова, молча сел внутрь. Чудеса и только! «Щось у лісі здохло, мабуть»*, — как этот самый проводник заметил бы. Небывалое дело. Ну и он молчал, чтобы то самое лихо не будить, значит…

Но не успели отъехать и три двора, как им наперерез бабка какая-то кинулась, оголтело размахивая руками.

— Никого подвозить не буду, — сквозь зубы проворчал Корниенко, но все-таки ударил по тормозам. Глеб молчал, не мешаясь.

Жека же опустил стекло на две трети и сурово, исподлобья уставился на бабку. Но спросить ничего не успел.

— Хлопці!* А давайте ко мне в гости заглянете, — сходу удивила их эта странная старуха. — Я вам все расскажу и на все вопросы отвечу. А борщ я такой варю, как вы в селе больше не найдете, — словно в кафе зазывая, принялась тараторить.

*що я ще вчора освідчився,(укр) — что я еще вчера предложение сделал

*Вертався б туди (укр) — возвращался бы туда

*«Щось у лісі здохло, мабуть»(укр) — «что-то в лесу сдохло, наверное» — поговорка, характеризующая необыденность случившегося;

*Хлопці! (укр) — Парни!

