Калиновый мост

Глава 14

Волосы Лэли струились по спине, ускользая из-под пальцев, словно живые. Или это ей сегодня просто так казалось. Но коса никак не выходила, пряди рассыпались по плечам, выскальзывая из плетения.

— Можно?

У нее все внутри затрепетало от тона Захара, такого нежного, такого обволакивающего, самим звуком ласкающего ее кожу… Никакого сомнения нет, что бесценная для него, каждой интонацией давал понять это, каждым жестом и взглядом. А ей и теперь еще чудно.

— Думаешь, ты справишься лучше? — улыбнулась, но подвинулась ближе к мужчине, оставив безуспешные попытки, глянула через плечо на того, кто так уверенно и бескомпромиссно объявил себя ее мужем при всех.

— Попробую, — блеснул Захар скупой улыбкой, выпрямился, сев. Провел по ее волосам раскрытой ладонью от макушки до кончиков.

Будто своевольного зверька гладил, успокаивая и уговаривая. Забавно. И приятно до внутренней дрожи! Протянув руку через плечо, Лэля отдала ему гребень, которым пыталась утихомирить пряди. Деревянный, отполированный до блеска, натертый пахучим воском заботливыми руками самого Захара, вырезавшего для нее эту расческу еще несколько дней назад, украсив замысловатыми узорами. Ей так по душе тот пришелся, что иногда и просто так рассматривала, держала в руках, любуясь.

Они еще не выбрались из кровати, совсем ранее утро, в окно только первые лучи солнца заглядывать стали, пробиваясь сквозь вершины деревьев на горах. Захар полулежал, опираясь плечом на подушку, наблюдая за тем, как она пытается с волосами управиться, а сама девушка уже опустила одну ногу, привыкая к холоду пола. Ночи становились все свежее, до осени рукой подать.

Лэля не знала, почему проснулась. На самом деле ей до непонятного сильно нравилось вместе с ним в кровати всегда лежать. Такое странное чувство, когда все время не могла насытиться этим комфортом, его теплом рядом, его к ней нежностью и тягой. И чаще за эти дни она сама отдаляла момент подъема, еще и Захара уговаривала подольше поваляться, ведь некуда спешить… Правда, не то чтобы это было сложно, уговорить его остаться с ней, мужчина и сам будто рук оторвать от Лэли не мог или не хотел.

Но сегодня… Все иначе. Словно что-то тревожило ее, заставляло вертеться в кровати, даже в теплом кольце рук человека, ставшего самым любимым и близким за эти две неполных недели. Понятное дело, Захар проснулся вместе с ней, хотя Лэля и пыталась уговорить его спать дальше, но мужчина лишь иронично усмехнулся, будто спрашивая у нее: «Каким образом, когда ты так встревожена и напряжена, я же чувствую?».

Захар не произнес ни слова, однако Лэля так явно услышала этот вопрос, прочитав его в глазах любимого! Оставалось лишь опустошенно вздохнуть, признав поражение. Но и объяснить ему что-то была не в состоянии, сама не понимала, что не дает дальше спать. И то, что и волосы ее слушаться не желали, лишь добавляло какого-то странного отчаяния да досады.

— Не изводи себя, — тихо прошептал Захар, продолжая гладить ее пряди, накручивая себе на пальцы, перебирая локоны, перекладывая с сплеча на плечо. — Не тревожься, — наклонившись, муж прижался губами к ее затылку, приподняв тяжелую массу волос.

Настолько приятно, что почти невыносимо! Попыталась вздохнуть, но внутрення дрожь вырвалась из легких тихим всхлипом.

Он тем временем глубоко вдохнул, жадно наполняя ее запахом свою грудь. От этого звука Лэле захотелось еще ближе к нему оказаться. Подобрала ноги, поерзала, чтобы плотно-плотно прижаться спиной и бедрами к торсу Захара, чуть откинула назад голову, чтобы ему плести удобней было. Муж уже не первый раз ей волосы заплетал, казалось, получая от этого нехитрого процесса невыразимое удовольствие. С таким восторгом всегда расчесывал ее волосы, плел косу, что не верилось даже. И Лэлю от этого саму восторг вечно заставлял трепетать.

Однако сейчас все пошло не по обычному сценарию, мужчина вдруг ее плечи сжал, спутав все, что уже начал делать. Потянул на себя, приподнял, усадив поверх собственных бедер. Прижал. И она не смогла удержаться, подалась навстречу ему, чувствуя, как он возбужден.

— Не получится у нас сегодня прически, ходить тебе растрепанной, моя бесценная, — низким, рокочущим шепотом, дразня ее, сообщил Захар.

Его ладони, уже отложив гребень, пробрались под футболку, в которой она спала. Нежно поглаживая, поднялись вверх по животу, в котором жаркая, тревожащая дрожь распускалась цветком пламени, обхватил ее грудь, накрыв алчными пальцами. Но все осторожно, нежно, бережно…

До сих пор чернел глазами, глядя на следы их первой ночи, медленно исчезающие с кожи Лэли.

Забавно, что она сама не заметила, а Захар так глубоко это воспринял, как свой провал или несостоятельность. И теперь будто бы каждым прикосновением компенсировал ей все засосы и отметины, где зубы чуть сильнее необходимого кожу сжимали, когда Захар своей ее делал. А Лэля… Да не было ей больно от той его ненасытной страсти, что оставила эти метки! Никакого дискомфорта!

Только он не слушал. И больше ни разу таким… диким, что ли, почти по-звериному жадным не был, как в первый раз. Хотя… Ух! У нее и сейчас внутри все вибрировать начинало, стоило вспомнить. Однако Захар, наоборот, настолько бережным и осторожным стал, словно боялся ее поломать. Так ласкал, будто она из тумана и облаков состояла вся, и могла развеяться, просто выдохни он чуть сильнее. Держал себя в тисках, как в железных обручах, что дубовые бочки накрепко обхватывают.

— Кто здесь против? — мигом задохнувшись, стоило ладоням Захара завладеть ее грудью, отозвалась Лэля прерывистым шепотом. — Не будет голова болеть от стянутых волос…

Она лукавила, у нее ни разу не болела голова, если косу плел Захар, а вот когда сама… Не знала почему, но руки как-то на инстинктивной привычке туго-туго затягивали пряди, как жгут, и чтоб ни единой волосинки не выбилось. И как ни старалась ослабить, сбивалась, все равно сильнее тянула, почти до слез на глазах. Потому Захар и вмешался первый раз, оттого и дальше стал все время просить разрешить ему для нее это сделать. Не могла понять, откуда такой рефлекс? Кто и когда приучил Лэлю именно так волосы убирать? Но нельзя было не признать, что у любимого выходит куда нежнее и мягче. Да и в эту секунду не о прическе думалось… Вернее, совсем уже не о ней!..

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сейчас держаться было легче… Не на расстоянии от Лэли, ха (!), с этим ему не совладать никогда, но себя в руках. Луна пошла на убыль, и его привычное безумие сдало позиции, приняв поражение в очередной раз. Правда, нельзя было не отметить, что даже это темное неистовство, что вечно жило в разуме Захара, благоговело перед девушкой, ответившей ему «да»…

Предки! Не верил, что подобное возможно, не надеялся уже, что встретит ту, кто к нему путь найдет, просто обнулив все иное. И именно тогда, когда разочарование достигло апогея, эта девушка очутилась в его доме, в его жизни и в руках Захара!

А ведь Лэля прекрасно ощущала, что с ним не все просто так. Он знал и понимал это. И она понимала. Да только, выходит, не это важно для Лэли… За что он ее ценил только больше!

Или он обманывается, и Лэля не понимает?..

Она ему ангелом казалась, хрупким, воздушным, точно из утренней дымки созданной. Такой же доброй и светлой, пронизанной лучами солнца. А он… На ее фоне Захар со своим безумием, которое продолжал прятать, реальным демоном воспринимался самим собою. Темным и невменяемым… Но как же он в ней нуждался! Больше всего в этой жизни! И как боялся, что исчезнет, убежит, если вслух будет правда произнесена…

Казалось, не надышаться ему этим воздухом, что рядом с Лэлей становился невыносимо ароматным и нужным! Не хватало кислорода! Этот жар под кожей, что исподволь постоянно тлел, то и дело грозя выжечь обоих до костного остова, когда падали изможденные в постель, не в силах расплести тела, потные, сотрясаемые невероятной дрожью общности и удовольствия.

Вот и сейчас: не думал вроде, помочь хотел, не в силах выносить, как она мучит себя, затягивая волосы так, будто наказывает за что-то… А стоило его жене податься назад, прижаться к нему спиной; достаточно было ему коснуться ее сладкой кожи, дурманящей его своей мягкостью и нежностью… Все! Все планы рассыпались прахом, отступая перед мгновенно вспыхнувшей потребностью сделать Лэлю своей неотделимой частью!

И Захар честно признавал, что уже не он управляет собственным телом, а чистые инстинкты.

Руки скользнули по нежной, горячей коже плавного живота, поднялись вверх, обхватив мягкую тяжесть груди. Ладони с жадностью, хоть и осторожно, накрыли вершины, придавив, тут же начав играть с сосками, заставляя сладко стонать его ненаглядную девочку, превращая их в твердые и острые пики, которые лишь сильнее хотелось стиснуть. Не давал себе воли в этом! Еще нежнее обвел груди, будто вычерчивая спирали на ее теле, вырвав новый стон у любимой. У Захара от каждого этого звука все вибрировало за грудиной. По спине безумная дрожь шла, будто щерились, порывали кожу кости, отростки позвонков острыми шипами наружу стремились, вспарывая ему тело, как боевая бронь из плоти мифических существ. А не помогло ни фига. Застряла в его сердце, как пуля посреди боя. Оскалиться хотелось! Ее вновь пометить, чтоб по всему телу, в самом запахе, в блеске глаз читалось — ему принадлежит на веки вечные!

Что ж, очевидно, что безумие никуда не делось! Но было до краев переполнено нежностью…

Поддался порыву, так и не прекратив ласкать, натирать, сладко терзать ее груди, надавил, подтолкнул Лэлю вбок и вниз. Заставил упасть на подушки, накрыл собою. Желание ее присвоить не становилось меньше, вот в чем беда, хотя уже сделал ее своей женщиной и женой… А все никак не мог унять зуда в руках, в голове, в пылающем жаждой животе и раскаленном сейчас, казалось, паху! Прорасти в нее этими чертовыми шипами-позвонками, чтоб неотделимая часть его самого! Чтобы на двоих одно и сердце, и нервы и эта сжигающая его ненасытность к обожаемой и бесценной!

В голове звенит от дикой нужды! В горле слово пламя пылает, рот полон слюной, как на самое желанное и изысканное лакомство, от которого хоть бы кусочек себе урвать… Нет! Все заглотнуть! Его!..

Укусил… Не выдержал, позволил себе самую малость от того, в чем нуждался. Прижал зубами нежную, словно шелковую кожу на затылке, под той самой копной волос, что так и не сумел заплести! Дать себе хоть это, чтоб дальше не зайти!

Стон Лэли громче, всем телом ощущает, как ее трясет, как вскидывает свои бедра вверх, стараясь плотнее к его телу прижаться… Тоже в него прорасти хочет, оплетая Захара стонами-побегами, как лозами дикого винограда, пробиваясь в его кожу и сведенные судорогой мышцы своими пальцами, трением тел, сковывая волю будто живыми, ластящимися к нему прядями, в которые зарылся лицом. Шумно дышат оба, заглатывая воздух, пропитанный ароматом смешавшейся общей потребности!

Ударил языком по тарахтящему пульсу на тонкой шее, что так беззащитно подставлена его темному зверю на растерзание! И новая волна дрожи по обоим проходит. А руки уже жадно шарят по ее плечам, дразнят, гладят, спускаются ниже, обводя пальцами тонкие и хрупкие ребра, щекоча и возбуждая больше, пока губы и зубы так и не дают воли затылку любимой. Знает, ощущает, как от каждого прикосновения слишком алчных пальцев, от этого давления зубов и языка распаляется жар в ее животе. Нет сил на контроль! Дышит так, будто и молекулы ее запаха не может пространству отдать. Языком и горлом затягивает в себя все более насыщенный, остро-пряный аромат страсти, растекающийся по мягким складкам трепетной влажностью. Сам уже добрался до этого потайного уголка, ненасытными руками! Гладит, придавливает, прижимает, играя с набухшей и чувствительной точкой, ловя, впитывая ее стоны, каждое движение и дрожь, все-все о Лэле рассказывающую!

И его член пульсирует, наливаясь кровью до твердости чертовых гор! В нее толкается, всем телом вдавливая в матрас!

— Захар! — сама голову запрокидывает, выгибая шею так, будто просит, чтоб укусил сильнее! Ну как ему с собой совладать?! Пометить, придавить зубами чувствительную точку над шейными позвонками. Как дикие звери: показать, кто главенствует в ситуации, в чей власти сама ее жизнь!.. Но без злости и агрессии! Все для ее удовольствия, защиты и безопасности! Лелея…



— Да, моя бесценная? — голос не напоминает уже ничего человеческого, сам это слышит. Будто камни осыпаются, срываясь с вершин. Надавил ладонью на живот, заставил больше выпятить ягодицы, чтобы еще глубже, до самого предела в ее сладкую, обжигающую влажность себя протолкнуть! Такую узкую, трепещущую, переплавляющую все в нем самим этим ощущением. А второй ладонью вновь до груди добрался, сжимает, дразнит пальцами, впитывая ладонью удары сердца своей девочки! Один в один в ритм с размашистыми, алчными толчками его плоти в нее!.. Пророс! Достиг, стал ее частью! И она его!.. А от этой мысли раскаленное белое марево в голове, под веками такая вспышка, что мозги выжигает! И Захар срывается с катушек, ускоряя ритм, терзая и лаская каждую клеточку своей ненаглядной Лэли, до которой только в состоянии добраться любым атомом собственного тела. Он сам себя молнией ощущает! Жидкий огонь, что на нее перебрасывается!

— Люблю тебя! — вдруг выдыхает она то, что еще не говорила, только каждым взглядом и прикосновением своих точеных пальцев давала ему почувствовать, делая этим признанием Захара совершенно бесконтрольным.

Застонал. Врывается, таранит ее тело с низкими хрипами-рыками на каждый удар. Опять кусает, уже потеряв ощущение верной грани.

— Моя!.. — горлом.

И Лэля не выдерживает! Стонет горлом, срывается в такую же дрожь, дыхание становится рванным и жестким. Пульсирует, стискивает его собой, забирая, заставляя падать в бездну их общей разрядки, выпивая, высасывая из него все до последней капли, до такого раскаленного конца, что все-таки выпалил все в голове и груди, без остатка! Чего и жаждал.

Потому что иначе страшно признаться — так и не рассказал ей все про себя. И не найти силы для этого, каким бы могучим не считался. Не в состоянии своими словами отпугнуть ее, лишиться этого чуда. Легче забыться! Убедить ее, что не найти больше такого ни с кем и никогда, показать, что на все ради нее готов… Лишь бы всегда рядом с ним, и не покинула, если вдруг поймет, с кем связала свою жизнь, не убежала, унося с собой его душу, корежа его сердце. Не в состоянии будет отпустить…

Дрожь по телу, придавил ее собой так, что накрыл полностью. Мышцы трясет, неподвластные, будто растекшиеся по ней, облепившие Лэлю, как глина. Разморило так, что не шелохнуться обоим. Понимает, что нужно откатиться, а сил нет. Безумное удовольствие еще ерошит тело шершавым огнем, прокатываясь последней судорогой по спине. Она под ним дышит через раз, но сама и не пробует выбраться.

Хорошо… Это хорошо. Он не смог бы отпустить. Не сейчас.

— Я люблю тебя больше, — тихо и надсадно шепчет в горячее розовое ушко, вылизывая языком влажную раковину, слизывая испарину с шеи, с губ Лэли.

А все равно и после этого разрушительного взрыва-счастья, сгорев до пепла в ней, понимает, что страх остался. Притаился за двенадцатым ребром, впился острыми клыками в печень… Не отпустит… не позволит. Даже если испугается и убежит, на краю света разыщет и об этом признании-клятве напомнит. Свое себе заберет… Нет. Лучше просто из кольца рук не выпустит, спрятав даже от любимой черное безумие, притаив то под дикой нежностью и своей любовью, что больше одержимостью кому-то показаться может… Только и нечего кому-то на них смотреть! Они лишь друг для друга, предки свидетели!

— Захар! Давай хоть кроликов заведем, что ли! Ну, или поросят, а? Я таких забавных на рынке в среду видела, маленьких, черных, вьетнамских, кажется… — Лэля отпрыгнула в сторону, от весело скакнувшего на нее Блуда, повыше подняв руку, в которой держала палку. Опасный маневр, учитывая габариты пса. И, замахнувшись, бросила снаряд в сторону леса.

Блуд косо глянул на Захара с таким выражением, будто тоже забавлялся своей хозяйкой и тем, что она совершенно не умела палки кидать. Но и любил ее не меньше Захара, а значит, не хотел расстраивать… Он это четко в своем питомце ощущал. Так что, залаяв так, словно бы веселье невероятное, Блуд потрусил в сторону, куда полетела «забава».

Им что? Сложно разве? А Лэля от всего этого была откровенно и ощутимо счастлива.

Рассмеялась, захлопав в ладоши.

— Давай, Блуд! — подбодрила она их пса.

У Захара самого широкая усмешка на лице расплылась.

— Зачем тебе еще живность, ненаглядная? Нашего теленка мало? Его еще прокорми, попробуй, — поинтересовался, прекрасно слыша, что его одержимое к ней обожание сквозит в каждом слове.

Захар сидел на нижней ступеньке крыльца, наблюдая за тем, как эти двое развлекались после завтрака… Позднего. Несмотря на ее тревогу, не позволившую Лэле выспаться толком, Захар приложил все усилия, чтобы любимая попозже выбралась из постели.

А сейчас вот, веселились. Вернее, развлекалась Лэля, а Блуд ей безбожно потакал. Как и сам Захар во всем, впрочем.

— Не знаю, — похоже, смутилась его ненаглядная, передернула как-то неуверенно плечом. — У меня все время такое ощущение, что я бездельница. Что дел море, а я… гуляю, что ли. Ленюсь, — кажется, и сама не заметив, она растерла виски пальцами.

Нахмурился. Он так и не дал жене самой заплести косу. Захар собственноручно скрутил из ее шелковых волос два мягких жгута от висков, и собрал их сзади лентой, оставив остальные локоны свободно лежать по плечам и спине. И сейчас те окутывали ее лицо облаком, когда Лэля прыгала и бегала с псом. Голова точно не могла болеть из-за прически. Мысли и тревога? Эти угрызения совести из ее прошлого? Пробивающиеся воспоминания?

В этот момент к ней подскочил Блуд с палкой в пасти, едва не повалив Лэлю в густую траву. Она рассмеялась, стараясь устоять, принялась его нахваливать, почесывая за ухом и по спине, а пес счастливо залаял. Да, Захар его понимал.



Он уже собрался подняться, подойти к ней и крепкими объятиями, поцелуем выгнать любые тревожные мысли из ее души, как начал звонить мобильный.

Редкость на самом деле. Захару мало кто звонил. Сейчас он мобильник с собой таскал только из-за Сармата, если честно. А ну как выяснит что-то Артем по Лэле или тому мужику, наберет его? Хотелось не пропустить важного звонка.

Но сейчас звонил не старый друг, а Михаил, сельский проводник для любителей экстремального отдыха в горах.

Не совсем понимал, что случилось. Они с Мишкой поговорили в среду, когда с Лэлей на рынок за одеждой и продуктами выбрались, к старосте села заскочили, «базарный» день в селе, можно для объявления использовать. А в их укладе то, что староста при свидетелях огласил и подтвердил, едва не весомей законного считалось. У них в горах так и остались свои обычаи, хоть и подчинялись властям и праву.

Вот после того с проводником и пересекся. Все, что вспомнил, приятель Захару рассказал: марку машины гада того, что привез Лэлю, две цифры в номере. Да и, вообще, как тот бегал по дворам, выясняя, где здесь больница или хоть амбулатория, почему Михаил и решил, что надо к Захару везти…

Сам Захар все эти данные Сармату тогда же и передал. Может, что еще вспомнилось?

— Слушаю? — поднял трубку, улыбнувшись обернувшейся на его голос Лэле, вроде как показывая, что не о чем тревожиться, пусть дальше забавляется.

— Захар, здоров. Дело есть, — Михаил говорил напряженно как-то, словно с сомнением.

— Слушаю, — повторил Захар, чуть повернувшись, чтоб боком к Лэле сидеть. И из поля зрения ее не потерять, но чтоб она в нем напряжение, тут же заставившее насторожиться, не уловила.

— Ко мне к дому только что тот мужик приходил. Ну, ты понял, что жену твою привез без сознания. Расспрашивал, как к тебе доехать. Забыл видно.

— Один? — сам не понял, как в боевой режим переключился. Говорил отрывисто, резко, по самой сути.

— Нет, с ним еще какой-то был тип, я его раньше не видел. Спрашивал, как тебя зовут. Я их послал лесом, сказал, чтоб убирались из села, только мне что-то не кажется, что они прислушаются. Авто у них другое было, «Ниссан Икс-Трейл», номера тебе сейчас в сообщении сброшу, я запомнил.

— Спасибо, Мих. Оценил. В долгу не останусь, знаешь же, — поглядывая за тем, как Лэля продолжает Блуда гонять, отозвался Захар, сохраняя ровное выражение на лице. Но любимая, казалось, все равно то и дело в его сторону с каким-то вниманием косится. Будто ощутила напряжение, заструившееся по его нервам импульсами тока. — Жду сообщение, и Сармата как раз наберу.

— Да мне не сложно, Захар, — отмахнулся Михаил. — И ясно же, что ничего доброго у них на уме нет. Особенно мне тот, второй тип, не понравился, скользкий какой-то. Жаль, не рассмотрел толком, он ко двору не приближался. Но, если вам помощь будет нужна, помните, что я на подхвате, — напоследок добавил приятель.

— Спасибо. Учту, — еще раз поблагодарил и разорвал связь.

