Калиновый мост

Глава 2

Итак, она была здесь.

В его доме.

Хотя Захар иначе себе представлял ее появление, исходя из того, что ощущал за последние пару дней.

Убил бы урода. Голыми руками убил, не понадобилось бы и сейф вскрывать, где разрешенное ружье по всем правилам и закону было упрятано.

Ярость давила изнутри, напирала на стены, которые давным-давно научилось выстраивать его сознание. Сегодня эти плотины подвергались небывало сильному испытанию на прочность.

Хорошая, сухая и крепкая древесина раскрошилась в пальцах, будто труха, отвлекая от мыслей. Встряхнулся.

Отбросил в сторону полено, неодобрительно вздохнув. Лучше себя нужно сдерживать. Где его легендарный самоконтроль, которому завидовали все сослуживцы? Куда испарился за последние несколько часов, стоило этой «гостье» появиться?

Чур знает! Самоликвидировался.

В первое мгновение по затылку леденящий холодок пробежал, когда на руках того мужика увидел… Девушка больше напоминала мертвеца, чем ту, полную жизни и целенаправленного устремления особу, что он ожидал бы встретить. А еще для него моментально стало очевидным, кто повинен в таком ее состоянии… Понадобилась титаническая выдержка, чтобы удержать себя в руках и не свернуть в бараний рог этого мудака на месте.

Но ее привести в чувство было важнее и существенней.

Как бы там ни было, а он своими методами после обнаружит того человека с его подельниками. И воздаст по делам его.

Больше всего в этой жизни Захар ненавидел насилие. Особенно против невинных. Наверное, все его подчиненные посмеялись бы над первой частью утверждения, не раз видя майора в боевых условиях. Но и они не стали бы отрицать второй, прекрасно зная принципы «Гризли»: за любое неоправданное насилие, да даже за банальное словесное оскорбление тех, кто не мог за себя постоять, командир наказывал жестоко и неумолимо. Исключений не существовало. Потому и того мужика, который явно рассчитывал, что о нем позабудут, ожидало неприятное осознание в скором будущем: Захар ничего не забывал. Уж тем более не того, кто явно хотел поглумиться с девчонки, доведя ее до такого состояния и едва не убив.

Нет, Захар понимал и признавал, что жестокость и насилие неотъемлемые составляющие мира, необходимые даже… И его самого, коли уж честно говорить. Он без метаний принимал эту немалую часть себя.

Хорошо понимал: зачастую, чтобы большая часть людей наслаждалась спокойной и счастливой жизнью, кто-то должен стоять на страже и жестоко отсекать любого посягнувшего на это благоденствие. Захар готов был являться таким стражем, чтоб люди, подобные той девушке, что сейчас измученно спала в его доме, не знали ни боли, ни горя. Вот уж в ком точно не имелось ни капли темноты или жестокости, уж он-то хорошо видел.

И все же… в чем-то она была подобна ему, что вызывало интерес, которого он давным-давно не испытывал к другому человеку, слишком многое понимая и читая характеры.

Захар знал, что у девушки есть цель, которая ее и привела к его дому. Знал и то, что он должен ей помочь с этим. С чем именно — еще не понял, но тут не сомневался, что разгадает.

Плохо, что сейчас это случилось. Почему-то ожидал, что она появится на пару дней раньше… Ладно, разберется, не впервой.

Глянул на луну, освещающую поляну с ульями: выбрался уже к самой ночи, пока привел девчонку в чувство, но света хватало. Вроде все нормально, не заглядывали лесные гости, не хозяйничали. Еще немного и полнолуние, через пару дней, видно не хуже, чем днем, да и вариантов не было, стоило увидеть состояние «гостьи». Спасибо, что живая…

Имени ее Захар не ведал, к сожалению. И вещей не было, чтобы документы поискать: изодранная кофта, футболка, грязные джинсы, словно на землю не раз падала. Один кроссовок почему-то. Белье… Все.

Он переодел ее в чистое, хоть из вещей только свои и имел в распоряжении, футболка явно не по размеру.

Изучил карманы в поисках хоть какого-то намека или зацепки. Ничего. Одна шоколадная конфета и упаковка жевательной резинки «Сладкая мята». Все, что понял, — девчонка сладкое явно любит. И, вероятно, имелась еще сумка или наплечник, которые до него с хозяйкой не добрались. Там, наверное, документы и остались, как и телефон.

Подумал, что надо бы в город наведаться, к давнему другу и сослуживцу, подавшемуся ныне в полицию, может, есть какая-то информация, заявления о пропаже, еще что-то.

А девчонка расстроилась и сильно. Он не только видел, ощущал степень растерянности и внутренней боли девушки из-за того, что не может о себе ничего толкового вспомнить. Хотя ему казалось, что сейчас это и к лучшему. Ей бы восстановиться первым делом нужно, а когда физически окрепнет, тогда и то, что сознание измучило, заставив воспоминания упрятать подальше, легче примет и переживет. Правда было подозрение, что память прячет последние события, за которые еще придется тому мудаку отвечать…

Захар проследит.

С этим ли он должен ей помочь? Или еще что-то есть? Пока Захар точно не мог уловить, но, казалось, и подобное можно было считать неплохим планом для начала.

А еще ее глаза, само собой. Там не было физических повреждений, насколько он сумел оценить ситуацию. И Захар больше склонялся к варианту, что зрение подвело девушку из-за травмы головы… Или и тут больше психика сыграла, намекая, что хозяйка этих пронзительно ясных и необычных фиалковых очей что-то не желает видеть в своей жизни?

Не соврал ей, врачом не был. Но симбиоз знаний, полученных за годы службы и на медкурсах, плюс все то, что испокон веков жило в его семье, позволяли определить причину достаточно точно.

Не сказать, чтобы Захар рвался продолжать семейное наследие. По большей части нет, хоть и не отвергал то, что было его частью. Но, когда год назад совсем сдал отец, посчитал своим долгом разорвать контракт с войсками и вернуться… Семь месяцев назад родитель отошел в мир предков и духов, оставив все, что имелось, одному Захару. Абсолютно все…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И… Что ж, возвращаться на службу с этим было неразумно. Да и после того конфликта не таким плохим выходом показалось, и подполковник одобрил, явно порадовавшись такому решению щекотливой ситуации.

Ну и тут дел невпроворот… «Одна пасека сколько внимания требует!», как любил отшучиваться Захар, если кому-то приходило в голову спрашивать, что заставило так кардинально от блестящей карьеры отказаться.

Обычно этого, да самого вида Захара хватало, чтобы дальше никто ни о чем не спрашивал. А пару месяцев назад начало приходить к нему осознание, что нечто предстоит… Что-то, в чем придется проявить все свои знания и умения, накопленные за жизнь и за годы службы тоже; выложиться по полной, до последней капли и силы, и воли.

И это точно как-то будет связано с девчонкой, что сегодня ворвалась в его жизнь, за пару часов успев «навести в ней шороху» и его встряхнув неожиданно. А ведь совершенно серьезно считал, что теперь все ровно воспринимает, не удивить его уже, в любом смысле.

Просчитался. И надо по-новой переоценивать всю ситуацию. Хотя… сейчас гадать бессмысленно. Время покажет…

Быстро проверив ульи, он поторопился домой.

Хлеб был вкусным.

Толстый ржаной ломоть, покрытый сливочным маслом и политый медом… Самый необычный завтрак в ее понимании почему-то, но потрясающе вкусный. Объеденье! Очень хотелось бы рассмотреть, как это выглядит на тарелке, увидеть все комбинации цвета и то, как солнце просвечивает мед… Но зрение не проснулось вместе с ней. И, хоть Захар разрешил снять ту давящую повязку, она не захотела открывать глаза…

Странное решение, позволяющее ей, к тому же как бы отстраниться от смущающего, тревожащего всего, что случилось ночью, когда он вернулся с пасеки… Но даже думать об этом ей… Лэле (за неимением иного варианта, она сама себя стала воспринимать под тем прозвищем, которым обращался хозяин дома), было щекотно и очень дискомфортно отчего-то. Потому она предпочитала целиком сосредоточиться на хлебе и завтраке. Что об этом думал Захар, она не могла угадать.

Имя свое он ей только недавно утром сказал.

— Очень вкусно, — тихо и почему-то чувствуя робость, заметила Лэля. — Только… — помолчала, не понимая сама, откуда в ней вспыхнул вдруг этот порыв и желание, да и как к ее следующим словам отнесется Захар. — Можно, я помогу печь его в следующий раз? — закончила совсем тихо, неуверенно.

Она что, умеет хлеб печь? Знает, как и что делать? Не могла сказать определенно, знания о себе и мире вокруг не поддавались системе и контролю. Но стоило задуматься, и весь процесс готовки словно вставал этапами перед внутренним взором. А еще чувствовалось, чего не хватало этому рецепту для совершенства.

— Я покупаю его, лэля. В селе, что неподалеку. У меня и печи-то толковой нет, все руки не доходят отремонтировать, как вернулся со службы, — вроде и довольно, что ей по вкусу, но и немного весело повинился Захар, кажется, что-то подвинув к ней по столу. — Твой чай. Прости, но кофе у меня закончился, да и не особо то пока тебе можно…

— Да… ладно, — стало немного жаль, хлеб испечь хотелось искренне. — Спасибо. Чай — прекрасно, — тихо отозвалась она, понимая, что мед стекает по пальцам.

Отложила еду на тяжелый, кажется, вырезанный из дерева поднос, что он дал ей на колени вместо тарелки, попыталась слизнуть, в каком-то детском порыве не потерять ни единой сладкой капли. Смутилась еще больше, услышав добрый смешок мужчины.

Захар же, ничего не говоря, мягко обхватил ее вторую руку своей огромной и теплой ладонью, направив к чашке, чтобы Лэля могла взять и отпить травяного чая, от которого так же вкусно, как и в принципе в этом доме, пахло тимьяном и чабрецом. А еще мятой, кажется.

Ей нравилось… Только было ничего не понятно и очень странно.

Вот так же, как с чашкой сейчас, Захар и ночью все делал, смущая Лэлю. Вернулся, разбудив, что-то проверил в ее состоянии, понятное лишь ему. Ввел какое-то лекарство. И в ванную комнату ее просто на руках отнес. И там… Ну, не то чтобы оставил наедине. Нет, вышел, предварительно проведя ее рукой по окружающим предметам, чтобы она хоть немного сориентировалась.

— Тут умывальник, кран. Сам унитаз. Вот тут полотенце, — приложил ее ладошку к другой стенке, кажется. — Только не пытайся сама все сделать, Лэля, незнакомое же место, а ты не привыкла без глаз обходиться, чувствуешь? Да и голова кружится, наверняка? — он, наверное, вопросительно на нее глянул.

Голова кружилась. А еще болела. Но Лэле было как-то совсем неудобно ему жаловаться. Только осторожно кивнула, донельзя смущенная тем, что не может без него даже в туалет сходить.

— Не стесняйся, — похоже, ей и говорить Захару ничего нужно не было. Или заметил ту удушливую волну румянца, что ее затопила? — В этом все естественно, мы все люди. И если я могу помочь, зачем отказываться, сама же не осилишь. А мне вообще не в тягость, — как-то очень мягко коснулся он ее щеки, прошелся по плечу.

Без чего-то такого… Просто невероятно теплым жестом, который она ощущала каждым нервом, самим своим существом, раз уж не могла рассчитывать на глаза. Очень необычный человек, как ей казалось, а она могла лишь на слух да тактильные ощущения ориентироваться, и еще на что-то в себе, чего сама не понимала, если честно… Но все в ней совсем не опасалось Захара. Скорее, наоборот, тянулось и с жадностью прислушивалось к мельчайшим деталям.

Этот мужчина вызывал в ней бешеное любопытство и интерес, который она практически не могла утолить. А ведь, учитывая ее состояние, казалось, Лэле вообще сейчас не должно было быть ни до кого дела, с собой бы разобраться… Но нет, Захар будоражил ее мысли так, что и головокружение отходило на второй план, да и боль становилась не столь навязчивой.



— Захар. Только дальше не продолжай, — с весельем, которое она ощутила, поддел, представился он, ставя капельницу утром. — Программу школьную у нас все неплохо учили. По жизни наслушался.

Против воли и она усмехнулась, само в памяти «Беркут» всплыло. Точно, имя героя исторического романа, да и жил в Карпатах… Она же здесь? Вроде да.

Эти мысли отвлекли от легкой боли, пока сам Захар ей иглу в вену вводил.

Кто он? Как именно помогает ей? Зачем? Какой он?..

Последний вопрос был почему-то особо животрепещущим. Лэля не видела, но складывалось впечатление, что он просто огромный, массивный, что ли… Не толстый, уж это ей довелось ощутить всею собой, когда Захар так легко и просто пронес ее по всему своему дому, а на обратной дороге позволил самой медленно изучить путь «по стене» руками, чтобы хоть немного сориентироваться, совершенно не тяготясь ношей.

Его тело воспринималось большим, твердым, словно вытесанным из камня, но при этом таким теплым, даже горячим, будто у него вечный жар. Или это она мерзнет ненормально, а здоровый человек и должен тепло излучать? Не знала, не помнила, но Лэле хотелось к нему теснее прижаться, чтобы согреться. И она поддалась, хоть и стеснялась пуще прежнего, прижималась. Камень не мог быть таким теплым и живым. Может, дерево? Огромный дуб… Да, в ее, сейчас точно не совсем здравом сознании, временами Захар ассоциировался с дубом… Или нет! Вообще не то!.. Еще с чем-то… Кем-то… Не могла образ уловить. Какой-то зверь… Не выходило вспомнить, подводила память. Это нервировало, забирая всякую уверенность.

Так или иначе, утром все повторилось: он вновь ее отнес в ванную комнату на руках и находился рядом. Правда, в этот раз позволил назад вернуться своими ногами, ощупывая обе стены, чтобы представить себе более-менее картину помещения в целом. Руки Захара при этом плотно обхватывали талию Лэли, словно страхуя, и он продолжал ее будто бы своим телом окружать. Но, несмотря на массивность Захара, не возникало ощущения подавленности, скорее полной безопасности и защиты. А еще как-то «по-своему», словно бы с ним рядом была на верном месте, хотя они и не были знакомы ранее, насколько Лэля поняла.

В этот момент, отвлекая ее от воспоминаний, руки Лэли коснулось теплое и влажное полотенце, наверное, Захар то заранее прихватил, подозревая, что может понадобиться. И он принялся аккуратно оттирать те самые капли меда, что стекали по ее пальцам, а она слизывать не успевала.

— Эй! — если честно, смутившись, попыталась руку забрать. — Этот мед слишком вкусный, расточительство его вытирать, я слизать хотела…

Ее окончательно затопило удушливой волной смущения, когда Захар вдруг низко и тепло рассмеялся на такое заявление. Пересел на диван, где она и провела все это время, оттирая сладость. Леля ощутила, как подушка прогнулась под его весом.

— Вот чего-чего, а этого меда у меня полно. С моей же пасеки. Не надо облизывать, я тебе еще дам, — почему у нее по позвоночнику теплая дрожь шла, когда он говорил? Еще и таким тоном, словно укутывая, успокаивая. — Я рад, что он тебе понравился…

— Ты пахнешь этим медом, точно, — улыбнулась она, глубоко вдохнув и вспомнив, что он вчера говорил про проверку ульев. — А еще чем-то острым и холодным… Не помню, — покачала головой. — И травами…

Захар вновь тихо рассмеялся, будто бы даже давясь смехом, не желая в открытую, но и как бы… Лэле было сложно понять всю гамму эмоций, ощущений и каких-то отголосков, которые она почему-то воспринимала. Все перемешалось в голове, усугубляясь болью и головокружением. Однако ей казалось, что она почти чувствует и некую настороженность в мужчине напротив, пусть тот и продолжал посмеиваться; какую-то глубокую задумчивость.

И ее вдруг прям душить от обиды начало, что она не видит его: ни этой улыбки, ни веселых искорок в глазах… Какого те цвета? Ни того, как меняются его черты от веселья или внимания. Да и каков он, вообще, не представляла! Только смутные ощущения габаритов и того самого жара…

Было ужасно не владеть собственными глазами! Мир стал совершенно непонятным и непознаваемым. Да и эти чертовы провалы в памяти удручали!

— Можно я коснусь твоего лица руками? — вдруг попросила робко, подстегиваемая бушующим раздраем внутри себя. — Пожалуйста… Совершенно не могу сориентироваться. Хоть так попытаюсь… «увидеть» тебя?

