Калиновый мост

Глава 8

Пес был огромным. И даже такое определение казалось приуменьшением, если вдуматься, что она о домашней собаке говорит. Огромный, лохматый и массивный, судя по ее ощущениям, да и по смазанным контурам тела, которые она пока только и видела…

Но сегодня Лэле страшно не было. Теперь нет, не тогда, когда рядом сидел Захар, обнимая ее за плечи одной рукой, а вторую опустив на холку того самого Блуда.

— Охранять и защищать свою хозяйку. Понял, Блуд?.. — она почувствовала, что Захар второй рукой спустился псу на морду, почесывая.

И это он с псом сейчас разговаривал. Веско, сурово, с легким рокотом перекатов тона, но и так… вроде Блуд его дословно понимал, что тоже должно было бы показаться Лэле странным. Нечто внутри ее сознания считало, что такое общение с домашней собакой — весьма нестандартное. Хорошо, пусть и с псиной, тренированной по какой-то там программе, о чем Захар ночью упоминал… Казалось, что обычно хозяева совершенно иначе дрессируют своих питомцев.

Захар же с Блудом именно разговаривал. Медленно, внятно, тем самым глубоким голосом, которым ее ночью сегодня после кошмара успокаивал. Говорил очень четко, повелевающе, непререкаемо, точно инструкции в голову животному вкладывал. А голова эта, кстати, у Лэли на коленях сейчас лежала. Тяжелая голова… Все же псина еще массивнее, чем она представляет, наверняка. Но, в отличие от прошедшей ночи Лэля не испытывала ни капли тревоги или страха.

Наоборот, немного завороженная звучанием голоса Захара, интонациями, с которыми он псу… распоряжения давал, вот не сказать иначе (!), она тоже медленно поглаживала и почесывала Блуду морду, расправляя эту мохнатую шерсть. Смеялась, когда влажный нос ей в живот тыкался. Чесала за ухом и сама почему-то тихо млела, когда животное в ответ на эту ласку слабо, довольно урчало и лизало ей пальцы горячим шершавым языком… Так, что у Лэли колени тряслись от собачей радости. Но ей все равно нравилось.

Кажется, они все по-своему балдели от происходящего, даже Захар, который продолжал внушать своему животному, что Блуд должен Лэлю оберегать, защищать и охранять от любой угрозы, да еще и ориентироваться в пространстве помогать…

— С ролью поводыря он вполне справится, пока ты совсем не поправишься, — тихо проговорил мужчина, дразня ее щеку своим дыханием.

По спине мурашки от этого, приятные, горячие. Румянец расцветает на щеках, а она пытается разобрать смысл слов.

Как зверь должен был его понять? Лэля не представляла. Ей вот, вообще, очень сложно думать вдруг стало рядом с мужчиной. Потому решила, что Захару виднее — это ведь его пес.

Она же просто блаженствовала, готовая вот-вот начать довольно урчать, подобно самому Блуду. Воспоминания о ночном сне (?), кошмаре (?) затерлись и приглушились. Остались такими же четкими, она могла ответить на все вопросы Захара о том, что ей снилось, в деталях, но уже не так резали сердце и душу. Как очень давний эпизод. Словно тот голос Захара ночью, его слова, жаркие, надежные руки, обнимавшие, пока не встало солнце, само стремление ее успокоить изъяли, извлекли боль у Лэли из души, оставив лишь картинки.

Странно, если подумать… И ведь было над чем! Кто такая Юля? Почему Лэле было так больно во сне от мысли, что она умерла? Подруга? Родственница? Отчего сама Лэля так ненавидела ту церковь, которую, похоже, знала до последнего закутка? Отчего в неминуемом наказании была уверена?.. За что, кстати?! И почему есть ощущение, что ей не впервые доводится с душами или духами пересекаться, и за это Лэлю тоже никогда не хвалили, судя по всему? Будто бы в ее воле выбирать… И она в это верит?.. В сами… что? Приведения? Уффф!

Одни вопросы…

Только размышлять как раз и не хотелось. Лишь так же сидеть, блаженствуя и гладя Блуда; чуть рассредоточено вслушиваться в то, что Захар питомцу говорит и самой впитывать надежное и какое-то очень живое тепло мужчины, наставляющего зверя…

Откровенно говоря, Лэле казалось, что ее сейчас два зверя окружают. Один удобно устроился тяжелой мордой на коленях, лапами улегшись на ступени крыльца, где они все сидели, и позволяя ей гладить его. А второй сам обхватил плечи Лэли, притиснув, прижав крепко к своему боку, хоть и делал вид, что просто обнимает…

И не тот, что утробно урчит, уткнувшись влажным и прохладным носом в ее живот, самый опасный, пусть и реально на теленка по размерам смахивает, да и пасть полна острых зубов.

Захар ощущался куда более серьезной угрозой.

НЕ для нее, Лэля помнила, что мужчина как-то говорил. Ощущала, что он даже не посмотрит в ее сторону с лихим намерением. Но также явно улавливала то, на что, быть может, и не обратила бы внимания, имей возможность сейчас глазами, а не чутьем оценивать.

Этот мужчина излучал мощь, как те горы, в подножии которых они находились. Без слов и угроз давал понять, что умеет оберегать и отстаивать свое, защищать границы собственных владений, что физических, что метафорических. Быть непримиримым, жестким и жестоким… Неумолимым, как те самые горы, если кто-то посягнет на его вотчину. Очень опасным.

И ее он внутри всех этих границ и рубиконов уже однозначно определяет. Будто… Будто… Нет! Никак слово не могла найти в чуть «хмельной» от странного жара и тревожного волнения голове. Не плохого, нет, очень хорошего, но сбивающего с мыслей и логического пути мышления. Словно он ее присвоить собирался… Уже. В свое единоличное пользование… Но и это не совсем верное описание. Нечто еще более глобальное. Наяву и во сне.

А еще какое-то очень сильное напряжение и смуту в глубине сути мужчины, источник которых никак разобрать не могла.

Страшно? Снова нет, как и с Блудом теперь. Рядом с Захаром она вообще это чувство, страх, забывала. Почему? Еще один вопрос без ответа пока.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Однако Лэля очень четко и явно сейчас ощущала жар и мощь, исходящие от него, потребность, что мужчине вены жгла, кажется… тем не менее, полностью подчиненная титаническому контролю Захара.

Ну… почти подчиненная.

Буря, бушующая под плотным покровом воли мужчины, очевидно, была не менее мощной, и потому то и дело как бы прорывалась всплесками такого дикого «голода» и жажды к ней, что и Лэлю жаром окатывало. Тонкие волоски по телу дыбом вставали, как в поле шаровой молнии. А она реально чувствовала то, что бушевало у Захара в груди. И самой покориться хотелось всему, что он пожелает от нее…

Фантасмагорично! Нереально, совсем нерационально. Невозможное…

Но в то же время так интенсивно все! Так неожиданно интимно близко. Исключительно «настоящее».

В такие мгновения даже Блуд как назад подавался, словно «проседая», отступая перед дикой мощью хозяина. Пригибал голову, признавая его силу и власть. Демонстрировал покорность, не смел и на толику ее внимания претендовать, убирал морду из рук Лэли.

— Захар!..

Рассмеялась в очередной подобный раз, не до конца понимая, что сама выдумывает, вынужденно погруженная в ограниченный мир фантазий, взбудораженных чувств, домыслов и догадок, а что на самом деле происходит. Блуд виновато рыкнул и отступил назад, сползая с ее коленей. Казалось бы, и облегчение, по правде увесистый пес, но ведь и приятно было чувствовать тепло и расположение этого живого существа, которое и вчера о ней заботилось, хоть Лэля неверно все истолковала.

Ориентируясь на звуки, собака тяжело потопала чуть в сторону и, недовольно фыркнув, улеглась на землю.

— Что? — вот вроде и невозмутимо спросил, а ей отозвалось немного смущенным весельем внутри, не ее, отголоском эмоций Захара.

Разве бывает так?

— Мы же с ним знакомимся! — фыркнула и она, как-то непроизвольно придвигаясь ближе к Захару.

Или он ее подвинул, чуть плотнее плечо сжав? Но Лэля точно не была против.

— Он уже с тобой познакомился достаточно, — тем же ровным тоном… Удивительно, как тот ему удавался, учитывая все, что в груди Захара бурлило, отзываясь внутри нее как маленькими электрическими вспышками. — Мне важнее, — вдруг добавил с настоящей жадностью, разрушив все свое притворство. И наклонился ниже, уже впритык к ее волосам, вдохнув глубоко и шумно, будто задыхался все это время…

— Что важнее? — уточнила, стараясь взять под контроль собственное дыхание, но удавалось плоховато. Рядом с ним ее реально лихорадило, но как-то по-хорошему.

— Узнавать тебя! Все. Как улыбаешься, хмуришься, дышишь и думаешь. Как пульс твой стучит под кожей, как плавно двигаешься… Любой нюанс, любую мелочь… — он уткнулся носом в ее висок, задевая кожу скулы губами, заставляя Лэлю дрожать.

— Разве можно движение мыслей в голове или крови под кожей услышать? — стало забавно от его ответа.

— Можно все, — чуть снисходительно ответил Захар. — Важно то, насколько хочешь и умеешь себя контролировать.

Не поняла…

— Но ты и так знаешь все, что помню о себе я. Может, больше меня понимаешь, — губы сами расплылись в какой-то блаженной улыбке. — Сон вон, и тот рассказала.

— А мне все равно мало, — вдруг пророкотал низким шепотом, но и словно признаваясь в том, что уже не контролировал, как извинялся перед ней за вероятные последствия такой потребности.

Захват его рук на ее плечах стал жестче, сильнее, но мужчина еще держался, кажется…

Они не говорили о том, что ночью было. Не обсуждали ни поцелуй, ни то, что спали в одной постели, ни то, как крепко Захар обнимал ее всю эту ночь. У них, в принципе, не особо много разговоров выдалось, если личных тем касаться. Все на интуицию и некое предощущение отпустили, на инстинкты и подсознание полагались, которое все определяло само за них… Но именно в этот момент Лэля не настаивала и сама разговоры не заводила.

У нее имелось слишком мало исходных данных о мире в целом, а этот мужчина… Он ощущался таким родным! Настолько необходимым, правильным и «своим»!.. Ей тоже его присвоить хотелось! Навсегда. На что угодно пойти, лишь бы Захар и дальше, всю их жизнь, каждым днем и каждой ночью дорожил, не желая, как и сейчас, ни секунды общего времени делить и с питомцем!

Дикость какая-то… Откуда настолько далеко идущие планы?! Глобальная перспектива, но видящаяся нынче ей невероятно желанной! Уже до ее внутренней дрожи!

И… Он первый наклонился, потянувшись к ее губам. Но и Лэля не отстранялась. Ей даже неловко из-за этого не стало! Где-то внутри головы вспыхнула мысль, что с точки зрения кого-то, кто был важным в прошлом, это неверное и осуждаемое поведение, и она, вообще, не имеет права быть такой счастливой…

Но тут же пропала, растворившись при первом касании твердых и таких нежных губ, горячих, полных страсти и жадности по ней, самому ее вкусу!

— З-а-х-ар!

Хотелось стать откровенней, более открытой. Показаться искушенней и искушающей… Но ей не хватало ни опыта, ни знаний, ни понимания о том, как это все осуществить. Только и смогла, что имя его выдохнуть, признавая и открывая всю себя для него этим беззащитным возгласом девичьей капитуляции.

Потянулась руками, обхватывая его щеки ладонями. Лицо Захара было напряжено так, словно он терпел невыносимую боль, сжимая зубы до костной крошки. Будто едва скрывал некую муку, которая терзала его нутро адовым пламенем, а не ее целовал.

Это полностью сбило Лэлю с толку!

Она попыталась отклониться немного, не совсем уловив, испугавшись, растерявшись, что чего-то не замечает за собственным странным сладким дурманом, кружащим голову.



Однако он уже не позволил ничего подобного! Твердые, чуть суховатые, обжигающе-горячие губы целиком накрыли ее рот, глотнув потерянный вдох.

— Что, лэля моя бесценная? — уточнил между короткими поцелуями тем же шепотом, но с низким грудным рокотом, вибрацию которого она хорошо ощущала, крепко прижатая к огромному мужскому телу. И уже почти привыкла к такому тембру.

Чуть сжал губы, отпустил. Короткими и сильными поцелуями-ожогами по скулам ее прошелся. Такое чувство, что в ее груди, а не в его, такая буря бушевала! Или она ошибается, придумывая непонятно что?..

— Почему ты меня так называешь? — улыбнулась, пытаясь как-то сгладить, спрятать свою растерянность и неловкость.

Но, несмотря на все, ощущала себя безгранично счастливой отчего-то! Как на солнце вышла из темного подвала, и впитывала его тепло всем телом, аж золотом искрилось под веками.

Только ее солнцем, похоже, Захар становился.

— Как? «Лэля»? — улыбнулся, судя по звукам, и он, его дыхание ее щеки дразнит. — Не знаю. Нежно, ласково к тебе хочется обращаться. Даже звуками лелеять. Вот и всплыло в памяти…

— Нет, «бесценная», — почему-то довольно, но и смущенно зардевшись, шепотом выдохнула Лэля. — Я же обычная самая…

Блуд как-то вяло рыкнул сбоку, может, назойливую муху прогонял, но к ним вновь не лез.

— Ничего в тебе обычного нет! — резче фыркнул Захар, прижал ее к своей груди, вновь в волосы лицом спрятался, глубоко дыша. — У меня такое чувство, что мне в руки сокровище дали нежданно-негаданно, ведь не заслужил ничем… Не герой и не самый достойный, на всякое способен, да и не всем, что делал ранее, горжусь… А тут ты… Настоящее сокровище, неизмеримо бесценное… Только для себя хочу тебя, чтоб даже солнце у меня разрешение тебя коснуться лучами спрашивало. Не оспаривало моего права тебя согревать, — тише признался таким хриплым шепотом, что у нее по позвонкам дрожь прошла! И от тембра, и от смысла! — Но и всю важность твою я понимаю.

Замолчал. И она не могла найти силы прервать тишину. И оба так близко! Впаиваются друг в друга, подстраиваются…

— А «ненаглядная» почему? — ломающимся голосом, потому что горло горячим комом перекрыло внезапно от избытка эмоций к нему, наконец уточнила.

Сама обняла Захара, едва сумев руками обхватить его грудь. Огромный, мощный! А ей не страшно рядом с ним. Так покойно, как никогда, кажется.

— Потому что насмотреться на тебя не могу, лэля, — усмехнулся Захар по-доброму как-то, так, что это и в голосе лучилось, вновь окатив ее счастьем.

— И я тебя хотела бы видеть, — вздохнула она. — Знаю точно, что не могла бы взгляд отвести… Ночью показалось, что стало лучше, что рассмотрела что-то, лицо твое… Но все еще нет. Все размыто, размазано, — грусть просочилась в голос, хоть она и не хотела, чтоб создавалось впечатление, будто ноет или жалуется.

— Увидишь, бесценная. Я все для этого делаю! — уверенно и как-то неожиданно жестко заявил Захар, как клятву давал. Опять коротко прижался к ее рту своим. Похоже, боялся не удержать себя в руках, если дольше секунды поцелуй продлится, прям как вибрировал весь под ее ладонями. Держал себя своей же волей, не позволяя ничего более. — Ведь уже лучше, помогает лечение. Теперь же и силуэты различаешь, не только свет.

Да, он был прав, с утра она различала больше, чем вчера: и массивный силуэт Блуда, и даже внушительную фигуру самого Захара… Мир теперь казался большим и разноцветным калейдоскопом! Рябило все! Но все равно так хотелось в глаза его заглянуть! До какого-то внутреннего зуда прямо! Ведь ночью удалось! Может, свет солнца мешает?

— А давай в село поедем? Тут недалеко, под горой, — вдруг предложил Захар, словно пытаясь ее отвлечь от печали, и такую мимолетную грусть развеять. — Попробуем купить там все то, что тебе для хлеба нужно, пока утро и рынок еще есть. А вернемся, и я печь исправлю. Тоже недолго, думаю, за пару часов справлюсь. Да и Блуда испробуем в качестве твоего помощника. В городе не стоит пока людей пугать, как ни крути, крупный он, а ты с непривычки можешь сама растеряться. Ну а в село можно, меня с ним там знают, привыкли к нашему «теленку», — весело, как между делом говорил Захар, не позволяя ей к прошлой теме возвращаться.

— Да, давай. С удовольствием хлеб испеку… — задумавшись, кивнула она с радостью.

Хотя головой Лэля зацепилась за эти определения… «Нашему», и еще, инструкции давая псу, он ее «хозяйкой» назвал… Такие серьезные обозначения, а он их так свободно озвучивает.

Несерьезно?.. Или, наоборот, Захар такой человек, что быстро и взвешенно принимает решения, сразу расставляя приоритеты и все точки над «и»? Разобраться бы…

— Ох, — вдруг отвлеклась и занервничала. — А если я не смогу сейчас испечь? Перепутаю ингредиенты? Неправильно оценю степень готовности закваски и теста? Не видя… — в какую-то неожиданную панику впала. Захотелось для него лучший хлеб в жизни испечь!

— Не волнуйся, лэля, справишься, я уверен, — он спокойно погладил ее затылок, слегка надавливая. — Твои навыки и умения при тебе, не делись никуда. А я буду твоими глазами, если только пожелаешь, — вновь ниже склонился к ее лицу, перебирая волосы.

Она вновь застыла, в который раз за утро оглушенная горячей волной тяги к этому мужчине! Их необъяснимой, но настолько ощутимой связи, словно заговоренными нитями руки… Нет… Сами души оплетены! С одной на другую веретено переброшено…



— Разве бывает, чтоб так везло, как мне сейчас? — растерянно выдохнула, не сразу осознав, что вслух сказала. Смутилась, уткнулась ему в грудь лицом.

А Захар вдруг рассмеялся, тепло, но вроде и с некой горчинкой…

— Мало кто меня «везением» назвал бы, ненаглядная, — как-то уж слишком ровно отозвался мужчина. — Вообще не так. Скорее «карой небесной».

Застыл, как прислушивается к ней. А она к нему. Само так получилось, будто на его «волну» настроилась, отголоски эмоций и мыслей уловила… Хотя разве можно так человека понимать, которого знаешь пару дней всего? И даже не видел никогда? Любой рационалист рассмеялся бы. Но Лэля, судя по всему, и ранее рациональностью не отличалась. Или с памятью ту потеряла!

Вот и сейчас прям ощутила новый поток разрядов, прокативших по его мышцам и нервам. И какую-то бездну в его груди, от чего мороз по коже прошелся, леденя и тревожа совсем иначе. Бездонную пропасть, полную непонятной ей решимости, отчаяния, смирения и… чего-то настолько неистового, что Лэля и не сталкивалась никогда ни с чем, хоть отдаленно в состоянии сравниться с накалом, который он от нее утаить пытался!.. Или от всех в этом мире, а она «услышала»?

— А мне кажется, что ты не просто везение, а огромное счастье! Мое… — едва слышно. — Не верится просто, — все так же застенчиво, но упрямо пробормотала она из своего укрытия.

Захар больше не возражал, сжав на мгновение ее сильнее в своих объятиях, точно что медвежьих. После чего поднялся, легко свистнув.

— Блуд, готовься, выгуляем тебя, опять попугаем наших соседей, — с каким-то весельем крикнул собаке, на что пес отозвался радостным громогласным лаем, будто все понял.

У Лэли в ушах зазвенело, но сама рассмеялась, не сумев удержаться после такой открытой реакции животного. И Захар хохотнул, помогая ей встать.

— Пошли, обуем тебя, по селу босиком ходить не стоит, — не выпуская ее из своих рук, повел к более темному пятну входа.