Калли

Джек Иган «Калли» Jack Egan «Cully» (1963)

Восемьдесят футов оцепенелой черной воды висели над ним, словно саван Смерти, но он все еще слышал свое прерывистое дыхание. И еще кое-что. Калли сосредоточился на этом звуке и на ритмичном биении своего сердца. Каким-то образом он должен был сохранить свой рассудок… или свою душу.

Спустя час осторожного дыхания и изучения ощущений своего тела Калли понял, что может двигаться. Он согнул руку; крупинка золотого песка взмыла вверх в темной воде. У нее был приятный цвет, контрастирующий со зловещими оттенками моря. Через несколько мгновений он попытался сесть, наслаждаясь завесой из сверкающих металлических зерен, крутящихся вокруг него, когда он двигался.

И другой звук. Жужжание в его голове; далекий гул еле слышных голосов, принадлежащих другим разумам. Слова кружились, складываясь в головокружительные узоры, которые он не мог понять.

Вскоре после этого Калли обнаружил то, благодаря чему он все еще был жив и дышал: костюм. Желтый пластиковый водонепроницаемый костюм с оранжево-черным щитком на левом нагрудном кармане и прозрачным шлемом-пузырем. Он почувствовал тяжесть на своей спине и осмотрелся: два баллона с воздухом, регулятор к ним, радио и… и ящик.

Костюм, баллоны, регулятор; радио, черная вода, ящик; песок, море, тишина.

Калли задумался о своем мире. Он был маленьким; он был постижимым; он был неполным.

Где это?

«Где что?» Он знал, что у него есть голос — средство общения между людьми своего вида с использованием низкочастотных тепловых волн, вызванных возбуждением молекул воздуха. Почему он не мог заставить это работать?

Слова. Тысячи слов, в его подчинении. Чем они были? Что они имели в виду? Он неловко заерзал в тесном желтом костюме, высматривая на ближайшем горизонте…

Где это?

Смутный зов раздался из-за черной морской завесы. Беспристрастно, поскольку он ничего не мог поделать, чтобы остановить их, он наблюдал, как его ноги поднимаются, движутся вперед, опускаются; поднимаются, движутся вперед, опускаются. Забавно. У него было чувство, представление, что это действие имеет смысл. Это должно было вызвать некую реакцию, совершить что-то. Он удивился правильным движениям своих ног. Одна из них болела. Боль — это ощущение страдания, вызванное перегрузкой сенсорных элементов в теле; боль — это плохо, потому что она указывает на то, что что-то не так.

Что-то определенно было не так. Что-то шевельнулось в мозгу Калли. Он остановился и сел на песчаное морское дно, грациозно, как балерина. Он осмотрел свою ногу. В желтой пластиковой ткани была крошечная дырочка, из которой сочилась тонкая красно-черная нить. Кровь. Он понял.

Он истекал кровью. И ничего не мог с этим поделать. Он встал и пошел дальше.

Где это?

Калли поднял голову, досадуя на эту раздражительную мысль.

— Уходи, — сказал он низким умоляющим голосом. От этих звуков ему стало легче. Он стал бормотать себе под нос:

— Вода, черная, п-песок, больно. Боль. Радиобаллоны…

Это звучало неправильно. Через несколько минут он замолчал. Многомыслей зовут его. Он должен идти к многомыслям.

Если его нога кровоточит, значит, что-то случилось; если что-то случилось, значит его нога кровоточит.

— Нет!

Если что-то случилось, то, возможно, произошло нечто другое — до этого. Но как что-то могло произойти в мире ровного золотого песка и оцепенелого моря? Наверняка тут что-то не так. Неправильно: состояние неправильности; произошло что-то неправильное. Калли уставился на края неподвижной завесы перед ним.

Где это?

Это была вдохновляющая, многообещающая концепция. Нет слов; просто ощущение, что что-то чудесное находится вне досягаемости. Но этот голос отличался от многомыслей. Он направлял его тело; его разум был занят этим путешествием.

Однообразие моря и песка стало невыносимым. Почему-то это было слишком правильным. Калли почувствовал гнев и поднял клубы песка. Это немного нарушило однообразие. Он подбросил еще больше песка, пока он не закружился вокруг него густой золотой дымкой, затмевая ужасную пустоту моря.

Он почувствовал на боку еще что-то тяжелое. Нащупал кобуру и пистолет. Оба предмета были ему незнакомы. Он снова беспристрастно наблюдал, как его рука вытаскивает черный предмет и обхватывает его ладонью и пальцами. Его тело, очевидно, было знакомо с этим предметом, хотя он казался странным его глазам. Его палец автоматическим движением скользнул в скобу спускового крючка. Его ноги все еще двигались под действием двух побуждений: понукания многомыслей и чего-то еще, похороненного в нем. Стремление. Вверх-вниз, вперед-назад.

Где это?

В нем вспыхнули гнев и разочарование. Он выбросил вперед руку с пистолетом наготове. Медленно повернулся. Сквозь оседающий след из взвешенного песка ничего не было видно.

Он снова начал двигаться. Что-то заставило его ноги шевелиться. Он шел сквозь пелену Смерти, пока не почувствовал напряженное пение в своих нервах. Иррациональный страх зародился в нем, спустился по спине, и Калли содрогнулся. Впереди было что-то. Два мотива: попасть туда, потому что оно (или они?) зовет; либо попасть туда, потому что он должен.

Где это?

Мысленный голос был взволнованным и требовательным. Что-то было снаружи, помимо однообразия. Калли пошел дальше, оставляя за собой золотой след. Завеса смерти раздвинулась…

Волнообразный сад сине-золотых лент внезапно поплыл к нему неощутимым течением. Калли замер очарованный. Они струились перед ним, их цвета завораживали и гипнотизировали.

«Подойди ближе, землянин», — успокаивающе бормотали в его голове многомысли.

«Вот оно!» — воскликнул мозг Калли.

Разум Калли замер, загипнотизированный, но его тело двигалось по собственной воле.

Он снова пришел в движение. Его разум и многомысли говорили: задача почти выполнена. Осталось только одно дело, которое необходимо завершить.

Руки Калли зашевелились. Они вытащили из рюкзака маленький черный ящик. Он двинулся прямо в гущу сплетенных, окаймленных золотом растений. Маленькие щупики-спикулы вылезли из их гибких стеблей и бесчувственно вонзились в тело Калли, чтобы насытиться. От многомыслей пришло чувство полного удовлетворения.

Мозг Калли посылал новые приказы.

Ложитесь. Это было коллективное понятие. Лежите спокойно. Мы друзья.

Он ничего не мог понять. Они произносили слова, но слова были выше его понимания. Его голова в отчаянии тряслась. Голоса внушали ему чувство ужаса от того, что делали его руки, но он не мог контролировать свое тело. Как будто оно не принадлежало ему.

Черный ящик теперь лежал на песке среди колышущихся растений. Пальцы Калли потянулись к ящику и коснулись небольшой панели. Беззвучный щелчок пронесся сквозь тьму. Странно красивые, усыпанные золотом синие растения начали корчиться в танце. Их спикулы отдергивались и кололи, отдергивались и кололи. Раздирающий беззвучный крик разорвал тихие воды.

«НЕТ!» — плакали они. Это была команда запрета, отказа, смешанная с жутким криком. «Выключи это!»

«Прекрати, прекрати!» Калли попытался что-то сказать, но не нашел слов. Он попытался закрыть уши через шлем, но крики продолжались. Эмоции взбурлили воду: боль, страдание, упрек. Калли всхлипнул. Что-то здесь было не так; что-то убивало растения — такие красивые синие штуки! Растения скручивались, умирали. Он смотрел на них, ошеломленный, не понимающий, слезы текли по его лицу. Что они от него хотели? Что он наделал…

Где это?

Материализовалось другое направление; новая концепция желания.

Тело Калли повернулось и поползло прочь от чудесного умирающего сада, не обращая внимания на мольбы, теперь слабо плавающие в оцепеневшей воде. Он стряхнул маленькие частички золотистого песка, оставив низко лежащую россыпь вдоль дна, сзади, у маленького черного ящика в саду. Растения, ящик — все было уже позабыто. Калли пополз дальше, не зная почему. Начался подъем; этот сюрприз застал Калли врасплох. Изменение однообразия!

Где это?

Голос снова стал настойчивым. То, что он желал было уже близко, прямо перед ним; он не оглядывался на черный водоворот на морском дне. Его ноги работали, грудь вздымалась, слова крутились в его голове. Он добрался до вершины подъема.

Внизу, в центре неглубокой золотой чаши, плавал длинный сверкающий цилиндр. Даже отсюда он знал, какой он огромный. Он знал о нем и другие вещи: какой он тяжелый; чем он является; что в нем есть другие подобные ему. Он бывал в нем раньше. И они его ждали. Он пошатнулся.

— Капитан! А вот и Калли! — крикнул мичман из шлюза, — Посмотрите, что они с ним сделали!

Серые глаза старика смотрели на происходящее без видимых эмоций. Он смотрел, как жалкий, истекающий кровью, желтый пластиковый мешок подполз к кораблю и глянул вверх. Их руки потянулись вниз и подняли Калли в шлюз.

Они сняли с него костюм и с отвращением уставились на того, кто когда-то был мужчиной. Белый шрам зигзагом пересекал его лоб. Капитан наклонился поближе, чтобы оказаться в поле зрения тусклых синих глаз.

— Это был храбрый поступок, Калли. Вся система благодарна тебе. Венеру нельзя было колонизировать, пока эти каннибалы были там, чтобы пожирать людей и сводить их с ума.

Калли потрогал шрам на лбу и уставился невидящим взглядом в сострадательные глаза старика.

— Мне жаль, Калли. Нам всем жаль. Но другого пути не было. Префронтальная лоботомия, разрушение твоего речевого центра… это был единственный способ пройти мимо телепатов и уничтожить их. Прости, Калли. Человеческая раса долго будет помнить твое имя.

Калли улыбнулся старику, слова крутились в его мозгу; но он не понимал их.

Где это?

Пустота все еще была там.

Перевод — Beksultan