Кассеты Шохина

Кассета первая

Ну вот. Проверил, пишет вроде нормально. Так что можно начинать... Я еще вчера придумал — что делать с Колькиным подарком. Колька мой сосед. Он у нас в классе вожатым был раньше... А в прошлую пятницу у меня был день рождения, а его забирали в армию. И он подарил мне все свои кассеты! Шесть штук. Сказал, все равно потом не до них будет... Он к родителям возвращаться не хочет. Всю жизнь с ними жутко ругался. Я их через стенку часто слышал. Он хочет после армии в тайгу, с геологами... Ну, а я не какой-нибудь меломан, и так времени не хватает. Загонять неудобно, все ж подарок... А вчера вот что в голову пришло: начну рассказывать про то, как живу. Когда-нибудь будет здорово интересно послушать себя самого. Если так посмотреть — ведь сколько всего каждый день случается! А говорю тихо из-за предков. Решат еще, что психом стал... Ночь кругом, а я бормочу неизвестно что. Сегодня двадцать четвертое октября. Кончается уже. Скоро каникулы, ура! Поездим с Сашкой в Архангельское, порисуем. Сашка мой лучший друг, с четвертого класса вместе сидим. Немецкая Селедка, наша классная, Сашку не любит. Называет никчемным и бестолковым. Только это чепуха! Ему просто дико скучно в школе, вот и читает на всех почти уроках и учится средне. Такие книги, которые он уже читал, сама Селедка в жизни небось не открывала! Рисует он ничего. В художественную школу, где учусь, сто раз его тащил. Но он чего-то стесняется. С натуры Сашка рисует, конечно, слабее меня. Потому что редко. А вот свои сны — очень клево! В художке я сказал одному, а он: «Сон? Да я их задней левой десяток за час нафигачу!» Трепло. Пусть сначала попробует... А завтра Илья Ильич выходит! Снова нас поведет. Наконец-то выздоровел... Притащу ему летние наброски и этюды, интересно, что скажет. А сегодня, когда шел из художки, так смешно с одной девчонкой познакомился! И сама девчонка смешная. Металлистка, говорит. Но не потому, конечно, смешная, что в шестом и что металлистка... Так, вообще. Не видал еще таких. Влип с ней в одно приключение. Завтра увидимся на Арбате. Пойду туда с Борькой. Он уже кончает художку. На Арбате подхалтуривает. А мне там надо наброски поделать к композиции — задали тему «Москва»... А эта девчонка — Оля — просто так придет, с друзьями... Ой, вроде мамины шаги! На всякий случай вырубаю... Все.

Пожалуй, ничего особенно смешного в знакомстве семиклассника Владика Шохина с Олей не было... Произошло оно, скорее, не совсем обычно. Как люди знакомятся? Люди тринадцати-четырнадцати лет? Как правило, в компании. На дне рождения, например, или слушая у кого-то музыку, или просто вечером — в местах, известных тем, что все тут собираются... И постепенно выясняется, что кому-то говорить друг с другом намного интересней и приятней, чем с прочими. В основном бывает так. А тут — шел себе Владик домой, шуршал листьями и вдруг услышал:

— Эй, чувак, поди-ка сюда!

На территории детского садика около песочницы стоял то ли пацан, то ли девчонка — от грибка падала тень, и разобрать было трудно.

— Перебьешься,— осторожно ответил Владик. Однако остановился.

— Ну поди, по-хорошему тебя просят... Испугался, что ли?

«Дешевая подначка»,— подумал, усмехнувшись, Владик и нерешительно перелез через низкий забор детского сада.

— Этого хмыря помоги поднять, а? — сказала девчонка, тряхнув лохматыми волосами, и Владик увидел криво сидящего у ножки гриба мужчину.

— Вставай, дядь Паш... В милицию захотел, да? Они-то быстро подберут! — задергала его девчонка за воротник плаща.

— О-ля,— сказал мужчина. — Из триста седь-мой квар-тиры.

— Да, да! — насмешливо и сердито ответила она. — Это Оля. А это дядя Паша из триста восьмой! Дурака тут валяет. Что, за тетей Леной сбегать?

После одной неудачной попытки мужчина все-таки встал. Владик пошел справа от него, придерживая за тяжелую руку и дыша в сторону... Шли молча, девчонка за всю дорогу не сказала Владику ни слова. И так же молча оттащила его за локоть на лестницу, когда они поднялись в лифте и она позвонила в триста восьмую...

— Та-ак! — услышали они резкий, заплаканный голос.

«Тетя Лена?» — подумал Владик.

Дядя Паша ответил тихо и невнятно, зашумел обо что-то внутри, и дверь захлопнулась.

— Я бы, конечно, и без тебя обошлась, — сказала Оля. — Но все равно спасибо. Теть Лена без конца моей мамке плачется на его пьянку.

— Она тебя что, просила его найти? — удивился Владик.

— Меня? Еще чего! Мне этот дядя Паша — до лампочки!..

— Ну и тип! — Владик пожал плечами. — Прямо из «Фитиля».

У девчонки был короткий вздернутый нос и разные глаза. Или это электричество путало цвет? «Да нет, — поправил себя Владик, — оно, наоборот, должно скрадывать!» Один глаз под светлой челкой был как будто карий, другой — не то желтоватый, не то зеленоватый. Узкие губы загибались твердыми скобочками на концах. «Ничего девчонка, — подумал он, — занятная!»

— Ну, я пошел, — сказал Владик. — Мне пора.

— А сколько сейчас? Часы есть?

— Пять минут десятого.

— Тогда вместе пойдем, — сказала Оля. — Проведу, а то выловят. После девяти нельзя же без взрослых, забыл? Попадешь еще из-за меня в милицию. Ни разу не попадал? Это сразу по тебе видно...

— Так уж и сразу? — засмеялся Владик, прыгая вслед за ней по ступенькам. Оля так с ним говорила, словно это она была старше, а не Владик! Но не обижаться же на девчонку... — Ты, что ль, попадала?

— А то нет! Продержат, родичей вызовут... Ничего хорошего!

Немного он все-таки обиделся и у пустыря небрежно сказал:

— Ну, все, топай домой. А то тебе далеко будет.

— За меня не беспокойся! Сам не налети. Ну, ладно. Привет! — Она подняла руку, на запястье звякнула цепочка... И вдруг схватила его за плечо: — Едут!.. Давай за мной!

Они влетели через широкий пролом в заборе на стройку и забежали в темный подъезд... Мимо забора медленно, обшаривая дорогу и кусты фарами, проехал милицейский «газик».

— Видал? Я ж говорила! — радостно сказала она.

— Ну и реакция у тебя! — слегка задыхаясь, покрутил головой Владик. — Я даже не услышал ничего... Слушай, а откуда ты все знаешь? Дыру эту, подъезд сразу нашла...

— Я люблю тут лазить. Я вообще лазить люблю. Хочешь, сходим наверх? Знаешь, как там классно!

Под ногами что-то неприятно крошилось, лестница поднималась бесконечным зигзагом, а перил не было. Ослепительно белые прямоугольники на стенах резали глаза — свет прожекторов бил сквозь пустые окна... Но наверху и правда оказалось удивительно! Пустая огромная площадка, как футбольное поле, и ни одной стены. Этот этаж строители кончили, а новый начать не успели. Глядеть вокруг было и жутковато, и здорово... Неба больше, ветра больше.

Вслед за Олей Владик подошел к краю. Открылся тускло сияющий до самого горизонта город, и Владик не без труда отыскал глазами Олин и свой дом. А потом они отошли на середину и легли на спину, лицом в небо, и все, что осталось где-то внизу, в темноте, показалось таким чужим и ненужным! Словно бы его и не было... Были только они и эта площадка — как космический корабль, который в космос еще не прорвался, а Землю уже покинул. И они взлетали на нем в черную неизвестность, от близости неба захватывало дух, и верхушка крана, вздымавшаяся слева, была как крыло звездолета... Ветер сильно гудел в высокой стреле крана — такой осенний, чистый и холодный ветер!

— На кране я тоже была. Но в кабину не заберешься, люк на замок запирают... Какая тут свобода — чувствуешь? — Оля вдруг вскочила и во все горло закричала: — Хэви метал!!!

Владик от ужаса чуть не дал ей по шее: на такой вопль полгорода сюда сбежится! Совсем без головы человек, на все ей плевать!

Она рассмеялась:

— Бежим вниз?

Они выбрались на дорогу через другую дыру в заборе. Но сначала посидели около этой дыры, поглядывая по сторонам — нет ли опасности? Смотрели и говорили о разном. Владик сказал, что рисует и собирается завтра на Арбат, Оля — что тоже там бывает и, может, заглянет со своими... На шее у нее болтался ключ на шнурке. Владик спросил, улыбаясь:

— Что, это тоже метальный знак?

Оля серьезно ответила, что нет, просто часто теряет ключи, вот и вешает для целости.

Друг о друге они узнали все, что можно узнать за полчаса. Но Владик с удивлением чувствовал: Оля настолько другая, что ничего он в ней и ее жизни не понимает! И того ощущения, которое бывает при первом разговоре с будущим другом — что сто лет знаешь этого человека! — у него тоже не было. Наоборот. Словно она — существо вообще не с его планеты и все там иначе... Как? А неизвестно пока! Вот такое у Владика было странное ощущение.

Номер ее телефона он так и не спросил. Дело обычное — обмен после знакомства телефонами... Но Владику не хотелось портить обыкновенными вопросами то, как все получилось у них. К тому же ее дом он запомнил, зрительная память у Владика была сильная. Не зря же он рисовал, в конце концов.

...Сегодня двадцать шестое октября. Среда. Расскажу сразу про вчера и про сегодня. Значит, пришли с Борькой на Арбат. Ну, он разложил все, стал ждать клиентов. А я пошел бродить. Народу было! Хотя рабочий день и до вечера далеко... Наброски у меня что-то не очень шли. Вернулся к Борьке. А ему повезло! Гляжу, сидит перед ним военный. Еще не очень старый такой, лет тридцать на вид. А Борька в этом году кончает и среднюю школу, и художку. Хочет в Строгановку. Но я думаю, навряд ли... Техника слабовата, если честно. А физиономия у дядьки была ничего, характерная! Только выражение лица... ну, примерно как у героев из довоенных фильмов. Я встал сбоку, тоже начал набрасывать. Откуда появилась Оля, даже не заметил! Но самое смешное'было потом. Военный попросил и меня показать рисунок. Я его в профиль сделал. И мой ему, кажется, больше понравился! В общем, вместо десяти он дал шестнадцать рублей! Сказал: если разделим пополам, будет справедливо. Но впрочем, говорит, дело ваше... Во ловкий мужик! По мне — пускай бы Борька брал себе червонец, по таксе. Я и от шести прибалдел... Но он все ж всучил мне половину. Расстроился, по-моему... Чтоб не мозолить ему глаза, пошли с Олей есть пирожные с фантой. Мы еще много чего ели! Пока деньги не кончились. Прямо не знаю, как в нас влезло... Она тоже откололась от своих. Их четверо было. По возрасту — как Борька. Сказали ей: «Гуляй, проволочка!» Металлисты своих младших проволочками зовут! А Оля меня зауважала, ей-богу. Оказывается, думала, что треплюсь больше, чем на самом деле умею... Это вчера. Теперь про сегодня. Сегодня живопись вел Илья Ильич. Мы так обрадовались! После занятий показал ему, что наработал летом. Про наброски он сказал: «Очень, очень неплохо, Владислав». От него такие слова услышать — здорово. Но я и сам вижу: люди у меня все лучше получаются. А про акварели он сказал, что пространство во многих из них не разобрано, но состояние схватил почти во всех. И с цветом «начал сознательно работать»... Вот. А глаза у Оли правда немного разные. Вчера специально поглядел. Зеленоватые, но один — с оттенком как у меда. Не пойму, как заметил эту разницу! Тогда, на лестнице... Эх, еще физику делать и английский! А времени почти десять... Сейчас с Сашкой по телефону трепался. У меня дома полно хороших книг, и я даю ему покопаться. Конечно, пока родителей нет. Они не очень-то дали бы... Сашка много интересного потом выдает. Сегодня выдержки из Экклесиаста читал. Это в Библии, кажется. Еще объяснял про солипсизм. Учение, по которому ничего нет, кроме тебя! Все, что видишь, — просто результат работы твоих чувств, разума... То есть на самом деле нет ничего. Все только кажется... Занятно. А завтра еще классный час. Опять Немецкая Селедка будет нудеть про отметки и ругаться. Она страшно нервная. Чуть что — сразу в крик. А ноги у нее чудные! До того тонкие! Сама не очень худая, нормальная, а они — как от другого человека... Все же хорошо, что я учу английский, а не немецкий. Сашке хуже, он у Селедки. Нас ведь по оценкам разделяли. Кто лучше учился — на английский записали. А кто так себе — на немецкий. Ну, всё на сегодня. Еще уроки эти... Эх! Ну, все.

Уже ноябрь. Двенадцатое сегодня. Вот время несется! Каникулы кончились... Одно хорошо: вторая четверть самая короткая... Но я много чего успел! Порисовали с Сашкой. Я маслом пробовал. Пока пишешь — нравится! А позже глянешь — и сразу согнуть и в мусоропровод спустить охота... О Гойе две книги прочитал — Фейхтвангера и Шнайдера. И о Серове одну. Такие книги так настраивают! Еще на выставке импрессионистов из музеев США были. У Модильяни «Мадам Помпадур» — вещь! Еще весной не оценил бы ее, честное слово. А сейчас... Глядел, глядел — с ума сойти! А про портрет Жанны Венц Тулуз-Лотрека Сашка точно сказал. Что лицо у нее уже постаревшее, а вот выражение и взгляд — как у совсем маленькой девчонки. Поэтому ее как-то жалко, что ли. Тревожно, в общем, смотреть — так он сказал. А я вдруг заметил в ее чертах жесткость! Похожая бывает у пьющих — каждый день хожу из школы мимо очереди, пригляделся. Но Сашке не стал говорить. У его мамы, теть Наташи, есть в лице то же самое. Жестяное... Она выпивает после смерти Сашкиного отца, сама мне сказала. Я как-то раз неудачно к ним зашел, и она извинилась и сказала... А так она хорошая. Никогда собак не выгоняла, которых Сашка подбирал. Моя мама два раза выкидывала. Жалко, что мы с Сашкой тогда еще не дружили. Я бы ему отдал того щенка, рыжего, со сломанной лапой. С тех пор я никого домой не приносил... У Олиного подъезда живет пес с точно такой шерстью. Если б у него не были целы все лапы, подумал бы, что он вырос из того щенка... Зовут Димка, всех во дворе знает, и его все знают. Под батареей на первом этаже — он там спит — стоит миска. В ней всегда что-то есть — не только ребята его кормят, некоторые взрослые тоже. Два года уже в подъезде живет! Довольно здоровый для дворняги. А соображает! Дверь в подъезд цепляет своей лохматой лапой, подставляет плечо — и внутри... Уши обычные, дворняжьи, смешно болтаются на бегу. Но у него даже уши кажутся почему-то умными... Надо бы его нарисовать. С Олей по тому дому еще лазили. Она жалеет, что осень кончилась. Говорит, самое удобное время для лазанья. Не холодно еще, и темнеет рано — никто не увидит, не сгонит. Летом она поедет к тетке в деревню. Там она забирается на высоковольтные мачты. Ненормальная девчонка... Уже три недели знакомы. А узнавать дальше все интересней... Сказала, что у тетки классно. Речка есть. А в заброшенном саду — шалаш. Они там стреляют из луков. Предложила приезжать. Я бы поехал, да кто пустит... Порисовал бы на полную катушку, конечно! Надоели эти юга. Предки каждый год туда таскаются. В этом, наверно, тоже... А кассета кончается. Потому так быстро, что Колькины записи, которые мне нравятся, не трогаю. У него авторская песня в основном. Вот на той стороне — Галич! Его, конечно, оставлю... Минута до конца, что бы еще сказать? За окошком снег с дождем. Совсем лиловый в свете фонаря! Ух ты, это надо не забыть. Что лиловый. Родители на кухне опять ругаются... Как только не надоест! Заберу сейчас телефон к себе, звякну Оле. Вчера звонил, но ее мама сказала — ее не будет. Уж в третий раз так попадаю. Где же она ночует, интересно? Что нарочно не зовут к телефону, не похоже... Вообще здорово вспоминать, что она есть. Ладно, пойду за телефоном. Все.