Лучшая подруга
Через несколько дней после визита ко мне домой Глеба на пороге моего кабинета нарисовалась Татьяна. Самое интересное, что я была рада ее видеть. А что мне с ней делить? Бывшего мужа? Так он ее муж, и уже очень давно. Нет, рана в душе не затянулась, но и обиды на них я не держала. Это же надо — такие проблемы с единственным сыном!
Поддерживать дружеские отношения с ними у меня намерения не было. Мне для дружбы достаточно моей семьи. А простого общения и чужих слез мне хватает на работе.
— Катя, прости за все, — начала было она.
— Проходи, Таня. Садись. Кофе будешь? Я себе сейчас сварю. Могу и тебе. Я с операции, устала как собака. О вашем мальчике я все знаю. Его Люба берет на стол завтра. Саша согласился дать наркоз. Так что все отлично.
— Саша? Для тебя Борисов — просто Саша?
— Ну да. Я его знаю с момента его прихода в институт, с шестнадцати лет, короче. Он рос у меня на глазах, становился личностью. Мы дружили всегда и дружим. Я его знала параллельно с Любой.
— Как ты выросла! Стала другой, из другого круга. Катя, я ревновала всегда…
— Таня, не начинай. Что случилось, то случилось. Может, если бы не ты, я бы не вышла замуж за самого любимого человека, не родила бы Сашеньку. Не прожила бы счастливую жизнь.
— Глеб говорит, что у тебя внуки.
— Да, Валера и Марина. Чудные дети.
— То есть Люба Корецкая…
— Моя падчерица. Жалко, что не дочь.
— Катя, меня распирает любопытство, как ты могла выйти замуж за Корецкого? Он же был старый?
— А меня распирает любопытство, как моя лучшая подруга могла лечь под тогда еще моего мужа.
— Катя, я всегда любила его, с самого-самого детства. А он выбрал тебя. Я не хотела обидеть тебя, но когда он пришел ко мне после вашей очередной ссоры, я решила использовать свой шанс. Я напоила его, а дальше он и не помнил. Мне повезло, я залетела, но сразу не сказала, подождала пять месяцев, вы как раз развелись. Вот тогда я и возродилась в его жизни вместе с животом. Глеб порядочный человек, он женился на мне, хотя никогда не любил. Но за свое счастье надо бороться, и я боролась как могла. И победила! Можешь меня осуждать, но у меня хватило мозгов забеременеть от него, а у тебя, после восьми лет брака — нет. Вот и все. Я прожила с ним всю жизнь, и проживу до старости. Нечего было у меня его уводить. Ты в наш дом приехала позже. Мы с ним уже дружили.
— Это когда со скакалкой прыгали? Почему ты мне никогда ничего не говорила?
— Боялась потерять его как друга. Он ведь всегда с тобой. Я ревновала, бешено ревновала, но разве ты поймешь?
— Хватит об этом. В конце концов, каждый получил, что хотел. Почему не рожала больше?
— Так он в корне против детей, понимаешь?
— А напоить еще раз, а может, и не раз?
— Ты смеешься надо мной?
— Нет, пытаюсь понять в чем твое счастье. Только вот, увы, не получается. В сыне, да, я понимаю, а в Глебе?.. Что вас связывает?
— Сын. А что тебя связывало с Корецким? Карьера? Что?
— Любовь. Да, Таня, только любовь.
Она совсем растерялась и, как бы ничего не понимая, произнесла:
— В смысле — Люба? Любовь — это его дочь? Ты привязалось к девочке?
В ее глазах я читала полное непонимание происходящего.
— Любовь — в смысле чувство, а Любу я узнала только через год, когда мы уже становились семьей.
Я распрощалась с Татьяной в надежде, что больше не увижу ее никогда.
На следующий день узнала у Любы результаты операции и выкинула своих бывших друзей из головы.
Прошла неделя. В этот день я задержалась на работе и пришла домой затемно. Мама смотрела на меня с каким-то странным интересом. А мой сын не вышел из своей комнаты меня встретить. Ну что ж. Я переоделась, приняла душ и пошла к нему. Осторожно постучала в закрытые двери, затем вошла.
— Мама, а ты давно пришла?
— Да. Удивилась, что не встретил. Все нормально?
— Да я в наушниках музыку слушал. Там твой бывший муж уже ушел?
— Не было никого, когда я вернулась. А что, Глеб приходил? Зачем?
— Мам, у тебя с ним что?
— Ничего. Пересекались пару раз. Я его к Любе тогда, помнишь, вызывала. Затем он по поводу сына обращался, ну и все.
— А я думал…
Он не сказал, о чем думал, я же попросила его ничего от меня не скрывать. Мой мальчик одарил меня своей неповторимой улыбкой и обещал.
На следующий день он встретил меня с работы у института. Надо было купить продукты, и так по мелочам зайти в магазин. Мы шли по улице, когда мой сын спросил:
— Ма, когда я стану взрослым, мы будем с тобой «дружить», как вы с бабулей дружите?
— Надеюсь, что нет. Я мечтаю о теплых, доверительных отношениях. Я безумно люблю тебя, Сашенька.
— Я тоже надеюсь. А то тут такой парадокс получается. Вот вы с Любой находите общий язык. Я смотрю, вы с ней как подружки, и с Сашей Борисовым тоже. Но ведь и бабушку ты любишь, и она нас, но грыземся же! Особенно ты с ней. Вот я и боюсь.
— Сын, колись. Что случилось?
— Да Глеб твой! Вчера пришел, бабуля чуть не в пляс пошла. И чаем напоила, пирогом угостила, и щебетала, щебетала. Я уйти хотел, так она мне все про него рассказывала, какой он умный, какой способный и какой вы с ним были парой. А этот лыбился, таял прямо. А потом давай мне втирать, что ты молодая женщина, что твоя жизнь со смертью отца не закончилась, что ты видная и красивая. Короче! Что работать тебе надо поменьше, а мужиков побольше.
Я уже откровенно смеялась.
— Саша, а мама что?
— Ну, бабуля ему обещала пирожки с грибами, торт «Наполеон» и варенье клубничное. Как-то так. То есть она с ним согласна и на него согласна. Понимаешь, мама, когда мне то же самое говорил отец, я понимал. И то, что Люба тебя приняла и полюбила, тоже понимал. А вот когда он говорит то же самое, то принять не могу. Я и ему сказал, что слишком люблю папу, и что ты его тоже до сих пор любишь. А он говорит, что это другое, что я просто должен понять, что в твоей жизни будут другие мужчины. Он мне не нравится, мама, и не нравится, как бабушка его обхаживает. Это не имеет отношения к устройству твоей личной жизни.
— Саша, у меня действительно будут еще мужчины, я очень надеюсь, что вы с Любой подарите мне внуков-мальчиков, а с мамой я поговорю, хотя сам знаешь, насколько с ней нелегко.
— Мама, почему вы с ним расстались?
— Потому что моей судьбой был не он, а вы с папой. Такова жизнь, сын!
Глаза моего мальчика потеплели. «Надо будет поговорить с мамой!» — пронеслось у меня в голове.
Но я, как всегда, не успела. Сначала дежурство, потом выходные, которые мы с сыном провели с Любой и ее семьей. Затем снова дежурство, потом сложная роженица, отказывающаяся от кесарева. Пришлось остаться с ней и все-таки делать кесарево далеко за полночь. Следующий день тоже выдался не самым легким. Устала как собака. До дома еле доползла. Думала, сейчас упаду в койку и до утра, и пусть хоть из пушек палить будут. Но дома меня ждало полное разочарование в виде Глеба.
— А вот и Катенька, — прощебетала моя мама. — Катюша, к нам Глеб заглянул.
Я прошла на кухню, поздоровалась.
— Я уже заходил как-то, — начал Глеб, — но тебя не было.
— Да, я все так же много работаю, и часто сверхурочно. Мама, Саша дома?
— Ушел к сестре. Так сказал. Увидел Глеба и быстренько собрался.
— Понятно. Глеб, ты по какому поводу? С сыном твоим все нормально, он дома. Почему же ты здесь?
— Соскучился за пирогами Людмилы Михайловны.
— А-а-а… Так наслаждайся. А я сейчас Сашеньку найду, в душ и спать. Извини. Устала я.
— Катенька, а ты пирог не будешь, что ли?
— Нет, мама, не хочется. Вы с Глебом сидите, а я правда устала, аж жить не хочу.
Я вышла в прихожую к телефону и набрала номер Любы. Мой сын занимался с Валеркой и Сережей, домой идти он не собирался. Обещал утром заскочить за портфелем и в школу. Сказал, что ел. Ну, если Люба дома, то точно ел.
Положив трубку, я отправилась в душ. Усталость почти вся смылась вместе с больничной грязью. Я натянула ночнушку и нырнула под одеяло.
Утром в кухню вплыла мама. Я пила кофе.
— Катя, неужели нельзя было поговорить с Глебом по-человечески?
— О чем? И вообще, что он делал в моем доме?
— Я его пригласила, он хотел увидеть тебя, поговорить. Он хороший человек.
— И?
— Что — и? Ты свободная женщина, он любит тебя.
— Он меня? Мама, не смеши. У него семья, ты в курсе?
— Он мне все объяснил, семья — ошибка. Просто случайность. Катя, вы были такой чудесной парой.
— Мама, мы развелись больше двадцати лет назад. Мы с Глебом абсолютно чужие люди. И если раньше я его хотя бы уважала, то сейчас нет. Он счастлив с Таней, у них сын. Она его любит. А я нет, я его не люблю. Ты понимаешь?
— Дочь, я хочу, чтобы ты была счастлива. Ты не можешь оставаться одна, тебе нужен мужчина.
Мама говорила так, как будто то, что я ни с кем не сплю, был самый важный вопрос в ее жизни.
— Глеб?
— Глеб. А почему нет?
— Я не стану рушить семью и он не нравится Сашеньке.
Я уже просто смеялась, мне было жутко интересно, куда ее занесет дальше.
— С Сашенькой я поговорю, он, конечно, эгоистичен, но должен понять. Катя, я всегда считала Глеба хорошей партией.
— Для кого?
— Для тебя.
— Именно потому, что я так не считала, мы с ним расстались много лет назад. Мама, если ты считаешь его таким завидным женихом, то выходи за него замуж. А если ты сама не хочешь, то давай договоримся: я в моем доме его видела последний раз. Мой сын последний раз ушел из дома потому, что ты приглашаешь гостей без моего ведома. Если ты не согласна с моими правилами совместного проживания, значит, ты будешь жить отдельно.
— Ты разменяешь квартиру?
— Нет. Я куплю тебе обещанную комнату.
— У тебя есть деньги?
— Тебе на отдельное жилье наскребу. Не в центре, а в пригороде, да хватит.
Мама сникла и ушла к себе. Настроение резко поднялось, и я отправилась на работу.
Переступив порог отделения, я поняла, что если с утра день не удался, то хорошего ждать не приходится. У моего кабинета стоял мужчина. Вот с него все и началось.
На вид этому породистому самцу было около сорока. Дорогая и очень стильная одежда говорили о немалом достатке. Я подошла к кабинету.
— Замятина — вы?
— Да, подождите, я переоденусь, и мы поговорим.
— У меня нет времени.
— А у меня рабочий день начинается через семь минут, так что придется три минуты из них подождать.
Я даже не успела сделать глоток воды, как он ворвался в кабинет.
— Можем говорить?
— Да, присаживайтесь.
— Короче, деньги для меня не проблема.
— И?
— Она сегодня поступает на сохранение. Так вот, я плачу за то, чтобы ребенка не было.
— Это как?
— Как знаете вы. А я плачу. Он мне не нужен. У меня есть жена, есть дети. Мне их — во! — Он поднес руку к горлу, сделав зверское лицо. — А она залетела, просто залетела по недогляду. Понятно?
— Понятно, без вашего участия!
— Вы мне голову не морочьте, я и на вас управу найду.
— Ищите да обрящете. Покиньте мой кабинет, хотите жаловаться, обращайтесь к директору. Женщина поступает на сохранение, следовательно, она заинтересована в ребенке, и ее мнение является основным. Понятно? Значит, мы беременность будем сохранять.
— Да в деньгах моих она заинтересована!
— Сами разбирайтесь со своими женщинами.
Он ушел, хлопнув дверью.
Дальше все было как обычно, обход, роды, потом еще роды. Затем медсестра спросила, куда положить поступающую женщину. Я сказала, что в палату, но мне объяснили, что она хочет отдельную палату, со всеми удобствами. Она платная. Распорядилась на счет палаты.
Потом отправилась к Роману. Его так женщины любят, вот пусть он этой платной и займется.
— Ром, возьмешь сохранение в тридцать недель?
— А сама что?
— Она платная, а я капризулек не люблю.
— Эта та, которая хочет ребенка, а любовник деньги всем сует, чтобы не было?
— Так это она?
— Катя, ты у нас сегодня с дуба того… другой не было. Ладно, просишь — возьму, только на обход со мной ходить будешь, и под назначениями расписываться, короче, веду ее я, а ответственность пополам. Катя, я в эти криминальные игры играть не хочу, у меня трое детей, понимаешь?
— Да, согласна.
Осмотрели мы ее, выслушали слезливую историю, как она ребеночка ждет, как любовник жениться не хочет, но обещает помогать. И еще, что кровать жесткая, телевизор без кабельного телевиденья. И спать она в десять не согласна. Короче, режим в отделении изменить надо, потому что она платит. Выслушали, переглянулись, и я обещала ей за Ромой следить, а как же. Рому-то жалко, он свой, и у него у самого трое, да жена-«ангел» в придачу.
Сделали мы назначения, платная Кузнецова успокоилась, ее крутой сожитель удалился, и я занялась своими делами. Но недолго. Минут через сорок ко мне в кабинет вошел Борисов.
— Екатерина Семеновна, — вот так с порога и сразу к делу, — расскажите о состоянии Кузнецовой.
— А что рассказывать, угрозы отслойки плаценты нет, матка в тонусе, все. Ну, еще простыни не с тем рисунком, матрац жесткий, и кабельного нет.
— Все? — Его глаза смеялись.
— Да нет, Саша, не все. Сожитель требовал прервать беременность, но за отдельную палату платит.
— Он был у меня, просил понять, как мужчина мужчину.
— А ты?
— Послал! Причем почти матерно. Еще сказал, что может жаловаться куда угодно. У меня в кабинете камеры и запись разговора я сохраню. Она что?
— Плачет, переживает угрозу. Весь смысл в этом ребенке.
— Что-то вы не очень убедительно говорите.
— Как чувствую, так и говорю.
— Не верите?
— Нет. Саша, у меня, может, просто настроение.
— Из-за Глеба Ефимовича? Подождите, дайте сказать. Я все понимаю, и реакцию Саши тоже. Но я не думаю, что Сашенька или Люба будут препятствовать вашей личной жизни. Я вчера говорил с Сашей, и он понимает. Вам нет еще и пятидесяти, вы еще и родить можете.
— В теории могу. Саша, пойми, Глеб — давно перевернутая страница. А его визиты — это инсинуации моей мамы. Не больше.
— А Роман Владимирович?
— Он женат.
— Исчерпывающий ответ.
— Я не стану рушить семью, мы друзья и точка. И вообще, почему тебя так волнует моя личная жизнь?
— Потому что она не устроена. Потому, что вы очень интересная женщина с невероятно красивым внутренним миром. Потому, что я вас люблю.
— Вы моя семья, мне хватает. И спасибо, что Сашеньке мозги вправляете. Я так переживаю…
— Я за своих тоже. Но про личную жизнь не забывайте.
— Уверяю тебя, что о каких-либо изменениях ты узнаешь в числе первых.
Он подмигнул мне и ушел. «Мальчишка», — пронеслось в голове.
Перед уходом зашла к Кузнецовой, предупредила постовую, что она мне головой за нее отвечает, и пошла домой. За сыном соскучилась жуть, сутки не видела моего мальчика.
У подъезда меня ждал Глеб.
— Катя!
— Что? — внутри не шевельнулось ничего, пустота.
— Катя, я хотел…
— Меня? — я перебила его, — И в качестве кого? Любовницы? Зачем? Потому что у меня умер муж, а я половозрелая баба в состоянии начинающегося климакса? Что, от меня так несет гормонами и похотью, что ты не смог пройти мимо?
— Катя, почему так грубо? — он выглядел расстроенным, но глаза улыбались, вот прямо через грусть, все равно улыбались.
— Зато точно, так, как есть, без приукрас и бредней про любовь. Но нет, Глеб, мой ответ тебе — нет. Не трать свое время. Ты привлекательный самец, найди себе самку помоложе, чтобы в рот заглядывала и дурой не была. Ты можешь начать все с чистого листа. Я не буду напоминать тебе о семье, это твоя проблема, и, если ты бежишь от Татьяны к бывшей, то, видимо, там не сахар. Ведь у нас тоже сладкой жизнь не была.
— Все сказала?
— Все! А ты все понял?
— Идиотом никогда не был. Мы дружить можем?
— Нет. У нас нет ничего общего, за что можно зацепиться. Если мне нужен будет специалист, я выберу тебя, а друг будет другой.
Он ухмыльнулся и ушел. Тогда я думала, что навсегда.