Катя

Часть 38

— Саша, у тебя одна мать. Пойми ты, недоросль. Никого у нее нет кроме тебя, а ты ее бросить одну-одинешеньку хочешь!

— Баба, это моя жизнь и я решаю!

Этот диалог на повышенных тонах я услышала, только переступив порог собственного дома. Замерла, прислушалась, ничем не выдавая своего присутствия, лишь к стенке прислонилась.

— Ну куда ты собрался? На кой тебе Америка? Саша, я-то при дочери, а она при ком? Подумай о матери. Она все для тебя, только для тебя! Не оставляй ее одну, Саша. Тебе бы отец в жизни не позволил мать бросить.

— Ну что ты причитаешь?! Баба, я выучусь и вернусь. Или ее туда заберу. Как ты моей логики не понимаешь! Нет мне здесь места! И отец бы меня поддержал.

— Да уж! Он любил твою мать и никогда бы не позволил ее оставить! А как она его любила! Что бы ты понимал в жизни!

— Что ты ревешь?! Вот, может, я от ваших вечных слез сбежать хочу!

— Саша!

Он выскочил в коридор, размахивая руками, видимо, продолжая спорить с бабушкой.

— Мама! Ты давно тут?

— Достаточно.

— Прости.

— Позже поговорим. Ты уверен?

— Да, я тебе объясню. Ты приедешь ко мне и мы будем вместе.

— У меня мама старая, куда я от нее…

Я вдохнула, выдохнула, сняла туфли и пошла в свою комнату. Вошла, упала на его подушку и разрыдалась. «Господи! Мужа забрал! А сына то за что?!»

Весь вечер Сашенька выглядел как побитая собака, подлизывался, обнимал меня. Но мы так и не поговорили. Основную мысль я поняла, а расстраиваться дальше просто не хотелось. Я, конечно, понимала, что разговор неизбежен, но не сейчас. Может, я привыкну, может, смогу его понять, тогда и поговорим. Понимание того, что он уедет, не покидало меня и привыкнуть к этому я так и не смогла.

Оставалось всего полгода до окончания школы. Саша настоял, чтобы я пошла на родительское собрание, там деньги на выпускной собирать должны. Я пошла, вошла в класс, поздоровалась, села. Ко мне сразу подскочила Дашина мама с вопросом, что можно сделать, чтобы Даша родила. Интересно, но парнишка ее пока не бросил. Они все так же встречались, и мама Даши мечтала о внуках. Я попросила ее подойти ко мне в отделение. Ну не буду же я ей говорить прямо в классе, что кроме усыновленных, других внуков уже не будет.

Деньги сдали и немалые. На собрании было шумно. У меня же, кроме желания уйти домой, других желаний не возникало. Классная руководитель, математичка, попросила остаться.

— Екатерина Семеновна, у Саши такие способности, я говорю, давай в МГУ, а он — нет, Гарвард. Вы же одна с ним. Материально потянете?

— Материально потяну, об этом его отец позаботился. Морально сложнее, я же одна с ним.

— Да и Людочка все его уговаривает, у них же любовь.

— Я не в курсе. Была бы любовь, я бы знала. Я пойду, у меня дежурство завтра.

Всю дорогу домой текли непрошеные слезы. Что я еще не знаю о своем сыне?

А дома был очередной скандал. Мама ругалась с Сашенькой. Я успела только снять обувь, как он выскочил в коридор, схватил свой рюкзак и, одеваясь, произнес.

— Какие же вы все, бабы — дуры!

Хлопнул дверью и ушел. В кухне рыдала мама. Пришлось давать ей успокоительное, сбивать давление и выслушивать, что мой сын такой же урод, как и его отец. Наглый, неблагодарный и безответственный.

Я не стала с ней спорить. Накапала себе корвалол и прошла в свою комнату, а мама все причитала в своей, потом подробно рассказывала о скандале своей подруге. Потом легла спать и захрапела. Мне было все равно, что она говорит и что думает. Я не знала, где Саша. Просто не знала. Очень надеялась, что у Любы. Но, может, и нет. И кто такая Людочка, в которую якобы влюблен мой сын, я тоже не знала, а потому мозг рисовал картины одна страшней другой. Вот так, стоя у окна, я и встретила рассвет. Саша не вернулся. Я приняла душ, выпила кофе и пошла на работу. У входа в институт встретила Борисова.

— Екатерина Семеновна, что с вами?

— Сын, — просто сказала я.

— Так он у нас был, я думал, вы в курсе. Мы с ним говорили допоздна. Люба оперировала, домой не вернулась. А Саша в школу пошел. Вот незадача. Вы бы хоть позвонили.

— Да что звонить? С больной головы на здоровую перекладывать проблемы? Так вам своих хватает.

— Если бы вы позвонили, вы бы спокойно спали ночью. Ни о чем не волновались, и имели бы сегодня презентабельный вид, а не заплаканные глаза. Да и я хорош, надо было самому позвонить. Впредь буду умнее. Но к операциям я вас сегодня не допускаю. Уж простите.

— Конечно, Саша. Я понимаю.

В отделении меня ждала Дашина мама. Увидев мою заплаканную физиономию, участливо спросила:

— Екатерина Семеновна, что-то случилось?

— Проблемы с сыном. Проходите.

Она расположилась в кресле

— Кофе? — обратилась я к ней.

— Да, пожалуйста. У вас он такой милый, заботливый. Вот уж не думала, что у вас с ним могут быть проблемы.

— Да, я пришла к выводу, что мы совсем не знаем своих детей. Ладно, давайте по делу.

— Это правда, что у Даши…

— У нее удалена матка, Вы же понимаете, что женщина без матки не может иметь детей.

— И вариантов нет?

— Усыновление.

— Они хотят пожениться, но ведь рано или поздно он захочет детей… Я просто в шоке. Почему так получилось?

— Потому что они не доверяют нам. Мы для них предки. Мы лезем в их жизнь, но они-то все знают и в наших советах не нуждаются. А мы лезем, навязываем свое мнение, требуем что-то.

— Но ведь мы хотим как лучше. Я спрашивала ее: почему она не сказала мне. Ведь все можно было решить.

— И как бы решили вы? — меня начала забавлять эта ситуация. Девочка настолько боялась реакции родителей, что предпочла сотворить с собой такое, лишь бы они не узнали.

— Не знаю. Кричала бы, конечно. Отец настаивал бы на аборте, да и я тоже. Рано, понимаете?

— Понимаю, только теперь поздно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Да. Если они поженятся и надумают, вы поможете с усыновлением?

— Все, что смогу.

— Спасибо! А Саша с Людочкой тоже собираются пожениться, мне Люда сказала.

— Извините, я знаю, что Саша собирается учиться.

Она ушла. Я вымыла чашки, провела планерку и обход и пошла к Любе.

— Люба, прости, мне очень нужна твоя помощь, — я села рядом с падчерицей за стол.

— Екатерина Семеновна, что случилось? Вы больны? — Она вглядывалась в мое все еще отекшее лицо.

— Нет, девочка, со мной все в порядке. Саша хочет уехать, совсем, навсегда.

— Я не знала. Он приходил ко мне днями, приглашал на выпускной. Я обещала быть, потом сказал, что не хочет поступать в медицинский институт. Но мы решили все обсудить позже, он обещал прислушаться к моему мнению. Что случилось?

— Он поссорился с моей мамой. Она пыталась настоять на медицинском институте, приплела вашего отца, опять о нем говорила с долей негатива, и он взбесился. Если бы ты знала, что он наговорил. Люба, он очень любил отца. Отец для него был больше, чем идеалом. Я понимаю, что мама не имела права и она не должна была, но уже ничего не вернешь. Мама есть мама и ее уже не переделать. Он ушел. Не ночевал дома. Ты не представляешь, какую ночь я провела. Утром я узнала, где он находится. Он у вас. Ты оперировала ночью и поэтому не знаешь, но Саша, твой Саша мне сказал. Люба, ему всего семнадцать лет.

— Тетя Катя, дело не в возрасте. Вы боитесь остаться одна, без сына.

— Не знаю, Любонька. Может быть, а может, в тебе сейчас говорит обида. Люба, если бы я могла вернуть все назад, я бы все сделала по-другому. Я бы вышла за твоего отца, нормально и спокойно родила бы Сашу, и мы бы не послали тебя далеко из дома.

— Я давно вас обоих простила. Это был важный этап в моей жизни, он мне много дал в личном и профессиональном плане. Я счастлива, у меня есть работа, муж, дети и вы с Сашей. Я не могу желать чего-то большего. Я думаю, речь не об этом. Понимаете, медицинский институт с его именем и фамилией, профессия врача, потом работа в институте имени отца, все слишком просто, предсказуемо. Это легкий и бесперспективный путь. Это именно то, что от него ждут. Допустим, он его прошел. И кто он? Рядовой профессор в учреждении своего отца, которое ему не принадлежит? Или принадлежит? Но путем ликвидации Борисова и ссоры со мной? Вот его будущее здесь. И еще, работая в Москве, он остается под опекой у вас и вашей мамы. Он личность. Он так не сможет. Он должен сам встать на ноги.

— Да, он думает так же, как и ты. Видимо, он давно все решил, но не говорил, жалел меня. А моя мама его вывела из себя. Люба, поговори с ним, выясни, что он хочет, о чем думает. И я очень по нему скучаю, я не готова его отпустить. Люба, у тебя трое детей, пойми меня, пожалуйста, пойми!

— Тетя Катя, не плачьте. Во-первых, еще ничего не произошло. Во-вторых, он вас любит и от вас он не уходит. Давайте его выслушаем. А то мы тут с вами гадаем на кофейной гуще. Я сейчас позвоню Борисову и узнаю, как Саша. Хорошо?

Она набрала внутренний номер директора.

— Люба, ты? — раздалось в трубке. — Сашенька ел, у него все нормально, передай Екатерине Семеновне, что он здоров, настроение хорошее, о планах не говорили, давай все вечером. Люба, я очень занят. Ты мне лучше скажи, ты ела или только курила?

— Занимайся работой, я скоро приду, допишу историю и приду. Целую.

Она положила трубку.

— Вы слышали? Мне добавить нечего.

— Так ты, правда, еще не ела? Люба, у тебя трое детей, кто их растить будет, если ты только куришь на голодный желудок? Не понимаю я вас, молодежь. Что ты так смотришь? Что ты всем видом показываешь, что моя забота и есть конфликт? Люба, если бы был жив ваш отец, все было бы по-другому, зачем он умер? И оставил все проблемы мне одной?

Я совсем разрыдалась. Люба обняла меня, в ее глазах были слезы, а я все плакала.

— Я поговорю с братом вечером, мы с мужем с ним поговорим.

Работать я не могла и ушла домой.

Я думала. А ведь мой мальчик прав. У него нет будущего здесь, и что? Я действительно хочу обломать ему крылья, спрятать, не пускать от себя потому, что мне так лучше? От кого я его пытаюсь защитить? Получается, что защищать его надо от меня и моего огромного материнского инстинкта. Я как тормоз сейчас для него. Но как тяжело отпустить. Если бы кто-нибудь знал!

Я говорила сама с собой, как с умным человеком, а иногда и с не очень умным. Потом мелькнула здравая мысль, что я просто схожу с ума. И я уснула. До утра.

Утром проснулась от того, что кто-то сел на мою кровать и взял меня за плечо.

— Саша? — не открывая глаз произнесла я.

— Конечно, мама. Прости!

— Давно пришел?

— Нет, только. Там твой директор просил передать, чтобы ты не торопилась и его замша-плакса тоже. Серьезно, мамуля, надо поговорить.

— Надо.

— Только без бабушки. Мама, я прилягу?

— Нет, это сторона отца.

— Прости. Кстати, отец купил мне квартиру в Бостоне, и открыл счет на обучение. Ты знала?

— Нет. Люба тебе сказала?

— Люба. Она говорит, что никогда не оставит тебя.

— Я знаю. Просто все так не просто, Сашенька!

— Мамочка, ну я же не на всегда уезжаю. Может, выучусь и вернусь. А может, ты ко мне. Внуков нянчить.

— Кстати, а твоя девушка, что?

— Людочка? Ничего. Ты же понимаешь, что я уеду и она найдет другого. Так, подростковое увлечение, да и увлечение ли?

— Понятно, а что с ее стороны?

— Страсть, не перерастающая в что-то большее. Мама. Я видел, что такое любовь — у вас с папой и у Любы с твоим директором. У нас с Людочкой совсем не то. Понимаешь?

— Да, я могу быть спокойна?

— На все сто. Завтракать пойдем. И перестань реветь, прими действительность. И пойми, что Америка хоть и край света, но туда летают самолеты и обратно тоже.

— Пойдем завтракать.

Он вышел из комнаты. Я накинула халат. Застелила свою половину кровати, та, вторая, была не тронута, и пошла на кухню, там уже возилась моя мама.

— Саша, поговори с матерью, она не может всю жизнь быть одна, еще и ты уедешь, — раздавался голос мамы.

— Отвянь, ба. Как ты не поймешь… Не трогай ее. Вот просто не трогай.