Катя

Часть 39

Ступенька, еще ступенька, вот так одна, вторая, третья. Вся жизнь на этих ступеньках осталась. Сколько ног их истоптало, сколько? Молодых, старых, детских… Мысли странные в голову лезут. Вот так конец сентября… я тогда беременная была, ждала его. Он Любу увез, а я ждала.

Ступеньки те же. Только его давно нет, а я Сашеньку в Америку отправила. Жила с ним в Бостоне три месяца. Люба с Сашей с нами сначала, но потом работа, дети, дела. Они уехали. А я с ним осталась. Никогда не видела бостонской квартиры мужа. Скромно, стильно, со вкусом. Сашенькину квартиру оценила. Он продумал все, все знал наперед, только тоску мою предвидеть не мог. А может, просто в расчет не брал — тоску лютую. Но все проходит, и мне пришло время возвращаться. Сейчас дойду по ступенькам до третьего этажа, войду в отделение и закружит меня больничный водоворот. Воронка такая, что если не нырнуть поглубже, то никогда из нее и не выплыть. А оно мне надо? Выплывать? Нет. Меня в этом водовороте все устраивает. В нем тосковать некогда и чувствовать тоже. Там надо делать свое дело и на глупости не отвлекаться. Просто не забывать дышать, и все.

Я шла в свой кабинет, когда услышала разговор на повышенных тонах, и один из голосов принадлежал Роме. Второй голос, почти бас, соотносился с очень взрослым мужчиной, явно привыкшим командовать. И я вошла, просто вошла в палату, еще не надев больничную пижаму и халат, а как была, в твидовом строгом костюме и лодочках на каблуках.

— Роман Владимирович, — даже не поздоровавшись, начала свою речь я, — что у вас тут происходит? Почему вас слышно за пределами отделения?

Он радостно улыбнулся, увидев меня, и произнес.

— Екатерина Семеновна, рад вас видеть. Докладываю как заведующей отделом. Женщина поступила по скорой. Беременность тридцать шесть-тридцать семь недель. Двойней. Схваток нет, но есть подтекание околоплодных вод. При осмотре шейка сглажена, мягкая, раскрытия практически нет. Вот, положили, а он требует отдельную палату. Я говорю, что все равно ее скоро переведут в родблок. Зачем отдельную? А он командует, как в казарме.

— Понятно. Роман Владимирович, вы с дежурства?

— Да, с ночи, но я нормально. Роды у нее приму.

— Хорошо, жду вас с отчетом по родильному, минут через десять. А вы, мужчина, можете с женой остаться, пока ее в родблок не возьмут. Отдельная палата будет после родов и после оплаты.

— Деньги, деньги! — возмущался он. — А люди-то где? И какой я ей муж? Дочка она моя, дочка! На всех я управу найду…

Но я уже не слушала, закрывая двери своего кабинета.

Через несколько минут в мой кабинет влетел сияющий Рома. Он был безумно счастлив, что я вернулась. Оказывается, он боялся, что я могу остаться там с сыном. Ему почему-то казалось это логичным, в отличие от меня. За время моего отпуска он устал, просто безумно устал. Борисов его не щадил и требовал работу зава по полной, женщины рожали регулярно, и у Ромы, понятно, все с патологией, а он дежурил, пытаясь заработать каждый лишний рубль, то есть дежурил часто. К тому же его Ирочка ждала третьего ребенка, и он очень надеялся, что мальчика. Подрастающие девочки все время в чем-то нуждались и все время что-то хотели. А Рома отказать не мог. Вот и сейчас он выглядел совершенно уставшим и еле стоял на ногах, но изображал передо мной бодрого и активного врача.

— Роман Владимирович, что было ночью?

— Кесарево, три кесарева, прямо напасть какая-то. А Лиля Михайловна порезала руку и оперировать не могла.

— Понятно. Идите и отдыхайте.

— Не могу, у меня Орлова с двойней. Начали стимулировать, и отец там скандальный — полковник.

— Ром, кофе попей.

— Не лезет, у меня впечатление, что я писаю чистым кофе с сахаром.

— Иди приляг, я здесь. Если что.

Рома вышел, а у меня понеслось: обход, роды, консультации, операция кисты яичника, в общем, набор. Глазом не моргнула, уже обед закончился. Просмотрела истории, отчет за прошлый месяц и рабочий день почти закончился. Вот так можно жить — тосковать некогда. Еще впереди вечер вдвоем с мамой, а потом завтра, и снова работа — пронеслись мысли в голове. Вот научиться бы еще отключать эту голову, чтобы не накручивала мысли всякие. Надо привыкать, надо смириться, надо не думать о нем каждую минуту. Я же сама не хотела, чтобы мама каждый мой шаг контролировала, даже замуж выскочила от контроля подальше. Почему же при том, что все понимаю, и человек я вроде адекватный, но справиться с собой и своим беспокойством не могу? Надо увидеть Любу. Вот поговорю с моей девочкой и станет легче. Мне всегда легче рядом с ней. Наверно, потому, что она часть ЕГО, и часть моего сына. И как он там один? Без меня! Кушал ли? Господи, опять я не о том думаю.

— Екатерина Семеновна, ваша помощь нужна, — в дверях моего кабинета показалась голова старшей акушерки, Аллочки.

— Что у вас?

— Орлова одного родила, а второй повернулся и встал поперек. А Романа Владимировича разбудить невозможно.

— Иду.

«Хорошо, что домой уйти не успела», — думалось мне.

Помылась, наркоз дали внутривенный, детская реанимация в родовой уже. И все смотрят на меня.

— Екатерина Семеновна, он в родах повернулся, первый родился правильно, головкой, правда, гоняла она его туда-сюда долго, но все в порядке было. Закричал сразу, девять по шкале Апгар. А как тот родился, этот повернулся и встал поперек. Может, кесарить?

— При полном раскрытии? Зачем? Сейчас родим!

Я ввела руку в полость матки, вскрыла плодный пузырь. Как назло, петля пуповины выпала из полости матки. Я старалась ее не пережать. Нашла ножку. Убедилась, что это ножка, прогладив пяточку и пощупав пальчики, а дальше все как в учебнике, потянула за ножку, второй рукой отводя головку ко дну матки. А потом вытащила мальчика. Перерезала пуповину. Самой лучшей наградой был его крик. Хотя сотрудники аплодировали. Вышла в предродовую, прямо на папашу-полковника.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— У вас два внука, поздравляю. Сейчас посидите около дочери, она от наркоза отходить будет.

Говорила я ему, стягивая халат, весь залитый кровью, а он смотрел на меня ничего не понимающим перепуганным взглядом. В предродовой показался заспанный Рома.

— Катя, я…

— Все, родили уже. Завтра у тебя отгул. Выспись, пожалуйста.

— А почему ты?

— Небольшое осложнение — поперечное положение второго плода. Но все, Рома. Уже все.

Мы с ним прошли в мой кабинет. Он обещал выспаться.

Все, пора домой.

Дома меня встречала мама с борщом и Сашенькиными любимыми пирожками. Я ела и всхлипывала. Неужели так будет всегда? Неужели никогда не отпустит? Новый поток слез был прерван звонком в дверь. Я открыла. Передо мной стоял Валерка, держащий за руку Маринку.

— Бабулечка, — пропищала Маришка, которую я тут же подхватила на руки, — мы к тебе ночевать пришли. Родители работают там чего-то. А мы к тебе. Дома Ванька с нянькой. Ты рада?

— Конечно, рада.

Я обнимала внуков. Вот чего мне не хватало, а они здесь, рядом, со мной. Все хорошо. Мы долго разговаривали с Валерой. Двенадцать лет, а уже какой взрослый.

Маринка ночью спала со мной, а Валера в Сашенькиной комнате. Я долго ворочалась и не могла уснуть, думала про Любу. Это она их отправила, хоть они и не сознаются. Конечно, она. Какая все-таки у меня дочь! Пусть его дочь, но такая родная!

Мне есть ради кого жить, вот ради них! Да и чертова Америка не так далеко…