Катя

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Часть 41

Наутро после планерки меня вызвал директор. Не люблю я в его кабинет ходить. С некоторых пор совсем не люблю. Но ослушаться не могу. И я пошла.

Саша встал, приветствуя меня, и пригласил сесть почти рядом со своим креслом. Я присела, положив на стол свой ежедневник и ручку. Невольно подняла глаза на портрет моего мужа, висевший над головой директора. Да, вместо обычного портрета нынешнего президента над головой нынешнего директора висел портрет его учителя. Мне импонировало такое отношение. Саша оставался самим собой всегда. И как мой муж смог разглядеть его сущность в том шестнадцатилетнем мальчишке, как сделал на него, ничего тогда не представляющего, ставку? Каким гениальным умом надо было обладать, чтобы все знать наперед… Кроме одного — тоски он моей не знал… А может, знал, но просто вечным быть не мог…

— Екатерина Семеновна, так как вы нашли свой отдел? — Меня вернули в настоящее слова моего нынешнего директора.

— Все в порядке, Александр Борисович. Роман Владимирович справился. — Вопрос был задан не зря, и не зря он начал этот разговор здесь, в директорском кабинете, когда только вчера мы сидели за одним семейным столом. Саша умел не путать быт и работу. Вчера я ему была тещей, а сегодня я лишь сотрудник. Я ждала следующей реплики.

— Я хочу предложить ему отдел. Я хочу открыть еще один отдел «Репродуктивной медицины» и отдать его вашему Роману Владимировичу.

— ЭКО?

— И ЭКО тоже. У него большой опыт научной работы да и практика на высоте. — Он внимательно посмотрел мне в глаза, прочел все, что в них было и произнес: — Только без эгоизма, Екатерина Семеновна.

Мне надо было обдумать. Я не могла вот так сразу дать согласие и отпустить Рому. Саша тоже это понимал.

— Сколько у меня времени? — я чувствовала себя не очень.

— А у вас его нет. Я не спрашиваю, я ставлю вас в известность, что на место Романа Владимировича объявлен конкурс, и сотрудника себе в отдел и своего зама в последующем вы будете выбирать сами. Да и Роман Владимирович еще не в курсе, я думаю, что вы понимаете, что услышать о новом отделе он должен от меня, а не от вас. Просто я считал своим долгом уведомить вас в первую очередь. Я прекрасно понимаю, что вы не хотите его отпускать. Он удобен вам во всех отношениях. Но ему давно пора двигаться вперед, а он застрял. В ваших взаимоотношениях и в своих детских пеленках. Вы сами подтверждаете, что он хороший организатор.

И тут я расплакалась. Вот не хотела, даже виду показать не хотела, что бьет он меня под дых. Но не сдержалась, потому что реву и реву, и случаи все время находятся, и причины для слез тоже. Да и сами слезы стали так близко к поверхности, что льются бесконтрольным водопадом. Надо брать себя в руки. Да, надо. Я ведь, действительно, сейчас не теща. Я сотрудник — руководитель отдела, я даже не женщина сейчас, а ключик одного из механизмов. Так что слезы мои явно неуместны. Но реву… потому, что ключик — женщина, одинокая такая… Мне стало себя совсем жалко.

Почему все сразу?! Почему все не так? И мама дома, и сын в Америке, и одиночество мое, которое с каждым годом лишь острей и больней чувствуется. Так теперь и Рому отбирают. А может, у меня и нет никого, кроме Ромы. Может, он моя единственная отдушина. А Саша… Саша, далеко не чужой мне человек, что творит-то. Отдел ему новый приспичило. И он меня лишь в известность ставит. А совесть-то где?! Вчера за одним столом со мной сидел… А Люба?! Она что, не в курсе мужниных планов?! Она его зам в конце концов. Что ж она меня так подставляет?!

Я встала и хотела уйти. Но он перегородил мне дорогу.

— Екатерина Семеновна. Давайте вы не только выплачетесь здесь, но и выскажете мне все свои претензии. Мы не чужие люди, в конце концов. И я, как ваш зять, никуда вас не пущу. Я знаю, что вы сейчас жалеете себя. Считаете меня жестоким и несправедливым. Но задумайтесь, так ли это? Я только лишь пытаюсь держать институт на передовой. Но это ведь наш с вами институт. Думаете, Александр Валерьевич поступил бы иначе?

Это был запрещенный прием, и я взорвалась.

— Какое право ты имеешь так говорить мне? Я что, не понимаю, это не только твой институт, но и моего сына и моего мужа… Саша, нельзя так! Понимаешь, нельзя! Больно мне.

— Проблема в том, что вы сами, Екатерина Семеновна, застряли. Да, застряли в своем горе, в одиночестве, в жалости к себе. Жить надо, понимаете — надо жить и двигаться вперед. Помочь Роману Владимировичу с новым отделом. Вам все равно работать в тандеме придется, только не как с подчиненным, а как с равным. Или он не достоин быть равным?!

И тут я поняла, что он прав. И мой муж поступил бы так же. Да, я эгоистка. Надо менять. Все менять. И я поменяю. И поменяюсь сама.

— Прости! — я больше ничего смогла сказать. А он вызвал секретаршу Татьяну и попросил принести чай с конфетами.

Следующие минут сорок мы пили чай, ели шоколад и рассуждали о новом отделе.

Затем нашу беседу прервали — его вызвали на консультацию. А я осталась в кабинете…

Снова почувствовала себя такой беззащитной… Но с портрета на меня смотрели глаза. Его серые, немного насмешливые глаза… Такие родные, такие говорящие…

Я вернулась в отдел с новыми силами и новыми идеями. Я немного пришла в себя и осознала происходящее. Просто все движется вперед, и жизнь продолжается, и сын мой, Сашенька, уже студент первого курса, и пусть он далеко, пусть мне горько от этого, но делает свое дело, а своим делом продолжает дело своего отца. А там… Как знать, что будет там… Как знать, что ждет его впереди… Но он идет к ней, к своей цели. Так и я должна. Пусть здесь на своем рабочем месте, но в Его институте, в институте, носящем его имя, я должна тоже идти вперед. Чтобы все знали, что Мы лучшие. ТАК ХОТЕЛ ОН! А значит, так хочу и я.

Сейчас подумаю немного и вместе с Ромой пойду к директору… А там уже будем говорить о деле и делать дело.

От Борисова мы с Ромой вышли где-то через час. Я вместе с Сашей уговаривала его взяться за новое дело, обещала помощь и поддержку, объясняла себе и ему одновременно, что мы будем работать вместе, как и раньше, только на равных, что это очень нужное дело, что он справится, что я в нем уверена, как в самой себе, что я хочу, чтобы он, и только он возглавил этот отдел.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я радовалась, когда мы с Сашей услышали его твердое «Да» и увидели горящие интересом глаза.

А потом мы работали, все как всегда. И только к концу дня Рома заскочил ко мне в кабинет и спросил:

— Ты рада за меня, Катя?

Я обняла его и поцеловала, как друга. Сказала, что очень рада. Потому что это было правдой, а еще мне стало так стыдно, что я снова разревелась. И, конечно, рассказала ему все, как было на самом деле. Я была красная как вареный рак от стыда за саму себя. А Рома смеялся и обнимал меня так нежно.

— Катюша, а ведь ты меня любишь.

— Люблю, Рома, но не как его, понимаешь?!

— Да понимаю. Кто ж с Ним сравнится? Так и я тебя люблю, как друга. Ведь между нами черная кошка в виде Борисова не пробежала?

— Да нет, конечно, хотя он «фрукт»!

— А то!

Мы посмеялись. Попили чай, я осталась на дежурство, а Рома пошел к своей семье.