Катя

Часть 46

Больше нет пирогов в моем доме. Я не пеку, мне некогда. Митя готовит то, что попроще. А я и тому рада. Я живу на работе, прихожу домой переночевать, а то и не прихожу вовсе. Митя терпит, понимает, что очень тяжело возвращаться в дом, где не осталось никого, кого любила, с кем жила всю жизнь. Только он. И хотя мы с ним уже вместе третий год, но никого из них он заменить не может. Хорошо, что понимает и принимает меня такой, какая я есть.

Мой сын устроился подрабатывать на кафедре. Начал научную работу, он теперь там… совсем там, и что вернется — надежды все меньше и меньше. А я языка не знаю, да и по тому, как гостила у него, я там лишняя. Там его жизнь, а здесь моя.

Неужели вот так и будем врозь, всегда врозь с единственным сыном — с мальчиком ради которого я готова… Но я-то готова, а ему оно нужно? Судя по последней встрече — нет, не нужно. Как часто я слышала от него: «Ты просто не понимаешь, мама». Может, и не понимаю, потому что врозь. А были бы вместе, то поняла, обязательно бы поняла… Но «вместе» осталось в прошлом…

С тем и вернулась, с пониманием, что теперь врозь. Вернулась, а у мамы инсульт, думала — вытащим. Ведь какая разница, сколько маме лет, она ведь мама, и пусть ворчит, и все ей не так, но рядом…

Но увы…

Так я и осталась только с работой… Ну да, еще с Митей.

Вроде и хорошо мне с ним, и уютно, и спокойно… Но все не то… А может, я и сама виновата, построила стену и не пускаю его в свою душу. Но с ним я не одна. Есть кому слово сказать, а сказать надо, иначе ведь и сойти с ума можно.

Вот так и живем вдвоем в моей квартире. Свою он сдал и деньги отдает дочери, им молодым, да с двумя детьми, нужнее. Митя еще на службе. Переживает, что генеральские погоны ему не светят. Но я не понимаю такого. Я ж как защитила кандидатскую от тоски, так больше к славе и не стремилась. Не понять мне взлетов по карьерной лестнице, вот не понять и все.

Рома развернулся в своем отделе, теперь, когда его женщины ко мне на сохранение или роды поступают, так бежит, истории читает, назначения проверяет. Смешно. Я говорю ему: «Ты меня, что ли, проверяешь? Рома, зачем?»

А он пожимает плечами, смущается. Нет, не меня он проверяет, просто к делу к своему так относится, так же, как и я. Но мы понимаем друг друга, всегда понимаем и чувствуем.

Митя замуж звал, чтобы по закону. Я против. Зачем? Мне и так хорошо. Его мне ничего не надо, да и у меня по сути ничего нет, только то, что Сашеньке принадлежит. Так что, мы с Митей только и есть друг у друга. Хорошо, что Господь мне его послал. Он надежный человек, и я люблю его по-своему. Нет, не так, как мужа моего любила, и не так, как Глеба, но люблю, нуждаюсь в нем, в руках его сильных и грубоватых, в душе его солдатской, прямой такой и бесхитростной. Я и люблю его, наверно, за то, что так разительно отличается от всех мужчин, ранее окружавших меня. Но он настоящий, и с ним спокойно! Если бы вы знали, как это много чувствовать себя защищенной, а не одной на ветру.

Я вот прилетела из Америки. Он встретил меня в аэропорту и сразу все понял, и как горько мне, и как одиноко, и больно как. Обнял, прижал к себе, и произнес: «Ну что, теперь в гости ездить будешь!» Мне так спокойно стало и думы все невеселые улетучились, а ведь про гости я не подумала. А «гости» существуют, и ездить буду, сын ведь — кровиночка моя! У меня остался только он. Нет, еще Митя, еще Люба с Сашей и внуки. Что ж я плачу от одиночества, не одинока я совсем.

Вышла на работу и все встало на свои места. Все, да не все. Люба беременна. Я возмущена до глубины души. Да сколько можно? На работе она пахарь, дома ломовая лошадь, своих трое плюс Сережа и Алексей (брат Саши) им почти совсем дочку отдал. Я понимала, что дома няня, но она только за Ванькой смотрит, ну еще за Лешиной девочкой. А остальные что? Конечно, Валерке и Сереже по пятнадцать, а Маринка при них. Они ее и в школу ведут, и забирают, и уроки делают. Но им же всем родители нужны, а тут еще один наметился.

Пошла к Саше. В приемной пришлось задержаться, с Татьяной-секретаршей поговорить. Потом зашла к Борисову. Первый вопрос:

— Вы Любу смотрели?

— Да, Саша, смотрела.

— Что?

— Беременность пять-шесть недель. А что ты ожидал услышать? Маточная, все в порядке.

— Ну слава Богу! А я уже переживать стал, что никак не беременеет.

— Саша, ответь зачем? Ты ж ее загонишь в гроб! Сколько детей тебе нужно?

— Пять.

Я разозлилась, причем сильно, я почти ненавидела его в этот момент, я смотреть не могла на его красивую рожу и непомерные амбиции. За что он так с ней, это способ самоутверждения?

— Неужели ты не понимаешь, как она устает, у нее непомерная нагрузка и физическая, и психическая. Что ты делаешь?

— Это моя жена и мой ребенок. Мы с женой так решили, я должен обсуждать вопросы планирования моей семьи еще с кем-то? Вы ее мачеха, да, вы близки, но рожать или не рожать — мы решим сами. Вы будете вести беременность и принимать роды?

— Конечно, Саша. Не ожидала я от тебя такого отношения. Чем заслужила-то?

— Да просто достали все. То Федор пришел, тоже он знает, как нам лучше. Теперь вы.

— Я не чужая… Или как?

Меня душили слезы. От кого-кого, но от Сашки в жизнь не ожидала. Чего взбесился-то?! Я же о ней беспокоюсь. Это же третье кесарево впереди, не шутки. Не стала его дальше слушать, развернулась и в дверь. А там Люба.

— Тетя Катя! Что случилось?

Да, чтоб она слезы мои не заметила, быть такого не может. Люба вопросительно посмотрела на Сашу. Между ними состоялся молчаливый диалог.

— Тетя Катя, вы к нам сегодня?

— Нет, у вас своя семья, а у меня свой дом есть.

Я отодвинула ее с дороги и ушла. На душе скребли кошки. Зря я с ней так. Она-то ни в чем не виновата, просто сорвалась я, обидно мне и больно. Самокопанием заниматься было некогда, работа была. Родили, все путем. Я вернулась к себе, а там Люба подошла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Тетя Катя, простите его. — Подсела рядом, как кошечка.

— Да простила давно, какой-никакой, а не чужой он мне. Сама как? Как потянешь все?

— Как обычно, взвалю на плечи и понесу. Да нормально все, я тоже девочку хочу. Но уж кто получится. Ой, объявление в газете прочитала «Определяю пол ребенка с точностью до пятидесяти процентов». Вот веселилась, и на такое ведь клюют и идут и деньги платят, а обмана вроде и нет, все честно и проценты тоже.

У меня отлегло.

— Люб, дети как?

— Нормально, так проблемы по мелочам, а в целом хорошо. Тетя Катя, у вас-то что? Дома порядок? Про Сашеньку я все знаю.

— Да, дома нормально. А вот про сына все думаю: неужели не вернется он? И видеть буду вот так, раз в год?

— Он тоже будет приезжать иногда. Тетя Катя, я думала над такой ситуацией. Моим Валерке, да Сереже уже по пятнадцать. Они уже думают, как жить будут. И я им тоже предлагала уехать. Сережа отказался сразу, его здесь многое держит, я не говорю про нас с Сашей, но тут его мать и Марина моя. А Валера рассматривает такой вариант.

— Валера не уедет, не думай даже, Любонька. У Валеры характер другой. Хотя вы все упертые, аж жуть.

Я хотела еще сказать, но в дверь постучал и вошел Борисов.

— Екатерина Семеновна, я не хотел вас обидеть, и понимаю, что вы за нас же и беспокоитесь. А кому еще беспокоиться? У нас, кроме вас и Саши, родственников нет. Просто вспылил, устал я. Еще Федор пришел, типа как я могу, она нужна на работе. В его планы ее беременность не входит. Вот и вспылил, простите!

Он глянул на меня своими синими глазами, и я растаяла. Какой же он все-таки…

— Саша, чай налить?

— А что чай?! Пирожков-то нет.

— Есть, с мясом, как ты любишь. Я пекла вчера.

Нет, все-таки люди не меняются, взрослеют, конечно, но в целом он остался таким, как и был, и Люба моя, какая была, такая и осталась, только выросли и перышки цвет поменяли, а души те же.