Катя

Часть 52

Мои внуки были в зале ожидания. Все трое. Марина, осунувшаяся, с заплаканными глазами, совершенно убитый Валера и просто перепуганный Борька. Вот такая троица.

Как только я подошла к ним, Марина начала громко и очень эмоционально рассказывать про отца. Я пыталась просить ее говорить тише, но бесполезно, она почти кричала, ругалась. Мне казалось, что то, что случилось с отцом, ее волновало много больше, чем операция брата. А потом поняла. Операция закончилась, ей казалось, что с братом все в порядке, что все позади… А отец!

Она всегда, с самого рождения больше всех любила отца, правда, и он выделял единственную доченьку из всех остальных детей. Теперь рухнул идеал… Что дальше?

Она слишком возбуждена, слишком зла, обижена, расстроена. Нет, она протестует… она бы убила его, если бы могла. И убила бы… Но не может, потому что продолжает любить, но и ненавидит одновременно.

Я слушала ее и анализировала ее поведение, но мысли были не о ней. Нет, не о ней я беспокоилась, хотя так любила свою внучку… «Она переживет, — думалось мне. — А Люба?»

Люба, вот кто занимал сейчас главное место. Такое с сыном… и муж… Знала ли она?

Догадывалась. Наверняка догадывалась, но молчала, боролась в одиночку и с собой, и с ним. Делала вид, что все хорошо…

Только что хорошо? Зачем она так? Может, высказалась бы и вместе подумали… Но она не хотела думать, она терять его не хотела. Ни за что на свете.

И вот так, в один момент, потеряла и его, и чуть не лишилась сына.

— Ба, — ворвался в мозг голос Марины, — ба! Я дяде Саше позвонила, я сказала ему все! Пусть знает!

— Зачем, Мариша? Что он сделает? Чем поможет?

— Пусть он тоже ненавидит ЕГО!!!

— Кого?

— Да Борисова! Ты что, ба?!

— Что сказал дядя Саша? — я пыталась представить, что сделает мой сын.

— Он вылетает…

Я опять слышала только свои мысли и только свой пульсирующий мозг.

Но нужно было действовать. Стоять и выслушивать Марину, брызжущую ядом, о подробностях того, как она застала отца с другой женщиной, смотреть в перепуганные глаза младшего внука, было просто малодушием. А я врач, я призвана помогать людям, вот и сейчас должна помочь самым близким. Моим внукам и моей дочери. Я подошла к Боре.

— Милый, все образуется. Ты мне веришь?

— Ничего не образуется, Ба! Он мразь, ему не место с нами! — продолжала кричать Марина.

— Замолчи! — Я говорила тихо, но очень отчетливо. — Замолчи! Не пугай брата, посмотри на него. Не разрушай все вокруг, не то место и не та ситуация. Критику надо начинать с себя. А я про тебя тоже много знаю.

Она замолчала и собралась куда-то.

— Стой! Сейчас ты возьмешь Борю и пойдешь ко мне домой, и ты будешь там с братом и Митей. Поговорим позже.

— А Валера? — Она снова стала просто подростком и просто еще ребенком.

— Валера нужен здесь.

Борька обнял меня и прижался всем своим тельцем.

— Бабуль, Ваня выздоровеет?

— Конечно, милый! Все будет хорошо. Вот увидишь.

Он плакал. Я целовала его и поглядывала на Валеру. У того в душе была буря, и вовсе не из-за измены отца, там было еще что-то. Я успокоила Борьку как могла и отправила их с Мариной к моему мужу. Он человек душевный, он сможет им помочь. А им сейчас нужно только участие и внимание.

Они ушли, и Валера немного расслабился.

— Что, сынок? — спросила я его.

— Потом, ба! Мама! Я боюсь за маму.

— Она сейчас думает лишь о Ванечке. Какой там прогноз?

Он лишь покачал головой.

— Я говорила с Федором, я знаю. Но шансы есть. Сынок, мы справимся.

— Бабуля, я тебе потом все расскажу. Про себя, но потом, не сейчас. Сейчас надо поддержать маму.

— Я потому и здесь. Марина говорит правду?

— Да! Бабуля, у отца это было серьезно?

— Мне трудно судить. Я не была посвящена в его тайны. И с его любовницей знакома не была. И меня это вовсе не интересует, меня волнуют только Люба и Ваня. А что у тебя?

— Я встречался с ней, я не знал…

— С ней же?!

Я не могла поверить своим ушам. Она и Валера! Как так?! Что ж она за человек такой?! Зачем?! Он же мальчишка! Она старше его! Я просто не могла понять логику женщины, живущей во грехе с отцом и сыном одновременно. Нет, о любви там речь не шла с ее стороны точно, а вот мой внук разбит.

— Сынок, не мучай себя, не вини, ни в чем!

Мы с Валерой замолчали, потому что к нам подошел Борисов. Я видела его только вчера на планерке, но он постарел лет на десять, даже седина обозначилась в волосах.

— Где Марина? — спросил он у Валеры.

— Саша, я отправила Марину с Борей ко мне. С Митей им будет легче.

Он смотрел в мои глаза, а я в его. Нет, я не посмела бы судить мужчину, находящегося передо мной. Он сам себя осудил. Я видела и понимала. Все, чего мне хотелось, так это забрать у него и у моей Любы часть боли, поделиться, так сказать. У него было плачевное состояние. Но он неправильно понял меня.

— Екатерина Семеновна, не судите…

— Я не сужу, Саша. Я предлагаю помощь.

— Я не знаю. Помогите Любе. Она там с Ваней.

— А ты?

— Я?! Я не могу уже ничего изменить.

— И я не могу, но строить будущее ты можешь.

— А оно есть?

— Саша, оно всегда есть, как бы нас ни било, наступает завтра.

— Только в него входят далеко не все. Не надо, Екатерина Семеновна…

— Ты не то говоришь, папа. Мы тут все виноваты, и строить придется, бабуля права. И Ваню лечить, и мама…

— Прекратите, — я понимала, что слезы ручьями текут по моему лицу, — возьмите себя в руки. Мы семья, были, есть и будем! Всем все ясно?!

— Вы уверены?! — Саша искал опору во мне, как всегда, считая меня сильной.

Ну почему я кажусь сильной, когда на самом деле… Но если сейчас не я удержу их на плаву, то кто? Ведь мамы для того и нужны, чтобы не расслабляться, не раскисать и помогать, всегда. Сколько бы лет детям ни было!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Саша, я пройду к Любе и Ванечке? А вы с Валерой поговорите. Саша, ты семье нужен. У тебя семья.

Я вошла в палату. Люба стояла у окна. Ванечка спал.

— Саша, — она не обернулась.

— Это я, Любушка.

— Мама!

Я обняла ее. Какая она все-таки хрупкая, тоненькая такая.

— Ванечка уснул, мама.

— Хорошо, пусть спит, сил набирается.

— Мама, все рухнуло в один момент.

— Все живы! Пойми, все живы. А живые могут жить. Любонька, поверь мне.

— Да, все живы… И я жива, да?

— Да, и ты, и Саша, и Ванечка, и Валера, и Марина, и Боря, и Сережа. Мы все живы, а значит, можем жить.

Она молчала и смотрела в мои глаза. Я плакала и она тоже.

Мы ничего больше не говорили друг другу. Только были вместе. Все было еще впереди: много горя, много обид, много выяснений отношений. Но я пыталась донести до ее затуманенного горем сознания, что если все живы, то есть за кого и с кем бороться, а это и есть жизнь…