Саша улетел в Москву.
Приспичило ему отдать свои акции института. Я против, конечно. Как можно? Это ж институт, отцом его основанный.
А он ни в какую. «Только головная боль мне от них», — говорит. Много убеждала я его и уговаривала, плакала… Но все зря. И в какого он такой упрямый?! Прямо сил нет, какой упрямый!
Позвонила Любе. Горем поделиться. Она обещала все решить.
С глазу на глаз поговорят, может и решит. На нее вся надежда. На девочку мою.
А у меня потянулись долгие дни ожидания и переживаний. Хожу по квартире и поговорить не с кем. Тоска только следом ходит, тоска смертная. А сын не звонит, ни день, ни другой, ни третий.
Извелась я совсем. Понимаю — старая, мнительная, дурная, надоедливая. Но живая.
А следовательно, голова думы думает, а сердце чувствует все и болит, и болит от дум моих, и от одиночества. Как же я в Москву хочу.
Что же я с сыном не полетела? Хоть бы повидала всех внуков перед смертью. А может, бог бы смилостивился и я померла бы там…
Как я скучаю… Кто бы знал, как скучаю.
Хоть бы на могиле его посидела, все ближе, все рядом, все с ним… Почему жизнь так устроена, что счастье и не замечаешь, как было и не было, и остаются только воспоминания о счастье и пустота. Вакуум, который больше заполнить нечем, а главное — некем…
Господи, как тяжело, если бы ты знал, как тяжело, ты бы не мучил меня на земле этой, а давно пустил бы к нему…
Но, видимо, я не все свои дела земные завершила, а потому еще должна жить пока не выполню. Знать бы еще, какие это дела. Ну, явно не передача акций института. Куклу купила, правнучке в подарок. Сама выбирала. Олюшке год. Дочке Марины с Сережей год.
Хоть у них все наладилось и то хорошо. Девочку ту жалко, что с Сережей была.
Она ж не просто так, она-то любила его, а он… Вот так грешит человек, думать не думает, а грешит.
Люба говорила, что хорошая девочка. Рыжая. Интересно.
Почему-то я представила себе рыжую сноху и внуков с веснушками. И так хорошо и спокойно мне стало. Пусть рыжие, но мои.
Эх, Саша, Саша, и что ты себе нормальную женщину найти не можешь. Вот оно, предназначение мое — внуков увидеть, или хотя бы одного. Вот зачем живу, вот жду чего.
Продолжения рода жду. Наследника фамилии.
Я снова обратилась к Богу. Но почувствовала головокружение и тяжесть в затылке.
Приняла таблетки и легла. Уснула. А как проснулась, то на смартфоне два непринятых звонка и оба от сына. Перезвонила. Сразу соединили нас.
— Саша, я уснула.
— Мама, давление?
— Нет, просто думала, думала и устала. Все хорошо сынок. Ты сам как?
— Я? Мама, я встретил девушку, рыжую, представляешь?!
Если бы он мог меня видеть, то видел бы, что я улыбаюсь.
Мы поговорили, нет, не отдал он акции, и с девушкой этой в гостинице живет, не у Любы. Тоже показатель. Может, образуется у нас все.
И раз называет ее девушкой, то, видно, молодая она, а значит, внуки не зря мне привиделись…
Жить и ждать стало спокойней. Хотя чего ждать? Надо собираться и лететь в Москву. Но Саша и слушать не захотел про это: «Одна ты никуда не полетишь!». А почему меня с собой не взял?
Вопрос так и остался без ответа. Но вещи я собрала. Уложила себе походную сумку, я найду способ вернуться в Москву.
Говорила С Любой, она смеется, рассказывает, что Сашенька влюблен, как мальчишка.
А я что? Я рада!
И тем более, если она из Москвы, то и жить надо в Москве. Что он работу, не найдет? Или квартиру не купит? Вот кто просил дарить нашу квартиру Бореньке? Взял бы и купил племяннику квартиру, и жил бы сейчас не в гостинице, а у себя дома. Но разве они слушают? Они выросли и все знают сами. Разворчалась я совсем. Самой смешно стало.
Решила с внуками поговорить. Компьютер включила. А там мейл от Оли, дочки Мити.
Открыла и обмерла — нет больше Мити, совсем нет. Умер в Германии в доме престарелых после повторного инсульта. Страшно мне стало. Так страшно и больно. Он же не чужой мне… Я ж думала когда-то… Какая разница, что я думала, человека нет, близкого человека…
Сердце сжалось так. Нехорошо сжалось…
«Скорую» я вызвала сама, или как у них эта служба называется… А там сказали… в стационар меня положили. Профессуры полно набежало… Как же, пред ними тут с повторным инфарктом жена самого Корецкого.
Я на операцию согласилась, пусть режут, может, внуков увижу.
А когда совсем в себя пришла, со мной все мои родные были, и Сашенька мой, и Люба с Сашей.
Вот и свиделись.
Есть с кем домой возвращаться.
Я им прямо так и сказала: домой, в Москву, немедленно. Но они не дали, заставили отлежать положенное время и курс реабилитации пройти. А Саша Борисов заявил, что в Москву меня забрать он согласен, но в стационар для начала.
Пусть так, да как скажут, лишь бы домой.
Перелет дался мне тяжело. Но с двумя врачами и сыном я прилетела и сразу в стационар. Смешной Борисов однако, ему никакая клиника не по вкусу, кроме своей. Вот и аппаратуре своей он верит, и врачам, и себе самому… А все остальное под сомнением. Тоже стареет. Такое отношение — явный признак старости. Только я ему об этом не скажу. Со временем сам поймет.
Год прошел, у нас свой дом, вернее, своя квартира в одном доме с Любой и внуками.
Сашенька мой женат. Сноха — милая молодая женщина с солнцем в волосах и солнечной душой. Мне хорошо и тепло с ней. И старость мою она терпит, и любит меня даже. А что еще мне, старухе, надо?
Саше моему она пара, не то, что та замороженная Дженнифер. Господи, где его глаза были все эти годы?!
Но все к лучшему. Внук у меня рыжий, с веснушками, потрясающей улыбкой, и ямочками в щечках.
Милый, чудный мальчик — счастьечко мое. А скоро второй будет. Вот так я дождалась, что сына есть на кого оставить и не волноваться за него больше.
А еще я дома, здесь, в Москве, воздух родной, и муж мой рядом. Скоро мы встретимся, совсем скоро и я ему расскажу, все, что он не видел, что не застал, расскажу. А кому еще рассказать…