Казнь египетская

Геннадий Сергеевич Сухарев, или попросту Гена, поздним вечером сидел на кухне своей дачи над белым листом бумаги. На улице лил дождь. Геннадий сидел на кухне, потому что в одной из комнат жена и сын смотрели телевизор, а в другой дочь писала курсовую работу о тенденциях развития литературы в последней четверти XX века.

На кухне было хорошо, тихо и чувствовалась та вечерняя умиротворенность, которую излучают домашние вещи, когда они честно отработали день, а теперь позволяют себе подремать.

Геннадий глубоко задумался, в голове его крутились различные варианты начала рассказа, но он еще не чувствовал той опорной точки, от которой можно было бы по-настоящему оттолкнуться. Вдруг краем глаза он уловил какое-то движение и повернул голову. Из-за плиты к кошкиной мисочке деловито прошмыгнула мышь, схватила лежавшую там корочку — и вдруг заметила взгляд человека. Она оторопела, выронила корку и стала пятиться на задних лапках. Гена невольно улыбнулся, мышь повернулась и опрометью бросилась под плиту. Гене стало неловко, что он помешал зверюшке, и он отвернулся к своему чистому листу. Краем глаза он увидел, как мышь снова высунулась из-под плиты, подбежала к брошенной корке, подхватила ее и скрылась. Над мисочкой стоял табурет, на нем дремала престарелая кошка, и мышь пробегала под ее свесившимся пушистым хвостом.

Раздался телефонный звонок. «Алло! — закричал в трубке возбужденный мужской голос. — Привет, старик! Ты еще не спишь? Чем занят?»- это звонил Сережа-изобретатель, сосед по дачному поселку.

Весь поселок давно уже был уведомлен, что Сережа работает над принципиально новой, портативной моделью машины времени.

«Да вот сижу, как дурак, над чистым листом, никак начало не поймаю. А тут еще мыши бегают!» — «Слушай, — перебил его Сережа. — А я ведь закончил! Действует!»

Гена не сразу понял, о чем речь, потом сообразил.

«Что, твоя машина? Работает? Поздравляю, старик!» — «Не могу дома сидеть. Можно, я к тебе сейчас зайду?» — «Валяй, все равно с моим рассказом на сегодня безнадежно».

Минут через десять в дверь позвонили, и в темном дверном проеме из ночного дождя возник Сережа, он же Сергей Игоревич Поворотов, физик, математик и историк-любитель. Он осторожно поставил на пол большую картонную коробку, снял мокрый плащ, стряхнул его за дверью, вытер ноги и повесил плащ на крючок, все время молча поглядывая на Геннадия сияющими глазами. Потом он подставил к столу табуретку, сел, достал платок, протер мокрое лицо и обвисшие усы, подвинул к себе коробку, и снова неудержимое сияние заструилось с его лица.

«Ну что, действует? Ну-ка, покажи!» — почему-то шепотом попросил Гена, заражаясь его настроением. Сережа раскрыл коробку, бережно достал из нее и водрузил на стол довольно большой аппарат, похожий на старинный ламповый радиоприемник. С одного боку в нем имелся небольшой экран, с другого — нечто вроде окуляра.

— Понимаешь, возможности полупроводников ограничены, и я придумал сделать его на субквантовых фазиодах, — начал было Сережа, но Гена замахал на него руками: «Ты же знаешь, что я ничего в этом не смыслю! Ты мне по-человечески объясни, что он может?» — «Это пробная модель, и действует он пока… ну, только в одну сторону. Может отправить предмет в другое время, но вернуть его оттуда еще не может. Зато посредством этого экрана можно проследить, что происходит с объектом испытания». — «А как же ты воздействуешь на этот… подопытный объект? Сунешь его внутрь? Ящик-то твой больно мал». — «Нет, зачем внутрь, для трансгрессии достаточно нажать на красную кнопку и осветить объект лучом из этого отверстия — и перемещение произойдет!»

Гена еще раз недоверчиво посмотрел на неуклюжий аппарат, потом открыл холодильник и достал бутылку вина. «Ну что ж, надо отметить такое событие. Сколько лет ты бился над этой штукой?» — спросил он, разливая вино по рюмкам. «Сколько лет? Трудно сказать, это же шло в параллель с другими работами… Теперь встал вопрос — что выбрать объектом испытания? — сказал он. — Раньше я над этим не задумывался, был сосредоточен только на технической стороне дела. Но вот аппарат готов, однако односторонность его действия очень ограничивает меня. Я, конечно, могу отправить в будущее или в прошлое любой неодушевленный предмет, но это как-то неинтересно… А отправиться самому — тогда надо договариваться с Институтом Временных Перемещений, чтобы мне разрешили трансгрессию, а это такая волокита! Заполнять кучу бумаг с указанием цели и т. д., чтобы ВНИИВП мог потом вытащить меня оттуда. А хочется испытать машину прямо сейчас! Тебе небось тоже всегда хочется прочесть кому-нибудь только что законченный рассказ кому угодно, хоть первому попавшемуся?»

От звяканья посуды проснулась дремавшая на табуретке кошка, потянулась и зевнула. Сережа взглянул на нее и восхитился: «Ну и красавица она у вас!» Действительно, кошка была хороша, пушистая, вальяжная, спинка у нее была рыже-серо-черная, а по грудке и животу шла снежная белизна, переходя на лапки. «Она похожа на престарелую киноактрису, — буркнул Гена, — тоже думает, что до сих пор все ее обожают, и страшная неряха. Теща от нее отказалась, говорит, что у нее нет сил убирать за этой бездельницей, вот жена и привезла ее к нам. Теперь ее шерсть летает по всему дому, у меня от нее постоянно в горле першит». И он налил еще по рюмке, чтобы прогнать это неприятное ощущение.

Кошка прыгнула Сереже на колени и стала примащиваться, переминаясь с лапки на лапку и больно цепляя сквозь брюки Сережины ноги. Он вскочил и сбросил ее на пол. «Брысь, брысь! Я так не играю! Дай ей что-нибудь пожевать, пусть займется», — попросил он, отряхивая брюки. Гена бросил кошке кусок колбасы. Она долго грызла его остатками зубов. Мужчины выпили еще по рюмочке и продолжали разговор.

— А Сумароков мне говорит: «Чего ты мудришь со своей машиной, ведь над такими аппаратами работают несколько НИИ, неужели они потерпят конкурента, да они не пропустят твоего изобретения, даже если у тебя что-нибудь получится!»

— Точно, точно! Вот у нас Боря Менделеев, мой однокурсник, составил словарь современного русского языка… Теперь третий год ходит по инстанциям, потому что, оказывается, целый институт работает над таким словарем… — Тут Гена заметил, что кошка вылезла из-под кухонного диванчика.

— Фу ты, я совсем забыл, что после еды ее надо сейчас же выпускать на улицу! — спохватился он, заглянул под диван и огорченно сказал: — Но теперь уже поздно. — Тут его взгляд упал на аппарат, и вдруг его осенила идея… он даже провел рукой по волосам, ощущая, что идея, точно нимб, нахлобучилась ему на голову.

— Слушай, — сказал он. — Тебе нужен объект, то есть субъект? Вот и получай его! — Он взял кошку обеими руками и поднес ее к аппарату. — Куда ее посадить?

— Ты что, шутишь? — недоверчиво спросил Сережа. — А как Верочка к этому отнесется?

— Она тотчас подберет на улице дюжину бездомных кошек. Это не проблема. Зато теща будет счастлива. Я тоже. Жена говорит, что мы с тещей оба родились под Козерогом, потому и сходимся в этом пункте. Так что забирай ее и экспериментируй на здоровье! Можешь сделать это хоть сейчас.

Сережа вскочил и засуетился около аппарата, потом обернулся и в нерешительности почесал за ухом.

— А куда ты хочешь, чтобы я ее трансгрессировал?

— Господи, да куда угодно, только чтобы она уже не смогла оттуда возвратиться!

— Хорошо. Тогда я предлагаю отправить ее в Древний Египет. Там, как известно, обожествляли кошек, значит, ей будет обеспечен хороший уход на весь остаток жизни.

— Валяй, в Египет так в Египет. Куда ее посадить?

— Вот сюда, перед объективом. За ней я поставлю щиток, чтобы луч трансгрессора не рассеивался. Убери со стола мясорубку! Внимание, Мурка! Как ее звать-то?

— Пусси, Пуся, — ответил Гена, поглаживая кошку и придерживая ее, чтобы не спрыгнула.

— Внимание, Пуся! Снимаю! — и Сережа нажал на кнопку, затем на несколько соседних. Луч света ослепил кошку.

— Убери руку! — воскликнул Сережа. Гена отдернул руку. Кошка сделалась полупрозрачной и вдруг исчезла.

— Действует! — сказал Сережа и вытер заблестевший лоб. — Теперь надо смотреть на экран. Я еще не знаю точно, как долго мы можем следить за трансгрессированным объектом. Засечем время.

На кухню вошла Верочка, жена Гены.

— Я думала, ты работаешь! — сказала она. — Привет, Сережа! Что за телевизор ты принес? Что это вы смотрите?

На экране проступило изображение: беленая стена дома, деревья, грядки с овощами. Судя по удлиненным теням, день клонился к вечеру. Между грядок с безразличным видом сидела пушистая кошка. Вдруг в садике появилась собака и с беззвучным лаем бросилась прямо к кошке. Кошка взгорбила спину, ощетинилась и, видимо, зашипела на собаку, потом нанесла ей лапой короткий резкий удар по морде. Собака отскочила, продолжая исступленно лаять. Появился полуголый человек, черный от загара. Сначала он остолбенел, потом пинком ноги прогнал собаку и бухнулся на колени, уткнувшись в грядку лбом. Кошка раскрыла рот, видно, мяукнула. Человек еще сильнее вдавил лоб в землю. Потом он куда-то уполз, не вставая с колен.

— Что это вы смотрите? — снова спросила Верочка. — Кошка ужасно похожа на нашу Пусю. И с собаками Пуся так же обходится. Кстати, где она, ты не забыл выпустить ее на улицу?

— Пуся отправилась в беспримерное путешествие, которое войдет в анналы кошачьей истории. А нам она оставила подарочек вон там, под диваном.

Верочка заглянула под диван и сморщила нос.

— Фу, Гена, — укоризненно сказала она, — конечно, ты забыл выпустить ее вовремя. Бедная Пуся. О каком путешествии ты говоришь?

— Мы отправили ее в Древний Египет.

Вера с досадой посмотрела на Геннадия.

— Что за глупости, какой еще Древний Египет? Генка, а почему ты пьешь один, а Сереже не налил?

— Как не налил? — запротестовал Сережа. — А где же моя рюмка? Она вот тут стояла… Ой! Неужели она тоже переместилась, вместе с кошкой?

— Смотри на экран, — торопливо прервал его Гена.

В садике на экране снова появился тот же полуголый человек, с ним еще несколько в белых одеждах, с бритыми головами. Все они сначала упали на колени и поклонились кошке, потом, по знаку самого старшего, осторожно поднялись и направились к ней, ступая прямо по грядам. Один из них нес в руках подушечку, покрытую расшитой тканью. Кланяясь, они приблизились к кошке, бережно пересадили ее на подушечку и понесли, держа над ней балдахин. Другие члены свиты несли еду на тарелочках, молоко в сосудах и священные одеяния.

Когда все удалились, полуголый человек оглядел свои помятые грядки и покачал головой. Потом он наклонился, поднял с земли какой-то предмет и понюхал его. Предмет блеснул, и стало видно, что это стеклянная рюмка. Человек сунул ее в складки набедренной повязки и побежал догонять процессию, которая уже удалилась от его дома.

Народу все прибывало. Пройдя длинный ряд небогатых домиков, процессия остановилась в конце пальмовой аллеи у стоявшего в отдалении величавого здания с массивными колоннами, самый старый жрец поднял кверху руки и что-то произнес, вслед за ним и вся толпа воздела руки к небу и что-то прокричала, затем процессия по широким ступеням прошествовала в храм.

Изображение резко потемнело, некоторое время еще угадывалось шевелящееся скопление людей, потом экран стал бледнеть и погас.

— Пятьдесят восемь с половиной минут, — сказал Сережа с глубоким вздохом. — Маловато. Я думал, связь будет дольше. Наверно, все дело в большой удаленности во времени и пространстве.

Верочка подозрительно поглядела на мужчин.

— Сережа, — серьезно, почти торжественно спросила она, — что это за аппарат?

— Машина времени, я ее закончил, — ответил Сережа и снова засиял радостью.

— Так что вы сделали с Пусей?

— Отправили ее в Древний Египет, я тебе уже сказал, — произнес Гена как можно безмятежнее. — Согласись, это прекрасный выход из положения, не везти же ее в самом деле к ветеринару.

— Да ну тебя. — Вера огляделась, заглянула во все углы, под диван и под стол, потом вышла на крыльцо и стала звать: «Пуся, Пуся! Кс-кс-кс!»

— Она не верит. Я же не выдумываю. Да ты же и сама видела ее на экране, — усмехнулся Гена.

Верочка быстро взглянула на экран, но он уже окончательно погас. Она села, взглянула на пустую кошачью мисочку и пригорюнилась. Сережа с озабоченным видом уставился на свой аппарат. Гена стал рисовать домики. Вдруг Верочка встрепенулась и посмотрела на Сережу.

— Сережа, — сказала она просительно. — У нас на работе Полина жалуется, что ей некуда девать котят. Четыре котенка. Ну, одного мы возьмем себе, а остальных… может, тоже отправить их туда… куда и Пусю? Мне понравилось, как они относятся к кошкам, уж так уважительно!

Мужчины облегченно засмеялись.

— Но проблемс! — ответил Сережа и стал запихивать аппарат в коробку. Пусть твоя Полина позвонит мне, а там договоримся. Ну, я пойду. Спасибо вам! Как говорится, спасибо за внимание! Привет! — он натянул плащ и шагнул в черноту ночи, унося под мышкой коробку.

Позвонил снова он только через неделю.

— Генка, привет! У меня началась кошмарная жизнь! Я целыми днями хожу по инстанциям. От бумаг у меня уже в глазах темнеет, а конца-краю этому не видно. Я толкую чиновникам про экономичность моей модели — а они отпасовывают меня обратно во ВНИИВП, где меня уже видеть не могут. А прихожу домой — звонок за звонком, то по телефону, то в дверь, — звонят, приходят, приносят котов, кошек, котят всех мастей и еще бог знает кого, собак, волков, змей, даже крокодилов! Я превратился в подпольную контору по транспортировке животных! И все слезно молят, говорят, не знаем, что с ними делать, губить жалко, помогите… Но я, кроме кошек, никого не беру, только для крокодилов сделал исключение. С остальными животными пусть разбираются сами, мне египтян жалко. Наверно, в Древнем Египте уже толкуют о стихийном бедствии: откуда ни возьмись, на них сыплются десятки, сотни кошек, они уже наводнили всю страну и потеснили всех других священных животных.

Помнишь, в Библии говорилось про казни египетские? Невольно возникает ассоциация. До чего же люди безответственный народ! Заводят животных, а потом не знают, что с ними делать! А я должен выручать. А мне ведь ой-ой-ой как может влететь за засорение исторического пространства! Да и аппарат изнашивается.

— Сочувствую тебе, — сказал Гена. — Впрочем, у всех у вас, изобретателей, такая судьба: сначала ваши изобретения не хотят признавать, потом эксплуатируют и в хвост и в гриву. У тебя, правда, тот редкий случай, когда оба процесса идут одновременно. Но послушай, что я тебе расскажу. Я недавно разговаривал с одним археологом, который в прошлом году был на раскопках в Египте. Он рассказал, что они обнаружили в песках громадное кладбище кошек, самое старое из всех известных науке. Их поразило разнообразие видов кошек, там захороненных. Представляешь, у каждой кошки свой особый миниатюрный саркофаг. Судя по мумиям, все они опочили в глубокой старости.

В трубке послышался глубокий вздох Сережи.

— Не исключено, что это кладбище, хотя бы отчасти, возникло с моей подачи, — сказал он.

— А еще он рассказал, что в одной из гробниц, из самых заурядных, сделана сенсационная находка: там обнаружена рюмка из тонкого стекла, каких ни в Древнем Египте, ни в значительно более поздние времена делать не умели. Теперь историки ломают головы над тем, как она туда попала, и уже толкуют про утерянные секреты производства стекла…

— Где же она теперь находится? — поинтересовался Сережа. — В Каирском музее, рядом с какой-то мумией. Говорят, что это соседство очень впечатляет…

Мужчины тихо засмеялись.

— Заходи как-нибудь! — позвал Гена. — Жена принесла в дом кота, говорит, мальчишки пытались запихнуть его в мусоропровод. Такой плебей, разинет варежку и орет, орет… А мыши бегают как ни в чем не бывало. Заходи, а?

— Как-нибудь зайду, — вздохнув, пообещал Сережа.

Елена Гилярова родилась в Москве, окончила МГПИ им. Ленина, преподавала русский язык и литературу. В начале 60-х годов в наших гуманитарных вузах зарождались целые литературные школы молодых людей, зачарованных весенним ветром недолгой оттепели. Но лишь в узких кругах звучали имена Ильи Габая, Елены Гиляровой, Галины Гладковой. Стране понадобилось целых тридцать лет, чтобы их талантливое поэтическое слово вышло из подполья, из тьмы ящиков письменного стола. Годы молчания — это не годы безделья. Тихо, не выходя на поверхность печати, поэт Елена Гилярова сумела найти воплощение своему лирико-сатирическому дару в прозе, о чем наш читатель удостаивается возможности убедиться первым.