Александр Вангард Китайская шкатулка

Волшебное место!

Узкий, как проселочная дорога, полуостров, начинаясь вровень с водой, наклонно идет вверх и далеко в озеро, заканчиваясь утесом, где на вершине в окружении древних дубов высится полуразрушенный особняк в готическом стиле. Потрескавшиеся дуплистые стволы воскрешают в памяти сказки о троллях. Обрывистые берега полуострова поверху заросли травой, посреди которой протоптана дорожка к развалинам.

Удивительно, вода в озере всегда теплая и только чуть холодит тело. И лишь однажды, по дороге от шоссе к озеру, я видел в этих краях пасмурную погоду. Но когда вышел на берег, солнце уже вовсю поливало полуостров, похожий на торчащую из воды лапу гигантского насекомого.

Всегда ставлю палатку над крутым песчаным склоном, в тени окружающего озеро соснового бора. Никто не потревожит вас, если остановитесь в этой части озера. Ну, если вам повезет сюда попасть. Во всяком случае, я открывать вам дорогу в эти места не стану. Оазисы счастья надо беречь.

Сегодня я привез сюда друга. Как всегда, светит солнце и, как всегда, легкий ветер сбивает жару.

Друг озабочен: он желает научить меня нырять «по-человечески». Начинаю подумывать, что зря привез его сюда. На меня здесь всегда нападает счастливая праздность, а друг деятелен и одержим новыми достижениями. Если не своими, то хотя бы моими. Бороться с его активностью невозможно, и я принимаю решение: «Хорошо же! Сейчас замучаю тебя, требуя показать, как правильно входить при нырке в воду».

Сидя на мысу, нависающем над гладью озера, раз за разом наблюдаю, как друг ныряет, а затем, отфыркиваясь и ощетиниваясь брызгами, забирается ко мне наверх.

— Ну что, понял, наконец?

Он смотрит на меня, как на тяжелобольного родственника.

Видимо, от «дежурного» прыжка, хотя бы одного, не отвертеться. Подхожу к береговому обрыву. Гладь озера словно встает передо мной дыбом. Как жемчужная занавесь.

Вздохнув, делаю несколько шагов назад, а затем бегу к озеру и прыгаю вниз солдатиком.

Конечно, солдатиком. Не могу заставить себя ринуться головой вниз. Пока лечу к воде, живо представляю разочарованную физиономию друга, убившего все утро на демонстрацию «правильного» ныряния.

Грр-вуфф-ш-м! Вода обнимает тело, тормозит его, и я открываю глаза. Нигде, никогда не видел такой прозрачной воды! Внизу маячит бугристое белесое дно, а прямо передо мной — подводная часть берега и водоросли. Какие они, однако, здесь высокие! Пока хватает воздуха, поворачиваюсь, оглядывая подводный пейзаж. Неподалеку проплывает косяк мелких рыбок, вспыхивая чешуей. Отвернувшись от берега, вижу прямо перед собой торчащий из озерного дна толстый штырь, увенчанный большим кольцом в форме лепестков цветка. Наверное, в старину к нему привязывали какие-нибудь ботики и галеры. Вокруг поросшего зеленой слизью кольца расплывается красное облако. Никогда не видел такого, но вспоминаю вдруг, что в фильмах про море так показывают кровь.

И тут замечаю, что внизу, обхватив штырь рукой, оставляя за собой кровавый шлейф, опускается на дно ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ФИГУРА! В три гребка подплываю к ней, хватаю за локоть, и фигура поворачивается лицом вверх. ЭТО Я!

Я кричу, выпуская последние пузыри воздуха…

И просыпаюсь оттого, что друг шлепает меня мокрой ладонью по щекам. Мелкие брызги падают на лицо. Открываю глаза, щурясь от вечернего солнца.

— Долго еще валяться думаешь? Солнечный удар схватишь!

Далеко впереди, посреди воды торчит конец полуострова. В этом ракурсе он похож на смуглую голову, увенчанную короной готического особняка, позади которого висит над горизонтом диск солнца.

— Вставай! Ты обещал, что сегодня нырнешь по-людски.

Все-таки у моего учителя явные задатки лидера. Обычно просыпаюсь долго, как всплывающая со дна подводная лодка, а тут пришел в себя в доли секунды.

Когда друг выбирается наверх, показав в очередной раз высший пилотаж прыжка, мне становится не по себе: это точный повтор кадра из недавнего кошмара! Потом вспоминаю, что мы прыгали всю первую половину дня, и я видел все это еще до того, как уснул.

— Все, давай ты. — Я разбегаюсь. — Стой!

Падаю от неожиданности, переворачиваюсь на спину. Нет, больше я с ним сюда не поеду!

Он нависает надо мной.

— Думаешь, я не вижу? Хочешь опять солдатиком сигануть? Хватит! Или ныряй, как человек, или я собираю вещички, и спи здесь хоть до старости!

— Ладно! — Поднимаюсь и снова иду разбегаться. — Будет тебе «как человек»!

Эх, семи смертям не бывать…

Подбегаю к обрыву и отталкиваюсь ногами, когда вытянутые над головой руки оказываются нацеленными на воду.

Как, оказывается, это хорошо! Только очень быстро.

Вхожу в воду… и тупой удар настигает макушку. Слышу, как трещат кости черепа. Тело по инерции складывается, я начинаю тонуть, хватаясь из последних сил за скользкий толстый холодный штырь, торчащий из озерного дна. Открываю глаза и вижу, как на фоне искривленного толщей воды неба расплывается облако крови. МОЕЙ КРОВИ! Руки разжимаются, вода стремительно холодеет по мере погружения. Вокруг темнеет, я кричу и слышу свой крик, искаженный, как трубный глас.

И просыпаюсь в палатке. Надо мной откинутый клапан крыши, затянутый москитной сеткой, а за ним — прямоугольник ночного неба с россыпью звезд. Мириады комаров поют снаружи. Кажется, вода до сих пор заполняет мне глотку. Откашливаюсь и понимаю: только что, во сне, чуть не захлебнулся собственной слюной. Ну, дела!

Жена просыпается.

— Ты чего?

— Кошмар приснился. Спи, не обращай внимания.

Она вздыхает и поворачивается ко мне спиной.

— По-моему, ты простудился. Не надо было столько в воде торчать.

— Да нет, тут другое.

Она уже спит.

Лежу, приходя в себя после кошмара. Напряжение постепенно отпускает, но сон нейдет. Я вспоминаю озеро.

Кто сможет объяснить, почему вот уже много лет оно снится мне? Место, которого я никогда не видел в реальности. Это случается минимум раз в год, обычно — чаще. И озеро выглядит всегда одинаково. Правда, я обследую его с разных сторон. На другом берегу от полуострова, почти напротив, есть турбаза, которая всегда пустует. Еще мальчишкой застал там в туристическом домике енота, достающего своими маленькими лапками-ручками остатки еды из брошенного кем-то пакета. И возле особняка на полуострове я бывал не раз, но не решался зайти внутрь. И все, что вспоминал в недавнем сне, все было. В других снах, много лет назад. Всю жизнь…

Уснуть невозможно. Стараясь не потревожить жену, пробираюсь к выходу, беру сигареты, зажигалку и дождевик, а выбравшись в ночь, закрываю молнию полога, чтобы не напустить комаров. Зато кровопийцы обрадовано взвывают вокруг меня. Поспешно укутываюсь в дождевик, а потом замираю, услышав голос лягушки.

Палатка стоит на берегу крохотного озера, окруженного кольцом густых деревьев. Я купался весь день и не видел ни одной лягушки! А теперь, вслед за первой солисткой, целый лягушачий хор вступает в ночи. Весь периметр овального озерца звучит, а я сижу на берегу, курю и вспоминаю.

Друг, учивший меня нырять, давно умер. А «прыгать по-человечески» так и не научил.

По телу разливается тепло. Каждый раз, когда случается увидеть во сне умерших друзей, близких, охватывает чувство благодарности за нежданную встречу.

Какая теплая ночь! Вода, наверное, как парное молоко.

Хор земноводных певцов вдруг смолкает.

Возвращаюсь в палатку и укладываюсь рядом с женой. Как я ни осторожничаю, она снова просыпается.

— Ты где был?

— Курил на улице.

— Ай! Не прикасайся ко мне, ты совершенно ледяной! Что, опять купался?

— Нет, сидел на берегу.

— А почему мокрый?

Ощупываю себя и действительно обнаруживаю, что весь покрыт капельками воды. Предчувствуя недоброе, подношу руку к голове.

Пальцы нащупывают огромную зазубренную дыру в моем черепе.

Я просыпаюсь с криком, в одиночестве, разметавшись по кровати в спальне.

Из открытого окна доносятся пьяные крики. Кто-то ругается и спорит, каким путем идти дальше.

Духота стоит невыносимая. Воздух, кажется, можно резать ножом. Это лето меня доконает… Неудивительно, что приснился кошмар. В голове гудит, как с перепою.

Пил я вчера или нет? Наверное, пил. Со мной это в последнее время часто случается. Ничего, без выпивки эту жарищу вообще невозможно выносить, можно с ума сойти!

— Ты и сошел уже. Почти. — Я пугаюсь звука своего голоса.

Надо попить.

На кухне в чайнике обнаруживается немного воды. Теплая… Лучше, чем ничего. Закуриваю, глядя в окно на ветки деревьев, вырванные из тьмы светом кухонной люстры. Ни ветерка! Конец августа. Может, в связи с глобальным потеплением осени вообще не будет?

Ясно одно — поспать мне больше не грозит.

Выпить валерьянки?

Открываю холодильник и понимаю, что все лекарства, стоявшие на полочке дверцы, куда-то улетучились. Что за черт? Или они в каком-нибудь сне здесь стояли? Какая каша в голове!

Ну что ж, у писателя один способ разгрести завалы сознания — изложить их на бумаге.

— И ты думаешь, эти изложения будут читабельны?

Стоп, завязываем разговаривать сами с собой! Если от тебя ушла жена (положим, это еще вопрос, кто от кого ушел… ладно), это не значит, что надо впадать в безумие.

Достаю с крыши холодильника ручку и бумагу, всегда лежащие там для записи «ночных прозрений». Сажусь за стол, чтобы вылить на бумагу кошмар.

Почему-то кажется, что записываю совсем не то, что снилось. Или ученые правы, и мы выдумываем наши сны, изобретая налету из хаоса, царящего в едва пробудившемся мозге?

Опять пью из-под крана. Но чем чаще прикладываюсь к струе, тем больше пот заливает мне глаза. Я слизываю его с губ, и он такой соленый, что кажется кровью. Словно губы разбиты.

Надо умыться.

Захожу в ванную, включаю воду и, рыча от удовольствия, плещу себе в лицо. Потом поднимаю голову и в зеркале над раковиной вижу, что лицо мое залито кровью, текущей из огромной дыры в голове.

Я просыпаюсь под горой одеял, дергая ногами, как припадочный, а рядом вскакивает жена, моя настоящая жена.

— Господи! Что с тобой?

— Кошмар… Тьфу ты… Сейчас расскажу.

Она стонет и падает на подушку.

— Давай утром, а? — И, отвернувшись к стене: — Ну как я теперь усну? В таком холоде. Включи опять плиту, что ли. Только не ложись, пока не погасишь.

— Ладно.

Встаю и содрогаюсь от стужи. За окном — декабрь и минус тридцать, а в доме отключено отопление. Авария на теплотрассе, сказали. Минимум сутки ремонта. Проходя мимо окна, всем телом чувствую идущую от него стену холода. Где-то в углу рамы тонко пищит уплотнитель под струей холодного воздуха, проходящего внутрь квартиры.

Надеваю свитер, штаны, шерстяные носки и бреду в кухню. Там зажигаю конфорки, без участия сознания, будто зомби, которому отдал приказ повелитель. Бр-р-р! Здесь еще холоднее. Стужа прогоняет остатки сонливости.

— И что теперь делать? — спрашиваю себя и пугаюсь сходству ситуации с только что приснившейся.

Стоп! Спокойно!

Открываем холодильник. Ага, лекарства на полке дверцы. Уже хорошо.

Отсчитывая годы каплями успокоительного, признаю, что мысль моего двойника во сне была не так уж плоха: надо поскорее все записать.

Давненько не снились кошмары. Особенно такие — вложенные друг в друга, как китайские шкатулки.

Иду в кабинет, включаю компьютер.

И вот я сижу перед монитором и набираю этот текст. За спиной висит зеркало. Не знаю, зачем повесил его там. Оно висит слишком низко, чтобы стоя смотреться в него. Но сейчас я больше всего боюсь, что, обернувшись, увижу свою окровавленную физиономию и зубчатую дыру на голове, в которой пульсирует белесый, как личинка мухи, мозг.

И тогда я опять проснусь в поту, снова побреду сюда и опять буду вынужден набирать ВОТ ЭТИ БУКВЫ.

Интересно, какое на этот раз будет время года…

Загрузка...