Клиенты Ниро Вульфа

1

Когда он обосновался в красном кожаном кресле, я подошел к своему столу, развернул стул, чтобы оказаться прямо напротив посетителя, сел и вежливо, но без особого воодушевления воззрился на него. Отсутствие воодушевления объяснялось отчасти тем, что костюм пришельца, стоимостью в 39 долларов и 95 центов, сидел плохо и нуждался в утюжке, а трехдолларовую рубаху он таскал уже второй или третий день подряд. Но в основном — обликом самого гостя. С длинным костлявым лицом и широким лбом его все было в порядке, но он никак не производил впечатления человека, способного существенно увеличить банковский счет Ниро Вульфа, счет, который на сегодняшний день (начало мая, понедельник) составлял всего 14 тысяч 194 доллара и 62 цента. Такая сумма могла бы показаться достойной уважения, если б не еженедельная плата Теодору Хорстману, человеку, который присматривает у нас за орхидеями, Фрицу Бреннеру, повару и эконому, и мне, мальчику на побегушках. Да еще счета от бакалейщика (свежая черная икра, которую Вульф любит добавлять в вареные яйца за завтраком), всякие там штуки, необходимые орхидеям, что растут в оранжерее на крыше нашего старого многоэтажного дома, не говоря уж о новых цветочных приобретениях, то да се… Словом, за месяц на все это вылетит еще минимум тысяч пять. А пятнадцатого июля, через каких-то пять недель, — очередной налоговый взнос. Так что, если на горизонте не замаячит какой-нибудь солидный гонорар, придется, глядишь, отправляться в банк и потрошить свой сейф в самом скором времени.

Когда звякнул звонок у двери, я пошел в холл взглянуть сквозь стекло с односторонней светопроводимостью и, увидев взрослое двуногое мужского пола, подумал, что по вышеперечисленным причинам уместнее всего сейчас распахнуть дверь пошире и одарить пришельца исполненным сердечности взглядом.

— Это квартира Ниро Вульфа, не так ли? — спросил он, и я ответил, что да, но только самого мистера Вульфа не будет до шести часов. На что он сказал: — Я знаю, что с четырех до шести он в оранжерее. Мне бы хотелось встретиться с Арчи Гудвином. Это ведь вы мистер Гудвин?

Признав это, я осведомился у посетителя, в чем состоит его дело, и он ответил, что хочет получить консультацию, связанную с родом моих занятий. Я уже успел прикинуть его на счетах (или думал, что успел) и понял, что надеяться тут особенно не на что. Однако если уж убивать время, то не все ли равно, одному или в компании? А посему я провел гостя в кабинет. Еще одно очко не в его пользу — отсутствие шляпы. Как известно, в шляпах ходит 96 процентов людей, способных платить хорошие гонорары.

Он откинулся в кресле, опустил подбородок, нацелил на меня умные серые глаза и произнес:

— Конечно, мне придется представиться?

Я покачал головой.

— Если дело нестоящее, то необязательно.

— Стоящее, — он закинул ногу за ногу. Верх его серых, в красную крапинку носков обвис, и они чуть ли не лежали на ботинках. — Стоящее, иначе зачем бы мне приходить сюда? Я хочу посоветоваться с вами совершенно доверительно.

Я кивнул.

— Разумеется. Но это контора Ниро Вульфа, и я работаю у него. И счет, если вы его получите, тоже будет от Вульфа.

— Знаю, — видимо, для посетителя это не имело никакого значения. А глаза у него действительно были умные. — Я рассчитываю получить счет и оплатить его. Вы можете гарантировать полную тайну?

— Разумеется. Если, конечно, вы пришли не со слишком тяжелой для меня ношей, убийством, например, или государственной изменой.

Он улыбнулся.

— Другие грехи говорят тихо; убийство кричит во весь голос. Измена же обречена на позор. Ни то, ни другое. Преступления мои законом не предусмотрены. Ну, а теперь, мистер Гудвин, скажу по секрету. Имя мое Еджер. Томас Г. Еджер. Возможно, вы слышали либо где-то прочли его, хотя я не знаменитость. Мой адрес — Восточная Шестьдесят восьмая улица, дом 340. Фирма, вице-президентом которой я работаю, называется «Континентал Плэстик Продакс» и находится в Эмпайр Стейтс Билдинге.

Я и глазом не моргнул. «Континентал Плэстик Продакс» могла оказаться гигантом, занимающим три или четыре этажа, но могла и ютиться в двух маленьких кабинетиках с одним-единственным телефоном у вице-президента на столе.

Однако я знал названный им район Восточной Шестьдесят восьмой улицы. Там были далеко не трущобы, совсем даже не трущобы. Этот тип мог носить костюм за 39 долларов и 95 центов просто потому, что плевать хотел на свой вид и был в состоянии позволить себе это.

Я знавал председателя совета директоров одной корпорации, которая ворочает миллиардами. Этот председатель вечно ходил в грязных ботинках и брился через день.

Я вытащил блокнот, чтобы записать данные. Еджер продолжал:

— Моего домашнего телефона нет в справочнике. Чизхолм 5-32-32. Я пришел, когда Вульф занят, чтобы повидать вас. Излагать дело ему нет смысла, поскольку он просто поручит его вам. Мне кажется, что за мной следят, и я хочу в этом удостовериться, равно как и установить личность соглядатая.

— Ну, это задачка для детей дошкольного возраста, — я швырнул блокнот на стол. — Любое приличное агентство возьмется выполнить ваше задание за десять долларов в час. А у мистера Вульфа к вопросам гонорара другой подход.

— Знаю. Это не имеет значения, — он отмахнулся. — Выяснить, следят за мной или нет, — вот что важно. И быстро. А самое главное — узнать, кто именно следит. Ни в одном агентстве, что берут по десять долларов в час, не найдется такого специалиста, как вы.

— Не в том суть. Даже если я стою лишь половину того, во что себя ставлю, все равно жалко было бы транжирить мои способности ради обнаружения «хвоста». А что, если никакого «хвоста» и в помине нет? Сколько понадобится времени, чтобы убедить вас в этом? Скажем, десять дней, по двенадцать часов в сутки, за сто долларов в час. Двенадцать тысяч плюс расходы. Даже если вы…

— Десять дней не понадобится, — он поднял подбородок. — Уверен. И не двенадцать часов в сутки. Позвольте мне объяснить, мистер Гудвин. Мне кажется, что за мной следят или будут следить только в определенные часы. Точнее говоря, я подозреваю, что попаду под наблюдение сегодня в семь часов вечера, когда выйду из дома, чтобы отправиться через Центральный парк в другой конец города. В дом номер 156 по Западной Восемьдесят второй улице. Возможно, будет лучше всего, если вы окажетесь возле моего дома в тот момент, когда я выйду, но выбор тактики, конечно же, остается за вами. Я не хочу, чтобы по этому адресу за мной кто-то тащился. Мне надо сохранить его в тайне. Если слежки не будет, на сегодня ваша работа кончится, и я обращусь к вам опять только тогда, когда снова поеду по этому адресу.

— Как скоро это произойдет?

— Точно не скажу. Может, на этой неделе, а может, как-нибудь на следующей. Я могу предупредить вас заранее.

— Вы поедете на такси или на собственной машине?

— На такси.

— Что для вас важнее — избежать слежки, узнать, следят ли за вами вообще, или же установить, кто это делает?

— Все одинаково важно.

— Так, — я поджал губы. — Признаюсь, случай несколько особый. Я говорил о сотне долларов в час, но это — такса. А с мистером Вульфом…

— Тут сложностей не возникнет, — он улыбнулся. — Значит, жду вас около семи. Может быть, немного раньше?

— Вероятно, — я взял записную книжку. — Следящий будет вам знаком?

— Не знаю. Может, и да.

— Мужчина или женщина?

— Не могу сказать. Не знаю.

— Профессионал или нет?

— Не знаю.

— Обнаружить его будет нетрудно, но что потом? Если это профессионал, я, возможно, опознаю его, но это нам почти ничего не даст. Конечно, я смогу сбить его со следа независимо от того, узнаю или нет, но имя его клиента мне выудить не удастся.

— Но вы в состоянии сделать так, чтобы он потерял след?

— Конечно. Во сколько вы оцениваете сведения о клиенте?

— Я не знаю… — он заколебался. — Не думаю, чтобы это меня заинтересовало.

— Если кто-то следит за вами на свой страх и риск, я, конечно, его собью, но дальше что? Вы хотите дать ему понять, что его засекли?

Еджер размышлял три секунды.

— Нет, лучше, наверное, не надо.

— Тогда я не смогу его сфотографировать, только описать.

— Это меня вполне устроит.

— Хорошо, — я бросил блокнот на стол. — Вы живете в многоквартирном доме? На Шестьдесят восьмой улице.

— Нет, это особняк. Мой собственный.

— Значит, мне нельзя входить внутрь и приближаться. Если за вами следит профессионал, он, скорее всего, узнает меня. Сделаем так: ровно в семь вечера вы выйдете из дома, пройдете по Второй авеню — на другую сторону не перебирайтесь — и свернете налево. Шагах в тридцати от угла есть забегаловка, а перед…

— Откуда вы все это знаете?

— В Манхэттене не так уж много незнакомых мне кварталов. Перед забегаловкой, либо у тротуара, либо во втором ряду, будет стоять желто-голубое такси с шофером и опущенным флажком. У шофера большие уши и широкая квадратная физиономия. Вы скажете ему: «Вам бы не мешало побриться», и он ответит: «У меня нежная кожа». Для пущей верности посмотрите на табличку с именем водителя. Альберт Голлер, — я произнес имя по буквам. — Хотите записать?

— Нет.

— Тогда не забудьте. Дайте ему адрес на Западной Восемьдесят второй улице и успокойтесь. Это все, что требуется от вас. Что бы ни вытворял водитель, это его дело. Не смотрите все время назад, иначе задача может несколько осложниться.

Он заулыбался.

— Немного же вам понадобилось времени, чтобы расставить декорации, а?

— У меня его вообще немного, — я взглянул на стенные часы. — Скоро пять.

— Замечательно, — сказал он, выбираясь из кресла, — я знал, что не ошибусь в вас.

Он протянул руку.

— Можете меня не провожать, я знаю дорогу.

Я пошел с ним, как неизменно делал последние несколько лет, с того дня, когда один посетитель не захлопнул за собой дверь, а потом проскользнул назад в дом, спрятался под кушеткой в передней и облазил ночью все ящики в кабинете, которые смог открыть. У порога я спросил Еджера, как зовут таксиста, и он ответил верно. По дороге назад я прошел мимо двери кабинета на кухню, взял с полки стакан и вытащил из холодильника картонку с молоком. Фриц, который резал лук на большом столе, метнул в мою сторону взгляд и сказал:

— Это оскорбление. Я дерну тебя за нос. Моя селедочная молока с зеленью — царское блюдо.

— Угу, только я не царь, — я налил себе молока. — И к тому же скоро отправляюсь по делам, а когда вернусь — не знаю.

— А, личные дела…

— Нет, — я отхлебнул. — Я не только отвечу на вопрос, но и задам его за тебя. Зная, что у нас вот уже полтора месяца не было ни одного стоящего клиента, ты хочешь разнюхать, не появился ли таковой теперь, и я тебя за это не виню. Возможно, но вряд ли. Похоже, опять какая-то мелюзга, — я взял молоко с собой в кабинет, сел за телефон, набрал номер «Гэзетт» и связался с Лоном Коэном. Лон заявил, что слишком занят и сможет выслушать лишь краткое содержание статьи, достойной первой полосы, или приглашение на партию в покер. Я ответил, что пока ни того, ни другого предложить не могу и не стану класть трубку, а он пусть сходит в архив и посмотрит, нет ли там чего-нибудь о Томасе Г. Еджере, вице-президенте компании «Континентал Плэстик Продакс», живущем в доме 340 по Восточной Шестьдесят восьмой улице. Лон сказал, что слыхал о таком и, возможно, в справочном отделе есть папка Еджера. Он обещал послать за этой папкой и перезвонить. Так он и сделал десять минут спустя. «Континентал Плэстик Продакс» оказалась крупной фирмой. Головное предприятие компании находилось в Кливленде, а административное управление и торговые агентства размещались в Эмпайр Стейтс Билдинге. Томас Г. Еджер занимал пост вице-президента уже пять лет и верховодил в компании. Он был женат, имел незамужнюю дочь по имени Энн и женатого сына, Томаса Г. Еджера-младшего. Он был членом…

Я сказал Лону, что больше никаких сведений мне не надо, поблагодарил его, повесил трубку и позвонил по внутреннему телефону в оранжерею. Спустя некоторое время послышался голос Вульфа. Сердитый, разумеется:

— Да?

— Прошу прощения за беспокойство. Приходил некто Еджер. Он хочет знать, следят ли за ним, и если да, то кто. Понимает, что мы его обдерем, и ничего против не имеет, потому что его не устраивает никто, кроме меня. Я навел о нем справки. Он в состоянии понести такие расходы, а я, может быть, заработаю двухнедельное жалованье. Когда вы спуститесь, я уже уйду. Его имя и адрес в моей записной книжке. Вернусь до отхода ко сну.

— А завтра? Как долго все это продлится?

— Недолго. Если же затянется, позовем Сола или Фрэда. Позже все объясню. Это всего лишь случайный заработок.

— Прекрасно, — он положил трубку, а я набрал номер Эла Голлера.

2

Через два часа, в 20 минут восьмого, я сидел в такси, припаркованном на Шестьдесят седьмой улице между Второй и Третьей авеню, и, изогнувшись, смотрел сквозь заднее стекло. Если Еджер вышел из дому ровно в семь, то в семь ноль четыре он должен был сидеть в такси Эла Голлера, а в семь ноль шесть Элу надлежало свернуть на Шестьдесят седьмую улицу. Но сейчас уже 20 минут восьмого, а такси и в помине нет.

Гадать, в чем причина задержки, как это делал я, было бесполезно. В семь сорок я сказал Майку Коллинзу, шоферу моего такси и своему парню:

— Ладно, пойду взгляну.

Я вылез из машины и зашагал к углу. Эл все сидел в своем такси перед закусочной. Как только зажегся зеленый свет, я пересек проспект, подошел к машине и спросил:

— Где он?

Эл зевнул.

— Я знаю только, где его нет.

— Я ему позвоню. Если он выйдет, пока меня не будет, делай вид, что не можешь запустить мотор, до тех пор, покуда я не появлюсь, и дай мне время вернуться к Майку.

Он кивнул и снова принялся зевать, а я вошел в закусочную, отыскал телефонную будку и набрал Ч-5-32-32. После четвертого звонка послышался мужской голос:

— Резиденция миссис Еджер.

— Могу я поговорить с мистером Еджером?

— Сейчас его нет. Назовите ваше имя, пожалуйста.

Узнав голос сержанта Пэрли Стеббинса из западного отдела по расследованию убийств, я повесил трубку, вышел и, сделав Элу знак оставаться на месте, прошагал до угла Шестьдесят восьмой улицы. Здесь я свернул вправо и продвинулся дальше. Увидев за рулем полицейского автомобиля, стоявшего против дома 340, того парня, который обычно возил Стеббинса, я сделал резкий разворот и заспешил обратно в закусочную. Здесь я снова вошел в телефонную будку и позвонил в «Гэзетт» Лону Коэну. Я хотел спросить, не слыхал ли он о каких-нибудь интересных случаях убийств, совершенных за последнее время, но спрашивать ничего не пришлось.

— Арчи? — раздался его голос.

— Точно. Ты слыш…

— Откуда, черт возьми, ты узнал, что Томаса Еджера кокнут, когда позвонил мне три часа назад?

— Я не знал. Я просто…

— Чушь! Но все равно спасибо за материал на первую полосу. «НИРО ВУЛЬФ ОПЯТЬ ОПЕРЕЖАЕТ ПОЛИЦИЮ». Я как раз сейчас пишу его. Ниро Вульф, выдающийся частный сыщик, подключился к расследованию убийства Томаса Г. Еджера за два с лишним часа до того, как труп последнего был найден в котловане на Западной Восемьдесят второй улице. В пять минут шестого вечера его подручный Арчи Гудвин позвонил в «Гэзетт», чтобы получить…

— Можешь слопать свой материал. Всему свету известно, что я не подручный Вульфа, а его обожатель. Кроме того, сейчас я звоню тебе впервые за этот месяц. Если звонил кто-то еще и подделывался под мой голос, это, возможно, был убийца, и у тебя не хватило ума подержать его на проводе и узнать, откуда звонят, ты мог бы…

— Ладно. Когда ты сообщишь мне хоть что-нибудь?

— Когда будет что сообщать. Я всегда это делаю, не так ли? Считай, что я не знал об убийстве Еджера, пока ты мне не сказал. Где там этот котлован на Западной Восемьдесят второй?

— Между проспектами Колумба и Амстердамским.

— Когда нашли тело?

— В десять минут восьмого. Пятьдесят минут назад. Под брезентом, в яме, которую выкопали ребята из фирмы «Кон Эдисон». Мальчишки полезли в котлован выручать закатившийся туда мяч.

Я подумал секунду.

— Тело, должно быть, свалилось в яму после пяти часов, в это время парни из «Кон Эдисон» кончают работу, если у них нет аврала. Кто-нибудь видел, как труп упал, и натянул на его брезент?

— Я почем знаю? Нам только полчаса назад сообщили.

— Это точно Еджер?

— Сто процентов. Один наш репортер узнал его в лицо.

— Откуда известно, что Еджера убили?

— Официального сообщения еще не было, но у него в голове сбоку дыра, и пробита она явно не пальцем. Слушай, Арчи, эта папка из архива была у меня на столе, когда пришли вести о Еджере. Через час все здесь будут знать, что еще за два часа до всего этого я за ней посылал. Если дело раздуется, у меня могут быть неприятности. Значит, я скажу, что запросил папку из архива из-за твоего звонка, а какой-нибудь доброхот шепнет об этом в отдел по расследованию убийств, и что тогда будет?

— Тогда я, как обычно, стану работать вместе с полицией. Я приеду к тебе через двадцать минут.

— Отлично. Рад буду тебя видеть.

Я сел в машину Эла и велел подкатить к Майку, который ждал за углом.

— Кончен бал, — сказал я обоим водителям. — Обстоятельства вышли из-под моего контроля. По двадцать долларов на брата хватит, как вы думаете?

— Ага, — сказал Майк.

— Конечно, — подтвердил Эл. — Что стряслось?

Я вытащил бумажник и достал шесть двадцаток.

— Поскольку вы не глухонемые, даю вам в три раза больше. Вы не знаете имени клиента, не знаете адрес и куда он отправлялся. Так что вот вам по шестьдесят долларов.

Эл взял двадцатку кончиками пальцев.

— Этого достаточно, — сказал он. — А молчать буду и так.

Майк сгреб все шестьдесят.

— Со мной другое дело, — проговорил он. — Я бы всем разболтал, но теперь не смогу, потому что тогда придется отдавать сорок долларов назад.

Мы обменялись рукопожатием, и я снова влез в машину Эла, чтобы добраться до редакции «Гэзетт».

На двери маленького кабинетика Лона Коэна на двадцатом этаже было написано только его имя. Я даже не знал, есть ли у него какая-нибудь должность, но Лон Коэн всегда был в курсе не только уже происшедших событий, но и, казалось, тех, что еще должны произойти.

Когда я вошел, он говорил по телефону, и я стал слушать, опустившись в кресло. Беседа продолжалась несколько минут, и за это время Лон девять раз сказал «нет».

— Я должен срочно позвонить, — заявил он, повесив трубку, потом взял картонную папку, вручил ее мне и опять принялся за телефон.

В папке были материалы о Томасе Г. Еджере. Десяток газетных вырезок, четыре машинописные заметки, вырванная из журнала «Пластмассы сегодня» статья и три фотографии. Две из них были сделаны в студии, а на третьей была запечатлена вечеринка в «Черчиле» и красовалась надпись: «Томас Г. Еджер выступает с речью на банкете Национальной ассоциации производителей пластмасс в нью-йоркском отеле „Черчил“ 10 октября 1958 года». Я прочел заметки, просмотрел вырезки и читал статью, когда Лон закончил разговор по телефону и повернулся ко мне.

— Ладно, выкладывай, — потребовал он.

— Я пришел, чтобы предложить сделку, — сказал я. — Но сначала ты должен кое-что усвоить. Я ни разу не видел Томаса Еджера, не разговаривал с ним и ничего о нем не слыхал, как и мистер Вульф. Мне ничего о нем не известно, кроме того, что ты мне сам рассказал и что я прочел в этой папке.

Лон улыбнулся.

— Хорошо. Теперь давай между нами.

— То же самое и между нами, хочешь — верь, хочешь — нет. Но прежде чем позвонить тебе сегодня в пять часов, я услышал о нем кое-что любопытное. Пока я предпочел бы держать это при себе, по крайней мере, в течение суток, а может, и дольше. У меня, наверное, будут дела, и я не хочу провести завтрашний день у окружного прокурора. Поэтому совсем необязательно говорить кому-либо, что я звонил тебе днем и справлялся о Еджере.

— Может статься, я буду вынужден это сказать. Я посылал за папкой. Если я заявлю, что видел вещий сон, могут пойти сплетни.

Я усмехнулся.

— Соври что-нибудь. Я пришел заключить сделку. Если ты забудешь о моем любопытстве в отношении Еджера, я приглашу тебя к себе на Рождество.

Он оглядел меня.

— Но ты мог бы дать мне кое-что и не для огласки.

— Нет, не сейчас. Когда смогу, позвоню.

— Ну, как обычно, — он поднял руки ладонями вверх. — У меня дела. Забегай при случае.

На его столе зазвонил телефон, и я ушел. В лифте я все взвесил. Вульфу я сказал, что вернусь поздно, но сейчас было только девять часов. Я проголодался. Можно было бы перекусить где-нибудь и прикинуть, что делать дальше, но беда была в том, что я прекрасно знал, чего мне хочется, и на это могла уйти вся ночь. Кроме того, находясь где-то на задании, я хоть и должен был руководствоваться своим разумом и опытом, но все же, если дело осложнялось, мне надлежало позвонить Вульфу. Однако для того, что я собирался сообщить, телефон не годился, да и дело надо было представить как положено, иначе Вульф мог отказаться от него. Поэтому я остановил такси и дал шоферу адрес на Западной Тридцать пятой улице.

Вульф сидел за столом с книгой, в единственном на свете кресле, в котором он мог уместиться без мученической гримасы на лице. Кресло было изготовлено по чертежу самого Вульфа и под его личным надзором. Когда я вошел и включил верхний свет, Вульф прокряхтел что-то неразборчивое и спросил:

— Ты ел?

— Нет, — я присел. — Фриц принесет что-нибудь.

— Принесет?

Удивление с оттенком раздражения. Обычно если я на задании и пропускаю обед, то ем потом на кухне, за исключением тех случаев, когда имею сообщить что-то срочное. Ну а если Вульф уже расположился в кресле с книжкой в руках, то он и вовсе не в настроении выслушивать доклады, неважно какие.

Я кивнул.

— У меня кое-что есть.

Он прикрыл книгу, заложив пальцем страницу, тяжело вздохнул и спросил:

— Что же?

Я решил, что ходить вокруг да около бесполезно. Когда имеешь дело с Вульфом, надо выбирать тактику соответственно его настроению.

— Тот листок, что я положил вам на стол. Это сведения о банковском счете после того, как я выписал чеки. Через 37 дней — июньский взнос по уплате налогов.

— Стоит ли тратить время на то, что и так всем известно?

— Я не трачу время, а прошу разрешения раздобыть клиента вместо того, чтобы сидеть и ждать у моря погоды. Кое-что у меня уже есть. Это касается человека, который приходил нанимать меня, чтобы засечь «хвост». Томас Г. Еджер. Я вызвал два такси. Одно — для него, а второе — для себя. В семь часов Еджер не явился. Мне надоело ждать, я позвонил ему домой и нарвался на Пэрли Стеббинса. За углом, перед домом Еджера, стояла машина с шофером, который возит Стеббинса. Я связался с Лоном Коэном, и он спросил, почему я звонил ему и справлялся о Еджере еще за два часа до того, как труп этого Еджера был обнаружен в котловане на Западной Восемьдесят второй улице. Труп с простреленной головой. Таким образом, мы потеряли клиента, но я подумал, что эта потеря поможет нам заполучить другого. Этот парень был крупной шишкой в своей области, занимал высокий пост и имел шикарный дом в хорошем районе. Возможно, я был единственным, кто знал о его подозрениях, а подозревал он, что за ним либо следят, либо будут следить. Адрес, до которого его должны были сопровождать соглядатаи, тоже имеет отношение к Западной Восемьдесят второй улице. Дом 156. Как раз в том квартале и нашли тело. Поэтому я потратил немного ваших денег.

— Это была твоя инициатива, — проворчал Вульф. — Может, убийцу уже поймали.

— В таком случае вы потеряли 40 долларов, не считая тех пятидесяти трех долларов и шестидесяти центов, которые мы потратили дополнительно ради клиента. Он не в силах возместить нам расходы, поскольку умер. Однако дело не столь просто. В действительности наш клиент жив-здоров. Иными словами, у нас и вовсе не было клиента. По дороге домой я заглянул к Лону Коэну и попросил его забыть о том, что я звонил по поводу Еджера. А у него там нашлись материалы на этого самого Еджера и в том числе три фотографии, на которые я взглянул. Человек, приходивший сегодня меня нанимать, был вовсе не Еджер. Никакого сходства. Так что точнее будет сказать, что у нас не было клиента.

3

Вульф выпрямился и потянулся к столу за тонкой золотой пластинкой, служившей ему закладкой для книг, которые он считал достойными полок в своем кабинете. Тут появился Фриц и поставил на мой стол поднос. Увидев, что Вульф закладывает книгу, Фриц одобрительно мне подмигнул, и я принялся за еду. Суп с каштанами, бутерброды с креветками, огурцами и мясом, яблоко, запеченное в белом вине, и стакан молока.

Во время еды всякое упоминание о делах — табу. Закрыв книгу, Вульф откинулся в кресле и смежил веки. Я проглотил несколько ложек супа и сказал:

— Все равно я слишком голоден, чтобы чувствовать вкус. Валяйте, спрашивайте.

Его глаза приоткрылись.

— Ни малейшего сомнения?

— Да, сэр, — я проглотил еще ложку. — На фотографиях было напечатано его имя. Кроме того — фото в журнале. Лицо похоже на беличью мордочку, с острым носиком и почти без подбородка. А у того, что приходил сегодня утром, физиономия была вытянутая и костлявая и широкий лоб.

— И, назвавшись Еджером, он заявил, что боится, как бы его не выследили по адресу на Западной Восемьдесят второй улице. А тело Еджера нашли возле того самого дома. Как много времени прошло с момента смерти?

— Не знаю. Дайте им выяснить. Кроме того, что я вам сказал, Лон Коэн знал лишь, что тело лежало в яме и было накрыто брезентом, а нашли его мальчишки, которые закатили в яму мяч.

— Если я одобрю твое предложение поискать клиента и заработать гонорар, как ты собираешься действовать?

— Прежде всего я покончу с этими бутербродами, яблоком и молоком. Потом отправлюсь на Восемьдесят вторую улицу. Если тело было найдено именно там, вполне возможно, что между ним и тем районом нет видимой связи. Еджера могли убить где угодно, а потом перевезти туда. Кварталы восьмидесятых улиц между проспектами Колумба и Амстердамским — не такое место, где могут убить крупную шишку. Кубинцы и пуэрториканцы ютятся там по четыре человека на комнату. Хочу выяснить, чем Еджер мог там заниматься.

— Ты поедешь сегодня?

— Конечно. Как только опустошу этот поднос.

— Фу. Сколько раз я тебе говорил, что нетерпение — добродетель только тогда, когда промедление опасно?

— О! Шесть тысяч раз.

— И все равно тебе не сидится на месте. Утром мы получим подробности, которых не хватает сейчас. Может, никаких загадок и не останется, за исключением установления личности посетителя, что устроил тут маскарад. А это уже может быть и не важно, хотя сейчас, конечно, интересно. Как долго он пробыл с тобой?

— Двадцать пять минут.

— Нам может понадобиться изложение того, что он сказал. Вместо Восемьдесят второй улицы ты проведешь вечер за пишущей машинкой. Дословное содержание разговора и полное описание внешности.

Он взял свою книгу и вновь углубился в чтение.

На перепечатку разговора с лже-Еджером ушел весь остаток вечера. Закончил я вскоре после полуночи. Скрепив листки — оригиналы и копии, — я запер их в ящик, вытащил из вазочки на столе у Вульфа орхидеи и отнес их в мусорное ведро, потом запер сейф, проверил входную дверь и, выключив везде свет, поднялся в свою комнату. Вульф был уже в своей спальне на втором этаже.

Во вторник утром я спустился на кухню в начале девятого, приветствовал Фрица, налил стакан апельсинового сока и взял с подставки номер «Таймс». Заголовок гласил: «Убийство вице-президента». Я сел и отхлебнул сока.

Статьи я прочел и в «Таймс», и в «Гэзетт». В Еджера выстрелили один раз, в упор. Пуля прошла над ухом, смерть наступила мгновенно. К тому моменту, когда в семь тридцать вечера тело осмотрели, Еджер был мертв от шестнадцати до двадцати четырех часов, следовательно, его убили в промежутке между семью тридцатью вечера и половиной четвертого утра в понедельник. Точнее покажет вскрытие. В понедельник в котловане никакие работы не велись, поэтому тело могли положить туда и в воскресенье ночью. Брезент в котловане оставили рабочие. Не нашлось ни одного человека, который видел бы Еджера живым или слышал бы в окрестностях выстрел, следовательно, его, вероятно, убили где-то еще, а потом перевезли туда.

Полиция никого не задержала, а окружной прокурор сказал лишь, что ведется расследование. Я вырезал из «Таймс» и «Гэзетт» фотографии Еджера и сунул их в свой карманный блокнот.

В 8.51 я поблагодарил Фрица за завтрак и вошел в комнату Вульфа. На его подносе были только грязные тарелки, рядом с ним валялась «Таймс». Вульф стоял перед зеркалом, повязывая галстук. Поскольку после завтрака он на два часа отправляется в оранжерею, не знаю, зачем ему галстук. Разве что из почтения к орхидеям. Он пробурчал утреннее приветствие и обернулся.

— Я ухожу, — сказал я. — Инструкции?

— Инициатива твоя, — отвечал он.

— Нет, сэр, это было вчера. Вы отправляете меня или нет? Видимо, в деле еще никаких просветов, если, конечно, они ничего не утаивают. Когда приходил этот самозванец, Еджер был мертв уже четырнадцать часов. Сказанное посетителем лежит в ящике моего стола. Сколько я могу взять на расходы?

— Достаточно.

— Ограничения?

— Ну, разумеется. Ограничения, продиктованные твоим благоразумием и смекалкой.

Спустившись в кабинет, я открыл сейф, вытащил 500 долларов потрепанными пятерками, десятками и двадцатками, запер сейф, взял из нижнего ящика стола кобуру и приладил ее под мышкой. Потом зарядил «морли» тридцать второго калибра и сунул в кобуру. С тех пор как несколько лет назад со мной приключилась одна неприятность, я беру на задания, связанные с убийством, кое-что посерьезнее перочинного ножа.

Выйдя из дома, я прошелся до Девятой авеню, остановил такси и велел шоферу отвезти меня на угол Восемьдесят второй и Бродвея. Никакого плана у меня, конечно же, не было. Действовать я намеревался по обстановке, за исключением естественного первого шага — выяснить, закончили ли свою работу городские специалисты. Многие из них знали меня в лицо и были уверены, что я буду шастать по месту убийства, чтобы как-то скоротать время. Поэтому, выйдя из машины, я двинулся к востоку от Бродвея, пересек Амстердамский проспект и остановился на углу, чтобы взглянуть издали. Я одинаково хорошо вижу на любом расстоянии и смог разглядеть цифру 156 на доме, стоявшем шагах в тридцати от угла. По обе стороны вдоль тротуара стояли машины, но полицейской среди них не было.

Да простят меня обитатели этого района, но тут были самые что ни на есть трущобы. Казалось, что здешние дома кишат крысами, да так оно и было. К тому же я был готов биться об заклад, что они могли бы рухнуть в любую минуту, если б не были слеплены друг с другом раствором. Народу на тротуаре почти не было, но вот вокруг барьеров, ограждавших котлован, собралась толпа, и там стоял патрульный полицейский. Однако никаких признаков присутствия здесь людей из отдела по расследованию убийств или из окружной прокуратуры я не заметил.

Я пересек улицу и подошел к барьеру. В котловане возились двое рабочих, значит, эксперты уже ушли. Пока я глядел на них, моя смекалка предложила мне пять версий.

1. У Еджера была связь с кем-то или с чем-то в доме 156. Кто бы ни был наш посетитель, он явно не из пальца высосал этот адрес.

2. Если Еджера убили где-то еще и принесли сюда специально для того, чтобы припугнуть кого-то в доме 156, то почему бы тогда не бросить труп на тротуар перед домом? Зачем сталкивать его в яму, а потом слезать туда и накрывать брезентом? Нет.

3. Еджера убили в другом месте, а сюда принесли случайно, потому что тут был котлован. Нет, такое совпадение невозможно.

4. Еджера убили не тогда, когда он входил в дом или выходил из него. В ночное время десятки и сотни людей стали бы пялиться из окон, услышав звук выстрела, и убийце пришлось бы убегать либо давить на педаль газа. Он не смог бы подтащить тело к котловану, столкнуть и накрыть брезентом.

5. Следовательно, Еджер был убит внутри дома 156 после половины восьмого вечера в воскресенье, а позже, ночью, его тело отнесли к котловану (всего 15 ярдов) и столкнули вниз.

Я отступил от барьера и подошел к дому 156. На некоторых из домов виднелись таблички, гласящие, что тут сдаются комнаты, но на этом таковой не оказалось. Зато здесь была другая. На картонке, прикрепленной к столбу возле крыльца, красовались надпись «управляющий» и стрелка, которая указывала направо. Вот я и пошел вправо, спустился на три ступеньки вниз, потом свернул налево и вступил через открытую дверь в небольшое парадное. Тут я увидел, что в доме было-таки нечто необычное. На двери стоял замок Рэбсона. Такой замок ставят только в том случае, если хотят обеспечить полную безопасность и могут позволить себе выложить за него 61 доллар и 50 центов.

Я нажал на кнопку звонка, секунду спустя дверь открылась, и я увидел одну из трех самых прекрасных женщин, каких встречал в жизни. По тому, как она улыбнулась, я понял, что, наверное, у меня отвисла челюсть. А улыбнулась она мне, как королева простолюдину.

— Вам что-нибудь нужно? — спросила она. Голос у нее был тихий и низкий, без придыхания.

Ей было лет восемнадцать. Высокая, стройная, с кожей цвета дикого меда, какой присылают Вульфу из Греции.

Я сказал:

— Мне хотелось бы видеть управляющего.

— Вы из полиции?

Если ей нравились полицейские, я должен был бы ответить «да», ну а вдруг они ей не нравились?

— Я журналист, — сказал я.

— Прекрасно, — она обернулась и крикнула: — Папа, журналист!

Раздался звук шагов, и она отодвинулась в сторону. Подошел широкоплечий мужчина, ростом на два фута ниже своей дочери, с носом, как у мопса, и густыми бровями. Я вошел и поздоровался.

— Моя фамилия Гудвин. Я из «Гэзетт», хочу снять комнату с видом на улицу.

— Иди, Мария, — сказал он дочери, и она, повернувшись, удалилась в глубину темного парадного. — Комнат нет.

— Сто долларов в неделю, — сказал я. — Я собираюсь писать статью о месте убийства и хочу фотографировать людей, которые будут приходить сюда и глазеть. Окно на втором этаже — как раз то, что мне нужно.

— Я же сказал, что комнат нет, — голос у него был зычный и грубый.

— Можете переселить кого-нибудь. Двести долларов.

— Нет.

— Триста.

— Нет.

— Пятьсот.

— Вы с ума сошли. Нет.

— Это не я сошел с ума, а вы. Отказаться от пятисот долларов? Как вас зовут?

— Как зовут, так и зовут.

— Господи, да что мне стоит узнать ваше имя у соседей или вон у полицейского?

— Цезар Перес. Я гражданин Соединенных Штатов Америки.

— Я тоже. Вы сдадите мне комнату сроком на неделю? Пятьсот долларов наличными и деньги вперед?

— Но вы слышали, что я сказал. Комнат нет. Темное это дело с тем парнем, которого убили. Даже будь тут комната, я б не дал фотографировать из окна.

Я решил проявить нетерпение, ибо задержка могла оказаться опасной: полиция или прокуратура в любой момент могли обнаружить связь Еджера с этим домом. Я вытащил из бумажника картонку и показал ему.

— Вы видите при таком освещении?

Он даже не взглянул.

— Что это такое?

— Моя лицензия. Я не журналист, а частный детектив, расследующий убийство Томаса Г. Еджера.

Он прикрыл один глаз. Его грудь поднялась от глубокого вздоха.

— Так вы не из полиции?

— Нет.

— Тогда убирайтесь отсюда. Вон из этого дома. Я уже объяснял трем полицейским, что не знаю ничего о том человеке в котловане. Убирайтесь.

— Ладно, — сказал я, — дом ваш. Но знаете, что произойдет, если вы меня выставите? Не пройдет и получаса, как сюда ворвется дюжина полицейских с ордером на обыск. Они обшарят тут каждый дюйм, вывернут наизнанку всех и каждого, начиная с вас и вашей дочери, и станут задерживать всякого, кто сюда войдет. А сделают они это потому, что я смогу доказать, что в воскресенье вечером Томас Г. Еджер приходил в этот дом и был здесь убит.

— Это ложь! Вы как полицейский. Это оскорбление.

— Хорошо. Первым делом я позову патрульного с улицы, чтобы он был тут, рядом с вами, и не дал вам никого предупредить.

Я повернулся. И попал в цель. К полиции он был готов, но я явился неожиданно и сбил его с толку. Он схватил меня за рукав. Я посмотрел на него и увидел, как у него напряглись скулы.

— Это вы его убили? — спросил я.

— Вы из полиции, — сказал он.

— Нет. Меня зовут Арчи Гудвин, и я работаю на частного детектива по фамилии Ниро Вульф. Нам должны заплатить за расследование этого дела, так мы зарабатываем на жизнь. Буду откровенен: нам лучше самим выяснить, почему Еджер приходил сюда, чем подключать к этому полицию. Но если вы не захотите нам помочь, придется мне позвать сюда патрульного. Это вы убили Еджера?

Он повернулся, как на колесах, и устремился по парадному. Я ухватил его за плечо и опять развернул.

— Это вы его убили?

— У меня есть нож, — ответил он. — Я имею право держать его в собственном доме.

— Разумеется. А у меня вот что есть, — я вытащил из кобуры «морли», — И разрешение имеется. Это вы его убили?

— Нет. Мне надо посоветоваться с женой. Она соображает лучше меня. Моя жена и дочь… Я хочу…

Футах в десяти дальше по коридору распахнулась дверь и послышался женский голос:

— Мы здесь, Цезар.

У подошедшей женщины было волевое лицо и командирские повадки. Мария осталась у двери. Перес начал было говорить жене что-то по-испански, но она оборвала его:

— Прекрати! А то он решит, что мы секретничаем. Говори с американцем по-американски.

Она сфокусировала на мне свои острые черные глаза.

— Мы слышали ваши слова. Я знала, что когда-то это произойдет, но думала, что припрутся полицейские. Мой муж честный человек, он не убивал мистера Еджера. Как вы узнали, что это его дом?

Я сунул «морли» обратно в кобуру.

— Раз уж я знаю, то неважно откуда, миссис Перес.

— Ладно, задавайте вопросы.

— Я бы предпочел, чтобы на них отвечал ваш муж. На это может уйти время. У вас есть комната со стульями?

— Я сама вам отвечу. А сесть мы предлагаем только друзьям. Вы же угрожали мужу револьвером.

— Я только пускал пыль в глаза. Ладно, если ваши ноги смогут это выдержать, мои и подавно. Во сколько мистер Еджер пришел сюда в воскресенье?

— Я думала, вы знаете.

— Знаю. Я выясняю, как вы отвечаете на вопросы. Если вы дадите слишком много лживых ответов, переключимся на вашего мужа. Либо я, либо полиция.

Она чуть поразмыслила.

— Он пришел около семи часов вечера.

— Он приходил к кому-то из вас?

— Нет!

— Тогда к кому?

— Не знаем.

— Повторяю вопрос. Я не собираюсь торчать тут целый день, выдаивая из вас по капельке.

Она оглядела меня.

— Вы когда-нибудь были там, наверху?

— Вопросы задаю я. К кому он приходил?

— Не знаем, — она повернулась к дочери. — Мария, иди.

— Но, мама…

— Отправляйся!

Мария ушла, закрыв за собой дверь. Ее мать повернулась ко мне.

— Он пришел около семи и постучал в дверь. Вот в эту, — она указала на дверь, за которой скрылась Мария. — Мистер Еджер переговорил о чем-то с мужем и дал ему немного денег. Потом пошел к лифту. Мы не знаем, был ли кто-нибудь наверху или, может, кто-то пришел позже. Мы смотрели телевизор и не услышали бы. Да нам и не полагалось знать.

— Где у вас лифт?

— В задней части коридора. Он тоже на замке.

— Вы спросили, был ли я там, наверху. А вы были?

— Конечно. Каждый день. Мы там убираем.

— Значит, у вас есть ключ. Пошли, — я двинулся вперед.

Она поколебалась, открыла дверь, за которой была Мария, сказала что-то по-испански и пошла по коридору. Перес поплелся за ней, а я замкнул шествие. В конце холла она вытащила из кармана ключи и открыла стальную дверцу.

Изнутри лифт был облицован нержавейкой и красными лакированными панелями по трем стенам. Размерами он уступал тому, что был в доме Вульфа, поднимался мягко и бесшумно. На самом верхнем этаже он остановился, дверь скользнула в сторону, и мы вышли.

Вторично за сегодняшний день я разинул рот, едва Перес включил свет. Первое, что меня поразило, — шелк и кожа. Шелк, по большей части красный, но кое-где и бледно-желтый, украшал стены, потолок и был натянут на кушетки. Кожей же были обтянуты девушки и женщины на фотографиях и картинах, занимавших треть поверхности стен. Куда ни глянь, везде обнаженная кожа. Бледно-желтый ковер, от стены до стены, тоже был шелковый. Комната поражала размерами. Двадцать пять футов в ширину, а в длину — весь дом. Окон не было. Изголовьем к правой стене, ближе к центру, стояла квадратная кровать со стороной в 8 футов, покрытая бледно-желтым материалом. Поскольку это был любимый цвет Вульфа, я пожалел, что он не пришел сюда со мной. Я принюхался. Воздух был свежий и ароматный.

Поверхностей, на которых могли остаться отпечатки, было немного: два стола, телевизор на консоли, полочка с телефоном. Я повернулся к миссис Перес.

— Вы убирали тут после воскресного вечера?

— Да, вчера утром.

— Где дверь на лестницу?

— Здесь нет лестницы.

— Лифт — единственный способ подняться сюда?

— Да.

— Как долго здесь все это?

— Четыре года. С тех пор, как он купил дом. Мы здесь два года.

— Как часто он сюда приходил?

— Мы не знаем.

— Знаете, коль каждый день убираете тут. Как часто?

— Раз в неделю. Может, чаще.

Я повернулся к Пересу.

— Зачем вы его убили?

— Я? Нет… — он полуприкрыл один глаз.

— Кто это сделал?

— Не знаем, — сказала его жена. Я не обратил на нее внимания.

— Послушайте, — сказал я Пересу. — Я не хочу выдавать вас без крайней необходимости. Мы с мистером Вульфом предпочли бы оставить вас себе. Но если вы не станете нам помогать, у нас не будет другого выхода, а времени нет. Полиция может снять отпечатки с брезента, которым было прикрыто тело. Я знаю, что Еджер был убит в этом доме. Если хоть один из тех отпечатков совпадет с вашими, пиши пропало. А поскольку он был убит тут, кое-что вам известно. Что же именно?

— Фелита? — обратился он к жене. Она посмотрела на меня, ее колючие черные глаза пронизывали меня насквозь.

— Вы частный детектив, — сказала она. — Вы говорили мужу, что зарабатываете этим на жизнь. Мы вам заплатим. У нас есть немного денег, сто долларов.

— За что вы мне заплатите?

— За то, что вы станете нашим детективом.

— И что я должен расследовать?

— Мы вам расскажем. Деньги у нас внизу.

— Дайте мне сперва заработать их. Хорошо, я ваш детектив, но могу уйти в любое время, если, например, решу, что это вы или ваш муж убили Еджера. Что же мне расследовать?

— Помогите нам. Вы говорили об отпечатках. Я ему сказала, чтобы надел перчатки, но он не послушался. Мы не знаем, откуда вам так много известно, но представляем, что случится, если вы расскажете об этом деле полиции. Мы не убивали Еджера, мы не знаем, кто это сделал. Мой муж положил его тело в котлован потому, что мы были вынуждены так поступить. Когда он пришел в воскресенье вечером, то велел мужу сходить в магазин Мондорса и купить кое-чего: икры, жареного фазана и другой еды, и когда муж вернулся, Еджер был уже мертв. Его тело лежало здесь, на полу. Что нам оставалось делать? То, что он посещал этот дом, было тайной. А если б мы позвали полицейского? Ясно, что случилось бы тогда. Поэтому мы хотим, чтобы вы нам помогли, и заплатим. Может, больше, чем сто долларов…

Она резко обернулась. От лифта донесся шум: лязг и легкое, едва слышное шуршание.

— Лифт опускается, — сказал Перес — Кто-то там, внизу.

— Ага, — согласился я, — А кто?

— Не знаем, — проговорила миссис Перес.

— Тогда поглядим. Оставайтесь на месте, оба, — я вытащил «морли».

— Это полисмен, — сказал Перес.

— Нет, — ответила его жена. — У него не может быть ключа. Мы взяли ключи мистера Еджера себе.

— Замолчите, — велел я им. — Если уж я ваш детектив, делайте, что я говорю. Не двигаться и не болтать.

Мы стояли лицом к лифту. Я отодвинулся к стене и прижался к ней спиной на расстоянии вытянутой руки от железной дверцы. Поскольку посетителю пришлось вызывать лифт сверху, он должен был знать, что тут кто-то есть, и мог выйти из лифта с пальцем на спусковом крючке. Снова раздался мягкий шум, потом щелчок. Дверь открылась, и появилась женщина. Она стояла спиной ко мне, лицом к миссис Перес.

— Слава Богу, это вы, — сказала она. — Я так и думала.

— Мы вас не знаем, — ответила миссис Перес.

Но я-то ее знал. Я сделал шаг и увидел ее профиль. Это была Мэг Дункан, которую я видел на прошлой неделе со своего места в пятом ряду, когда она играла главную роль в пьесе «Черный ход в рай».

4

Мэг Дункан бросилась на меня, словно пещерная женщина на своего или чужого мужчину десять тысяч лет назад, растопырив когти и разинув рот, чтобы укусить. У меня было два варианта действий: либо отбежать подальше, либо сблизиться вплотную. Я выбрал второй, увернулся от когтей, прижал ее к себе, развернул и ухватил сзади за руки. Она тяжело дышала. Видимо, я причинил ей боль, потому что в правой руке у меня был пистолет и рукоятка сильно вдавилась в ее кисть. Когда я отпустил ее, чтобы сунуть «морли» в карман, женщина не двинулась, и я сделал шаг назад.

— Мне известно, кто вы, — сказал я. — На прошлой неделе я видел ваше шоу, и вы были великолепны. Я не полицейский, а частный детектив. Работаю на Ниро Вульфа. Когда переведете дух, расскажете, зачем пришли сюда.

Она медленно обернулась.

— Вы сделали мне больно.

— Не извиняюсь. Встряска и синяк на руке — пустяки по сравнению с тем, что было у вас на уме.

— Так вы и есть Вульфов Арчи Гудвин?

— Нет, я свой собственный Арчи Гудвин, доверенный помощник Ниро Вульфа.

— Я о вас слышала и знаю, что вы джентльмен, — она протянула руку, чтобы коснуться моего рукава. — Я пришла сюда забрать принадлежащую мне вещь. Я ее возьму и уйду, хорошо?

— Что это за вещь?

— Портсигар с моими инициалами.

— Как он сюда попал?

Она попробовала улыбнуться так, как леди улыбается джентльмену, но это была жалкая потуга. Актрисе полагается держаться лучше, даже в таких обстоятельствах.

— Разве это важно, мистер Гудвин? Портсигар мой, я могу даже описать его. Чистое золото с изумрудом в одном углу и моими инициалами в другом.

Я улыбнулся, как джентльмен леди.

— Когда вы его здесь оставили?

— Я не говорила, что оставила.

— В воскресенье вечером?

— Нет, я не была здесь в воскресенье вечером.

— Это вы убили Еджера?

Она попыталась влепить мне пощечину, но я перехватил ее руку, чуть вывернул и отпустил. Ее глаза загорелись от гнева.

— Вы мужчина или нет?

— Могу быть и мужчиной. Но сейчас я всего лишь детектив за работой. Это вы убили Еджера?

— Нет, конечно, нет. Позвольте мне забрать портсигар и уйти.

Я покачал головой.

— Придется вам пока обойтись без него. Вы знаете, кто убийца Еджера?

— Разумеется, нет… Я не смогу подкупить вас, мистер Гудвин, но ведь сыщики оказывают людям услуги, верно? И я могу заплатить вам за них, так ведь? Если вы не разрешаете мне забрать портсигар, то, может быть, сохраните его для меня? Отдать можете потом. Когда — решите сами, — ее пальцы слегка сжали мою кисть. — Я заплачу, сколько скажете. Тысяча долларов устроит?

Дела, кажется, пошли на лад, только вот немного усложнились. Вчера в половине пятого у нас не было и не предвиделось ни одного клиента. Потом пришел один, да и тот оказался липовый. Затем миссис Перес посулила сотню долларов или больше, а теперь вот предлагают аж тысячу. Явно не без успеха я откапывал клиентов, но когда их слишком много, может оказаться даже хуже, чем если их и вовсе нет. Я взглянул на нее.

— Возможно, я соглашусь. Но дело вот в чем: я не могу брать заданий. Мой работодатель — Ниро Вульф. Я собираюсь осмотреть эту комнату и, если найду ваш портсигар, то захвачу его с собой. Отдайте мне свои ключи от входной двери и лифта.

— Отдать их вам?

— Так точно. Вам они больше не понадобятся. Сейчас тридцать пять одиннадцатого, и сегодня у вас нет дневного спектакля. Приходите в контору Ниро Вульфа в половине третьего. Западная Тридцать пятая, дом 618. Ваш портсигар будет там, и вы все решите с мистером Вульфом.

— Но почему вы не можете…

— Не могу, — я протянул руку. — Ключи.

— Но…

— Я сказал нет. Ключи.

Она порылась в сумочке, вытащила кожаный футляр для ключей и протянула мне. Я открыл его, достал два рэбсоновских ключа, показал Пересу и спросил, те ли. Он посмотрел и ответил, что да. Положив их в карман, я нажал кнопку, чтобы открыть дверь лифта, и сказал Мэг Дункан:

— Встретимся в половине третьего.

Она вошла в лифт, дверь закрылась и послышался мягкий шелест. Я повернулся к Пересу.

— Вы видели ее раньше?

— Нет, ни разу.

— Ну, а когда принесли продукты?

— Я видел только его. Она могла быть в ванной.

— Где тут ванная?

— В том конце, — он указал.

Я переключился на его жену.

— Когда она вошла сюда, то сказала: «Слава Богу, это вы».

Миссис Перес кивнула.

— Я слышала. Наверное, она когда-то видела меня — входя в дом, в холле или через открытую дверь. Мы ее не знаем и ни разу не встречали.

— Ладно. Следствие может затянуться надолго, и дел будет невпроворот, но один вопрос — прямо сейчас. Почему вы, положив тело в яму, слезли туда и накрыли его брезентом?

Перес удивился.

— Но он же был мертв! Если человек умирает, его укрывают! Я знал, что в яме есть этот брезент, я его видел.

Именно сейчас я решил, что Цезар Перес не убивал Томаса Г. Еджера. Возможно, это сделала его жена, но только не он сам. Если б вы видели его в этот момент, то пришли бы к тому же выводу. Сколько я ни размышлял о брезенте, простейшее объяснение так и не пришло мне в голову.

— Вы поступили благородно, — заявил я. — Жаль, что на вас не было перчаток. Ну, ладно, пока довольно. У меня тут дела. Вы слышали, я дал той женщине адрес Ниро Вульфа, Западная Тридцать пятая, 618. Приходите туда сегодня в шесть вечера, оба. Я ваш детектив, но босс — он. Вам, разумеется, нужна помощь, и после того, как вы ему все расскажете, мы пораскинем мозгами. Где ключи Еджера? Не говорите, будто не знаете. Вы уже сказали, что забрали их себе. Где они?

— В надежном месте.

— То есть?

— В пироге. Я испекла пирог и сунула их внутрь. Там уже двенадцать штук.

Я поразмыслил. Под ногами у меня и так уже был тонкий лед, а если я возьму что-либо, принадлежащее Еджеру, то и этого льда не останется.

— Не режьте ваш пирог, — сказал я, — и смотрите, чтобы этого не сделал кто-то еще. Вы собираетесь сегодня выходить из дома?

— Нам это ни к чему.

— Тогда оставайтесь тут. Приходите в шесть часов к Вульфу. Но мы еще увидимся, когда я спущусь. Где-то через час.

— Вы что-нибудь отсюда возьмете?

— Не знаю. Если и возьму, то покажу вам все, включая портсигар. Если я заберу что-нибудь такое, что, по вашему мнению, забирать не должен, можете позвать того полицейского с улицы.

— Не можем, — ответил Перес.

— Это он шутит, — сказала его жена и нажала кнопку, вызывая лифт. — Сегодня черный день, Цезар. И таких дней будет еще много, а он шутит себе.

Лифт лязгнул, дверь открылась, и они уехали.

Я огляделся. Слева, возле обтянутой красным шелком панели, была прямоугольная медная (если не золотая) плита. Подойдя, я нажал, и она подалась. Плита оказалась дверью. Я распахнул ее, прошел и оказался в кухне. Красный кафель, желтый пластик, нержавейка… Открыв холодильник, я увидел уйму разных яств. В буфете лежало на боку девять бутылок шампанского «Дом Периньон». Выйдя, я двинулся к противоположной стене, где была вторая точно такая же панель. За ней оказалась ванная. Здесь в шкафчиках лежало столько косметики, что хватило бы на целый гарем.

Я вернулся к шелку и коже. Ящиков нигде не было видно, никакой мебели, где могла бы лежать бумага, на которой что-то написано. На столике с телефоном — только справочник в кожаной обложке. Но на одной из стен, против кровати, шелк был собран в складки. Я потянул, и материя сдвинулась в сторону. За занавеской оказались ящики, сделанные из чего-то похожего на красное дерево. Я открыл один из них. Дамские тапочки, десять пар в два аккуратных ряда, все разных фасонов, цветов и размеров. Прежде чем подойти к телефону, я заглянул еще в пять ящиков. Стало совершенно ясно, что Мэг Дункан была не единственной обладательницей ключей от лифта и входной двери. Еще один ящик, набитый разнообразными тапками, и два ящика с ночными сорочками. Разложив рубашки на кровати и убедившись, что они тоже разного размера, я подошел к телефону и набрал номер Фрэда Даркина, нашего внештатного оперативного сотрудника. Фрэд сказал, что на сегодняшний день никаких дел у него нет.

— Теперь есть, — сообщил я. — Собирай сумку с расчетом на неделю. Скорее всего, это займет меньше времени, но может статься, что и больше. Костюмов не надо, но захвати пистолет. Почти наверняка он тебе не потребуется, но все равно возьми. Приезжай к дому 156 по Западной Восемьдесят второй улице, вход в цокольный этаж, к управляющему. Позвони у дверей. Тебе откроет мужчина или женщина. Они либо кубинцы, либо пуэрториканцы, точно не знаю. Говорят по-нашему. Назовись и спроси меня, после чего тебя ждет честь и удовольствие личной встречи со мной. Особо не спеши. Даю тебе три минуты на сборы, если надо.

— Восемьдесят вторая улица, — сказал он. — Убийство. Как бишь его звали? Еджер.

— Ты слишком много читаешь и торопишься с выводами. Прикуси язык и собирайся.

Я повесил трубку. Складывать тонкие ночные сорочки — занятие не мужское и к тому же требующее времени, но я стиснул зубы и приступил к нему, ибо сыщик обязан оставлять после себя все, как было. Запихнув сорочки в ящик, я вызвал лифт, спустился и подошел к открытой двери по левую сторону холла. Семейство Пересов заседало в кухне. Я посмотрел на Марию. Бежевая ночная сорочка с кружевами была бы ей как раз впору. Я заставил себя перевести взгляд на ее родителей и сказал:

— Скоро сюда придет один мужчина, высокий и пухленький, с какой стороны ни смотри. Он назовется Фрэдом Даркином и спросит меня. Пошлите его наверх.

Потом я вернулся к ящикам. Не стану перечислять, что я в них нашел, но отмечу две детали: предметы мужского туалета хранились лишь в одном из них, и все шесть пижамных костюмов были одинакового размера. Это во-первых. А во-вторых, тот ящик, в котором я обнаружил портсигар Мэг Дункан, служил чем-то вроде коробки для всякой всячины. Тут валялись три дамских носовых платка не первой свежести, женский зонтик, чья-то пудреница и прочая мелочь. Едва я успел сложить все назад, как послышался лязг лифта. Открылась дверь, и появился Фрэд. Став как вкопанный, он принялся вертеть головой направо и налево, пока не увидел меня, потом опять отвернулся и произнес:

— Господи Иисусе!

— Вот твой новый дом, — сказал я ему. — Надеюсь, тут ты будешь счастлив. Я имею в виду дам на картинках. Настоятельно рекомендую вон ту, что сидит на розовом кусте. Если ей шипы нипочем, то уж тебя-то выдержит.

Он опустил на пол сумку.

— Эх, Арчи, а я-то все удивлялся, почему ты не женишься. Как давно у тебя все это?

— Лет десять, наверное. Кое-где в городе есть еще несколько таких местечек. Тоже мои. А это я временно предоставляю в твое распоряжение. Кухня, ванная, телевизор, служанка. Нравится?

— Господи. Я женатый человек.

— Жаль. Я бы не прочь остаться и рассказать тебе об этих картинках, но надо идти. Дело вот в чем. Если сюда пожалует гостья, ее надо принять. Может прийти мужчина, но скорее всего это будет дама. Явиться она может в любое время дня и ночи. Чем меньше ты знаешь, тем лучше, поэтому поверь мне на слово: как только она выйдет из лифта, ей снова захочется вскочить туда, и ты должен помешать ей в этом. Другого выхода отсюда нет. Можешь назвать ей свое имя, если захочешь, потом позвони мне, и я приду.

Фрэд нахмурился.

— Быть наедине с женщиной да еще держать ее насильно? Нехорошо.

— Тебе не придется ее трогать, если она первая не начнет.

— А вдруг она высунется из окна и станет звать полицию?

— Невозможно. Окон нет, да она и не захочет, чтобы кто-нибудь узнал о ее присутствии здесь. Особенно полиция. Единственное, чего она пожелает, так это поскорее выбраться отсюда.

Фрэд все еще продолжал хмурить брови.

— Котлован, где нашли труп Еджера, прямо перед домом. Может, мне следовало бы узнать кое-что еще?

— Не от меня. Зачем впутывать сюда Еджера? Он мертв, я прочел об этом в газете. Если зазвонит телефон, возьми трубку и спроси, кто там, но себя не называй. Вот дверь в кухню, — я показал пальцем. — В холодильнике есть кое-что интересное на случай, если ты проголодаешься. Этих людей внизу зовут мистер и миссис Перес, их дочь — Марией. Ты ее видел?

— Нет.

— Я собираюсь на ней жениться, как только выкрою время. Попрошу миссис Перес принести тебе буханку хлеба, а если тебе понадобится что-то еще — скажи ей. Ну, все. Созерцай картинки. Лучшей возможности изучить анатомию и желать нельзя, — я открыл дверь лифта.

— А что, если придет мужчина?

— Не придет. В случае чего придерживайся программы. Поэтому-то я и просил тебя захватить пушку.

— Полицейский?

— Один шанс из миллиона, даже меньше. Скажешь ему, что забыл, как тебя зовут, и пусть позвонит мне в контору Вульфа. Тогда я буду знать, что стряслось.

— А я окажусь в кутузке.

— Ненадолго. К Рождеству мы тебя запросто оттуда вытащим. В холодильнике полфунта свежей икры стоимостью в двадцать долларов. Угощайся.

Я вошел в лифт, спустился, объяснил миссис Перес ситуацию и попросил ее отнести наверх буханку хлеба. Потом ушел. Мои часы показывали полдень, когда я направился в сторону проспекта Колумба, чтобы поймать такси.

5

В пять минут второго сидевший за своим столом Вульф прорычал:

— Твоей задачей было найти подходящего клиента, а не этих двух негодяев, которые, возможно, убили Еджера, и не эту мерзавку, что предлагает тысячу за свой портсигар. Я признаю, что ты проявил ловкость, хитрость и смекалку, и даже поздравляю тебя с этим, но если ты поймал преступников, то кому мы будем посылать счет?

Я уже сделал подробный доклад, опустив лишь описание внешности Марии, рассказал о квартире и даже о том, как решил проблему складывания ночных сорочек. Сказал также, что подключил Фрэда Даркина за семь с половиной долларов в час.

— Я их не приму, — заявил Вульф.

Я задумчиво кивнул.

— Конечно, они могли его убить, но ставлю пять к одному, что эти люди невиновны. Лицо и тон Переса, когда я заговорил о брезенте, тот факт, что его жена послала дочь открыть мне дверь. Будь она убийцей, непременно сделала бы это сама. Но самое главное заключается в том, что при живом Еджере они как сыр в масле катались, а после его смерти угодили в дьявольски трудное положение. Конечно, вам это не нравится, я понимаю. Будь это просто укромный уголок, где он от случая к случаю проводил время с любовницей, тогда другое дело. Но со всей очевидностью положение совсем иное. Возможно, ключи были у полдюжины разных женщин, а может, даже у двух десятков или больше. Я понимаю, что вам не хочется ввязываться в такое дело, но теперь, когда я…

— Чушь! — заявил он.

Я приподнял бровь.

— Чушь?

— Да. Нынешний сатир — это помесь мужчины, свиньи и осла, лишенная всякого очарования лукавства. Единственное свойство, унаследованное им от античных пращуров, — похоть, которую он тешит в темных углах, а отнюдь не в тени оливкового дерева на залитом солнцем холме. Нелепое гнездилище разврата, описанное тобой, — жалкая подмена декораций, но мистер Еджер, по крайней мере, пытался их заменить. Свинья и осел, он все же сохранил верность флейте древнего сатира. Не сомневаюсь, что смерть свою он честно заработал, но все-таки буду рад возможности разоблачить убийцу.

— Будете рады?

— Разумеется. Но кто даст такую возможность? Если допустить, что ты проявил похвальное рвение и сообразительность и прав в отношении мистера и миссис Перес, то где он, наш возможный клиент? Для чьей пользы мы будем раскрывать факт существования комнаты и связь Еджера с ней? Не ради членов семьи покойного и не ради его коллег. Уж они-то скорее предпочтут, чтобы дело замяли, а мы ведь не шантажисты. Я признаю, что одна возможность у нас все-таки есть. Кто этот человек, что приходил вчера под видом Еджера? И зачем он приходил?

Я покачал головой.

— Вы читали мой доклад?

— Да. Совершенно очевидно, что он любит слова и обращается с ними профессионально. Он сказал: «Вы можете гарантировать полную конфиденциальность?», сказал: «Это меня вполне удовлетворяет». Но кроме того, в обычном разговоре он процитировал «Мальфийскую графиню» Джона Вэбстера: «Другие грехи говорят тихо, убийство кричит в полный голос», и «Алцилию» Джона Харрингтона: «Измена же обречена на позор». Люди прибегают к цитатам, чтобы показать свою начитанность, но с какой стати демонстрировать ее перед тобой? Ты его видел и слышал. Пытался этот человек произвести на тебя впечатление?

— Нет, он просто говорил, вот и все.

— То-то и оно. И все же сыпал изречениями Вэбстера и Харрингтона. Один из десяти тысяч знаком с обоими этими писателями одновременно. Наш посетитель — педагог, учитель литературы.

— Но вы-то нет.

— Я узнал только Вэбстера. Таким образом, он — один из десяти тысяч, а в Нью-Йорке преподавателей литературы всего тысяча, не больше. Предлагаю испытать твою изобретательность: если он знал, что Еджер мертв (потому что сам убил его или еще откуда-то), зачем было являться сюда?

— Я — пас. Прошлой ночью я уже строил всякие догадки. Если этот человек убийца, то единственным объяснением его прихода я считаю сумасшествие, но это явно неверно. Если же он не убивал Еджера, но знал, что тот мертв, то, возможно, хотел привлечь внимание к тому дому на Восемьдесят второй улице. Однако, чтобы в это поверить, мне надо самому свихнуться. Анонимный звонок в полицию куда проще и эффективнее. Вы можете предложить лучшее объяснение?

— Нет. И никто не может. Он не знал, что Еджер мертв. Но чего он рассчитывал добиться своим маскарадом, если считал, что тот жив? Он знал, что довольно скоро ты свяжешься с Еджером, обнаружишь, что к тебе заходил самозванец, и расскажешь Еджеру об этом. Каков будет результат? Еджер просто-напросто услышит то, что тебе наговорил этот самозванец. Если же Еджер опознает его по твоему описанию, он поймет, что о его вояжах на Восемьдесят вторую улицу знает определенный человек, но я это отвергаю. Зачем тогда затевать весь сыр-бор? Почему не сказать об этом Еджеру прямо? Лично, по телефону, в письме? Нет, этот человек был уверен, что Еджер его не опознает. Он просто хотел, чтобы Еджер был в курсе того обстоятельства, что кому-то известно о его связи с этим домом, а возможно, желал дать ему понять, что мы с тобой тоже все знаем. Отсюда следует, что он вряд ли будет нам полезен, хотя я все-таки хотел бы с ним поговорить.

— Я тоже. Это одна из причин, почему я позвал Фрэда. Это почти невозможно, но вдруг у него есть ключи и он придет?

Вульф прокашлялся.

— Фу… Шанс, что туда вообще кто-то придет, практически равен нулю, и ты это знаешь. Фрэд сидит там потому, что я пока не могу объявить инцидент исчерпанным. Да, Фриц?

— Обед готов, сэр. Петрушка увяла, и я положил чеснок.

— Поглядим, поглядим, — Вульф отодвинул стул и встал. — Перец?

— Нет, сэр, я решил, что с чесноком не надо.

— Согласен, но все же поглядим.

Покончив с салатом, мы вернулись в кабинет. Когда Фриц принес кофе, звякнул звонок. Я пошел в холл взглянуть сквозь стеклянную дверь, вернулся и сказал Вульфу:

— Мэг Дункан. По крайней мере, можем получить за портсигар. Два доллара хватит?

— Иди к черту! А если это она его убила? Ладно, ты ее приглашал. Пять минут.

Ее улыбка была включена в полную мощность. Учитывая, что Мэг — профессиональная актриса, улыбку эту можно было считать удачной.

— Я знаю, как вы, мужчины, заняты важными делами, и не буду отнимать у вас время, — сказала она. — Вы нашли портсигар?

— Нашел, — ответил ей Вульф. — Садитесь, мисс Дункан. Возможно, понадобится кое-что обсудить. Если ваши ответы на два-три вопроса удовлетворят нас, вы сможете получить портсигар, уплатив мне пятьдесят тысяч долларов.

Улыбка угасла.

— Пятьдесят тысяч? Фантастика!

— Пожалуйста, сядьте.

Она взглянула на меня и, увидев лишь сыщика за работой, села на краешек красного кожаного кресла.

— Вы ведь шутите?

Вульф оглядел ее.

— И да, и нет. Наше положение довольно своеобразно и деликатно. Тело человека, погибшего насильственной смертью, было найдено на той самой улице, возле того самого дома. Человек этот имел деньги и положение в обществе. Полиция не знает о его связи с тем домом и о квартире, но мы знаем и намерены воспользоваться этими сведениями с пользой для себя. Я не думаю, чтобы вы были знакомы с законом о сокрытии улик преступления…

— Мой портсигар — не улика!

— Я и не сказал, что улика. Речь может зайти даже о соучастии в убийстве. Укрывательство предмета, способного помочь в изобличении преступника, — это, конечно, сокрытие улик. Однако слова могут и не оказаться уликой, как обычно бывает. Если сейчас вы скажете мне, что в воскресенье вечером вошли в квартиру, увидали труп Еджера и с помощью мистера Переса вынесли его из дома в котлован, то это будут не свидетельские показания.

Мэг чуть подвинулась к спинке кресла.

— Я не была там в воскресенье вечером.

— Это тоже не свидетельское показание. Вы можете солгать. Я лишь объясняю, сколь щекотливо наше положение. Вы сказали мистеру Гудвину, что заплатите тысячу долларов, если он найдет портсигар и сохранит его для вас, чтобы вернуть позже. Мы этого предложения не принимаем. Оно обязывает нас не передавать портсигар полиции, даже если он поможет изобличить убийцу, а это слишком большой риск за тысячу долларов. Можете получить ваш портсигар, уплатив пятьдесят тысяч наличными или заверенным чеком. Хотите?

Я думаю, Вульф говорил на полном серьезе. Он бы отдал ей портсигар даже за двадцать тысяч, предоставив расследование убийства представителям закона. Что же до риска, то Вульф, случалось, рисковал и большим. А сейчас он сказал только, что отдаст ей портсигар, но не пообещал забыть о нем.

Она смотрела на него во все глаза.

— Но где же мне взять пятьдесят тысяч? С таким же успехом вы могли бы запросить миллион. Что вы намерены делать? Отдать портсигар полиции?

— По своей воле — нет. Только под давлением обстоятельств. Одним из факторов станут ваши ответы на мои вопросы.

— Вы мне еще ни одного не задали.

— Сейчас задам. Вы были в той комнате вечером или ночью в воскресенье?

— Нет, — она вскинула подбородок.

— Когда вы в последний раз заходили туда? Не считая сегодняшнего дня?

— Я не сказала, что вообще там была.

— Глупости. А то, как вы вели себя утром? А предложение, с которым вы обратились к мистеру Гудвину? А ключи? Когда же?

Она прикусила губу. Прошло пять секунд.

— Больше недели назад. В позапрошлую субботу. Тогда и оставила портсигар. Боже! — она выбросила вперед руку. Жест получился непрофессиональный. — Мистер Вульф, все это может стоить мне карьеры. Я не знаю, кто убил его и почему, ничего я не знаю. Зачем вам нужно непременно втягивать меня в это дело? Кому от этого будет польза?

— Сегодня утром я вас никуда не втягивал, мадам. Я не спрашиваю вас, как часто вы бывали в той комнате, ибо ваш ответ не потянет и на ломаный грош. Но скажите, был ли там кто-нибудь еще во время ваших визитов?

— Нет, никогда.

— Но ведь туда ходили и другие женщины. Это установленный факт. Вы, конечно, об этом знали; мистер Еджер ничего не скрывал. Кто они?

— Я не знаю.

— Но вы не отрицаете, что вам было известно о других.

— Нет, не отрицаю.

— Разумеется. Он хотел, чтобы вы знали. Тапки и остальные предметы одежды свидетельствуют о том, что Еджер получал удовольствие не только от женщины, которая составляла ему компанию, но также и от того, что она знала о существовании ее, гм… ее коллег. Или соперниц. Наверняка он не умалчивал о них, а говорил, сравнивал, хвастал? А утаивая имена, вызывал разного рода догадки. Мой самый главный вопрос, мисс Дункан: кто они?

Я слышал вопросы, от которых женщины дрожали, бледнели или кричали на Вульфа, когда он их задавал, но сегодня я впервые увидел, как дама краснеет, и не просто дама, а видавшая виды бродвейская звезда. Она не только покраснела, она опустила голову и закрыла глаза.

— Разумеется, вам хочется, чтобы этот случай поскорее стал достоянием прошлого, — сказал Вульф. — Возможно, ваш рассказ об остальных дамах поможет этому.

— Я не могу, — она подняла голову. Румянец исчез. — Я ничего о них не знаю. Вы хотите оставить портсигар у себя?

— Пока что да.

— Я полностью завишу от вашего благородства, — она попыталась встать, почувствовала дрожь в коленях и ухватилась за спинку кресла. — Какая я была дура, что пошла туда. Могла бы ведь сказать, что потеряла портсигар. Какая же дура.

Мэг посмотрела на меня.

— Жаль, что я не выцарапала вам глаза.

Она повернулась и двинулась к двери, которую я для нее распахнул. Мэг нетвердо держалась на ногах, и поэтому я проследил, как она спускается на тротуар, после чего вернулся в кабинет. Вульф уже принял позу, в которой обычно читал, и раскрыл «Основы человеческих знаний о современном мире». Однажды днем я провел целый час, листая эту книгу, и не нашел в ней ни слова о нынешних сатирах.

6

Беседа Вульфа с мистером и миссис Перес велась по-испански. Возможно, ему просто захотелось поговорить на одном из шести языков, которыми он владел, а может быть, Вульф решил выключить из беседы меня. Не знаю. После ухода четы Пересов он пересказал мне самое важное.

Они не знали, кто приходил в воскресенье вечером, мужчина или женщина, не знали, сколько было гостей и когда они ушли. Иногда они слышали в холле чьи-то шаги, звучавшие неизменно как женские. Если туда и приходил мужчина, то они его не видели и не слышали. Когда они поднимались в комнату, чтобы убрать, там никого не было.

Выстрела они не слышали, но ведь в этой комнате даже пол звукоизолирован. Когда в полночь Перес поднялся наверх, он почувствовал запах горелого пороха. Еджер был одет, его шляпа и пальто валялись на стуле, и Перес бросил их в котлован вместе с трупом. Они не вытащили из карманов жертвы ничего, кроме ключей.

За свое жилище Пересы не платили. Еджер давал им 50 долларов в неделю и разрешал забирать себе квартплату, которую они взимали с обитателей четырех этажей дома. Общая сумма составляла 200 долларов в неделю (возможно, 300 или больше). У них не было никаких оснований полагать, что Еджер оставит им дом по завещанию. Они уверены, что ни один из жильцов не был связан с Еджером и ничего о нем не знал; все, что касалось найма жилья, было в их ведении. Они подумали, что сто долларов слишком малая сумма, чтобы заплатить Вульфу и мне, и решили предложить нам пятьсот. Половину этих денег они принесли с собой. Вульф их, конечно же, не взял, что повлекло за собой препирательство, в ходе которого миссис Перес вскочила и стала колотить ладонью по столу. Потом она немного успокоилась.

После обеда Вульф сказал мне:

— Время, силы и деньги потрачены впустую. Еджера убила эта женщина. Отзови Фрэда.

Он взял свою книгу.

— Разумеется, — ответил я. — Она получала больше трех сотен долларов в неделю и, желая положить конец этому безобразию, избрала самый простой способ: застрелила Еджера и бросила в яму.

Вульф покачал головой.

— У нее страстная натура. Ты видел ее лицо, когда я спросил, ходила ли наверх Мария? Впрочем, ты не понял, что я спросил… Она обнаружила, что Еджер совратил ее дочь, и убила его. Отзывай Фрэда.

— Она это признала?

— Конечно, нет. Она заявила, что дочери было запрещено подниматься в эту комнату, и с яростью отвергла мое предположение. Нас это больше не интересует. Отзывай Фрэда.

— Я не верю. Когда утром я спросил вас, ограничена ли сумма денег, которую я могу взять с собой, вы ответили, что это зависит от моего благоразумия и смекалки. Я взял пятьсот долларов, а благоразумие продиктовало мне, что лучший способ их истратить — это нанять Фрэда и оставить его там в засаде. Шестьдесят часов по семь с полтиной в час плюс полсотни ему на харчи и непредвиденные расходы. Получается, что пятьсот долларов будут истрачены послезавтра в половине двенадцатого ночи. Так как вы вышли из игры…

Зазвонил телефон. Я повернулся вместе со стулом и взял трубку.

— Резиденция Ниро Ву…

— Арчи, поймал!

— Мужчина или женщина?

— Женщина. Ты придешь?

— Немедленно, — я бросил трубку на рычаг и встал. — Фрэд выловил рыбешку женского пола. Могу привезти ее сюда к половине одиннадцатого. Инструкции?

Вульф взорвался.

— А какой толк от моих инструкций? — воскликнул он.

Ни полицейского, ни толпы криминалистов-любителей возле котлована не было, только в дальнем конце квартала маячила компания подростков. Войдя в дом при помощи ключа мисс Дункан и прошагав половину холла, я почувствовал на себе взгляд и тут же заметил, что одна из дверей чуть приоткрыта, на дюйм, не больше. Продолжая идти, я добрался до этой двери, выбросил в сторону руку и распахнул ее. В комнате было темно, но у меня хорошее зрение.

Она не шелохнулась.

— Зачем вы это сделали? Здесь моя комната.

— Прошу прощения. Как вам известно, я сыщик, а у людей этой профессии масса дурных привычек. Как часто бывали вы на верхнем этаже?

— Меня туда не пускают, — ответила она. — Сказать вам, так вы передадите все матери. Простите, я закрою дверь.

Я не стал препятствовать. Хорошо бы поговорить с ней серьезно и подольше, но с этим придется повременить. Я двинулся к лифту, отпер дверь вторым ключом и поднялся.

Я ожидал, что, скорее всего, увижу испуганную или возмущенную даму, сидящую на диване, и рядом с ней — бдительного Фрэда. Но все оказалось далеко не так. Фрэд стоял посреди комнаты, придерживая спадающие штаны, а на щеке его виднелись две красные полосы. На какую-то секунду я подумал, что дамы здесь нет, потом увидел ее в углу, сидящую на полу. Гостья была закутана в желтое покрывало с кровати и перехвачена ремнем Фрэда. Приблизившись, я оглядел ее, и она гневно зыркнула глазами в мою сторону.

— Я ее не ушиб, — объявил Фрэд. — А зря. Ты только посмотри на меня.

Он приложил платок к двум кровоточащим царапинам на щеке и пояснил:

— Пришлось ее спеленать.

— Ты ей представился?

— Больно много чести. Вон ее сумка, я туда не заглядывал.

— Кто вы такие? — донесся голос от кровати.

Я поднял сумку, открыл ее и обнаружил кредитные карточки трех магазинов и водительские права. Звали даму Джулия Макджи, адрес — Арбор стрит в Виллидже. Ей было 29 лет. Рост — пять футов и пять дюймов, белая, с каштановыми волосами и карими глазами. Я сложил имущество назад в сумку и подошел к женщине.

— Через минуту я вас развяжу, мисс Макджи. Этого человека зовут Фрэд Даркин, а меня — Арчи Гудвин. Возможно, вы слышали о частном детективе по имени Ниро Вульф. Мы работаем на него. Мистер Даркин сидит в этой комнате потому, что Ниро Вульф хочет поговорить с каждым, кто приходит сюда. Буду рад проводить вас к нему.

— Поднимите меня! — потребовала она.

— Минутку. Теперь, когда я знаю, кто вы и где вас найти, ситуация немного изменилась. Если вы схватите свою сумку и броситесь в лифт, я не стану вас задерживать, но настоятельно советую вам прежде сосчитать до десяти. Когда в эту комнату явятся полицейские, они заинтересуются каждым, у кого были ключи от входной двери и лифта и кто мог прийти сюда вечером в воскресенье. Поэтому, отвергнув мое предложение, вы можете совершить ошибку. Обдумайте это, пока я буду вас развязывать.

— Я должна позвонить, — сказала она, когда я ее освободил.

— Не отсюда. Если вы уходите в одиночестве, то на углу есть телефонная будка. Если со мной, то сможете позвонить из кабинета мистера Вульфа.

Она выглядела скорее взбешенной, чем испуганной.

— Вы знаете, чья эта квартира?

— Я знаю, чьей она была, — ответил я. — Томаса Г. Еджера.

— Что вы тут делаете?

— Прекратите. Я не собираюсь задавать вам вопросы и отвечать на ваши.

— Вы не имеете права… Я секретарь мистера Еджера. То есть была секретарем. Я пришла, чтобы забрать блокнот, который тут оставила.

— Тогда вам и вовсе нечего бояться. Как только к вам придут полицейские, скажите им то же самое, и они извинятся за беспокойство.

— Если я не пойду с вами, вы сообщите в полицию?

— Я этого не говорил. Решает мистер Вульф.

Она подошла ко мне вплотную и сказала:

— Ладно, я принимаю ваше приглашение.

7

Вульф сидел в своем любимом кресле с книгой в руках. Читает он всегда основательно, а в этой книжке было 677 страниц. Когда я подошел и сказал, что привел кое-кого, он прикрыл книгу, заложил страницу пальцем и нахмурился.

— Ее зовут Джулия Макджи, — продолжал я. — Утверждает, что работала секретаршей Еджера, и это может оказаться правдой, ибо легко поддается проверке. Говорит, что пришла сегодня за оставленным блокнотом. Это ложь: никакого блокнота там не было. Войдя и увидев Фрэда, она кинулась на него, расцарапала ему лицо до крови, и бедняге пришлось завернуть ее в покрывало. Узнав ее имя и адрес, я сказал, что она может либо быть свободной и встретиться позже с полицией, либо прийти сюда вместе со мной. Она пошла со мной. В виде исключения я разрешил ей воспользоваться телефоном в нашем присутствии.

— Р-р-р-р, — ответил Вульф. Я ждал продолжения, но его не последовало. Она огляделась, увидела телефон, села в мое кресло и набрала номер.

— Мне нужен мистер Эйкен, — сказала она в трубку. — Это Джулия Макджи. Да, да, верно… Благодарю. Мистер Эйкен? Да, я знаю. Но там был мужчина, он напал на меня и… Нет, позвольте мне объяснить. Потом пришел второй и сказал, что они работают на Ниро Вульфа, частного сыщика. Да, Ниро Вульф… Этот второй, Арчи Гудвин, заявил, что Вульф хочет говорить со всяким, кто приходит туда. Я сейчас в конторе Ниро Вульфа… Нет, не думаю, они оба здесь, и Вульф, и Гудвин. Не знаю. Подождите, я спрошу.

Она повернулась ко мне.

— Скажите ваш адрес.

Я назвал, и она повторила его в трубку.

— Мистер Эйкен будет здесь через двадцать минут, — произнесла она, снимая пальто.

— Кто такой мистер Эйкен? — спросил Вульф.

— Мистер Бенедикт Эйкен — президент «Континентал Плэстик Продакс».

Вульф оглядел ее.

— Вы сказали мистеру Гудвину, что пришли сегодня за блокнотом. Когда вы его оставили?

— Я подожду мистера Эйкена.

— Нет, так дело не пойдет. Кое-какие факты нужны мне еще до его появления. Когда вы забыли блокнот?

— Я его не забывала. Это была неправда. Я пошла туда потому, что меня попросил мистер Эйкен.

— В самом деле? Забрать что-то, оставленное им?

— Нет. Лучше бы, конечно, дождаться его прихода, но это не имеет значения. Мистер Эйкен послал меня, чтобы выяснить, нет ли там чего-нибудь такого, что позволит установить связь мистера Еджера с этой комнатой.

— Ключи вам дал мистер Эйкен?

— Нет, у меня были. Я ходила туда несколько раз писать под диктовку мистера Еджера. Я работала его секретарем.

— Я не видел этой комнаты, но мистер Гудвин рассказывал мне о ней. Вы считаете, что это подходящее место для служебных дел?

— Квартира не моя, и судить, подходит она или нет, не в моей компетенции.

— Если б вы нашли что-то, связывающее Еджера с этой комнатой, как вам надлежало поступить с найденным?

— Забрать с собой.

— Так велел мистер Эйкен?

— Да.

— А почему?

— Он сможет рассказать об этом лучше, чем я. Наверное, хотел защитить репутацию компании. Когда убивают вице-президента, это уже серьезный удар. Мистер Эйкен не хотел, чтобы кто-то узнал о том, что у мистера Еджера была такая квартира.

— Откуда мистеру Эйкену стало известно о существовании комнаты?

— Это я ему сказала.

— Когда?

— Месяца два назад. Мистер Еджер трижды приглашал меня туда по вечерам, и я решила, что служу не ему, а компании. Фирма платила мне жалованье, вот я и рассказала мистеру Эйкену.

— И как он прореагировал?

— Поблагодарил меня.

— А что он предпринял?

— Не знаю, предпринял ли вообще что-нибудь.

— Он разговаривал об этом с мистером Еджером?

— Не знаю.

— Фу… Конечно, знаете. Вы заметили какое-либо изменение отношения к вам со стороны мистера Еджера?

— Нет.

— Он продолжал приглашать вас в ту комнату по делам службы?

— Да.

— Как часто в течение этих двух месяцев?

— Дважды.

— Когда мистер Эйкен просил вас зайти туда?

— Сегодня днем, в конторе. Он спросил, у меня ли все еще ключи, и я сказала, что да. Он заявил, что если я схожу туда и сделаю то, о чем вам говорила, то окажу корпорации огромную услугу.

— У вас есть основания предполагать, что мистер Эйкен когда-либо бывал в этой комнате?

— Конечно, нет, — ее глаза расширились.

Зазвонил дверной звонок. Я пошел в холл и увидел сквозь стекло президента.

— Мистер Эйкен? — спросил я, открывая дверь. — Входите.

Он не шелохнулся.

— Меня ждут?

— Да, сэр. Мисс Макджи у мистера Вульфа.

Он переступил порог, и я помог ему снять пальто. Когда он избавился от шляпы, я его узнал: он сидел рядом с Еджером на фотографии, которую я видел в кабинете Лона Коэна. Костюм президента был по крайней мере в восемь раз дороже того, в котором приходил самозванец. В кабинете он остановился в четырех шагах от порога и сказал:

— Добрый вечер, мисс Макджи. Добрый вечер, сэр. Я — Бенедикт Эйкен.

— Мистер Эйкен, все, что сказала вам мисс Макджи по телефону, — правда, за исключением того, что на нее было совершено нападение…

— Почему вас интересует эта комната?

— Потому что она принадлежала Томасу Еджеру. Мой человек не нападал на мисс Макджи, это она набросилась на него. Объясняя причины своего прихода туда, мисс Макджи упомянула ваше имя, и мне нужны ваши разъяснения, чтобы сравнить их с теми, которые дала она. Мисс Макджи может остаться, но если она попытается помешать, мистер Гудвин остановит ее.

Эйкен смерил меня взглядом, подошел к красному кожаному креслу и неторопливо сел, устраиваясь поудобнее.

— Почему вы думаете, что комната принадлежала Томасу Еджеру?

— Я не думаю, я знаю.

— А почему это вас интересует? На кого вы работаете?

— На себя. Задания мне не давали. Я знаю об убитом то, что больше почти никому не известно. По закону я не обязан передавать эти сведения полиции и намерен использовать их для собственной выгоды. Как врачи и адвокаты, я зарабатываю свой хлеб насущный на горестях ближних. Вы не обязаны рассказывать мне, почему все это интересует вас, но я бы хотел послушать: я вас сюда не приводил.

Эйкен невесело улыбнулся.

— Мне не на что жаловаться, — сказал он. — Я и не надеялся узнать, кто вас нанял, но мне трудно поверить, что никто. Как вы узнали об этой комнате?

Вульф покачал головой.

— Меня никто не нанимал, мистер Эйкен. Будь у меня клиент, я бы так и сказал, не называя его имени.

— Каким образом вы намерены использовать то, что знаете об этой комнате?

— Это зависит от обстоятельств. Мой сотрудник все еще там.

— Говоря о собственной выгоде, вы имеете в виду деньги?

— Разумеется.

— Хорошо, — Эйкен поерзал в кресле. — Вы хотите сравнить мой рассказ с показаниями мисс Макджи. Конечно, вам известно, что Еджер был вице-президентом корпорации, а мисс Макджи — его секретарем. Около двух месяцев назад она пришла ко мне и рассказала об этой комнате и о том, что Еджер несколько раз приглашал ее туда для работы. Она не жаловалась на поведение мистера Еджера, но полагала, что я должен все знать о комнате и о привычках вице-президента. Мне показалось, что перед нами встала трудная проблема. Я просил мисс Макджи больше никому об этом не говорить и не отказываться от дальнейших визитов в ту квартиру. Мне нужно было время, чтобы решить, как быть.

— Вы обсуждали это с мистером Еджером?

— Нет. Я не знаю, много ли вам известно об административных сложностях крупной корпорации, но главный вопрос состоял в следующем: либо поговорить с мистером Еджером, либо вынести случившееся на совет директоров. Вчера, когда я узнал, что Еджер мертв, у меня еще не было готового решения. Разумеется, известие о его гибели потрясло нас. Убийство это оказалось серьезной неприятностью, но могло стать большим, нежели неприятность, если б кто-то узнал о комнате. Разразилась бы катастрофа. Я собрался созвать экстренное заседание совета директоров, но потом решил посоветоваться с тремя его членами по отдельности. Вполне возможно, что связь Еджера с этим домом удастся скрыть. Я предложил послать туда мисс Макджи, чтобы забрать все предметы, способные указать на Еджера как на хозяина квартиры. Предложение было принято. Что там произошло, мисс Макджи? — спросил он ее.

— Я вышла из лифта, а там оказался мужчина. Я пыталась убежать, но он схватил меня и связал. Наверное, я потеряла голову. Я решила, что он из полиции. Потом пришел Арчи Гудвин и заявил, что им известно, кто был хозяином комнаты. Что же я могла поделать?

— Ничего. — Эйкен снова повернулся к Вульфу. — Итак, вот почему все это заинтересовало меня. Вы не станете отрицать, что мой интерес оправдан?

— Оправдан. Но он продиктован отчаянием. Вы не можете надеяться, что связь Еджера с той квартирой останется тайной навеки.

— Я не надеюсь. Я действую. Вы расскажете мне, откуда узнали обо всем этом?

— Нет.

— Я заплачу вам. Хорошо заплачу.

— Я не продаю информацию, мистер Эйкен, я продаю услуги.

— А я их покупаю. Вы сказали, что у вас нет клиента. Теперь он есть. Я нанимаю вас.

— Для чего?

— Чтобы защитить репутацию и интересы моей корпорации. Я действую от ее имени.

Вульф покачал головой.

— Сомневаюсь, что так дело пойдет. Для вас важнее всего скрыть то, что известно мне об этой комнате, и вы готовы заплатить за это. Но даже если я окажусь настолько туп, что приму ваше предложение, полиция рано или поздно все обнаружит. Единственный способ спасти репутацию вашей фирмы — предотвращение расследования убийства полицией. Необходимо найти приемлемое решение этой головоломки, причем такое, что не требует упоминания о комнате.

Эйкен нахмурился.

— А если окажется, что это невозможно?

— Тогда вы выбросите деньги на ветер. У меня принцип: невозможным не заниматься. Заметьте, что давление на вас оказываю не я, а обстоятельства. И угрожаю вам не я, а то, что я располагаю фактом. Итак, вы хотите нанять меня, а я хочу быть нанятым, но согласен оказывать только те услуги, которые сочту соответствующими своему назначению. Я не могу исключить даже возможности того, что вы сами убили Еджера.

Эйкен улыбнулся. И снова невесело.

— Зато я могу.

— Разумеется. Арчи, машинку. Два листа копирки.

Я подтянул к себе пишущую машинку и заложил бумагу.

— Да, сэр?

— Один интервал, широкие поля. Дата. «В интересах моей корпорации „Континентал Плэстик Продакс“ настоящим заявляю, что Ниро Вульф уполномочен расследовать обстоятельства гибели Томаса Г. Еджера. Подразумевается, что Вульф предпримет все усилия для того, чтобы защитить интересы корпорации, и не станет раскрывать информацию, способную подорвать престиж фирмы, если гражданский долг не обяжет его к этому. В случае, если Вульфу не удастся выполнить условия данного соглашения, он не получает вознаграждения за услуги и возмещения расходов. Целью соглашения является предотвращение (насколько это возможно) ущерба, который может быть нанесен корпорации в связи с обстоятельствами гибели Томаса Г. Еджера». Под местом для подписи напечатай: «Президент „Континентал Плэстик Продакс“».

Закончив и прочитав написанное, я вручил оригинал Эйкену, а копии Вульфу. Эйкен дважды перечитал текст и поднял глаза.

— Здесь не указан ваш гонорар.

— Он будет зависеть от того, что я смогу сделать.

— А как определить, что вы честно выполняете условия?

— Доверие и здравый смысл. Если это не поможет, решать будет суд, но такой вариант маловероятен.

Эйкен достал из кармана ручку и подписал бумагу. Я передал ее Вульфу, а Эйкену вручил одну из копий.

— Как и когда вы узнали о комнате? — спросил он.

Вульф покачал головой.

— Я не начинаю трудную работу с болтовни, — он посмотрел на стенные часы и поднялся. — Сейчас половина первого ночи. Разумеется, я буду докладывать вам, но что и когда — решать только мне.

— Это абсурд. Вы работаете на меня.

— Да, сэр, но единственный критерий моего труда — результат. Может случиться так, что чем меньше вы будете знать, тем лучше.

Вульф взял оригинал соглашения.

— Хотите, я верну его вам?

— Нет, я хочу знать, как вы намерены действовать.

— Этого я и сам не знаю.

— Знаете. Вам рассказал один из моих директоров?

— Нет.

— Миссис Еджер?

— Нет.

— Тогда кто же?

Вульф гневно сверкнул глазами.

— Послушайте, сэр, вы хотите, чтобы я выполнил задание или нет?

— Не просто хочу. Мне это необходимо. Хорошо, вам карты в руки, — он встал. — Идемте, мисс Макджи.

8

В среду, в половине одиннадцатого утра, я стоял в кабинете возле большого глобуса и вертел его, пытаясь отыскать хорошее местечко, где можно было бы провести осенний отпуск. Когда у Вульфа есть для меня какие-нибудь инструкции, он присылает Фрица, и я поднимаюсь в его комнату. Сегодня утром Фриц не пришел, и без четверти девять я позвонил Вульфу по внутреннему телефону. Услышав в трубке долгое рычание, я стал прикидывать, какую программу действий выдумает для меня Вульф, и установил, что первым и единственным пунктом в ней будет, по всей видимости, подметание улицы.

А поработал я отлично. В девять утра во вторник я отправился на поиски клиента, а к полуночи раздобыл президента крупной корпорации, и теперь, чтобы получить пятизначный гонорар, оставалось всего-навсего заработать его.

Итак, во-первых… А что во-первых? Большим нашим преимуществом было то, что мы знали, где убили Еджера. Возможно, об этом не знал больше никто, кроме четы Пересов и убийцы. Нам было известно также, что в воскресенье вечером Еджер ждал в гости даму, поскольку он заказал икру и фазана к полуночи. Но даже если дама и приходила, это вовсе не значит, что она и есть убийца: она могла найти Еджера уже мертвым. Рассматривая дело под таким углом зрения, мы могли бы составить полный список женщин, у которых были ключи. Работу эту можно проделать за год или около того.

Из характеристик убийства (орудие, возможность, мотив) выбирается обычно та, которая с наибольшей вероятностью позволит распутать клубок. Возможность я вычеркну: она была у каждого, кто имел ключи. Орудие я тоже исключил: понадобилось бы составлять список всех обладателей ключей, у которых мог быть доступ к револьверу. Далее — мотив. Разумеется, можно предположить, что комната вызывала сильные переживания у каждой посетительницы и у всех вместе. Пусть в квартире за последние два года побывал десяток разных женщин. Допустим также, что у каждой из них есть отец, муж, брат или, как выразился Вульф, любовник. Вот и получается список из сорока человек, и у всех первосортный мотив. Так что и мотив я тоже вычеркнул.

А если ничего не остается, значит, единственный путь — это поймать кого-то на лжи, отыскать две половины картонки, которые должны вроде совпасть, да не совпадают, или же найти в районе места преступления человека, который что-то видел, слышал или заметил людей, входивших в цокольный этаж дома 156 либо выходивших оттуда. Такая программа могла бы принести результат при условии, что у вас есть пяток хороших сотрудников и что вам наплевать, сколько времени уйдет на ее выполнение.

Вернувшись в 11 утра из оранжереи, Вульф спросил:

— Что это за надпись на моем календаре? Четырнадцать миллионов шестьсот восемьдесят две тысячи двести тридцать пять долларов и пятьдесят семь центов?

— Это я получил из банка, сэр. Наличный резерв «Континентал Плэстик Продакс» на 31 января. Думал, вам будет интересно, а делать было нечего. Хотелось бы чем-нибудь заняться.

— Фу…

— Да, сэр, я того же мнения.

— Ты обмозговал ситуацию?

— Да. Вчера в течение какого-то времени у нас было слишком много клиентов, целых два. Сегодня остался один, но и этого может оказаться чересчур много, потому что мы, вероятно, не в силах выполнить его задание. Если хотите спросить меня о предположениях, не утруждайте себя. Вклад, который я смогу внести, ценности не имеет.

— Что за вклад?

— Джулия Макджи — лгунья. Вы слышали описание комнаты, но не видели ее своими глазами. Там не занимаются служебными делами. И это — очко в ее пользу. Если она фискалила президенту на Еджера, то зачем ей его убивать? Хотите спросить ее об этом?

— Нет, — он вдохнул полной грудью и выпустил воздух. — Дурак я, что взялся за эту работу. Все, что мы можем, так это болтаться вслепую вокруг да около. Надо найти того парня, что втянул нас в это. Сколько тебе потребуется времени на поиски?

— От дня до года.

Прозвенел звонок. Выйдя в холл, я увидел на крыльце пожилую женщину, открыл дверь и пожелал гостье доброго утра.

— Ниро Вульф? — спросила она.

Я кивнул.

— Это его дом.

— Я Эллен Еджер, миссис Томас Г. Еджер.

Когда посетитель приходит без предупреждения, мне надлежит оставить его на крыльце и посоветоваться с Вульфом, но сейчас был особый случай. Поэтому я пригласил женщину войти, ввел ее в кабинет и сказал:

— Мистер Вульф, миссис Еджер.

Он гневно сверкнул глазами в мою сторону.

— Я не знал, что у меня назначена встреча.

— Не знали, сэр.

— Я не стала задерживаться и звонить, — сказала Эллен Еджер. — Дело срочное.

Она подошла к красному кожаному креслу, села в него как в свое собственное и вперила в Вульфа взгляд маленьких колючих глаз.

— Я хочу вас нанять, — она взяла сумку и вытащила чековую книжку. — Сколько вам нужно в качестве задатка?

Клиент номер четыре, не считая Еджера-самозванца. Если уж я хожу их разыскивать, то возвращаюсь с уловом.

— Мой муж был убит, вы это знаете, — продолжала она. — Я хочу выяснить, кто его убил и как это случилось. Он был нездоров, страдал излишней тягой к женщинам, все это мне известно. Я терпела много лет, но сейчас…

— Замолчите! — скомандовал Вульф. Она удивленно умолкла.

— Моя грубость вынужденна, — сказал он. — Я не могу позволить вам разглашать конфиденциальную информацию, если даже вам кажется, что вы меня нанимаете. А это не так. Я уже обязался расследовать убийство вашего супруга.

— Ничего подобного, — заявила она.

— Вот как?

— Да, так. Вы обязались предотвратить его расследование, замять дело и уберечь эту «Континентал Плэстик Продакс». Один из директоров мне все рассказал. Сегодня утром на совете Бенедикт Эйкен сообщил им о том, что он предпринял, и получил одобрение. Им наплевать, поймают убийцу мужа или нет, они не хотят, чтобы его схватили. Их волнует только корпорация. Теперь я получу пакет акций, но меня это не интересует, ничто не помешает мне рассказать о комнате окружному прокурору, если я захочу.

— О какой комнате?

— Вы прекрасно знаете, о какой. О той самой, на Восемьдесят второй улице, куда вчера ходила Джулия Макджи и где вы ее поймали, — она повернула голову в мою сторону. — Вы Арчи Гудвин? Я хочу видеть комнату. Когда вы меня туда отведете?

Задавать новые вопросы, не дождавшись ответов на предыдущие, неприлично, но иногда полезно для того, кого спрашивают. Она вновь повернулась к Вульфу.

— Сколько вы хотите в задаток?

Она была нетерпелива, но умна и не тратила слов напрасно. Не потрудилась даже произнести вслух, что если Вульф попробует заняться тем, для чего его, по ее убеждению, наняли, то она быстро прикроет эту лавочку, позвонив в контору окружного прокурора. Поэтому ему пришлось подлаживаться под нее.

— Мадам, — сказал он, — вас ввели в заблуждение. Арчи, дай ей прочесть ту бумагу, которую подписал мистер Эйкен.

Чтобы прочесть, ей понадобилось достать из сумки очки.

— Но здесь все так, как я говорила, — произнесла она.

— Нет, прочтите еще раз. Арчи, машинку, два листа копирки.

Я сел, развернул машинку и вставил листы.

— Да, сэр?

— Один интервал, широкие поля, дата. «Я, миссис Томас Г. Еджер, настоящим прошу Ниро Вульфа расследовать обстоятельства смерти моего супруга. Задача — установить личность убийцы и изобличить его. Если во время выполнения задания Вульф будет вынужден поступить вопреки условиям соглашения, заключенного им с фирмой „Континентал Плэстик Продакс“, то это соглашение теряет силу, и Вульфу надлежит далее руководствоваться договором со мной. Подразумевается, что я не приложу никаких усилий, направленных на расторжение договора Вульфа с „Континентал Плэстик Продакс“, не уведомив его об этом заблаговременно».

Он повернулся к ней.

— Задатка не надо; с мистера Эйкена я ничего не брал. Пришлю вам счет или нет, зависит от обстоятельств, равно как и сумма. Я не рассчитываю получить от двух разных клиентов гонорар за одни и те же услуги, а от вас и вовсе ничего не возьму, если, к примеру, установлю, что вы сами убили мужа.

— Те времена, когда я хотела его убить, давно прошли. Дети тогда еще были маленькими.

Она взяла у меня оригинал и прочла.

— Тут неверно написано. Когда вы узнаете, кто его убил, то скажете мне, и я сама решу, что делать.

— Вздор. Решать будут граждане штата Нью-Йорк. Арчи, дай ей ручку.

— Не буду подписывать. Я обещала мужу, что не подпишу ни одной бумаги, не показав сперва ему.

Уголок рта Вульфа чуть приподнялся, что означало улыбку.

— Тогда, может быть, переделаем документ так, чтобы его подписал я?

— Нет, — она вернула бумаги мне. — Что толку с этих подписей? Не они важны, а дела. Сколько вы хотите в задаток?

Совсем недавно Вульф напрочь отказался от аванса, но теперь передумал.

— Один доллар, — сказал он.

Видимо, это показалось ей в порядке вещей. Она открыла сумку, спрятала чековую книжку, вытащила кошелек и, достав долларовую бумажку, протянула ее Вульфу. Потом повернулась ко мне.

— А теперь я хочу посмотреть комнату.

— Не сейчас, — с ударением проговорил Вульф. — У меня к вам несколько вопросов. Садитесь.

— Какого рода ваши вопросы?

— Всякого. Вы сказали, будто много лет знали о повышенном интересе вашего мужа к женщинам, ставшем его болезнью. Можно предположить, что вы пытались разузнать кое-что и о том, как он боролся со своим недугом. Мне нужны имена, даты, факты, адреса, подробности.

— От меня вы этого не услышите. Я давно уже ничем таким не интересуюсь. Однажды, когда дети были поменьше, я спросила своего доктора, что можно сделать, но из его объяснений поняла, что ничего.

Зазвенел дверной звонок. Выйдя в холл, я не увидел на крыльце еще одного возможного клиента. Инспектор Кремер из западного районного отдела по расследованию убийств выступал в разных ролях: был он и врагом, и сторонним наблюдателем, пару раз даже союзником, но клиентом — никогда. И судя по выражению его круглой красной физиономии, пришел он вовсе не для того, чтобы предложить задаток.

Я приблизился к двери и поставил ее на цепочку, потом приоткрыл на два дюйма и сказал в щелку:

— Приветствую. Я не открываю потому, что мистер Вульф не один. Я вас устрою?

— Нет. Знаю я, что он не один. Миссис Томас Г. Еджер торчит уже почти полчаса тут. Откройте дверь.

— Будьте как дома. Я выясню обстановку, — я прикрыл дверь, вернулся в кабинет и сказал Вульфу: — Портной. Он говорит, что костюмы принесли около получаса назад, и хочет посоветоваться.

Вульф поджал губы и хмуро взглянул на меня, потом на гостью. Когда на пороге топчется представитель властей, Вульфу больше всего хочется передать ему через меня, что он занят и просит не мешать. Тем более если приходит инспектор Кремер. Однако ситуация и без того была достаточно сложная. Если ищейки разнюхали про дом и накрыли Фрэда Даркина, дело дрянь, и еще хуже будет, когда Кремер ворвется сюда с ордером. А тут еще миссис Еджер. Коль Кремер знает, что она уже полчаса сидит у нас, стало быть, они за ней следят, и нам не худо выяснить, почему.

Вульф повернулся к гостье.

— У дверей стоит инспектор полиции Кремер, и он знает, что вы здесь.

— Откуда?

— Спросите его сами. Но можно предположить, что за вами следили. Вы под наблюдением.

— Да как они посмели?! Следить за мной! Не верю! Если они…

Снова прозвенел звонок, и Вульф посмотрел на меня.

— Давай, Арчи.

9

Полицейские — враги частных детективов. Так было и будет всегда. За спиной нью-йоркского полисмена — мощь общественного мнения восьми миллионов человек, у частного же сыщика нет ничего, кроме права на жизнь, свободу и стремления к счастью. И хоть сами по себе вещи эти прекрасные, в спорах они не помогают.

Кто же сейчас нанесет первый удар? И что это будет: хук, свинг или прямой в челюсть?

Однако сегодня резкого первого удара вообще не последовало, ибо этому воспрепятствовала миссис Еджер. Как только Кремер показался в кабинете, она встретила его яростным вопросом:

— За мной следят?

Он взглянул на нее сверху вниз.

— Доброе утро, миссис Еджер. Надеюсь, вы не сердитесь. Когда убийца ходит на свободе, лучше не искушать судьбу. Ради вашей безопасности мы сочли целесообразным…

— Не хочу никакой защиты и не нуждаюсь в ней! Сюда вы за мной тоже шли?

— Не я. Мой человек. Мы…

— Где он? Я хочу его видеть, приведите. Защита! Вы не смогли уберечь моего мужа. Его застрелили посреди улицы и бросили в яму, а вы не в состоянии даже отыскать тело. Это сделал за вас мальчишка. Где ваш человек?

— Он просто выполнял приказ, — тон Кремера стал чуть резче. — И пришел сюда вслед за вами. Возможно, вам все-таки нужна защита, если не от насилия, то от ошибок. Может быть, одну вы уже совершили, явившись сюда. Если вы пришли, чтобы рассказать Ниро Вульфу то, что скрыли от нас, то это была ошибка. Итак, я хочу знать, что вы ему сказали и что услышали в ответ. Все до единого слова. Вы уже полчаса как здесь.

— Я могу вернуть ваш задаток, мадам, — прозвучал за ее спиной голос Вульфа.

— О! — воскликнула она, но не обернулась. — Я наняла его для одного дела.

— Какого дела? — спросил Кремер.

— Для установления личности убийцы моего мужа. Вы даже не нашли труп, а теперь только и делаете, что шпионите за мной да болтаете о защите, хотя меня не от чего защищать. Если б у меня и было что сказать, я сказала бы об этом Вульфу, а не вам, — она сделала шаг вперед. — Прочь с дороги. Где ваш человек?

— Вы совершаете ошибку, миссис Еджер. Я хочу знать, о чем вы говорили с Вульфом.

— Спросите его сами.

Видя, что Кремер не двигается, она обошла его и направилась в холл. Я шагнул следом за ней к парадной двери, и, когда взялся за ручку, миссис Еджер приблизилась ко мне вплотную. Вытянув шею и прижавшись губами к моему уху, она прошептала:

— Когда вы покажете мне комнату?

— Как только появится возможность, — шепотом ответил я.

Мне хотелось постоять у двери и посмотреть, как она будет искать своего шпика, но что если Кремер сейчас возьмет да и гаркнет Вульфу: «Когда вы обнаружили квартиру на Восемьдесят второй улице?»

Мне надо было присутствовать в кабинете, и я, закрыв дверь, вернулся туда. Кремер не бушевал. Он сидел в красном кожаном кресле, крепко стиснув зубы. Говорил Вульф:

— …а это вопрос спорный. Я не обязан спрашивать вас, брать мне задаток или не брать, если, конечно, вы не обвините меня в том, что я сознательно мешаю вам исполнять ваш долг, и не докажете свое обвинение.

— Я бы не пришел сюда, если б не мог его доказать, — сказал Кремер. — Меня привело к вам не сообщение о том, что здесь находится миссис Еджер. Я предлагаю вам возможность сотрудничать со мной и задаю вопрос напрямик: какой информацией, способной вывести нас на убийцу, вы располагаете?

Значит, он знал о комнате, и мы попались. Теперь Вульфу оставалось только вывернуть карманы и забыть о своих клиентах. Но он этого не сделал, а продолжал гнуть свою линию.

— Представьте себе, — сказал он, — что мне по секрету сообщили, будто некто был должен Еджеру крупную сумму денег и Еджер настаивал на выплате долга. Это могло бы помочь следствию, но я не обязан делиться с вами такой информацией до тех пор, пока не буду вынужден признать, что она действительно поможет. Ваш вопрос достаточно прямолинеен, но неуместен, и вы это знаете.

— Вы признаете, что располагаете информацией.

— Ничего я не признаю. Если даже и располагаю, то это мое дело — решать, оправданно ли скрыть ее или нет. И рискую тоже я.

— С вашей проклятой везучестью нет смысла говорить о риске. Задам другой вопрос: почему Гудвин звонил Лону Коэну в пять часов вечера в понедельник и спрашивал о Еджере? За два часа до того, как обнаружили тело.

Я попытался сохранить равнодушную мину, и это мне, кажется, удалось, потому что Кремер с его чутьем непременно заметил бы выражение облегчения на моем лице. Я усмехнулся в глубине души. Комнату они не нашли: просто связались с каким-нибудь болтуном из «Гэзетт», разнюхали и затянули гайки.

Вульф откашлялся.

— Это действительно странно.

— Откуда вы узнали, что Еджер мертв?

— Я не знал этого, и мистер Гудвин тоже. Я не берусь за любое предложенное мне дело. Когда я соглашаюсь выполнить задание, то поступаю так в надежде заработать гонорар и порой вынужден идти на риск. Сейчас я рискую. Действительно, некто — назовем его Иксом — сказал в понедельник днем несколько слов, которые побудили мистера Гудвина позвонить мистеру Коэну и справиться о Еджере. Но, во-первых, ничто из сказанного Иксом не свидетельствовало о том, что ему известно о смерти Еджера, и у нас сложилось мнение, что он не знал о ней. Во-вторых, ничто из сказанного Иксом не позволило предполагать, что Еджер в опасности и ему угрожает гибель. И в-третьих, все, что сообщил Икс, оказалось ложью от начала до конца. У меня нет для вас никакой информации.

— Кто этот Икс?

— Не знаю.

— Чепуха. Это миссис Еджер?

— Нет. Возможно, я не назвал бы вам имя, даже зная его. Но оно мне неизвестно.

Кремер подался вперед.

— Оправданный риск, да? Я помню слишком много…

Зазвенел телефон, и я поднял трубку.

— Резиденция Ниро Ву…

— Арчи, поймал.

Я прижал трубку покрепче.

— Арчи, это ты?

— Конечно. Я занят.

— Я говорю, что поймал еще одну.

— Вряд ли вы поступили разумно, мистер Герсон. Вы можете столкнуться с серьезными неприятностями.

— О, ты не один?

— Разумеется, — голова у Фрэда работала неплохо, только медленно. — Видимо, придется, но не знаю, как скоро. Подождите у телефона.

Я прикрыл трубку ладонью и повернулся к Вульфу.

— Этот кретин Герсон нашел свои облигации, а в комнате у него сидят взаперти двое слуг. Он требует, чтобы я приехал, но…

Вульф откашлялся.

— Придется ехать к этому простофиле. Мистеру Паркеру позвони оттуда, если сможешь.

Я снял ладонь с трубки.

— Хорошо, мистер Герсон, я уже выхожу. Не отпирайте комнату до моего появления.

Сев в такси на Девятой авеню, я заявил шоферу, что указания буду давать по ходу. Мы свернули вправо на Тридцать четвертую улицу, потом опять вправо, на Одиннадцатую авеню, еще раз вправо, на Пятьдесят шестую улицу и влево, на Десятую авеню. Я убедился, что слежки за мной нет, но всю дорогу поглядывал назад, пока мы не остановились на углу Восемьдесят второй и Бродвея. Отсюда я двинулся пешком.

Открыв дверь цокольного этажа ключом Мэг Дункан, я вошел в холл. На этот раз за мной никто не наблюдал, но как только я приблизился к лифту, в дверях кухни появился Цезар Перес.

— Ах, это вы, — сказал он и обернулся. — Это мистер Гудвин.

Подошла его жена.

— Там наверху женщина, — объявила она.

— К ней я и пришел. Вы видели ее раньше?

— Нет, — она взглянула на мужа. — Цезар, мы должны рассказать ему.

— Не знаю, — Перес развел руками. — Ты соображаешь лучше меня. Если ты говоришь, что надо, значит, надо.

— Войдите, — пригласила она.

Я не колебался. Когда Фрэд звонил, было не похоже, что его опять исцарапали, а у этих двоих есть что-то интересное. Перес подошел к кухонному столу, взял визитную карточку и протянул ее мне.

— Этот человек приходил сегодня утром.

На карточке было вытиснено: «Джон Мортон Сеймур, адвокат».

— Ну и что? — спросил я.

— Он принес бумаги. Взгляните.

Бумаги лежали в распечатанном конверте. Я вытащил листок, обратная сторона которого была голубого цвета, и развернул его. Листок оказался актом, подписанным Томасом Г. Еджером и засвидетельствованным по всей форме. Дата — 16 марта 1957 года. Акт гласил, что дом 156 по Восемьдесят второй улице передается Цезару и Фелите Перес вместе с земельным участком. Интересно, как давно они узнали о существовании документа?

— Он принес эту бумагу и отдал нам, — сказала миссис Перес — Утверждал, что мистер Еджер наказал ему передать нам конверт в течение сорока восьми часов, если он вдруг умрет. Адвокат обещал взять на себя формальности, да еще бесплатно. А теперь мы скажем вам, что собираемся сделать. Вчера вечером мы хотели уехать куда-нибудь навсегда, но сейчас у нас возник спор. Муж и дочь считают, что лучше остаться, но я настаиваю на отъезде. Вот я вам и рассказала.

— Тот парень сегодня говорил, что мистер Еджер оформил наши бумаги так, чтобы никто не узнал, что это был его дом. А теперь он наш, — добавил Перес. — И мы можем остаться, а из комнаты все вытащить и жить там. Кухня и ванна наверху очень хорошие. Моя жена почти всегда соображает лучше меня, но сейчас я не понимаю, почему мы должны бежать из собственного дома.

— Так, — я бросил акт на стол. — Значит, вчера вы знали о том, что полиция не установит, чей это был дом. Почему не сказали?

— Вы нас не слушаете, — произнесла миссис Перес — Мистер Сеймур приходил не вчера, а сегодня.

— Но Еджер уже давно рассказал вам об этом документе.

— Стало быть, вы считаете нас лжецами?

— У вас есть Библия?

— Конечно.

— Принесите.

Она вышла и минуту спустя вернулась с маленькой толстой книгой в кожаной обложке. Я открыл ее, чтобы посмотреть, но книга была на испанском языке. Я попросил их положить на нее руки и сказал:

— Повторяйте за мной. Клянемся, что мы не знали о намерении мистера Еджера оставить нам этот дом и не имели никаких оснований полагать, что это произойдет.

Я положил книгу на стол.

— Ладно, если мистер Сеймур обещает сделать все так, что никто не узнает, возможно, это в его силах. Но не берите из комнаты ничего. Советую вам остаться тут. Если вы уедете, мистер Вульф может рассказать о вас полиции, вас в два счета разыщут, и тогда уж клятва на Библии не поможет.

— Нас не найдут.

— Не валяйте дурака. Мне надо подняться и встретиться с той женщиной. Примите мои поздравления, и пусть в ваш дом никогда не войдет полицейский.

Фрэд сидел в желтом кожаном кресле, держа в руках бокал с шампанским, а на кушетке против него восседала дама, чье обличье гораздо больше подходило к здешним декорациям, нежели облик Мэг Дункан или Джулии Макджи. Эта женщина была довольно миниатюрна, с изящными линиями и широким пухлым ртом. Когда я приблизился, она протянула мне руку.

— А я вас знаю. Видела во «Фламинго». Однажды я довела своего спутника до исступления, сказав ему, что хочу потанцевать с вами. Когда Фрэд сказал, что придет Арчи Гудвин, я была вынуждена сесть, чтобы не упасть. Вы так прекрасно танцуете.

Я пожал протянутую руку.

— Ловлю вас на слове. Как-нибудь встретимся, и я не обману ваших надежд. Я не помешал? Вы с Фрэдом старые друзья, да?

— Нет, раньше мы не встречались. Просто смешно называть мужчину мистером, когда пьешь с ним шампанское. Это я предложила выпить.

— Она сунула бутылку в морозильную камеру, а потом распечатала, — пояснил Фрэд. — Так чего ж добру зря пропадать? Я же его не очень люблю, ты знаешь.

— Не оправдывайся. Если она называет тебя Фрэдом, то как к ней обращаешься ты?

— Я не обращаюсь. Она просила звать ее Ди. Я просто ждал тебя, вот и все.

На кушетке стояла кожаная сумочка прямоугольной формы. Чтобы взять ее, мне надо было только протянуть руку, что я и сделал. Дама попыталась было перехватить сумку, но опоздала. Когда я отступил на шаг, она произнесла:

— Нехорошо, вы не находите?

— Я хорош только в танце.

Я вытащил из сумки пожитки. Водительское удостоверение было выдано на имя миссис Остия Хоу. Тридцать лет, рост пять футов два дюйма, белая, волосы каштановые, глаза карие. Адрес — Нью-Йорк — 14, Иден-стрит, 64. Сложив вещи обратно, я закрыл сумку и снова поставил на кушетку, на то место, откуда взял.

— Пистолет я оставила дома, — сказала она и отхлебнула шампанского.

— Разумно. Я только хотел узнать, как пишется имя Ди. Возможно, я сумею избавить вас от неприятностей, миссис Хоу. Ниро Вульф хочет встретиться с каждым, кто приходит в эту квартиру и имеет ключи. Кстати, я оставил их в вашей сумке. Если мы отправимся к мистеру Вульфу сейчас, то попадем к обеду и нам придется ждать. Мы можем обсудить дела здесь, пока вы приканчиваете шампанское.

— Хотите немного? Бутылка в холодильнике.

— Нет, спасибо. Не думаю, что вы пришли сюда из-за шампанского. Я прав?

— Да, я зашла за зонтиком.

— Желтый, с красной ручкой?

— Нет, серый.

— Он там, в ящике, но пока вам придется обойтись без него. Когда полицейские заинтересуются этой квартирой, им не понравится, что отсюда исчезают вещи. Как сюда попал ваш зонтик?

— Я забыла его две недели назад, в пятницу. Шел дождь, и Том Еджер дал мне ключи, сказав, что это местечко стоит посмотреть. Я пришла и увидела все это, — она обвела рукой комнату. — Вы должны признать, что здесь совсем не так, как в обычных… Но тут был Еджер, один, и мне не очень понравились мысли, которые он высказывал. Он меня, в общем-то, не оскорблял. О мертвых — только хорошее. Но мне пришлось туговато, и я была рада выбраться отсюда, хоть и без зонтика, зато при всем остальном. А когда я прочла о его смерти и теле в яме, то забеспокоилась. Конечно, в убийстве меня заподозрить нельзя, но вдруг полиция найдет зонтик и в газеты попадет описание этой комнаты? Тогда моего мужа могли бы даже уволить с работы. Но ни вчера, ни сегодня в газетах ничего такого не напечатали, и я решила, что об этой квартире никто не знает. И вот я здесь, а вы заявляете, что зонтик брать нельзя, и предлагаете идти к Ниро Вульфу. Конечно, это было бы забавно, и я не возражаю, но мне нужен мой зонт. У меня есть идея. Вы говорите, он там, в ящике?

— Точно.

— Тогда заберите его. А вечером сводите меня во «Фламинго», и мы с вами потанцуем. Будем отплясывать до самого закрытия, а потом вам, может быть, и захочется отдать мне зонтик.

— Благодарю за предложение, миссис Хоу, но сегодня у меня много работы. Кстати, о работе. Почему ваш муж должен потерять место? Он служит в «Континентал Плэстик Продакс»?

— Нет, он профессор нью-йоркского университета. Жена члена факультетского совета — и вдруг замешана в таком деле! Даже если я и не замешана.

У меня в мозгу словно что-то щелкнуло.

— А что преподает ваш муж? — спросил я.

— Английскую литературу. Но вы уклоняетесь от темы беседы. Мы можем пойти во «Фламинго» завтра вечером, — она посмотрела на часы. — Сейчас почти половина второго. Вы обедали?

— Нет.

— Сводите меня перекусить. Может, тогда хоть чуть-чуть оттаете.

Я слушал ее вполуха. Преподаватель английской литературы. Я был готов поставить десять против одного и держать пари, что сыщик имеет такое же право наслаждаться жизнью, как и любой другой человек. Я встал.

— Вы начинаете действовать мне на нервы, миссис Хоу. Мне было бы легко называть вас Ди, уже давно я не видел женщины, с которой мне так хотелось бы потанцевать, но я должен идти. Ниро Вульф все-таки встретится с вами, но это не срочно. Последний вопрос: где вы были в воскресенье после семи вечера?

— Нет, — ее глаза расширились. — Вы так не думаете!

— Очень жаль, но…

— В воскресенье вечером я была дома, с мужем. Он работал над бумагами, а я читала и смотрела телевизор. Легла в постель около полуночи и не вставала до утра. Я редко выхожу из дома среди ночи, чтобы застрелить человека и сбросить его труп в яму.

— Надеюсь, ваш номер есть в телефонном справочнике? — я повернулся к Фрэду. — Не давай ей уговорить тебя на зонтик. Как тебе тут нравится?

— Не жалуюсь. Начинаю чувствовать себя как дома. Сколько мне еще здесь торчать?

— День, неделю или год.

— Хм… Ты оставляешь ее со мной?

— Да, пусть приканчивает бутылку. У меня дело.

Когда я входил в лифт, Дина Хоу как раз встала и двинулась в сторону кухни. Внизу мистер и миссис Перес все еще сидели в своей комнате. Заглянув к ним и посоветовав сохранять спокойствие, я вышел из дома. На углу Восемьдесят второй и проспекта Колумба была аптека, где я мог бы подлечить желудок стаканом молока, но я не стал задерживаться, ибо спешил на свидание с профессором английской литературы. Хотя он и не знал об этом.

10

С Восемьдесят второй я ушел в час сорок, а четыре с половиной часа спустя сказал Остину Хоу: «Вы отлично знаете, что вам не отвертеться. Пошли».

За эти четыре с половиной часа я переделал массу дел. Я узнал, к примеру, что очень многие люди имеют представление о том, где должен или не должен находиться профессор университета, но никто не знает, в каком месте он пребывает в действительности. Я прочел в журнале статью об экспериментах в японском высшем образовании, четверть часа потел в телефонной будке, докладывая Вульфу последние новости, включая и переход дома в собственность четы Пересов, был остановлен в коридоре тремя прекрасными девушками-студентками, которые просили у меня автограф. Видимо, они приняли меня за сэра Лоуренса Оливье или Нельсона Рокфеллера, не знаю, за которого. Но Остина Хоу я не нашел и решил, что это бесполезное дело. Поэтому я отправился пешком к дому 64 по Иден-стрит. Прибыв на место, я надавил на кнопку звонка и увидел хозяина квартиры.

Он уставился на меня как парализованный. Рот его то открывался, то опять закрывался. Чтобы как-то начать разговор, я сказал:

— Другие грехи говорят тихо, убийство же кричит в полный голос.

— Ради Бога, как вам?..

— Как — не имеет значения, — ответил я. — Вот мы и встретились снова. И это главное. Ваша жена дома?

— Нет. В чем дело?

— С удовольствием поболтал бы немножко с вами.

Он о чем-то раздумывал и наконец принял решение.

— Не понимаю, о чем вы говорите. Я вас не знаю и никогда раньше не видел. Кто вы такой?

— Я — Томас Г. Еджер, вернее, его дух. Отвертеться вам не удастся, и вы это прекрасно знаете. Пошли со мной?

— Это мы еще посмотрим, удастся или нет. Уберите ногу из дверного проема. Я закрываю.

— Ладно, — сказал я. — Сегодня днем я разговаривал с вашей женой и узнал от нее ваше имя и адрес.

— Не верю. Это ложь.

— А кроме того, у нее в сумке были водительские права. Дина Хоу, родилась 3 апреля 1930 года, белая, волосы каштановые, глаза карие. Любит шампанское…

— Где вы ее видели?

— Это тоже не имеет значения. Я обещал мистеру Вульфу привезти вас в шесть часов, а сейчас уже четверть седьмого.

— Моя жена там?

— В данный момент нет. Повторяю, мистер Еджер… простите, мистер Хоу, если вы не хотите накликать на свою голову неприятностей, то возьмитесь за мою руку и пошли.

— Где моя жена?

— Спросите мистера Вульфа.

Вульф сидел за столом и бился над кроссвордом из «Обсервера». Когда мы вошли, он не поднял головы. Усадив Хоу в красное кожаное кресло, я молча опустился на свой стул. Через двадцать секунд Вульф пробормотал: «А, черт с ним», швырнул на стол карандаш, посмотрел на гостя и прорычал:

— Значит, мистер Гудвин вышел на вас. Что вы можете сказать в свое оправдание?

— Где моя жена?

— Погодите, — подал голос я. — Я рассказал ему, что имел с ней беседу, больше ничего.

— Где она? — опять спросил Хоу.

Вульф оглядел его.

— Мистер Хоу, — сказал он, — когда в понедельник вечером я узнал, что Томас Г. Еджер убит, естественней всего было бы дать полиции описание человека, который приходил ко мне под видом покойного. По своим причинам я этого не сделал. Теперь же я могу дать им не описание, а ваше имя и адрес. Дам или нет — зависит от ваших объяснений. Каковы они?

— Я хочу знать, где Гудвин видел мою жену и где она теперь. До тех пор пока не узнаю, ничего вам не скажу.

— Вас можно понять, — ответил Вульф. — В понедельник вечером вы заявили, что боитесь, как бы вас не выследили в доме 156 по Восемьдесят второй улице. Когда ваша жена вошла в одну из квартир этого дома, там был мой человек. Ваша жена имела ключи. Вот все, что я намерен вам сообщить. Теперь объяснитесь вы. Ваше положение безнадежно, мистер Хоу. Вы знали этот адрес и телефон Еджера, которого не было в справочнике, знали, что он часто ходил в тот дом и ваша жена тоже была там завсегдатаем. Чего вы рассчитывали добиться приходом сюда?

Хоу чуть приподнял голову и взглянул на меня.

— Где она, Гудвин?

— Не знаю. Без двадцати два я оставил ее в той самой квартире, в обществе нашего сотрудника. Она могла свободно уйти оттуда. Ваша жена не знала, что я поехал к вам, и я не могу сказать, куда она отправилась.

— Вы говорили с ней?

— Да, около двадцати минут.

— Что она вам сказала?

— Она не очень удачно солгала, что была там всего однажды и зашла сегодня за забытым зонтиком. Она пригласила меня сегодня во «Фламинго», чтобы танцевать до самого закрытия.

— Ну, а теперь послушаем ваше объяснение, — сказал Вульф.

— А что, если я не захочу объяснять? Что, если встану и уйду?

— Тогда и нам, и вам будет горько. Теперь я знаю, кто вы, и должен сообщить полиции о представлении, устроенном вами в понедельник. Я бы предпочел этого не делать, и здесь ваши интересы совпадают с моими, равно как и интересы вашей жены. Ее зонтик все еще там, в квартире.

Хоу был загнан в угол и чувствовал это.

— Человек — игрушка обстоятельств, — сказал он. — Господи, когда я сидел в этом кресле и разговаривал с Гудвином, Еджер был уже мертв несколько часов. Прочтя об этом в газете, я понял, что будет, если вы меня найдете. Я решил все отрицать, но теперь не стану. Конечно, моей жене не надо было выходить за меня… Впрочем, попробую не уклоняться от темы. Она всегда требовала от меня невозможного…

— Так где же тема? — спросил Вульф.

— Ах, да. Сегодня я впервые говорю кому-либо о своих отношениях с женой. Примерно год назад она вдруг заимела часы стоимостью в тысячу долларов, а то и больше. Потом — другое барахло, драгоценности, тряпки, шубу. Она часто проводила вечера без меня и иногда приходила домой после восхода солнца. Я унизился до того, что стал следить за ней. Когда она уходила вечером из дома, я шел следом. Не всегда, только если была такая возможность. По большей части она посещала рестораны или подруг, но один-два раза отправлялась на Восемьдесят вторую улицу. Однажды я пошел туда, позвонил у двери, но ничего не узнал. Какой-то пуэрториканец сказал, что у них нет свободных комнат. Я следил за ней и дома. Раз мне попался телефонный номер, Чизхолм 5-32-32. Я позвонил туда и узнал, что попал в дом Томаса Г. Еджера. Наведя справки, я выяснил, кто он такой, и один раз видел его в театре. Это было две недели назад. А спустя три дня я выследил Еджера, когда он входил в тот дом через пять минут после того, как туда вошла моя жена. Я принялся шагать по тротуару взад-вперед, пока на меня не начали обращать внимание, а потом пошел домой. Жена вернулась в шесть утра. Я не спросил, где она была, но решил, что должен что-то предпринять. И вот в один прекрасный день я явился к Арчи Гудвину. Я знал, что Гудвин позвонит Еджеру, увидится с ним и расскажет обо мне. Еджер не смог бы опознать меня по описанию Гудвина и понял бы лишь, что кому-то известно о его квартире. А потом он рассказал бы все моей жене, и она узнала бы меня по описанию. Это было важнее всего. Сказать ей напрямик я не мог, но хотел, чтобы она поняла, что мне все известно. Слава Богу, моя жена не была там в воскресенье вечером.

— Вы в этом уверены?

— Конечно. Мы спим в разных комнатах, но стоит ей повернуться на другой бок, и я все слышу. Как вы думаете, может ли сказанное мною остаться между нами?

Вульф посмотрел на часы.

— Мне пора обедать. Я не нахожу удовольствия в том, чтобы просто так причинять людям зло, мистер Хоу. И ваш маскарад не помешал нам. Наоборот, вы сообщили нам этот адрес, в результате чего теперь у нас есть клиент. То, что вы сказали, будет предано огласке только в случае крайней необходимости.

— Кто ваш клиент?

Когда Вульф сказал, что это не его дело, Хоу не стал настаивать. Я позволил себе даже пожалеть его: он ведь попал в дурацкое положение.

— Теперь уже нельзя исключить Пересов из списка подозреваемых, — сказал мне Вульф после ухода Хоу. — Они знали, что унаследуют дом. И этого сумасшедшего Хоу тоже исключать нельзя. Зная, что его жена ходит по такому-то адресу, он мог выкрасть ее ключи, пробраться туда, убить Еджера и спокойно уйти. В понедельник что-то встревожило его, и он предпринял определенные шаги, а в результате мы пришли к убеждению, что он не знал о смерти Еджера. Теперь от этого убеждения придется отказаться.

— Теория не беспочвенная. Я вижу в ней всего три дырки.

— А я — четыре, но каждую из них можно залатать. Я не говорю, что мы продвинулись вперед. Наоборот, сделан шаг назад. Мы пришли к выводу, что этого человека можно не подозревать, а оказалось, что нельзя. Ну, как теперь быть?

Когда Вульф отправлялся в свою спальню, он был так расстроен, что не пожелал мне спокойной ночи. Раздеваясь, я прикидывал шансы на то, что полиция не обнаружит следов нашего пребывания в комнате, если мы отзовем Фрэда. Это казалось столь нелепым, что я даже три раза перевернулся с боку на бок, прежде чем заснул.

Среди ночи зазвонил телефон. Поскольку спросонья я не смог бы выговорить: «Резиденция Ниро Вульфа», то сказал просто:

— Алло?

— Мне нужен Арчи Гудвин, — послышался женский голос.

Я все еще стряхивал с себя остатки сна.

— Я Гудвин. Кто это?

— Миссис Перес. Вы должны прийти. Сейчас же. Наша дочь Мария умерла. Ее застрелили. Вы приедете?

Я разом проснулся.

— Где вы сейчас?

Включив свет, я посмотрел на часы. Было без двадцати пяти три.

— Дома. Нас водили опознавать ее, и мы только что вернулись. Вы приедете?

— Там есть кто-нибудь? Полиция?

— Нет. Один полисмен проводил нас домой и ушел.

— Сейчас я буду. Она повесила трубку.

Завязав галстук, набросив пиджак и рассовав по карманам всякие мелочи, я вырвал из блокнота листок и написал на нем: «Мария Перес убита. Миссис Перес звонила в 2.35. Еду на Восемьдесят вторую улицу. А. Г.».

Спустившись на этаж, я просунул записку под дверь комнаты Вульфа и выбежал на улицу. В этот час лучше всего было ловить такси на Восьмой авеню, и я двинулся на восток.

11

Была одна минута четвертого, когда я воспользовался своим ключом, чтобы открыть дверь цокольного этажа дома 156, и вошел. Миссис Перес ждала меня. Не сказав ни слова, она повернулась и пошла через холл, а я двинулся следом. На полпути она свернула в комнату, в ту самую дверь, которую я распахнул во вторник вечером, когда почувствовал, что за мной следят. Комнатка оказалась маленькой, узкая кровать, комод, небольшое трюмо и пара стульев занимали почти все ее пространство. Перес сидел на стуле у трюмо, на котором стояли стакан и бутылка рома. Когда я вошел, он медленно поднял голову, чтобы взглянуть на меня.

— Моя жена говорила вам, что сесть мы предлагаем только друзьям, — произнес он. — Вы нам друг?

— Не обращайте на него внимания, — сказала она. — Он напился. Полбутылки рома. Это я ему велела. Спасибо, что пришли… Только теперь мы не знаем, зачем вас звали. Что вы можете сделать? Тут даже сам Господь Бог бессилен.

Я присел на стул.

— Беда в том, что необходимо действовать, и чем скорее, тем лучше. Вы знаете, кто ее убил?

— Вы с ума сошли, — сказал Перес — Нет, конечно.

— Вам сказали, кто и где обнаружил труп?

— Да. Какой-то человек, в доке у реки.

— Во сколько она ушла из дома и куда?

— В восемь часов пошла в кино. За ней заходили две девушки, мы их знаем. Полицейский водил нас к одной из них, и она сказала, что Мария ушла из кино около девяти часов, а куда — неизвестно.

— У вас есть какие-нибудь предположения?

— Нет.

— Ладно. Вот, значит, как обстоят дела: либо между ее смертью и смертью мистера Еджера есть связь, либо нет. Если связи нет, то пусть убийцу ловит полиция. Возможно, это ей удастся. Если же связь есть, полицейских нельзя даже допускать к расследованию, потому что они не знают, чей это был дом. Или вы им сказали?

— Нет.

— Тогда решать вам. Если вы расскажете им о Еджере, они смогут найти убийцу скорее, чем мы с мистером Вульфом. Не расскажете — мы тоже его найдем, но не знаю, сколько на это понадобится времени. Вы хотите поручить дело нам?

— Мария не имела ничего общего с Еджером, никогда не разговаривала с ним, не заходила в ту комнату, не знала ничего о нем и о людях, которые приходили сюда.

— Не верю, — заявил я. — Где она была в воскресенье вечером, когда вы вытаскивали тело и прятали в яму?

— Спала. На этой вот кровати.

— Это вы так думали. У нее был хороший слух. Она слышала, как я входил в дом вечером во вторник. Дверь ее комнаты была приоткрыта, и Мария смотрела на меня через щелку.

— Вы с ума сошли, — сказал Перес.

— Мария не могла этого сделать, — согласилась его жена.

— И все же сделала. Мы с ней обменялись несколькими словами. Да почему, собственно, не могла? Красивая, умная девушка, и вдруг не интересуется тем, что происходит в ее собственном доме? Чепуха. Мне надо выяснять, что она знала или сказала такое, из-за чего ее могли убить. Если я этого не пойму, ничего сделать не удастся. Полиция производила тут обыск?

— Да, в этой комнате.

— Они что-нибудь забрали?

— Нет. Сказали, что нет.

— Значит, если вы оставляете дело нам, обыск должен стать первым шагом. Вам бы лучше лечь спать, только вы ведь не уснете. Идите на кухню и съешьте что-нибудь. Мне придется разобрать на части кровать и просмотреть все вещи.

Миссис Перес встала и сняла покрывало с кровати.

— Ничего вы не найдете, — сказала она.

Через полтора часа я был вынужден признать ее правоту. Я опустошил все ящики комода, поднял ковер и изучил каждый дюйм пола, вытащил все из бельевого шкафа и осмотрел стены, подсвечивая фонариком, вынул ящики и проверил их днища. Ничего. Теперь я знал о Марии гораздо больше, чем когда она была жива, но даже малейшего намека на ее интерес к Еджеру мне найти не удалось.

— Я же вам говорила, — сказала миссис Перес.

— Да, я слышал, — я подошел к комоду и вытащил нижний ящик.

— Нет, больше не надо. Вы упрямы, как мой муж.

С ящиками я не очень упорствовал. Только осмотрел днище. Надо их перевернуть и простучать.

Я положил пустой ящик на пол и попробовал отковырнуть днище ножом. Однажды Сол Пензер отыскал под фальшивым дном ценную картину, приклеенную снаружи, а не изнутри. Но в этом ящике ничего не оказалось. Я взялся за следующий и чуть было не дал маху. Кладя ящик на кровать, я обратил внимание на внутреннюю сторону дна и разглядел маленькую дырочку в углу. Днище было застелено пластмассовым листом с рисунком в виде красных цветов на розовом фоне, и дырочка приходилась точно посреди одного из цветков. Я взял со стола заколку, вставил в дырочку и надавил. После того как край пластика приподнялся, я просунул под него палец и дернул. Под листом аккуратно лежали бумаги. Вот их перечень:

1. Пять проспектов фирмы «Континентал Плэстик Продакс», вырезанных из журналов.

2. Четыре этикетки от шампанского «Дом Периньон».

3. Три страницы биржевой рубрики «Таймс» с карандашными пометками напротив граф доходов «Континентал Плэстик Продакс».

4. Две газетные фотографии Томаса Г. Еджера.

5. Газетная фотография Томаса Г. Еджера-младшего и его невесты.

6. Газетная фотография миссис Томас Г. Еджер-старшей в обществе трех других дам.

7. Фотография банкета в гостинице «Черчил».

8. Три фото Мэг Дункан, два — из журналов и одно — сделанное в студии.

9. Тридцать один карандашный набросок женских лиц. В левом нижнем углу каждого листа стояла дата. Некоторых женщин Мария рисовала 4—5 раз. Начала она этим заниматься два года назад, а один из набросков был сделан в прошлое воскресенье. С листа бумаги на меня смотрела Джулия Макджи.

10. Девять пятидолларовых купюр.

Миссис Перес видела все, но молчала. Я взял бумаги, завернул их в страницы «Таймс» и поднялся. Теперь мои действия уже можно было квалифицировать как сокрытие улик, ибо если мой адвокат начнет утверждать, будто я не знал, что бумаги имеют отношение к смерти Марии Перес, ему придется упирать на то, что я идиот.

— Все эти вещи доказывают, — сказал я миссис Перес, — что Мария обладала здоровым любопытством неглупой девушки и любила рисовать портреты. Я забираю это с собой, чтобы показать мистеру Вульфу. Деньги верну позже. Надеюсь, скоро. У вас была трудная ночь, а впереди такой же тяжелый день. Если вы сможете найти долларовую бумажку, то дайте мне. Вы нанимаете мистера Вульфа и меня, чтобы расследовать убийство вашей дочери, и поэтому разрешаете мне унести с собой все эти вещи.

— Вы были правы, — сказала она.

— Не хвалите меня раньше времени. Доллар, пожалуйста.

— Мы можем заплатить больше. Сто долларов…

— Одного пока достаточно.

Она вышла и вернулась с долларом в руке.

— Муж уснул, — сказала она.

— Хорошо. Ложитесь и вы. Теперь мы — ваши детективы. Сегодня придет один человек. Возможно, он отведет вас с мужем в контору окружного прокурора. О Еджере речи не пойдет, и вы его не вспоминайте. Что касается Марии, то расскажите им правду. Вы носите завтрак тому парню наверху?

— Да.

— Сегодня не беспокойтесь об этом. Он скоро уйдет и больше не вернется, — я протянул ей руку. — Скажите вашему мужу, что мы друзья.

Когда я включил свет в «гнездилище разврата», Фрэд Даркин заморгал и, сунув руку под подушку, молниеносно выхватил пистолет.

— Спокойно, — сказал я ему. — Я уже давно мог тебя придушить. Все, что было возможно, мы сделали. Пора уходить. Не торопись, пойдешь через полчаса. К Пересам не заглядывай, у них горе. Вчера вечером убита их дочь.

Фрэд вскочил.

— Черт возьми, Арчи, что же это все-таки свалилось на мою голову?

— Три сотни долларов. Советую не задавать мне никаких вопросов. Я, чего доброго, еще отвечу на них. Иди домой и скажи жене, что тебе нужен отдых.

— Я хочу знать одно: меня потащат куда-нибудь?

— Подбрось монетку. Но надеюсь, что нет. Может, повезет. Отправляйся домой и сиди там. Возможно, я тебе позвоню около полудня. Не вздумай захватить с собой какую-нибудь из этих картинок.

12

Когда Вульф в одиннадцать часов спустился из оранжереи, я сидел за своим столом с номером «Гэзетт» в руках. Там было напечатано фото мертвой Марии Перес. На первой странице. Ничем примечательным, кроме юности и красоты, Мария не выделялась, она попала на первую полосу потому, что в тот день не убили, не ограбили и не арестовали ни одну важную шишку. Факты, которыми располагала полиция, сводились к следующему: а) тело было найдено в 12.35 после полуночи сторожем, совершавшим обход причала на Норт-ривер в районе сороковых улиц; б) Мария была мертва не больше трех часов; в) ее убили выстрелом в затылок из пистолета тридцать второго калибра; г) живой ее последними видели две подружки, которые заявили, что Мария покинула кинотеатр чуть раньше девяти и не вернулась; д) ее родители отказались встретиться с репортерами. Никаких намеков на связь смерти девушки со смертью Еджера не делалось.

Я вручил газету Вульфу. Он взглянул на фото, прочел статью и сказал:

— Докладывай.

Закончив рассказ, я передал ему вещи, которые нашел в ящике у Марии. Вульф не спеша изучил их одну за другой, потом начал рядами раскладывать на своем столе эскизы. Я встал и принялся наблюдать, как он распределяет их по группам, включая в каждую разные рисунки одной и той же женщины. В итоге получилось три группы по четыре портрета, пять групп по три, одна группа из двух рисунков и две — по одному. Одиннадцать посетительниц за два года. И не похоже было, что Мария зафиксировала всех, кто приходил. Гостеприимство Еджера не знало границ.

Я указал на одну из групп, в которой было четыре рисунка.

— Могу назвать имя этой дамы. Я с ней когда-то танцевал. Ее муж — владелец ресторанов. Его фамилия Диленси.

— Фу… А эта? — от ткнул пальцем в группу из двух портретов. — Тут стоят даты: пятнадцатое апреля и восьмое мая. Прошлое воскресенье.

— Ну, ее имя вы назовете сами.

— Она была у нас.

— Да, сэр.

— Джулия Макджи.

— Верно. Если это дата выполнения рисунка, то Джулия Макджи заходила к Еджеру в воскресенье вечером. Либо она его убила, либо нашла уже мертвым. Будь он жив, она не ушла бы от него до полуночи, ибо на это время был заказан ужин. И уж, конечно, не для того, чтобы писать под диктовку, явилась она туда. А если Еджер был жив и убийца застал их вместе, то он прикончил бы обоих. Значит, она обнаружила Еджера уже мертвым, если не убила его сама. Кстати, чтобы все стало ясно: доллар, полученный в задаток от миссис Перес, я внес в книгу наличных. Я взял его, так как считал, что она не проболтается, если будет убеждена в том, что мы — ее детективы. Теперь Пересов можно не подозревать. Мы разработали версию, согласно которой Марию убил тот же человек, что и Еджера, а в этом случае девушка, должно быть, вступила с кем-то в контакт. Допустим, что убийца — Джулия Макджи. Она не могла знать, что за ней следят через приоткрытую дверь, а если и знала, то не догадывалась, кто следит. Ну а если она открыла дверь и поймала Марию, как это сделал я, то не поехала бы потом в лифте убивать Еджера. Следовательно, вчера Мария вступила с ней в контакт, и ясно, что она не стала бы делать этого просто так. Девушка хотела заключить сделку.

— Хм-м-м… — ответил Вульф.

Я указал на группу из трех рисунков.

— Это Дина. Миссис Остин Хоу.

— Здесь нет портрета Мэг Дункан.

— Нет. Если у нее были фотографии, то зачем рисунок?

Вульф сел.

— Зови Фрэда. Как скоро он сможет приехать?

— Через двадцать минут.

— Зови.

Я позвонил.

— Теперь набери мне номер мисс Макджи. Я хочу с ней поговорить.

Я набрал нужный номер и взял трубку параллельного телефона.

— Мисс Макджи? Я должен встретиться с вами у себя в конторе. Как можно скорее.

— Но… Я заканчиваю в пять часов. В шесть вас устроит?

— Нет, это срочно.

— Хорошо, я выезжаю.

Мы положили трубки. Вульф откинулся в кресле и прикрыл глаза. Достав из шкафа папку, я написал на ней «Еджер» и запихнул туда всю коллекцию Марии. Когда Вульф открыл глаза, я дал ему подписать чек на 315 долларов для Фрэда. Дело Еджера уже высосало у нас около пяти сотен, у нас было 4 клиента и 2 доллара задатка и впридачу к ним — реальная возможность угодить в кутузку за препятствование властям. Как только я положил на стол чек Фрэда, позвонила миссис Еджер. Ей хотелось знать, когда же я поведу ее на Восемьдесят вторую улицу. Мне с трудом удалось поговорить с ней, не бросая трубку.

К этому времени появился Фрэд. Я отдал ему чек, а Вульф — распоряжения. Когда зазвонил звонок у двери, Фрэд пересел в кресло возле книжных полок, а я пошел в холл. Тут меня ждал сюрприз. На крыльце стояла Джулия Макджи, но она была не одна. Я вернулся в кабинет и доложил Вульфу, что с ней Эйкен. Вульф нахмурился, поджал губы и кивнул. Я открыл дверь, и они вошли. Эйкен был довольно вежлив для президента: он пропустил даму вперед, хоть она и была всего лишь секретаршей покойного вице-президента. Вульф встал и подождал, пока они усядутся. Эйкен — в красное кожаное кресло, а Джулия — в то, что освободил Фрэд.

— Вы вызвали мисс Макджи, — сказал Эйкен, — а между тем должны были известить меня. Если вам есть что сказать, я хочу послушать.

Вульф оглядел его.

— Что ж, мистер Эйкен, хорошо, что вы пришли, — сказал он. — Фрэд?

Фрэд поднялся и приблизился к столу.

— Посмотри на мисс Макджи. Ты ее узнаешь?

— Разумеется. Она подарила мне вот это, — он коснулся своей щеки.

— Это было во вторник вечером. А раньше ты ее видел?

— Да, сэр, я видел эту женщину вечером в воскресенье, когда наблюдал за тем домом на Восемьдесят второй улице. Я видел, как она входила в дом, в цокольный этаж.

— Ты заметил, как она уходила?

— Нет, сэр. Наверное, она ушла, когда я был на углу и звонил вам. Или после того, как я отправился домой.

— Ты говорил Арчи, что видел ее раньше?

— Нет. Во вторник она сразу же набросилась на меня, и я подумал об этом только после того, как Арчи ее увел. Надо было вам сказать, но тогда я стал бы свидетелем по делу об убийстве, а вы знаете, что это такое.

— Ты уверен, что это была она?

— Совершенно.

— Хорошо. Отправляйся в другую комнату и жди там.

Когда за Фрэдом закрылась дверь, Вульф повернулся к женщине.

— Мисс Макджи, почему вы убили Еджера?

— Не отвечайте! — скомандовал Эйкен и повернулся к Вульфу. — Вы работаете на меня. Как зовут этого человека?

— Фрэд Даркин.

— Почему вы послали его следить за домом в воскресенье вечером?

— Чтобы помочь одному клиенту. Конфиденциально.

— У вас слишком много клиентов. Во вторник вы об этом и словом не обмолвились. Вы заявили, что свободны от заданий.

— Мы обсуждаем убийство Еджера, а тогда мне никто не поручал его расследовать. Зачем вы его убили, мисс Макджи?

— Вы берете ее на пушку. Пусть даже Даркин видел, как она входила в дом. Но видел ли он, чтобы туда входил мистер Еджер?

— Нет, но это видели другие. Мистер и миссис Перес. Не советую вам ходить к ним: у них вчера вечером умерла дочь.

— В какое время пришел мистер Еджер? До или после мисс Макджи?

— До. Около семи часов.

— Но Даркин не видел, как она ушла. Вы что, обвиняете ее в убийстве? В том, что она вытащила тело на улицу и бросила в яму?

— Нет, я ее не обвиняю, а ставлю перед фактом, — Вульф склонил голову. — Мистер Эйкен, это не я, а вы сеете рознь в нашем союзе. Я сказал вам, что единственный способ защитить репутацию фирмы — это предотвратить полицейское расследование, найдя какую-либо версию, которая не будет связана с этой злополучной квартирой. Такую версию я смогу предложить только если узнаю, что случилось в действительности. Установлено, что Еджер вошел в квартиру около семи часов вечера, и можно с уверенностью сказать, что он был еще там, когда появилась мисс Макджи. Разумеется, я брал ее на пушку. Задам другой вопрос: мисс Макджи, был ли в квартире Еджер, когда вы вошли туда в воскресенье вечером?

— Да, был. Его тело.

— Где лежало тело?

— На полу.

— Вы его трогали? Передвигали?

— Я ничего не делала. Посидела несколько минут на стуле и ушла.

— Во сколько?

— Точно не знаю. Около половины десятого. Через четверть часа после прихода.

— Еджер ждал вас в пятнадцать минут десятого?

— Нет, в девять. Но я опоздала.

— Вы отправились писать под диктовку?

— Да.

— В девять вечера? В воскресенье?

— Да.

— Позвольте мне пропустить этот ответ мимо ушей. Были в комнате следы борьбы?

— Нет.

— Вы видели пистолет?

— Нет.

— Уходя, вы взяли что-либо с собой?

— Нет.

— У вас когда-нибудь был револьвер?

— Нет.

— Может, вы брали у кого-то на время?

— Нет.

— Вам приходилось стрелять?

— Нет.

— Куда вы направились, выйдя из того дома?

— К себе, в свою квартиру.

— Вы кому-нибудь об этом рассказывали?

— Нет.

— И мистеру Эйкену?

— Нет.

— Значит, он не знал, что вы ходили туда в воскресенье?

— Нет. Никто не знал. Послушайте, мистер Вульф, вот вы меня спросили, почему я убила Еджера. А теперь я вас спрошу: зачем мне было его убивать?

— Если у вас были на то причины, вряд ли вы их мне выложите. Мисс Макджи, дайте мне ключи от двери и от лифта.

Эйкен ударил кулаком по подлокотнику.

— Вы все испортили, Вульф! Она не убивала Еджера, у нее не было мотивов. Но если даже и убила? И вы называете это защитой интересов моей компании!

Вульф не обратил на него внимания.

— Ключи, мисс Макджи. Вам они больше не понадобятся.

Она открыла сумку, достала ключи, и я осмотрел их, после чего вручил Вульфу. Тот взглянул на Эйкена.

— И как это вам, черт возьми, удалось возглавить такую крупную и процветающую фирму? Вы говорите, что это я все испортил. Да не прибегни я к обману, мы посейчас не знали бы, что Еджер убит в той квартире, и я мог бы совершить ужасную ошибку. У меня были основания подозревать, что мисс Макджи ходила туда в воскресенье вечером, но не было улик. И мне пришлось сфабриковать их. Мистер Даркин не следил за домом и не видел мисс Макджи. Но теперь я знаю, что она была там и что там же убили Еджера.

— Вы лживый негодяй! — Эйкен вскочил на ноги. — Где бумага, которую я подписал? Верните!

— Чепуха! Сядьте. Вы наняли меня, но отказаться от моих услуг не можете. Теперь, благодаря полученным мною сведениям, я серьезно скомпрометирован. А чем рискуете вы? Репутацией вашей дурацкой компании? Фи! Садитесь и рассказывайте, где вы были вчера до полуночи?

— Не ваше собачье дело, где я был вчера, — ответил Эйкен сквозь зубы. — Предупреждаю вас, Вульф, вы играете в опасную игру. Вы солгали мне, когда сказали, что Даркин не следил за домом. Как еще вы могли узнать, что мисс Макджи ходила туда? Вы не сообщили мне, откуда вам стало известно о квартире. У вас были ключи. Может, это Даркин поднялся туда вслед за мисс Макджи, нашел тело и отволок его в яму? А почему бы и нет? И теперь вы шантажируете мою фирму, ни больше ни меньше. Ладно, ведите следствие. Но я вас предупредил.

— Благодарю вас, — вежливо ответил Вульф и повернул голову. — Мисс Макджи, где вы были вчера от девяти вечера до полуночи?

— Не отвечайте, — приказал Эйкен. — Ничего не отвечайте. Мы уходим. Ответ дадите мне, но не здесь. Пошли.

Она посмотрела на него, потом на Вульфа.

— Но, мистер Эйкен, я должна ответить на этот вопрос! Я же вам говорила, что Вульф, должно быть, хочет встретиться со мной из-за Марии Перес и поэтому спрашивает, где я была. Я никогда не видела эту девушку, не слышала о ней и не убивала ее. Вчера вечером я обедала у друзей. Их фамилия Куинн, а живут они на Одиннадцатой Западной, дом девяносто восемь.

Эйкен уставился на Вульфа.

— Расскажите нам об этой девушке, — потребовал он.

— Коли я лжец, что толку задавать мне вопросы?

На этой ноте диспут и завершился. Проводив гостей, я вернулся в кабинет и сказал Вульфу:

— Хорошо, что в обязанности президента не входит выписывать чеки от имени корпорации. Если б ему пришлось поставить на чеке вашу фамилию, его бы паралич хватил.

Вульф откашлялся.

— Вот именно «если бы». Ты понимаешь, что мы никогда еще не висели на таком тонком волоске?

— Да, сэр.

— Необходимо найти убийцу прежде, чем мистер Кремер обнаружит квартиру.

— Да, сэр.

— Пересы выдержат?

— Да, сэр.

— Скажи Фрицу, чтоб покормил Фрэда, потом позови Сола и Орри. Пусть будут здесь в половине третьего.

— Хорошо, сэр.

— Видимо, Мэг Дункан вчера вечером была в театре?

— Наверное. Могу выяснить.

— До какого часа?

— Пьеса кончается без десяти одиннадцать. Потом ей еще надо переодеться. Если они с Марией назначили встречу на половину двенадцатого, она вполне успевала. Я что-то упустил?

— Нет. Инструкции получишь, когда придут Сол и Орри.

13

Позвольте представить вам мистера Сола Пензера и мистера Орри Кэтера. Мистер Пензер — тот, что сидит в красном кожаном кресле. Глядя на его большущий нос и глубоко посаженные глазки, не подумаешь, что он способен на многое. Сотни людей были о нем такого мнения, а потом раскаивались. Мистер Кэтер, сидящий в желтом кресле рядом с Солом, — красавчик, но соображает не так проворно, как мистер Пензер. Что касается Фрэда Даркина, то с ним вы уже знакомы.

Вульф и Фрэд только что перекусили и присоединились к двум джентльменам, ожидавшим в кабинете, причем меня Вульф выставил за дверь, заявив, что свои инструкции я уже получил.

У меня была назначена встреча с актрисой, В пять минут четвертого я вошел в фойе театра Бэлфор на Мэдисон-авеню, поднялся в лифте на двенадцатый этаж и постучал в дверь комнаты, на которой была написана буква Д.

Возле кровати, на которой возлежала Мэг Дункан, стоял стул, и я взял его. Когда я садился, она спросила, принес ли я ее портсигар.

— Нет, — ответил я, — но он все еще в сейфе, а это уже что-то. Мистер Вульф прислал меня, чтобы задать вам один вопрос. Где вы были вчера от девяти вечера до полуночи? Если вы читали газеты, то знаете, что была убита некая девушка по имени Мария Перес.

— Да.

— И что она жила в доме сто пятьдесят шесть по Западной Восемьдесят второй улице.

— Да.

— Итак, где вы были?

— Вы знаете где. В театре.

— До без десяти одиннадцать. А потом?

— Пришла и легла в кровать. Вот в эту самую.

— Вы когда-нибудь видели Марию Перес?

— Нет.

Я кивнул.

— Хорошо. Объясню, как обстоят дела. Полиция еще не добралась до квартиры Еджера, и мы надеемся, что не доберется. Мистер Вульф, как и я, полагает, что Еджер и Мария были убиты одним и тем же лицом. Он хочет отыскать убийцу таким образом, чтобы не впутывать в дело эту квартиру. Если получится, вам не придется опознавать свой портсигар, стоя на свидетельском месте. Но мистер Вульф может рассчитывать на удачу, только если быстро получит в свое распоряжение факты. Вы говорите, что никогда не видели Марию Перес. Вчера ночью я был у нее дома и сделал обыск. Я нашел три ваших фото и кое-какие деньги, пятидолларовые купюры, которые она прятала от родителей. Что, если полиция узнает о квартире и найдет на этих деньгах отпечатки ваших пальцев?

Я сказал это наудачу и попал в цель.

— Господи, — воскликнула Мэг Дункан. — Разве на деньгах остаются отпечатки?

— Разумеется.

— Где купюры?

— В сейфе у мистера Вульфа, вместе с фотографиями.

— Я дала ей только одну, а вы говорите, что три…

— Остальные — из журналов. Когда вы дали ей фото?

— Я… я не помню. У меня столько поклон…

— Когда вы дали ей фото?

— Давно. Почти год назад. Мария прислала мне в уборную записку, в которой говорилось, что она видела меня в своем доме и хотела бы получить три билета на спектакль. Я попросила, чтобы ее привели. Мне еще не приходилось встречать таких красивых девушек… Она сказала, что дважды видела меня в холле и узнала по журнальным фото. Обещала никому не рассказывать, и я дала ей три билета и фотографию с автографом. Это было в июне, а в августе она явилась снова. Ей были нужны еще три билета и немного денег. По пять долларов в месяц. Я должна была посылать их по почте первого числа каждого месяца. А вы видели Марию?

— Да.

— И вас не удивляет то, что я рассказала?

— Нет. Я уже давно перестал удивляться. Спустя два года после того, как сделался сыщиком. Вы больше никогда ее не видели?

— Нет. Но она видела меня. Когда кто-то входил в холл, она гасила у себя свет и приоткрывала дверь. Это она мне сама сказала.

Я встал.

— Сколько купюр вы ей послали?

— Я не считала. Началось с первого сентября, а потом — каждый месяц.

— И в мае тоже?

— Да.

— Получается девять штук. Все они в сейфе у Вульфа. Я обещал вернуть их миссис Перес, но поскольку это деньги, которые у вас вымогали, вы имеете на них больше прав.

На улицу я вышел без двадцати четыре. Вульф должен сейчас быть в кабинете, поэтому я отыскал телефонную будку и позвонил ему.

— Да? — послышался его голос.

— Это я. Из автомата на Мэдисон-авеню. Деньги принадлежат Мэг Дункан. Мария Перес выследила ее в холле и шантажировала девять месяцев. Брала по пять долларов. Крупнейшая операция в уголовной истории. Вчера Мэг Дункан работала и после спектакля пошла домой. Возможно, это правда.

— Тебе звонила миссис Еджер. Я сказал, что ты будешь между пятью и шестью. Она ждет, что ты отведешь ее в ту комнату. Вот твоя задача.

— Не знаю…

— Действуй.

14

У меня не было договоренности о встрече с мистером и миссис Остин Хоу, и я не знал, дома ли кто-то из них, когда звонил в дверь. Хозяин был на месте, но радости при виде меня не выказал.

— Я опять к вам, — вежливо проговорил я. — Вы вчера нашли свою жену?

— Что вам угодно? — раздраженно спросил он.

— Ничего особенного. Пара вопросов. Возможно, вы знаете, что убита Мария Перес?

— Кто это такая?

— Дочь того человека, которого вы видели, когда ходили на Восемьдесят вторую улицу. Ее тело нашли вчера вечером на причале. Она была застрелена между девятью вечера и полуночью. Мистер Вульф хочет знать, как вы провели этот вечер. Вы и ваша жена.

— Бред какой-то, — сказал он. — Если вам надо знать, что мы делали вечером, спросите ее. Пошли.

Он повернулся и зашагал в глубь квартиры. Я двинулся следом. Дверь в комнату была открыта. Хоу переступил порог и сделал мне знак войти. В двух шагах от двери я остановился.

Он убил свою жену. Она лежала в постели, укрытая с головой простыней, и не шевельнулась, когда мы вошли. Труп. Я уставился на кровать.

— Это Арчи Гудвин, — сказал Хоу. — Вчера была убита девушка. Как бишь ее звали?

— Мария Перес, — ответил я.

— Мария Перес. Она жила в том доме. Гудвин хочет знать, что ты делала вчера с девяти вечера до полуночи. Расскажи ему и покажись.

— Не буду, — донесся из-под простыни едва слышный голос.

— Будешь, — он подошел и сорвал с нее покрывало.

Немало трупов, которых я перевидал на своем веку, выглядели лучше, чем живая миссис Хоу. Правая сторона ее лица была далека от нормального состояния, но левая била все рекорды. Глаз заплыл, а щека и челюсть приобрели цвет свежей телячьей печени. Губы превратились в лиловую бесформенную массу. Женщина лежала на спине. Судя по тому, как выглядели ее плечи, это была единственно возможная поза.

— Так-то вот, — сказал Хоу, держа одной рукой простыню. — Ну, где ты была вчера? Говори, и он уйдет.

— Здесь, — пробормотала она. — К девяти часам я уже была в таком виде.

— Ну вот, теперь вы можете идти, — сказал Хоу.

— Она ваша жена, а не моя, — отвечал я. — Но все же, вы показывали ее врачу?

— Нет, я наполнял пузырь для льда, когда вы пришли.

Я заставил себя снова взглянуть на Дину.

— Вам позвать доктора, миссис Хоу?

— Нет…

— Пришлите ей бутылку шампанского, — предложил Хоу.

В две минуты шестого я вылез из такси перед домом 340 на Восточной Шестьдесят восьмой улице и огляделся, прежде чем войти. В комнате, куда меня провела служанка, я остановился. Минуту спустя появился наш клиент номер четыре.

— Вы не опоздали, — сказала миссис Еджер. — Пошли.

— Разве мы куда-то собирались?

— Вы покажете мне комнату. Машина ждет.

— Боюсь, сейчас не время, миссис Еджер. После того, что случилось. Садитесь, я вам все объясню.

— Объясните в машине. Вчера вы сказали, что отвезете меня туда, как только появится возможность.

— Я знаю. Я пытался дозвониться вам вчера около десяти. Вас не было дома?

— Разумеется, была. Приходили сын с дочерью и друзья. Поехали.

— Я пришел, чтобы объяснить, почему мы не можем отправиться туда сейчас. Управляющий того дома имел дочь, и вчера вечером…

— Знаю. Ее убили.

— Правильно. И вполне возможно, что это дело рук того же человека, который застрелил вашего мужа. Поэтому Вульф считает, что убийцей можете оказаться и вы. Вот я и спросил, были ли вы вчера дома?

— Но ведь вы с Вульфом не законченные идиоты, правда?

— Не законченные. Ладно, вы не убивали. Когда-нибудь я с радостью покажу вам эту комнату, но не сейчас. Риск слишком велик. В любое время туда может явиться с расспросами полицейский или помощник окружного прокурора. Возможно, там выставлен пост. Если нас засекут, пиши пропало. К тому же за вами все еще, наверное, следят.

— Они не посмеют.

— Однажды уже посмели. Давайте отложим визит, никуда эта комната не денется.

— Вы повезете меня туда или нет?

— Не сегодня.

— Так я и думала. Комнаты вообще не существует.

— Существует. Я несколько раз видел ее.

— Не верю. Вы меня дурачите. Убирайтесь отсюда, я вызываю окружного прокурора.

— Неужели я похож на лжеца?

— Да.

— Ладно, придется вам показать. Машина ждет, говорите? С шофером?

— Естественно.

— Ну, делать нечего. Выйдем из дома вместе и прогуляемся до Второй авеню. Вы останетесь там, а я поищу такси.

— Это что, еще один фокус?

— Зачем вы меня спрашиваете, если я лжец? Разумеется, я собираюсь вас похитить.

— Ладно, пошли, — сказала она и двинулась к двери.

Мы кружили по улицам, пока я не убедился, что за нами нет хвоста, потом вылезли из такси на Мэдисон-авеню и пересели в другое. Возле проспекта Колумба я приказал шоферу вернуться на один квартал назад, расплатился, ввел миссис Еджер в аптеку на углу, вошел в телефонную будку и позвонил миссис Перес. Узнав, все ли спокойно, я вывел вдову на улицу.

— С кем вы разговаривали? — спросила она.

— С матерью убитой девушки.

Мы вошли в цокольный этаж. Здесь никого не было. Подойдя к лифту, я достал ключ и открыл дверь.

Не будучи психологом, я не знаю, как пожилая вдова с двойным подбородком должна реагировать на «гнездилище разврата», которое оборудовал ее покойный супруг. Когда я включил свет, миссис Еджер сделала два шага вперед и остановилась.

— Извините меня, — сказала она.

— Извиняю. Забудьте об этом.

— Здесь нет ванны?

Я с трудом поверил своим ушам.

— Есть, в дальнем конце. А здесь кухня. Вон та золотая панель — дверь, — я махнул рукой. — А вот тут занавеска и за ней ящики.

Разговор на этом закончился, но инспекция продолжалась, и заняла она больше получаса. Сначала вдова осмотрела картинки, одну за другой, потом стала молча открывать ящики, но ничего оттуда не взяла. Напоследок она заглянула в ванную, взяла свою сумку и спросила:

— Вы верите, что Джулия Макджи ходила сюда писать под диктовку?

— Нет, а вы?

— И я тоже. Где мать убитой девушки? Я хочу поговорить с ней.

— Лучше не сейчас. У нее горе. Когда-нибудь еще.

Я не слышал звонка у входа. Видимо, потому что мы как раз ехали в лифте. Пройдя половину холла, мы увидели миссис Перес, которая открывала дверь.

Сержант Пэрли Стеббинс остановился как вкопанный, когда заметил нас. Мне здорово повезло, что его еще не было в холле, когда мы выходили из лифта.

— Вы? — спросил он, переступая порог. — И миссис Еджер?

— Мы как раз собирались уходить, — сказал я. — Заглянули вот поговорить с миссис Перес.

— О чем?

— О ее дочери. Вы знаете, что миссис Еджер наняла мистера Вульфа расследовать убийство ее мужа. Когда она прочла в газете, что убита девушка по имени Мария Перес и что ее тело было перенесено в другое место, как и тело мистера Еджера, мадам решила, что между двумя убийствами может быть связь. Мистер Вульф счел это возможным. Я тоже. Может быть, Мария видела убийцу мистера Еджера из окна или с улицы, и мистер Вульф посчитал, что нам не повредит заглянуть сюда. Миссис Еджер тоже захотела пойти.

Говоря это, я понимал, что версия никуда не годится. К тому же на вопрос, о чем мы говорили с миссис Перес, Арчи Гудвин должен был бы ответить, что речь шла о погоде, и Стеббинс это знал. Я никогда не оправдывался перед ним и не давал витиеватых объяснений, но сейчас мне пришлось сделать это ради миссис Еджер и миссис Перес.

Однако на поверку версия оказалась не такой уж плохой, а миссис Еджер не могла бы держаться лучше даже после часовой репетиции. Она протянула миссис Перес руку и сказала как раз тем тоном, каким надо:

— Спасибо, миссис Перес. Мы обе потеряли близких людей. Мне пора идти. Я не хотела отнимать у вас столько времени. Позвоню вам позже, мистер Гудвин, или вы позвоните мне.

Дверь была открыта, и вдова вышла. Я чуть не расцеловал ее в оба подбородка.

Стеббинс разглядывал меня так, словно намеревался поколотить, но это было нормальным явлением.

— О чем вы говорили с миссис Перес и что она вам рассказала? — спросил он грубо, что тоже считалось в порядке вещей. Так уж мы с Вульфом на него действуем.

— А вы как думаете? Я пытался выяснить, не видала ли Мария, как убийца опускал в яму труп Еджера, а что касается ее ответа, то вот миссис Перес. Спрашивайте ее.

— Я спросил вас.

— А я, хоть ничего миссис Перес и не должен, все же предоставляю ей самой решать, что говорить для протокола. Мы с миссис Еджер — простые смертные, а вы — полицейские.

— Я рассказала ему одну только правду, — подала голос миссис Перес. — Если б моя дочь что-то такое видела, она бы мне сказала.

— Она была дома весь вечер?

— Да, приходили две ее подружки, и они вместе смотрели телевизор.

— Во сколько пришли подруги?

— Около восьми часов.

— А когда ушли?

— Тотчас после одиннадцати. После того, как кончилась воскресная программа.

— Ваша дочь провожала их?

— Нет.

— Она выходила из дому в тот вечер?

— Нет.

— Вы уверены?

Она кивнула.

— Уверена. Мы всегда знали, где она.

— Вчера вы этого не знали. А между тем в воскресенье ночью она могла в любое время выйти в переднюю и посмотреть в окно, не так ли?

— А зачем ей это делать?

— Не знаю. Но все же она могла, — Стеббинс обернулся. — Ладно, Гудвин, я подвезу вас к центру города. Расскажете все инспектору.

— Что я ему расскажу?

— Слушайте, вы, в понедельник вы начали наводить справки о погибшем за два часа до того, как было найдено его тело. Когда инспектор пришел к Вульфу, там была и вдовушка. Инспектору, как обычно, навешали лапши на уши. Вдова наняла Вульфа, чтобы расследовать убийство ее мужа, что не противоречит закону, но идет вразрез с практикой нью-йоркского полицейского управления. А когда я пришел, чтобы расследовать совершенно другое убийство, вы, черт побери, уже тут как тут вместе с вдовушкой! В доме, где жила убитая девушка. Словом, вы едете со мной в центр или я задержу вас как важного свидетеля.

— Я арестован?

— Нет. Я сказал «или».

— Приятно иметь право выбора, — я вытащил монетку в 25 центов, подбросил и поймал. — Прекрасно, я выиграл. Поехали.

15

Шесть часов спустя, в половине второго ночи, я сидел в кухне и читал «Таймс», которую купил, возвращаясь из конторы окружного прокурора. Я был едва жив. Час в обществе Кремера и еще четыре — в компании двух помощников окружного прокурора совершенно измотали меня.

Из всех допросов, которым я подвергался в жизни, этот оказался самым тяжелым. Трудно ответить на тысячу вопросов, которые задают специалисты своего дела, особенно когда ты знаешь, что, во-первых, должен воздвигнуть глухую стену между фактами, которые им известны, и другими — теми, о коих они пока не подозревают, во-вторых, делаешь заявления, способные повлечь за собой слишком большую ответственность, и, в-третьих, — когда один неверный шаг может выдать тебя с головой.

За все время допроса я получил всего одну десятиминутную передышку, когда заявил, что они могут запереть меня до утра, если мне будет отказано в праве позвонить по телефону.

Связавшись с Вульфом, я доложил о непредвиденной встрече со Стеббинсом и пожаловался на представителей властей, которые, как обычно, думают, будто я скрываю от них информацию. Вульф ответил, что ему уже все известно из разговора с миссис Еджер, и спросил, сказать ли Фрицу, чтобы оставил мне кое-какой горячей снеди. Я отказался, сославшись на диету. В конце концов меня отпустили без четверти час, и когда я добрался до дома, на моем столе не оказалось никаких записок.

Поскольку все задания были выполнены, я не стал заводить будильник и продрал глаза только в 9.38 утра. Собрав всю свою волю, я встал с кровати. В 10.56 я покончил с кофе, поблагодарил Фрица за яичницу с ветчиной, прошел в кабинет и начал распечатывать письма. Раздался шум лифта, и появился Вульф. Пожелав мне доброго утра, он уселся за стол и спросил:

— Долго они тебя мурыжили?

— Всего три часа после того, как я позвонил.

— Несладко же тебе пришлось.

— Были трудности. Я отказался подписать протокол.

— Мудро поступил, одобряю. Миссис Еджер рассказала мне о том, что ты наплел Стеббинсу. Это произвело на нее впечатление. Одобряю.

— Ну, это всего лишь присущие мне благоразумие и смекалка. Либо натрепать Бог знает чего, либо застрелить Стеббинса. Третьего варианта не было. Что у нас по программе?

— Ничего, затишье.

Зазвонил телефон. Лон Коэн хотел узнать, приятный ли вечер я провел у окружного прокурора и почему меня выпустили среди ночи. Я ответил, что выпрыгнул из окна и теперь скрываюсь. Как только я повесил трубку, телефон зазвонил снова. На этот раз Сол Пензер потребовал шефа. Вульф взял свою трубку.

— Привет, Сол.

— Доброе утро, сэр. Я все выяснил.

— В самом деле?

— Да, сэр. Маленькая лавочка на Семьдесят седьмой улице возле Первой авеню. Парня зовут Артур Венджер. Он опознал его по фотографии. Сто процентов. Он не уверен, что точно помнит день, но дело было на прошлой неделе, во вторник или в среду утром. Я в автомате за углом.

— Порядок. Приведи его, как только сможешь.

— Он не захочет пойти. Может, за десять долларов и уговорю, но его ведь спросят, платили ему или нет.

— Не спросят. Десять, двадцать, пятьдесят долларов — не имеет значения. Когда ты его приведешь?

— Через полчаса.

— Устроит. Жду.

Мы опустили трубки. Вульф посмотрел на часы и сказал:

— Свяжи меня с мистером Эйкеном.

Я набрал номер «Континентал Плэстик Продакс». Мистер Эйкен был на совещании. Мне удалось добиться лишь заверений в том, что через четверть часа ему передадут записку с просьбой срочно позвонить Ниро Вульфу. Через девять минут раздался звонок.

— Мистер Эйкен? Это Ниро Вульф. У меня для вас срочные сведения. Вы можете приехать к четверти первого вместе с мисс Макджи?

— Нет, это неудобно. Можно подождать до конца ленча?

— Нельзя. Промедление чревато опасностью.

— Черт возьми, но я… Вместе с мисс Макджи, говорите?

— Да, ее присутствие необходимо.

— Не знаю, — пауза. — Ладно, мы приедем.

Вульф повесил трубку и откашлялся.

— Блокнот, Арчи. Не для писем, а тот, что для документов.

16

На стене кабинета, с правой стороны от входа, висит картинка с изображением водопада. Середина картинки расположена на один дюйм ниже уровня моих глаз, но мой рост чуть меньше шести футов. Картина была изготовлена по заказу. Отодвинув деревянную панель в холле, можно увидеть тыльную прозрачную сторону картины, а сквозь нее — интерьер кабинета. В 20 минут первого сквозь глазок смотрел Артур Венджер, костлявый пожилой мужчина, которого привез Сол Пензер. Предметом, расположенным ближе всего к глазку, было красное кожаное кресло, занятое сейчас сэром Бенедиктом Эйкеном.

Рядом с Венджером стоял не я, а Сол. Мы с Вульфом сидели за своими столами в кабинете. Джулия Макджи устроилась на желтом стуле против Вульфа, который держал такую речь:

— …однако прежде, чем высказать свое заключение, я должен объяснить, каким образом пришел к нему. Честно говоря, я и сам еще не уверен в его правильности. Я знаю лишь, что при сложившихся обстоятельствах… Да, Сол?

Сол появился в дверях.

— Все сходится, мистер Вульф.

— Очень хорошо, потом посмотрим, — Вульф снова повернулся к Эйкену. — Просто при сложившихся обстоятельствах у меня не было другого пути. Я еще никогда не занимался менее перспективным делом. Действительно, зная, что Еджер был убит в той комнате, я считал это дело безнадежным.

— Вы этого не знали, пока не поставили капкан мисс Макджи, — резко сказал Эйкен.

— Ошибаетесь, я знал это гораздо раньше. Во вторник днем, когда мистер Гудвин доложил мне о своем разговоре с управляющим домом. Когда мистер Перес поднялся в полночь в комнату, тело лежало там, и он с женой оттащил труп в яму.

— Он признал это?

— Пришлось.

— Значит, они его убили. Это ясно как день.

Вульф покачал головой.

— До вчерашнего утра можно было считать эту версию приемлемой. Но они же не убивали свою дочь. Таким образом, первая версия уступает место второй: Еджера и девушку убил один и тот же человек. Миссис Перес вызвала Гудвина к себе, и он обыскал комнату погибшей. Найденные им предметы подкрепляют вторую версию. Арчи?

Я достал из сейфа коллекцию Марии и передал Вульфу.

— Эти бумаги, — сказал он, — являются свидетельством действий девушки, действий, которые стоили ей жизни. Все они связаны с Томасом Г. Еджером. Началось все с простого любопытства. Девушка обнаружила, что может наблюдать за посетителями квартиры, если погасит в своей комнате свет и чуть-чуть приоткроет дверь. Вот это — страницы сведений о прибылях вашей корпорации с карандашными пометками, а это — проспекты «Континентал Плэстик Продакс». Вот газетные фотографии Еджера и его семьи. Я говорю о них только для того, чтобы доказать, сколь тщательно действовала Мария Перес. А здесь, — он взял другую пачку бумаг, — предметы, имеющие более близкое отношение к делу. Это фотографии хорошо известной публике дамы и пятидолларовые купюры. Деньги мисс Перес получала от, этой дамы путем вымогательства. Называть имя дамы ни к чему. Однако возникает вопрос. Мистер Еджер пришел в свою квартиру в семь часов. В четверть десятого явилась мисс Макджи и нашла его мертвым. Мы решили, что мисс Перес видела кого-то, кто заходил в дом в этот промежуток времени, и опознала его или ее. Она подумала, что этот кто-то и есть убийца, поняла, что обнаружила более выгодный объект шантажа, и в итоге рассталась с жизнью. Так почему бы не предположить, что Мария видела именно эту мисс Икс? Да потому, что, как мы выяснили, эта дама в среду вечером была в обществе слишком многих людей, как раз в то время, когда девушка ушла из кинотеатра и отправилась на свидание со своей предполагаемой жертвой.

Эйкен нетерпеливо махнул рукой.

— Вы сказали, что дело срочное. Но что срочного в установлении непричастности мисс Икс?

— Срочность сейчас появится. Все, что я сказал, было лишь необходимой прелюдией. Еще один пункт в пользу исключения мисс Икс, да и всех остальных: человек, пришедший туда в воскресенье вечером с пистолетом, знал, что других посетителей не будет. Ни мисс Икс, ни какая-то другая дама не могли пойти по приглашению, ибо приглашена была мисс Макджи. И никто больше не мог надеяться застать Еджера в одиночестве, так как никто не знал, что мисс Макджи придет в девять часов. Мисс Макджи, вы говорили кому-либо, что отправляетесь к Еджеру в девять?

— Нет, — еле слышно пискнула она. — Никому.

— Значит, всех остальных можно исключить так же, как мисс Икс. Следующий экспонат — карандашные наброски женских лиц, которые Мария делала в холле. Их тут тридцать одна штука, и на всех стоит дата. Мы внимательно изучили их. Здесь два ваших портрета, мисс Макджи, и один из них датирован восьмым мая, что позволило мне поймать вас вчера на удочку. Хотите взглянуть?

— Нет, — на этот раз ответ прозвучал слишком громко.

— Именно то обстоятельство, что ваши портреты были в коллекции, заставило меня усомниться в вашей виновности, ибо Мария не рисовала людей, чьи имена она знала. Здесь нет портрета мистера Еджера и мисс Икс. Если б Мария знала ваше имя, она не стала бы вновь рисовать вас восьмого мая.

Эйкен коротко хихикнул.

— Вам нет нужды убеждать нас в том, что мисс Макджи не убивала девушку и Еджера.

— Я лишь рассказываю, как пришел к решению, — пояснил Вульф. — Совершенно очевидно, что Мария знала имя человека, которого видела в холле в воскресенье вечером, между семью и девятью часами, знала, как до него добраться, чтобы угрожать разоблачением. Следовательно, в ее коллекции был предмет, позволявший ей опознать его. Вот один из таких предметов. Фото миссис Еджер и Томаса Еджера-младшего. Я их исключил, ибо человек, явившийся в воскресенье с пистолетом в руках, должен был иметь ключи и знать, что мисс Макджи придет не раньше девяти. Таким образом, остался последний экспонат коллекции. Фото, на котором запечатлен банкет в отеле «Черчил». Здесь есть и имена участников, включая ваше. Вы, несомненно, знакомы с этой фотографией.

— Да, она висит на стене моего кабинета.

— Вот я и спросил себя: а что, если мисс Перес видела в холле вас? Что, если она узнала вас по этой фотографии? А потом, услыхав, что Еджер убит в комнате, догадалась, что преступник — вы, и решила заставить вас оплатить ее молчание? А для этого назначила вам встречу и пришла. Согласитесь, это вполне уместные вопросы.

— Уместные? Да. Чтобы задавать нелепые вопросы, не надо просить специального разрешения.

— Суть дела как раз в том, чтобы выяснить, так ли уж они нелепы. А для этого нужно было рассмотреть еще три дополнительных вопроса. Первый: мог ли у вас быть ключ? Второй: могли ли вы знать, что застанете Еджера одного? Третий: был ли у вас мотив? Ответ номер один. Вы могли взять ключи у мисс Макджи, но тогда вам пришлось бы вернуть их до девяти часов. Конечно, нелепо думать, что вы возвратите ключи, чтобы она могла войти, увидеть труп Еджера и сразу же догадаться, что его смерть — ваших рук дело.

— Вы рассчитываете, что я останусь здесь и буду слушать весь этот вздор?

— Рассчитываю. Ответ номер два. Да, вы могли знать, что Еджер будет в одиночестве. Хоть мисс Макджи и отрицает, что рассказывала кому-либо о своем намерении пойти туда в девять вечера, вам она все же сообщила. Это шито белыми нитками. Ответ номер три. Вчера я навел кое-какие справки по телефону и поговорил с миссис Еджер. В течение пяти лет ее супруг представлял угрозу вашему положению главы корпорации, а в последний год эта угроза стала реальной. Вы могли слететь с поста президента и в лучшем случае стать председателем совета директоров, да и то сомнительно. Такая перспектива была для вас невыносима, и отрицать этого вы не можете, ибо все знали о таком положении дел. Однако главным образом меня убедил не мотив. Ключи. Существовала реальная возможность того, что вы взяли их на время у мисс Макджи не в прошлое воскресенье, а раньше, изготовили дубликат, а оригинал вернули. Проверить эту возможность было бы невероятно трудно, будь это обычные ключи. Но рэбсоновские ключи — большая редкость. Я решил попробовать. Пригласив трех своих сотрудников, я выдал им ключи, конфискованные у мисс Макджи, и фото из журнала. Начать проверку они должны были с тех слесарных мастерских, которые расположены возле вашей фирмы и вашего дома. Всего час назад один из них, мистер Сол Пензер, превратил вероятность в факт.

Вульф нажал кнопку на столе, и в дверях появился Сол вместе с Артуром Венджером.

— Это мистер Артур Венджер, — сказал Вульф. — Вы его узнаете?

— Нет, — ответил Эйкен. — Никогда не видел.

— Мистер Венджер, этот человек — Бенедикт Эйкен. Вы узнали его?

Слесарь кивнул.

— Да, это тот, которого я опознал по фотографии.

— Где и когда вы виделись с ним раньше?

— Он пришел ко мне в лавку на прошлой неделе с парой рэбсоновских ключей и заказал дубликаты. Он врет, что не знает меня.

— Вы уверены?

— Конечно. Люди ведь сами как ключи: все похожи и все разные.

— Благодарю вас, сэр, это все.

Вульф откинулся на спинку, обхватил ладонями подлокотники кресла и сказал:

— Мисс Макджи, мистер Эйкен обречен, это несомненно. Теперь вам надо позаботиться о себе. Если дойдет до суда, вы будете свидетелем. Дав ложные показания, вы совершите преступление, и это можно будет доказать. Более того, вас смогут обвинить в соучастии в убийстве: вы дали ему ключи и создали условия, при которых он мог войти в дом и застрелить человека. Вы сказали, что будете у Еджера в девять часов…

— Я не создавала никаких условий! Девять часов было обычное время. Я только сказала мистеру Эйкену, что…

— Придержите язык! — Эйкен вскочил на ноги. — Однажды он обвел вас вокруг пальца и хочет сделать это опять. Мы уходим!

Я поднялся, чтобы преградить путь, но Джулия осталась на месте. Она задрала голову и посмотрела на Эйкена. Я в жизни не видел более каменного лица.

— Вы дурак, — сказала она. — Старый неуклюжий дурак. Я подозревала, что вы убили его, но не хотела верить в это. Да, мистер Вульф, он брал у меня ключи. Сказал, что хочет посмотреть комнату. Ключи оставались у него два дня. И я говорила ему, что пойду к Еджеру в девять часов, обещала держать его в курсе. Я тоже была дурой!

— Фу, — Вульф повернулся к Эйкену. — Ну вот, что сделано, то сделано. Как быть теперь?

Эйкен снова сел в кресло. Сжав кулаки и стиснув зубы, он пытался сделать вид, что ему все безразлично, но это не удалось.

— Итак, простейшим выходом было бы позвонить мистеру Кремеру, — продолжал Вульф. — Но в соответствии с условиями соглашения я обязан защищать репутацию фирмы. Разумеется, замолчать тот факт, что ее президент убил вице-президента, невозможно. Вы обречены.

Вульф вытащил из ящика стола проект нового документа.

— Однако мы все еще можем скрыть существование комнаты и связь с нею Еджера, иными словами, сделать то, ради чего вы пришли ко мне вечером во вторник. Вряд ли теперь это волнует вас, но меня беспокоит. Учитывая это, я подготовил текст документа, который вы подпишете. Читаю. «Я, Бенедикт Эйкен, делаю настоящее заявление, ибо знаю от Ниро Вульфа, что скрыть мое преступление невозможно. Вечером 8 мая 1960 года я убил Томаса Г. Еджера выстрелом в голову. Я отвез его тело в Манхэттен, на Западную Восемьдесят вторую улицу и спрятал в яму, накрыв брезентом. Я убил Еджера потому, что он мог фактически отстранить меня от руководства корпорацией, что было бы для меня невыносимо. Я убежден, что Еджер заслужил свою участь, и не испытываю ни раскаяния, ни сожаления в связи с совершенным мною злодеянием».

Вульф откинулся в кресле.

— Я не упоминал тут Марию Перес, ибо в связи с ее смертью не существует опасности ареста невинного человека. Полиция со временем сдаст дело в архив, подобно другим нераскрытым преступлениям. Надо, чтобы вы написали эту бумагу от руки, снабдив датой и вашей подписью. Здесь и сейчас. Мой адрес на конверте тоже напишете от руки. Мистер Пензер отправится в район, где вы живете, и там опустит письмо в почтовый ящик. После этого вы сможете спокойно уйти отсюда. Разумеется, я свяжусь с полицией. Скажем, завтра в десять утра. Преимущества, которые дает мне такой вариант, очевидны: я получу гонорар от корпорации. Но и вы выиграете не меньше. Два убийства, суд, приговор. Да еще в вашем возрасте…

— Заткнитесь! — рявкнул Эйкен.

Вульф помолчал, потом повернулся к мисс Макджи и сказал ледяным тоном:

— Идите, вы нам больше не нужны.

Она попыталась было что-то ответить, но он перебил ее:

— Нет, нет. Мои глаза привычны к мерзости, но вы оскорбляете даже их. Убирайтесь вон!

Она встала и вышла. Эйкен, сгорбившись, писал письмо и, наверное, даже не слышал слов Вульфа. Я бы тоже ничего не слышал, если б оказался на его месте.

17

В воскресенье, в 9.04 утра, я позвонил в оранжерею по внутреннему телефону.

— Письмо пришло. Звонить Кремеру?

— Нет, — ответил Вульф. — Новости?

— Никаких.

В 9.52 я снова позвонил Вульфу.

— Только что звонил Лон Коэн. Час назад служанка Эйкена нашла труп хозяина на полу в спальне. Пуля прошла сквозь небо. Пистолет валялся рядом. Позвонить Кремеру?

— Да, в одиннадцать часов.

В 11.08 инспектор Кремер, сидя в красном кожаном кресле, прочел письмо и взглянул на Вульфа.

— Вы сами это написали.

— Не мой почерк, — возразил Вульф.

— Все равно. Это вы решили показать мне нос. Не удивлюсь, если Эйкен писал письмо, сидя в этом самом кресле. Из письма видно, что у вас все время были улики. Что это за улики?

— Будь мистер Эйкен жив, я был бы обязан ответить вам. Но он мертв. Я не юрист, но консультировался с адвокатом и выяснил, что не обязан разглашать сведений, которые уже не могут быть использованы в интересах общественности.

— Знать, где и когда совершено убийство, — как раз в интересах общественности.

— Это в интересах полиции. Можете привлечь меня к ответу, но вряд ли чего-нибудь добьетесь. Эйкен мертв.

— Да, — Кремер сложил письмо и сунул в карман. — Проклятое ваше везение. Ну ладно, мы еще посмотрим, кто кого!

С этими словами он повернулся и вышел из кабинета.

В 15.47 вместе со мной и Вульфом в кабинете сидели миссис Еджер и три члена совета директоров «Континентал Плэстик Продакс». Они держали в руках копии письма Эйкена. Говорил Вульф:

— По условиям соглашения я не обязан знакомить вас с уликами и рассказывать, как я их получил. Что касается результата, то он был определен обстоятельствами. Останься дело в руках полиции, комната была бы рано или поздно обнаружена и ваш президент стал бы объектом длительной газетной шумихи. Что касается моего гонорара, то я думаю, вы не станете подвергать сомнению сумму в пятьдесят тысяч долларов.

— Не станем, — ответил один из директоров.

— Я тоже должна вам, — сказала миссис Еджер.

Вульф покачал головой.

— У меня есть ваш доллар, и я оставлю его себе. Я не беру денег за одни и те же услуги с двух разных клиентов, — он встал. — Вы можете взять себе копии письма Эйкена. Их денежная стоимость ничтожна.

В 17.14 я сидел в кухне Пересов.

— Простите меня, но тут ничего не поделаешь, — сказал я. — Убийца Марии мертв, но полиция не знает об этом. Я бы хотел завтра пойти на похороны, но не смогу. Возможно, там будет полисмен. Они присутствуют при погребении убитых, если преступник еще не пойман. Кажется, я рассказал вам все, что вы хотите знать. У вас есть вопросы?

— Мы должны вам сто долларов.

— Забудьте об этом. У нас было слишком много клиентов. Я оставлю себе ваш доллар и ключи в качестве сувенира. Вам лучше сменить замки на входной двери и на лифте. Я взял из комнаты одну-единственную вещь, дамский зонтик. Верну владелице.

Я пожал им руки и ушел. На Иден-стрит я не поехал; у меня не было никакого желания вновь встречаться с четой Хоу. Да и с Мэг Дункан, когда она не на сцене, тоже. В понедельник я отправил зонтик и портсигар с рассыльным.