Климат бухты Сидими

Некто Д. Швецов написал в газету, жалуясь на литературных консультантов трех журналов, отвергших его произведения.

Украинский журнал "Пионер" прислал Д. Швецову письмо, где говорилось, что рассказ его, к сожалению, не будет опубликован, так как до конца года все места в журнале уже спланированы.

Отсутствие места – это, конечно, не причина. Для хорошего рассказа место всегда найдется. Быть может, плох сам рассказ? Но об этом умалчивается. Все дело, значит, только в месте.

Очень формальный, сухой, холодный подход к творчеству молодых писателей.

Ленинградский журнал "Костер" для отказа Швецову выбрал повод еще деликатнее:

"...на первой же странице своего рассказа "Пионерское лето" вы утверждаете, что в бухте Сидими под Владивостоком резко континентальный климат, что является совершенным абсурдом".

"Выходит, – жалуется Д. Швецов, – меня не напечатали и я не получил свой скромный гонорар, так как климат того места, о котором речь, не континентальный. Это же черт знает что!"

Некоторая резкость выражений и вырвавшееся упоминание о гонораре, не слишком тактичное для начинающего писателя, надо, видимо, объяснить горькой обидой, которую испытывает Д. Швецов. Если рассказ "Пионерское лето" талантлив, то климат – дело десятое. Автор, разумеется, должен знать обстановку, о которой пишет. Однако ошибка с климатом еще не причина для возвращения рукописи.

Литконсультант журнала "Юность" написал вот что:

"Уважаемый товарищ Швецов! Возвращаем вам рукопись главы из романа. Наша редакция не печатает отрывков. Кроме того, присланный вами материал слаб в художественном отношении. С уважением..."

Итак, данная редакция отрывков не печатает. Правда, консультант считает отрывок "слабым в художественном отношении", но на это указано между прочим. Так и написано: "кроме того". Стало быть, это не главное. Просто глава из романа отправлена не по адресу.

Это, конечно, отписка. И Швецов, обращаясь к литконсультанту "Юности", гневно протестует:

"Я нуждаюсь в более ценных и конкретных указаниях, нежели тех, которые вы мне отпустили... Можно ли так халатно относиться к занимаемой должности, где вопрос о воспитании молодых писателей всегда стоял и стоит на должном уровне и будет стоять?"

Справедливые мысли, но боже, почему они так странно выражены? Мы не читали других произведений Д. Швецова, но зато ознакомились с ответами литконсультантов, где его произведения величались "рассказами" и "романами". А коли так, поневоле следует считать Д. Швецова литератором. Но почему же тогда он пишет "нежели тех" и "должность, где... стоит вопрос"? В чем дело? Или гнев лишил Д. Швецова дара слова?

Однако взгляните, как комментирует наш автор указание литконсультанта журнала "Костер" по поводу климата:

"Выходит, я, товарищ литконсультант, прибегаю к абсурдам, чтобы снискать симпатии читателей, а это ничто иное, как анамалия и неприемлемая в наши дни, а скорее всего не такая уж новая авантюра, по-вашему, так, что ли?.."

Что все это значит? Нет, я боюсь, что одним гневом не объяснить причудливость этого слога и своеобразие этой орфографии... Закрадывается страшное подозрение... Но сначала давайте шире познакомимся с творчеством Д. Швецова.

"Как молодой коллега по пиру (?!) своих старших собратьев и еще не пользующийся благосклонностью редакций, я иду по пути тех же прогрессивных тенденций, что они, славя трудовое поприще и героику... Однако моему благородному намерению, скорее всего долгу каждого советского человека не способствуют некоторые отделы литературы нижеупоминавшихся (?) редакций. Конечно, нашему обществу, где господствует логика (?!) "человек человеку друг", неприемлемы тенденции взяточничества, мещанской морали "ты попусту права мне не качай, а дай сперва хотя бы лишь на чай".

Если вдуматься, то кое-что тут понять можно. Автор, мне кажется, намекает, что некоторые редакции ждали от него взяток. Но он, верный логике, у нас господствующей, взяток не давал. Ох, не потому ли отвергали его романы и рассказы старшие собратья "по пиру"?

Иные не сильно грамотные люди посылают свои произведения в редакции, бесхитростно полагая, что писать легко – стоит лишь досуг и желание иметь. Упрекать таких не за что. Но не таков наш автор Д. Швецов. Вспомните его прямолинейный намек насчет гонорара, посмотрите, какими словами он начинает свое произведение, присланное в "Литературную газету":

"Советская интеллигенция по своим эстетическим потребностям претендует на гораздо большее, чем их родители... Принципы мирного сосуществования превращены в жизнь..."

Я не прошу читателя ломать голову над тем, каким образом принципы ухитряются превращаться в жизнь, и мучительно гадать, к чему относится местоимение "их". Я одного прошу – вдуматься в подтекст, – а он-то ясен. Наш автор сразу уведомляет редакцию, что пишет он на высокие темы, а если ему откажут, он немедленно обвинит отказавших в нелюбви к высоким темам...

А вот заключительные строки:

"Что касается моего плана на будущее, я хочу быть драматургом. Очень хочу и прошу редакции помогать мне в этом начинании. С чувством оптимистично настроенного человека я всегда верил и верю и буду верить в то, что советский человек всегда может достигнуть высокопоставленной цели".

Напишем-ка Д. Швецову, что внятно излагать свои мысли ему поможет средняя школа, а стать драматургом не поможет никто. А он в ответ: вы, стало быть, не верите в советского человека?

Нет, перед нами не просто графоман. Таких, как Д. Швецов, я бы назвала графоманами нового типа. Их породило бурное развитие цивилизации. Доступность радио, телевидения и печатного слова (что само по себе прекрасно!), как все прекрасное имеет и теневую сторону. Появление агрессивно настроенных и до зубов вооруженных графоманов – вот оборотная сторона медали. Графоманы смекнули: существуют слова неприкосновенные. Смысла их графоманы не понимают, связать их между собой не умеют, но вооружаться ими, делать из них щиты очень даже могут. И вот, как следует вооружившись, прикрываясь щитами, мощными когортами наступают эти графоманы на редакции...

А теперь вернемся к литконсультантам.

Вот почта принесла толстую тетрадь, исписанную детским почерком графомана-вымогателя. Литконсультанты поначалу веселятся, читая. Некоторые даже выписки делают, чтобы потом развлекать знакомых: "Обхохочешься! Хотите послушать?" А затем наступают суровые будни: приходится отвечать.

Людям, заблуждающимся в своих способностях по наивности, консультант честно написал бы: "Голубчик, вы же в грамоте не сильны, ну как вас, такого, печатать?" Вооруженному до зубов графоману так ответить не рискнут. Ему пишут иначе:

"Уважаемый ...! Присланная вами глава из романа..."

Какая глава? Из какого романа? Побойтесь бога, товарищи литконсультанты!

"Уважаемый... На первой странице своего рассказа... вы... не тот климат..."

При чем тут климат? А главное: где рассказ?

Верите ли вы, что Д. Швецов, с образчиками стиля которого вы сейчас познакомились, способен писать художественную прозу? Нет, конечно. Мало того – вы не верите и в то, что этот человек вообще способен писать грамотно. Не верю и я.

Рассказывают, что когда-то в редакциях опусы настырных графоманов тут же кидали в корзины.

А теперь так.

Работники отдела писем тетради нумеруют и под расписку выдают литконсультантам. Потом слышатся такие диалоги:

– Где номер 16 488? Вы на той неделе брали!

– Позвольте... А, да! Там еще дивное начало: "Вошли это мы с Колей в хвое..." Я долго думал, пока не догадался: фойе! Черт-те что! Типичный бред!

– Бред или не бред, а рукопись верните. К делу подшить надо.

И хранятся эти фолианты бреда вместе с копиями ответов, загромождая папки, ящики, целые комнаты. И ведают этим громоздким хозяйством специальные люди, и ответы на эти "хвое" пишут специальные люди...

Вызвано это самыми светлыми и чистыми побуждениями: не проглядеть талант. Талантливые рукописи в редакционном самотеке хоть редко, но попадаются. Их-то в корзину не бросишь. И вот на всякий случай не бросают ничего.

А это обратная сторона медали, ибо вызвано это уже не светлыми чувствами, а темными опасениями. Хорошо вооруженный графоман любит жаловаться. Ему отказывают, и он пишет в другие редакции. Ему там отказывают – он пишет в инстанции. Переписка растет, в дело впутывается масса людей, все подшивается, нумеруется, копится... Время растрачивается черт знает на что, все это длится иной раз годами...

Почему-то некоторым литконсультантам кажется, что графомана следует обезоруживать лестью. Не будить, так сказать, в нем зверя указанием на явную малограмотность или отсутствие дарования. И пишут эти литконсультанты льстиво и лживо: ваш, дескать, рассказ и ваш, дескать, роман...

Ну а что делать нам? Что делать с письмом, присланным Д. Швецовым, отрывки из которого цитировались и которое он называет "фельетоном"?

"Уважаемый ...! К сожалению, ваш фельетон для опубликования не подошел. Совершенно нет места! С уважением..."

Но ведь подобные письма наш автор уже получал. Обезоружили они его? Напротив. Еще сильнее вооружили!

А давайте рискнем поступить иначе. Скажем наконец во всеуслышание, что между умением водить пером по бумаге и умением писать художественные произведения дистанция огромного размера. Что наличие пера, чернил и досуга из человека писателя еще не делает. Писательскому ремеслу, как и всякому другому, надо учиться. Да и то учение пойдет впрок только в том случае, если... Ах, не побоимся и этого слова: если есть талант.

Попробуем, что ли, этот новый метод борьбы с новыми графоманами?

1968