Княжна. Тихоня. Прачка (СИ)

Глава 16 О южном гостеприимстве

Спалось здесь сладко. Я открыла глаза ближе к полудню. Было довольно холодно и сумрачно, но солнечный луч из щели в занавесках широким мечом рассекал комнату на две неравные части. В нем весело плясали пылинки. Кутаясь в одеяло, я села и огляделась. Амалы в постели не было. Одежды моей тоже не было. Зато возле окна на большом кресле с гнутыми ножками лежало свежее платье по северной моде: темно-зеленое, с кружевным воротничком и пышным белым бантом под ним. Я, ступая босыми ногами по ледяному полу, подошла к нему и потрогала ткань. Мягкая шерсть, дорогая и качественная. Такое платье и княжне Снежиной надеть не зазорно для прогулок по городу.

Рядом с креслом обнаружились домашние кожаные туфли на толстой войлочной подошве. Я немедленно засунула в них озябшие ноги.

В дверь робко поскреблись.

— Кто там? — Я робела сейчас не меньше служанки, что вошла с чем-то белым в руках.

— Госпожа уже проснулась? Желает одеться? Я принесла чулки, белье и шаль.

— Да, я поднялась. Почему так холодно?

— Всю ночь шел дождь, госпожа, разве вы не слышали? Сильно похолодало, лето теперь и закончилось. Флигель совершенно выстыл. Ничего, сейчас протопим. Позвольте помочь вам одеться?

Белье было моим собственным. Еще вполне приличным, прислуга его лишь отутюжила. А вот вязаные чулки из козьей шерсти — хозяйские, как, впрочем, и платье.

— Чья это одежда?

— Госпожи Аглаи. Она все равно не влезает нынче ни в одно старое платье, — хихикнула служанка. — После родов раздалась и в талии, и в груди. Да и славно, худенькая была — без слез не взглянешь. Такая же худенькая, как госпожа.

Я хмыкнула, втягивая живот. На Юге некоторая округлость — признак женской красоты. Сама служанка была пухленькой, румяной и улыбчивой, в чистом новом сарафане. Очевидно, прислугу в доме Озеровых не обижали.

— Как тебя зовут, милая?

— Пашка. Павлина.

— Понятно. Павлина, а ты не знаешь, где мои дети?

— Так с нянькою гуляют, — беспечно ответила девица, распуская мои волосы и откуда-то достав деревянный гребень. — Не волнуйтесь, они у вас славные, послушные.

— Так дождь же был, — тут же вскинулась я. — И похолодало. А теплых вещей у нас не то, чтобы много.

— Ну так у Митяя одежки столько, что на дюжину детишек хватит. Разве что мальчуковое… но оно не так уж и важно. Вон у нас Милана Матвеевна в мужеском наряде бегает, и никто слова ей не может сказать.

Сообразив, что ляпнула лишнее, Павлина запыхтела и начала меня расчесывать, а я невольно улыбнулась. Мужской одеждой меня не удивить, я же с Севера. Там в горах женщины по зимнему времени на лыжах ходят. Не в юбке же им по снегам ползать. Да и в городе нередко можно встретить даму в портках. Мои близкие знакомые, конечно, себе подобной вульгарности не позволяли, но от Миланы всякого ожидать можно. Думаю, мужские портки — не самая страшная ее провинность.

Павлина заплела мне простую косу, накинула на плечи шаль и вывела в гостиную. Тут и вправду было значительно теплее.

— Завтрак уже давно прошел. Не желаете ли чаю с ватрушками?

— Я желаю, — раздался ленивый мужской голос с дивана. — Пашка, тащи самовар, да побыстрее.

— Сию минуту, Симеон Святогорович.

Княжич Симеон среди бела дня изволил валяться на диване, закинув ноги в сапогах прямо на на подлокотник, и при появлении дамы даже не подумал подняться. С ним все было ясно с первого взгляда: петух обыкновенный. Разодетый нынче в кумачовую рубаху, синие штаны и красные сапоги, он бесцеремонно разглядывал меня светлыми глазами и сахарно улыбался.

— И откуда ты, Марта, такая красивая в наш дом приехала? Долго ли гостить будешь?

— Я из Большеграда, — решив, что хоть кто-то должен вести себя в рамках приличия, я села на краешек кресла как положено: ровная спина, сомкнутые колени, расслабленные кисти рук. Матушка была бы довольна.

— А зачем к нам явилась?

— Сын у меня — маг, — пояснила я очевидное. — Сама не справляюсь с обучением. Асур сказал, что князь Озеров поможет.

— Батька добрый, батька не откажет, — кивнул Симеон, наконец садясь. Ногу он, правда, закинул на ногу, и вообще весь растекся, но все же более не лежал. — Здесь жить будешь? Или сына одного бросишь?

Голубые глаза княжича хитро прищурились. Он явно хотел вывести меня из себя, но не на ту напал.

— Одного оставлю. Тут компания ему есть, да Митрию Данилычу не так скучно будет. А как разбогатею, так заберу обратно.

— Деньги, значит, любишь?

— А кто же их не любит?

— А если б я тебе предложил содержание?

На миг я задохнулась. Все же не петух он, а козел самый настоящий. Удалось-таки меня оскорбить!

От резких слов спасла Павлина, белым лебедем вплывшая в гостиную с самоваром в руках. Крутым бедром придвинула стол, поставила на него самовар, оправила скатерть и покосилась на княжича: видал ли он, какая она красавица и умница? Княжич не видал, поскольку не сводил глаз с меня. Интересно, он всегда такой дурной или только для меня старается?

— Я предпочитаю ни от кого не зависеть, Симеон Святогорович. Дар магический у меня неплох, навыки кой-какие имеются, не пропаду. Открою свою прачечную, стану сама себе хозяйкою.

— Миланка тоже так говорила, — ухмыльнулся княжич. — Да только без мужика не смогла. Любовь у нее случилась.

— Так-то у нее, — я сложила руки и покачала головой. — А я любить вовсе не умею, да и замужем уже была. Ничего хорошего не увидела. Одной лучше, спокойнее.

Врать Симеону было определенным удовольствием. Почему б нет? Я ему ничего не должна.

— Что спокойнее — даже не спорю. Но если ты практикующий маг, да еще шестого уровня (и ведь запомнил, надо же!), от тебе мужчина все равно нужен будет. Резерв не бесконечный.

Отчаянно надеясь, что я не слишком сильно покраснела, ответила как можно спокойнее:

— А разве чтобы получить мужчину в свою постель, непременно надобно замуж выходить?

— Не надобно, — подтвердил Симеон. — Но ведь честь и достоинство…

— Честь и достоинство — удел знатных господ, — с горечью ответила я. Попал все же в больное место… вовсе он не дурак, каким прикидывается. — А для вдов и сирот это лишь слова. Холод сильнее чести, и достоинством сыт не будешь.

Я знала, о чем говорила. Первое время и голодать приходилось, прежде чем я поняла, что не за себя одну отвечаю, а в первую очередь за детей. Нужно стать сильной и смелой ради них.

И я стала.

— Ватрушки с творогом и яблоками, — торжественно объявила Павлина. — Еще горячие. Налить вам чаю, Симеон Святогорович?

— Я сам, ступай.

Служанка, явно неравнодушная к княжичу, послушно удалилась, а Симеон стал хозяйничать. Налил травяного чая в большую чашку, поставил на край стола, придвинул стул с высокой спинкой.

— Садись, Марта, чаевничать будем.

Я отказываться не стала. В доме Озеровых вряд ли мне в чай какого зелья подольют, к тому же Симеон и себе налил. А ватрушки и пахли замечательно, и на вид хороши и весьма.

— И все же, Марта, на Юге замуж надобно выходить. Здесь женщин не обижают.

— И все же, Симеон Святогорович, я сама решу, что мне надобно, а что нет.

— Детям рука мужская нужна.

— Зачем? Чтобы их наказывать?

— Наставлять. И любить. И учить.

— С наставлениями и любовью я и сама справлюсь. А для учебы учителя имеются.

Препираться с княжичем оказалось весьма приятно. Он не кривился в ответ на мою очевидную грубость, а только посмеивался. Все же — вот оно, воспитание.

Хм. То есть я за последние четверть часа посчитала Симеона петухом, козлом, невоспитанным мужланом и… приятным собеседником? Какой разносторонний молодой человек!

В гостиную зашла Милана. Как меня и предупреждали, в мужских портках и широкой рубахе, скрадывающей живот. Зевнула, прикрывая рот ладошкой, уставилась на самовар.

— Сема, что ж меня не позвал? Я тоже чаю хочу!

— Садись, душа моя. Сейчас чашку тебе найду. Выспалась?

— Нет. Дождь всю ночь колотил по крыше, замерзла, как суслик. Под утро уснула только.

Какая очаровательная непосредственность!

— А где муж? — Симеон, кажется, к ней привык. — Спит еще?

— Да что-ты, на рассвете с Даней куда-то умчался. Они ж лекари оба. Без работы не сидят.

— Ясно. Как съездили? Теперь ты дипломированный маг?

— Ага. Зачем только мне это нужно, не пойму. Марта, а у тебя диплом есть?

— Нет, откуда? — я удивленно взглянула на девушку. — Когда б я успела? Но у меня в юности учителя были хорошие, многое я и без диплома умею.

— Так ты грамотная? — удивился Симеон.

— Да, — коротко ответила я, поняв, что снова завралась. Надо меньше болтать!

Чай кончился, ватрушки тоже. Пора было искать детей, а мне так не хотелось! Давно я не чувствовала такой свободы. Никуда не нужно спешить, ни за что не нужно отвечать. Ни криков, ни драк, ни беспорядка. Может, и в самом деле Амалу здесь оставить? Но какой тогда во всем этом смысл? Для чего мне вообще куда-то стремится? На те деньги, что у меня лежат в банке, я спокойно смогу прожить целый год. Скромно, но не голодно. Да и заскучаю без детей…

— Пойдем, Марта, я тебе сад покажу, — неожиданно предложил Симеон. — У нас тут красиво.

— А и пойдем, — обрадовалась предложению я. — Только сапоги бы мне, мокро на улице.

Давно я так не отдыхала. В горах привольно, дышится легко, глаз радуется облакам да снежным вершинам. Здесь по-другому. Золотая листва, простор, огромное синее небо над головой. Солнце снова припекает, разгоняя холод. Трава еще зеленая, хоть и мокрая. Сапоги Миланкины мне велики, но это не страшно.

А тишина, какая тут тишина! Только птицы щебечут и ветер шуршит сухой листвой под ногами.

— Нравится? — любопытствует Симеон.

— Очень. Славный у вас дом. И семья славная. Вы ведь не женаты, Симеон Святогорович?

— Не нашел пока ту самую, кто меня до конца жизни терпеть готова.

— Какие ваши годы, найдете еще.

Мы в уютном молчании обошли весь большой сад. Поглазели на пруд, сорвали поздние яблоки с яблонь, посидели на деревянной скамейке. Я с удивлением разлядывала кур и уток, гуляющих на заднем дворе.

— Коз смотреть пойдете, Марта? Или коров? Может, к поросям заглянем?

— Насмотрелась я в своей жизни и на коз, и на свиней, — смеялась я. — В другой раз лучше в поле меня вывезите. Пшеницу уже всю убрали? Никогда не видела, как она растет.

— Пшеницу убрали, а покос еще будет. Верхом ездить умеете?

— Конечно.

— Так после обеда в поле и поедем.

Но после обеда никуда мы не поехали, потому что завели за трапезой с князем беседу о патенте. Он сердился на меня за то, что я все еще не прошла комиссию, а я с тоскою думала про морковь и прочие корнеплоды. Почему такая несправедливость? Насколько легче в этом деле мужчинам! С них никто девства не требует.

— Значит, решено, — гудел Озеров-старший. — Завтра поутру домой поезжай и займись этим вопросом.

Я вздыхала. Кончился мой отдых. Как же мне Гора соблазнить? Вся моя жизнь превратилась в какую-то дурную комедию. Впору книги писать.

Настроение было безнадежно испорчено. Даже румяные лица детей не радовали. Марэк без капризов согласился пожить у деда Святогора, он уже подружился с Митрием, который, хоть и был младше на год, но ростом не уступал наследнику. И болтал глупости ничуть не хуже.

Амала же жалась ко мне, не слезала с рук. Оставить ее будет слишком жестоко для рано потерявшей родителей малышки. Да и странно будет, если я вернусь без обоих детей…

Добрая Радмила вилась вокруг меня горлицей, предлагая то шубку, то душегрейку на меху, то «совсем новую юбку, что ей давно стала мала». Я вяло отнекивалась: не привыкла к таким милостям. Но душегрейку — то есть распашную замшевую жилетку на меху — все же взяла. Не устояла, красивая очень и теплая. Тем более впереди холода.

— Брось, — махнула рукой Радмила. — Тут не север. Долго до настоящих холодов еще. Сейчас неделя дождей будет, а потом распогодится. Вот приедешь сыночка навестить и убедишься сама.

То ли князь супруге ничего не сказал, то ли она отлично хранила его секреты.

Стемнело рано. Детей забрала нянька, строго наказав мне выспаться перед долгой дорогою. Мне же спать еще не хотелось, и я, закутавшись в шаль, вышла на крыльцо. Старый сад дышал жизнью. Настоящей, исконной, неторопливой.

Мне на плечи легли тяжелые руки.

Я вздрогнула и попыталась обернуться, но горячее дыхание опалило озябшее ухо, и тихий голос Симеона прогудел:

— Уезжаешь завтра?

— Да.

— Так и не узнали мы друг друга ближе.

Я хотела ему напомнить, что и не собирались. И вообще — он меня, кажется, на пару лет младше. Не хватало мне еще с глупыми мальчишками дружбу водить! Да и не пара мы — я вдова, а он — княжеский сын. Но ничего сказать не успела, потому как он меня к себе развернул и нагло, не спрашивая разрешения, поцеловал.