Княгиня Ольга. Истоки

Пролог

Киев, 968 год. Осада города печенегами.

Она любила наблюдать за увлекательной игрой языков пламени, погружаться в раздумья и смотреть в глубины червонного моря из непослушных волн, которые то утихали, то с новой силой накрывали собой всё вокруг. Будь то ревущий костер или крошечное пламя свечи, Ольга не могла насытиться колдовской красотой и блеском этой стихии.

Потрескивание дров было звуком, наполняющим сердце княгини щемящими воспоминаниями о родном доме и его уютных стенах, о колыбельных матери и увлекательных рассказах отца о дальних землях, что могли продолжаться до самого появления Зари-Заряницы. Тепло, которое пламя в очаге давало холодными зимними вечерами, и свет, которым оно гнало прочь детские страхи, всегда были для неё чем-то по-настоящему важным и драгоценным.

В детстве Ольга часами сидела перед пляшущими языками Сварожича. Она чувствовала силу, исходящую от огня, как будто он был живым и обладал собственным разумом. Девчушкой она часто представляла, что может управлять движениями багровой стихии, что она — её друг, союзник и защитит, несмотря ни на что.

И всё же умудренная опытом правительница знала, что огонь — угроза, что может быстро выйти из-под контроля и посеять хаос. Он может поглотить всё на своем пути, оставив после себя лишь пепел и клубы дыма, за считанные минуты способен утолить свой голод целыми городами и сотнями человеческих душ. Ей уже доводилось видеть, как это происходит, и воспоминания о тех ночах преследуют её до сих пор.

Когда она снова взглянула на огонь в очаге, то почувствовала ту же смесь благоговения и страха, что и раньше. Теперь Ольга понимала, что на этот раз всё будет по-другому. Огонь, которым она так восхищалась всю свою жизнь, станет тем, что либо спасет её, либо погубит.

Костры на противоположном берегу Днепра своим ослепительным сиянием словно бросали вызов звёздам в синей парчовой вышине. В искрах и клубах дыма мелькали силуэты воинов на конях, рукотворным лесом возвышались у городских стен юрты кочевников из десятков, сотен войлочных парусов, натянутых на скелет из деревянных жердей.

Столица изнемогала от голода, болезней и жажды настолько, что медленная смерть от блокады казалась ей более жестокой и греховной карой для тысяч горожан, чем быстрая расправа от печенежской орды. Когда-то дикая армия степного народа уже пыталась взять стольный град, но сейчас единственный защитник покинул свою родину и семью, послушав шепчущих на ухо бесов, что сулили ему несметные богатства далеких дунайских земель. Ждать спасения оставалось лишь свыше.

Правительница, бросив полный волнения взгляд на спящих юных княжичей, сжала в кулаке нательный крест, шагнула к камину и остановилась в считанной паре ладоней от него.

В этот момент женщина и всё, что она так любит всей душой, стало символом хрупкости жизни, шаткого равновесия между созиданием и разрушением.

В прошлом пламя отняло у неё так много и оставило после себя лишь серую и тяжёлую, словно тучи на горизонте, скорбь. Но всё равно каждый раз её тянуло к нему, и княгиня не могла сопротивляться его соблазнительной силе, тому, что оно когда-то не только отняло в жертву, но и вернуло сторицей за все мучения, страдания и бессонные ночи.

Гипнотическое, завораживающее марево было уже близко и протягивало к покрытым морщинами пальцам свои раскалённые киноварные щупальца. Несут они смертельную хищную хватку? Или же по-дружески предупреждают и дают знак свыше?

Пока не шагнёшь навстречу — не узнаешь.