Лишь к вечеру я начал осознавать, как пишут в бульварных романах, всю глубину безнадежного положения. Понятно, и без подобного умозаключения знал, что в данный момент лежу в кровати, где и покоился мой организм. И, надо заметить, койка была весьма жесткой и неудобной, больше похожей на топчан. Видимо, кое — кто готовился к славе йога. Видимо, следующим этапом был переход на ложе утыканное гвоздями. Вот откуда русский писатель Тургенев взял идею уложить своего героя нигилиста — параноика кажется, Рахметова на такую постель. Ворочаясь на досках понял, у него были примеры перед глазами. Ну, жестко же спать, елы — палы. Я сейчас о другом говорю. Вокруг меня все было не мое. Вместо родной квартиры начинающего молодого холостяка, огромная, на мой взгляд, спальня. Высокий потолок. У стен массивные комоды. На небольшом столе подсвечник. Несколько книг. Все вещи можно отнести к разряду антиквариата. Одним словом — мечта музейщика. То, что у меня другое тело, выяснил еще утром. Истерика была еще та со мной.
Вдобавок, неимоверной длины белая рубаха, с длинными рукавами. Больше похожа на смирительную. Как здесь не впасть в отчаяние? Плюс к этому кальсоны с завязками. На голове идиотский колпак. Только в украинском цирке «а ля майдан» выступать. Хотя там больше двухцветные кастрюли были в моде. Радовало то, что не надо было скакать в спальне. Свершилось то, о чем приходилось слышать от своих приятелей, помешанных на ролевых играх в своем движении реконструкторов. Мое сознание уже наяву куда — то там занесло, а не понарошку. В той бывшей жизни некоторые из приятелей умудряются сразу в нескольких эпохах засветиться. То они воюют с французами, то с ляхами, то под Москвой отражают атаки вермахта. Придурки, одним словом. В детстве еще не наигрались. Один раз завербовали меня принять участие в своих бесовских игрищах. Пришлось изображать пехотинца какого — то там полка в «Бородинском сражении».
Хотя признаться, было интересно с этими ряженными оглоедами надавать тумаков «французам». Забавно было наблюдать, как «галлы» с типичными рязанскими рожами, картинно снопами валились на траву с гнусавыми криками — вива император! Лягушатники, растудыть их коромыслом, самопальные! В пылу атаки я основательно саданул прикладом ружья одному агрессору. Тот на чистом французском, естественно, с узнаваемыми идиоматическими выражениями возмутился. «Ты чего дерешься? Охренел?!». «А нечего было к нам лезть. Сидел бы в своем Париже, жрал пармезан, и запивал мерзким противным кислым вином». Чуть по настоящему не подрались с уроженцем Рязани. Что ни говори, а за державу обидно. Видно это у нас, русских в крови. Ну, и, разумеется, между собой приятели делились новостями о новых книгах про попаданцев. Похоже, я и стал очередной жертвой переноса во времени и пространстве. Боже мой, а как все хорошо начиналось вчера в моем мире! Теплая компания философствующих русских, а не российских, интеллигентов. Разумеется, и про баб говорили. Куда же без них. Мы же нормальные пацаны, для которых взаимоотношения полов просто необходимы для существования. Море водки, квазиумные разговоры на глобальные темы, в том числе и исторические. Чтобы бы было, например, не подорвись адмирал Макаров на мине? Смогли бы наши в Порт — Артуре от японцев отбиться? Или еще круче — устояли бы в сорок первом, если бы привели войска в готовность накануне вторжения немцев? Впрочем, обычная встреча рядовых диванных экспертов со стажем. Ничего умного, оригинального и дельного. Сплошная перетряска исторических исподников.
Вот только мне сегодня очень плохо. Вечная классика — потерял сознание, очнулся не там, где упал под стол. Теперь надо только выяснить, куда же меня закинула непонятная сила? В голове куча разных мыслей и образов. Не разберешь сразу, чьи они. Мои, или же бывшего владельца? Пока же я и не понял, в каком времени нахожусь. За высокой дверью раздался шорох. Я прислушался. Чей — то приглушенный голос донесся из коридора, а может и сеней. Не помню, как правильно говорить.
— Их сиятельство, Александр Сергеевич, с утра хандрят. Велели — с никого не пущать, и не тревожить по пустякам.-
Ага, кое, что стало проявляться. Я по жизни, по той — прошлой или будущей? Тоже был Александром Сергеевичем. Как Пушкин, он ведь тоже Александр Сергеевич.
И здесь меня пробило. А вдруг меня занесло в его тело? Вот повезло, так повезло! Стихи, карты, гулянки, балы, бабы, ангел Натали! Любовь! Дуэль?! Нет, пожалуй, не очень повезло. Погибать от пули европейского толераста не хотелось. Впрочем, чтобы не было рокового поединка на Черной речке, мне придется этого мерзавца Дантеса тихонечко придавить в каком нибудь закоулочке. Хряп его по темечку кистенем, и вся недолга. И в прорубь сунуть залетного долбоносца. Даже Григорий Ефимович Распутин под водой долго не смог продержаться. А он не чета этому франту был. Хрен кто найдет приемного «сына» какого — то там посланника масона. Сгинет вражина, и пусть его потом ищут. Ну да, собака с милицией приходила! Ха — ха — сына! Знаем, знаем чем «сыночек» с «папашей» занимались! Блин, так вот откуда голубизна расти начала! Ур-р-о-о- ды! За державу обидно! Ну, ничего! Я вам здесь теперь такого понапишу! Такого! Похождения Гаврилы Баркова или Беркова? покажутся тенью отца Гамлета после недельной попойки. Слава хулигана Баркова (или все же Беркова? Не помню, это он или она?) скакнет до Полярной звезды.
— Егор! Егор! — крикнул неожиданно я дребезжащим голосом. Даже самому противно стало. Наградила же природа таким козлетоном. Только детей пугать, или же сидеть в клозете и кричать — занято! Бр — р-р! Вот не подумал, что у солнца русской поэзии может быть такой голос. А, может, я просто придираюсь? Кстати, а, откуда я знаю, что моего мажордома зовут Егор? Память бывшего хозяина сработала, скорей всего. Это намного лучше, чем вообще ничего не помнить. Тогда бы уж точно, сплошная беда была бы.
— Слушаюсь, ваше сиятельство, — дверь приоткрылась, и в спальню скользнул старый седоволосый слуга в шикарном, как мне показалось, мундире, то бишь — ливрее, и почтительно склонил голову.
— Пока докричишься тебя, десять раз околеть можно. Распустились совсем, — загундосил я, — зеркало принеси из кабинету. На рожу свою полюбоваться хочу…
— Отец родной, так вот же на секретерке стекловина имеется, — удивился слуга, и недоуменно покачал головой, дескать, рожа, как рожа, и чего в ней особенного. И не такие хари видели. Не испужашь нас ничем…
— Поговори у меня вольнодумец. В Сибирь захотел? Сгною якобинца проклятого. Ишь, еще декабрист выискался. Сгною, как пить дать сгною…
Слуга вышел, и только сейчас я понял, что, слава те господи, оперативка в результате переноса почти не зависла, и я могу пользоваться файлами прежнего хозяина. Трижды прав великий академик Павлов, рефлексы — великая сила. Въедаются намертво и надолго. У меня появилась уверенность, что если я буду первое время прислушиваться к своим ощущениям, то подмену сознания сразу не заметят. А, там, куда кривая выведет, да под Кудыкину гору и в Козье болото на Сахаровской. Буду косить под дурачка. Авось, прокатит первое время. Потом привыкнут, и все пойдет по старому.
Бормоча что- то себе под нос, слуга принес круглое зеркало на подставке. Дыхнул на стекло, протер полотенцем. Мол, дивись барин красотой своей. Я с волнением взялся за подставку. Счас я узрю лицо гения. Не скрою, даже волнение охватило и руки затряслись, как у алкоголика последнего, ну того самого, который про дорогих россиян что то с похмелья бормотал. Знаменитые Пушкинские бакенбарды не отразились. Блондина с голубыми глазами и генами арапа, я не увидел. Вместо привычного образа любимого поэта на меня таращилась изрезанная морщинами рожа, вернее — харя, с седыми усами, редкими белыми волосами, с надменным, ехидным и желчным взглядом. Правда цвет глаз был синим. Хоть здесь повезло. Чуть сердце не остановилось от испуга. Сильнейшее разочарование. Тут же проскочила мысль. Ага, а, что, в нашей вселенной только один Александр Сергеевич имеется, и, тот Пушкин? Скушали и не подавились барин? Разочарование было полнейшим. За что же меня так судьба зеркалом по фейсу!
— Фу, какая отвратительная рожа! — отшатнулся я в испуге от зеркала.
— Совершенно с вами согласен, ваше сиятельство, — радостно подтвердил слуга, — сорок лет с лишком ее наблюдаю. Да, мы уж, привыкши к ней, к роже — то вашей. Прости меня Господи….
— Тотчас убери это безобразие. Поговори мне, сгною… Одеваться, самовар неси изверг. Тебе, басурману и дела нет, что я от голода подыхаю. Ох, и дождемся мы кары небесной. Сгною Егор, как выпить налить сгною…
— Да мы, чо? Мы завсегда согласны, ваше сиятство! Воля ваша, — ответил слуга, отвернулся и ладонью прикрыл свой усталый зевок, — нам токо котомочку подхватить, да лапотки на плечо для запасу. Чай, и в Сибири людишки живут, да получше нашего…-
В сильнейшем расстройстве при помощи Егора и еще одного слуги, кажется Ефима, я переоделся в рубаху, немодные, по меркам моего времени штаны. Из под койки вытащили большой ночной горшок с крышкой. Е — мое! Ну, и, времена, ну, и, нравы в эту эпоху. Буржуи дрыхнут, можно сказать, на отходах собственной жизнедеятельности. Из европы эту дурнопахнущую моду завезли. Фу-у! Аристократы, елы — палы вместе с их матушками и бабушками! Разве унитазы еще не изобрели? Не скрою. Было больно и обидно. Я, молодой человек, двадцати семи лет от роду, переселился в тело неизвестного старика с гадким характером. А я ведь в той, еще допереносной жизни, считался человеком добрейшей души, весельчаком и законченным оптимистом. Судя по всему, и жить — то мне осталось не так много. Мало того, естественные влечения усохли. Женское сословие не вызывает желаний. Почти. На этом печальном фоне никакие звания, должности, богатства и слава совсем не радовали. Есть от чего впасть в отчаяние. Вот так проявляется суровый закон шагреневой кожи. Ну, и противный же, этот самый французский писатель Бальзак! Перевел закон сохранения энергии в литературную ипостась. Молча отобедал, точнее, отужинал в столовой. На душе было отвратительно. Пару раз появлялось желание поколотить кого нибудь из слуг дубинкой, дабы отвести душу. Да хотя бы Егора. Ишь, басурман, скалится. Сгною! Только и ждут ироды моей погибели! Не дождетесь! Накося — выкусите. Я вам нервы — то еще повыдергиваю, узлом позавязываю, волосы пучком подергаю! На конюшне запорю! Лично кнут в руки возьму! Ой, как скверно на душе. Погано! Мерзко! Может напиться до бесчувствия, упасть под стол и очнутся в родной реальности. А там с друзьями похмелиться баночным пивом, и забыть произошедшее со мной, как кошмарный сон.
Молча прошел в кабинет. На ладно, пусть пока прежние инстинкты управляют, а там, как говорил незабвенный красноармеец Сухов — посмотрим. Да, шикарно живут аристократы. Кабинет, хоть и не такой большой, но уютный. Мебель основательная, а не из плит из ДСП. Письменные принадлежности, разумеется, в виде гусиных перьев. Фу, каменный век! И, как жить прикажите в эту эпоху милому интеллигентному человеку? Чувствую, всем нутром чувствую, я должен что — то делать. И где этот Егор бродит. Сгною! Не успел подумать, как он появился передо мной. Телепат он, что ли?
— Письма к вашей светлости.
— А без меня и рассортировать некому… — заворчал я своим мерзким и отвратительным голосом.
— Отец родной, так ведь же вы сами статс — секретарю вакансию на два с лишком месяца дали. Матушка у Тимофея Павловича прихворала. Вот он и уехал к ней в имение.
— Распустились… — опять закряхтело мое тело, — сгною. Чаю, что ли принеси. Огня.
— Так ведь светло еще. Пошто свечки — то зазря жечь? Разор один токмо для хозяйства. В том месяце одних свечей, виданное ли дело, на целый рупь пожгли. Один убыток хозяйству. Так, и по миру пойти можно. Вашему сиятельству что, все едино. А виноват опять я буду? Кого корить начнете? Мол, опять Егор не доглядел? Десять лет назад у меня из жалованья полтину за растрату отняли. Обидели слугу верного. На паперти будем побираться, из за вашей гульбивости…
— Поговори у меня, изверг,…сгною…
— Воля ваша, конечно. Ведь разор творите ваше сият — ство. А кто виноват будет потом? Опять я? Давеча собрал огрызки свечей, вот их и жгите. Новых не дам. Вот супружица ваша покойная, упокой Господи душу ее, так она толк знала в хозяйстве. Зазря свечки не палила…
Я отложил в сторону длинную трубку, как ее — чубук, надо же, когда успел взять? Не курю совсем, табачного дыма не переношу категорически. По крайней мере, там, в светлом будущем не курил. Аллергия на табак у меня была. Взял с серебряного подноса первое попавшееся письмо. Ага, вот он момент истины. Светлейшему Князю, их сиятельству Александру Сергеевичу Меншикову. Так вот куда меня занесло! Опять стало плохо. Посмотрел на настольный календарь, размером со школьную тетрадь. Оказывается, в это время они уже были. А кто сказал, что предки глупее нас? Ничего нет нового под луной. Даже, телефон мобильный недавно раскопали в одной гробнице. По крайней мере, похожее устройство. Правда, из глины слепленный. Значит, был образец для подражания.
Так, сегодня пятница тринадцатого июля, кто бы сомневался. И главное — одна тысяча восемьсот пятьдесят третий год.
Влип, так влип! Впереди война с европейскими агрессорами. Впереди меня ждет только позор. Мое бездарное, ну не совсем мое, командование в Крымской компании. Позорный проигрыш. Боже мой, какой стыд! Мое доброе и светлое имя вывалят, как либералы, так и патриоты в дерьме, дегте и грязи, да еще перьями куриными обсыпят для большего антуража. Либералы будут плясать от радости. Мол, прогнившее самодержавие, тупое руководство, бездарное командование князя Меншикова в Крымской войне привело к унижению империи. Патриоты же начнут посыпать голову пеплом, и так же пырять вилами чучело светлейшего. Не сумел, не смог, не сообразил! Государь же от горя и обиды за проигрыш, заболеет и умрет в пятьдесят пятом году. На смену прямому, честному и жесткому Николаю Павловичу придет либеральный Александр второй. Ну, тот самый, который как лучше хотел сделать, чтобы значит, бараны на тучных лугах паслись, и у волков пузо от жратвы раздулось.
Вот тут Россию и начнет кидать из стороны в стороны. Выплывут дерьмом, словно из засорившегося унитаза разночинцы, петрашевцы, нечаевцы, марксисты, социалисты, анархисты и прочие бесы. А кто здесь виноват? Правильно. Их сиятельство. То есть это буду я. С турецким султаном не договорился. Не смог уговорить этого идиота, как его — Эрдогана, тьфу, Абдул — Меджида о вечной дружбе и мире меж нашими империями. Помидоры в обмен на пеньку.
Нет. Вру. Зря я на главного турка, отца и покровителя всех мусульман накат делаю. Султан был человеком добрым, мягким и образованным. Чересчур мягким и человечным. Разумеется, по турецким канонам. Просто он находился целиком под внешним управлением. Тамошний госдеп в лице Франции и Великобритании, точнее Британии, сказал — надо Федя, надо! Турки ответили — есть. Еще бы, полностью сидели на помощи наших «заклятых партнеров». Если бы не они, Турция бы давно рухнула. Где — то я подобное уже видел в моем времени. Блин, ну ничего не меняется в нашем мире. В моем времени мировой капитал правит, целые страны на ноль умножает. Здесь хребты всем точно также запросто ломают международные мироеды — финансисты. Коллективный запад прикажет туркам развязать войну за очередной кредит — развяжут. Скажут перекрыть Дарданеллы для русских торговых судов и военных кораблей — перекроют. А бодаться с оттоманами по любому придется. Балканы под игом стонут. Христианскому народу кровь пускают регулярно. По поводу и без повода. Просто вожжа под хвост попадает.
Память реципиента напомнила тяжелый разговор с императором Николаем Первым после моего возвращения из Стамбула. Я же там чрезвычайным послом был. То, есть прежний Меншиков. Мы все понимали, что нас ждут тяжелые времена. А может зря государь настаивал на своем варианте покровительства христиан на территории Оттоманской империи? Одна трата ресурсов и никакого прока в будущем. Все равно братья славяне, болгары предадут и продадут нас со свистом в самое ближайшее время после освобождения. Понятно, что мусульмане в отношении православных славян вели себя чересчур жестоко. Каждые двадцать лет по сложившейся традиции вырезали сербов, болгар, македонцев, греков. Угу, такая национальная «игильская забава» неверных резать. Игил, «даиш», «талибан», «аль — кайда» и прочие структуры в моем времени ничего нового не представляли. Они всего лишь разновидности оголтелого фанатизма на радикальной религиозной почве. И им было совсем не важно, есть ли для этого повод или нет. Пришло время резать, значит, срубали головы. Причем, турки делали это руками татар, черкесов, и прочих кавказских народов и иного сброда, которые верой и правдой служили султану. Не зря же этих варваров на Балканы специально переселяли. Цари русские эти народы с Кавказа выдавливали к туркам, из — за невозможности последних к мирной и добрососедской жизни. По крайней мере, они так всерьез считали. Исключение делали только для осетин. Не зря же они так быстро делали карьеру, и из этого народа вышло много достойных генералов и военных деятелей. В это время в обществе полагали, что с горцами договориться невозможно в принципе. Все свои обещания и клятвы горные народы тут же забывали, договоренности нарушали сразу же. Даже не успевали точку поставить в договорных листах. Понятия чести и крепости слова горцы трактовали по иному, и всегда в свою пользу. Для них на первом месте стояли обычаи и традиции, а не договора с белыми людьми. Традиции, пусть даже дикие и кровавые, для горцев были и остаются стрежнем и смыслом всей своей жизни. Это проявление их генотипа и мироощущения. А гены в людях заменить невозможно, и даже модернизировать. Вся надежда на мутацию. А она происходит довольно редко. До сих пор ученые спорят, собаки — это мутировавшие волки, или же волки мутированные собаки? Жизнь не фантастический роман. Горцам глубоко плевать, признают их обычаи или нет северные народы. Жесткая, даже жестокая позиция генерала Ермолова, была лишь вынужденной ответной мерой. Принуждение независимых, воинственных и агрессивных племен к миру способом, который был понятен им всем. Точнее, старались привить жестким методом представления о чести и крепости договора с точки зрения культурных народов. Научиться жить в мире, и не переходить тонкую черту, после которой обязательно наступает резня.
Гораздо было проще горцев к единоверцам переправить. Султан тут же озверевшим переселенцам нарезал наделы на Балканах, среди славянских народов. Там уж они и отводили душу. За зверство их уже никто не наказывал. Все было в порядке вещей. Свои башибузуки намного милей, чем заграничные святые. Это русские войска не жалели картечь для бандитов. Засыпали пулями не жалея зарядов. Время было такое. Варнаку полагался кнут и Сибирь. Если дойдут колодники до места поселения, Бог помог, а окочурился по дороге — Бог прибрал. Суровая реальность жизни.
Чем дальше я размышлял, тем хуже на душе становилось. А, может, нафиг это все. Уйду в отставку, все таки, шестьдесят семь лет. Возраст солидный по меркам этого времени. Не зря же мой полный тезка написал — настоящий поэт Пушкин, типа — к комнату зашел старик тридцати с чем — то лет. Тогда я, получается, уже давно патриарх и древнее ископаемое. Мозг уже не тот. Не мальчик. Буду жить в имении, медленно угасать. Ссыхаться, превращаться в ходячую мумию. С каждым днем характер будет портиться. Бедного Егора и других слуг в гроб начну пачками живьем вгонять. В этом я был совершенно уверен. Но, зато никто потом в спину, а, также на могилу, мне — светлейшему не харкнет. Останусь в истории обычным персонажем — правнуком Александра Даниловича Меншикова, сподвижника Петра Первого. Тоска смертная. Ведь изменить историю одному человеку, пусть даже фавориту самого императора Николая Павловича не под силу. От умственного напряжения мозг начал закипать. Похоже, сегодня я без традиции не обойдусь. Раздраженно дернул шнурок звонка. Аналог местной мобильной связи, точнее, домашней коммуникации. Да чего они там уснули что ли? Не слышат черти, обленились в корень. Сгною, обязательно сгною иродов…ага, бегут злодеи…
— Его-о-о-р! Где тебя бездельника, нелегкая носит. Вина мне принеси, закусить.
Слуга развел руками, — Так, ведь ваше сиятство! Как же так, лекарь Франц Карлович сказали, что бы Вам вечером вина, и еды не пробовать. Вредно — с! На грех меня подбиваете?
— А, не ты ли, братец мне говаривал, что негоже инородцу русского человека учить? А он, докторишка инородный, разве понимает нюансы могучей русской души? Неси, неси. Ничего мне не сделается. Пули турецкие и ядра побить не смогли.
— Дык, когда это было, в молодости… — вздохнул и махнул обреченно рукой Егор — совсем, мол, не бережет себя их сиятельство, до седых волос дожил, а ума не нажил, а теперь и подавно не прибавится. Видать, так дурнем стоеросовым и окочурится. Опять вздохнул, покачал головой и вышел. Через пять минут передо мной на столе стояла большая бутылка холодного вина, и закуска. Ефим все расставил ловко и быстро. Поклонился и тихо вышел. Ишь, вышколены все — не хуже, чем в европах. Эх, а, с одной стороны неплохо быть аристократом. Все вокруг тебя вьются, обслуживают, каждое желание выполняют. Ежли лакей обмишулился, а ты его по хребтине дубьем — хрясь! Бац! Хлоп! По морде, чтобы брызги кровавые во все стороны, кулачищем — бах! Чтоб, значит, знал холоп свое место. В молодости, когда желание зашкаливает, девку крепостную попригоже, хвать за причинное место! И так ее, и эдак, и вдоль, поперек, да с прокрутом, будто ветряную мельницу. Да, ей дурище, посля всего не рыдать надо, аж до визгу, а, радоваться, что ее сам барин из девицы в женский ранг ввел. Так сказать, милость великую оказал, снизошел до народу низкого звания. Себя не жалел ни капли малой, надрывался над дурищей неотесанной, комплиманы всякие говорил, пыхтел и сопел. А потом и замуж ее можно вытолкнуть, да и приплатить малость. А то, что муж ейный будет корить опосля, дескать блудница баба, перед барином не устояла, детишки — то, стало быть не его. Так это только его проблема. Потому что народишка темный. Вон в Европе как. Сами же тащат своих невест к помещику, мол, не побрезгуйте хозяин, право первой брачной ночи и все эдакое. Где уж, нам сиволапым до невинности прикасаться, токо посля вас на подхват. В разбитые ворота и три телеги враз заедут. А многие помещики потом и гордились, как они в имение всех девок портили. Тьфу! Удавил бы гадов!
А с другой стороны? Лично мне было совестно. Иное воспитание давало о себе знать. Как там, в первой заповеди Творца сказано — мы все равны перед Богом, и нет среди нас первых и последних. Чем Егор хуже меня? Или любой крестьянин в Российской империи? Да, ничем. А, вот отольются буржуям- кровопивцам слезы, отольются в революцию. На фонарных столбах будут висеть паразиты пачками. В Соловках нары своими телами полировать. Сами виноваты. Надо было больше не о себе думать, а простом народе и о главной заповеди. А кто такой Бог? Бог есть Любовь, а Любовь есть Бог! И ничего не сказано у Бога про разделение на буржуев и чернь. К черту философию. Садитесь жрать, пожалуйста, ваше сятельство. Кровопивец залетный. Не подавитесь только, морда эксплуататорская.
Еда мне понравилась. Было вкусно. Хотя князь предпочитал пищу простую, скорей солдатскую. И вино тоже было довольно приемлемым по качеству. Главное, все экологическое и без всяких химических добавок, усилителей и разрыхлителей. Этих самых — глутаматных натриев. Старался вспомнить, что же я знаю про родословную светлейшего. Оказалось в памяти из будущего отложилось прилично. В основе корня Меншиковых — Алексашка, правая рука и любимец Петра первого. По слухам сын крестьянский. Прислуживал на конюшне царской. Попутно приторговывал пирожками с зайчатиной на базаре. Так он получил первые уроки в школе юного бизнесмена — спекулянта. Вскоре смышленого паренька и приметили. Правда, позже пройдоха Александр Данилович, будучи новоиспеченным князем, сварганил себе фальшивую родословную, согласно которой он хоть и обедневший, но потомок польско — литовских дворян. Даже родственник королей племени ободритов. Бумага, конечно, все стерпит, тем более родословная. За звонкую монету ухари от истории и самого Адама пра — пра — правнуком смогут в родословном дереве обозначить. Одним Рюриковичем больше, одним меньше. Их здесь навалом. Не велика беда. В мировой истории и не такое бывало. У нас даже дети сапожников страной управляли, и надо заметить, довольно успешно. В действительности Данилыч, с непонятным прошлым, оказался настоящим русским самородком, коих в великом изобилии производила, производит, да и будет производить наша матушка Святая Русь. Современники отмечали его небывалый ум, организаторские способности, смелость и решительность. Меншиков принял участие во всех сражениях Северной войны, и показал себя с лучшей стороны. Отличился и в других битвах. Так, в 1706 году в Польше у поселения Калиш русские войска под его командованием наголову разбили шведов. Их общие потери убитыми и пленными составили около пяти тысяч человек, тогда как наша армия потеряла восемьдесят человек убитыми и триста двадцать ранеными. Как говорится, разгром с сухим счетом. Первая инкарнация князя Суворова, который до первой звезды не ел, и выпивал принципиально после бани. Огромный вклад внес Александр Данилович и в Полтавской битве. Он с девятитысячным корпусом разгромил и обратил в бегство шестнадцатитысячный корпус знаменитого шведского генерала Шлипенбаха. Его самого же лично взял в плен. В этом сражении под Меншиковым убили трех лошадей. Удивительно, как втирают историки, неграмотный человек, с неизвестным прошлым, превосходил на голову, а то и две, прочих противников, весьма образованных по меркам того времени. Да и в других делах ему сопутствовала удача. Будь то строительство, дипломатия, военное дело, торговое, управление, становление мануфактур. Он многое сделал для развития науки. Правая рука царя Петра первого, преданный ему до мозга костей, имел, если верить историкам, одну слабость.
Руки Александра Даниловича обладали небывалой магнитной силой. Просто фантастической. Большие деньги намертво прилипали к его ладоням, и как он не старался, а с феноменальной магнетической силой поделать ничего не мог. Вот и пришлось Меншикову смириться с сим фактом и копить, копить, копить.
Однако, есть одна деталь. Бумаг личных, где бы фигурировали все фантастические счета светлейшего, не обнаружено. То, есть прямых доказательств не было. А все обвинения в воровстве просто невообразимых сумм, вошли в обиход историков со стороны прямых его врагов. А их то у светлейшего было навалом. Аналогично тому, как сегодня либералы включают эмоциональную сферу и обвиняют Сталина во всех грехах. Дескать, сто миллионов народу ирод замочил. Сразу, одномоментно, в труху превратил и перегной. А вторая оставшаяся сотня миллионов людей в качестве вертухаев первую сотню в лагерях охраняла и нещадно давила и гнобила. Отбирали у мучеников последние корки хлеба, дабы самим не подохнуть с голода на вышках охранных.
А завистников у Меншикова было больше, чем достаточно. Аристократы родовитые не могли смириться с безродным выскочкой. Над его липовой генеалогической ветвью откровенно смеялись и потешались. Ему просто приписали сворованный бюджет целого государства. Здравый смысл подсказывает. Даже при всех своих вольностях, светлейший при всем своем желании не смог своровать такие суммы. Судя по масштабам хищений, и по общему астрономическому счету в зарубежных банках, каждый год князю необходимо было изымать в скромном и щадящем режиме до пяти процентов из казны державы. Ведь кроме него была куча и прочих казнокрадов. Многим он и в подметки не годился. При таких объемах государственный бюджет через несколько бы лет просто лопнул. Для этого нужно было много времени. А его не так было и много у него. Государственные дела, походы, отнимали все. По одним цифрам Меншиков уворовал из казны до двадцати миллионов золотых рублей. По другим — меньше. Так как, Меншиков не сразу набрал себе власти. Первое время руку в казну запускать он по умолчанию не мог. Получается, что в течение пяти — десяти лет, дабы накопить такую астрономическую сумму на личных счетах, должен хапать уже не пять процентов, а все десять, даже двадцать долей. Но, это немыслимо! Даже проходимцу Березовскому, при полном попустительстве со стороны президента Ельцина и всей его администрации не удавалось выкачивать такие объемы из бюджета. Конкуренция же на возможность получения доступа к телу самодержца была колоссальной. Следили друг за другом. А доносы никто не отменял. Главное, уметь подать. Обвинители забыли одну вещь. В то время государственная казна — это личный карман царя. Чуть больше взял, так голову тут же снимут, не смотря на былые заслуги. Ежели, в ваш кошель воришка базарный руку засунет, что вы с ним сделаете? Правильно. Сначала один палец — хрусть! Потом второй — хрусть! Третий — хрусть! Потом по мордам с плечевым замахом кулачищем — бам-с! А затем с ноги — бац! По Почкам! Селезенке! Печенке! Зубам! Бац! Бац! Бац! Не потому что мы такие злые, а потому что свое не отдадим. Не замай — вот главный принцип частника и буржуя во все времена и эпохи. На западе даже божество придумали — частная собственность священна! Идола склеили из папье маше. Ни больше — ни меньше. До уровня Божьего движимое и недвижимое имущество ввели. А вместо иконы мамонская морда на ассигнации. Денежки не только счет любят, но и охрану надежную. Без этого смысл капитала обнуляется. Потому что деньги — это власть над другими. Какой же идиот свою власть людишкам запросто отдаст? Это вам не копеечку затертую на паперти нищим бросить в грязную ладошку. Мол, жри от пуза голь нищебродная, да спасибо говори доброму барину, который денюжку от себя оторвал. Не подавись только, нищета подзаборная. Не пожалел, значит, финанс на корку хлеба кинуть.
Никто не спорит, возможно, светлейший, выходец из беднейшей части населения, не смог удержаться от соблазна. Липло к его рукам так, что и не отдерешь. Не зря же его проверяли по настоянию Петра первого и перепроверяли различные комиссии. Штрафовали светлейшего со всей лютостью тогдашнего закона. В казну возвращали даже больше, чем он смог утянуть из нее. Были слухи, царь лупил неоднократно Меншикова не только дубиной, но и кулаками и ногами. Временам морда лица у Меншикова была совершенно синей от фингалов, будто у последнего пропойцы. Светлейший, тем не менее не унывал, и пытался доказать Петру, что его оболгали от «завиды черной недруги потаенные». Алексашку считали всесильным и богатым до неприличия. Но, когда князя отправили в ссылку в далекий Березов со всей семьей, то после всех конфискаций, изъятий и откровенных грабежей, у светлейшего на руках осталось всего пятьсот рублей.
Тут что — то не вяжется. Даже по самым суровым законам петровских и более поздних времен, у высшей аристократии не изымали полностью все средства, имения и имущество. Князь же, не смотря на огромное количество недоброжелателей, входил в состав высшей элиты. Другими словами, для своего круга действовали неписанные правила, и их старались соблюдать, нравилось ли это кому или нет. Оставляли дома, утварь, и все прочее, необходимое для жизни. Да и то, сурово поступали с теми, кто был обвинен в измене, или пособничал врагам государства российского. Светлейшего же, в измене никто не обвинял! При всей своей вероятной слабости к золоту, он оставался патриотом страны. Да, он пытался влиять на политику страны, продвигал свои креатуры. Но, тем не менее, играл по принятым правилам. А вот его жестко предали те, которых он двигал и поддерживал. Долгорукий и Остерман. Многие аристократы и сановники попадали в опалу в те времена. Дело обычное. Сегодня князь, а завтра фейсом в грязь, а послезавтра в навозную жижу для полноты ощущений. Но, почти никого не затаптывали основательно в назем, как Меншикова. В его деле много странностей, нестыковок, и неясностей. А они при внимательном рассмотрении сразу в глаза бросаются. Во — первых, каким образом все же удалось проникнуть в ближайшее окружение царя человеку с непонятным прошлым? Второе; князь мастерски фехтовал, причем одинаково работал двумя руками, был обоеруким. Замечательно стрелял. Быстро этому не научишься. Любил потешиться стенка на стенку, то есть был прекрасным рукопашником. Сам с ног валил одним ударом, и ему харю, бывало, кровянили знатно. Бойцы зачотные были в те времена. Получается, он все время не слугой был, а тренировался до потери сознания в неизвестных местах.
Опять же не укладывается в схему, дескать, Данилыч был неграмотным человеком. В то же время он на хорошем уровне знал несколько иностранных языков. Общался без толмачей с послами ведущих европейских держав. Показал себя умелым полководцем. Потом, успехи на дипломатической работе даже завистники не смогли оспорить.
Порой складывается такое ощущение, что речь идет о трех разных людях, наделенных немалыми талантами. Есть еще одна деталь. Когда Меншиков находился рядом с Петром, то количество нелепых указов со стороны полудурошного самодержца резко уменьшалось, или же они принимали более щадящий вариант. Стоило светлейшему уехать по государственным делам, то указы царя принимали более жестокий оттенок, порой переходящих в явный кретинизм. Это тот случай, когда поэт Пушкин заметил, что некоторые указы императора писаны кнутом. Меншикову приписывают, что он принимал участие в казни сына Петра первого царевича Алексея. Но, прямых доказательств нет. Все на уровне бабских сплетней. Так же никто не видел, как он после подавления стрелецкого бунта лично казнил бедолаг на лобном месте. Рубил топором стрельцов на плахе. Все слухи и оговоры, к тому же растиражированные историками, опять же без ссылок на документы.
Когда светлейший со своими домочадцами приехал в ссылку в далекий Березов. Он принял участие в постройке своего дома, работал наравне с артелью. Потом возвел на свои средства церковь, купил семена, инструменты, раздал все крестьянам. Да последние деньги им же отдал. Этот факт как то не вяжется с тем, что он был записным казнокрадом. В ссылке князь держался достойно. Сохранял оптимизм, не терял самообладания. Стоически переносил тяготы и лишения. А главное, не обращался к властям со слезами на глазах о помиловании и прощении. Так поступить мог весьма сильный человек. Или же тот, кто чувствовал себя честным. «С простой жизни начал — простой жизнью закончу», — так подвел итог своего пути Данилыч. Судьба обошлась с домочадцами сурово. По дороге в ссылку умерла жена Дарья. Через два года скончался опальный князь. Ушла из жизни дочь Мария, потом после окончания ссылки дочь Александра. Выжил лишь сын Александр, дед сегодняшнего светлейшего. Он сумел во время правления Екатерины второй дослужится до генерал — аншефа. Кстати, позже князь Долгорукий и граф Остерман сами попали в опалу и были сосланы в тот же самый Березов, где испытали все унижения, которые до них прошел покойный князь Меншиков. Что ж, карма вещь суровая и беспощадная. Она крутит нами, как пожелает исходя из наших грехов тайных и явных.
Вся эта загадка решается просто. Меншиков придерживался так называемой русской партии во власти. По крайней мере, симпатизировал ей. В этой жестокой схватке он проиграл. Ставленники и приверженцы запада, и пришлые масоны, одолели светлейшего и его окружение. Известно, что историю пишут победители. Они и постарались на славу. Выставили его в истории торговцем пирожков, беспринципным ворюгой, казнокрадом, подхалимом, и поставщиком многократно использованной солдатней, супруги непонятно племени и роду для царя. Хотя и здесь полно домыслов и брехни.
Пока же никто из историков не может ответить на вопрос, как по настоящему звали князя? Где он получил превосходную подготовку? И кто продвинул его в первые ряды власти? Какая же сила стояла за ним на самом деле? Где он смог получить прекрасную подготовку для управления делами государственного масштаба? Вопросы есть, а ответить на них некому. Светлейший унес все свои немалые тайны с собой в могилу.
Вот такие мысли крутились в моей голове. Увы, ответить на все эти вопросы я не мог. Если только родовая память Александра Сергеевича вдруг откроет заветный сундук с нужной информацией. Да и при всех своих недостатках сегодняшний потомок Александр Сергеевич был до крайности честным человеком. В казнокрадстве замешан не был, и, не смотря на грехи молодости, когда он увлекся модным вольтерианством, Меншиков до мозга костей был предан императору и России. Мне же, рядовому подселенцу, придется решать самый важный вопрос. Как избежать поражения в Крымской войне. Как ни странно, но опять же Александр Данилович в отличие от Петра первого иностранцев не особо жаловал. Скорей терпел, за что неоднократно получал от психически неуравновешенного царя реформатора по сопатке. Как я понял, в глубине души светлейший князь наш Александр Сергеевич тоже не особо жаловал христианскую церковь Никонианского разлива и иноземцев на службе. Не зря же ходили сплетни, что он натуральный язычник, знавшийся с приверженцами древних славянских знаний. Видимо, эта родовая черта князей Меншиковых чудесным образом передалась его потомку.
Небольшой опыт общения со слугами подсказывал, необходимая информация, знания и опыт, которые были у светлейшего, никуда, к счастью, не делись. Во время беседы она всплывала, как бы сама собой. Правда, было стойкое ощущение, что я смотрю на мир через небольшую щель в заборе. Это работали стереотипы реципиента, да еще помноженные на возраст. Просто надо было себя вести очень осторожно, дабы не переходить границы. Бутылку усидел, но, почти не захмелел. Слабенькое вино, и чего хорошего в этом французском пойле находят? Может, самогонный аппарат с отстойником — запарником соорудить? Не так давно себе купил. Один раз и успел воспользоваться. Продукт отменный получился. Не то, что эта европейская кислятина. Налажу производство, буду продавать. Схему устройства я знаю. Ничего, вернусь к этой идее немного попозже. Похожее устройство в это время есть. Только его называют перегонный куб. Жуткий примитив и полная пародия на настоящий аппарат для самогоноварения. А водка все равно противная получается. Ничо, я научу народ делать правильную водку. Чистую, как слеза, приятную на вкус. Нет, пожалуй, не буду спаивать народ. Буду производить спирт лишь для медицинских целей.
Обдумал свое положение. И принял решение. Ну, что ж. Коли попал в кринку с молоком, начну барахтаться, как та лягушка. Собьется масло, и я выскочу из западни. Да и за державу все же обидно. Совсем не важно, какая она. Царская, советская, президентская, княжеская. Принцип вечен — бей врагов — спасай Россию! А недругов у нас, русских, словно клопов вонючих в дешевой гостинице. Сразу всех и не передавишь. Если супостаты с европы, тем хуже для них. Все как всегда. Попытаюсь провести аналогию с нашествием Бонапарта. Все таки светлейший принимал в ней участие. Хотя исторически верно будет назвать агрессоров не французской армией, а европейской. В походе приняла участие вся сегодняшняя ЕС. Французов, дай Бог, набралось всего процентов сорок с лишним. До половины не дотягивали. Наступали европейцы широким фронтом. В ширину чуть без малого полтысячи верст. А сам ударный клин вытянулся почти на тысячу. Каким бы гением не был Бонапарт, а проблемы с обеспечением такой войсковой громады, он так решить и не смог. Хотя всех «европейцев» по разным источникам насчитывалось в России до шестисот семидесяти тысяч, а свои растянутые коммуникации надежно охранять от набегов партизан и кавалерийских групп они так и не смогли. Чего говорить, если уже до предела насыщенные грузовиками части вермахта провалили снабжение своих передовых частей, то чего говорить про эпоху гужевого транспорта. Да и растянутые части противника можно бить по частям. Не зря же Наполеон страстно мечтал устроить одну решающую битву, где бы одним ударом разбить противника в щепки. Тем более он по количеству войска значительно превосходил русскую армию.
Только вот проблема. Подобный прием мог сработать в материковой части России, где расстояния огромные. В Крыму такое не пройдет. Расстояния небольшие. Вся надежда на оборону лишь в пересеченной местности. Поэтому в той реальности Меншиков, когда командовал армией, поступал правильно. Он старался давать бой там, где наши части могли более — менее закрепиться на выгодных для себя позициях. Тем более, союзники превосходили наши войска. Поэтому опять надо грызть врага маленькими кусочками. Вырвать кусочек, пережевать, и так постоянно. Не давать покоя ни днем, ни ночью. А подобной тактики в той истории и не было. Лишь при обороне Севастополя делали вылазки на позиции врага.
Лучше бы конечно, нашим крейсерам действовать на морских коммуникациях. Перехватывать транспорта вдали от берега и брать в качестве приза, топить и прерывать снабжение. Но, наш флот будет заперт наглухо. Слишком уж огромное преимущество в боевых кораблях. На мой взгляд, некоторые отечественные историки прозападного толка, уж очень рьяно показывают небывалую мощь особенного английского флота. Дескать, на пару ходили «бритиши» сплошь и рядом. Однако действительность была немного иной. После окончания войны с Наполеоном, и яркой победы британского флота под Трафальгаром, можно сказать, начался упадок. За короткий срок было уволено с флота огромное количество матросов, а боевые корабли поставлены на прикол. В 1841 году на службе числилось двести капитанов и менее полутора тысяч лейтенантов с минимальным окладом. И за двадцать шесть лет они практически не продвигались по службе. К пятидесятым годам большинство адмиралов были дряхлыми стариками. Фактически начался технический застой. И появление паровых колесных пароходов не меняло общей картины. Тем более колесные корабли больше привлекались в качестве посыльных. Огромный опыт управления большими боевыми эскадрами был забыт. Не зря же союзники, когда ввели в Балтийское море огромную соединенную эскадру, практически ничем себя не проявили. А те успехи, которые они себе приписали, при атаке оборонительных сооружений Свеаборга, гроша ломаного не стоят. Затраты на содержание объединенного флота союзников оказались намного выше, чем совокупный ущерб от обстрела на русских батареях. На мой взгляд, более качественный военный флот в это время был у французов. Они опережали островитян по техническим новинкам по всем направлениям. Даже ввели в строй первыми броненосец. Видимо давила жаба по причине поражения от английского флота под руководством Нельсона. Британцы же поначалу от этой идеи высокомерно отказались.
Правда, союзники добились другого. По причине угрозы от высадки десанта на балтийском побережье, наше командование не решилось направить часть войск в Крым, где и развернулась настоящая война. Вот и пришлось набирать по всей стране с бору по сосенке батальоны, и спешно отправлять в Крым. А это потеря времени для нас.
Просидел в кабинете почти до утра. Составлял план действий. Одной бумаги извел уйму. Вспоминал все, что знал в моем бывшем будущем. Оказалось, ведал достаточно. Историей увлекался, и теперь послезнания начали работать на мой гениальный проект. А, там посмотрим, чей план лучше, крепче и забористее. Так, вы, западные партнеры, Севастополь говорите, мечтаете оккупировать? Ну-ну…
А за Севастополь вы мне гады, по любому ответите! Зуб даю. И вообще — Крым наш!
Теперь каждый день будет на вес золота. До большой войны с ведущими империями мира оставалось не так много времени. Общий ВВП Турции, Франции, Британии в три с лишним раза превосходил российский. Впрочем, во времена нашествия Наполеона, его объединенная европейская казна также превосходила нашу рублевую зону. А не помогло горячему корсиканскому парню сие золотовалютное преимущество. Также и Гитлеру огромные капиталы объединенной Европы не помогли. Ежели постараться, то и в этот раз пронесет нелегкая. Если верить историкам всех мастей, Россия проиграла войну исключительно из — за своей технической отсталости, тотальной тупости верхов, отсутствия инициативы, которую глушили на корню. Если это так, то, как бы я в шкуре светлейшего не старался, а поражение обеспечено. Впрочем, нет таких крепостей, которые бы российские рафинированные интеллигенты, из подвида креаклов, не предавали, не продавали, и не сдавали. Причем, не столько из за корысти, сколько по своей идейной дебильности, повального идиотизма, врожденной олигофрении.
Многочисленные политические шоу, в которых охотно принимают участие в том, моем времени, либерал — демократы ясно показывает, как эти родовые черты характера вморожены в их генетику намертво. По моему, именно так сказал один из классиков коммунизма. Насчет мозгового навоза в головах он точно заметил. Еще бы, сам был интеллигентом, и нутро этих существ знал прекрасно. Эх, почитать надо было в свое время про них побольше. Теперь жалею, не читал в свое время работы отца революции Владимира Ильича. Слышал только выступления ВВП, президента. Ей Богу, классно затирал про светлое будущее олигархически ориентированной России! Аж, слезы выступали у меня! Особенно от деяний правительства. То ли нас, сплошной электорат они за дураков держат, то ли сами кретины по рождению. На их фоне покойный генеральный секретарь Леонид Ильич Брежнев смотрится эталоном государственной мысли, глубоким философом и фанатичным защитником всех угнетенных народов на всей планете. По крайней мере, при нем американцы боялись обвинить белых медведей в геноциде робких пингвинов. Не зря же отдельные старушки портреты Брежнева начали приклеивать к иконам и подрисовывать ему ангельские крылышки. А загулы его сбрендившей по причине явной неудовлетворенности дочери Галины, сегодня кажутся уже детскими шалостями. Сегодняшний разврат, даже рядовых «звезд» шоу — бизнеса стократно перекрывают ее похожденья в постели и покупке золотых украшений. В действительности же оказалось, что мужиков у нее перебывало мало — по пальцам пересчитать. А стоимость украшений равная стоимости легковой машины советского автопрома выглядит уныло на фоне престарелых певичек нимфоманок.
Все эти дни я пахал, как раб в сортире, то есть гальюне, расположенной на галере. Поэтому практически не выходил из дома, точнее — дворца. Скромненько же жил князь, нечего сказать. Ладно, Санкт — Петербург чуть позже посмотрю. Каков он в эту эпоху. Пока же не до регионального туризма. К счастью, светлейший по жизни был трудоголиком, и мог горбатиться с раннего утра до позднего вечера без устали. В первую очередь надо готовить аналитическую записку на имя государя, со всеми статистическими выкладками, вырезками из иностранных газет, их переводами, докладами наших консулов. Их надобно получить из канцелярии иностранных дел. Министр Нессельроде, которого Меншиков не особо жаловал, мягко говоря, и при первой возможности высмеивал, тем не менее, должен прислать их сразу. Все же князь был в числе вершителей судеб страны. Дабы мне не мешали и не отвлекали по глупым мелочам, придется прикинуться гофрированным шлангом, сослаться на застарелые раны, полученные во время войн с турками. И готовить, усиленно готовить свой сногсшибательный план. С него все и начинается. Завидуйте, торчки с укурками.
Все же гусиные перья, это вам не клавиатура ноутбука, и, даже не печатная машинка. А писать придется много. Злился на себя за медленный темп жутко. Жизнь протекала здесь неторопливо и несуетно. Даже угроза приближающейся войны не могла придать ускорение моим делам. Так все мои прожекты псу под хвост полетят. Придется форсировать при помощи волшебных средств — привычных пендалей. Я так полагаю, их в этом времени никто не отменял. Пришло время личных связей с сильными мира сего. Ну, что же, князь я или не князь? Светлейший или не светлейший? Копия комедийного Жоржа Милославского с его бессмертным — а, нет ли войны какой нибудь сегодня? Ну да, ну да, как не быть кормилец. Шведы поедом заедают. Крымская хан на Изюмском шляхе безобразничают. Ляхи покою не дают. Да, еще Кемьска волость, ни дна ей ни покрышки…
Ничего в этом мире не меняется. Да, нам попаданцам за вредность молоко требуется бесплатно выдавать три раза в день. Здесь я полностью согласен с Иваном Васильевичем Буншей — типичным попаданцем. Не пора ли мне потревожить своего старого приятеля — тутошнего Лаврентия Павловича? В миру, главного начальника третьего отделения Собственной Е.И.В канцелярии, шефа корпуса жандармов Алексея Федоровича Орлова, внебрачного сына одного из фаворитов Екатерины Великой. Вот, блин, управленческая верхушка откуда набирается. Из бастардов. Похоже, клановый принцип придуман не нами. Да и не закончится в эту эпоху. Да, и, заодно проверим, как моя маскировка под прежнего хозяина тела работает. Граф человек весьма умный, проницательный и въедливый. Будем считать встречу с ним первым экзаменом.
Орлов на просьбу о встрече отреагировал оперативно. Почувствовал прожженный жандарм, не будет светлейший его по пустякам дергать. Ну, и я, в свою очередь посмотрю, какой это Сухов. Жандарм, как настоящий кэгебешник, подъехал ко мне на обычной пролетке, закутавшись в плащ и нахлобучив на глаза шляпу. Ага, типа обычный обыватель. Один и без охраны. Хотя пролетка наверняка собственность корпуса жандармов, а дюжий извозчик имеет чин старшего унтер — офицера. Личный ухорез графа. Сорвет голову любому и не поморщится. Многочисленной толпой телохранителей здесь себя пока не окружают. Даже Государь любит прогуливаться по улицам столицы в гордом одиночестве. Жители к этому привыкли и радостно приветствуют императора во время прогулок. Тот вежливо отвечает, а нищим всегда подает милостыню. Мысленно поставил плюсик новоявленному подпольщику — жандарму. Службу знает. Инкогнито, и, в Петербурге инкогнито. Теперь торжественный выход князя. Я взял трость, и тяжело опираясь, пошел встречать дорого гостя. Изобразим дважды смертельно раненого и трижды контуженного бойца красной армии на деревенской посиделке. Статус обязывает.
— Князь! — загудел Орлов и развел в стороны руки. А кто сказал, что с жандармами не здороваются? Тем более с шефом корпуса. — Выглядите прекрасно! Помолодели, посвежели. Несомненно, поездка в Стамбул вам пошла на пользу. Небось, гарем султана навестили? Даже завидую. Я же в канцелярии с утра до вечера пропадаю, света вольного не вижу.
— Алексей Федорович, нечему завидовать, — вздохнул я, и демонстративно оперся на трость, скривился, — в дороге, видать старые раны застудил, теперь шагу сделать не могу. Верите ли, из дома почти не выхожу. А вы временем, позвольте узнать, до каких пор располагаете?
— Часа полтора, два…
Мы поднялись в мой кабинет, где Егор лично сервировал небольшой столик, и, тихо испарился. Знает шельмец, порядок. У меня не забалуешь. Ежли что — на конюшню и десяток горячих выпишем. Зараз сгною….
Мы же с графом выпили немного, закусили. Орлов выжидающе посмотрел на меня.
— Плохо все Алексей. Плохо, — я решил сразу открыть все тайны, и, придавая вес своему заявлению, хлопнул ладонью по столу. А обращение по имени сразу настраивало на доверительность встречи, — Война будет. Чуток поменьше банапартова нашествия в лучшем случае. В худшем — такая же. Может и поболее. С мировыми державами. С султаном нет смысла говорить. Со всеми нашими скромными требованиями поначалу согласился. Да, за него британцы и французы все уже решили. А мы, как на грех, сами своими действиями их к этому подталкиваем. На кой ляд, корпуса ввели в Валахию и Молдавию? Поторопились. Хотя, и они сами бы нашли, к чему придраться. Поверь мне, османы, галлы, бритты и прочая шелупонь скоро в Черное море войдут. Крым будут брать. А у нас на полуострове и войск — то почти нет. Севастополь без бастионов с северной стороны. Да, и австрияки, пруссы, шведы тоже могут присоединиться к нашествию. А государь в это не верит. Ему Нессельроде, этот мерзкий «нашвроде» — другое поет. Елеем глаза и уши заливает. Я боюсь Его Величеству про Крым — то говорить. Лично с лестницы спустит. Никто мысли не допускает об этом. Эх…
— Когда?
— Полагаю, в октябре султан войну объявит. А уж потом остальные подбегут.
— У меня точно такие же взгляды, — вздохнул Орлов, — да, и государь, поверь, все понимает.
— Тяжело нам придется, — я опять налил вино в бокалы, — по моим прикидкам скоро у британцев пехота наполовину будет штуцерами вооружена. Галлы пятую — четвертую часть батальонов осилят. Даже у турок таких ружей винтовальных чуть ли не больше, чем у нас. А штуцер сам знаешь, как бьет, более версты пуля летит. Дальше полевых пушек. Картечь на четыреста шагов меньше летит. Они не только солдатиков наших выкосят, но и пушкарей выбьют. Есть у меня одна задумка, Алеша. Без тебя мне ее не провернуть. Узнал я от верных людей при диване, что турки заказали у англичан новомодные станки для нарезки ружейных стволов. Только — только ихние мануфактуры начали изготавливать. От паровых машин работают.
Да только вот закавыка одна имеется. У султана в казне сегодня денег на это нет. На днях последние мыши в сундуке от голода повесились. За готовые станки платить не могут. Просят годик подождать. А британцы, сам их знаешь прекрасно, за копейку кого хошь удавят и лично в могилку закопают. Любому продадут, кто заплатит. Нам, разумеется, не поставят такие станочки. Вот — вот на продажу могут выставить. А, что, если мы под видом шведов, или же тех испанцев заявимся? Или же американцев? Британцам и невдомек будет, что станочки — то, хоть и по разным адресам разбегутся, да в нашем порту окажутся. Здесь же по чугунке их сразу в Тулу отправим, или на Сестрорецке заводы, а они даже поближе будут. На все — про все у нас с тобой, самое большое, месяца три имеется. Провернем, так государь нам с тобой не только спасибо скажет, но и поклон поясной отвесит. Только не говори мне, что у тебя верных людишек для сей пакости не имеется. Не поверю — с!
— Хм, авантюра редкостная, — задумался шеф жандармов, — такой гадости бриттам еще никто не делал. От одной мысли им перцу подсыпать радостно становится. Может, и, получится. Нужные люди найдутся. Ну, и, голова же у тебя, Саша! Такое придумать! Впрочем, давно известно, что в таких мерзостях за тобой никто не угонится. Аж завидки берут! Лихо у тебя получается. По глазам вижу, что ты еще что — то задумал.
— Надобно друг мой любезный у пруссаков ружьишко одно выкрасть или подкупить кого надо. Есть такой умелец у них. Дрейзе зовут. Создал ружьецо винтовальное с казны заряжаемое патроном. Девять раз в минуту может выстрелить! А мы, галлы, да и британцы с дула пулю заталкивая, один — два раза бабахнем. Пруссаки, тайну эту пуще глаза берегут. Ихний посол в Стамбуле проболтался. Мы хорошенько выпили, так вот он и сказанул в хмельном беспамятстве.
— Я тоже кое — что слышал про ружьецо, — Орлов потянулся к бутылке, — ох, друг мой ясный, сколь знаю вас, а постоянно чем нибудь да меня удивите.
— Только вот это ружьецо — то казнозарядное, через три с половиной недели у нас должно быть. Ну, и, еще кое — что надобно в европах стырить. Вот, списочек для твоих шельмецов. К тому времени я бумагу государю подготовлю. Надо нашему военному министру пинка увесистого дать. Осторожничает. Весь мир на новый ружейный порядок переходит, а он и не чешется…
— Ох, не любите вы, ваше сиятельство, нашего военного министра Василия Андреевича Долгорукого.
— Дело не в любви. Человек он хороший, честный, но так ведь надобно активнее армию перевооружать. А то у нас ружья со времен французова нашествия не изменились. Я с такими фузеями с турками дрался. Счас только вместо кремня капсюли ставим на запальную трубку. А дальность такая же осталась — триста шагов. А вся кавказская армия до сих пор кремневыми ружьями пользуется. А это, считай фузеи эпохи Петра Великого. Срамота одна. Правда, и во всем мире почти такая картина. Но года через два — три новая эпоха начнется…
— Да, средств на это немало понадобиться, — главный кэгебешник внимательно просмотрел список.
— За станочки придется платить, предполагаю — двойную цену. Англичане дешевле не отдадут. Для этого я могу и свои средства отписать. Для этого — не пожалею. Пока казна развернется. У нашего министра финансов копейки не выпросишь для дела полезного. Жмот — с редкостный. А времени совсем нет. А все остальное можно и стырить. Твоим жандармам, чай, не впервой секреты красть. Небось, обучены…
— Ваше сиятельство, как вы плохо думаете про нас — жандармов! — фальшиво возмутился Орлов, — французы, британцы и прочие про нас в своих газетах гадости всякие печатают. Да и местные либералы пакости про нас пишут в своих жалких газетенках. И, вы, друг любезный повторяете неправду всякую. Разводите вольтерианство непотребное!
— Простите граф, — повинился я, — не знаю секретов ваших. Как же правильно надо говорить, просветите темного…
— Гм-м, негласное изъятие. Все согласно требованиям нашей службы, к тому же, государем утвержденных самолично.
— И, еще, одну безделицу сущую попрошу граф. Подбери — ка мне десятка два жандармов половчее. Ну и, офицера опытного. Чтобы в вашем жандармском деле был силен, воинскую службу разумел, и, секреты у супротивника смог вытянуть без брезгливости. Это и в глаз сумел ткнуть, и в морду двинуть, или еще там чего необходимо для разговорчивости. Есть задумка у меня одна. Через месяц — два карты раскрою. Как раз для твоего корпуса. Иным боюсь даже говорить об этом. Прибьют, или отравят недруги. От этих масонов проклятых в Санкт — Петербурге спасения нет. На тебя только и надежда одна осталась. Поверь мне друг любезный.
— Мда — а, — Орлов потеребил ус и внимательно посмотрел на меня, — видать и в самом деле нас ждут тяжелые времена. Если вы, ваше сиятельство обращаетесь к нашему корпусу с такой просьбой, значит, есть серьезные опасения. Подберу вам людей. Хотя это первый раз за годы моей службы, чтобы к жандармам обращались. И, не в обиду князь, тут в свете начали ходить слухи, что вы Стамбуле весьма вольно обошлись с султаном?
— А-а, это про то, что я, дескать, к султану на прием, дабы поклон не отдавать, задом заползал? Да, еще без парадного мундира, согласно своего звания посольского, в обычном сермяжном сюртуке притопал? И вел себя дерзко? Этикет вековечный нарушал? Над порядками турецкими глумился? Глупость несусветная! — я махнул рукой, — слухи сии британскими прихлебателями через продажных ляхов специально распускаются при дворе, дабы показать всему миру, какие русские варвары и негодяи. Вы то граф, сами в это верите? Какой султан в полном уме, надумает двери позолоченные во дворце, еще византийскими кесарями возведенными, кои трех с половиной саженей вы высоту, двух с половиной в ширину, ради одного посла переделывать меньше банного проема? Размером в дыру в собачьей будке? Чтобы значит, русский посол раскорякой вползал? Эх, да я бы для дела успешного, лично бы на карачках от бухты Золотой Рог до султанского дворца по собачьи приполз. Неужели я бы стал государя нашего на посмешище выставлять? Пустое это все граф! Наветы.
Уверен, что Нессельроде этим слухам только радуется, да пальцем своим мне в спину тычет. Удивительно, по русски двух слов связать не может, а министр иностранных дел! Тьфу! Все нас пытается на поклон к австриякам, да пруссам привести. Одни к англичанам продажным тянут, другие к немцам. Тьфу! Тьфу! Тьфу! Будто мы сами своим умом жить не можем. Верно баснописец Крылов заметил, что все хотят, что бы мы для них каштаны своими руками доставали. Стыдно — с!
— Лично я не верю в подобные мерзкие слухи, как вы вели себя с султаном, — главный жандарм посмотрел мне в глаза, — и государь тоже так думает. А, к Карлу Васильевичу вы, все же несправедливы князь. Конечно, он развития, самого, что ни на есть — обыкновенного, скрывать не буду. До вашего остроумия и тонкости наблюдения ему далеко, но предан государю до крайности, работает сверх меры. В министерстве порядок полный у него. Уже достаточно того, что от вас ему непременно достается. После ваших выпадов валерьяной отпаивается, да пиявками спасается.
— Ну, вот, опять виновным оказался, да хоть бы и сожрали его эти пиявицы болотные! Я бы для такого дела лично сотни две наловил — не жалко. А что, пожалуй лично и наловлю, да презентую ему. Пущай ему кровь сосут до последней капли. — Пожал я плечами, — впрочем, граф, меня осенила только что одна мысль.
И в самом деле, как же я забыл этот факт. Меншиков в это время считался одним из первых острословов империи. Чем — чем, а природа наградила его, теперь уже меня получается, ехидным языком, можно даже сказать змеиным. Кобра и та от зависти узлом завяжется. Не случайно же про светлейшего ходили анекдоты и разные истории, в которых он был главным героем. Даже сексуальным маньяком выставляли. Подвиги великие совершал с баронессами и графинями в разных позициях и условиях. Сейчас и не разберешь, где, правда, а, где, ложь. Князя можно смело было назвать аналогом Задорнова, Штирлица, поручика Ржевского и Петьки с Чапаевым в одном издании. Одни ему завидовали, другие ненавидели до посинения, третьи подражали. Короче, равнодушных не было ко всем его выходкам. В это время в обществе был запрос на подобные квазиисторические сплетни и бредни. Хоть мне в этом повезло. И эту придурушную особенность Меншикова надо было повернуть в свою пользу. Чего — чего, а, разных историй и баек у меня навалом. На десяток попаданцев хватит.
— Сегодня весь свет из Санкт — Петербурга разъехался на лето. Одни на воды укатили, другие в имения. А скоро вернутся, и мне покою от них не будет. Мне же не до них станет. К баталиям надобно готовиться. Вот и подумал. Найди мне друг любезный, бумагомараку какого нибудь, что ни на есть, подлейшего образца. Пусть он соберет все анекдоты про меня, истории разные, в том числе непотребные, да я еще от себя добавлю, и месяца через два — три издаст. Деньги для этого дела дам. Пока в свете обсуждать все мои литературные похождения будут, я много дел переделаю. А главное — иностранцы — почти все шпионы, без коих ни один салон не обходится, в неведении останутся. Сам прекрасно знаешь, как все наши тайны и секреты за кордон утекают. Пусть надо мной потешаются, да в серьез мои идеи не принимают.
— Хорошая мысль, — неожиданно поддержал меня Орлов, — нашим пустобрехам салонным только повод дай, до конца дней своих будут обсусоливать. Им на дела государственные и тайны наплевать. Для них сплетни, слухи и интриги основа существования. Есть у меня один шелкопер на примете. Негодяй редкостный, настоящий подлец, между нам говоря, паскуда полнейшая, лично бы удавил скотину! Хотя признаюсь, пишет бойко. Незаметно ему идею и подкинем. А копеечек не надо. Он за подобную книгу немалую деньгу сшибет. Много желающих будет тебе кости перемыть. Раскупят враз, хм, тем более про тебя, князь. Да и мне самому, право слово, интересно почитать нелепицы всякие, особенно на ночь. Успокаивает, знаете ли…Только одна заковыка имеется. Благодаря сей нелепице, потомки о тебе самые нелестные суждения иметь будут. Ты же сам прекрасно знаешь, коль охоча наша читающая публика подобному бреду верить. Неужели не боишься в истории такой след оставить?
— Мне эти мерзости мне до причинного места. Больше всего заботит то, что война на носу. Не успели от бонапартова нашествия восстановится, так еще одна беда назревает. Не дают британцы проклятые нам покою. Ты же знаешь меня мой дорогой друг. Я мзду не беру, мне больше всего за державу обидно!
— Хм, хорошо сказано. Сколь времени знаю вас, мой друг, а удивляете постоянно. Сие изречение надобно в бронзе отлить да потомкам нашим оставить на память. За державу обидно! Запомню сие изречение, — кивнул головой шеф жандармов.
Я скромно промолчал, что это изречение бессовестно стибрил из фильма будущего — «Белое солнце пустыни». Нелегкая доля у попаданцев. Воровать у потомков сплошь и рядом приходится. А что делать? Все равно уже изменения истории начались помимо моей воли. Я же не просил меня перебрасывать в прошлое, да еще в тело Меншикова. Господи, прости меня грешного. Не ради своего блага стараюсь, а для народа нашего. Орлов заторопился. Наверное, у главного жандарма империи в темных подвалах еще осталось немало врагов государства недомученных. У-ф-ф! Гора с плеч упала, когда граф укатил инкогнито обратно. Вроде он особых изменений в личности светлейшего не заметил. Хотя мне эта встреча далась тяжело. Да, нелегка ты доля попаданца.
А вот была бы живая жена у князя, вмиг бы раскусила. Тут уж повезло, что князь вдовец. Как там говорится, бабы — они сердцем чуют. Да и дети, слава Богу, давно отдельно живут. Свои семьи, дети, проблемы. А вот с ними встречаться у меня тоже желания особого не было. Будем надеяться и молиться самому главному русскому богу — Авось, и его могучему брату Небось. Может их совместная сила всемогучая пронесет нелегкую.
Здесь о себе напомнил Егор, на серебряном подносе подал серую картонку — визитку. Ах, да чуть не забыл еще про одного лично мною приглашенного посетителя. Эх, закрутились дела! Завертелись! Закружились! Я потер руки. Говорите, Севастополь у нас отнимите, флот черноморский порушите? А, кукиш с хреном вместо масла не хотите, господа европейцы?
— Егор, просителя в библиотеку проводи. Не, перепутай, морда, сгною…
— Не малой, понимаю, ваше сятельство, можно было и не лаяться почем зря. Пошто лаетесь попусту, и сами не знаете…-
Книгохранилище у князя было действительно великолепным. Если верить современникам, самая большая в Европе личная библиотека. Вызывала зависть. Немало редких книг, за которые ценители никаких денег не пожалеют. Признаться, работалось здесь намного лучше, чем в кабинете. Хотя, честно признаться, те издания, которые успел просмотреть, меня не впечатлили. Знания, которые для этого времени были истинной в последней инстанции, для двадцать первого выглядели детским лепетом. Тем не менее ценность изданий от этого меньше не становилась. Раритеты. Надо было сделать все, что бы они остались в России на веки вечные и служили народу нашему для развития. Завещание надо написать, пущай их передадут в библиотеку. По моему в этом времени уже действует публичная библиотека, аналог нашей Ленинки.
Дверь в библиотечный зал открылась, и вошел крепкий мужчина. С любопытством начал осматривать многочисленные полки с томами.
— Борис Семенович, добрый день, — как можно добродушнее улыбнулся я. Первый раз после моего переноса придется общаться с профессором физики Якоби. Настоящим ученым. Бывшим немцем по происхождению, и русским по проживанию.
— Рад видеть вас сиятельство, — нагнул голову ученый, — я много слышал про вашу библиотеку, но, признаться, не ожидал, что у вас такое огромное количество манускриптов. Мне повезло увидеть ценные тома древности.-
Акцент, разумеется, у профессора присутствовал, но все равно говорил намного лучше, чем третируемый Меншиковым министр иностранных дел Нессельроде.
— Если желаете, мы проведем нашу беседу на вашем родном языке, — предложил я. Не зря же князь прекрасно говорил на нескольких европейских языках. А его немецкий вообще был безупречен.
— Это будет не честно по отношению к моей новой родине, — именно здесь я состоялся в качестве ученого, а, всем моим начинаниям оказали всемерную поддержку от Государя, — отказался Якоби, чем вызвал мое расположение. Опять же по воспоминаниям современников, он был настоящим патриотом России, и, с уважением относился к действующему императору.
— Не буду вас интриговать, дорогой Борис Семенович, мне бы в данный момент хотелось поговорить о ваших изобретениях, которые очень скоро потребуются нашей армии и флоту. В первую очередь речь пойдет о ваших гальваноударных минах, кои наш флот уже принял на вооружение.
— Смею заметить, что приоритета по минному делу у меня нет, — возразил собеседник, — здесь основную роль сыграл мой покойный друг Павел Львович Шиллинг. Честно говоря, по своим заслугам он выше вашего покорного слуги. Мне неудобно, когда его заслуги приписывают несправедливо мне.
— С Павлом Львовичем мне приходилось пересекаться в былые годы. В первый раз во времена наполеонова нашествия в действующей армии. Оба были молоды, горячи, рвались в бой. Позже уже по государственным делам. К тому же Павел Львович был хорошим другом нашего поэта Александра Сергеевича Пушкина. Также приходилось встречаться на вечерах. С Павлом Львовичем, приятелями мы не были, тем не менее, общались к взаимной пользе. Только удивляюсь, как он терпел мой несносный характер…
— Да уж, премного наслышаны, ваше сиятельство, — легко согласился профессор. Ой, любят здесь князя, ой любят! А когда помру, так и вспомнят добрым словом, да помянут под квашенную капустку с огурчиком.
— Я знаком с вашими минами, и, признаться, восхищен. Вы, профессор, меня подтолкнули, чтобы и я, ваш покорный слуга, отметился на почве изобретательства. Вот. — Я протянул листы со своими рисунками и чертежами. Ничего сверхсложного придумывать не стал, просто старательно перерисовал классическую шарообразную мину с рогами начала двадцатого века. Скромненько и со вкусом. Главное дешево, что самое главное. Казне разору не будет.
Якоби внимательно начал просматривать листы, и, восхищенно заметил, — ваше сиятельство, это превосходно! У меня просто нет слов, чтобы выразить свое восхищение. Признаюсь, мои мины по сравнению с вашими кажутся примитивными бочками. Какое остроумное решение, придать минам круглую форму. Ага, около шести пудов черного пороху пробьет дно самому крепкому линейному кораблю и разрубят верхнюю палубу. Даже тележки, сбрасываемые с палубы по рельсам, служат якорями. Хм, а, это, я так понял, механизм, который сам устанавливает мины на необходимую глубину? Вы решили для подрыва использовать мою идею. От удара склянка разбивается, кислота попадает на пластины, и электрическая сила зажигает порох. А, главное, все просто и надежно! Нет, несомненно, нужно тотчас в механической мастерской взамен прежних мин, вырабатывать эти, ваше сиятельство. Поверьте, я искренне признаю ваш технический талант. Любое судно теперь можно легко превратить в носитель мин, и, за считанные часы перекрыть неприятелю все подходы.
Я же чувствовал себя настоящим вором, стырившим у настоящих изобретателей грозного оружия их идеи. Инженеры старались, за пятьдесят лет совместными усилиями выработали самую эффектную и простую конструкцию. Так вы еще и жулик первостатейный, ваше светлейшество? Стыдно — с. Нет, обязательно надо сходить в церковь и покаяться. Свечку пудовую поставить, во искуплении, так сказать. Так ведь в этой реальности, именно мины Якоби меньше, чем через год перекроют путь армаде французов и англичан к Санкт — Петербургу. Впервые в мире будет в массовом количестве применено это оружие. По большому счету, я лично ничего нового не принес, по отдельности все эти устройства уже предлагались отечественными энтузиастами в 1830–1850 годах. Первые образцы мин появились более двадцати лет назад, с сегодняшней моей точки зрения.
Надо же, еще в первой четверти девятнадцатого века, в эпоху заряжаемых с дула пушек и ружей, появилась вундервафля, изменившая радикальным образом тактику обороны побережья. Теперь, даже самое захудалое приморское царство — государство может доставить пакости флоту агрессора. Просто из за заскорузлости мышления новое оружие тутошние адмиралы всех флотов считали баловством. В том числе и надменные британцы к минам поначалу относились с полным пренебрежением. Пришло время исправлять упущение, и, вынимать из запасников разработки предшественников.
Кстати, в той реальности, Меншиков также отнесся довольно прохладно к этому оружию. А, зря, ваше, вернее — наше сиятельство положили один подручный орган на рогатую смерть. В крымской войне таким минам также нашлось бы применение. Будем исправляться. Причем, быстро. Ведь я же, к тому же, какой — никакой адмирал. Даже покомандовал в свое время балтфлотом. Все же пользу адмирал принес Балтийскому флоту, и самое главное, вреда особого не принес водоплавающим. Может, просто не успел, или же лень была несусветная. Если быть совсем честным, светлейший порядок административный все же навел. Разгреб завалы, которые копились десятилетиями, дал толчок для дальнейшего развития. Этого не отнять. Его современники подобный факт отметили. Пустячок, а приятно. Его сиятельство был человеком дотошным, даже щепетильным. Любил вникать в любую мелочь, лез в каждую дырку, куда его и не просили и не пускали, даже не приглашали. Причем, протискивался без масла. Дамам сие качество весьма нравилось. Но, самое важное и главное, Александр Сергеевич был честным. В распиле казенных средств ни разу замечен не был. Будто и не прямой потомок славного предка. Наоборот, со всей своей сиятельской мощью бил по пальцам местных казнокрадов. Не всем же адмиралам побеждать в морских баталиях, некоторым и в бюрократии надобно разбираться.
— Замечательно, эти мины срабатывают от прикосновения днища корабля. И, теперь не надо к ним подводить специальные кабели с электрической силой, — отметил Якоби.
— Нет, ваш метод подрыва на расстоянии при помощи электричества превосходен. Ежели мина в ударном варианте сработает, то супостат будет знать, что впереди минное поле. И, откажется идти вперед. Ваш метод позволяет их установить заранее, а, все наши суда смогут без опаски ходить над минами. А из укромного места включить их тогда, когда враг зайдет в ловушку. Теперь же можно заманивать их хитростью. Наши корабли, якобы, уходя от погони, завлекают их в капкан. И — все! Те, вражеские корабли, которые будут повреждены, наши спокойно вернутся и добьют. А мины к этому времени будут отключены. Здесь надобно, только провода надежно залить гуттаперчей, дабы, могли длительное время находиться в морской воде.
— Именно сегодня, мы меняем старые провода на новые, — кивнул Якоби, — вот — вот получим партию превосходного каучука из Британии. Исходя из ваших предложений, думаю, провода заливать в два, а то и три слоя. Морская вода съедает гуттаперчу быстро. -
С профессором общаться было интересно. Он все новые идеи, даже высказанные вскользь, сразу принимал. Договорились, что уже через месяц первые мины будут испытаны и приняты на вооружение. По моим скромным подсчетам только для обороны Крыма надо в первое время минимум пятьсот единиц. А вот мины господина Нобеля, в этот раз, похоже, к производству приняты не будут. Я постараюсь не допустить напрасной траты средств. Очень мал пороховой заряд в них. Даже взорвавшись у самого дна корабля, они не причиняли никакого вреда. Только всплеск один, как от обычного пука.
Пущай господин Нобель уж лучше своим нитроглицерином занимается. Кажется, этим увлекался его брат. Хотя, я уже наметил, что в этот раз господину шведу Нобелю изобретателем динамита не быть. Насколько я помню, первым нитроглицерин синтезировал итальянец Собреро еще в 1846 году. По взрывной мощности он в двадцать раз превосходит черный порох, а по отдельным параметрам в четыре — пять раз тротил. Только у нитроглицерина один недостаток — он взрывается от любого сотрясения. В России же в этом направлении отметился профессор химии Зинин, учитель Нобеля. Кстати, профессор передал шведу готовую технологию и правила безопасности. Да и идея связать нестабильную и очень опасную жидкую взрывчатку тому же Нобелю позже подсказал русский артиллерийский офицер Петрушевский, талантливый химик. Он уже в 1855 году предпринял первые попытки соединить коварное жидкое ВВ с пористым наполнителем. Это инертное вещество устраняет главный недостаток нитроглицерина — нестабильность. Именно этот офицер в том же году испытал на артиллерийском полигоне бомбы, начиненные новым ВВ. На генералов испытания произвели потрясающие впечатления. От взрыва двух пудовых бомб оставались огромные воронки. Один такой снаряд мог спокойно уничтожить любой линкор в этом времени. По моему, в изучении нитроглицерина отметились еще несколько русских химиков. Решено. Нахожу Петрушевского, тем более он находится в Санкт — Петербурге, и создаем динамит. А господину Нобелю и нефтяным королем также не светит. Крокодила надо давить тогда, когда он еще в клопах ползает. Никаких комитетов по премиям в иноземном варианте не будет. Довольно. Первым станет русский химик, который и разработал состав в действительности. Все как всегда. Мы были первые, а славу и все деньги забрал себе более оборотистый и шустрый иностранец. Пора прижимать иноземных дельцов. У нас и своих талантов в стране немерено. Хоть в бочках засаливай с хреном и перцем. Я попрощался с Якоби, которого попросил подготовить для меня еще кое — что по мелочи. Впрочем, не совсем мелочи. В свое время они покажут свою мощь. Академик, человек энергичный и деятельный поддержал мои идеи и заверил, что в любом случае воплотит их в реальность.
Как бы я не старался, а за две недели добиться явного изменения в лучшую сторону не удалось. А ведь многие попаданцы, если верить авторам альтернативки, начинают менять реальность с первого часа, если не минуты, в прежней эпохе. У меня же так не получалось. Слишком велика инерция махины истории. Конечно, роль личности играет свою роль, но слишком уж долго прорастают ростки нового, светлого и чистого. Как там говорил француз Мишель Монтень, кто никуда не плывет, для того не бывает попутного ветра. И, здесь, похоже, первые слабые дуновения ветерка наметились в мои паруса. Ни о каком ускорении технического прогресса, речи идти не может, ежели не готова научная, производственная, технологическая и кадровая база. А в этом плане работы непочатый край. На все будущие поколения хватит.
В ближайшие три десятка лет при всем своем старании пистолет — пулемет системы Судаева, знаменитый ППС мне создать не удастся. Даже картечницы Гатлинга не склепать. Про дизель я молчу. Паровые машины еще до ума не довели. Чего говорить, даже котлы похожи на те, что в деревенских банях используют. Только крышка привинчена с трубкой, по которой пар на поршень подается. Пока тело князя мне служит, будем находить самые дешевые и простые варианты. А там, куда кривая Гаусса выведет. Надо признаться, что мне все таки повезло. Светлая сторона силы перебросила мое сознание в тело исторической личности. А князь имеет возможность, в какой то мере повлиять на события. Страшно представить, что если бы я очнулся под забором в теле местного забулдыги! Здесь хоть в лепешку разбейся, а ни до кого не достучишься. «Синяк» и середине девятнадцатого века остается последним ханыгой. Бомжара, он и в двадцать первом веке — бомжара.
В обед я обратил внимание на сумрачного Егора. Было видно, слуга явно был не в себе.
— Никак что случилось братец?
— Ничего такого ваше сиятельство, так, сущая мелочь…
— Все таки хотелось бы знать, что же такое в моем доме происходит…
— Да у кучера нашего Матвея сынишка животом с утра мается. Схватило — не отпускает. Дохтур порошки дал, да не помогают. Матвей извелся весь. Один сынишка — то у него, наследник. А три девки не в счет. Вырастут, замуж выйдут и все, ломоть отрезанный…
Стыдно признаться, а я особого внимания на прислугу не обращал. Живут во флигеле, сыты — обуты — одеты. Что еще
надобно челяди, маленькому человеку? Есть хозяин, то бишь я, обслуживай, лелей, получай временами лещей. По сердцу словно наждаком провели. Быстренько же я, попаданец, обуржуазился! «Новым — старым» прожигателем жизни себя почувствовал. А потом удивляемся, с какого такого перепоя революции происходят. Аристократов на уличные фонари тащат, супротив их воли. Разумеется, я бы тоже стал сопротивляться, когда на шею петлю набрасывают. Что ж, начнем менять реальность в социальной среде. Я направился во флигель, Егор семенил сбоку и трещал без умолку.
— Ваша светлость, может все и обойдется. Дите ведь. Набегался, напрыгался, вот у него и брюхо — то защемило…
В двухкомнатной, если так можно сказать, квартирке, на широкой лавке застеленной армяком, лежал мальчонка лет семи, тихо всхлипывал, и прижимал к груди деревянную резную игрушку. Рядом топтался Матвей, шмыгала носом его жена Авдотья, тихая скромная женщина, служившая на кухне посудомойкой. Из — за двери испуганно выглядывали испуганные дочери. Все ошарашено смотрели на меня. Не было случая, чтобы князь снизошел до посещения обслуги. Да, в народ князь ходить не приучен. Фу, звучит как — то двусмысленно. Подвинув табурет, я сел и положил ладонь на лоб ребенка. Все же князь был неплохим ветеринаром, чем гордился, и, в простеньких болезнях немного разбирался. По большому счету человек и животное имеют много сходства, даже хвори почти одинаковые. В том числе и методы лечения.
— Как зовут — то тебя герой? — как можно веселей спросил я, и, осторожно прощупал живот.
— Ва — ня-я, — протянул мальчик, и, закусил губу от боли.
— Сильно болит?
— Спасу нет, как ломит…
— Ничего Ванюша, сейчас мы привезем доктора, и он вылечит тебя.
Похоже у ребенка типичный аппендицит. Как только его угораздило. Я даже не знаю, делают ли в это время операции. Получается, сынишка Матвея обречен? Я вышел из флигеля. Недалеко столпились все насельники. Ба, как оказывается много у князя слуг. С женами, да детьми наберется на целую небольшую деревню. Значит, меня обстирывают, обштопывают, откармливают, обслуживают. Что ж, пора долги возвращать простому русскому человеку.
Я хлопнул себя по лбу. Вот же балда попаданская! Совсем забыл по причине своей рефлексии и жалости к собственной персоне. Все же крест попаданца меня не прельщает. Эх, домой бы вернутся! В свое время. Видать, об этой мечте надо забыть навсегда. Чем быстрее, тем лучше.
— Егор, Матвей, запрягай карету срочно. Сейчас напишу письмо к хирургу Пирогову. Он в медицинской академии сейчас должен быть. Ванюшку в детскую перенесем. Нечего ему в тесноте лежать. Быстро протрите там, воды вскипятите побольше, да охладите. Много надо ее.
— Да быстрей шевелитесь бабы! — рявкнул Егор. Началась суета. Я осторожно поднял Ванюшу на руки.
— Я сам дойду барин… — смутился мальчишка.
— Нет, братец, тебе сейчас шевелиться никак нельзя. Терпи родненький. Вот доктор разрешит — другое дело.
Осторожно перенес ребенка во дворец. Написал коротенькое письмо, вручил Егору.
— Лично с Матвеем поедешь и передашь в руки Пирогову. А то он двух слов не свяжет от волнения. Не забудь сказать, чтобы эфиру доктор взял для операции, эфиру для наркозу, да поболе. А то Ванюша от боли и помереть может. Во весь опор гоните. Не опоздайте нехристи. Ежли что — сгною…
Пока ждали приезда талантливого хирурга, я находился неотлучно с Ванюшой. Тот не выпускал из рук игрушку.
— Экий у тебя конь. Как живой. Во всех деталях вырезан. Даже завитушки мельчайшие видны.
— Так это мне тятя его вырезал… — слабо улыбнулся мальчишка. — Он всем игрушки вырезает…
— Это хорошо, что у тебя тятька такой рукастый. А я брат, ни за что так не смогу, — несомненно, Матвей, этот малоразговорчивый, робкий при мне человек, оказался необычайно талантливым. Даже жалко, что его способности пропадают. Стоп. А кто сказал, что они пропадут? Ну, уж нет. Не бывать этому. Это говорю я — сам светлейший! Слово мое — закон! Господи, да чего я несу. Ребенок уж ножки в могилку свесил, а у меня гордыня дуром прет!
Мои размышления прервал шум, и, в сопровождении Егора в детскую вошли три незнакомых человека. Я когда то видел иллюстрацию, как великий хирург проводил операцию. Точнее — целую скульптурную группу. Но, тем не менее, в лицо узнать не мог.
— Прошу прощения, что оторвал вас от важных дел господа. У меня есть подозрения, что у мальчика аппендицит.-
Пирогов быстро и осторожно пропальпировал живот ребенка.
— Действительно, воспаление отростка. Вы совершенно правы, ваше сиятельство. Срочно готовим операцию. Протрите мой инструмент винным раствором. Нитки шелковые обработайте. Помощники быстро и без суеты начали готовиться к операции. Все посторонние покинули детскую. Я одобряюще подмигнул мальчишке. Сжал ладонь в кулак, поднял до уровня плеча.
— Держись Ванюша! Но пассаран! Мы пробьемся!
Ваня слабо улыбнулся и помахал в ответ ручкой. У меня сжалось сердце, выступили на глазах слезы. К дыханию смерти привыкнуть невозможно. Это тот, настоящий Александр Сергеевич, был воякой отменным. В бою себя не щадил и врагов не жалел. Не один раз ходил в рукопашную. Воевал он много. А я то и десятой доли того, что он испытал, не видел. Отслужил срочную после университета один год. Правда, в южных регионах. Пару раз только были в оцеплении, когда спецназовцы выкуривали очередных ваххабитов. Помню, кто то из местных нам в спину стрелял. Честно говоря, я не понял ничего. Просто по нашему «Тигру» словно кто — то молотками стал бить. Рикошетом меня в руку слегка зацепило. С виду пустяк. А в госпитале пришлось почти две недели проваляться. В документах ранение отметили, и таким образом неожиданно стал участником военных действий. Ветераном локальных войн. Как в народе шутят про таких — «герой — с печки долой». С тех пор, я уже подсознательно спиной к кавказским народам не поворачиваюсь. В глаза можно любые добрые слова говорить, а в спину ножом ударить. И поделать с собой ничего не могу. Видно, на уровне подсознания все получается.
Пока шла операция я в волнении ходил у двери, и успокаивал плачущую Авдотью и Матвея. Для них операция казалась невообразимым действом. Видано ли, живого ребенка ножом кромсать! Покушение на святые устои.
Через полчаса из детской вышли Пирогов и его помощники.
— Господа! Если бы видели, как Николай Иванович провел уникальную операцию! — возбужденно заговорили его ассистенты. Впервые в нашей империи ребенку такого возраста проведена с таким блеском операция под эфиром! Успели в самый последний момент.
— Владимир Афанасьевич, прекратите. Так вы же сами ловчее меня совершаете такие процедуры. Да и Петр Савич хирург от Бога. Через пять минут ребенок придет в себя. Пока за ним присмотрит господин Караваев, а, потом я пришлю сиделку. Просьба, мальчика не тревожить. Двигаться ни в коем случае нельзя. Хотя бы двое суток.
Родители упали в ноги медикам.
— Ну бросьте. Пустое. Вы должны спасибо говорить их сиятельству. Если бы не он, то все было бы гораздо драматичнее.
— Господа, прошу вас отобедать. Не знаю, как вас и благодарить. Отказа не приемлю. Его-о- о-р, где тебя черти носят? Сгн…, тьфу, все готово? Прошу, прошу, покорнейше… — на правах хлебосольного хозяина я махнул рукой в сторону зала. — Я так чаю, вы даже отобедать не успели.
— Уж собирались из академии уходить. В самый последний момент ваше письмо передали. Вовремя, можно сказать.
Пока в теплой и непринужденной обстановке я со светилами медицины обедал, лихорадочно прокручивал возможные подходы к интересующей меня теме. Пирогов внес огромный вклад в лечение раненых в Севастополе. Да и его помощники, также оказались специалистами высочайшего уровня. По моему этим хирургам — Караваеву и Платонову установили памятные доски, и, даже назвали в их честь улицы. Эти доктора были под стать Пирогову. Новаторы и энтузиасты поднимали в России медицину на высочайший уровень. После обеда, как обычно заведено было в эту эпоху, начался непринужденный светский треп. И я решил направить разговор в нужное мне русло.
— Да — с, я ведь с вашим братом медиком познакомился на войне. Хотели мне поначалу ногу оттяпать. Ее турецким ядром зацепило. Так не дал; мол, делайте все что угодно коновалы, а ногу сохраните. Как начали ковыряться в живом мясе, так не поверите господа, из души в душу крыл вашего брата самыми бранными словами, истинный крест. А слова то все самые мерзкие вылетали. До сих пор стыдно за них. А злодеи только ухмыляются, да своими крючками в раны лезут.
— Хе — хе, ваше сиятельство, — усмехнулись хирурги, — чего только не было. Бывало, ножами в нас раненые кидали. Один раз корнет не утерпел, из пистоля стрельнул. Понимаем, что боль адская. Не было на нашей памяти случая, чтобы без крику, стону да слез, раненые держались. Это выше человеческих сил, такую муку терпеть.
— Вот, думаю, какое счастье, что Николай Иванович эфир придумал в операции использовать. Сколько жизней спасет, а то от боли и сердце остановится. Я так думаю, что очень скоро господа, вашего эфиру понадобится весьма изрядно, — я изобразил на своем лице задумчивость, — да вот еще бы научиться руки ноги солдатикам сохранять.
— Так, Николай Иванович и разработал метод, который позволяет сохранять конечности, одна только накладка из крахмала чего стоит. Раньше сколько хлопот с лубками было. Сейчас минутное дело, и, конечность зафиксирована, — заметил Платонов, — я так, понимаю, нас опять война ждет?
— Надеюсь, господа все мои размышления останутся между нами?
— Обижаете ваше сиятельство, — встрепенулся Пирогов, — слово чести.
— Будет. Скоро. Большая. — Я ударил кулаком по столу, — думаю, супостат к нам полезет дуром. Я на днях повспоминал все, что на войнах испытал. Свои мысли хирургического толка, взял, да изложил. Не обессудьте господа, если, что не так. Не до каллиграфии было…
Я передал им небольшую стопочку своих каракуль. Честно говоря, волновался. Ведь многие рекомендации из нашего времени, привычные нам, здесь покажутся открытием. Хирурги внимательно изучали листки минут десять. Чтобы не мешать им, я тихонечко вышел из залы, навестил Ванюшу.
Мальчик пришел в себя. По прежнему продолжал прижимать к себе игрушку. Рядом с ним сидели Матвей и Авдотья.
— Ты Ванечка лежи, и, пока не двигайся. А то швы разойдутся. Вот когда доктор разрешит, тогда и ходить начнешь. — Я повернулся к кучеру, — Не думал Матвей, что ты такой умелец. Вон какого коня вырезал, будто живой. Руки у тебя золотые. Хочу тебя попросить братец об одной услуге.
— Ваш сятельство, да, ради Вас я, что хошь сделаю! Ведь сына спасли! Век Богу молиться с Авдотьей будем, — кучер бухнулся в ноги. Мне стало неудобно. Вот времена! Не могу я привыкнуть к этому никак. Как там, в моем времени, в одной кинокомедии жулик Милославский говорил — ну, бухнулся раз, бухнулся два — сколько же можно!
— Вечером зайди ко мне. Бумаги с чертежами дам. Объясню, что мне надо. Только никому не болтай. Дело государево.
В обеденном зале хирурги активно обсуждали мои предложения. Я занял свое место.
— Ваше сиятельство! Вашим заметкам цены нет! — Пирогов даже подскочил на стуле, — если только четвертую часть ваших идей в медицинское дело пустить, такой шаг вперед будет. Ваша идея организации медицинских отрядов не имеет даже похожих явлений. Ни у англичан, ни у французов, ни у пруссаков, такого даже рядом нет. А ведь это самые передовые в медицине страны. Многие наши доктора у них учились, а с подобными нововведениями и не встречались.
— А ваша идея использовать при переломах гипс просто гениальна! — поддержал Платонов, — какое счастье, что я заехал сегодня в академию перед своим убытием. Иначе бы не познакомился с вашими записями.-
Я почувствовал себя настоящим вором. Ведь именно Пирогов первым начнет применять гипс через год в Севастополе. Чего и говорить, за сто пятьдесят лет военно — полевая медицина накопила огромный опыт. Чего — чего, а, за это время сколько войн прошло, не сосчитать. И каждая привносила в медицинскую науку свой печальный опыт.
— Ну, что вы господа. Использовать гипс, идея Николая Ивановича. Просто я крахмал, который он с успехом апробировал в лубках, заменил на другой материал. Более дешевый, и, распространенный в строительном деле. Его у любого приказчика можно заказать по смешным ценам. Крахмал же дорог до неимоверности. Во время войны его весьма много потребуется. Пока же, особо не распространяясь, я бы попросил вас господа, незаметно готовится к печальным событиям. Поэтому обращайтесь ко мне в любое время.
— Я так понимаю, что нам предстоит ехать в действующую армию на Балканы или Бессарабию?
— Хуже Николай Иванович, боюсь напророчить, но опять к нам полезут — на Русь Матушку. Очередной вариант бонапартова нашествия. А времени у нас нет. От слова — совсем…
Доктора сделались серьезными и мрачными. Они то прекрасно понимали, что это такое. Боль. Кровь. Смерть. Инвалиды. Вдовы. Сироты. Они даже наотрез отказались взять плату за операцию. Матвей развез их по домам, и вечером пришел ко мне. А вскоре прибыла сиделка для Вани. По просьбе Пирогова она будет при мальчике неделю.
Я показал мастеровитому кучеру все свои рисунки, схемы и чертежи. К моему удивлению Матвей сразу разобрался в них. Мы начали обсуждать с ним все детали. Он задавал точные вопросы, предлагал свои решения. Мне пришлось даже вносить изменения в схемы. Незаметно я увлекся творческим поиском. Чего и говорить. Князь и кучер в изобретательстве сила. Чтобы воплотить все мои идеи в модели была нужна мастерская, и еще пару помощников. Матвей заверил, что у него есть такие умельцы, что и блоху подкуют на ходу, и аркан накинут, а потом и пахать научат. Для работ выделил пристрой у каретного сарая. Только из него надо всякое барахло убрать. Договорились и по оплате. А любые новшества от формируемой конструкторской группы только будут приветствоваться. Полная свобода творчества на заданную тему. Главное, чтобы было проще, надежнее, доступнее для производства на местных убогих фабриках и заводах.
Каждый вечер в списке первоочередных дел, отмечал результаты. Пока они меня не радовали. К сожалению, подготовка к предстоящему отражению нашествия «заклятых партнеров» шла, на мой взгляд, через пень колоду. Конкретных и вполне осязаемых результатов еще не было. Надо признаться, что история дама весьма инертная, ленивая, ветреная и тупая до полного безобразия. Не так легко ее столкнуть с прежнего пути даже на один миллиметр. Ну, не мог же я, в самом деле, кричать на каждом углу, что скоро в НАШ Крым вторгнутся агрессоры, будет уничтожен НАШ флот, и, не выдержав этого горя, уйдет из жизни НАШ император. Крым должен быть только НАШИМ, и точка.
Похоже, у меня начали проявляться верноподданнические чувства. Вернее, это оказывала влияние прежняя матрица настоящего Меншикова. В эти времена отношение к государю в обществе было иным, чуть ли не на уровне святости. Это либералы впоследствии его Палкиным прозвали, и навешали на него блохастых собак всех пород и размеров. Ему не простили, что он в двадцать девять лет смог подавить выступление масонов всех мастей, известное нам, как восстание декабристов. Не прояви он волю, страшно было представить, какие бедствия обрушились на Россию. Да и элементарный порядок после правления Благословенного Александра первого надо было наводить. Офицерство после победы над объединенной армией Европы под руководством Бонапарта распустилось до последнего. Александр первый, по большому счету «забил» на силовые структуры основательно. Не удивительно, что заговор зрел на глазах всего общества среди офицеров и высшей знати, зажравшейся и обнаглевшей до предела. Дисциплина упала не только среди чиновников, но в армии. Офицеры на службу забили детородным органом. Вместо постоянной учебы вверенных подразделений, сплошные гулянки, балы, представления цыган и выяснение отношений на многочисленных дуэлях по поводу и без повода. Сплошное бретерство, говоря по современному хайп, или лайк, кому как нравится, для повышения своей значимости в светском обществе. Чуть ли не в домашних халатах на учения выезжали с цыганами и гулящими бабами. Упивались до полного изумления. В порядке вещей было снимать для услады целые бордели. О порядке в армии можно было лишь мечтать. А начнись тогда в стране заварушка, то нашествие Наполеона показалось бы мелким хулиганством. Войска бы сгубили за считанные недели без чести и славы.
Все эти дворцовые, болотные, сахарные, и прочие майданы перетекают из одной эпохи в другую. Масоны, декабристы, народовольцы, демократы, эсэры, кадеты, социалисты, марксисты, анархисты, меньшевики, большевики, коммунары. А еще прочие либералы и клинические оппозиционеры сменяли друг друга век с лишним. Казалось, в семнадцатом году своего добились. Империя уничтожена. Только началось ее восстановление в новом качестве, как опять поставили старую пластинку. Зиновьевцы, бухаринцы, троцкисты, власовцы, диссиденты, демократы, либералы и прочая мразь. Нам отвечают — в стране внутренние проблемы, вот и общественность проявляет недовольство. А разве в других странах мало проблем? В той же Англии или США. Да больше, чем у нас. Но, тем не менее, целенаправленного разрушительного воздействия в течение десятков и сотен лет не видно. Если что- то намечается, то массам тут же бросают обглоданную косточку, при помощи средств массовой информации превращают ее в увесистый окорок, и, все довольны. Так в истории не бывает. Мало иметь условия для революций и бунтов. Нужны еще и деньги. Очень много денег. Если бы СССР не качнул по закрытым каналам в свое время в лидера кубинской революции Фиделя Кастро немалые средства, то никакая бы высадка с яхты небольшой вооруженной группы не смогла бы перевернуть вверх тормашками остров. Верные диктатору части на американские бумажки легко бы затоптали несколько десятков повстанцев. Именно деньги позволяют покупать оружие, нанимать корабли, содержать войска, создавать структуры, оплачивать услуги специалистов. Еще один пример — аргентинский пассионарий Че Гевара. Это был удивительный человек необычайно одаренный и талантливый. С легкостью он мог сделать карьеру хоть в медицине, в науке, в поэзии. Точнее всего товарищ Че уже не мог обходится без адреналиновой накачки. Она удачно легла на его социалистические взгляды. Когда он высадился со своими сподвижниками в Боливии, то социальная обстановка внутри страны для экспорта революции была еще более благоприятной, чем на Кубе. Бедность коренного населения не поддавалась описанию, беспросветная нищета, несправедливость, унижение простых людей превышали все мыслимые и немыслимые пороги.
Американцы, проворонив Кубу, на этот раз не жадничали. Они безвозмездно финансировали все контрреволюционные мероприятия боливийского правительства. Наняли наемников, охотников за головами, подключили ЦРУ, военную разведку, воздушную. Перекрыли наглухо район, где действовали повстанцы, перекупили агентуру. Причем, денег за любую информацию не жалели. Это принесло свои плоды. Хотя многие десятилетия в Боливии идет постоянная гражданская, мафиозная война наркосиндикатов, а социальной революции, как не было, так и нет. Казалось, условия созданы, кадры созрели, идеология справедливости в национальной оригинальной упаковке имеется. А коренного решения вопроса нет. Если перефразировать афоризм вождя, то выведем следующую формулу; любая революция тогда что — нибудь стоит, когда за ней есть золотой запас. Без этого металла все остается на уровне бунта. Бессмысленного и кровавого. Если революция это кровавый переворот, то после должна наступить эпоха строительства. А здесь по подлому закону материального мира опять нужны финансы. А значит, их у кого — то опять надо изъять. Как правило — силой. А это новые кадры для нового переворота. А чтобы его избежать, то тех, у кого отняли средства, необходимо срубить под корень. Оставшихся, как следует запугать.
Да, что и говорить. В Чечне удалось притоптать бандитов, которых кормили саудиты и катарцы, только тогда, когда в Кремле решили перекупить верхушку всех тейпов. Из хилого бюджета обворованной России наскребли немалые деньги и закачали в бандитский анклав. С этого момента начались подвижки к относительно мирному решению проблемы. А вопрос об уничтоженных и изгнанных из республики русских, даже не поднимался на официальном уровне. Будто и не было огромных жертв среди мирных русичей. А их уничтожено намного больше, чем чеченцев. Да, кто их считал? А если и пересчитаны жертвы, то точные цифры сокрыты так, что в ясный день с собаками не найти. Не смотря на закачку финансов, и показную готовность защитить матушку Россию, у большинства простых людей в стране особого доверия к этой южной нации почему — то нет. Как не уговаривай и показывай умильные картинки по зомби ящику.
Не спорю, дух человека, дух нации много значит. Но в трехмерном мире движущей силой, к сожалению, остается мамона. Для людей с заматерилизованным сознанием деньги стоят во главе угла.
Я практически не выходил из своего особняка, фактически забросив свои должностные обязанности. Благо высокие особы могли порой так поступать. Чиновники на местах пусть работают. Им за это жалованье платят. А у меня, то есть, у светлейшего, их было больше, чем до фига, да еще и с горкой. Мало того, что я числился адмиралом, вдобавок был еще морским министром, генерал — губернатором Финляндии — пропади она пропадом со своими чухонцами! Возни много, а прибытку никакого, одна кутерьма. К тому же Александр первый и здесь отчубучил, дал автономию, право ведения документации на финском языке, который только создавался, да еще свой ВУЗ позволил открыть. С такими царями нам и врагов не надобно. За это его бы надо по голове каждый день стучать пожарным топориком. Неужели никому из таких правителей не понятно, что любая игра в либерастию потом, через десятки лет, оборачивается морями пролитой крови. И это все результат, что всю верхушку учили и готовили по лекалам запада. На ложных идеях и матрицах. Сами у себя европейцы эти стандарты и не пытались внедрять. Только для третьих стран, которые надо разрушить изнутри.
Так вот, вдобавок ко всему, мне еще приходилось выполнять поручения императора. Действительно, тут усидчивость, въедливость, работоспособность и исполнительность просто необходимы. Хорошо, что родственники еще не надоедали. Младший брат Владимир, сестра Елизавета, сын Володя. Насколько я смутно помнил из истории, сын дослужился до звания генерал — адъютанта, показал себя неплохо. Воевал, имеет награды, Умер незадолго до начала двадцатого века.
Дочь Александра, особа с решительным характером, наперекор воле светлейшего вышла замуж за однокурсника поэта Лермонтова некого Вадсковского, известного хулигана и повесу. Шалопай и балбес был еще тот. Поразительно, почему хорошие девочки так влюбляются в таких охломонов? Ох, и попортила светлейшему крови его дочка. Зря ее ремнем в свое время не хлестали, зря! Уж не с Вадсковского ли Лермонтов своего Печорина писал? У нее две дочери Лиза и Анна, то есть — внучки. Честно говоря, особого желания видеться не только с детьми, но и с внуками не возникало. Это, разумеется, весьма плохо. В это время родственные отношения ценились. Все эти троюродные и четвероюродные и прочие линии внимательно отслеживались. Всякие кузены и кузины, племянники, свахи, снохи, дяди и тети были обязательным атрибутом в любой уважающей себя православной семье. Пожалуй, немалое чудачество князя мне должно было пойти на пользу. Все свои промахи в общении буду маскировать особенностями своего неординарного характера. А, чо? Вот такой я уж человек!
Все же пора выходить в свет. А то уже начали циркулировать слухи в обществе, что светлейший уже ухи просить начал, так как помирает от старых ран. Уже третий раз добавки требует со сметаной, вот — вот отойдет в мир горний. Рано нам уходить на тот свет. Коммунисты, комсомольцы и монархисты просто так не сдаются. У меня еще французы с британцами не луплены, турки с итальянцами, как их нонче кличут — сардинцами, не мордованы до кровавых соплей. Ой, а, как хочется этим «партнерам» рыла начистить. Ну, просто спасу никакого нет! Конечно, мне было обидно. Если смотреть непредвзято на Крымскую войну, то и разгрома нашего особого нет. По большому счету князь практически не проиграл схватки с врагом в Крыму. Во — первых; он точно вычислил, в каком месте станут высаживаться враги. Во — вторых; в битве при Альме, катастрофического поражения не было. Ведь у союзников в два с лишним раза было больше войск. А главное, русским войскам под конец битвы просто не хватило боеприпасов. Но ведь свою задачу войска выполнили. Задержали врага, и дали возможность достроить с северной стороны укрепления Севастополя. За одно только это светлейшему можно было простить если не все, то четверть глупостей, которые он натворил в этой реальности.
В этот раз я решил прогуляться по столице империи пешком. Егор в легкой пролетке ехал рядом. Кучера Матвея по такому пустяку отрывать не стал. Целыми днями он в мастерской старался выполнить мои заказы с небольшой бригадой мастеровых. В раннего утра там стучали, грохали, строгали. Ежели, ему князей выгуливать, так ничего не успеешь сделать.
Разумеется, Петербург поражал. Вроде бы знакомые, и в то же время незнакомые улицы. На удивление много народу на бульварах. По дорогам катились одна за одной кареты, пролетки, телеги, фургоны. Все это брякало, шумело, коцало. Удивился, когда увидел, что дороги во многих местах были вымощены не булыжниками, а калеными до железной твердости кирпичами. По нашему, по современному — брусчаткой. На центральной улице вообще было вся дорога заложена просмоленными деревянными брусками, одним концом закопанными в землю. Этот настил мне понравился намного больше, чем камень. Стук копыт и шум колес глушились намертво. У домов стояли с совками дворники, бородатые, в одинаковых шапках. Стоило транспортной силе — лошадкам сделать на ходу свое естественное дело, как тут же свежие конские яблоки убирались в ящики на колесах. Надо полагать, что этому ценному органическому удобрению находилось применение.
Никто от подобной вольности копытного сословия не кривился, не фыркал. Ни дети, ни солидные дамы, и, даже девицы. Все воспринималось вполне естественно, как в наше дни дым из выхлопной трубы авто. Кажется, еще в во второй половине, разумеется, этого, теперь уж моего — девятнадцатого века, один английский ученый, запямятовал имя, написал статью, в коей привел свои расчеты по катастрофическому увеличению гужевого транспорта в Лондоне. Согласно выкладкам, если не убирать на улицах британской столицы, то через год толщина конского навоза достигнет одного метра, а через два — окна первых этажей будут завалены органикой полностью. А через пять лет, надо полагать, столица мира и прибежище для российских иуд будет надежно погребена под толстым слоем конского навоза. Я представил себе огромный холм и злорадно улыбнулся. Конский навоз считается самым лучшим органическим удобрением, и за считанные годы на этом великолепном субстрате прорастут деревца и через десять лет молодой лес надежно скроет от человечества один из центров мирового масонства и капитала. Правда, навоз в сегодняшнее время можно отнести к экологически чистому продукту. Любое растение на нем просто мечтает расти. А вот в том, моем прошлом будущем, на отходах производства даже плесень и мхи не приживаются. Хотя много общего просматривается. Героин из Афганистана янки направляют по всему миру. А здесь бритты заполонили все страны гашишем и опиумом. Причем, также в промышленных масштабах. Деньги, отнятые у других народов ценой их гибели, по прежнему не пахнут. И, в будущем вонять не будут.
Сегодня же эта Лондонская клоака мамоны выжигает Китай опиумом. Из оккупированной Индии туда на многочисленных кораблях везут отраву. Гашиш стал настолько дешевым, что даже самый последний китайский бедняк может покупать это зелье. Никого не удивить новостями, что десятилетние дети обоего пола принимают опиум. А про взрослых и говорить нечего. Один русский ученый подсчитал, если уровень потребления опиатов в Китае сохранится на прежнем уровне, то к началу двадцатого века численность населения этой страны сократится в два с лишним раза. А к двадцатым годам вообще Китай деградирует полностью. Впрочем, прогрессивное человечество это совсем не интересовало. Главное получать прибыль. А доходы от продажи гашиша поражали воображение. На один вложенный в это гнусное дело фунт стерлингов, очень быстро возвращалось в двадцать — тридцать раз больше. Многие богатые люди из Европы мечтали войти в долю. Но англичане никого из посторонних на свою делянку не пускали. Конкурентов уничтожали физически. Некоторые ухари из Франции попытались пролезть. Фрахтовали корабли, закупали готовый опиум, который стоил сущие копейки, и пытались отхватить свою нишу. Все заканчивалось весьма печально. На маршруте их брали на абордаж боевые корабли Ее Величества. Команду отправляли на дно, судно конфисковали вместе с грузом, и теперь под другим флагом зелье доставлялось по назначению. Эту часть опиумной агрессии джентльмены старательно замалчивают.
В Индии самые лучшие земли английские плантаторы засевали маком и коноплей в первую очередь. Труд батраков из индийцев практически ничего не стоил. А для переработки сырья и получения наркотиков строили целые фабрики. Многие корпуса стоят до сих пор, правда теперь их перепрофилировали под переработку чая и прочих специй. В Британской империи была хорошо отлажена статистика. Англосаксы умели считать деньги, и скрупулезно в ежегодных статистических справочниках отмечали, сколько они произвели хлопка, сахара, кофе, какао, чая и прочих продуктов в своих колониях. Но, ни разу не были указаны объемы производства отравы для азиатов. Эти цифры скрыты до сих пор, и вряд ли их покажут мировой общественности. Судьба китайцев никого не интересовала. «Просвещенные мореплаватели» их за людей не признавали. Так же как индийцев и других аборигенов. Породистые лошади и щенки охотничьих собак оценивались намного выше, чем жизнь какого — то туземца.
Китайцы были не дураки, и прекрасно понимали, чем грозит для страны тотальная наркотизация. Они пытались бороться, поднимали бунты против «белых варваров», но ружья и пушки доказали, что лук, стрелы и средневековое оружие не способны противостоять. Пуле ведь все равно, кто перед ней. Обычный крестьянин или же монах из Шаолиня. Против сомкнутого строя пехоты никакое индивидуальное мастерство рукопашного боя не устоит. Гладкоствольное кремневое или капсюльное ружье с пятидесяти метров пробивало трех человек, стоящих друг за другом. Тяжелая пуля, хотя и круглая, на такой дистанции наносила страшные раны. Тем более по диаметру она превосходила пулю современного крупнокалиберного пулемета. Китайцы, по своей структуре являются фанатичными националистами, которые к тому же держались своих прежних традиций, обрядов и привычек. Не трогай их, и они бы продолжали жить сами по себе без всякого технического прогресса. Ведь только благодаря помощи Советского Союза и лично товарища Сталина этой стране дали толчок к развитию. Лишь в семидесятых годах международные банкиры начали вкладывать фантастические средства в Китай, превращать его в мировую мастерскую.